Абу Бакр ас-Сиддик, заняв ответственный пост, сначала даже не изменил свои привычки и уклад жизни: он так же продолжал пасти своих овец и торговать одеждами на базаре. Впрочем, весьма быстро Абу Бакр понял, что совмещать бизнес и решение насущных вопросов общины невозможно, и сосредоточился целиком на занятиях халифа.

Первый человек не из семьи Мухаммеда, принявший ислам, Абу Бакр всегда был образцом веры: как уже было сказано, свой капитал в 40 000 дирхемов он направил на помощь бедным и на нужды мусульманской общины. Впрочем, не стоит считать его нищим аскетом, каким Абу Бакра иногда преподносят востоковеды. Перестав заниматься торговлей, он попросил у общины компенсацию, и ему было выделено на содержание две тысячи дирхемов в год. Абу Бакр решил, что это недостаточно покрывает его потери, и ему было добавлено еще пятьсот. Квалифицированный ремесленник в те времена зарабатывал около 250 – 300 дирхемов в год, так что у халифа был вполне достойный оклад. Не стоит забывать и про пятую часть, получаемую с военных трофеев, хотя есть сведения, что эти деньги Абу Бакр без остатка раздавал общине.

Первое, что сделал Абу Бакр ас-Сиддик на своем посту, это постарался собрать воедино все откровения, посланные Пророку. Так как аяты (высказывания, стихи) Корана Аллах посылал на протяжении всей жизни Пророка, то Священная Книга была собрана в одно целое уже после смерти Мухаммеда. Впервые этим занялся Абу Бакр, который призвал лучших знатоков Корана, и те по его указу собирали все переписанные и заученные наизусть тексты в единую Священную Книгу – Коран (аяты, собранные в единое целое, еще называют «Мусхаф»). Первое издание Корана хранилось у Абу Бакра. (Есть и другая версия, что окончательный вариант Корана был составлен значительно позже, по приказу третьего праведного халифа Османа (Усмана) ибн Аффана.)

Второе, что пришлось сделать Абу Бакру на посту халифа, применяя свой дипломатический талант, – это сгладить трения между мухаджирами и ансарами. В результате он остановился (так как не имел, естественно, авторитета, подобного тому, что был у Мухаммеда) на консультативном стиле правления. Стоит сказать, что ему весьма быстро удалось преодолеть внутреннее расслоение в общине. Впрочем, он пришел к власти в крайне нелегкое время, опасное не только внутренними распрями.

После смерти Мухаммеда многие язычники решили, что позиция Медины сейчас ослаблена, и стали отказываться платить налоги. Это время получило название «войн ридда», то есть борьбы с вероотступниками. Почти вся Аравия, кроме Мекки, Медины и Таифа, узнав о смерти Пророка, отпала от ислама; лишь при мощной военной и финансовой поддержке верующих мединцев и мекканцев Абу Бакр сумел вернуть разъединенную Аравию назад к исламу.

По всей Аравии появилось множество Пророков или, учитывая то, что от большинства этих людей остались их имена, а от некоторых даже обрывки учений, будет вернее сказать – лжепророков. Эти люди, подражая Мухаммеду, стали создавать свои общины, перетягивать в них мусульман и активно пытаться обращать в свою веру язычников. Племена, открестившиеся от последователей Мухаммеда, потерпели сокрушительное поражение в битве при Аль-Акабе; также были разгромлены и последователи одного из влиятельнейших, пожалуй, лжепророков – Мосейлимы [Халид разбил многотысячную армию последователей лжеПророка Мосейлимы в так называемой «ограде смерти» при Акрабе (633)]. Контроль над Аравией был восстановлен, и Абу Бакр стал раздумывать о воплощении планов Мухаммеда, мечтавшего о походе на север.

Время для похода была выбрано верное: война с персами ослабила Византию и сильно истощила ее материальные ресурсы. Пограничные византийские крепости находились в очень плохом состоянии, а приграничные арабские племена, которые традиционно получали какие-то деньги из имперской казны, сидели на полуголодном пайке и не собирались биться с мусульманами даром. Мысли о войне были не слишком восторженно встречены арабскими старейшинами, но зато получили горячую поддержку Омара и Али. Заметим, что поддержка Али была в то время весьма важна. В мусульманской среде уже возникло течение шиизма, приверженцы которого считают, что преемственность Пророка должна переходить по мужской линии. Али еще в детстве был назван Мухаммедом самым главным после себя. Это течение появилось еще при жизни Пророка, а после его смерти все большее количество мусульман признавали только решения Али, и ничьи больше.

В итоге было решено, что, как решит заместитель Пророка, так и будет, последнее слово останется за ним. Но когда вопрос был вынесен на общее обсуждение, то противников похода оказалось неожиданно много. Дискуссия почти превратилась в межличностную склоку, но Абу Бакра внезапно поддержал Халид ибн Саид, сказав, что подчинится любым решениям халифа. Абу Бакр назначил Халида командующим (амиром) и велел дать ему знамя, символ власти. Вернее, это было еще не знамя, а отрез белой ткани, который привязывался на древко копья.

Халид вместе со своими людьми разбил лагерь в Джурфе и стал собирать добровольцев для похода. Только Омар был не согласен с выбором полководца, он считал, что этот человек не подходит на роль командующего, и не уставал твердить Абу Бакру, что Халид слишком высокомерен для работы с людьми. В итоге Халида сместили, а его место заняли трое воинов: Йазид ибн Абу Суфийан, Шурахбила ибн Хасан и Абу Убайда ибн аль-Джарраха. Сложно сказать, почему во главе войска были поставлены именно эти люди. Шурахбила совсем недавно потерпел разгром от Мусайлимы, Абу Убайда принимал участие в походах Мухаммеда, но лично руководил только тремя набегами, которые прошли мирно, а о полководческих талантах Йазида и вовсе нет никаких данных.

Вскоре численность войска достигла девяти тысяч человек, и Абу Талиб дал приказ отправляться в поход. Первым отправился Йазид, через три дня Шурахбила, а Абу Убайда еще некоторое время дожидался добровольцев из Йемена. После отхода основной армии прибытие добровольцев из разных племен продолжалось, и Абу Талиб, формируя отряды, посылал их вслед основному войску. В итоге общая численность мусульманской армии достигла пятнадцати тысяч воинов, примерно по пять тысяч у каждого амира.

Отряд Йазида встретил византийские войска в Гамрат аль-Арабе и, разгромив их, пошел к Газзе. Там, у селения Дасин, на мусульманскую армию вышел подошедший из Кесареи трехтысячный отряд под командованием патриция Сергия. Византийцы были снова разгромлены, потеряв около трехсот человек убитыми, в том числе и самого Сергия. После этого мусульмане разграбили всю округу и убили, по византийским данным, около четырех тысяч человек.

Газзу Йазиду взять уже не удалось, и он вернулся на арабские территории. Абу Убайда заключил мирный договор с жителями Мааба, но перед Зиза встретил объединенные силы арабов-христиан Заиорданья. Подробности боя и последующих событий досконально не известны, но мусульмане потерпели поражение и через пару месяцев объявились в Южной Сирии.

Абу Бакр, видя бедственное положение своих войск, выслал в Сирию уже зарекомендовавшего себя хорошим воином Халида ибн аль-Валида, с приказом принять командование. Тот находился в Хире и воспринял это назначение с огорчением, подозревая в нем интриги Омара. Но, отобрав 850 лучших воинов, он совершил за пять дней марш-бросок через Сирийскую пустыню. Это был поступок великого полководца: пятидневный участок пути между Куракиром и Сувой не имел источников воды, поэтому в качестве запасов продовольствия были взяты верблюды; на каждом суточном привале пятую часть стада резали, водой из их желудков (как гласит легенда) поили лошадей, а мясо шло в пищу воинам. Однако даже источник в Суве оказался засыпан, и войско чуть не погибло, но общими усилиями колодец удалось раскопать. Сегодня сложно сказать, где именно в Сирийской пустыне был этот участок, потому разнятся и версии историков, как именно шел Халид. Скорее всего, в итоге, он вышел к Сохне и, подписав мирный договор с ее жителями, прошел через Арак и завоевал Тадмур, а затем через Мардж ар-Рахит направился к Басре, где находились основные войска.

Прибытие Халида и объединение мусульманских войск под одним началом сразу же дало результаты: войска, которые не позволяли осадить Басру, были разгромлены, город сдался и обещал платить мусульманам по динару с взрослого мужчины и зерновой налог, зависящий от количества обработанной земли. Соседние города, испугавшись падения мощной Басры, сразу же подписали на таких же условиях договора о мире с Халидом.

Затем Халид вместе Абу Убайдой, оставив Шурахбилу под Басрой, дошли до Дамаска и осадили его.

Император Византии Ираклий на начало мусульманского похода находился в Эдессе и не придал агрессии большого значения. Но падение Басры и осада Дамаска заставили его осознать серьезность положения, и под руководством его брата Феодора в Эдессе начинает формироваться большая армия. Отправилась она, впрочем, не к Дамаску, а стала обходить мусульман с юга, пытаясь отрезать их от Аравии. Узнав об этом, Халид уже через двадцать дней снял осаду Дамаска и двинулся на Джабийу, пытаясь объединиться с остальными войсками. Дамасцы начали преследовать войско и даже напали на его обоз, но были разгромлены.

Халид обогнул с юга Мертвое море и 30 июля 634 года, у Аджнадайна, в 10 километрах севернее Бейт Джибрина столкнулся с византийской армией. Против двадцати тысяч мусульман встали сорок тысяч византийцев (по некоторым данным, их численность доходила до пятидесяти тысяч). Последняя цифра, возможно, несколько преувеличена мусульманскими историками, но данные византийских историков на этот счет крайне расплывчаты. Тем не менее, судя по некоторым источникам, византийцы по количеству воинов значительно превосходили мусульман.

Халид распределил армию так: в центре стояла, под командованием Абу Убайды, пехота, по две группы охраняли фланги, кавалерия была выведена в отдельное подразделение. Был и засадный отряд, который, впрочем, не понадобился. После обстрела византийцами мусульмане понесли значительные потери и тут же были атакованы с флангов, сначала с правого, потом с левого, но сумели выстоять. После этого была предпринята контратака, завершившаяся успехом: почти сразу же был убит командующий византийским войском, имперцы обратились в паническое бегство. Халид выслал для их преследования конницу, и, рассеяв и так бегущее войско, мусульмане перебили множество воинов.

Император Ираклий в противоборстве с Сасанидом Хосровом (эмблема на кресте, Лувр)

Византийцы потеряли в бою около 1700 человек, и еще около 1300 было убито при преследовании. В плен попало около 800 византийцев, которых тут же казнили. Мусульмане потеряли 475 человек.

Эта победа не только принесла материальную выгоду, но и серьезно укрепила дух войска: мусульмане убедились, что могут меньшим числом обращать в бегство армию легендарной империи, против которой так боялись выступать многие в Медине.

Сумев хорошо перевооружить свою армию с помощью трофеев, Халид вернулся к Дамаску и снова взял его в осаду. Произошло это примерно в двадцатых числах августа.

Новости в те годы приходили медленно, и Халид не знал, что 22 августа халиф Абу Бакр скончался. Это не было внезапной смертью: 8 августа Абу Бакр совершил омовение, и его просквозило. С каждым днем его состояние становилось все хуже, и он, понимая, к чему идет, успел отдать последние распоряжения.

На свое место он назначил Омара (или Умара, в иной транскрипции) ибн аль-Хаттаба, который был его ближайшим советником и еще со времен болезни Мухаммеда руководил общей молитвой. Один из приближенных Абу Бакра засомневался в правильности выбора преемника, говоря, что Омар весьма грубо обращается с людьми. На что Абу Бакар мудро ответил: «Просто ему кажется, что я слишком мягок, а когда все ляжет на него, то он оставит эти привычки». Власть опять осталась у мухаджиров, но возражать было некому: все видные и влиятельные ансары находились в действующей армии. Абу Бакру было 63 года, точно так же как и Мухаммеду, и мусульмане усмотрели в этом особый знак Аллаха, говорящий о величии и праведности первого халифа. Похоронили Абу Бакра скромно, без всяких почестей, закопав рядом с Мухаммедом. Его жены и еще другие родственницы попытались устроить оплакивание по старой традиции, но Омар быстро это пресек, выполнив старый наказ Мухаммеда о запрещении языческого оплакивания.

Наутро Омар ибн аль-Хаттаб принял в мечети присягу и сказал «тронную речь». Доподлинно ее текст неизвестен, но из фраз, которые приписывались Омару, стоит процитировать одну: «Воистину, арабы похожи на верблюда с проколотым носом, который следует за своим поводырем, а его поводырь не видит, куда вести, а уж я, клянусь Господом Каабы, выведу их на истинную дорогу». Говорил он это или нет – неизвестно, но сама по себе легенда, приписывающая второму, фактически, патриарху ислама такие слова, весьма характерна.

Омар, как мы помним, был одним из самых искренних и преданных сторонников Мухаммеда и новой веры. Именно он не верил в то, что Пророк мог умереть, и все ждал его воскресения. О его истовой религиозности можно рассказать многое. Мухаммед, в частности, негативно относясь к поэтам (еще бы – сколько против него было написано эпиграмм!), любил слушать духовные стихи. Но как только поблизости показывался Омар, Пророк просил поэта замолчать, кивая головой на своего помощника: «Не поймет!»

Омар, думается, и в самом деле был грозен: на голову выше остальных мусульман, весьма широкий в плечах, с лысой головой, окруженной седым венчиком волос и красивой рыжей, выкрашенной хной бородой. Он был моложе Абу Бакра, и ему лишь недавно минуло пятьдесят.

Несмотря на то, что мусульманская армия выиграла уже множество сражений, опыта взятия хорошо укрепленных городов у нее не было. Обычно, осаждая город, мусульмане блокировали все пути к нему и в итоге брали защитников крепости измором. В Дамаске, видимо, были хорошие запасы продовольствия, и город не сдавался. Бои с переменным успехом продолжались несколько месяцев, пока не стало известно, что в районе Байсана и Фихля появилась большая византийская армия.

Мусульмане выступили ей навстречу по дороге на Иордан. Часть войска около Тивериадского озера отделилась и осадила Тивериаду, заодно прикрывая основные силы с севера. В январе 635 года армии сталкиваются под Байсаном, и после победы мусульман начинается противостояние под Фихлем. Долгое время армии лишь обмениваются небольшими конными атаками, но в генеральном сражении византийцы были побеждены и сумели оторваться от мусульман, лишь уйдя в болотистую местность, где мусульманская конница завязла и с большим трудом смогла оттуда выбраться. Потери византийцев во время этой эпопеи явно преувеличены, но, тем не менее, они были колоссальными.

Фихль подписал с исламистами мирный договор, обязуясь платить дань. Сдались и Тивериада, и небольшие окрестные города. Мусульманская армия вновь возвращается под Дамаск, но в пути сталкивается с новым византийским войском, состоящим из остатков армии, разбитой под Фихлем, подкрепления, присланного из Химса, и гарнизона Дамаска. Еще одна тяжелая битва завершилась победой мусульман, правда, достоверных сведений о ней очень мало как в византийских, так и в мусульманских источниках. Они противоречат друг другу во всем, включая потери сторон. Точно известно одно: в этом сражении погиб Халид ибн Саид, человек, начавший когда-то собирать в Медине эту армию и воевавший в ней под началом Абу Убайды.

Новая осада Дамаска, начавшаяся в марте, идет по трем направлениям: у западных и восточных ворот города ею руководят Абу Убайда и Халид ибн аль-Валид, у северных – Шурахбила и Амра ибн аль-Аса, а на южных границах отражает врага Йазид ибн Абу Суфийан. Дамасцы за это время успели пополнить запас продовольствия и боевого снаряжения и потому стойко держат осаду. На пытающихся подойти к стенам города мусульман сыплется град стрел и камней. Мусульмане, в поисках продовольствия, громят соседние области, одновременно расширяя сферу своего влияния и подписывая с некоторыми городами мирные договоры.

За время осады византийская армия неоднократно пыталась деблокировать Дамаск, но терпела одно поражение за другим. В итоге, поняв, что новый урожай так и не собран, а припасов с каждым днем остается все меньше и меньше, руководители Дамаска в августе 635 года соглашаются на переговоры.

По результатам переговоров 3 сентября стороны подписывают мирный договор, по которому Дамаск обязан выплатить контрибуцию в размере 100 000 динаров и джизью с каждого взрослого мужчины, по разным данным, в 1, 2 или 4 динара плюс джериб пшеницы.

Победители отнеслись к побежденному городу очень милостиво: Дамаску были предоставлены обширные права. Арабский историк Аль-Балазури, автор «Книги завоевания стран», приводит отрывок из этого договора:

«Во имя Аллаха, милостивого, милосердного.

Это то, что даровал Халид ибн аль-Валид жителям Дамаска, когда вступил в него. Даровал неприкосновенность им самим, их имуществу, их церквам; их городская стена не будет разрушена, и ни в одном из домов не будут селиться. Им в этом покровительство (зимма) Аллаха и покровительство его посланника, да благословит его Аллах и да приветствует и халифов, и верующих. Не окажут им ничего, кроме добра, если они платят джизью».

Не совсем, правда, ясно, как происходила сдача самого города. Несколько арабских источников, противореча в некоторых существенных деталях, указывают на то, что когда с одной стороны были открыты городские ворота для входа победителей, то с другой стороны один из командующих амиров, не зная о сдаче города, ворвался в него штурмом.

Падение Дамаска открыло мусульманам путь в районы к югу от него, а также показало и им, и всему остальному миру, что эта армия способна взять и хорошо укрепленный город.

Вскоре Амр ибн аль-Ас и Йазид ибн Абу Суфийан вернулись с войсками в Палестину, а Халид ибн аль-Валид и Абу Убайда, оставив в Дамаске пятьсот воинов, через долину Бекаа отправились в северную Сирию, к городу Баальбек. Весьма быстро город был взят, и мусульмане продолжили поход, направляясь к городу Химс. Дважды в пути, один раз у Джусии, второй уже непосредственно под Химсом, их атаковала византийская армия. В первый раз арабы легко отбились от уже сломленных духом и потрепанных в боях имперцев, второй раз хитростью увели их подальше от города, куда вслед за своей армией устремились и жители Химсы, желающие поучаствовать в дележе добычи. Но вместо дележа византийцы попали в окружение и были почти полностью истреблены. В ходе этой небольшой операции погибло около 1600 византийцев, потери мусульман были почти в семь раз меньше (235 погибших).

Жители Химса, также из-за своей жадности понесшие потери, тем не менее, хотели держать осаду, надеясь, что мусульмане не выдержат непривычной для них холодной погоды, но город был уже сломлен и на восемнадцатый день сдался. Вскоре сдались Эпифания (Хама), Ларисса (Шайзар) и еще несколько городов.

Император Ираклий снова объявил сбор армии, который на этот раз возглавили сакелларий (казначей) Феодор и армянский военачальник Ваган. Отряд Вагана формировался в Эдессе, а Феодора – в Антиохии. По наиболее достоверным оценкам, весьма быстро ее численность достигла 40 – 50 тысяч воинов.

Численность мусульманской армии составляла не более пятнадцати тысяч, и значительная часть ее была рассеяна по просторам Сирии, штурмуя и обкладывая данью маленькие города, пытаясь добывать себе пропитание.

Абу Убайда от Химса решил отступить к Дамаску, приказав возвратить жителям Химса собранную с них дань, поскольку мусульмане не в состоянии были сейчас обеспечить безопасность города. Мусульманская армия собрала уже довольно много дани и имела возможность расстаться с некоторой ее частью.

Византийские полководцы, уже столкнувшиеся с мусульманами, решили судьбу не искушать, а двигаться медленно, как можно реже вступая в активные боевые действия, а в основном «пугая» противника многочисленностью войска. Эта тактика вполне себя оправдала, и к маю войска Убайды подошли к Дамаску, став лагерем на Бараде. Абу Убайда опасался держать осаду в городе с недружественным населением и решил отступить еще дальше, к Джабии. Халид был против этого решения: «Когда ты будешь в Джабии, у тебя станет больше [людей], чем их есть у тебя здесь, в этом месте?!» Но решение об отступлении уже было принято. Сдача Дамаска византийскую армию вполне устроила, и они не помчались вдогонку за войсками мусульман, решив использовать ту же тактику медленного продвижения и постепенно вытеснить их с покоренных территорий. С одной стороны, это позволяло сберечь жизни и боевой дух солдат Византии, но с другой – это решение дало мусульманам значительный временной зазор, чтобы подготовить свои войска к контрудару.

После того как Халид с лучшими воинами ушел в Сирию, аль-Мусанна провел еще несколько операций, но, поняв, что преимущество не на его стороне, отправился в Медину за подмогой. Дело было в том, что хотя Халид и увел всего 850 человек, армия состояла в основном из кочевников-добровольцев, мечтающих о наживе. И если побед с богатыми трофеями долго не было, эти люди начинали возвращаться к своим племенам.

Халид достиг Медины за день до смерти Абу Бакра, так что решать такую насущную проблему, как сбор нового ополчения, пришлось уже Омару. Он объявил сбор добровольцев, но, видимо, кто хотел воевать, уже воевал, и первый воин явился только на четвертый день. Его же во время формирования войска Омар, несмотря на противостояние элиты, и назначил полководцем, сказав, что командовать должен тот, кто решился первым, а не тот, кто раздумывал, сидя дома. Это был доселе неизвестный Абу Убайд ибн Масууд из племени сакиф.

Аль-Мусанна, не став ждать формирования отряда, возвратился в Хиру, проскакав тысячу километров за десять дней. Положение здесь было весьма печальное.

После периода дворцовых переворотов и в Персии, наконец, стабилизировалось положение и фактическая власть перешла к Рустаму из Хорсана (покровителю десятилетнего царя Иездигерда), который стал главнокомандующим. Через некоторое время, подтвердив свою власть над большей частью Ирана, Рустам, поддерживаемый крупными землевладельцами, решил все-таки заняться аравийским пограничьем и разослал людей, которые сообщили в захваченных арабами районах день общего выступления против оккупантов.

Из Аль-Медайна выступили две воинские колонны, которыми руководили Джабан (его войско двинулось на Аль-Хиру) и Наср (его воины заняли Каскар), подбирая на своем пути примыкавшие к ним отряды добровольцев. Джабан не стал дожидаться объявления организованного выступления и начал действия сам.

Аль-Мусанна, трезво оценивая свои силы, уже через пару недель после возвращения оставил Хиру и, отступив к Хаффану, разбил лагерь. Расчеты оказались верны: Джабан побоялся преследовать мусульман по их землям и встал лагерем около крепости ан-Намарик.

Вскоре с войском подошел Абу Убайда, и через несколько дней был нанесен удар по лагерю Джабана. Его войско было разгромлено, а сам он оказался в плену. Но весьма быстро выкупился, и при этом весьма за скромную сумму: пленивший его мусульманин и не подозревал, что за птица попала в его силки. Оставшиеся в живых после устроенной мусульманами бойни поспешили присоединиться к Насру, вокруг которого уже собирались повстанцы из округов Барусма, Заваби и Джубар. Они ожидали армии Джалинуса, но Абу Убайда опередил врага и, переправившись через Евфрат, нанес мощный внезапный удар. Потерпев поражение, Наср бежал, оставив лагерь со всем имуществом и большими запасами зерна, которое тут же было роздано местным крестьянам. Кроме зерна и военных трофеев войску досталось и изысканное лакомство – редкий сорт фиников, поставлявшийся к царскому двору. Часть из них роздали солдатам, а часть плодов с пятой долей добычи Абу Убайда отправил Омару, сопроводив этот дар письмом: «Вот фрукты, которыми Господь кормит нас, ими питались только персидские цари; ты можешь посмотреть на них своими собственными глазами, попробовать их своими собственными устами и возблагодарить Господа за Его великодушие, даровавшего нам королевскую пищу».

Когда Рустаму сообщили о поражении, он собрал еще две большие армии – под руководством Джалинуса и другого прославленного воина, Бахмана.

Армию Джалинуса Абу Убайд встретил у Бакусиаса в округе Барусма (между Хирой и Вавилоном) и обратил в бегство. Навстречу мусульманам отправилась двенадцатитысячная армия во главе с Бахманом Джазавайхом (Джадуйе), которому Рустам, фактический правитель страны при несовершеннолетнем царе Йездигерде III, даже вручил национальную реликвию Ирана – «знамя Кавиев», сделанное из шкур пантер. Войско Бахмана было усилено мощью боевых слонов.

Персы подошли к наплавному мосту через Евфрат под Хирой и, осознавая свое преимущество, благородно, согласно тогдашнему кодексу воинской чести, предложили Абу Убайду выбрать место для сражения. Он, уверенный в своей победе, стал переправляться. Ему даже дали время для построения армии в боевой порядок, после чего 26 ноября началась битва. Ошибкой Абу Убайды стала переправа – из-за нее он не мог маневрировать и, будучи прижат к реке, после долгой битвы стал терять в инициативе. Много потерь у мусульман было от персидских слонов (их дико боялись арабские скакуны, которые, вставая на дыбы, сбрасывали всадников), и полководец лично, уже в отчаянии, прорвался к самому крупному, белому, слону и отрубил ему хобот. Слон упал, но при падении всей своей массой придавил Абу Убайду. Увидев гибель полководца, арабы запаниковали и, не слушая окриков полководцев, бросились к мосту. Один из воинов, желая перекрыть собратьям путь к отступлению и воодушевить их на смертельную битву, перерубил канат, и корабли, из которых был сделан мост, разошлись. Но такой поступок, вместо того чтобы подбодрить войско и заставить его биться до победного конца, вызвал среди воинов панику, и даже арабские историки расходятся в том, когда погибло больше арабов – на переправе, пытаясь перебраться вплавь, или в бою, пав под мечами персов.

Войско спасло от окончательного разгрома то, что аль-Мусанн с небольшой горсткой храбрецов сумел сдержать наступление, пока мост не был восстановлен. Погибло и потонуло, по разным оценкам, от 1800 до 4000 человек. Количество раненых не поддавалось счету, и около двух тысяч воинов, не желая больше в этом участвовать, отправились в Медину. Аль-Мусанн, принявший на себя командование, с оставшимся войском ушел в родные места, но персы его и не преследовали: сначала они хотели отдохнуть после битвы, в которой тоже понесли значительные потери, а потом вынуждены были вернуться в Иран (до них дошли вести о восстании в Аль-Медайне).

Омар, чувствуя общее настроение, не стал принимать никаких карательных мер, а наоборот, начал утешать дезертиров: «Поистине я защитник каждого верующего, лицом к лицу встретившегося с врагом, даже если его постигла неудача». Новое войско для войны в Иране собрать пока не удавалось, хотя для Сирии, где победы шли одна за другой, добровольцы всегда находились.

Примерно в это же время Омар издал указ об изгнании иудеев и христиан из Аравии. Он считал их «пятой колонной» и хотел на своей территории иметь мусульманскую умму, без всяких иноверцев. На оккупированных же территориях отношение к веротерпимости не изменилось, и иудеи с христианами спокойно могли признаваться в своей вере, а в некоторых городах храмы даже использовались по очереди для проведения христианских и мусульманских богослужений. Собственно, насильственное обращение в ислам не было выгодно Медине: мусульмане не платили налогов.

Через некоторое время Омар сумел договориться с Джариром ибн Абдаллахом, вождем племени баджила, которые хотя и приняли ислам незадолго до смерти Пророка, но не отреклись от него и даже помогали мединцам во время ридды, и тот отправился в Ирак с войсками аль-Мусанна. Новое появление арабов весьма удивило персов, которые уже были уверены, что проблема с кочевниками решена. Двенадцатитысячная армия под командованием Михрана, подкрепленная тремя боевыми слонами, снова встретилась с мусульманами на берегу Евфрата. Но, наученные горьким опытом, переправляться мусульмане не стали и приняли персов на своем берегу.

Дав персам переправиться и выстроиться в боевой порядок, мусульмане нанесли первый удар, но вскоре персы обратили в бегство центральную часть мусульманского войска. Аль-Мусанн, стоя среди бегущих, размахивал мечом и кричал: «Остановитесь! Я – аль-Мусанн!» Как ни удивительно, воины остановились, пошли в контратаку и вскоре сумели распустить вражеский мост, отрезав персам путь к отступлению. Впоследствии аль-Мусанн сожалел о том, что отдал такой приказ, потому что персы, не сумев переправиться, повернули на противника, и началась жестокая битва, в которой погибло множество солдат, кости которых долгие годы белели на этих полях.

Впрочем, последним ударом стала гибель Михрана, и персы побежали. Но оставшиеся в живых полководцы сумели организовать армию и превратить бегство и упорядоченное отступление. На следующий день мусульмане, отдохнув, начали преследование, и в пятидесяти километрах от Евфрата персы были окончательно разгромлены.

Между тем в Сирии Халид Ибн Валид осаждает Алеппо и Антиохию. На юге Абу Убайда основывает арабские города на территориях, которые сегодня известны как Иордания, Ливан и Палестина. Персы все больше начинают волноваться по поводу действий арабов. Собственно, есть почему – Вавилонское царство уже большей своей частью находится под арабским контролем.

Принимается попытка выбить арабов с территории, но войска под управлением Сада ибн Аби Ваккаса наносят персам поражения сначала в трехдневной битве при Аль-Кадисийе, а потом и при Улалуле. Сад, вдохновленный победами, идет на персидскую столицу Ктесифон, и десятилетний король Йездигерд III оставляет ее. Фактически это стало знаком полной власти мусульман над Ираном.

Омар отдает приказ заложить на берегах Евфрата исламские военные города. Сейчас мы знаем эти поселения как города Куфа и Басра.

В этом же году происходит битва при Ярмуке, притоке Иордана, где византийцы снова терпят поражение. Влияние империи в Палестине к этому времени ограничивается морскими портами, например, Кессарией, но и здесь не все гладко: мусульмане блокируют сухопутные пути, и порты во многом теряют свое значение.

Омар вводит исламский календарь, в котором начало летосчисления, как уже сказано выше, относится к 622 году, и 637 год становится пятнадцатым годом хиджры.

В следующем, 638 году (по христианскому летоисчислению) мусульманская армия под командованием Абу Убайды захватывает Иерусалим. Именно отсюда, согласно мусульманской вере, Мухаммед в 620 году совершил «ночное путешествие» к Аллаху. Халиф Омар выезжает в Иерусалим и торжественно молится на Храмовой горе, или, по-арабски, Аль-Харам аль-Шариф. Некогда это было культовое место иудеев, но в 670 году иудейский храм, стоявший здесь, был разрушен.

Эта поездка Омара в Иерусалим осталась во множестве мусульманских легенд, основная суть которых в небывалом аскетизме халифа, совершавшего хадж в истлевшей от пота единственной рубашке. С одной стороны, в это не очень верится, но по некоторым данным можно предположить, что Омар, ощущая себя в роскошном по тем временам Иерусалиме провинциалом, занял оборонительную позицию и попытался шокировать «столичных» жителей своим аскетизмом. Корил он и многих мусульман, которые слишком быстро восприняли привычки «барственного Иерусалима».

Увидев на встречавших его соратниках шелковые и парчовые одежды, золотые украшения и украшенную драгоценными металлами сбрую коней, Омар спустился с верблюда, и, подняв с дороги камень, бросил его в соратников:

– Быстро же вы забыли свои взгляды! Встречать меня в такой одежде! Ишь, отъелись за два года. Быстро же вас совратило чревоугодие...

Испуганные соратники смогли оправдаться только тем, что находятся, помимо прочего, в полном боевом снаряжении и, значит, не забыли своего долга. Йазид ибн Абу Суфийан же сказал Омару:

– ...Жизнь у нас легкая, а цены у нас низкие, оставь мусульман жить, как хотят. Да и тебе хорошо бы надеть эти белые одежды и поехать на таком же скакуне – это возвеличило бы тебя в глазах чужаков...

Местные военачальники стали наперебой приглашать Омара к себе в гости, стараясь принять его как можно роскошнее, что не добавляло халифу радости. Но, обнаружив в доме Абу Убайды лишь войлочную подстилку, Омар был очень обрадован такой верой. Впрочем, радость его была преждевременной. Билал, бывший раб, человек смелый, подошел к халифу и сказал без обиняков:

– Предводители войск едят только птичье мясо и белейший хлеб, а у простых воинов нет ничего...

Это стало последней каплей, и Омар начал наводить порядок в войсках. Были введены диваны, то есть списки воинов, которым положены жалованье и пайки, гарантирующие прожиточный минимум, в которые входили хлеб и оливковое масло.

В заключенном Омаром договоре с жителями Илии (Иерусалима) обещалась неприкосновенность для них самих, и то, что «в их церквах не будут селиться и не будут они разрушены, не будут умалены они, ни их ограды, ни их кресты, ни их достояние, и не будут притеснять их за их веру и не нанесут вреда никому из них...» Был и один интересный пункт: «и не будет жить с ними в Илии ни один еврей». Евреи были выселены из города еще Ираклием за пособничество персам, и, видимо, горожане не слишком желали их возвращения, так что о преследовании здесь разговора нет.

После заключения договора Иерусалимский патриарх Софроний вместе с комендантом города показали Омару местные святыни. После лицезрения христианских храмов Омара привели на развалины ветхозаветного храма, и он лично стал расчищать от мусора и обломков небольшой участок, говоря, что здесь необходимо построить мечеть. Совершив здесь молитву, Омар убыл в Медину.

Иездигерд III, продолжая отступление, попросил помощи у китайского императора, но тот оставил его просьбу без внимания.

Еще через год, в 639-м, мусульмане на севере вошли в Армению, а на юге завоевали Александрию. Встал вопрос о том, что делать с Александрийской библиотекой, и Омар произносит легендарную фразу, что ее необходимо уничтожить, так как книги, согласные с Кораном, излишни, а противоречащие ему – не имеют права на существование.

Копты, и раньше сотрудничавшие с мусульманами, активно помогают им в завоевании Египта. Дело в том, что хотя копты и христиане, но монофизитского толка, и они были недовольны политикой Византийской империи, которая пыталась им навязать «греческую» веру.

Но следующий год, 640-й, получает в исламских летописях название «Пепельный год». Территории Ирака и Сирии, а особенно Палестины охватила эпидемия чумы. Мусульманские войска с севера Сирии на зиму, когда военные действия затихали, перемещались в Южную Сирию и Палестину. Поэтому удар был весьма сильным. В этом году армия зимовала в районе Амваса, местечке между Луддом и Иерусалимом, и чума, поразившая исламистов, получила название «амвасской».

Жертвы были таковы, что бесхозное имущество, оставшееся после умерших от болезни мусульман, лежало горами, и Омар даже выехал в Иерусалим, чтобы на месте попытаться уменьшить хотя бы материальные потери. Но уже по дороге его встретили амиры и уговорили вернуться, чтобы не подцепить заразу.

Абу Убайда, поняв, что эпидемия разгулялась не на шутку, попытался вывести армию из Амваса, но в итоге заболел сам и в дороге умер, оставив заместителем Муаза ибн Джабалу. Муаз также вскоре заболел и скончался, такая же участь постигла и его преемника Йазида ибн Абу Суфиана. Лишь его брат Муавийя сумел избежать болезни. За несколько месяцев от чумы умерло около 25 000 мусульман.

Годом же пепла 640-й был назван из-за мощной засухи. Дождей в Аравии не было так долго, что трава в пустыне под палящими лучами солнца превратилась в пепел. Кочевники были вынуждены зарезать умиравший без пищи скот, и лишенные традиционного молочного питания устремились за спасением в Медину. Согласно некоторым источникам, туда прибыло около 60 000 человек. Город выдерживал это нашествие с трудом. Омар отдал приказ, чтобы каждый горожанин кормил определенное число беженцев, но еды все равно не хватало, а наместники Сирии, Палестины и Ирака не могли присылать продовольствие в нужном количестве в силу эпидемии.

Омар, едва дождавшись зимних дождей, чуть ли не насильно выпроводил кочевников из города. Бедствие было такое, что в «пепельном году» закят (дань хлебом) не собирался, а в следующем он уже вообще мало что мог дать.

В 641 году Византия предприняла ряд попыток отвоевать Сирию, но потерпела поражение. Мусульмане же овладели Кессарией и Триполи. Мусульмане хотели продвинуться дальше, пересечь горы Тавр и войти в Анатолию (ныне это территория Турции), но им это пока не удалось. Зато византийский правитель Египта единоличным решением отдал всю власть над провинцией халифату.

В 642 году остатки персидской армии Сасанидов окончательно разгромлены в битве при Нехаванде.

Омар, которого некоторые историки арабского мира считают едва ли не истинным основателем ислама, проводил тем временем в халифате значительные реформы. Но их требовала и сама жизнь: из мононационального объединения единоверцев мусульманский халифат превратился в империю, где население собственно Аравии составляло не более четверти. При этом провинции зачастую были гораздо более развиты, нежели сама метрополия. Происходило постоянно и переселение мусульман на захваченные земли. Несмотря на то, что мухаджиры и сансиры поддерживали связь с родиной, йеменских арабов, например, не особо заботило, что происходит в Медине. Возникла опасность раздробления, военачальники хотели все больше и больше независимости. Именно поэтому два года назад был отправлен на покой выдающийся Халид ибн аль-Валид. Арабские историки пишут об Омаре как о некоем, чтобы читателю было ясно, подобии дедушки Ленина, который не спит, а лишь принимает ходоков и решает проблемы государства. И в самом деле, Омар первым в мире провел национализацию земли, воду сделал общим достоянием, снизил налоги по сравнению с тем, что были в провинциях при византийцах, и сумел добиться равного распределения государственных прибылей среди арабов. Другое дело, что он вряд ли мог, что бы там ни утверждали историки ислама, впрямую руководить боевыми действиями и обеспечивать победы: войска находились весьма далеко, и амиры были вынуждены принимать решения самостоятельно.

Впрочем, благодаря «ходокам» Омар был в курсе всего происходящего на окраинах, и часто его решения были весьма уместны и точны с политической точки зрения. Не боялся он иногда и нарушать заветы Мухаммеда: он выселил, например, в 641 году евреев из Хайбара, Фадака, Тайма и Вади-л-Кура, раздав земли оазисов мусульманам.

Еще одно нарушение Омаром воли Пророка – конфискация земельных участков, подаренных Мухаммедом, если хозяин участка переставал обрабатывать землю. При Омаре это стало большой проблемой: значительная часть войск перешла в гарнизонную службу на захваченных территориях и лишилась традиционной части добычи. Наместники, естественно, обеспечивали это воинство из получаемых налогов, но часто случались злоупотребления и возникали проблемы.

Омар оптимизировал и систему налогового обложения. Дело в том, что на территории халифата ходило несколько валют, и каждая из них в определенном месте ценилась весьма по-разному. Ни в Коране, ни в практике Мухаммеда четких установлений по налогообложению иноверцев не существовало. При завоевании обычно полководец подписывал договор, в котором решалось, сколько будет платить данный город. Соседние города обычно платили одинаковые налоги, и также во многом налог зависел от того, сколько брала прежняя власть, византийская или персидская.

С 640 года налоги стали поступать в казну халифата более равномерно, и возник вопрос, как их тратить. Ранее учрежденные диваны, во-первых, предусматривали для воинов весьма маленькие суммы и, во-вторых, использовались далеко не везде. Омар занялся составлением новых списков, в которых величина жалованья зависела не столько от места службы и поста в иерархии, сколько от близости к Пророку, времени принятия ислама и участия в сражениях. Была введена пенсия для вдов Пророка, значительно превосходящая содержание полководцев. Кроме денежного содержания воины ежемесячно получали продуктовый паек, и благодаря этому воины и переселенцы в завоеванных областях были защищены от голода.

Начал Омар и активное градостроительство. Медина, став столицей империи, уже не могла обойтись старыми постройками, население увеличивалось, и город должен был отвечать своему новому статусу. Была расширена мечеть и построены продуктовые склады, не только в Медине, но и в порту Джадд.

Паводок 638 года разрушил множество зданий и привел почти в негодность святыню Каабу. Омар велел расчистить территорию вокруг нее от наносов грязи и снести плотно прилегающие к ней строения, в которых, в основном, жила мусульманская знать. За снесенные строения он выплачивал компенсацию, которой, впрочем, почти никто не воспользовался, и Омар положил деньги в казну, «пока собственники не одумаются».

Были сооружены две дамбы, закрывающие мечеть от ливневых потоков, стекающих с окрестных гор.

Также началось благоустройство дорог, связывающих Медину и Мекку, появились стоянки для караванов с водой и навесами.

В основанных по его приказу городах, той же Куфе, было регламентировано градостроительство и узаконена ширина дорог и улиц. Она, впрочем, совпадала с византийским нормативами, но, скорее всего, потому, что распоряжались этим специалисты из ромеев.

Но каковы бы ни были дальнейшие планы Омара – он не сумел воплотить их в жизнь.

Мастер на все руки из Ирана – столяр, резчик и кузнец, – перс Абу Лулуа Файруз в битве при Нихавенде был взят в плен арабами и достался Мугире ибн Шубе. Тот позволил ему брать заказы на работу, обязав платить в день по два дирхема. Файруз жил с женой и дочерью, и, уплачивая подобный налог, он не смог бы прокормить и себя.

Как-то, увидев Омара, совершающего традиционный обход базара, он подошел к нему и попросил:

– О, амир верующих, спаси меня от Мугиры – слишком большой оброк на мне.

– Каков же твой оброк? – спросил Омар.

– Два дирхема в день.

– А что ты делаешь?

– Я столяр, резчик и кузнец...

– При хорошем владении этими ремеслами подать с тебя не слишком велика... – ответил Омар.

Файруз ничего не возразил халифу, да и что тут было сказать. Через некоторое время Омар, сидевший на улице, спросил у проходящего мимо Файруза:

– Я слышал, ты можешь сделать мельницу, которая мелет ветром?

– Могу, – ответил Файруз.

– Ну так сделай мне такую мельницу.

– Если мне доведется еще пожить, сделаю такую мельницу, о которой заговорят на востоке и на западе... – угрюмо сказал Файруз и продолжил свой путь.

Но произнесено это было так, что Омар сказал сидящим с ним:

– Никак этот раб угрожал мне?

Файруз же ходил по улицам Медины, плакал и говорил, что Омар погубил его жизнь. 3 ноября, вооружившись обоюдоострым кинжалом, Файруз раньше всех пришел в мечеть и, закутав лицо, чтобы его не узнали, встал около места Омара. Когда тот начал молитву и, провозгласив «Аллах велик!», простерся ниц, Файруз шесть раз ударил его кинжалом.

– Эта собака убила меня, – крикнул из последних сил Омар. В мечети была полутьма, и пока мусульмане разобрались, что происходит, и стали ловить убийцу, он успел ранить еще двенадцать человек. Наконец на него кто-то накинул плащ, и Файруз, поняв, что оказался в ловушке, заколол себя.

Омар велел, чтобы Абдаррахман ибн Ауф продолжил молитву, а его отнесли домой. Вызванный врач сказал, что Омар уже не жилец, и повелитель Аравии, Сирии, Месопотамии, Египта, Вавилонии и половины Персии стал отдавать последние распоряжения.

Кто-то посоветовал на роль следующего халифа сына Омара Абдаллаха, но тот ответил, что «хватит в нашем роду одного человека на этом посту», и попросил шуру, старейших спутников Мухаммеда, выбрать из своего круга нового халифа. Это было пять человек: Абдаррахман ибн Ауф, богатейший мединец, родственник Османа через одну из жен; бывший приемный сын Мухаммеда – Али; муж двух дочерей Мухаммеда Усмана, аз-Зубайр, племянник Хадиджи (по отцу) и двоюродный брат Мухаммеда по матери, также весьма богатый человек; богач Талха, отсутствовавший в это время в Медине, и Сад Абу Ваккас, победитель при Кадисии и завоеватель Ирака, внук Абу Суфиана и, следовательно, троюродный племянник Османа. Также в совет включили, без права быть избранным, сына Омара Абдаллаха. Через трое суток, 7 ноября 644 года, Омар умер и был похоронен в бывшей комнате Айши, которой она продолжала распоряжаться, рядом с усыпальницами Мухаммеда и Абу Бакра.

Три дня длились переговоры шуры, и был избран Осман (в иной транскрипции Усман). Али был недоволен этим выбором, что в позднейшие времена неоднократно подчеркивал.

В первый же день после избрания Осман сел не на нижнюю ступеньку минбара, как его предшественники, а на самый верх, где сидел Пророк. Населением это было воспринято так, словно он ставит себя с Мухаммедом на один уровень, и это вызвало недовольство среди народа.

Осман ибн Аффан постоянно, как и предыдущие халифы, консультировался с шурой, стараясь поддерживать хорошие отношения с Али, но, по общему мнению, уже не был столь мощным администратором, как два предыдущих халифа.

Взрывоопасная проблема по выделению наделов на завоеванных землях не удостоилась его пристального внимания, и в итоге случился раскол внутри уммы. Второй его ошибкой стало то, что мухаджир Осман назначал все руководство также из мухаджиров, обходя ансаров, и высокий пост получил даже Муавийя, сын легендарного врага Пророка Абу Суфиана, что тоже вызвало массовое недовольство. Еще одна проблема в том, что Осман стал первым халифом, которого начали обвинять в наслаждении властью и отделении себя от простого населения.

Осман был не только одним из первых, кто принял ислам, он был родственником Пророка – мужем дочери Мухаммеда Рукайи, по некоторым данным, еще до начала пророческой миссии Мухаммеда. В период гонений он эмигрировал в Эфиопию, затем пытался вернуться в Мекку и вместе с другими совершил хиджру в Медину. Позже принимал участие во всех сражениях, кроме битвы при Бадре (из-за смерти жены). Позже женился на другой дочери Пророка Мухаммеда – Умм Кульсум и получил прозвище Зун-Нурайн («обладатель двух светил»).

Именно он ходил как переговорщик в Мекку во время малого паломничества, и слух о его смерти привел к обострению ситуации.

Хотя многие и обвиняли Османа в мягкости, твердость в его правление была не то чтобы не нужна, но просто Омар оставил Осману хорошо смазанную государственную машину, управлять которой было не слишком сложно. К тому же курайшиты поддерживали Османа, как писал один из арабских историков, «он был милее курайшитам, ибо Умар был суров, а Усман мягок и добр по отношению к ним». Разгадка такой любви весьма простая: Омар брал на себя роль вождя и духовного лидера, запрещая, например, курайшитам ходить в походы и предоставляя эту привилегию лишь мухаджирам. Осман же позволял делать людям то, что они хотели. В определенных рамках, безусловно.

А у такой свободы были и другие последствия: «Не прошло и года правления Османа, как курайшиты обзавелись собственностью в гарнизонных городах и привязались к ней».

Скорее всего, Осман подспудно руководствовался принципом «живи сам и дай жить другим». Первым из халифов он выстроил для себя большой каменный дом. Осман скупал недвижимость и за пределами Аравии.

;Его примеру последовала и прочая знать: в Медине стали появляться роскошные дома – настоящие дворцы. Начали их строить выборщики, члены шуры, назначенной Омаром, а потом присоединились к ним и остальные, из тех, кто мог себе это позволить. Медина начала приобретать вид роскошного города, выглядевшего почти как крупнейшие города в колониях.

Как мы уже упоминали, до начала правления халифов поведанные Мухаммеду откровения существовали во множестве списков. Известно, что за ним записывали два секретаря, многие из ближайшего окружения: Али, Абдаллах ибн Масуд и еще несколько человек. Все эти списки хранились весьма разрознено, частью у жен, частью еще у кого-то. Впрочем, мусульмане передавали священные строки изустно, иногда записывая их для памяти на любом подручном материале: коже, черепках и еще бог знает на чем.

Свести все проповеди в единое целое попытался еще Абу Бакр, и у него лично хранилось первое издание Корана. Но в разросшейся с тех пор империи каждый из крупных городов имел, так скажем, свой вариант Корана, который зачастую в одних и тех же местах не слишком совпадал с остальными вариантами Священной Книги. Спорные случаи решались просто: достаточно было слова уважаемого мусульманина, что он слышал, как Пророк сказал именно так, а не иначе.

Впрочем, чем дальше от метрополии, тем меньше было авторитетов, и, например, в Куфе действовали две мечети, прихожане которых друг с другом не общались, в которых молились по разным Коранам.

Осман, собрав все имеющиеся записи и ориентируясь на списки Зайда и Хафсы, составил сводный «правильный» текст. Его копии были разосланы в крупные центры с приказанием принять их за истинный Коран и уничтожить все имевшиеся ранее экземпляры.

Нововведение приняли далеко не все мусульмане. Ибн Масуд, например, возмущался, говоря: «Да я читал [слышанные] из уст посланника, да благословит его Аллах и да приветствует, семьдесят сур, когда Зайд ибн Сабит с двумя косичками еще играл с мальчишками». Не все позднейшие исследователи посчитали вариант Османа удачным: суры были расположены не в хронологическом порядке, а от больших к меньшим. Но, тем не менее, постепенно, со временем, индивидуальные списки стали утрачивать свою «каноничность».

Первые шесть лет правления Османа прошли под знаком накопления роскоши, а потом в умме стали назревать внутренние конфликты. Древние историки мотивируют это неисполнением обещаний, данных Османом при избрании. Но, скорее всего, источником этого внутреннего конфликта были экономические причины: империя, построенная на военных принципах, не могла функционировать на тех же принципах в мирное время. Собственно, обязанности в ней распределялись просто: порабощенные народы были обязаны платить, а мусульмане были обязаны собирать.

Именитые мусульмане получали огромное жалованье и, скупая в провинциях у местных земледельцев землю, богатели день ото дня. Между тем рядовые воины, как мы помним еще по визиту Омара в Иерусалим, вели полуголодное существование. Это, несомненно, вносило раскол в когда-то единую умму. К тому же часть армии, с каждым днем все более значительную, составляли мусульмане-инородцы, которым доставалось еще меньше, и их настроения также были далеки от мирных. Но, однако, будучи пришельцами, они не были объединены между собой и в случае возникновения трений были готовы поддержать любую сторону, которая предложит им более выгодные условия.

Множество раскаленных, как металл в горне, вопросов ждали своего решения: когда их искусно охладят или дадут им взорваться...

Но Осман, однако, играл в свои игры и, казалось, вовсе не замечал назревших проблем. Он приблизил к себе двоюродного брата, Марвана ибн аль-Хакама, одного из ярых гонителей Мухаммеда, который вместе со всей семьей был сослан, после завоевания Мекки Мухаммедом, в Таиф. Осман пытался вернуть его и раньше, прося об этом Абу Бакра и Омара, но те отвечали, что не они его сослали, не им его и возвращать. Став халифом, Осман весьма скоро вернул Марвана и его отца в Медину. В мусульманской среде, особенно у мухаджиров, это вызвало большое недовольство, но Осман отвечал, что еще Мухаммед хотел их вернуть, но не успел. С каждым днем Осман все удалялся и от мухаджиров, которые ожидали, что будут принимать непосредственное участие в управлении империей. Места ближайших советчиков вместо них занимали родные Османа, множество из которых были запятнаны гонениями на Мухаммеда.

Впрочем, Осман, понимая это, время от времени делал своим выборщикам весьма щедрые подарки. Весь вопрос в том, что недовольство стало перевешивать дары. Брожение, видимо, шло долго, но первые упоминания в летописях об открытых разговорах, осуждающих халифа, мы встречаем только на шестой год его правления.

Не добавляло халифу уважения и поведение его родственников. Особое возмущение вызывал в Медине роскошествующий Марван ибн аль-Хакам, которого множество людей называли, само мягкое, «наглецом». Брат Марвана, аль-Харис, стал надзирать за рынком и ввел плату за место, хотя еще при Мухаммеде все это было отменено. Также аль-Харис скупал у приезжих торговцев товары по «фиксированной» стоимости, а продавал уже по рыночной. Жители Медины, терпящие убытки, стали просить Халифа снять аль-Хариса с этой должности, но тот просто не обращал на это внимания.

Говорят, что выборщики пытались образумить Османа, убеждая его, что Абу Бакр и Омар не приближали к себе родственников и не награждали их роскошными дарами.

– Абу Бакр и Омар проявляли благочестие, – ответил Осман, – отстраняя своих родственников, а я проявляю благочестие, награждая их.

– Их поведение нам милее, чем твое, – ответили якобы выборщики, на что Осман произнес:

– Ничего не поделаешь.

В последней фразе так и чувствуется ухмылка. Нет, правда, свидетельств, что рассказанная история подлинна, но, тем не менее, она весьма хорошо отражает отношение народа к новому халифу.

Вскоре у Османа возник конфликт с Абу Зарром, одним из первых мусульман, который яростно проповедовал аскетизм и грозил богатым муками ада. Его слова вызывали в бедняках возбуждение, и Осман выслал его в Ар-Рабазу, дав для пропитания несколько верблюдов и стадо овец. Абу Зарр, собственно, не пытался как-то открыто этому противиться, но поступок халифа вызвал в обществе осуждение: гонители Мухаммеда приближены, первые мусульмане высылаются и высылаются, причем за проповедь ислама.

Затем последовал конфликт между Османом и Абдаллахом ибн Масудом, одним из главных хранителей Корана и многолетним казначеем Куфы. Сложно сказать, в чем была первопричина, но, по всей видимости, сыграло роль уничтожение «неправильных» списков Корана. Абдаллах сказал Осману все, что о нем думает, а тот запретил ему выезжать из Медины и лишил жалованья. Вскоре Абдаллах умер, а Осман получил еще одну галочку в черном списке «гонителя мусульман».

Затем последовал конфликт с Али ибн Абу Талибом, весьма почитаемым в городе, и еще несколькими старыми и почтенными мусульманами.

Но недовольство росло не только в Медине. Провинции так же бурлили, и особенно этим прославилась Куфа. Оттуда даже, по просьбе тамошнего наместника, было выслано в различные части империи несколько групп «смутьянов». Нельзя сказать, что это ослабило напряжение: эти люди были не столько бунтовщиками, сколько просто выразителями общих настроений.

Во время хаджа 655 года многие недовольные из Куфы, Басры и Египта, встретившись в Мекке, решили в следующем году совместить хадж с визитом в Медину, где потребовать от Османа исполнить обещания, данные им после выборов. А если их слова будут оставлены без внимания, уже на месте решить, что делать дальше.

Об этом собрании стало известно Осману, и многие особо активные несогласные отправились в различные длительные назначения, подальше и от Медины, и от Куфы, которая практически стала их столицей. После чего Осман созвал наместников главных провинций на совет. Некоторые предлагали ему делать больше походов, чтобы население «было занято», другие советовали или самому уехать в войска, или ввести войска в Медину. Но Осман отказался от всех вариантов, попросив наместников навести порядок в своих провинциях.

Пока наместник Куфы Саид ибн аль-Ас был в Медине, Йазид ибн Кайс, один из несогласных, призвал в местной мечети к свержению Османа. Но, как уже сказано, основные лидеры оппозиции были рассеяны, и зажечь народ было некому, идея не встретила поддержки. Но Йазид выслал гонца в Джезиру, где находились многие из сосланных. Первым откликнулся аль-Аштар, а за ним вернулись в родной город и остальные. В первую же пятницу аль-Аштар заявил в мечети, что наместник хочет убавить выплаты женам на 100 дирхемов, а ветеранам завоеваний – на 500 дирхемов. Помощник наместника, ведший молитву, попытался это отрицать, но его мало кто послушал.

Йазид и аль-Аштар разослали во все стороны отряды по пятьсот человек, надеясь перехватить наместника Саида. Тот, узнав об этом, решил вернуться в Медину. Осман был вынужден принять условия бунтовщиков: Абу Муса аль-Ашари и Хузайфу ибн аль-Йамана были назначены управлять Куфой.

Но, увы, это не означало успокоения: причиной волнений были все-таки не Осман или наместники, хотя бунтовщики вряд ли это осознавали, а общественный перелом: социально единая ранее умма расслаивалась на бедных и богатых.

Осман, понимая, что это только начало, обратился за поддержкой к мухаджирам. Но совещание, собственно, не принесло никаких сдвигов.

В январе 656 года 500 египтян отправились в Медину, прикрываясь тем, что совершают малый хадж. Однако об их истинных намерениях – высказать Осману свои претензии, стало известно наместнику Египта, и он выслал к халифу гонца. Несмотря на то что гонец достиг Медины всего за 11 дней и Осман располагал временем подготовиться к нежелательной встрече, никаких действий он не предпринял и не попытался, в частности, убедить население города встать на свою сторону. В дне пути от Медины, в Зу-Хушуб, к египтянам присоединились недовольные из Куфы и еще нескольких городов. Тут уж Осман забеспокоился и вступил в длительные переговоры, подробностей которых история до нас не донесла. Известно, что претензии халифу предъявлялись весьма разнообразные: и уничтожение старых списков Корана, и введение третьего призыва на молитву, и выдача общественных денег родственникам.

В мае 656 года Осман при свидетелях подписал обязательства, в которых халиф обещал действовать по букве закона, и несогласные отправились домой. Но вскоре отряд египтян обогнал гонец Османа. Он был задержан, и при обыске у него обнаружили письмо к наместнику Египта с повелением наказать главарей отряда. Египтяне вернулись в Медину и попросили Али и Мухаммада ибн Масламу потребовать от халифа ответа. Али попытался говорить с Османом, но тот попросил, чтобы Али лично объяснил египтянам, что вышла ошибка. Али отказался, и халиф принял несогласных, говоря, что письмо без его ведома написал его секретарь, Марван ибн аль-Хакам, но выдать секретаря отказался. Тогда египтяне потребовали, чтобы халиф сложил с себя полномочия, и тоже получили отказ. Египтяне окружили дом халифа, и ему пришлось выслать гонца в действующую армию с просьбой о помощи. Мединцы, и мухаджиры, и ансары, предложили халифу свою помощь, но он отказался, недооценивая масштабы угрозы. Вскоре его дом был окончательно блокирован, и египтяне не позволяли доставлять туда воду и продовольствие. Между тем, в доме было около ста человек, и им надо было чем-то питаться и что-то пить. Осман обратился с крыши к восставшим, прося воды, но ему было отказано. Не пустили с водой к нему даже Али и Умм Хабибу, вдову Пророка.

В доме был источник плохой соленой воды, и осажденные кое-как перебивались. Осада продолжалась около сорока дней, при полном равнодушии к происходящему как жителей Медины, так и множества приезжих. Кто-то из недовольных, утомленный долгим ожиданием, попытался пробраться в дом Османа и был застрелен одним из его помощников. Убитый оказался близким Мухаммеда, и когда Осман отказался выдать убийцу, разъяренная толпа ворвалась в дом и убила его самого. Кто конкретно заколол третьего халифа в озверевшей толпе – никто не понял, рукописи называют несколько имен, но в вине ни одного из этих персонажей нет полной уверенности.

Но кто бы ни был в этом виноват и каким бы халифом ни был Осман, после его смерти единая умма, – включавшая в себя новые завоеванные земли Персии [до Амударьи (Оксуса)], остров Кипр, область Карфагена, но потерявшая некоторые пограничные области из-за внутренней междоусобицы, – оказалась практически на пороге гражданской войны.

Следующим халифом стал приемный сын Мухаммеда Али – Али ибн Абу Талиб. Последующие мусульманские историки рисуют картину его избрания благостной, но, скорее всего, состоялось оно не в день убийства Османа, и даже не на утро следующего дня, а примерно через неделю. Всю эту неделю Медина кипела, никто не выходил на улицу без оружия, и даже убитого халифа похоронили с большими проблемами: несогласные, утверждая, что Осман отправится прямо в ад, не давали читать над ним молитвы, пинали его труп ногами, и в итоге Осман был похоронен не по правилам, а просто засыпан землей.

Многие видные люди Медины, в том числе и старые сподвижники Пророка, отказались присягать Али. Впрочем, после присяги они не оказывали никакого противодействия новому халифу, хотя и оказались через несколько лет в стане его врагов.

Внешность Али ибн Абу Талиба, многократно описанная, была весьма примечательной. Четвертому халифу на момент принятия присяги было около 57 лет, он был очень смугл, весьма толст и обладал роскошной бородой, закрывавшей его грудь от плеча до плеча. Большую лысину окаймляли седые волосы, свисавшие на спину подобно львиной гриве. Али имел от восьми жен девять сыновей, а также в его семье было еще и три приемных сына. Количество дочерей обозначить сложнее, но, по всей видимости, их было около пятнадцати.

Былая его воинственность сошла на нет, и он был весьма мирным семейным человеком. Али не принимал многие перемены в мусульманском обществе, появившиеся после смерти Пророка. Это добавляло ему популярности среди несогласных и беднейших слоев, как и то, что он никогда не занимал никаких административных должностей.

Кое-как Али удалось навести порядок в городе: он заставил удалиться большинство кочевников и провел расследование убийства Османа. Но найти его реальных убийц вряд ли было возможно, и к тому же опасно. Часть негодующих египтян, возглавляемая Муавийем ибн Худайджем, все равно Али не признала, отказалась присягать и ушла в район Аль-Бахнаса. Из Медины был выслан отряд для «усмирения», но он потерпел неудачу. Возглавляемые же Муавийем отошли дальше и через некоторое время нашли пристанище в Харбите (округ восточнее Александрии, примерно в дне пути).

Затем Али занялся налаживанием отношений с провинциями, особенно с Куфой, и даже назначил туда нового наместника. Однако с половины пути тот вернулся в Медину: Куфа хотела остаться под старым управляющим. Между тем было не все спокойно и в самой Медине: Али раздал поровну деньги, найденные в доме у Османа, и многим видным мухаджирам показалось обидно, что их сравняли с бывшими рабами. Особенно возмущались Талха и аз-Зубайр, и Али их вызвал к себе, напомнив про присягу. Те попытались получить какие-либо наместничества, но Али опасался, что вдали от него они станут слишком самостоятельными. Разговор так ничем и не кончился.

Еще одним источником смуты стал Абдаллах ибн Омар, отказавшийся от присяги, считая, что выборы Али были проведены неправильно. После ссоры с новым халифом сын старого счел за благо уехать из города и осесть в Мекке. Вскоре Мекка стала некоей столицей оппозиции, и туда начали стекаться все недовольные правлением Али и оставшимся неотмщенным убийством Османа. Видной фигурой среди них оказалась Айша, вдова Пророка, которая издавна недолюбливала приемного сына своего мужа. Еще одним противником Али стал Муавийя, который не только не спешил принимать присягу, несмотря на призывы нового халифа, но и выставил в мечети Дамаска окровавленную одежду Османа, присланную ему вдовой Наилей. Проповедники говорили о необходимости отмщения вероломного убийства, и Сирия готовилась к походу на Медину. В августе, в ответ на призывы принять присягу, Муавийя отправил Али письмо, велев гонцу, по прибытии в Медину, держать свиток так, чтобы любой разглядел надпись на нем: «От Муавийи ибн Абу Суфийана Али ибн Абу Талибу». Уже в этом содержалось оскорбление: вынесенное в начало имя Муавийи говорило о том, что он ставит себя выше Али, и к тому же, судя по обращению, халифом он его не считал. Когда посланец прошел с письмом по улицам Медины и Али сломал печать, то внутри вместо текста обнаружил лишь традиционную фразу начала записей: «Во имя Аллаха, милостивого, милосердного».

Это было уже третьим оскорблением, и Али хотел немедленно послать в Сирию войска, но видные мусульмане его не поддержали, хотя Али и говорил, что «смута как огонь» и уничтожать ее надо в самом начале. Вскоре Талха и аз-Зубайр попросили у Али позволения на малый хадж, и он, прекрасно понимая, что они просто хотят уехать в Мекку, был все равно вынужден их отпустить.

Таким образом, уже к осени в Мекке собрались почти все, кто был в оппозиции к нынешней власти. Впрочем, полного единства среди них не было: кто-то настаивал на походе в Сирию для объединения с Муавийем, кто-то предлагал сразу идти в Медину, боясь дальнего похода. К последним примкнула и Айша. Сложно сказать, насколько велика была ее роль в организации похода и противостоянии новому халифу, но стоит признать, что она была не последним человеком в оппозиции. Получив прекрасное образование, зная множество стихов и обладая даром слова, овдовевшая в 18 лет Айша не знала, куда ей применить свою энергию. Слава «матери верующих» и внушительная пенсия не могли заменить ей участия в гуще событий. И когда с походом в Медину было решено, Айша решила выступать вместе с мужчинами. По тем временам это был, учитывая положение женщин, весьма необычный и смелый поступок. Женщине был нужен сопровождающий, и она попыталась взять себе в попутчицы сначала еще одну вдову Пророка Умм Саламу, а затем Хафсу, но обе ей отказали. И Айша отправилась одна, в окружении мужчин.

Талха и аз-Зубайр собрали около 700 человек и, вложив собственные средства, вооружили их и купили верблюдов для похода. Умм Салама, вдова Пророка, отправила сына Омара с письмом к Али, обращаясь к тому с просьбой взять Омара к себе в помощники и предупреждая его о походе. Умм Фадл, вдова Аббаса, также предупредила Али о готовящемся походе.

Али, все-таки решивший идти на Сирию, узнал о настроениях у себя под боком и вышел наперехват к мекканским бунтовщикам, лично возглавив войско. Он понимал, что их нельзя пустить в Басру, где они могут найти поддержку и увеличить свой отряд.

В начале октября мекканский отряд, выросший в пути до 3000 человек, стал под Басрой и послал в город переговорщиков, пытаясь выяснить настроения горожан. Городское начальство не поддержало бунтовщиков и после переговоров решило силой заставить их вернуться в Мекку. Но когда собранные с оружием горожане уже дошли до окраины, перед ними появились вожди мятежников, призывающие отомстить за смерть Османа. Мнения жителей Басры разделились, начался скандал и даже потасовки, но все это оборвала Айша, произнеся пламенную речь о том, что Осман, хотя и совершал ошибки, перед смертью раскаялся и был убит уже безгрешным и что за его кровь необходимо отомстить. Пообещала она, и что после отмщения «будет проведен совет тех людей, которых избрал амир верующих Умар ибн аль-Хаттаб, и не войдет в него тот, кто причастен к крови Османа». Это еще больше распалило горожан, потасовки перешли в драки, и город распался на две партии: центр оказался в руках у сторонников Али, окраины же были заняты теми, кто принял сторону мекканцев.

На следующий день Талха и аз-Зубайр решили взять центр приступом, но наместник выслал им навстречу конницу, и мятежники были оттеснены. Однако к утру они сумели обойти заслоны наместника по дамбе и оказались почти в центре города. Снова завязался бой, в котором наместник стал одерживать верх, и бунтовщики предложили подписать примирительное соглашение, в котором обговаривались условия прекращения боев и то, что все остаются в городе и ожидают прибытия халифа для окончательного разрешения вопроса. Пока шли переговоры, мятежники тайно стали призывать на свою сторону окрестные кочевые племена и уговорили почти всех, кроме нескольких, принявших нейтралитет. Перемирие в городе продолжалось недолго: в мечети произошла ссора между наместником и главами бунтовщиков, и через несколько часов боев город оказался в руках восставших.

Хукайм ибн Джабала попытался выступить против бунтовщиков, но был убит, а его отряд разгромлен. Разбежавшихся защитников старого порядка ловили по городу и приводили на площадь, где впервые в истории ислама состоялись массовые казни единоверцев. Айша, впрочем, призывала убивать только тех, кто участвовал в осаде дома Османа, но вряд ли к ее словам кто-то прислушивался.

Али пытался вести переговоры с бунтовщиками, но они заканчивались ничем: это был, скорее, религиозный спор о шиизме, а не политическая попытка решить проблему. В итоге в начале декабря Али подошел к Басре. Еще с дороги он выслал туда переговорщиков, но обе стороны утверждали, что они просто «хотят восстановить закон», и поэтому переговоры ничем не кончились, кроме, пожалуй, важного вывода, что происходящие события имеют весьма серьезное значение для всего халифата.

Мятежники покинули город и также стали лагерем. Еще несколько дней длился обмен переговорщиками, а 8 декабря войска сошлись на близкое расстояние. Созерцание противника вблизи, видимо, еще более охладило пыл сторон, и они решили еще раз попытаться решить дело миром. Что было решено – сказать сложно, но и бунтовщики, и Али собрали вечером к себе наиболее видных людей из своих армий, что вызвало недовольство наиболее воинственно настроенных поклонников Али и участников осады дома Османа, которые на совещание приглашены не были. Они собрались на тайные переговоры и, боясь, что мир может им выйти боком, вернее, закончится казнью, решили спровоцировать сражение. Ранним утром они напали на басрийцев, что было воспринято теми как вероломство Али. Небольшие стычки перешли в сражение с участием главных сил, и вскоре Талха был ранен стрелой в ногу. Стрела, по всей видимости, перебила артерию, кровь остановить не смогли, и Талха скончался. Узнав о смерти командующего, басрийцы запаниковали и начали отступать. Аз-Зубайру не смог их остановить и сам пустился в бегство, бросив и город, и даже сына, но вскоре был зарублен около Вади ас-Сиба неким бедуином. Однако когда басрийцы добежали до белого верблюда, на котором в обитом железом паланкине сидела Айша, они остановились и стали защищать «мать верующих», которая храбро не покинула поле боя. Вся битва переместилась к верблюду и осталась в истории как «битва у верблюда» или «верблюжья битва» (джамаль). Басрийцы защищали Айшу, а сторонники Али пытались взять верблюда в «плен», как некое знамя, с утратой которого у противоборствующей стороны не будет смысла сопротивляться. Практически все описание битвы сводится к рассказам про поединки у верблюда и к перечислению имен тех, кто держал его под уздцы, но пал. Последними схватились Абдаллах ибн аз-Зубайр и Малик аль-Аштар. Силы обоих были на исходе, но в это время бойцы Али подобрались к верблюду и перерезали ему поджилки. Животное рухнуло, паланкин с Айшей опрокинулся, придавив ее.

Бойцов разняли, Айшу вынули из-под паланкина, и Али отругал мачеху за то, что она взялась за мужское дело, после чего велел отвезти ее туда, где она жила в Басре, и велел преследовать бегущих, но не убивать тех, кто не оказывает сопротивления, и не грабить город.

После победы в «битве при верблюде» Али отправился с войском в Куфу, наместника которой он призывал к себе на помощь в Басру, но получил отказ. Никаких наказаний, впрочем, не последовало, Али просто отказался остановиться во дворце, избрав местом своего пребывания дом сына своей сестры, Джады ибн Хубайры. К нему потянулись знатные куфийцы, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Али всех принял и со всеми нашел общий язык. Разобравшись с двумя главными провинциями, Али стал менять наместников остальных, ставя во главе близких себе людей.

Но, тем не менее, Али не удалось полностью установить свою власть на всей территории халифата. Продолжалось недовольство и в армии: Али, как и его предшественники, не позволял распределять завоеванные земли между воинами.

Непокорный Муавийя между тем собрал войско и атаковал позиции Али в Ираке.

Гражданская война продолжается, и вскоре две армии единоверцев снова сходятся в битве, на этот раз у Сиффина, в верховьях Евфрата. После трех дней сражения стороны соглашаются на переговоры, в течение которых ни одна сторона так и не пошла на уступки: Муавийя остался в Сирии, а Али халифом, хотя этот компромисс многим не понравился. Возникла даже так называемая секта хариджитов, первая в истории ислама, требовавшая возврата к «традиционным ценностям», заповеданным Пророком. Далее таких течений появится предостаточно, но хариджиты интересны именно как первопроходцы. Разочарованные оборванными переговорами и тем, что Али «проявил слабость», часть ранее поддерживавших его мусульман отошли от него, за что были прозваны «отклонившимися» – «хариджитами». Девиз их был: «Нет решений, кроме решений Аллаха», и из него и вытекали два основных постулата. Первый – возглавлять мусульман может только человек с выдающейся волей и благочестием, второй – виновный в смертном грехе должен быть исключен из уммы как неверный. К смертным грехам, в том числе, относили они и нерегулярное посещение мечети. То есть они хотели создать умму праведников и были готовы за эту идею поднять оружие даже против единоверцев. Впоследствии многие из них были убиты в боях с последователями Али, но и Басра, а затем и Куфа получили мощные хариджитские общины. Постепенно хариджиты отказались от насильственных действий, но продолжали противостоять халифату. Именно из этой секты вышли впоследствии такие секты, как надждаиты, азракиты и вакиффийя. Сегодня этого учения придерживаются ибадиты, проживающие в основном в анклавах Северной Африки и являющиеся религиозным большинством в Омане. Всего сегодня насчитывается около полумиллиона ибадитов, но, собственно, главная заслуга хариджитов – создание почвы для буквального толкования Корана и появления таких, уже современных течений, как те же ваххабиты или талибы.

Но вернемся, однако, во времена былые. Муавийя, вернувшись в Сирию, объявил себя халифом в Иерусалиме. Али, силы войск которого было явно недостаточно для открытого противостояния, ничего поделать с этим не смог.

Между тем проявили себя и хариджиты, начиная с восстания в Ираке и Аравии. Али разгромил их в битве при Нахраванне, попытался организовать их преследование на всей территории халифата, но сделать уже ничего было нельзя: у секты появилось слишком много сторонников и сочувствующих.

Популярность Али, которая и так была не слишком большой, стремительно падала, и во время хаджа в мае-июне 660 года некий Абдаррахман ибн Мулджам аль-Муради с двумя соратниками-хариджитами решил прекратить смуту в халифате, убив ее главных виновников.

В ночь на 22 января 661 года ибн Мулджам с двумя сообщниками остался в соборной мечети Куфы вместе с остальными верующими. Али, возгласив на рассвете призыв к молитве, вошел в мечеть, и тут же ибн Мулджам с одним из сообщников кинулся к нему с криком: «Суд принадлежит Аллаху, а не тебе, Али, и не твоим людям с мечами!»

Но с мечами пришли как раз нападавшие: первый удар нанес сообщник Абдаррахмана, но неудачно: меч задел за стену, удар оказался слабым и неточным, нападавший бросился бежать. Ибн Мулджам размахнулся и ударил мечом по голове Али. Тот крикнул: «Не упустите этого человека!» Верующие схватили Абдаррахмана, двое же его сообщников сбежали. Тот, который никак не проявил себя, был убит дома, его двоюродным братом, за покушение на жизнь халифа.

Когда Ибн Мулджама подвели к Али, халиф сказал, внимательно осмотрев нападавшего:

– Душу за душу... Если умру, убейте его, а коли останусь, сам разберусь.

Но разобраться не получилось: через два дня, вечером 23 января 661 года, Али умер. Последние дни его жизни были омрачены сильнейшими болями, и почти все их он провел без сознания.

Покушение на Муавийю оказалось менее успешным: когда нападавший нанес сзади халифу-самозванцу удар, тот как раз делал поклон, и меч вместо головы попал по ягодицам.