|
||||
|
Глава 2 Бои за Калугу Пять дней, пять ночей
Когда в Ставку начали поступать тревожные вести из-под Вязьмы и Рославля, там, наконец, хоть и с запозданием, но все же всерьез начали задаваться вопросом: а что же в действительности происходит на западе в непосредственной близости от Москвы? Ставка все эти дни с тревогой следила за стремительным продвижением танковых клиньев Клейста и Гудериана на южном участке фронта в районе Киева. Там явно назревала крупная катастрофа. Катастрофы под Вязьмой, еще более крупной и опасной, никто пока и предположить не мог. Сообщения из штаба командующего Западным фронтом генерала И. С. Конева были тревожными. Конев просил разрешение на отход. Никакого отхода, держаться, держаться и держаться — такие телеграммы шли ему из Москвы. Наконец из сражающихся войск пришли вести, в правдивости которых усомнились — слишком невероятными они казались. Подняли в небо разведывательную авиацию: да, бронетанковые колонны немцев уже в Юхнове и движутся по Варшавскому шоссе в сторону Медыни. Еще одна колонна повернула на Калугу. Параллельные дороги тоже забиты наступающими немецкими войсками. Двести километров от Москвы, которые сокращаются с каждой минутой, с каждым оборотом танковой гусеницы, с каждым шагом немецкого солдата, который уже поглядывает на подмосковные поля и рощи взглядом хозяина… Ставка кинулась искать резервы, чтобы ими заполнить Можайскую линию обороны, пусть недостроенную, но все-таки укрепленную полосу, тянувшуюся дугой с севера на юг от Московского моря до слияния рек Угры и Оки у Калуги. 230 километров. Противотанковые рвы. Траншеи. Кое-где железобетонные доты, почти уже достроенные. Можайская линия обороны делилась на четыре укрепрайона: Волоколамский, Можайский, Малоярославецкий и Калужский. Готовность сооружений была низкой, ниже 50 процентов. Хуже всего дела обстояли на Калужском УРе. Здесь к строительству инженерных сооружений только-только приступили. Возможно, именно поэтому Калуга пала раньше других городов, находящихся на линии МЛО. Бои здесь, в окрестностях Калуги и в самом городе, длились пять суток. Оборону держали две стрелковые дивизии, сводные батальоны и отряды истребителей. Пять дней и ночей перед Калугой топтался целый армейский корпус 4-й полевой армии. И поэтому история обороны Калуги заслуживает, чтобы о ней здесь было рассказано подробнее. До сих пор калужане, обойденные исторической воинской славой жителей таких городов, как Сталинград, Орел, Тула или Смоленск, с пренебрежением либо разочарованием, словом, неохотно говорят о событиях 1941 года в своем городе. Мол, боев здесь почти не было, немцы-де быстро оставили город, боясь окружения. Встретили же их здесь и вообще с хлебом-солью, а для офицеров устроили публичный дом… Вот вся здешняя расхожая историография этого периода. Другие существуют только в архивных документах и в краеведческих сборниках. И то и другое доступно лишь узким специалистам. По поводу хлеба-соли и увеселительного заведения для германских господ офицеров скажу лишь, что в Калуге такая легенда действительно до сих пор живет: мол, немцы вошли в город колонной, и их встретили у Смоленской церкви на дороге, ведущей на северо-запад через Оку, с хлебом-солью, а затем, когда установился «новый порядок», некая особа, «бывшая совслужащая из городского аптекоуправления» (в местной прессе называлась даже фамилия предприимчивой дамы), организовала публичный дом… За это-де не любили Калугу и калужан и Сталин, и Жуков. Маршал Г. К. Жуков, славный земляк калужан, даже не приехал на 600-летие Калуги (1971 год), когда ему решением горисполкома присвоили звание почетный гражданин города Калуги. Диплом и регалии, которые прилагаются к этому званию, были вручены в 2010 году дочери маршала победы Эре Георгиевне Жуковой в городе Жукове (районный центр Калужской области) в день 50-летия музея маршала Г. К. Жукова. Эра Георгиевна подержала регалии в своих руках меньше минуты и тут же, не сходя со сцены, передала их в фонды музея… Конечно, причиной неприезда маршала Г. К. Жукова в Калугу в 1971 году могло быть что угодно, и калужские хлеб-соль для оккупантов, возможно, вовсе и не были причиной холодного отношения маршала к калужанам. Но факт остается фактом. Не стану наверно утверждать, были ли хлеб-соль вообще. Отрицать тоже. Сторонники улучшения местной истории помалкивают. Их оппоненты пока не могут привести убедительных свидетельств. Но как встретили 12-й армейский корпус дивизии 49-й армии, немного расскажу, оперируя теми фактами и документами, которые общеизвестны, а также теми, которые удалось раздобыть в ходе работы над этой книгой. 5 октября в Калугу прибыл командующий войсками Московского военного округа генерал-лейтенант П. А. Артемьев. Осмотрел оборонительный рубеж. Назначил коменданта Калужского укрепрайона майора П. С. Гавилевского руководителем обороны города. В это время в Калуге дислоцировался 8-й запасной автобронетанковый полк. Он тут же был поднят по тревоге и поставлен под ружье. Из резерва Западного фронта прислали противотанковый артдивизион. Из разрозненных частей и групп спешно сформировали сводный батальон и роту броневиков. Батальоном численностью 1350 бойцов командовал капитан П. А. Окунев. Батальон тут же переправился на правый берег Оки и начал окапываться фронтом на запад. Вооружение его составляли винтовки и несколько пулеметов. Пулеметы в основном старые, учебные, снятые с макетов танков. Оборона проходила вдоль Оки от села Корекозева до села Гремячева. Задачей батальона капитана Окунева было перекрыть Козельский и Тульский большаки. Одновременно в устье реки Угры окапывались бойцы калужского истребительного батальона и рота бронеавтомобилей с задачей прикрыть город со стороны железной дороги Москва — Киев и дорог на Юхнов, Мосальск и Мещовск. Батальоны защитников Калуги с тревогой и ужасом прислушивались к нарастающему гулу канонады, которая надвигалась с запада, хорошо понимая, что остановить немецкие колонны на своем рубеже без тяжелого вооружения они не смогут. Утром 6 октября в окопах вздохнули с облегчением и надеждой. В Калугу прибыл командующий 49-й армией генерал-лейтенант И. Г. Захаркин со своим штабом и службами управления. Одновременно к городу подходили дивизии, приказом Ставки включенные в состав армии. Первый бой с передовыми частями немцев вспыхнул 9 октября на Угре в районе деревни Плетеневка. В бой вступил первый батальон 586-го стрелкового полка 5-й гвардейской стрелковой дивизии. Целью противника был железнодорожный и автогужевой мост через реку Угру. Мост стоял целеньким. По нему продолжали идти отступающие части, колонны беженцев, выходили из окружения одиночки и группы бойцов разбитых частей. Мост гвардейцы отстояли. Но немцы переправились через Угру выше по течению и повели наступление во фланг. Мост им нужен был для того, чтобы пустить по нему колонны XIII и XII армейских корпусов, которые встретились здесь, на линии разграничения своими основными силами. 630-й гвардейский стрелковый полк контратаковал переправившиеся подразделения противника, заставил их вначале отступить к реке, а потом сбросил в Угру. Таким образом, первые атаки были отбиты. Немцы оставили на берегу много убитых и вынуждены были отойти. Успех ободрил защитников Калуги. Противник почувствовал, что просто так, без боя, Калуга не падет. Колонны остановились. Началась перегруппировка. Вперед были выдвинуты ударные части для прорыва неожиданно возникшей перед ними обороны, которой, по данным разведки, быть здесь не должно. 10 октября к городу подошла еще одна колонна немцев. На этот раз со стороны Товаркова. Там, под Товарковом, оборонялась правофланговая 194-я сд. Больше суток длился бой. Удержать противника на этом участке не удалось. Здесь необходимо небольшое отступление для того, чтобы пояснить читателю, что собой к тому времени представляла 194-я стрелковая дивизия. По существу, это была уже не дивизия. В предыдущей главе говорилось о странной переброске частей 49-й армии на южный участок советско-германского фронта. Так вот путь 194-й сд, которой предписывалось следовать дальше всех, до Харькова, оказался самым коротким. Прорыв 2-й танковой группы Гудериана и катастрофа под Брянском застали эшелоны на перегоне Сухиничи — Козельск — Белые Берега. Дивизия оказалась разъединенной на три отдельные группы, которые в первые дни боев после выгрузки вынуждены были действовать изолированно каждая на своем направлении, при этом имея свою, локальную задачу, лишь косвенно связанную с общей. Первая: 405-й стрелковый полк, батальон из 470-го стрелкового полка, два дивизиона 299-го артполка, противотанковый и зенитный дивизионы во главе с командиром дивизии полковником М. А. Сиязовым выгрузились на станциях Белые Берега и Карачев. Там же они вступили в бой и начали отход в сторону Белева, а затем далее к Туле. Кстати, в городе-герое Туле на площади Победы, где высечены на гранитных плитах номера частей и соединений, оборонявших город оружейников, значится в числе прочих и 194-я сд. Хотя другая ее часть, пополненная до положенного штата, будет драться возле Кременок на серпуховском направлении. Таким образом, две дивизии, имея один учетный номер, будут действовать в период Битвы за Москву на участке Западного фронта. Вторая: один стрелковый батальон из 470-го сп, батальон связи, тыловые подразделения 405-го сп выгрузились на станции Хотень, вступили в бой и отошли к Белеву, где 18 октября соединились с основной группой полковника Сиязова. Третья — со знаменем дивизии, 616-й стрелкового полка, батальон из 470-го стрелкового полка, саперный батальон, артдивизион, а также дивизионные тылы — отошла к Товаркову и заняла там оборону. Затем выходила в район Серпухова. Именно эта группа вскоре стала основой 194-й стрелковой дивизии нового состава. На ее основе в кратчайшие сроки сформируют под Серпуховом новую боевую единицу. Дивизия встанет на рубеже у Кременок и так же, как и ее соседи, не сдвинется со своего рубежа назад ни на шаг. А 10 октября у Товаркова четыре батальона дивизии сражались с двумя пехотными полками противника, атаку которых поддерживали танки и артиллерия. Когда всматриваешься в историческую суть боев 1941 года на московском направлении, замечаешь следующую картину: порой бежали армии, дрогнув, расступались перед врагом фронты, но одновременно героически, до последнего патрона, сражались дивизии, полки, отдельные батальоны. Говоря о боях осени 1941 года, стоит привести один весьма красноречивый документ, который дает понять всю тяжесть положения, создавшегося в тот период на центральном направлении, на оси Варшавского шоссе как основной коммуникации, ведущей к Москве.
В качестве комментариев вышеприведенного документа необходимо сказать, что в тот период, к которому относится создание его, генерал армии Г. К. Жуков исполнял обязанности командующего войсками Резервного фронта. Немцы, овладев Юхновом и наладив понтонный мост через Угру, своими передовыми частями действительно попытались выдвинуться по Варшавскому шоссе в сторону Мятлева и Медыни. Но здесь они встретили сводный батальон авиадесантников и курсантов диверсионной школы под командованием капитана И. Г. Старчака, а также передовой отряд курсантов подольских училищ под командованием старшего лейтенанта Л. А. Мамчича. Их поддержал батальон танков Т-34 17-й танковой бригады, дислоцировавшейся в лесах северо-восточнее Мятлева. 53-я стрелковая дивизия полковника Н. П. Краснорецкого занимала Малоярославецкий сектор Можайской линии обороны рядом с курсантским полком. Через неделю полковника Краснорецкого и комиссара дивизии бригадного комиссара С. И. Яковлева по приговору военного трибунала расстреляют (?). История их расстрела темная. Но об этом мы поговорим немного позже. Как видно из донесения Жукова, на калужском направлении действовала довольно сильная группировка противника, представлявшая в тот период огромнейшую опасность для Москвы. Третий день боев за Калугу, 11 октября, был самым тяжелым. Немцы бросили в бой более трех пехотных полков и много танков и бронетехники. Позиции наших войск перепахивались артиллерийскими снарядами и минами. Особенно упорные бои шли в районе деревень Мстихино, Красный Поселок и станции Сергиев Скит. К исходу дня противник преодолел сопротивление наших войск и прорвался к Анненкам. В этот же день начались бои непосредственно за Калугу. Перед солдатами генерала Фельбера стояли бойцы 5-й гвардейской стрелковой дивизии полковника Павла Васильевича Миронова. Дивизия дралась храбро. Боевой опыт получила в августовских боях под Ельней. Там же дивизии вручили гвардейское знамя и присвоили новый порядковый номер уже по реестру гвардейских частей. Рядом с гвардейцами так же стойко сражались калужские ополченцы. При явном неравенстве сил защитники города были обречены на поражение. Захвату Калуги немцы придавали больше значение. Размаху и стремительному движению двух танковых клиньев охвата на начальном этапе наступления на Москву (после Вязьмы) мешали несколько крупных городов, в которых они ожидали встретить упорное сопротивление. На севере Калинин и Ржев, а на юге Калуга и Тула. Калинин и Калугу они взяли сравнительно легко. Ржев стал местом долгих и кровопролитных боев. Тула не сдалась, выстояла и своим упорством помогла выстоять Москве. Итак, в Калугу вошли немецкие войска. В одной из немецких газет немного позже появилась статья, в которой автор излагал свои калужские впечатления: «Ряды холмов, пересекающие глубокие впадины, на юге мощным барьером окружающие важный промышленный центр и транспортный узел Калуга, уже спрятали осеннюю пестроту своих полей и лесов под первым дуновением зимы, когда в нижней излучине Оки появились прорвавшиеся с юга немецкие танки. Наблюдение выявило, что противник, который до сих пор отступал от нас почти без борьбы и отвел свои войска в направлении Калуги, занял оборонительные позиции на другом берегу реки. Теперь следовало ожидать на последнем участке местности шириной 12 километров упорного сопротивления, которое противник уже оказал наступающим с севера и северо-запада частям. Прежде чем приготовиться к удару по городу Калуге с населением 90 тысяч человек, нужно было очистить всю местность внутри излучины Оки. Вечером, под защитой темноты, один из батальонов передового полка переправился на временном пароме через Оку, создал плацдарм и позволил другим подразделениям полка в течение ночи переправиться на другой берег. На следующий день полк перешел в наступление и в напряженном бою оттеснил противника, который крепко держался за этот участок — северный отрезок Оки. К полудню излучина была очищена, батальон находился прямо перед своей целью — Калугой. Одновременно двигавшиеся с севера и северо-запада подразделения, прорвавшись через вражеские позиции, вышли к черте города. Прямо перед нами раскинулся город с множеством башенок и разноцветными крышами. С передовых позиций можно было рассмотреть людей на улицах, а в хороший бинокль даже прочитать расклеенные на стенах плакаты и вывески над витринами магазинов. Была также видна статуя Сталина и довольно грубое скульптурное изображение Карла Маркса, закрывавшее вход в большой дом. Между „видеть“ и „обладать“ лежала только широкая река, все мосты через которую отступающие русские за собой взорвали или сожгли. Кроме того, сильный огонь из гаубиц, гранатометов и тяжелых пехотных орудий заставлял вести приготовления к переправе с большой осторожностью. Эта задача — переправа через реку — была тем более сложной, поскольку инженерные части со своими инструментами не успевали за быстро наступающей пехотой. Кроме того, им пришлось на южной переправе через Оку вместо временного парома соорудить нормальный мост. Поэтому пришлось искать другую возможность переправить наступающие батальоны через водную преграду. И она была найдена»[3]. На той же странице, на которой Вернер Хаупт цитирует газетную статью немецкого военного журналиста, он уточняет: Калугу атаковал XIII армейский корпус генерала пехоты Фельбера. 17-я и 134-я пехотные дивизии этого корпуса «преодолели водную преграду — Оку — и почти одновременно с трех сторон подошли к хорошо укрепленной Калуге» и штурмом овладели городом. Гриша Теренин родился и вырос в Калуге. Дом его родителей стоял на Воробьевке, на старинной улице, сбегающей от торговой площади, от Гостиных рядов к самой реке, к понтонному мосту и полоскалкам. О том, что началась война, Гриша и его друзья узнали первыми. Они в то утро гуляли у Оки, встречали рассвет. Каким прекрасным казалось им тогда то июньское утро, и с какой радостью они ждали наступления первого дня в своей новой жизни — они уже не школьники! Гриша Теренин мечтал стать военным летчиком. Для этого ходил в аэроклуб, изучал авиадело, учился правильно укладывать парашют. Школу он окончил с отличием. 22 июня для него было первым днем, когда начнут сбываться его мечты. Так думал он. Но все изменилось в одно мгновение. Отец Гриши Теренина, рабочий одного из военных заводов, уехал на Урал вместе с эвакуированным заводом и своим станком. Мама уехала к бабушке в Мосальский район, чтобы помочь выкопать картошку. Там, под Мосальском, была мамина родина. Немцы наступали так стремительно, что мама не успела вернуться в Калугу. Гриша ее не дождался. И когда начали записывать добровольцев в истребительный батальон, он первым пришел в горком комсомола, положил на стол свой комсомольский билет и заявление с просьбой зачислить в батальон рядовым бойцом. И вот он лежал в ячейке у дороги на Козельск с винтовкой, выданной полчаса назад пожилым капитаном, который, как казалось Грише Теренину, и был тем самым главным командиром, уверенным и опытным, способным защитить не только его родную Калугу, но и всю страну от любого врага. Бой оказался очень коротким и совершенно не похожим на то, что думал Гриша Теренин о войне. На дороге впереди, метрах в ста, показалась колонна мотоциклистов, грузовиков с солдатами. Гриша Теренин прицелился в головного мотоциклиста и, как только капитан крикнул: «Огонь!», плавно нажал на спуск. Спуск у винтовки оказался тугим, и прицел сбился, так что в цель свою Гриша Теренин не попал. Мотоцикл рванул вперед и вправо, перемахнул через дорожный кювет, стараясь укрыться за деревьями. Гриша Теренин перезарядил винтовку и снова прицелился. Цель была та же. На этот раз он точно знал, что попал. А в следующую минуту их окопы накрыло серией разрывов. Немцы открыли минометный огонь. Одна из мин ударилась совсем рядом. Взрыва Гриша Теренин не слышал. Он открыл глаза и попытался встать. Но у него ничего не вышло. В голове скрежетало и звенело, земля кружилась, прогибалась с чудовищным грохотом, как старое железо. Гришу снова опрокинуло на землю, на старое железо и, казалось, потащило куда-то, но потом он понял, что это он сам пытается ползти к своему окопу, на бруствере которого лежит, дымясь распахнутым затвором, его винтовка. Но подползти к винтовке ему не дали. Он сел. И, сидя, видел, как его винтовка и еще несколько, полетели под гусеницы танка. Вокруг стояли солдаты в незнакомой форме. Они громко разговаривали, жестикулировали, указывали на него и на тела его товарищей, разбросанных взрывами мин и растерзанных осколками на дороге и в кювете. Один из солдат, жестикулировавший отчаяннее других, выхватил из ножен плоский штык-нож, с легким щелчком примкнул его к винтовке и подошел к сидевшему. Но солдата остановил офицер. Офицеров было двое. Один из них сделал нетерпеливый знак солдату. Тот сразу замер, вытянулся с винтовкой у ноги. В глазах его была неутоленная ярость: теперь он всего лишь наблюдатель, добыча ускользнула из-под его штыка. Офицер вытащил из кобуры парабеллум. Другой, шедший следом, постарше, пытался остановить его. — Норберт, — сказал он с едва заметным швабским акцентом, — не стоит. Это всего лишь мальчишка. Он даже не солдат. Пусть идет домой. Гауптман Норберт Хорнунг, один из командиров батальона 260-й пехотной дивизии, вскинул пистолет и выстрелил дважды. Одна пуля ударила в середину груди, другая сорвала кожу со щеки. Русский конечно же заслуживал смерти, кем бы он ни был. Он только что стрелял в солдат гауптмана Хорнунга. Батальон не знал потерь от самой Вязьмы. И вот теперь снова — убитые и раненые. Прежде чем упасть на затоптанную дорогу, русский посмотрел на Норберта Хорнунга, и немец был поражен: парень был похож на его младшего брата, который этим летом только-только окончил школу. У русского были такие же голубые глаза и темно-русые волосы. Нет, он не напоминал монгола, о чем говорили им перед походом в Россию. Внешне русский ничуть не отличался от арийца. Через несколько минут, оттащив тела убитых русских с дороги и свалив в кювет, колонна пошла дальше. Вечером сюда придут женщины в поисках своих мужей и братьев. Среди убитых один окажется живым. Его перевяжут и унесут в ближайшую деревню. Спустя два с половиной месяца Гриша Теренин окажется в военном госпитале в Калуге. Его родной город к тому времени будет уже освобожден. И еще через полмесяца он уйдет на фронт и окажется под Юхновом, где будет стоять тот самый батальон, к тому времени отброшенный от Серпухова и Высокиничей на сотни километров на восток… Примечания:2 ЦАМО. Ф. 219. Оп. 679. Д. 30. Л. 226. 3 Хаупт В. Битва за Москву. М.: Центрполиграф, 2010. С. 105, 106. |
|
|||
|
Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке |
||||
|
|
||||
