11. МНОГОЦВЕТНЫЙ МИР

Ну а теперь давайте отвлечемся от России и взглянем, что же представлял собой остальной мир в начале XVII в. О, он был очень интересным и ярким, этот мир. Ведь ограниченные западноевропейцы, с какой-то стати вообразившие свою цивилизацию единственной и обуянные тупой жаждой всех переучивать, еще не успели нивелировать его по своим образцам, поэтому каждая страна была совершенно не похожа на другую.

Если судить об уровне цивилизации по развитию искусства, литературы, философии, техники, промышленности, сельского хозяйства, то самым культурным государством тогдашней эпохи был, без сомнения, Китай. Вассалами императоров династии Мин являлись Корея, Вьетнам, Тибет, на всю Восточную Азию распространялась китайская литература, наука, философские системы. В стране была очень развита шелкоткацкая, бумажная, фарфоровая, горнодобывающая промышленность, производство хлопчатобумажных тканей, книгопечатание, выплавка металлов. Строились большие корабли, был изобретен водолазный скафандр, морские мины, скорострельные ружья, несколько типов пистолетов.

Поощрялось просвещение. Человек, из какого бы сословия он ни происходил (кроме детей проституток и актеров), после сдачи экзаменов мог достичь высоких чиновничьих постов. Китай славился своими историками, врачами, поэтами, музыкантами, художниками. Уровень агротехники не шел ни в какое сравнение с европейским. Правда, крестьяне, хотя и свободные, были малоземельными, а 90 % вообще не имели земли и арендовали свои участки. Всю страну охватывала разветвленная административная система, для управления и учета налогов хозяйства делились на “десятидворки” и сотни дворов. Плодородие земель обеспечивалось сложнейшими ирригационными системами. Увы, в значительной мере процветание было уже эфемерным. Император превратился в номинальную фигуру, предаваясь лишь развлечениям, а фактически всеми делами заправляли придворные евнухи. Их “корпорация” достигала 100 тыс., бичом страны стали коррупция, протежирование, казнокрадство. Содержание государственного аппарата, строительство дворцов, дорог, плотин поглощали гигантские средства (и значительная часть уплывала “налево”). Росли налоги. А чтобы сэкономить, сотни тысяч людей сгонялись на работы в рамках трудовой повинности. Не в состоянии отрываться на эти повинности, да еще и платить подати, многие продавали жен и детей и бежали куда глаза глядят. Евнухи-инспекторы наводнили рудники, мастерские, рынки, надзирая за соблюдением мелочных правил, а по сути вымогая взятки.

А на севере Ляодунского полуострова вдруг заявили о себе маньчжуры (чжурчжени). Это племя южнотунгусской группы, зависевшее от Китая, насчитывало около 100 тыс. чел. и для 150-миллионной страны, вроде бы, опасности не представляло. Но в конце XVI в. князь Нурхаци приступил к покорению соседних племен, инкорпорируя их в состав подданных и увеличивая свои силы. К 1609 г. число маньчжуров таким образом возросло до 500 тыс., и они прекратили платить дань Минам. Возникло новое воинственное государство.

Японию из междоусобиц “периода воюющих государств” сумели вывести князь Ода Нобунанга и его преемник Хидэеси. Но после его смерти снова вспыхнула война за власть между сыном Хидэеси — Хидэери, и полководцем Токугава Иэясу, женатым на сестре Хидэеси. В решающем сражении при Сэкигахара победил Иэясу. Предводителей боровшихся против него кланов он казнил, многих сослал, конфисковав земли — больше половины поместий поменяли владельцев. В 1603 г. Токугава принял титул сегуна и перенес столицу в Эдо (ныне Токио). Во избежание новых междоусобиц у населения было изъято оружие, а всех дайме (аристократов) сегун собрал ко двору, чтобы были на виду. Каждый их них должен был год жить в Эдо, а на год мог отлучиться в свои владения, оставив в заложниках близкого родственника. Так начался сегунат Токугава (который и просуществовал до буржуазной революции 1867 г.).

На территории Индонезии после распада империи Маджапахит возник ряд мусульманских султанатов — Аче, Бантам, Матарама, Тернате, Тидоре, а на о. Бали — 9 индуистских княжеств. Пару раз местные властители выступали против португальцев, даже изгоняли их. Но продолжалась вражда мусульман с индуистами, да и между собой все султанаты и княжества постоянно дрались, и европейцы быстро восстанавливали утраченные позиции. В Индокитае в результате восстаний Аннам (Вьетнам) разделился на два царства. Тринхов на севере, со столицей в Ханое, и Нгуеней на юге, с центром в Гуэ (объединиться им довелось только в XIX в., под французской оккупацией). А бирманская империя Таунгу достигла максимального размаха, ее владыка Бийиннаун покорил шанов, монов, Сиам (Тайланд). Однако вскоре тайцы взбунтовались, сбросили зависимость от империи, захватили и разграбили ее великолепную столицу г. Пегу.

Индия представляла собой совершенно особый мир, который населяло более 20 народов — бенгальцы, маратхи, тамилы, телугу, каннара, малайяли, ория, кашмирцы, синдцы, раджпутаны. Ни мусульманские, ни европейские традиции еще не наложили заметного отпечатка на ее самобытную культуру. Ислам оставался религией некоторых правителей и их дружин, а большинство 100-миллионного населения придерживалось своих древних верований. Действовало множество грандиозных храмов, развалинами которых сейчас любуются туристы. Огромные потоки паломников стекались в эти святилища, чтобы пройти обряды поклонения Вишну, Шиве, Кришне, а жены с веселыми песнями при ликовании всей родни ложились на погребальные костры мужей, надеясь получить хорошее воплощение в следующей жизни.

Еще приносились человеческие жертвы таинственной богине Дурге, а в разукрашенных эротическими скульптурами храмах Каджурахо жрицы и танцовщицы предлагали посетителям принести другую жертву, воплотив эти изображения в реальность. Да и вообще индийские нравы и даже моды были далеки от тех, которые нынче принято считать традиционными. Весь наряд индусов, как мужчин, так и женщин, составляла одна лишь набедреная повязка. Плюс тюрбан или платок на голове — от солнца. Сари являлось принадлежностью лишь знатных дам, да и то, перебрасываясь через одно плечо, оставляло вторую грудь открытой. А многочисленные наложницы владык прилюдно выступали в торжественных шествиях, прикрытые разве что драгоценностями. Но у каждого народа — свои вкусы и понятия, и нагота в Индии не считалась чем-то неприличным. Зато очень неприличным считалось, например, принимать пищу на глазах посторонних, особенно не принадлежащих к твоей касте.

Вот это соблюдалось строго. Люди делились на “варны” — жрецов-браминов, воинов-кшатриев, крестьян-вайшьев, слуг-шудр. И на множество каст, куда попадали только по рождению. Разные касты не заключали между собой браков, отличались собственными нормами поведения и запретами. Существовали касты ремесленные, торгово-ростовщические, особые касты занимались транспортировками соли, зерна, хлопка — огромные обозы по 15–20 тыс повозок двигались через весь полуостров, и такие “поезда” считались неприкосновенными даже во время войн. Существовали и другие религии. Буддисты, секты джайнов, а в Пенджабе Гуру Нанак создал общину сикхов, и в начале XVII в. пятый Гуру Арджуна составил священную книгу сикхов “Ади Грантх”.

Сельское хозяйство достигло очень высокого развития. Исследователи отмечают, что “по разнообразию культур, широкому применению удобрений, сложному севообороту, наличию обширного клина орошаемых земель земледелие в Индии стояло тогда на более высоком уровне, чем в большинстве европейских стран”. Обработка земли являлась повинностью — предписывалось обязательно засевать все площади, и треть урожая шла государству. Ясное дело, что крестьяне при этом жили не богато. Но ведь по индийским понятиям земное богатство почти ничего не значило. Главное было — прожить честно и достойно в надежде на будущее благоприятное перерождение.

Империя Виджаянагар в XVI в. распалась, образовались самостоятельные государства Биджапур, Ахмеднагар, Бидар, Голконда, Мадура, Танджур, Джиндж, Бендур, Майсур, начавшие войны друг с другом. И войны масштабные. Походы армий по 100–200 тыс. воинов были по здешним меркам заурядным явлением. Использовались настоящие “живые танки” — боевых слонов одевали в стальные доспехи, к бивням крепили острые мечи, а в башенках на спине размещались легкие пушки. Эти войны, охватившие юг Индостана, способствовали усилению империи Моголов, основанной изгнанным из Средней Азии Бабуром. Особых успехов государство достигло при его внуке Акбаре Великом. Он сумел преодолеть внутренние распри, проявлял высокую веротерпимость, чем привлек к себе индусов, джайнов, сикхов. Отменил джизью, исламский налог на “неверных”, разрешил местные праздники, строительство храмов. Даже гарем его, состоявший из представительниц многих наций, пользовался куда большей свободой, чем в других мусульманских странах, а родня жен-индусок заняла видное положение среди знати.

Акбар, будучи сторонником суфийских учений, считал возможным вообще реформировать ислам, приспособив его к традициям Индии — примерно так же, как в Персии возник шиизм. Поэтому шах присвоил себе высшую власть в вопросах веры и начал создавать некую синкретическую религию, объявив себя ее пророком. При нем получила развитие система джагиров — пожалований вельможам земель, иногда огромных областей. А джагириды, соответственно, формировали и выставляли по его требованию войска. Столицей шаха стал г. Агра на р. Джамне. Акбар говорил: “Правитель всегда должен стремиться к завоеваниям, иначе его соседи поднимут против него оружие”. И воевал он постоянно, захватив весь север полуострова Индостан, от устья Инда до устья Ганги. Но 1605 г. он умер, на престол сел его сын Джахангир, отвергший политику религиозной терпимости, и расширение государства сразу затормозилось.

В Закавказье боролись Турция и Иран. Шаха Аббаса в 1605 г. поддержали кахетинцы во главе с царевичем Константином. Они были разгромлены, но отвлекли часть османских сил, и в битве под Суфианом персы разбили армию Минак-паши. Однако Турция постепенно преодолевала свою внутреннюю смуту. Мятежные черногорцы и албанцы обращались за помощью в Венецию, обещая перейти в ее подданство, вели переговоры с потомком византийских Палеологов герцогом де Невэром, но поддержки не добились и были подавлены. Ездил в Италию и лидер ливанских сепаратистов Фахр-эд-Дин. Растратил впустую массу денег, но тоже помощи не получил и принес повинную Порте в обмен на амнистию. Лжесултана Дели Хасана удалось схватить и казнить, переманив часть сторонников. А для окончательного усмирения восстаний в Анатолии выступило войско Мурад-паши. В мятежных селениях не щадили никого, за 3 года было казнено 65 — 100 тыс. После чего армия Мурада повернула на иранцев. Но Аббас снова применил тактику выжженной земли. Турки беспрепятственно дошли до Тебриза, нашли город разрушенным, а впереди и вокруг них лежала разоренная территория, где невозможно было пропитать войска. Мурад-паша вынужден был отступить, и в 1612 г. в Стамбуле был заключен мир, по которому восстанавливались границы 1555 г., делившие Закавказье пополам.

В Африке разрушалась держава Сонгаи. Она в XVI в. достигла пика могущества, покорив Мали, Гану, долину Нигера. Процветали большие города Тимбукту, Дженне, Гао, являвшиеся центрами торговли, мусульманской науки и культуры, возводились дворцы, мечети, школы, где подвизались талантливые астрономы, математики, поэты. Из соседних областей в Сонгаи угоняли мужчин и женщин, обращая в государственных рабов — “дьогорани”, их объединяли в группы и давали участки земли, где они выращивали урожай для армии. Если сдавали недостаточно, серьезно наказывали. Благодаря этому содержалось 30-тысячное постоянное войско. Но богатства Сонгаи соблазнили марокканского султана, в нескольких походах он сокрушил это государство, разорил города, вывезя одного лишь золота 4,5 млн. фунтов. И хотя марокканцев удалось выжить партизанской войной, начались восстания дьогорани, страна хирела и разваливалась.

Но их-за упадка Сонгаи стали возвышаться города-государства хауса к северо-западу от Нигера — Кано, Гобер, Кацин, Даура, Зария, Рано. Это тоже были крупные центры, не уступавшие Тимбукту. Кацин и Дауру называли “царями рынка”, Кано и Рано — “царями индиго”, Гобер — “царем войска”, Зарию — “царем рабов”. Усилилось и государство Борну к востоку от оз. Чад. Султан Идрис Алома вооружил армию огнестрельным оружием, покорял соседей, в зависимость от него попали и города хауса. В южной части современной Нигерии богатело и расширялось королевство Бенин. Посещавшие его европейцы писали о прекрасных зданиях, оживленных рынках. На высочайшем уровне здесь находилась обработка железа и бронзы, а бенинская бронзовая скульптура до сих пор славится у ценителей искусства.

Весьма любопытные формы приняло государство Конго, где цари, как уже отмечалось, добровольно приняли крещение и присягнули португальским королям. Местная верхушка потянулась к европейской культуре. В моду вошли португальские наряды, при дворе был введен португальский этикет, цари стали королями, вожди племен — графами и маркизами. Выглядело это, наверно, потрясающе. Конголезские подданные, сверкая чуть прикрытыми телами, выращивали просо и бананы, плясали под барабаны, а чернокожая знать парилась в пышных камзолах, щеголяла кружевными воротниками, шляпами и шпагами, строила дворцы, церемонно танцевала на королевских балах со своими черными графинями и отправляла детей учиться в Лиссабон. Но за все надо было платить. И португальцы соглашались брать оплату рабами, требующимися для плантаций в Бразилии. В результате короли Конго разозлили покоренные племена, и от них отпала Ангола. Но Лиссабон вдруг поддержал ее борьбу за независимость — за разрешение основать там крепость Сан-Паулу-ди-Луанда. После чего передумал и объявил “мятежную” Анголу владением Португалии. Хотя это осталось только декларацией. Европейцы владели клочками земли на побережье, а во внутренние районы ездили лишь миссионеры. А в империю Розви, лежавшую восточнее, в междуречье Замбези и Лимпопо, и миссионеров не пускали, предпочитая убивать всех “белых”.

В Америке испанцы распространили влияние до Флориды и Калифорнии, где основали г. Сан-Франциско. Но в прериях племена навахо, апачей, команчей, арапахов, чейенов оказали сопротивление. И случилось неожиданное. Европейские лошади, теряя в боях всадников, быстро дичали и плодились. И вскоре уже индейцы, отлавливая мустангов, превратились в отличных наездников. Лишили испанцев преимуществ в быстроте и маневренности и остановили их экспансию на север. Быт индейцев при этом тоже изменился — обретя коней, они сделали главным промыслом охоту за бизонами.

Кстати, и в Европе XVII в. все государства отличались друг от друга, каждое имело собственное “лицо”. Допустим, много общего было между Францией и Испанией. В обеих странах могущество определялось сильной королевской властью, но полного территориального единства не было. Отдельные провинции, в Испании — Арагон, Кастилия, Каталония, Валенсия, Наварра, во Франции — Бургундия, Прованс, Лангедок, Дофине, Бретань, Нормандия имели свои законы, свои традиции, свои органы управления. В разных провинциях различались системы налогооблажения, устанвливались собственные таможенные барьеры, отличались даже языки и диалекты, и жители разных провинций часто не понимали друг друга.

Как во Франции, так и в Испании существовало резкое сословное деление — дворянство, духовенство и “третье сословие”: все, не относящиеся к двум первым. Причем только оно платило подати, а дворянам в обеих странах запрещалось заниматься торговлей и промыслами. Но были и серьезные отличия. Во Франции “третье сословие” было совершенно бесправно. Закон защищал его лишь формально, и нищий дворянин мог запросто унизить или избить богатого торговца — если у того не было знатных покровителей. А короли, постоянно нуждаясь в деньгах на войны, любовниц и развлечения, выжимали из тех же торговцев и предпринимателей все соки. Но высшие судейские и чиновные должности тоже давали своим обладателям дворянские права — “дворянство мантии”, в отличие от “дворянства шпаги”. И французские монархи из-за той же нужды в деньгах широко развернули продажу должностей. Любых, от низших клерков до советников парламента (только следует помнить — во Франции Парижский и 6 провинциальных парламентов были не законодательными, а высшими судебными органами). Желающий получить должность, платил “вперед”, а потом государство “с процентами” возвращало ему взнос в виде жалования. Теоретически. Поскольку жалование платили крайне неаккуратно. Но ведь и сама должность давала возможности обогащения. И “коррупции” в нашем понимании во Франции не существовало — взятки были нормальным явлением.

По этим причинам французская промышленность оставалась в зачаточном состоянии, а купцы и владельцы мастерских, поднакопив денег, предпочитали вкладывать их в покупку должностей. Внутренний рынок парализовывался многочисленными таможнями и пошлинами, внешний ориентировался только на предметы роскоши. А паразитарный чиновничий и судейский аппарат раздулся неимоверно. Но нужда правительства в деньгах не иссякала, и оно шло на ухищрения. Разделяло одну должность на две — что обесценивало ее. Или повышало “оклады” — должность становилась дороже, и требовалось доплачивать. Или выкупало у владельцев и уничтожало должности — создавая взамен новые, более дорогостоящие. В результате шла постоянная борьба правительства и бюрократической массы, сопротивляющейся таким нововведениям. Ну а простонародью, чтобы содержать и короля, и дворянство, и судейских, оставалось потуже затягивать пояса — налоги во Франции были самыми высокими в Западной Европе. И пределом мечтаний “черни” было накопить денег и купить низшую должность хотя бы одному ребенку.

В Испании еще во время объединения страны Изабелла Кастильская подавила дворянскую анархию, сделав опору на милицию городов. Законы исполнялись не формально, а реально, горожане и сельские жители были куда более защищены, чем у французов, и дворянских хулиганств в помине не было — допустивший их серьезно рисковал свободой, а то и жизнью. Не знала Испания и такого всеохватывающего культа роскоши, и такой сексуальной распущенности, как во Франции — в обществе господствовала строгая религиозная мораль, и хотя, конечно, грешили, люди есть люди, но по крайней мере не напоказ, не в столь беспрецедентных формах и масштабах.

Так, же, как во Франции, важное место занимали судейские — “летрадо”. Чиновники с юридическим и теологическим образованием освобождались от налогов и составляли очень мощную и влиятельную прослойку. Однако и до уродливой повальной торговли должностями Мадрид не дошел. И налоги были куда умереннее, чем в “веселой” Франции. Словом, жизнь в Испании оказывалась намного более уютной и благоустроенной. Но ее беда была в другом. Страна разбросала воинов-дворян по колониям, поэтому ее армия в значительной мере состояла уже из наемников. И на их оплату уходили богатства, выкачиваемые из Нового Света. А в экономике и финансовой системе место нидерландцев заняли итальянские банкиры, опутавшие королей долгами и высасывавшие из Испании прибыль.

Совершенно непохожей на испанцев и французов была Англии. Почти вся аристократия тут погибла в междоусобицах Алой и Белой Розы. И образовалось “новое дворянство” — джентри. Разбогатевшие купцы и финансисты покупали землю и в соответствии с размерами владений получали титулы. Как и все нувориши, они были жутко тщеславными, всячески старались подчеркнуть свое положение — мужчины цепляли на себя рюши, кружева, перья, использовали дорогую косметику. Новое дворянство было не воинственным, смеялось над обычаями дуэлей, зато вводило в своих хозяйствах более доходные методы земледелия и скотоводства, не гнушалось торговли и ростовщичества.

И сословия тут сформировались иные: “джентльмены” — остатки знати и джентри; бюргеры — состоятельные горожане; йомены — зажиточные крестьяне; и чернь — мелкие арендаторы, поденщики, батраки. Как поучал тогдашний мыслитель У. Гаррисон, “они не имеют ни голоса, ни власти в государстве, ими управляют, и не им управлять другими”. Но границы между сословиями были прозрачными, при изменении материального положения люди переходили из одного в другое. Армии как таковой в Англии вообще не было, король имел только личную гвардию в 200 чел. Вторжения извне должно было отражать ополчение — каждый экономически самостоятельный мужчина имел оружие и входил в структуры самообороны. А для войн за рубежом привлекались наемники — часто для этого просто устраивали облавы на бродяг, грузили их на корабли и отправляли воевать.

Местная администрация была выборной. Главную роль в управлении графств занимали мировые судьи — они могли единолично выносить приговоры вплоть до смертных, на них лежал сбор налогов, организация ополчений, охрана правопорядка. Но жалования от казны они не получали, и руководящие должности были доступны лишь очень богатым гражданам. Исторически, в ходе склок и переговоров королей с вечно бунтовавшей знатью (когда она еще существовала), и попыток монархов опереться на города, возник двухпалатный парламент, ведавший утверждением законов и финансовыми вопросами. При Тюдорах такая “демократия” абсолютизму не противоречила — любой, высказавший мнение, отличное от королевского, был обречен. Лишь Елизавета предоставила парламенту делать, что вздумается, и он превратился в политически самостоятельный орган.

И ее правление возвысило как раз джентри и купцов. Они обеспечивали себе благоприятные законы, а королева подыгрывала. Специалисты-эмигранты из протестантский стран, дешевая рабочая сила после “огораживаний” и приток капиталов от пиратства стимулировали появление промышленных мануфактур. Развивалась внешняя торговля. Соседи-французы были хитрыми дипломатами, но никудышними коммерсантами. И за участие в союзе против Габсбургов англичане упросили их составить протекцию в Стамбуле, чтобы султан дал Лондону такие же привилегии, как Парижу. После чего британцы быстро обошли “союзников”, и в дополнение к Московской возникла Восточная торговая компания. А потом Левантийская, Африканская, Марокканская. А для проникновения в Восточную Азию в 1600 г. была создана Ост-Индская компания, которой Елизавета дала на 15 лет огромные привилегии: право приобретать земли, право собственного суда, абсолютную монополию — попытка торговать с Востоком помимо компании влекла конфискацию кораблей и грузов. А всем подданным королевы запрещалось вмешиваться в дела компании. Сыграв на ненависти индонезийцев к португальцам, англичане заключила договоры с султанами Аче и Бантама, основав там фактории.

Шотландия резко отличалась от Англии. Там взяли верх кальвинисты и, согласно своему учению, организовали совет пресвитеров, взявший под полный контроль юного короля Якова, сына Марии Стюарт, и диктовавший ему политические решения. Еще одну непохожую на других модель представляла собой германская империя. Точнее, официально она называлась Священной Римской империей Германской нации. Как уже отмечалось, она состояла из 350 образований: княжеств, архиепископств, вольных городов и т. п. 7 имперских властителей носили звание курфюрстов или князей-электоров — архиепископы Трирский, Майнцский, Кельнский, пфальцграф Рейнский, герцог Саксонский, маркграф Бранденбургский и король Чешский. Именно они избирали императоров, хотя практически трон стал наследственным достоянием Габсбургов. Тем более что Габсбурги были и королями Чехии.

Отношения внутри империи были совершенно запутанными. Допустим, король Дании являлся суверенным монархом, но одновременно был герцогом Голштинии и в этом качестве считался подданным императора. То же самое относилось к властителям Лотарингии, Испании, Польши. А сами Габсбурги, не в качестве императоров, а в качестве “юридического лица”, владели клочками земли в том или ином княжестве, и в этих землях считались подданными соответствующих князей. Никаких общеимперских органов управления, финансов, суда не существовало. Имелся лишь Имперский Сейм, без которого император не мог принять ни одного общегерманского закона. Но он являлся чисто “теоретическим” органом и никогда не мог прийти не только к соглашению, но даже и к рассмотрению какого-то вопроса. Потому что депутаты не могли договориться о старшинстве и ожесточенно спорили из-за этого.

А следовательно, и Габсбурги не имели возможности провести хоть один закон, общий для империи. Германские князья, в том числе и католические, составляли вечную оппозицию императору, рассматривая каждую попытку централизации, как наступление на собственные “вольности”. И в своей политике Габсбургам приходилось опираться не на силы вассалов, а только на ресурсы своих личных владений. Им принадлежали Австрия, часть земель в Швабии, Шварцвальде, Эльзасе, Западная Венгрия и населенные славянами Силезия, Каринтия, Крайна, Горица, Моравия, Чехия. А ежели собственных сил не хватало, оставалось просить о помощи родственников, испанских Габсбургов.

Объединяющим началом для обеих ветвей Габсбургов и Рима оставалась политика Контрреформации. Впрочем, тут надо уточнить, что кампания Контрреформации дала плоды весьма относительные. Она служила лишь пропагандистским знаменем для сплочения против “еретиков”, для деятельности иезуитов и инквизиции. Что же касается широко разрекламированного лечения внутренних болезней церкви и католического общества, то результаты оставляли желать лучшего. Разве что открытого беспредела, как при папах Борджиа и Медичи, теперь избегали. Французская церковь вообще не приняла ту часть решений Тридентского собора, где говорилось об исправлении нравов — понимая, что иначе она отпугнет от католицизма всю знать. По-прежнему католические короли раздавали в награду или продавали доходные аббатства, епископства, приходы. К примеру, богатый парижский адвокат Арно купил должности своим дочерям — Жаклина в возрасте 7,5 лет стала “матерью Анжеликой”, аббатиссой крупного монастыря Пор-Роял, а Жанна (“мать Агнесса”) в 5,5 лет возглавила аббатство Сен-Сир.

В Риме творилось то же самое. Ведь папа по своему статусу мог для любого делать исключения из любых правил. В том числе и из решений Тридентского собора. И появлялись каноники, кардиналы, нунции, епископы, никогда не служившие в церкви. Они вели вполне светскую жизнь, окружали себя артистами, литераторами, поэтами. В XVII в., чтобы сделать карьеру в Риме, требовалось иметь иезуитское образование, принадлежать к какому-нибудь ордену (предпочтительно иезуитскому), обязательно играть в карты — в том числе и в папском дворце, и иметь могущественного покровителя — “падрони”. Верхушку римского клира продолжали удерживать семейства банкиров — после Медичи к лидерству выдвинулись дома Сакетти и Барберини. И сами папы вели себя в большей степени не как духовные, а как светские властители. Скажем, Климент VIII захватил и присоединил к владениям Феррару. В состав папского государства входило 15 крупных кардинальских поместий-управлений, что-то вроде губернаторств — их получали родственники и приближенные пап. В Риме возводились все новые дворцы и храмы. А могущество первосвященников в значительной мере исчислялось в денежном эквиваленте — подсчитано, что доходы “святого престола” в 1605 г. составляли 52 тонны серебра. Но и другие страны с духовным авторитетом пап считались все меньше. Когда Павел V в 1606 г. поссорился с Венецией и наложил на нее интердикт, венецианцы на это просто начхали.

Все это происходило на фоне глубокого упадка Италии. Из здешних государств политическую самостоятельность сохранили лишь Рим, Венецианская олигархическая республика, герцогство Савойское и великое герцогство Тосканское. Остальные вошли в состав Испании или пристраивались в фарватер к более сильным державам. Экономика влачила жалкое существование, рынки наводнил экспорт, из торговли с Ближним Востоком итальянцев окончательно вытеснили англичане. Народ нищал, множились банды бродяг и разбойников. Но Италия оставалась финансовым центром Европы — так, за полвека состояния генуэзских банкиров выросли вчетверо при полном отсутствии былой генуэзской торговли. Оставалась Италия и “культурным” центром. Ее художники, архитекторы, скульпторы разъезжались по разным странам в поисках работы. А дворы итальянских вельмож служили законодателями моды, заражая другие государства, в первую очередь Францию, вкусами и нравами “эпохи Возрождения”.

Ну а мелкие итальянские князья, как и их немецкие собратья, зачастую выбирали промысел “кондотьерри”. В ту эпоху в Западной Европе только Швеция начала создавать регулярные войска, а остальные государства вели войны дворянскими ополчениями и контингентами наемников. И кондотьеры за плату формировали и продавали заказчикам наемные армии, имея долю в их снабжении и трофеях. Солдаты таких армий представляли разноплеменный сброд, не знали даже знамени государства, за которое сражаются, а только знамя своего полка, поскольку завтра могли очутиться в другом лагере. И вели себя жесточайше, оставляя за собой разоренную пустыню, руины городов и селений с грудами трупов. Купив подобные полки, их старались поскорее выпихнуть на территорию противника — родины они не имели и грабили любую местность, где находились. Именно такие наемники в составе польской и шведской армий разгуливали и по России…