Институт монархии непосредственно связан с правлением Осириса и Гора. В этих легендарных фигурах мы видим владык людей, поклоняющихся этим богам, чье наследие в конечном итоге перешло к Менесу. Произошло это около 3315 года до н. э.

Согласно египетским и греческим источникам (Туринский папирус, труды Геродота, Диодора, Манефона, цитируемого Евсевием), последним из богов Египтом правил Гор, сын Исиды. После него, как говорят упомянутые источники, трон Египта занимали несколько династий (семь по Туринскому папирусу, четыре по Евсевию) полубогов. Затем к власти пришли те, кого Туринский папирус называет «Духами, Слугами Гора» (Akhu, Shemsu-Hor), а Манефон – «Менесом, Полубогом». Египетские предания считают этих правителей непосредственными предшественниками исторических династий. Таким образом, если последние из этих протоисторических царей называли себя Слугами Гора, следовательно, они считали себя наследниками божественных династий, ведущих свое происхождение от Осириса и Гора.

Древние источники говорят о том, что период между правлениями Осириса и Менеса, в течение которого египетский трон занимали боги или полубоги, был чрезвычайно длительным. Так, Туринский папирус отводит предшественникам Shemsu-Hor 23 200 лет, а самим Слугам Гора – 13 420 лет. Таким образом, общая продолжительность периода составляет 36 620 лет. Следует отметить, что в этот период не включено правление богов. Согласно Евсевию, царствование богов продолжалось 13 900 лет, а полубоги правили 11 000 лет. И Геродот, и Диодор сомневаются в этих астрономических цифрах. Очевидно, что историк не может полагаться на эти поразительные расчеты. Можно, однако, отметить, что древние источники сходятся в следующем: 1) что после Осириса и Гора Египтом правили цари и 2) что этот период, в течение которого происходило окончательное становление института монархии, был весьма длительным.

Разумно ли будет предположить, что этот упомянутый выше период длился столь же долго, как и период правления фараонов? Тексты пирамид полны туманных для нас намеков на исторические факты, читая эти тексты, мы словно изучаем древний барельеф, наполовину уничтоженный временем. Создается впечатление, что в них рассказывается об очень отдаленном прошлом, чуть ли не о появлении первых людей на берегах Нила. Для нас это бесценные свидетельства о протоисторическом периоде, подобно обломкам кораблекрушения, то и дело всплывающие в более поздних преданиях. Вот почему я счел необходимым столь подробно остановиться на рассказе о божественных династиях, которые под покровом легенд повествуют об извечных устремлениях первых поселенцев Черной Земли. Вот почему мы продолжим говорить о Слугах Гора и их непосредственных предшественниках.

Эти цари пришли из Дельты. Туринский папирус хранит память о «девятнадцати [царях] [Белых] Стен[115] и девятнадцати Великих Севера», предшественниках Shemsu-Hor. О царях Юга не упоминается. Манефон говорит о тридцати мемфисских правителях и десяти тинитских царях, после которых трон Египта занял Менес. Фрагменты Палермского камня сохранили имена девяти царей, носивших лишь Красную Корону Нижнего Египта. Общий план этого периода выглядит следующим образом:

I. Одновременное, параллельное правление: цари с Красной Короной (Нижний Египет) и цари с Белой Короной (Верхний Египет) = правители Тинитского периода по Манефону.

II. Shemsu-Hor из Дельты завоевывают Верхний Египет и разделяются на царей Севера и царей Юга.

III. Менес, царь Юга, объединяет две земли и основывает первую историческую династию (Тинитскую).

Поскольку три этих периода уже рассматривались с позиции археологии в книге «От племени к империи», я опишу здесь лишь их основные черты и характерные особенности.

Ничего определенного нам об этих царях не известно. Возможно, Буто в Нижнем Египте и Нехеб в Верхнем Египте уже тогда выполняли роль столиц и остались ими при Shemsu-Hor. Цари Севера, поддерживая традицию, называли себя наследниками и преемниками Гора, сына Исиды, бога Буто. Следовательно, мы можем считать их ранними ShemsuHor. С другой стороны, можно предположить, что цари Верхнего Египта считали себя наследниками Сета из Омбоса, поскольку Сета по-прежнему считали богом династий, хотя на всем протяжении истории египетской цивилизации он занимал второе место. Память о его царствовании и его наследии бережно хранилась Последователями Сета (Imu-khet Seth) (Тексты пирамид, § 635), главенствующую роль среди которых, вероятно, играли цари Юга.

За редким исключением, имена этих царей[116], равно как и события, происходившие в период их правления, нам неизвестны. Все же мы, по крайней мере, имеем четкое представление о политических тенденциях, характерных для двух параллельных царств. Несомненно, Нижний Египет занимал в Долине доминирующее положение, благодаря более высокому уровню своей цивилизации. Именно в Дельте монархические институты, зачатки которых впервые появились в группе западных номов в Саисе и в конфедерации восточных номов в Бусирисе, активно развивались, пока не превратились в «протекторат Анцти», а затем в «правление» Осириса, на смену которому пришел Гор, сын Исиды, повелитель всего Нижнего Египта. В период становления политической монархии продолжал развиваться миф об Осирисе и Горе. Он последовательно и связно пересказывает разрозненные истории о соперничестве богов и их страданиях, «Страстях» богов земледельцев. В этом мифе обнаруживается первая попытка синтеза первичных объяснений Вселенной. Эта попытка религиозной организации и концентрации стремилась обосновать и подготовить концентрацию политическую, которая, как мы увидим далее, нашла свое выражение в правлении Осириса – сначала божественном, затем человеческом.

Искусство в этот период также переживает небывалый подъем. В период правления предшественников Менеса появляются первые письменные памятники и скульптурные произведения. До этого в Верхнем Египте мы находим лишь предметы, созданные в неолитических мастерских. Впрочем, предметы эти поистине прекрасны – оружие, инструменты, украшения и другие предметы из отшлифованного камня и кремня. Таблички примитивны, а изваяния бесформенны, но уже в ходу раскрашенная керамика и сосуды из твердых пород камня. Неожиданно в период, предшествующий воцарению Менеса, появляется медь и золото, а также неизвестные доселе превосходные инструменты, оружие и украшения. На табличках вырезаются «исторические» рельефы; фигуры, прежде грубо обтесанные, обретают выразительные черты; сосуды, высеченные из твердого камня, представляют собой шедевры искусства и свидетельствуют о высоком мастерстве создавших их людей. Более того, и это самое примечательное, появляется письменность. Она пока еще очень примитивна, в основе ее лежит пиктографическое письмо, но уже заметна тенденция в сторону фонетизма. Над рисунками появляются коротенькие надписи, в которых пиктографические знаки используются как символы, а затем – как фонемы. Представляющая собой наполовину ребус, наполовину алфавит, эта письменность уже сформирована, полна выразительных абстракций и представляет собой результат огромных усилий (сколько столетий длился этот процесс?), наконец увенчавшихся успехом. Кому же Египет обязан этими преобразованиями, благодаря которым страна, словно миновав промежуточный этап, перешла от неолитической культуры к «исторической» цивилизации, включающей в себя религиозные, политические и интеллектуальные составляющие, а также достигшее высокого развития искусство? Что могло оказать такое влияние на Верхний Египет, как не Нижний Египет, развитие которого, возможно, длилось тысячелетия, приписываемые божественным династиям Дельты?

В поддержку этой теории можно привести серьезный аргумент – существование древнего календаря, который, как я уже говорил ранее, был принят самое позднее в 4241 году до н. э. Уже в глубокой древности египтяне вносили изменения в календарь, в основе которого лежали точные данные наблюдений, для сбора которых требовались тысячелетия. Кем же проводились эти наблюдения? Астрономами Нижнего или Верхнего Египта? Дата, избранная в качестве отправной точки календаря, соответствует нашему 15 июня по григорианскому календарю. Гелиакический восход Сотиса в этот день нельзя было наблюдать ниже широты 30°, видно его было на территории Мемфиса и Гелиополя. Следовательно, появлением календаря мы обязаны астрономам Нижнего Египта, а центром наблюдения за звездами определенно являлся Гелиополь, поскольку Мемфис был основан гораздо позже. Известно, что «видение (прорицание)» или наблюдение за солнцем и звездами составляло важную часть ритуала поклонения богу Гелиополя. Нельзя назвать простым совпадением то, что жрецы Гелиополя называли себя «теми, кто видит», а верховный жрец носил титул Великий прорицатель (ur mau).

Тексты пирамид обходят молчанием происхождение и политическую роль, которую играл в древности Гелиополь. Однако ном Гелиополя, Heq-az, сравнивается с Западом Дельты (там же, § 222), вероятно, его политическая организация отличалась от остальной части Нижнего Египта. Возможно, в тот период Гелиополь являлся научным центром, но не выполнял роль политической столицы, как Саис и Бубастис. Любопытно, что символ гелиопольского нома, Heq-az, напоминает символ Анцти 9-го Бусирийского нома. Чем объяснить это – заимствованием или влиянием? Говорит ли это о том, что в Гелиополь прибыли жители Бусириса, как они прибыли ранее в Летополь?

В пользу этого аргумента говорит другой факт. С глубокой древности дополнительные, високосные дни находились под покровительством «богов, рожденных в первые пять дней года» (там же, § 1961). Египетские и греческие тексты называют этих богов, это Осирис, Исида, Сет, Нефтида и Гор. Год начинался с одновременного восхода Сотиса, Ра и подъема Нила. Поскольку считалось, что Осирис, бог Нила и растительности, был рожден в первый из пяти високосных дней, мы можем сделать вывод, что в то время, когда астрономы Гелиополя ввели календарь, число поклонявшихся Осирису в этом городе явно превосходило число поклонявшихся другим богам.

Таким образом, при помощи календаря Нижний Египет заставил Верхний Египет признать власть Осириса и Ра, господство Нила и солнца.

Это завоевание Верхнего Египта цивилизацией Дельты, вероятно, объясняет столь радикальные перемены, отмеченные этнологами и археологами. Эти перемены коснулись населения и памятников Верхнего Египта в период, предшествующий династическому. Произошло смешение обитателей Верхнего и Нижнего Египта, их физических характеристик. Завоеватели ввели новшества. Гробницы, прежде представлявшие собой вырытые в песке ямы, куда опускалось тело, обернутое в полотно или в грубом глиняном гробу, теперь стали выглядеть как небольшие сооружения из кирпича, тело покойного помещалось в деревянный гроб и окружалось более утонченной погребальной утварью. Вместо терракотовых гончарных изделий и красных с черными ободками или полированных, покрытых белым орнаментом сосудов мы находим урны с изогнутыми ручками – сначала овальные, затем цилиндрические. Непрерывная эволюция керамики происходила вплоть до Мемфисского периода, и Флиндерс Петри даже составил приблизительную хронологию «примерных дат», исходя из изменения форм гончарных изделий. Должно быть, они импортировались из Дельты. На других сосудах, а также на стенах гробниц в Иераконполисе, где теперь появляются рисунки, мы видим большие лодки с символами номов. Среди этих символов часто встречается гарпун, эмблема 7-го нома, граничившего с номом, где обитал Гор из Буто. Другие символы принадлежат главным образом номам Дельты. Еще одним свидетельством завоевания служит ручка ножа из Гебел-эль-Арака, изображение которой можно увидеть в книге «От племени к империи». На ручке изображены корабли с символом 3-го нома (Летополя)[117]. Наконец, некоторые древние таблички, украшенные батальными сценами без указания имен царей, судя по всему, рассказывают о сражениях между завоевателями с Севера и оседлым населением Долины. По всем признакам захватчики явились с Дельты. В любом случае они поклонялись Гору (а следовательно, Осирису), поскольку Туринский папирус называет их Shemsu-Hor, Слугами Гора.

Тот факт, что Слуги Гора завоевали Долину, известен давно и не вызывает сомнений, однако отправная точка и характер этого завоевания представляются мне несколько отличными от общепринятых[118].

В храме Гора в Эдфу, перестроенном Птолемеями, начертано длинное предание – история войн, которые Гор из Эдфу (Hor-Behedeti) вел на стороне солярного царя, Ра-Харахти, в 336-й год его правления против врагов – Последователей Сета (Imu-khet Seth)[119]. После череды сражений Гор одержал победу над Сетом, и этот факт запечатлен во многих святилищах Гора, известных как mesent, расположенных в разных частях Долины и Дельты. Масперо неверно толкует mesent как «кузница», а производное – mesentiu – как «кузнецы» и на этом основании строит следующую теорию: воинственные племена «кузнецов» с Верхнего Нила (где чернокожие кузнецы занимали привилегированное положение в обществе) под предводительством Гора, Повелителя Кузнецов (Neb-mesent), продвигаясь на север, завоевывают Долину, затем вступают в Дельту и создают «кузницы», mesent, одновременно являющиеся арсеналами и культовыми центрами. Главный центр находился в Эдфу (Джебат), столице кузнецов, сторонников Гора. Другие mesent, созданные по его образу и подобию, в соответствии с этой теорией, свидетельствуют о завоевании Центрального Египта и Дельты народами с Юга, Слугами Гора.

Эту гипотезу следует признать несостоятельной. Гор из Эдфу не упоминается ни в Текстах пирамид, ни в других текстах до XII династии[120]. Как Сокол он восходит, и мы уже убедились в этом, к истокам местной религии, но как бог – покровитель царей – к более позднему периоду. Свою значимость этот бог приобретает лишь после слияния с Солнцем, Ра. В результате этого смешения позднее появилась новая божественная ипостась – Ра-Харахти[121], в облике которого местный сокол становится богом Вселенной. Надпись, начертанная на Птолемеевом храме в Эдфу, и на это следует обратить особое внимание, в первую очередь подразумевает Солнце, а уже в меньшей степени Гора. Надпись повествует о битвах Солнца с его врагами, «последователями» мрачного и бурного Сета. В этом качестве Гор предстает как Гор – бог Летополя, древний бог неба, соперник Сета, который не был забыт и возродился в классический период в образе Гора из Нехена, а позднее Гора из Эдфу. Что касается слова mesentiu, можно с уверенностью утверждать, что его древней формой является слово mesenu, означающее «гарпунщики», или, если быть более точными, те, кто охотится с гарпуном на гиппопотама. Святилища, называемые mesen или mesent, – это не что иное, как города гарпунщиков. Рельефы, сопутствующие текстам в Эдфу, изображают Последователей Гора с гарпунами, охотящимися на гиппопотама (тифоноподобное чудовище, олицетворяющее Сета). Эти «последователи» иногда назывались Shemsu-Hor, Слугами Гора, но здесь это слово лишено царского детерминатива, что явно указывает на то, что мы не имеем дело с протоисторическими царями. Здесь оно обозначает лишь тех, кто просто служит богу. Таким образом, Бехдетский Гор, сражавшийся за Ра, не является богом Верхнего Египта и не он привел племена чернокожих кузнецов в Долину и Дельту. Здесь мы говорим о подвигах Гора из Дельты, возрожденные в более поздний период и поставленные в заслугу Гору из Эдфу.

Рис. 25. Жизнь, Здоровье, Сила

Гор гарпунщиков приводит нас в Дельту. Самая пригодная для охоты с гарпуном территория – болота, которые наиболее часто встречаются в западной и центральной части, в 7-м номе Гарпуна, где родился Гор, среди тростниковых зарослей Хеммиса. Это не просто предположение. С древних времен вплоть до Геродота и Плиния болота близ Саиса славились своей охотой на гиппопотамов, которая проводилась с помощью гарпунов. Сцены с изображением этой охоты часто появляются в египетских гробницах и во все времена напоминали о сражениях между Гором, сыном Исиды, и Сетом в обличье гиппопотама. На гробнице XVIII династии можно прочесть фрагмент текста, касающийся этой охоты. Согласно тексту, богиня Нейт из Саиса, столицы Западной Дельты, является перед Гором в тот момент, когда он уже собирается метнуть свой гарпун в гиппопотама Сета. Нейт падает ниц перед Гарпуном; она показывает своему сыну Гору место в реке, где прячется гиппопотам; она предвещает успех правому делу – Гор будет «оправдан». Здесь мы видим еще одно упоминание о древней войне Гора из Буто против Сета.

В силу приведенных доводов мы можем допустить, что Гор и его Слуги, покорившие Долину, пришли не из Эдфу, а из Дельты. Вместе с Масперо мы предполагаем, что mesent являлись святилищами Гора, обозначавшими места сражений, где Гор встречался с Сетом: в Селе (14-й ном), в Гераклеополе Магна (XX ном), в Эдфу (II ном). Но наши основатели mesent пришли не с Юга, а с Севера. Также еще одно название, использовавшееся для храмов Гора, – Бехдет – было применено к Эдфу (II ном) лишь в подражание Бехдету в Нижнем Египте (17-й ном). Эпитет Бехдет обозначал Гора, сына Исиды, до того, как его стали относить к Гору из Эдфу[122]. Если мы принимаем это объяснение, то начинаем понимать, каким образом вся семья Осириса, вместе со Слугами Гора, завладела главными храмами Долины (карта II).

Рис. 26. Снаряжение Слуг Гора (лук, бумеранг)

Осирис обосновался в Абидосе, близ Тиниса, центра будущего Тинитского царства, и VIII ном принял в качестве своего божественного символа два пера, которые сначала носил Анцти из Бусириса, а затем Осирис. Анубис, бог с головой шакала, «обитавший на Западе» Дельты, поселился на левом берегу, от Абидоса до Сиута. Став богом некрополя Абидоса, он «правил жителями Запада» (Khenti-Imentiu), то есть мертвыми. В его имени мы видим древний местный титул – Правитель Запада (Khenti-Iment). Мы также обнаруживаем его в XII номе, на Змеиной Горе, и в XVII номе, в Синополе. Его союзник, волк Упуат, обосновался в Номе Сикомора (XIII), столицей которого позднее стал Ликополь. Ибис Тот, имевший святилище (Гермополь Парва, 3-й ном) и ном (15-й) в Дельте, вытеснил Зайца XV нома в Верхнем Египте и основал там новый город, Гермополь Магна. Исиде в облике Хатор, считавшейся либо Великой Матерью, либо женой Гора Старшего, поклонялись в номе древнего врага, тифонического крокодила Себека (VI ном), в номе Сикомора (XIV) и номе Ножа (XXII).

Активное участие богов Дельты в завоеваниях, предпринятых племенами, поклонявшимися Гору, объясняет многое – присутствие волка Упуата в качестве детерминатива слова «Слуги Гора» в Текстах пирамид, изображения Двух Соколов, Волка и символа Летополя на военных символах тинитских царей. Кроме того, существование в Дельте и Верхнем Египте пар городов Гора, Тота, Анубиса и т. д. указывает на настоящую колонизацию в Долине, предпринятую царями, Слугами Гора, которые пришли из Дельты и участвовали в сражениях, ведомые Осирисом, Тотом, Анубисом, Упуатом и Гором.

Став владыками Юга и Севера, цари Shemsu-Hor приняли во внимание естественное разделение страны, и Египет впервые в своей истории попал под власть двух царских семей – царей Севера (Bitiu) в Буто и царей Юга (Nsutu) в Нехебе. Поскольку в своей книге «От племени к империи» я уже рассказывал об этом периоде, здесь я приведу лишь несколько деталей, ставших известными в ходе недавних исследований.

Цари Севера сделали своей столицей не Саис, древнюю столицу Западной Дельты, а Буто – город богини Уаджет, которой поклонялись на севере Дельты и чье имя, превращенное греками в Уто, появляется в названии города Буто (б + уто = Город Уаджет). Уаджет была богиней-змеей, объединившей усилия с Осирисом и Гором и ставшей, таким образом, на вечные времена богиней царей Севера. Впоследствии в виде Урея богиня украсила корону, превратившись в неизменную защитницу головы царя. Ее головной убор, Красная Корона (net), позаимствованный у Нейт, также стал постоянной эмблемой царской власти в Дельте. Почему же город богини Уаджет Буто занял место древней столицы богини Нейт Саиса? Это могло произойти потому, что Нейт, в отличие от Уаджет, не примкнула к сторонникам Осириса. Богине Нейт поклонялись воинственные египто-ливийцы, всегда стремившиеся к свободе и помнившие о своей древней независимости. С другой стороны, поклоняющиеся богине Уаджет объединились со сторонниками царей Севера. Кроме того, недалеко от Буто находился Хеммис, где родился Гор. Кроме того, в Буто Исида назвала Гора, посмертного сына Осириса, наследником отца и снарядила его на войну против Сета. По этим причинам Буто стал династическим и царским городом. В нем было два квартала – Деп, священный город Уаджет, где стоял ее храм, и Пе (что значит «Место» над всеми прочими), то есть царский город Гора, где у царя Нижнего Египта было две резиденции, часто упоминающиеся в Текстах пирамид, – дворец Несер и дворец Ну (рис. 27а).

Рис. 27. Пер-ур, дворец царей Верхнего Египта

Рис. 27а. Пер-несер, дворец царей Нижнего Египта

Вторая ветвь этих Последователей Гора, обосновавшись на Юге, создала точную копию царства Буто в верхней долине. Отличительным знаком царей Юга была высокая Белая Корона (hezt), которую носила богиня Нейт. Во всем прочем южане поступали подобно своим собратьям с Севера. Точно так же они сделали своей столицей город богини, Стервятник Нехеб (III ном). Эта богиня-мать, Нехебт,

«с длинными перьями, со свисающими сосками», должна была кормить грудью царских наследников. Позаимствовав «белый головной убор»[123] богини, из которого они сделали корону Юга, цари стали пользоваться покровительством Нехебт, чтобы унаследовать то влияние, которое богиня в течение длительного времени оказывала на Юг. Подобно тому, как в Буто существовало два города – Деп и Пе, цари Юга основали напротив Нехеба, города богини Нехебт на правом берегу, город Гора на левом берегу и назвали его Нехен, Иераконполь. Здесь впоследствии стали поклоняться Соколу Гору, в том же виде мумифицированной птицы (рис. 14 и илл. 7), как поклонялись в Летополе Гору Двух Глаз (там же, § 717, 729). В довершение симметрии между Севером и Югом в Нехебе в честь богини Уаджет был построен дворец Ну по образу и подобию дворца в Буто. Дворец в Верхнем Египте, однако, часто изображается в ином ракурсе (рис. 27).

«Искусственный» характер этих царских резиденций показывает, что в то время уже существовала династическая теория с присущей ей официальной терминологией. Здесь мы видим намерение создать монархию под покровительством богов.

Важно отметить и то, что египтяне в данном случае искали покровительства богинь, это справедливо как для Юга, так и для Севера. Когда Гор водворился в Буто, он объявил себя сыном и, следовательно, наследником местной богини Уаджет. Право на корону принадлежало Уаджет, точно так же, как на Юге короной владела Нехебт, обе они были «царскими» богинями. Этот факт объясняет одну особенность в титулатуре фараонов. Некоторые очень древние царские символы носят имена, образованные посредством притяжательного суффикса женского рода, который относится к богине Уаджет и, возможно, к Нехебт. Для обозначения Урея как украшения на челе фараона в древнем языке существовали слова «ее налобная повязка» (wpt-s), то есть повязка Уаджет. Кроме того, мы встречаем обороты «ее корона Нижнего Египта» (meh-s), «ее корона Верхнего Египта» (shema-s), «ее скипетр», «ее жезл», «ее пектораль». Таким образом, первоначально атрибуты царской власти принадлежали богиням.

Здесь может идти речь о весьма любопытных пережитках древней матриархальной системы, обращенных к пользе Слуг Гора. Последние, уже обязанные большей частью своего престижа богине Исиде, судя по всему, позаимствовали также наследие царских богинь в Буто и Нехебе.

На последнем этапе Слуги Гора объединили два царства, осуществили этот замысел цари Юга.

Два царя из Иераконполя-Нехена, Скорпион и Нармер, оставили после себя памятники, на которых они изображены покоряющими Дельту. Перед царем Скорпионом несут символы номов Юга, он празднует победу над «рехету» и «луками» – под первыми подразумеваются египтяне, в то время как вторые – выходцы из Азии. Несмотря на то что на этой табличке голову царя Скорпиона венчает лишь Белая Корона Юга, он, несомненно, завоевал и часть Дельты, хотя, возможно, и не покорил Буто. Нармер, с другой стороны, изображен с двумя коронами. На одной стороне знаменитой таблички, где он убивает своим скипетром человека из нома Гарпуна (7-й), царь изображен с Белой Короной Нехебта. На обороте таблички он марширует с Красной Короной Уаджет, перед ним изображены символы, которые ведут Shemsu-Hor туда, где были обезглавлены десять вождей нома Гарпуна.

Рис. 28. Царь Лев уничтожает своих врагов

Что же стало причиной кровавого конфликта, разделившего две царских семьи Слуг Гора? Судя по всему, конфликт этот разгорелся после того, как на Дельту посягнули ливийцы с Запада и семиты с Востока. На табличке Нармера лица поверженных врагов, несомненно, несут азиатские и семитские черты. В нашем распоряжении имеется еще одна доисторическая табличка, к сожалению, некоторые фрагменты ее утрачены, в том числе фрагмент с именем царя. На этой табличке изображен Царь Лев на поле битвы, пожирающий живых и мертвых с лицами определенно семитского типа (рис. 28). Над этой сценой видна нижняя часть туловища человека, облаченного в одеяние из расшитой шерсти семитского типа, а также название народа, к сожалению неразборчивое, но имеющее эллиптический детерминатив чужих стран. Это слово, возможно, означало азиатов. На другой табличке (рис. 29) мы видим царя, изображенного в виде скорпиона, льва, сокола или нескольких соколов, разрушающего крепость остроконечным оружием, а на обороте изображена процессия животных, взятых в качестве трофея, – быки, ослы и овцы среди деревьев (рис. 16). В нижней части таблички четко прорисован ливийский бумеранг, заключенный в эллипс чужих стран. Этот знак, Техену, означает ливийцев. Какой же вывод можно сделать на основании всего этого? Судя по всему, Скорпион и Нармер, цари Верхнего Египта, вынуждены были вторгнуться в Дельту, чтобы спасти ее от захватчиков, ливийцев с Запада и семитов с Востока.

Рис. 29. Царь разрушает крепости

Очевидно, опасность со стороны ближайших и агрессивных соседей угрожала больше Дельте, чем Долине, защищенной пустынями. Можно предположить, что цари Буто даже объединились со своими соседями, поскольку Тексты пирамид сохранили память о времени, когда «цари Нижнего Египта из Буто» считались врагами (§ 1488). Можно ли сказать, что именно поэтому Дельта, колыбель царских династий, оскверненная захватчиками, перешла под контроль царей Верхнего Египта и даже в царских титулах более позднего времени признавалось первенство Долины? Определенно завоевание Дельты царями Иераконполя оставило неизгладимый след в династической традиции. Царские титулы и административные формулы всегда (за исключением некоторых периодов, о которых мы поговорим далее) отдавали первенство Верхнему Египту и его царю. В объединенной стране, первым правителем которой стал Менес, превосходство Верхнего Египта демонстрирует некоторую подозрительность, с которой фараоны с того времени относились к Дельте.

Египетские и греческие источники сходятся в том, что после богов и Слуг Гора трон Египта занял Менес, первый царь объединенного Египта и основатель земной династии царей. В книге «От племени к империи» я уже обрисовал характер этой древнейшей из монархий. На страницах этой книги я собираюсь показать: 1) как Менес и тинитские цари сплавили сконцентрированное в их руках многообразие элементов в целое реальной царской власти; 2) почему они основали новую столицу на месте Мемфиса; 3) каким образом они заложили основы царской власти.

Чтобы представить себе результаты этой политической концентрации, мы должны взглянуть на титулы, принятые тинитскими царями и перешедшие по наследству к их преемникам, за исключением Птолемеев и цезарей.

Официальный титул тинитских царей включал в себя:

1) титул Гора, 2) титул царя, носящего Две Короны, 3) титул царя Верхнего и Нижнего Египта. Каждый из этих титулов мог дополняться «именем», которое носил царь.

Титул Гора состоит из имени, такого как Aha, «Воина», начертанного на схеме царского дворца с Соколом (Гором), восседающим наверху (рис. 30). Это означает, что царь является живым воплощением на земле: а) Сокола, б) Гора (по-гречески ’????????).

Во всех текстах Сокол описывается как живая птица, с которой отождествляется царь. Например, тинитские скульпторы «оживляли» птицу, изображая ее сжимающей в когтях щит и копье, являющиеся идеографическими знаками слова aha – «Воин». Несомненно, Сокол был той сущностью, что в доисторический период являла собой верховное божество многих племен. Вновь и вновь он оживает в каждом царе. Таким образом, цепь традиции поддерживается первым титулом, который соединяет символ племени с царем Тинитской династии.

Мы видели, как Сокол стал богом и принял различные формы – во-первых, это небесный бог Летополя, носящий имя Гор Двух Глаз, и царь Нижнего Египта, соперник бога Сета-Нубти, царя Верхнего Египта. В мире людей тинитские цари являли собой живое воплощение этого Гора, который по-прежнему обитал в Летополе, а также, по праву завоевателя, в Нехене и Эдфу. Сокол перед именем царя – это также и имя бога Гора. Однако традиция царской власти, однажды установленная Сетом в Верхнем Египте, проявляется в тинитском титуле.

Цари I и II (тинитских) династий[124]

Сет здесь иногда называется рядом со своим «собратом» Гором. На памятниках первых династий «два бога» (два сокола) часто означают царя как воплощение Гора-Сета. Царь Миебис из I династии часто ставил перед своим именем двух соколов, то есть «двух богов» вместо одного, и этими богами являлись Гор и Сет.

Рис. 30. Имя Гора Аха во дворце

Здесь Сет, все еще всемогущий, несмотря на свое поражение, скрывается под видом сокола из уважения к легенде об Осирисе. С другой стороны, при II династии последовала реакция со стороны поклоняющихся Сету, традиционному царю Верхнего Египта, поскольку два царя сделали его своим эпонимом-покровителем в виде тифоноподобного животного (борзой?). Царь Перибсен никогда не называл себя Гором, а именовался Сетом Перибсеном[125]. Два преемника Перибсена возвращаются к Гору, но в конце II династии царь Хасехемуи помещает перед своим именем сокола и борзую, то есть Гора и Сета (рис. 21), а после своего имени ставит примечательный эпитет – «Два Бога объединились в нем». Как бы там ни было, поклонявшиеся Сету впоследствии принуждены были считаться с чувствами сторонников Осириса. Имя Сета исчезло из титулов и было заменено именем Nub(ti), о происхождении которого мы поговорим в следующей главе. Однако память о Сете, царе Верхнего Египта, царского предка, воскресающего в династии фараонов, не была утрачена. В античные времена царицу называли «Той, что видит Гора и Сета», то есть царя – воплощение обоих богов. На стенах храмов всех эпох мы видим изображение Сета Nubti, бога чужих земель, ведущего пленных чужеземцев к царю и в качестве египетского бога принимающего участие в коронации. В V номе Верхнего Египта символ Двух Соколов вызывает воспоминание о героической эпохе Двух Собратьев, а в Омбосе, к югу от Эдфу, поклонялись не только Гору, но и Сету в образе крокодила.

Более того, Сокол Гор по-прежнему олицетворял юного бога из Буто, сына Исиды, посмертное дитя Осириса, получившего «царскую власть» от отца по велению богов, собравшихся для разрешения спора между Осирисом и Сетом. В этом смысле фараон также являлся олицетворением Гора. Об этом говорят многочисленные тексты следующих периодов, это явствует и из «Службы Гору», которую тинитские цари отмечали как династическую церемонию.

Начиная с V династии жрецы Гелиополя, ставшие идейными вдохновителями фараонов, из различных аспектов Сокола Гора создали сложносоставного династического бога, доминирующим элементом которого было «Солнце Восточного Небосклона», Ра-Харахти. Окончательно этот образ сформировался при XII династии. С этого времени Сокол царского титула, увенчанный солнечным диском, означал Гор-Ра или, вернее, Ра-Гор.

Таким образом, при помощи этого титула Гора царь олицетворял древних царей-богов, которые последовательно управляли Египтом. Фараон являлся одновременно воплощением Сокола, Гора из Летополя (и Сета Nubti), Гора, сына Исиды и Осириса, и Гора-Ра. Фараон не был только духовным наследником, символическим представителем божественного народа, он являлся реальным потомком и воплощением божественных предков. Тинитский скульптор так уверовал в эту «правду», что выразил ее в материальной форме. Царское имя Гора, начертанное на плане дворца, увенчанного Соколом, пребывает в двух руках Ка. Ка – сущность народа, божественная субстанция (рис. 32). В более поздние периоды теологи говорили: «Царь есть Ка» или «Он – воплощение Ра».

Второй титул тинитского царя представлен Стервятником и Змеей, свернувшейся на двух корзинах (последние символизируют идею всеобщего господства). Эти два существа являлись тотемами Нехеба и Буто, которые впоследствии олицетворяли Нехебт и Уаджет, богинь столиц Верхнего и Нижнего Египта. В царском титуле они означали «Двух Повелительниц» (nebti) Белой Короны и Красной Короны. Таким образом, царь с определением nebti является воплощением Двойной Короны.

Он – Белая Корона и Красная Корона, он – Две Повелительницы. Греческие переводчики, так же как и мы, использовали приблизительное выражение: «Повелитель Двух Царских Корон», ??????? ?????????.

В книге «От племени к империи» я уже говорил о том значении, которое древние придавали короне. То, что для нас, современных людей, является лишь эмблемой царской власти, для них было живым существом, царствующим божеством, обладание которым означало право на власть. Так было и в Египте: коронованный царь становился самими богинями и занимал их место со всеми их правами.

С третьим титулом, Тростником (?) и Пчелой, nsut biti, фараон становится олицетворением других богов, имевших царские права на Юге и Севере. Об этих богах нам известно немногое. Помимо змеи Уаджет в Буто была пчела (bit), символизировавшая царскую власть, поскольку Тексты пирамид называют царя Буто «Пчелой». Титул nsut принадлежал владыке области, расположенной к югу от Дельты, или близ Гераклеополя[126]. Когда слуги Гора завоевали Долину, nsut распространил свое влияние на Верхний Египет. Здесь мы видим богов, обосновавшихся на земле. Таким образом, значение этого третьего титула топографическое – ???????? ??? ?? ’???? ???? ??? ????? ????? – «Царь Верхней и Нижней Земель».

В дополнение к трем этим титул царь именовался Могучим Быком, Свирепым Львом и т. д. За этими именами, как и за Соколом, могли следовать формальные эпитеты. На древних табличках царь изображался в облике быка, повергающего своих врагов, крушащего крепостные стены своими рогами, или в виде льва, пожирающего побежденных на поле брани. Это означает, что эти грозные животные в древности считались хранителями части царской власти, тотемами или покровителями определенных кланов или номов. Царь заимствовал эти соперничающие тотемы или покровителей, подобно тому как он заимствовал Сокола, Стервятника или Урея. Менее могущественные фигуры не занимали важное место в царском титуле, но, по крайней мере, не были совершенно забыты.

Рис. 31. Титулы Нсут Бити и Небти

Рис. 32. Имя Гора меж рук Ка

Разнообразие формальных титулов говорит о том, что эти элементы царской власти, эксперименты в управлении государством, зародыши монархии в доисторическом Египте были многочисленны и разнолики, это было время, когда тинитская монархия поставила себя выше прочих видов власти. Традиция, сохранившаяся в легендах о божественных династиях, начертанных на стенах пирамид, уже произвела отбор исторических фактов и сосредоточилась в основном на событиях, произошедших в жизни слуг Гора. Мы пока не знаем, что собой представляли Цари Пчелы, Тростника, Быка и т. д. Политическое вещество, которое тинитским царям пришлось организовывать, состояло из множества ингредиентов, сложных по форме и разнообразных с точки зрения происхождения. Царствование Менеса представляет собой дерзкий синтез и обдуманный выбор. В качестве божественных покровителей и предшественников были избраны великие боги – Гор и Сет, пара, неразделимая по своей природе, богини столиц и некоторые символы Верхнего и Нижнего Египта.

Можно предположить, что тинитские цари поглотили своих соперников, совершенно лишив их политического могущества. Тексты пирамид рисуют перед нами поразительную картину завоеваний, имевших место в доисторические времена. Вот как, при помощи методов, бывших в ходу в то время, обожествленный царь, прибыв на небо, овладевает им и его божественными обитателями:

«Небо темнеет[127], звезды плачут, обитатели неба встревожены, кости тех, кто на горизонте, дрожат… оттого, что они узрели царя N, поднимающегося подобно душе, подобно богу… На царе N его боги, на челе его Урей… его скипетр служит ему защитой. Царь N – Небесный Бык с храбрым сердцем, живущий жизнью Бога, пожирающий внутренности богов… Этот царь поедает людей и богов… Этот царь поглощает их магию и проглатывает их души[128]. Великие [Боги] – его утренняя пища. Зрелые – вечерняя пища. Юные – его ночная пища. Старики: женщины и мужчины – для его печей.

Великие неба разводят огонь для своих горшков, наполняют их для него ногами своих старших… Царь N возрождает свое восхождение на небе; он держит корону Владыки Восточного Горизонта. Считая кости и позвонки, забирая сердца богов, поедая Красную Корону и поглощая Зеленую [Белую?] Корону, царь ест их легкие, он радуется, утверждаясь на их сердцах и их магии… Он снова зеленеет, ибо магия их в его чреве. Никто не может отнять царский титул у N, ибо он поглотил мудрость каждого бога. Жизнь царя N длиной в вечность. Предел ее – бессмертие. В своем величии он делает то, что доставляет ему удовольствие, и не делает того, что неприятно ему[129], ему неведом предел, он знает лишь горизонт, на вечные времена».

Очевидно, Менес не пожирал своих политических оппонентов, будь то владыки номов или местные цари, однако вспомним таблички, на которых царь Бык топчет мертвых и живых, а царь Лев пожирает их. Тексты и памятники принадлежат эпохе уже цивилизованной. Тогда в Египте уже были мыслители, астрономы и теологи и подобное варварство стало пережитком прошлого. Но люди по-прежнему верили в магию и использовали воспоминания о канувшем в прошлое каннибализме в качестве заклинаний, направленных против врагов. Ритуальное пожирание других людей стало к тому времени ночным кошмаром, пробуждающим воспоминания о далеком прошлом. Теоретики, создавшие титул фараона, превратили эти ритуалы в «поглощение» Сокола, Гора и Сета, Нехебт и Уаджет первым царем объединенного Египта.

В день коронации царь становился Гором. Это действо, по характеру своему магическое, религиозное и политическое, проводилось в соответствии с порядком, основы которого были установлены при Менесе и скрупулезно соблюдались цезарями.

Согласно тинитским памятникам и Палермскому камню, существовали три главные церемонии, три обряда коронации:

Kha nsut, Восход Царя Юга. Kha biti, Восход Царя Севера.

Sma taui, Союз Двух Земель.

Pekhrer ha inb, Шествие Вокруг Стен[130].

Обряд коронации проходил во дворце или «царских домах». Согласно Манефону, сын Менеса Атотис построил их в Мемфисе – ??? ??? ??????? ????????. По словам Геродота[131],

Мемфис (Белые Стены) основал сам Менес. Сейчас установлено, что город Мемфис был основан при Пепи I (VI династия). Однако Белые Стены упоминаются на памятниках, относящихся к правлению Хасехемуи (конец II династии).

Можно предположить, что и сам Мемфис, и царские здания были построены Менесом. Теперь обратимся к церемониям коронации.

1. Kha nsut, Kha biti.

На возвышении, к которому вели ступени, устанавливался трон. Царь поднимался по ступеням, садился на трон и «являл» себя людям, держа в руках скипетр с крюком и хлыст Осириса. Затем он «восходил» (kha), надев Белую Корону, как «Царь Юга». Знак kha означает, что царь «восходит подобно солнцу»[132] на восточном горизонте. Та же церемония проводилась на другом троне для «Восходящего Царя Севера», надевшего Красную Корону. Трон олицетворял трон Гора, а царя называли «Гором живых». Две короны на его голове образовывали единый венец, называемый Pskhent (Pa skhenti – «тот, что охватывает» голову царя).

2. Sma taui.

Царю вручалась Sma – колонна с раздвоенной верхушкой, вокруг которой был намотан папирус Севера и лилии или лотосы Юга, символизировавшие Две Земли, taui. Таким образом, получался составной знак Sma taui, означавший объединение Двух Земель. Эта колонна, украшенная двумя растениями, вставлялась в основание царского трона, так что царь обретал поддержку флоры Двух Египтов.

Рис. 33. Sma taui. Царь восседает на троне между богинями Верхнего и Нижнего Египта, он держит осирисовский посох и хлыст, попирает папирус и лотос, которые Гор и Тот (заменивший Сета) привязали к трону. Абидос

На древних памятниках боги Гор и Сет (их роли исполняли жрецы, облаченные в соответствующие маски) привязывали к основанию трона, под ногами своего преемника, лотос и папирус, произраставшие в Двух Землях, которые Геб даровал им в героические времена (рис. 33). Иногда место Сета занимал Тот.

3. Pekhrer ha inb.

С божественными символами, которые несли перед ним (рис. 35), царь «обходил вокруг Стен». Различные варианты этой сцены в более поздних памятниках показывают, что обряд этот всегда совершался в Мемфисе и регулярно повторялся на празднествах в честь местного бога, ПтахаСокара. Под «Стенами» имеются в виду Белые Стены, возведенные Менесом. Царь обходил стены, защищавшие Верхний Египет от вторжений из Дельты. Обходя стены с севера и с юга, он словно осматривал Два Египта и окружал стены магическим кругом, беря их под свою защиту. Согласно Текстам пирамид (§ 134–135), когда царь умирает и становится царем на небесах, ему говорят: «Восседая на троне Осириса со скипетром в руке, ты отдаешь приказания живущим… Ты обошел (pekhrer) владения Гора, ты обошел владения Сета».

Поскольку под «Cтенами» имелись в виду Белые Стены Мемфиса, коронационные обряды, вероятно, датируются временем возведения стен Менесом, после возвращения Дельты Shemsu-Hor Юга.

Рис. 34. Белые Стены Мемфиса

Единой монархии нужна была столица, отличная от Некхеба и Буто и расположенная в центре страны. Менес построил ее в месте, откуда легко было контролировать и Дельту, и Долину, «там, где Две Земли находятся в равновесии». Этой столицей стал Мемфис, «точка равновесия Двух Земель». В греческий период Мемфис по-прежнему оставался городом, где короновались Птолемеи, получая «царскую власть».

Что же означали эти коронационные обряды? Главным образом, они напоминали о двойном царствовании Гора и Сета, но в них присутствовала и память об Осирисе. «Восходя», царь держал в руках крюк и хлыст, которыми владел Анцти, человеческий пастырь, до того как передал их своему преемнику Осирису. Во время другого царского празднества, Сед, в ходе которого повторялись описанные выше ритуалы, Осирис выступал как прототип, которому следовали цари, его преемники.

Празднество Сед играло важную роль в жизни египетских царей. Оно повторялось несколько раз в период правления царя. Мы знаем, что подобные празднества проходили в эпоху I династии и сохранялись вплоть до правления римлян. К сожалению, хотя благодаря памятникам различных периодов нам и известны некоторые эпизоды Сед, полную картину этого празднества восстановить пока не удалось. Более того, Сед относился к той категории «мистерий», которые проводились в стенах храмов, изображения эпизодов которых встречаются на рельефах, но не сопровождаются пояснительным текстом. Геродот также хранит «религиозное молчание» о такого рода праздниках. Таким образом, толкование Сед – вопрос спорный и гипотетический. Далее я хотел бы рассказать об основных характерных чертах празднества и познакомить читателей со своим толкованием этих черт.

Рис. 35. Эпизоды коронации или празднество Сед. Царь (Тутмос III), облаченный в осирисовские одежды, перед ним – символы Упуата и Хонсу. Сет-Нубти и Гор, цари-предки, направляют его лук

Несколько церемоний, на первый взгляд отличных друг от друга и имеющих разное происхождение, по-видимому, были объединены в один ритуал. Он включал в себя по меньшей мере три характерных эпизода: повторение коронационных обрядов; церемония, в которой принимали участие супруга и дети царя; праздник в честь Осириса, представленного его символом, стволом без ветвей или колонной джед.

1. В день празднества Сед царь повторяет свое вступление на престол. Он выполняет свои «восходы» в двух зданиях, в каждом из которых стоит трон – трон Юга и трон Севера. Словесный знак Сед имеет в качестве детерминатива эту двойную постройку с двумя тронами (рис. 36). Здесь царь принимает Две Короны, крюк и хлыст. После двух восшествий на престол наступает черед «Объединения Двух Земель», а затем «Процессии вокруг [Белых] Стен». Но есть в царском одеянии одна деталь, характерная именно для празднества Сед, – царь облачается в мантию, спадающую с плеч до колен, в мантии имеются два разреза для рук, в которых царь держит крюк и хлыст. Когда он восседает на троне, мантия покрывает его словно пелена или саван. Подобное облачение носится лишь царем во время Сед и во время коронации, а также Осирисом – значение этого факта мы вскоре поймем.

С какой целью повторялись коронационные обряды? Первые обряды посвящения со временем утрачивали свою сакральную силу, поэтому желательно было повторять их через определенные периоды времени. Длительность этих периодов могла определяться в зависимости от возраста царя[133], поскольку с царским титулом обновлялась сама жизнь царя – он получал от Сед новую молодость. Эта молодость, физическое и царское «обновление», является одним из бесспорных результатов празднества Сед, о которых говорят древние памятники.

Рис. 36. Восхождение царей Верхнего и Нижнего Египта в Двойной зал празднества Сед. Символ Сокола с двумя руками вручает царю хлыст Осириса и эмблемы празднества Сед и долгой жизни. Аменофис III, Лувр

Празднество Сед даровало царю «миллионы лет» (рис. 36). Бог вечности, держащий в руках молодые побеги, символ лет, тесно ассоциируется с «празднеством Сед». Храмы, построенные для празднования Сед царя, назывались «зданиями миллионов лет». Затем боги говорят царю: «С этим празднеством Сед я дарую тебе годы». Они обращаются к Сети I со следующими лестными словами: «Для тебя мы объединили Две Земли, которые ты попираешь своими сандалиями. Для тебя мы соединили лотос и папирус. Восходя как царь Юга и царь Севера… ты восседаешь на своем троне, когда ты появляешься на твоем возвышении во время празднества Сед… Ты обновлен и начинаешь все сызнова, ты становишься молодым, подобно юному Богу Луны. Подобно ему, ты взрослеешь от срока к сроку, как Нун в начале творения мира. Ты возрождаешься с каждым празднеством Сед. Вся жизнь в твоих ноздрях, ибо ты – царь всей земли на вечные времена». Этот фрагмент объясняет эпитет, которым часто награждали царя, – «Тот, кто повторяет свое рождение», uhem mesut. Однако «возрождение» было непродолжительным. Начиная с I династии царь, проведя первое празднество Сед, повторял его два, три или четыре раза. Частота зависела от продолжительности жизни царя, словно он, по мере взросления, все чаще нуждался в погружении в купель юности.

2. Эпизод с царицей и детьми царя являлся неотъемлемой частью празднества Сед, однако из-за отсутствия пояснений его трудно истолковать. Г-н Ньюберри считает его свадебным эпизодом. Как правило, восшествие на престол зависело от брака претендента с принцессой крови, которая передавала ему свои права наследницы. Есть предположение, что именно этот факт нашел свое отражение в празднестве Сед. Более того, в Солебе (XVIII династия) и Бубастисе (XXIII династия) есть тексты, в которых царь объявляет, что, проводя Сед, он, помимо защиты Египта, дарует особое покровительство жрицам храма Амона. Царица была верховной жрицей Амона и одновременно супругой и жрицей бога. В ходе празднества, на котором царь обретал молодость и долголетие, царица и дети царя, по всей видимости, олицетворяли прежнее и будущее права наследования короны соответственно. Впрочем, свидетельства столь противоречивы, что трудно сказать по этому поводу что-то определенное.

3. Ученые решительно отвергают предположение о том, что празднество Сед имело какое-либо отношение к Осирису, то есть что оно призвано было продемонстрировать тождество царя с Осирисом. Однако «осиризация» царя при помощи ритуалов празднества, как мне представляется, четко проявляется в третьем эпизоде, который я кратко опишу. Эпизод этот заключался в установлении колонны джед.

После «Восходов царя» и «Процессии вокруг Белых Стен» наступала очередь «Возведения Почтенного джед» Осириса (sehв zed shepes). В классический период праздник Джед был связан с празднеством Сокара-Осириса, которое проводилось в первый день первого месяца всхода растений. На этот же день, 1-й Тиби, по календарю выпадало ежегодное празднество в честь царской коронации, независимо от вступления на престол очередного царя. Установление осирисовского фетиша, следовательно, было неотъемлемой частью царской коронации, а также и празднества Сед, в ходе которого коронация повторялась.

Если осирисовский миф был одним из характерных эпизодов Сед, разве не призван он был продемонстрировать уподобление царя Осирису? Подобно тому как в Текстах пирамид тело Осириса подняли, чтобы тот вновь мог обрести власть, джед поднят, чтобы свидетельствовать о том, что правление фараона будет «непоколебимым и долгим» (таково значение слова zed в языке, помимо обозначения фетиша Осириса).

В празднестве Сед есть много других осирисовских черт. От Осириса царь принимает не только крюк и хлыст, но и особое одеяние, похожее на саван, в которое по обряду облачен бог. Как мог царь заимствовать внешний аспект Осириса, внутренне не отождествляясь с ним? Вот почему царь в течение празднества Сед принимает участие в обрядах, которые Исида, Анубис, Тот и Гор совершали над телом Осириса, когда тот был убит Сетом, чтобы оживить бога. К счастью, в нашем распоряжении есть текст, начертанный под рисунком, на котором изображен Пепи II (VI династия), восседающий на троне в двойной постройке. Текст этот совершенно определенно говорит, что «уста [его изваяния] открылись в Золотом Доме в первый раз, когда он праздновал Сед». Анубис и Гор открыли уста Осириса, чтобы тот мог дышать, говорить, принимать пищу, вернуться к жизни. Таким образом, по моему мнению, во время праздника Сед царь должен был «имитировать» смерть и воскрешение Осириса. Несомненно, если при помощи этих обрядов Осириса удалось вернуть к жизни, они могли поддержать жизнь в стареющем царе. Поскольку, в отличие от Осириса, царь в действительности не умирал, празднество Сед с его осирисовскими обрядами являлось для царя некой гарантией от преждевременной смерти[134]. Обещание долгой жизни, «миллионов лет» – вот в чем состояло значение возведения джеда и обелисков в ходе празднества.

Более того, нам известно о празднестве Сед, которое проводилось не для царя, а для самого Осириса. Действо это изображено на саркофаге конца Второй Фиванской империи. «Царский восход» на два трона в двойном доме, торжественная процессия бога, особое праздничное облачение, возведение обелисков, присутствие царицы и царских детей, процессия Быка Аписа – все напоминает обряды царского празднества Сед в том виде, как они изображены в Абусире (V династия), Солебе и Бубастисе. Нельзя также утверждать, что приписывание Сед Осирису относится к поздним периодам. Мы видели, что во время коронационных обрядов, повторяемых в процессе Сед, царю вручают скипетр АнцтиОсириса. Легендарное царствование Осириса послужило стимулом для коронационных обрядов тинитских царей.

Таким образом, Сед являет достаточно осирисовских элементов для толкования, предложенного Петри и мной. Смысл этого толкования в том, что празднество Сед представляло собой «осиризацию» царя. Думается, в этой гипотезе есть ощутимая доля правды.

Тем не менее не будем забывать, что имеющиеся в нашем распоряжении свидетельства не позволяют нам дать всеобъемлющее толкование. Неясно даже значение самого названия празднества. Слово сед означает «хвост». Намек ли это на набедренную повязку царя или, может быть, пояс с хвостом животного? Но у «мантии», в которую облачался царь, не было никакого «хвоста». Можем ли мы согласиться с Петри, который понимает слово «хвост» в переносном смысле – как «конец», то есть конец определенного периода в жизни царя? На этот вопрос опять-таки нет определенного ответа.

Впрочем, возможно, что церемония коронации и празднество Сед были ритуалом, который постоянно напоминал о мифическом правлении Гора-Сета, Осириса и Гора, сына Исиды. Механическое повторение обязательных ритуалов, которыми во все времена были перегружены все царские празднества в Древнем Египте, представляется нам обременительным и монотонным. Для египтян же это было живое и яркое воскрешение прошлого, которое царский двор и народ приветствовали с радостью, обычно сопровождающей любые воспоминания о «старых добрых временах». Коронация и Сед стали праздниками, на которых появлялись первые лица государства, жрецы богов – покровителей городов и номов, несущие статуи божеств и царей-предшественников. Люди принимали участие в празднествах с небывалым энтузиазмом, который поразил Геродота в V веке до н. э.

Сценарий празднества требовал, чтобы в определенных эпизодах, а именно в пантомимах, была задействована толпа.

Это напоминает нам о средневековых мистериях. По счастливой случайности на гробнице XVIII династии сохранилось живое и образное изображение установления джеда царем Аменхотепом III во время празднества Сед (рис. 37).

Рис. 37. Царь устанавливает колонну джед в утро празднества Сед

«Сам царь» при помощи нескольких придворных тянет за канаты, чтобы «поставить колонну джед», которая первоначально лежала на боку, подобно мертвому Осирису. За этой сценой наблюдает царица, дети царя и женщины из гарема Амона. Ниже, под этими царственными особами, изображены жестикулирующие фигуры, названные «обитателями Пе» и «обитателями Деп» – то есть жителями Буто, древней столицы Гора. Все эти люди бьют друг друга кулаками и палками, некоторые спасаются бегством, другие сошлись вплотную и кричат: «Я схватил Гора [Аменхотепа III]», прочие отвечают: «Держите его крепче!» или «Не сопротивляйся!».

Какое значение кроется в этой маленькой войне, сыгранной актерами «царской мистерии» и связанной с установкой джеда? Судя по всему, она призвана изобразить покорение Буто Слугами Гора (Shemsu-Hor) из Верхнего Египта. Люди разделились на две группы, одна из которых «поймала» Гора, пришедшего из Верхнего Египта, чтобы посвятить его в цари, в то время как другие противятся этому. Таким образом, Аменхотеп III в годовщину своей коронации, в тот момент, когда он воздвигал джед, фетиш Осириса, повелел исполнить «мистерию». Здесь была представлена не только легенда о Горе, сыне Осириса, из Буто. Появляется сам царь, Kha-m-maat. Аменхотеп III, как и любой другой царь во время своей коронации, считал себя Менесом или Гором, царем Верхнего Египта, сражающимся с врагами за объединение Двух Земель, которое было необходимым условием социального прогресса и цивилизации.

В завершение я хотел бы отметить одну существенную особенность. Царская власть Менеса и его преемников была основана не только на божественном наследовании, завоеваниях и политической традиции, но также и на принципах, которые имели столь же много общего с магией, сколько и с династическим правом. Менес, и каждый следующий за ним фараон, определенно следовал примеру его предков – Гора и Осириса. Однако он также имитировал важные факты «божественной истории» при помощи магии. Он целиком и полностью отождествлял себя с Гором и Осирисом, повторяя их легендарные деяния – восход, объединение Двух Земель, установление джеда. Подобно тому как чародей, заклиная змею, подчиняет ее себе, говоря: «Пади! Погибни! Я – Ра!» (Тексты Пирамид, § 442), так и царь с той же уверенностью заявлял, что он был Гором, Осирисом, заставляя легковерных людей уверовать в свою абсолютную тождественность с богами. Обряды коронации и Сед обязаны повелительным, ритуальным характером своей глубокой древности. Они сочетали в себе подражание магии с религиозной и политической церемонией[135].

В книге «От племени к империи» я упоминал, что тинитские памятники рассказывают нам о тинитских царях, принадлежавших к первым двум династиям и правивших на протяжении почти четырехсот лет (ок. 3300–2900 до н. э.). Наибольшую ценность представляют собой фрагменты текстов с Палермского камня, поскольку они рассказывают о наиболее важном событии, произошедшем в каждом году царствования и давшем название году. Разумеется, в тексте не говорится «год х правления такого-то царя», но рассказывается о таком-то празднестве, строительстве или (что встречается довольно редко) о победе. Среди наиболее примечательных событий, которыми было отмечено правление каждого царя и в честь которых были даны названия годам, коронации царей, празднество Сед, дни рождения царей и богов Анубиса, Упуата, Сета, Мина, Херишеф, Мафедет, празднество Сокар, процессия Аписа, охота на гиппопотамов, закладка храмов, дворцов и, порой, военные подвиги – кампании, в ходе которых царь «наголову разбил троглодитов» или восточные народы. События происходили регулярно, например, празднество в честь Гора случалось через каждые два года. Оно носило название Службы Гору, ShemsHor, и ясно демонстрировало желание связать правящую династию с Shemsu-Hor. Начиная со II династии через каждый год, в очередь со Службой Гору, проходила перепись доходов страны. Наконец, ежегодно фиксировался уровень воды в Ниле во время разлива реки – «четыре локтя, одна ладонь», на следующий год «пять локтей, пять ладоней, один палец» и т. д. Эти анналы тинитских царей рассказывают нам об их обязанностях по отношению к богам и к подданным.

Для богов цари возводили храмы. Сперва они представляли собой мазанки, затем храмы стали строиться из кирпича и, наконец, из лучшего камня (как, например, храм Гора в Иераконполе) с балками из ливанской древесины. В этих храмах, даты закладки которых отмечены на Палермском камне, цари осуществляли обязанности жрецов, исполняя обряды в соответствии с календарем празднеств – рождений богов, крупных религиозных собраний в святилищах и т. д.

Для регулярного и точного выполнения необходимых обрядов царь назначал жрецов, которые были Слугами Бога, hemu neter. Для того чтобы обставить храмы всем необходимым, он нанимал плотников, столяров, работников по металлу, гончаров и золотых дел мастеров. Скульпторы высекали фигуры богов из камня, вырезали из дерева или делали их из меди и золота в облике человека или с головой животного. На сосудах из твердого камня и слюдяных табличках гравировались батальные сцены – изображались победы над нубийцами, ливийцами и азиатами, отображались празднества Сед или другие торжества.

Для блага подданных тинитские цари развивали ирригацию и строили дамбы[136]. Для увеличения трудовых ресурсов и поголовья скота цари ввозили в страну тысячи военнопленных и большие стада, захваченные в Ливии и других странах. Благодаря медным рудникам Синая и золотым рудникам Нубии, цари имели запасы металла, необходимого для ремесел или войны.

Мы и рады были бы узнать что-либо о ситуации в стране или о людях в период правления тинитских царей, но, к сожалению, подробных сведений у нас не так много. На глиняных пробках от кувшинов со съестными припасами, оставленных в гробницах, часто встречаются оттиски печатей чиновников. В глазах царя единственными важными людьми, помимо его жен, были, по всей видимости, придворные и царская администрация.

Из I династии нам известны имена некоторых цариц – Нейтхотеп, супруги Менеса, и Мернейт, жены Усафиса.

Имена эти говорят о том, что женщины были связаны с культом богини Нейт, богини Саиса. По всей видимости, царицы принесли своим супругам в качестве приданого наследственные права на Западную Дельту. На памятниках встречается также имя Нимаатхапи, жены Хасехемуи. Несколько имен можно прочесть на Палермском камне. Супруги царей с гордостью носили титул «Та, что зрит Гора и Сета» (maa Hor Seth), то есть царя, живое воплощение двух богов, или «Та, что следует за Гором» (khet-Hor). «Матери царей» и «Матери царских детей» носили эти титулы официально. При тинитском дворе царица, вдовствующая или правящая, занимала важное положение, ей даровался «дом» для ее содержания.

Царя окружали придворные. Среди них были Принцы (hati-a) – точнее, Первые, – не являвшиеся сыновьями царя. Они занимали важные посты, например начальники над солдатами (imra meshau)[137]. Следовательно, у царя была армия. Избранный Страж защищал дворец царя, который назывался Дом Избранного Стража (per setep-sa). Кроме того, при дворе жили писцы (sesh), жрецы (sem) и священники, хорошо знавшие ритуалы, необходимые для проведения празднеств (kheri-heb). Вероятно, у каждого царя была своя резиденция. Таким образом, политическая столица менялась с каждым правлением и единого административного центра не существовало. Мемфис был городом коронации, куда царь прибывал для совершения своих «Восходов» и участия в празднестве Сед. Однако тинитские цари должны были иметь свой дворец, большое прямоугольное здание с двойными воротами (северными и южными) близ Тиниса, поскольку именно там были обнаружены их гробницы. Этот дворец назывался просто Домом, а позднее Великим Домом (per-aa) или Двойным Великим Домом. В Мемфисский период это название стало обозначать самого царя, от него произошло известное нам слово «фараон». Во дворце располагались центральные административные учреждения, управляемые Первыми при Царе Юга (tpi kher-nsut) и Друзьями Дворца (smer per-aa), но нам неизвестно, в чем именно состояли их обязанности при царе в то время.

Рис. 38. Общественные здания (слева – саркофаг, воспроизводящий фасад дворца; справа – праздничный шатер)

В то время как центральное управление дворцом представляется довольно смутно, двусторонняя организация Двух Земель, наследие Shemsu-Hor, более очевидна. В две столицы царь направил заслуживающих доверия наместников. Надзиратель Нехена (iri Nekhen) и Советник Верхнего Египта (szati shema) отправились в город Нехен (Иераконполь), напротив Нехеба, столицы Юга. Надзиратель Пе (iri Pe) и Советник царя Севера (szati biti) отправились в город Пе, напротив Депа (Буто). Под его властью были Дом Царя Юга (per-nsut) и Белый Дом (per-hez) в Долине, а также Красный Дом (per-desher) в Дельте (эти «дома» имели цвета Юга (белый) и Севера (красный). Белые Стены новой столицы имели цвет Юга). Пустынными землями – Синаем, Ливией – управляли наместники земель (az mer), затем правители (imra) и Писцы (sesh) Чужих Стран (Khaset).

Царские чиновники уделяли много внимания культивации земель, разведению скота, развитию сельского хозяйства и ремесел. Каковы же были условия жизни различных слоев общества? Нам это неизвестно, трудно также установить, какова была ситуация в стране в тот период. На основании некоторых признаков можно сказать, что у царя сверх земли в Египте были «личные владения». Интересно было бы проследить развитие, которое за несколько столетий, отделявших Тинитский период от Мемфисского, прошел этот ограниченный царский надел. Пользуясь имеющимися у нас свидетельствами, мы можем определить лишь отправную точку и конец.

Тинитские цилиндрические печати рассказывают о виноградниках, принадлежавших царю. Один из таких виноградников, носивший благочестивое название «Поклонение Гору, царствующему на небе», известен с Тинитского периода до XII династии. За виноградником присматривал особый наместник (az mer). Другой виноградник назывался «Вторым» (sen). Третий носил имя «Виноградник Дома Царя Юга и Красного Дома». Кроме того, царь, должно быть, владел внушительными наделами пахотной земли, лесами и большими стадами скота. Некоторые чиновники именовались Инспекторами или Надзирателями за всем имуществом (ikhut nebt) царя. Погребальные домены, о которых я расскажу позже, требовали «перевозки припасов» (uzeb), для которых существовали «дома», управляемые Инспекторами (za hr).

Известен ряд других наименований, означавших «продуктовые склады» (ist zefa), где собиралась сельскохозяйственная продукция с полей, виноградников, фруктовых садов, а также продукция ремесленников. В древнем обществе начальник подобного «склада» именовался «сборщиком имущества и поставщиком продовольствия». Этот пост доверялся «начальникам», «наместникам», «великим». Мы можем себе представить, что входило в их обязанности. Большую важность представляли царские житницы. Среди тех, кто управлял ими, можно назвать Глашатаев (буквально – «громогласных», nekht-kheru). Они объявляли о количестве зерна, привезенном каждым налогоплательщиком, или о количестве зерна, выданном в качестве платежа. Уже в Тинитский период мы видим высокое должностное лицо, Царского Плотника, управлявшего строительством сооружений, главным материалом для которых служило дерево, – это гробницы, дворцы, лодки и т. д. Ремесленники и литейщики также находились под контролем царя. Неизвестно, подчинялись ли они в более поздний, Мемфисский период «Великому начальнику работ», верховному жрецу Птаха.

Некоторые факты говорят о том, что имущество и ремесла были частично свободными, но находились под контролем царя, постепенно становившимся все более строгим. Начиная со II династии через каждые два года царь проводил перепись Рис. 39. Знак «писец» (тростниковое перо, сосуд с водой, дощечка с двумя чашами для красных и черных чернил) (tenut) недвижимости (полей) и движимого имущества (которое оценивалось в золоте). Этому мероприятию придавалось такое большое значение, что при II династии годы правления именовались «четвертой переписью, пятой переписью» и т. д., а годы в промежутке между переписями по-прежнему датировались Службой Гору. Таким образом, двумя основными событиями правления были династическое празднество и составление бюджета на каждые два года. В ходе переписи проводилась оценка личных состояний в целях определения оптимального размера налогов. Кроме того, наблюдение за уровнем воды в Ниле позволяло ежегодно подсчитывать площадь земли, пригодную для вспашки, и плавающие ставки налогов. На основании этого можно предположить, что большая часть земли по-прежнему находилась в частной собственности и принадлежала живущим на ней людям, а золото (в виде слитков, песка, колец, ювелирных изделий) представляло собой движимое состояние, производимое торговлей и ремеслами, и имело свободное хождение в городах.

Рис. 40. Царь Хасехем в праздничном облачении. Иераконполь

Таким образом, существование владельцев движимого и недвижимого имущества подтверждается строгим контролем, осуществляемым царской администрацией. Наряду с владениями царя существовали и частные земельные владения, но им суждено было исчезнуть по мере того, как монархия укреплялась, расширялась доктрина божественного права. Царь постепенно сосредотачивал в своих руках всю полноту власти. Большая часть тинитских цилиндрических печатей указывает на должность, не называя имени занимающего ее чиновника. Это печати не конкретного лица, а его должности, что указывает на долговременное существование администрации. Человек не занимал пост, наоборот, пост, которому царь выделял часть полномочий, занимался человеком. Как сказал Эдвард Мейер, «монархия Менеса представляла собой не олигархию знатных семей, но государство, состоящее из чиновников». Тем не менее Сару, местным организациям, удалось найти себе место в этой системе. Мы еще не замечаем засилье сыновей и родственников царя на высоких государственных постах, которое так поражает нас в Мемфисский период. В этом отношении двор и администрация столицы в эпоху Менеса находятся в состоянии перехода от системы местной власти, характерной для Египта до Тинитского периода, к абсолютной централизации, которой сумели достичь первые фараоны Мемфисского периода.

Если жизнь фараона была необходима его подданным, то и смерть его интересовала их не меньше. Воплощение бога на земле, царь, подобно всем богам, владел тайнами, которые позволяли ему одержать триумфальную победу над физической кончиной. Если его подданные помогут царю совершить последний шаг в вечность, он навечно останется защитником своего народа. После своей кончины царь станет посредником и заступником между людьми и богами в ином мире. Как я писал в книге «От племени к империи», «даже после смерти царя его обязанности по отношению к подданным не заканчиваются… Именно чтобы защитить тело монарха от возможного ущерба и обеспечить его необходимыми средствами для вечного существования, люди стремились возвести великолепные гробницы».

Царские гробницы первых двух династий были обнаружены в Тинитском некрополе близ Абидоса E. Амелино, Дж. де Морганом и Флиндерсом Петри в период между 1895 и 1900 годами. Наиболее древние из гробниц представляют собой прямоугольные ямы, вырытые в песке, длиной около 7 метров, шириной 4,9 метра и глубиной 3 метра. Стенки могилы выложены кирпичом, потолок из дерева поддерживается деревянными подпорками и сверху засыпан песком, так что захоронение трудно заметить со стороны[138]. Приблизительно в середине I династии размеры гробниц увеличились в три, а то и в четыре раза. Пол, стены и потолок стали облицовывать деревом, погребальную камеру размещали в центре, а по бокам находились небольшие отсеки-кладовые, куда помещались кувшины, оружие, украшения и полотно. Гробница Хасехемуи, датируемая II династией, поражает своими размерами – длина ее составляет почти 85 метров, в самой гробнице пятьдесят восемь камер. К ней ведет кирпичная лестница. Над засыпанной песком крышей гробницы возвышается каменная стела, на которой начертано имя усопшего монарха. Внутри гробницы обнаружили еще одну стелу с именами близких царю людей, которые были похоронены вместе с ним.

Взглянув на груды вещей, громоздящихся в этих огромных сооружениях и призванных скрасить будущую жизнь покойных, мы можем получить некоторое представление о том, чего же ожидали после смерти тинитские цари. Только вера в нетленность тела могла объяснить такое количество погребального имущества и продуктов питания. Теория монархии, о которой говорилось выше, позволяет прийти к выводу, что к царю, преемнику Гора и Осириса, и их живому воплощению на земле после его смерти следовало относиться так же, как к самим богам. Чтобы царь мог рассчитывать на вечную жизнь, его просто следовало любыми возможными способами отождествлять с Осирисом. Празднество Сед с его осирисовскими ритуалами позволяло царю вернуть молодость при жизни. Те же самые ритуалы, совершенные по отношению к покойному царю, должны были воскресить его, как они воскресили Осириса, и даровать ему бессмертие. В другом мире, рядом с Осирисом, фараон действовал как предок и покровитель правящего царя, подобно тому как Осирис, согласно преданию, покровительствовал Гору, сыну Исиды, когда тот занял место отца на троне[139].

Рис. 41. Саркофаг Микерина, воспроизводящий фасад архаического дворца

О новой жизни, обещанной покойному царю, мы поговорим в следующей главе, поскольку свидетельства об этом мы находим лишь в текстах мемфисских пирамид. Надо отметить, что титулы тинитских чиновников, похороненных возле их царя, наводят на некоторые размышления. Они говорят нам, что для царя совершались обряды, относящиеся к его Ка и его Ах, то есть к обожествленной Сущности и божественному Духу, которые обретет царь в загробном мире. Мы располагаем достаточным количеством фактов, чтобы понять, что уже в Тинитский период люди верили в бестелесную жизнь, уготованную царю после его смерти. В Мемфисский период эти доктрины эволюционируют, обещая продление божественной жизни земных фараонов после их кончины.

Что касается подданных, которыми управляли тинитские цари, нам не известен ни один текст того периода, в котором бы говорилось, что ждет этих людей после смерти. Однако в некрополях, исследованных Юнкером и Рейснером, мы находим тела, лежащие на левом боку и обращенные лицом к Западу. Вместе с ними погребена пища, вазы, инструменты, оружие и украшения. Положение тел и погребальный инвентарь свидетельствуют о том, что над покойными совершались обряды, имеющие целью упокоить умершего в загробном мире.

Далее мы увидим, что в Мемфисский период осирисовская доктрина оказала сильное влияние на погребальные обряды, которые стали напоминать магические ритуалы, совершенные Исидой и Гором, ради спасения Осириса от смерти. Единственно, ритуалы эти были адаптированы для простых смертных. Впрочем, некоторые обряды VI династии представляют собой сильно упрощенную версию: покойного не называют Осирисом, а жреца Гором, сыном Исиды. Обряды эти таковы, что любой сын может совершить их для спасения души собственного отца: «О отец, восстань… Повернись направо, обратись к Воде возрождения, которую я даю тебе… Возьми этот хлеб, который я испек для тебя… (Тексты пирамид, § 1046, 1802). Это я, твой сын, твой наследник… Я посеял для тебя ячмень, я посеял для тебя пшеницу». Покойного просят «обратиться к дому», где наследник занял его место (там же, § 1388). «Твой сын на твоем месте. Он делает то, что ты больше не сможешь делать среди живущих. Он сеет пшеницу и приносит тебе хлеб из нее» (там же, § 760). Если у покойного были враги, он может быть спокоен, сын защитит его и отомстит врагам. «Восстань, узри, услышь, что твой сын сделал для тебя. Он убивает человека, поразившего тебя»… ибо «сын должен отомстить за отца» (там же, § 1007).

Я согласен с Адольфом Рушем, исследовавшим эти тексты. Он видит в них доосирисовский обряд. В Мемфисский период этот обряд подвергся трансформации, имеющей целью адаптировать его к осирисовскому откровению посредством вставок, явно более поздних, – так, после слова «отец» было добавлено имя Осириса, после слова «сын» – имя Гора и т. д.

Возможно, эти обряды датируются Тинитским периодом. Мы видим здесь культ отдельной семьи, еще не попавший под власть погребального бога и пока свободный от жреческого влияния. Мне, однако, кажется, что значение этих текстов не ограничивается одним только религиозным аспектом. Они позволяют нам взглянуть на египетское общество в дни, когда клан раскололся на семьи, сосредоточившиеся вокруг авторитета отца.

Мы видим здесь социальную значимость погребального культа, его связь с наследованием по отцовской линии. Если сын должен был давать пищу своим мертвым предкам, то это оттого, что он был наследником и возделывал семейный надел.

Крепкие узы соединяли живых и мертвых в семье. Мертвый отец оживает в сыне и теоретически остается хозяином, главой семьи. В конце одного из обрядов, после того как покойный получил приношения с полей, возделанных его сыном, наследник обращается к отцу с такими словами: «О Хозяин Дома (neb per), твоя рука простерта над твоим имуществом!» (там же, § 1881, 2641).

Из этих текстов можно сделать еще один вывод: в домемфисский период часть населения обладала семейной собственностью, еще не вошедшей во владения фараона. К такому выводу мы уже пришли, изучив административные документы.

Мы подошли к концу Тинитского периода (ок. 2900 до н. э.). В столь отдаленном прошлом египтянам уже удалось достичь значительного прогресса. Придя в страну, богатую природными ресурсами, но требующую неутомимого труда, прозорливости и методичности, египтяне научились пользоваться могуществом Нила и усмирять природу, покорившись ее законам. В облике Нила, который трансформировался в Осириса, египтяне поклонялись владыке, учителю и творцу пищи и жизни. Связь, которая под влиянием Нила возникла между людьми, обитавшими на его берегах, подчиняя интересы одного общим нуждам, обратилась в коллективный труд во благо общества. Видя страну мирную и процветающую, древние египтяне с благодарностью обращались к божественному Нилу, определившему собой возникновение благотворных общественных институтов. Вот как гимн, сохранившийся в Текстах пирамид, восхваляет разлив Нила – причину ежегодного обновления здоровья и благосостояния царя (живущего и умершего) и богов, сельского хозяйства, календаря – и вообще процветания социальной жизни Египта в целом.

Подъем уровня воды в Ниле. Вот она наступает, вода жизни, которая в небесах. Она идет, вода жизни, которая на земле. Небо пылает, земля дрожит перед рождением Бога. Две горы раскрылись[140], является Бог, Бог овладевает своим телом[141].

Цари и Боги очищаются в водах Нила. Узри царя N! Его ног касаются носом[142] чистые воды… [Боги] приходят, они приносят тебе чистую воду [проистекающую] от Отца. Они очищают тебя, они восхваляют тебя, о царь N! Ты касаешься рукой неба, земля простерта под твоими ногами. Свежие возлияния поданы у Двери[143] царя N. Каждый Бог омывает [ими] свое лицо, и ты омываешь свои руки, Осирис! Ты омываешь свои руки, о царь N!

Результаты разлива.

1. Пища для царя и богов. Ты возрождаешься как бог, о Третий повелитель Приношений![144] Вот благовония богини Хетутет для царя N. Вот хлеб в доме Сокара, мясо в доме Анубиса.

2. Социальная организация. Царь N процветает[145]. Дворец его стоит. Месяц рождается. Ном живет. Земли измерены. Ячмень растет, пшеница растет. Да возрадуется царь Х на вечные времена (Тексты пирамид, § 1063–1070).

III и IV династии Манефон называет Мемфисскими. Политический центр смещается из Тиниса в Мемфис и Гелиополь, начинается новая эпоха – Мемфисское Древнее царство. Оно охватывает период с III по VIII династию, длившийся более пятисот лет (приблизительно с 2895 по 2360 до н. э.). Этот период характеризуется двумя процессами: во-первых, результатом непрерывной эволюции института царской власти становится существующая по божественному праву зрелая абсолютная монархия. Ситуация сохраняется с III по V династию (2895–2540 до н. э.), что описано в данной главе. Затем царь постепенно утрачивает авторитет, начинаются резкие выступления жрецов и знати, упрочивших свое положение на руинах абсолютной монархии (с VI по VIII династию, 2540–2360 до н. э.). Наступает смутное время, страна погрязает в раздорах, подпадает под власть чужеземцев, переворот ставит под угрозу само существование Египта. Наконец, через два столетия (ок. 2360–2160 до н. э.) в стране устанавливается новый политический и социальный строй.

Процесс перемещения тинитского двора и администрации на север начался рано и проходил постепенно. Белые Стены (Мемфис), город коронации, всегда привлекал царей, начиная с Менеса. Это становится очевидным при II династии и объясняет реакцию последователей Сета при Перибсене, о которой упоминалось выше.

Большинство монархов II династии не покоятся в Абидосе. Руины их гробниц обнаружены между Файюмом и Белыми Стенами. Теперь мы знаем, что резиденция каждого царя строилась близ его последнего пристанища. Даже погребальный культ Сета Перибсена, вернувшегося в Абидос, чтобы возвести себе там гробницу, отправлялся в некрополе Мемфиса, впрочем, как и его преемника Сенда.

Процесс переселения в Мемфис и Гелиополь достиг своей высшей точки при III династии. Основатель династии, Джосер, использовал для своей гробницы новые архитектурные формы. Близ Абидоса он построил из кирпича огромное сооружение с наклонными стенами, похожее на усеченную пирамиду и служившее своего рода гигантским пьедесталом, который должен был возвысить царя над землей. Эта попытка повлекла за собой еще один эксперимент: к югу от Белых Стен царь воздвиг квадратную башню, окруженную контрфорсами из известняковых блоков. В башне было пять ярусов, постепенно сужавшихся кверху, так что по завершении строительства башня выглядела как колоссальная, обращенная на четыре стороны света лестница. Это известная Ступенчатая пирамида Саккары, гробница, построенная по отличному от существовавших до сих пор сооружений такого рода плану, стимулом для которого послужил новый идеал загробной жизни.

Цари III, IV и V династий

Преемники Джосера соперничали с ним в дерзновенности замыслов. Дальше на север, в Завиет-эль-Ариане, Неферка вырубил основание пирамиды в скале. Это сооружение так и не было закончено, но в Медуме и Дахшуре Снофру успешно завершил начатое им гигантское строительство. Пришедшие ему на смену фараоны IV династии – Хеопс, Хефрен и Микерин – воздвигли великие пирамиды Гизы. Так, резиденция царя от правления к правлению все ближе продвигалась к Белым Стенам. Наконец, местоположение столицы окончательно утвердилось. Это случилось при Пепи I (VI династия, ок. 2500 до н. э.), который построил в Белых Стенах новый квартал для своего двора – Хорошая Гавань, Mennefer, ???????, Мемфис.

С этого времени царский город сливается с религиозным городом, Гелиополем, бывший царский дворец Пе располагался близ Депа, города Уаджет, а Нехен – близ Нехеба.

Очевидно, двигаться на север фараонов побуждал престиж Гелиополя. Об этом говорит изменение имен царей – отражений их духовной сущности. В списках царей (Турин, Саккара) мы видим правителей II династии с именами, подобными «Справедлив Ка Ра» (Неферкара) или «Справедлив Ка Сокара» (Неферкасокар). Так боги Гелиополя и Мемфиса завоевали поддержку тинитских царей. Вскоре бог солнца Ра стал соперником Гора как покровителя династии.

Рис. 42. Титулы Гора мемфисских царей: 1) Нетерхет, именуемый Ра-Нубти. Печать картуша в конце строки; 2) Хаба, Гор-Нубти; 3) другие формы титула Гора-Нубти с Двумя Богами (Гором и Сетом), иногда были представлены тремя соколами

Дверь погребальной камеры в Ступенчатой пирамиде Саккары облицована глазурованным кирпичом, на котором высечен титул царя, построившего пирамиду, Гор Джосер. После фразы «Царь Верхнего и Нижнего Египта, Владыка Двух Корон, Нетерхет» следует Солнце Ра над символом Сета из Омбоса, Нубти. Что означает этот новый титул? То, что бог солнца Ра подчинил себе Сета[146]. Примечательно, что бог Гелиополя воспринял борьбу Гора и Сета[147] и даже занял место Гора, чтобы одержать победу над врагом. Однако из уважения к древним традициям Ра не предъявлял никаких притязаний, и Гор вновь обретал свою привычную роль победителя Сета. Следующий царь, Хаба, заменяет солнце Соколом Гором, стоящим над Нубти. С этого времени ГорНубти, с сопутствующим эпитетом или без него (рис. 42), появляется в титулах всех фараонов. Тем не менее Ра жрецов Гелиополя неохотно расстался с тем, что некогда завоевал. Новый титул Гор-Нубти сохранял определенный «солнечный» характер. По прошествии некоторого времени первоначальное значение было искажено. Нубти (Тот, кто из Омбоса) подразумевало нуб – «золото». Однако золото – «жидкость Ра», поскольку солнце целиком состоит из золота, то Гор-Нубти становится Гором-Нуб, Гором – Ннуб, «Золотым Гором». Эта путаница еще более усилилась впоследствии, когда Сокол Гор, бог неба, уподобился Солнцу Ра.

Это отразилось в новом божественном персонаже – «Гор-Ра, великий бог, владыка неба». Начиная со Среднего царства фараоны именовали себя не Гором, а Гором-Ра или, точнее, Ра-Гором.

Примерно в то же время, в начале III династии, возникает практика написания имени царя или иногда всех его ритуальных титулов в овальной рамке на плоском основании (рис. 43), которую мы называем картушем. Для египтян этот овал олицетворял эллиптический ход Солнца вокруг мира и очерчивал границы царства, освещаемого солнцем, – «все, что освещает диск (shenen) Атона». Картуш входит в употребление при Снефру (начало IV династии), сначала он используется в необязательном порядке, затем становится непременным атрибутом. Хефрен прибавляет к вписанному в картуш имени царя два эпитета, которым суждено было большое будущее: «Великий Бог» (neter aa), то есть Ра, и «Сын Ра» (sa Ra) (рис. 44). Так был сделан решительный шаг: фараон, по-прежнему оставаясь воплощением Гора, сына Исиды, становился, кроме того, Сыном Ра и одновременно Воплощением Ра.

Рис. 43. Древнейший картуш (Снефру)

Рис. 44. Один из первых титулов «Сын Ра»

Третий царь V династии, Какаи, в день своей коронации принял второе имя – Нефериркара, которое должно было выразить особую приверженность царя богу Ра. Этот обычай сохранился и после. Начиная с VI династии фараон имел два имени – данное ему при рождении и коронационное имя, которое он получал непосредственно от Ра, бога, даровавшего короны. Это новое имя становилось исключительно царским именем. Оно носило подлинно солнечный характер, поскольку знак Солнца ставился в начале каждого слова, включавшего его, – «Ра силен», «Ра, чье Ка достойно почитания», «Возлюбленный Ра» и тому подобное.

Таким образом, за некоторым исключением перед именем, данным царю при его коронации, сиял солнечный диск.

Царь IX династии Хети (Ахтой) определил весь титул фараона в том виде, который впоследствии и был принят.

Царское коронационное имя было начертано в первом картуше, затем следовал эпитет Сын Солнца, а за ним – второй картуш с именем, данным царю при рождении. Таким образом, полный титул включал в себя пять имен. Рассмотрим, например, титул Рамсеса II:

1) Гор-Ра. Могучий Бык, Любимец Справедливости

2) Владыка Двух Корон (Небти). Защитник Египта, Покоритель Чужих Земель

3) Золотой Гор (Гор-Нубти). Богатый Годами, Великий Победами

4) Царь Верхнего и Нижнего Египта (Нсут Бити). Ревнитель Истины, Избранный Ра

5) Сын Ра. Возлюбленный Амона, Рамсес

1-й картуш (царское коронационное имя)

2-й картуш (имя, данное при рождении)

Влияние Ра на духовную сущность царя деспотично. Ра отбирает половину титула Гора, видоизменяет смысл титула Гор-Нубти, навязывает новое коронационное имя, заявляет о себе как об отце фараона и заключает два имени в печать своего небесного царства. Таким образом, с V династии Солнце Гелиополя, властвующее над материальным миром, в Египте более, чем в любой другой стране, становится повелителем духовного мира и покровителем фараонов.

Как же Ра приобрел это духовное господство, которое одновременно принесло ему политическую власть, сначала как соперник, а затем как преемник влияния Гора и Осириса? Это произошло благодаря возросшему влиянию жрецов Гелиополя. Истоки этого жречества неизвестны. В период Shemsu-Hor Гелиополь уже являлся интеллектуальным центром Долины, отсюда по всему Египту был распространен календарь со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но в дотинитский период Гелиополь не обладал политическим авторитетом, а цари Тиниса стали называть себя Ра, а не Гором, начиная с Менеса. В действительности до II династии Ра в Гелиополе не занимал доминирующее положение.

Местным богом Гелиополя был Атум, представленный в облике человека. Он входил в триаду вместе со львом и львицей – богом Шу и богиней Тефнут, покровительствовавшими соседнему городу Леонтополю (расположенному на правом берегу Дамиеттского рукава, к северу от Атрибиса). Эта гелиопольская триада уже включала солярные элементы, поскольку лев олицетворял солнце в небе, но широкого распространения влияния за пределами Центральной Дельты она не получила. Однако теологи Гелиополя, склонные к метафизике, желали объяснить происхождение Вселенной. Согласно их учению, мир был сотворен Атумом, который породил Шу и Тефнут, своих первых детей, давших рождение другим богам.

Творец и владыка мира Атум из Гелиополя по стечению обстоятельств превратился в соперника бога, олицетворявшего самую могучую из сил природы – Солнце. Нам мало что известно о древних формах культа Солнца. Однако мы можем предположить, что Солнцу, как и Нилу, поклонялись везде, оно не являлось местным богом какого-либо города. Среди доисторических символов мы видим солнце в виде диска на шесте. Неизвестно, назывался ли этот диск уже тогда Атоном или Ра, как это было позже. Точно так же мы не можем проследить эволюцию от солнечного символа к богу Солнца. Однако в Текстах пирамид, написанных жрецами Гелиополя, есть предания о Солнце, противоречащие учениям, существовавшим в их городе. Можно предположить, что эти предания были почерпнуты из внешних источников.

В соответствии с этими историями, вдохновленными наблюдениями за природой, Солнце было сыном богини неба Нут, каждодневно производившей его на свет на восточном горизонте (Тексты пирамид, § 1688, 1835). Не утрачивая своей универсальности, Солнце незамедлительно стало существом в некоем облике, рождаясь на рассвете, взрослея к полудню, а к вечеру слабея и умирая. Воображение египтян облекало его в различные формы и иногда уподобляло местным богам. Солнце изображалось в виде парящего в небе сокола, жука скарабея, катящего перед собой свой шар, ребенка или «молочного тельца с чистыми устами», поскольку его мать Нут египтяне представляли себе в облике божественной женщины или коровы (там же, § 27). Египтяне окружили Солнце историями, полными мифических эпизодов, таких как сражения с тучами и бурями, олицетворяемыми змеем Апофисом (начиная с XII династии), приписывали Солнцу триумфальные победы и завоевания, в которых прослеживается связь с преданиями о Горе и Сете.

Целью этих войн было господство над миром, и Солнце выходило из всех сражений бесспорным победителем. Владыке мира требовалось имя. Слово Ra определяет связь между солнечным диском в самых разных его аспектах с концепцией блистательной и благотворной силы.

Рис. 45. Шу (воздух) разделяет Нут (небо) и Геба (землю)

Со стороны гелиопольских теологов было чрезвычайно мудрым шагом признать в качестве покровителя города Солнце, бога Ра, культ которого был распространен повсеместно. Жрецы Гелиополя не стали отвергать ни один из многообразных аспектов, которыми народ наделил Солнце. Поначалу Солнце слилось с Атумом, богом Гелиополя, образовав составное божество – Атум-Ра. От Атума этот бог позаимствовал честь сотворения мира, поскольку был сотворен метафизиками Гелиополя, а от Солнца ему досталась популярность, престиж и блеск золотого небесного светила и его авторитет владыки Вселенной. Самой ранней датой смешения Ра и Атума можно считать середину II династии, когда тинитский царь Неферкара впервые включил Ра в имя царя.

Ра не мог бы утвердиться в Гелиополе без своей семьи. Согласно народным представлениям, его мать, Нут, была супругой Геба, бога Земли. Как мы уже видели, Земля и Небо породили Осириса и Исиду, Сета и Нефтиду. В эту же группу был включен и дневной соперник Сета, небесный Гор. Так божества земли и неба образовали нерушимое сообщество. Соответственно, когда Ра превратился в покровителя Гелиополя и его стали ассоциировать с Атумом, жрецы посчитали нужным поселить у себя всех великих богов природы в полном составе, сделав их гелиопольцами. Так сформировалось «великое сообщество богов Гелиополя, рожденных у истоков мира» (там же, § 1041, 1250, 1689), в котором причудливым образом объединились гелиопольская триада и осирисовская группа, причем первая занимала в этом союзе более высокое положение, поскольку состояла из богов – покровителей города.

1. Атум-Ра.

2—3. Шу и Тефнут.

3—4. Геб и Нут.

5—6. Осирис и Исида; Сет и Нефтида (там же, § 1655).

Какое же положение в этой группе, состоявшей из девяти божеств, политико-религиозной системе гелиопольской эннеады, занимали великие боги тинитских царей – Осирис и Гор?

Осирис занимает в ней хорошее место – в третьем поколении от Ра, но ниже Солнца, главной движущей силы Вселенной. Будучи богом Нила и воскресающей природы, Осирис по природе своей играл роль, которая никогда не приводила к конфликту между ним и богом Гелиополя. Вместе с тем Осирис еще и божество земли, а следовательно, ниже по положению и даже чем-то враждебен по отношению к великому сияющему богу неба – одному из нижних существ (khert), ниже верхних богов (heru). Кроме того, Осирис, являясь династическим богом земных царей, даже уступив место своему сыну Гору, по-прежнему оставался богом, возвращающим царю молодость и спасающим его от смерти. Теологи Гелиополя с радостью приветствовали Осириса со всеми его прерогативами. Осирис вошел в эннеаду со своей историей, особыми обрядами и статусом умершего и воскресшего царя. Насколько это было возможно, его роль была приведена в соответствие с ролью Ра. Считалось, что именно по велению Ра убитый Осирис был возвращен к жизни Анубисом, Тотом и Исидой, а суд Гелиополя вернул Осирису его права, очистив его от обвинений Сета. Вслед за этим Осирис «был взят из числа богов земли и причислен к богам небесным» (там же, § 1523). Далее мы увидим, что Осирис и после своего вознесения на небо остался покровителем и защитником умерших царей, благодаря изобретательности, с какой обряды, приличествующие богам земли, были объединены с обрядами, закрепленными за богами неба.

С Гором дело обстояло сложнее. В качестве небесного Гора он был естественным соперником Солнца и, подобно Солнцу, являлся верховным владыкой неба и природы. В гелиопольских текстах иногда упоминается о равенстве статуса Ра и Гора Восточного Горизонта, Харахти. Оба носили исключительный титул «Великого Бога» (там же, § 1690). Но во главе эннеады должен был стоять лишь один владыка, и им стал Ра. Даже будучи весьма могущественным небесным богом, Гор первоначально не был включен в состав «Великого» Сообщества богов Гелиополя, что представляется весьма примечательным фактом. Здесь прослеживается аналогия между сообществом богов и человеческим обществом, где Ра постепенно узурпировал место Гора, заменив его в царском титуле. Гор был включен лишь во вторую эннеаду, «Малую», и занял там невысокое положение Гора Дитя, сына Исиды, чье царство по преимуществу находилось на земле. С древним повелителем неба у него осталось лишь общее имя. Гор был принят в группу Ра лишь как посмертный сын Осириса (там же, § 176).

Так, в сфере религии теологи Гелиополя, к выгоде Ра, проводили в жизнь параллель той политике, которой придерживались тинитские цари, к выгоде Гора и самим себе. В Египте, где общество было по существу религиозным, боги повелевали царями, как те повелевали людьми. Таким образом, победа теологов означала их политический триумф[148]. Как видно из истории, подобные ситуации приводили к аналогичным результатам. Боги Гелиополя, вернее, их жрецы в итоге должны были возвыситься к власти над монархией. Судя по всему, они добились этого к началу V династии.

По словам Манефона, V династия пришла из Элефантины[149]. Согласно более древней легенде, истоки династии следует искать в Сахебу, городе 2-го нома, расположенном близ Мемфиса. В любом случае между фараонами IV династии и фараонами V династии существует разрыв. В соответствии с Туринским папирусом, раскол произошел в период царствования Какаи, фараона, который первым принял солярное коронационное имя, вписанное во второй картуш.

Здесь нам может помочь народное предание, которое мы знаем в изложении времен XIII династии. Предание гласит, что первые цари V династии, Усеркаф, Сахура и Нефериркара-Какаи, были узурпаторами, сыновьями супруги жреца Ра, Повелителя Сахебу, а их истинным отцом был не кто иной, как сам Ра. Бог объявил, что эти три мальчика «будут править в этой стране». Ра лично наблюдал за рождением троицы. Дети родились «здоровыми, с золотыми конечностями», то есть уже отмеченными цветом солнца. Такие легенды часто являются искаженными реминисценциями исторических преданий. Возможно, что в данном случае воображение народа трансформировало факт завоевания монархии сыном верховного жреца Ра в легенду, основание для которой было заложено гелиопольским синтезом эннеады и изменениями внесенными жрецами в титулатуру царя.

Мемфисские цари V и VI династий не стали жрецами Солнца, монархия не эволюционировала в теократию. Однако сыновья Ра были автократами, бравшими пример со своего отца, Демиурга, Царя Неба и творца Вселенной. Гелиопольские тексты описывают занятия Ра, и эта картина полностью применима к земному царю, поскольку в Египте, как и везде, боги представали в образе людей[150].

Царь жил во дворцах (het) (Тексты пирамид, § 14), которые имели различную архитектуру и название, в зависимости от того, был ли это Дворец Верхнего Египта (per-ur) или Дворец Нижнего Египта (per-neser) (там же, § 852). Вместе два этих дворца представляли две области (iterti) (там же, § 731, 757, 1882) неба или земли. Они символизировали Два Египта, которыми правил царь. Перед дворцом возвышались шесты (senut) (там же, § 645), а иногда обелиски (там же, § 1178). Дорога вела к дверям дворца, возле которой стояли сфинксы с бараньими или львиными головами, стерегшие вход и «не подпускавшие людей» (там же, § 1726). Крепкие двери с массивными засовами преграждали вход во дворец и точно так же «не подпускали» чернь (там же, § 655). Иногда двери украшались протомами быков, изображениями бога Хонсу (там же, § 416). Внушительное число караульных, привратников и сторожей охраняли дворец, который также называли «домом, где охраняют царя» (step-sa).

Считалось, что царь должен подниматься с постели на рассвете, подобно солнцу. Стоило царю открыть глаза, как женщины из гарема приветствовали его песней хорошего предзнаменования под аккомпанемент музыкальных инструментов: «Пробудись с миром, как Богиня Корон пробуждается с миром! Да будет твое пробуждение спокойным!» В храмах точно так же будили богов. Фактически слово «утро», dua, означало утреннее приветствие или поклонение и с соответствующим детерминативом означало «поклонение».

Проснувшись, царь совершал омовение в купальне (qebehut), где слуги купали, делали массаж, а затем вытирали его. Царя сравнивали с богом Ра, который, проснувшись, видит богиню свежести (Кебехут), дочь Анубиса. С помощью четырех кувшинов воды она «освежает сердце бога после его пробуждения» (там же, § 1180). После омовения «Гор осушает тело Ра, а Тот осушает его ноги». Очистившись, царь облачался в свои божественные одеяния (там же, § 533) и завтракал (там же, § 404).

Затем наступало время исполнять свои «царские обязанности» и царь отправлялся во дворец, где его ждал особый писец (писцом Ра был бог Унег) (там же, § 952) и другие писцы. Они уже сидели перед своими письменными табличками с двумя чашами чернил – красных и черных – и свитками папируса (там же, § 954). Царь выслушивал доклады и письма, отчеты о доходах и расходах, вскрывал запечатанные папирусы, диктовал или сам писал ответы или «царские указы», запечатывал их своей большой печатью и отсылал гонцов (на небе это «Неутомимые» планеты) (там же, § 491).

Писец, заведовавший Книгой Бога (царя), надзирал за поставками продовольствия (kau) (там же, § 267), оборотом товаров и скота. В число приближенных царя входили его советники, то есть сыновья, братья и внуки, Царские Знакомые (rekh), его Друзья (smeru) и «ученые мужи» Дома Жизни, которые стояли по правую руку царя[151]. Из числа этих приближенных избирались начальники таинств (секретов) различных служб (позднее они стали секретарями в обычном смысле этого слова), которые становились доверенными людьми царя. Он снисходил до разговора с ними, был к ним милостив и оказывал им доверие, поскольку почти все они были членами царской семьи и воспитывались при дворе.

Когда царь давал аудиенцию, он восседал на троне перед дворцовой дверью. Именно здесь он публично осуществлял свои обязанности царя. Главными составляющими его власти были «изречение» и «суд».

Изречение состояло в «произнесении слов» (uzu medu) (там же, § 272), которые превращались в «царские распоряжения» (uzu nsut), то есть указы, записанные на табличках или папирусе, а впоследствии выгравированные на стелах, получивших название uzu. Устами царя «говорила справедливость» (maat). Подобно тому как Демиург по слову своему сотворил мир и все сущее, так и царь изрекает слова, обретающие реальность. Изреченное им слово порождало действия, которые незамедлительно осуществлялись слепо повиновавшимися ему подданными. Царю говорили: «Все, что ты сказал, исполнено». То есть царь «говорит: и то, что доселе не существовало, обретает плоть» (там же, § 1146).

Если, произнося речь, он желал сохранить status quo, то «говорил то, что есть, и не говорил то, чего нет» (там же, § 1159–1160).

Согласно египетскому обычаю, творящая сила царского слова персонифицировалась в боге Ху. «Что Ху изрекает» и «божественное изречение Его Величества» – выражения, которые использовал сам царь.

Суд состоял в «разделении слов» (uza medu), то есть в принятии решения. Когда умерший царь попадает на небо, о нем говорят: «Узрите все! Царь изрекает слова для людей и делит слова для живущих [богов]» (там же, § 272). Для вынесения решений царь давал аудиенцию у ворот дворца или «перед дворцом». Он надевал свой царский головной убор, брал в руки скипетр и хлыст и оглашал свои решения.

Даже на небе царь продолжал выполнять свои обязанности судьи и «сообщал свои решения людям» (там же, § 1124, 1160, 1166).

Эти решения и указы царя составляли Справедливость, Истину (maat), то есть публичное право. В то время кодексов законов еще не существовало. Закон создавался экспромтом, посредством царских декретов, когда того требовали обстоятельства. Закон был «тем, что любит царь», в противоположность тому, «что царь ненавидит», а больше всего он ненавидел, когда «нарушалось его слово» (там же, § 1161). Подданные не обсуждали законы, устанавливаемые царем: «Я творил закон, который любит Бог, каждый день»,

«Я – послушный исполнитель воли царя, я, послушный исполнитель воли Великого Бога; я люблю добро и ненавижу зло; то, что Бог возлюбил, справедливо».

Царь «говорил» со своими подданными лично, изрекая августейшие откровения, но он также держал при дворе ораторов, глашатаев, которые говорили от имени царя и отвечали от имени народа. Отсюда возникли выразительные титулы большинства древних придворных чиновников – Уста (ra), Язык (imra), Повторитель (то есть тот, кто повторяет слова царя, посланник, uhemu), Глаза и Уши царя и т. д. Геб выполнял при Демиурге Атуме-Ра ту же роль посланника, говорящего от имени Ра с человечеством и другими богами. Геба называли Устами Земли (там же, § 2169) и Мудрыми Устами (ra pant) (там же, § 1618).

Фараон отнюдь не посвящал большую часть своего времени военным делам. Разумеется, он создавал арсеналы, пополнял армию и заботился о подготовке новобранцев. Однако воином он становился лишь в военное время, на поле брани. В книге «От племени к империи» я рассказывал о военных действиях некоторых завоевателей в Нубии и Азии. Судя по памятникам, в мирное время мемфисские цари не инспектировали свои войска и не занимались их муштрой. Помимо сцен сражений в храмах мы видим изображения царей, поглощенных мирными занятиями. Вот царь натягивает тетиву своего лука, целясь в зверей, обитавших в пустыне. Охота была не только излюбленным времяпрепровождением, но также и священной обязанностью фараона. В убежищах пустынных тварей иногда скрывались сторонники Сета, традиционные враги Shemsu-Hor. Убивая газелей, львов или гиппопотамов, царь действовал подобно Гору и «защищал людей от зла, которое Сет мог причинить им» (там же, § 1594).

Хотя одной из ролей царя была роль главнокомандующего, его подчинение Ра (поскольку царь считался сыном бога) включало определенные условия. Царь все так же сражался в первых рядах своей армии и нес на себе основную тяжесть сражения, но он признавал, что ему помогает Ра и другие боги. Победа приписывалась не только доблести фараона, отдавалось должное и божественной помощи. В эпоху V династии, в период Сахура, мы видим Гора Сепду, крылатого грифона, во имя царя разрывающего своими когтями восточных варваров. Точно так же Гор из Дельты и Сет из Верхнего Египта приводили царю азиатских и ливийских пленных в оковах. Вспомним типичный диалог между Рамсесом II и Амоном-Ра, состоявшийся в разгар битвы у Кадеша. Этот призыв к богам и своевременное божественное вмешательство заставляют нас вспомнить I династию, когда царь сам сражался со своими врагами, в облике сокола, льва или быка разрывая или топча их. К Мемфисскому периоду сына Ра больше волновала справедливость, чем война, его заботили больше религиозные обязанности, чем военная слава.

Религия занимала доминирующее положение в повседневных занятиях фараона. В Египте, как и во многих древних обществах, царь по определению являлся верховным жрецом в любом храме и по отношению к любому богу. Далее мы познакомимся с ежедневными ритуальными обязанностями, которые выполнял фараон в этом качестве. Итак, поскольку фараон назывался сыном Ра (а также и других богов), на него, в дополнение к обязанностям царя, налагались обязанности сына. Поклонение богам становилось для него семейным культом, поклонением своим предкам.

Несомненно, даже в Тинитский период строительство святилищ и отправление культа являлось заботой царя. В текстах Палермского камня перечисляются главные события каждого правления, которыми были строительство зданий, создание изваяний и проведение празднеств. После триумфа Гелиополя эта благочестивая деятельность – возведение храмов богам, и в особенности Ра, – стала основной обязанностью фараона. Одно из преданий, процитированное выше, определенно говорит, что жрецы считали, что вправе ожидать милостей от царя, которому они помогали удержаться на троне. Объявляя богам о предстоящем рождении своих сыновей, будущих царей, Ра говорит: «Они наполнят благом эту землю, построят вам храмы, наполнят ваши алтари приношениями, наполнят ваши столы возлияниями и увеличат ваши домены».

Рис. 46. Солярный храм V династии. Перед обелиском – жертвенник. Вечерняя ладья Солнца справа от храма

Цари V династии проявили свою сыновнюю почтительность к Ра, построив к западу от Мемфиса первые из известных нам в Египте величественные храмы. Это были грандиозные сооружения, открытые небу и с очень простой планировкой. В центральном дворе возвышалась «мастаба», увенчанная высоким массивным обелиском из белого камня. Перед ней располагался алтарь для приношений. Обелиск олицетворял собой запечатленный в камне луч солнца – символ самого Ра. Названия шести таких храмов и имена построивших их шести царей обнаружены на памятниках и на Палермском камне – «Время Ра» (Усеркаф), «Страна Ра» (Сахура), «Место Сердца Ра» (Какаи), «Покой Ра» (Неферра)[152], «Слава Сердца Ра» (Неусерра)[153] и «Горизонт Ра» (Менкаухор). Эти храмы подобны литании в камне в честь Солнца. В каждом из них благодаря царской щедрости были жрецы, земли и приношения. Предполагалось, что царь ежедневно будет выполнять обязанности верховного жреца лично или уполномочив на то другого жреца. Рельефы, сохранившиеся в храме Неусерры, рассказывают о закладке храма царем и празднестве Сед, на котором главное место занимал Ра, поскольку царское торжество проходило в его святилище. Материалы, скульптуры – все в этом сооружении свидетельствует о тщательности выбора и стремлении царя выказать сыновнюю благодарность Ра, своему отцу.

В исполнении обязанностей жреца, воина и судьи царь стремился следовать примеру Ра. Будучи живым воплощением бога на земле и стремясь во всем походить на богов, царь приобретал их влияние и престиж, и подданные выражали свое почтение самыми разными способами.

Если царь путешествовал в паланкине или на царской лодке, о его продвижении возвещали глашатаи, бежавшие перед кортежем (Тексты пирамид, § 1539). Придворные стояли вдоль дороги, солдаты эскорта склонялись перед царем, все поднимали руки в знак почтения, восклицая: «Поклон тебе, Бог живущих, узревших твою красоту!» Когда царь появлялся во дворце или храме для участия, например, в «коронационном торжестве», он занимал место «на своем троне из черного дерева, подобно Ра, главенствующему в эннеаде» (там же, § 1906) или «на железном троне, украшенном головами свирепых львов и ногами Великого Жертвенного Быка» (там же, § 1124)[154]. Царь вставал, держа скипетр, поднимал руку, и боги сходили к нему со склоненной головой… «ибо этот Сар есть Сар всего мира», как они говорили о нем (там же, § 1127). «Касание носом земли» перед царем – этот обряд должен был проделать каждый, кто представал перед владыкой. Иногда, в знак особого благоволения, царь позволял приблизившемуся к нему поцеловать не землю, а ноги повелителя. Облаченный в золотые одеяния, сияя подобно самому Ра, с искусственной бородой на подбородке и двумя живыми Коронами – символами богинь Нехебт и Уаджет – на голове, находящийся под покровительством Урея, сверкающего на лбу фараона, царь внушал своим подданным благоговейный трепет, отраженный в некоторых гимнах. Один из таких гимнов обращен к Короне Севера: «О Красная Корона! Великая! Великая кудесница! О Пламя [Урей]! Да будет царь внушать такой же страх, какой внушаешь ты. Да будет царь почитаем так, как почитаем ты. Да будут люди поклоняться царю так, как они поклоняются тебе.

Да будет царь любим так, как любим ты. Да будет Душа его главенствовать среди живущих. Да прострется Власть его над Духами. Да укрепится меч его против врагов его»! (там же, § 196).

Фараону, этому земному воплощению бога, тем не менее были не чужды потребности, свойственные и самым бедным из его подданных. Время от времени он нуждался в отдохновении от своих августейших обязанностей и придворные стремились развлечь владыку. Он «веселил свое сердце», слушая певцов, исполнявших песни под аккомпанемент флейт и арф, наблюдал за танцующими девушками или дивился на пигмеев, которых царские слуги доставляли из Судана и о которых ходили слухи в городе (там же, § 1189). Иногда перед фараоном представал фокусник, выполнявший удивительные трюки, заставляя, например, льва «следовать за собой без привязи» или «приживляя отрубленную голову на место». Когда фараон скучал или ему хотелось развлечься, он призывал своих чародеев и повелевал им развеселить его сердце. Тогда один из чародеев предлагал: «Пусть ваше величество прикажет спустить на воду лодку, и пусть гребцами на ней будут самые прекрасные девушки царского гарема. Сердце вашего величества возрадуется, когда вы увидите прекрасные тростниковые заросли вашего озера, когда ваш взор упадет на прекрасную землю, что окружает озеро. Пусть приведут также двадцать женщин из числа тех, у кого прекрасное тело, прекрасная грудь и красивые волосы и у которых еще нет детей. Пусть возьмут двадцать сеток для волос и эти женщины пусть облачатся в них». Его величество сделал все, как было сказано. Пришли женщины, и сердце царя возрадовалось при виде красавиц, взмахивающих веслами».

Еще одним важным моментом в жизни фараона был прием пищи, когда изобилие и высокие достоинства блюд делали владыку предметом восхищения и зависти со стороны его подданных.

В церемониях царская трапеза предварялась обрядом очищения – полосканием рта, омовением рук, окуриванием благовониями, помазанием маслом, подрумяниванием лица и облачением в чистые одежды – все это свидетельствовало не только о его чистоплотности, соблюдения подобных обрядов требовала религия. Принятие пищи было ритуальным действом, жертвоприношением, для которого земледельческие боги даровали свою плоть и кровь.

Очистившись душой и телом, царь садился за стол. Первоначально столом служила простая циновка, на которую ставился хлеб конической формы или кувшин с пивом. Хлеб и пиво были основными продуктами питания, составляли типичный рацион египтянина. В иероглифическом письме символом, обозначающим слово «приношение» (hetep), служит хлеб или кувшин на циновке, а детерминативом для пищи является конический хлеб, кувшин пива и круглая лепешка. «Царское приношение» (hetep nsut) показывает, насколько развилось земледелие и скотоводство и насколько увеличилось производство продуктов питания. Пища была изобильной и разнообразной. Хлеб и лепешки разложены в четырнадцати отсеках, затем шел лук, десять кусков мяса (говядина, мясо коз и антилоп), пять сортов мяса птицы (гуси, утки), между блюдами подавались ячменные лепешки. Напитки включали два вида молока, четыре сорта пива, напиток из забродившего инжира, четыре сорта белого и красного вина. Затем подавались пироги с овощами и свежие или сушеные фрукты.

Разнообразие и изобилие, не знавшее ограничений, – вот что отличало царский стол. Подобно богу Ра, в распоряжении царя были «тысячи хлебов, тысячи кувшинов пива, тысячи кусков мяса зверей и птиц и все, что требуется богу» (там же, § 2006). Как все божественные существа, фараон был «владыкой пяти трапез» в день. Для него и «простая вода была вином», то есть даже самые обычные напитки были наилучшего качества (там же, § 128–130). Подобно богам, фараон «никогда не знал голода или жажды» (там же, § 382).

Для поддержания жизни в его распоряжении были «все наилучшие и чистые вещи, что дает небо, творит земля или Нил приносит из сокровенного убежища»[155] (рис. 47).

Рис. 47. Сети I перед жертвенником. За царем – его Ка, он защищает царя и несет его имя Гора-Ра. Абидос

Список блюд, дающий нам представление о царском меню, в то же время является чем-то вроде каталога продуктов питания и запасов (zefau), которые царь хранил на своих «складах», число которых было достаточно велико уже в Тинитский период.

Пища и ее запасы олицетворялись божествами, обособленными от обожествленной сущности Ка, чье имя во множественном числе – кау – собственно и означает продукты питания. Царь носил титул, представлявший огромную важность для содержания подданных, – он «главенствовал над пищей всех живущих» (khenti kau ankhu neb), он приносил пищу в дар богам, которым поклонялся, и людям, живым и мертвым, которых он желал взять в услужение.

С этой точки зрения «приношение царя» (hetep rdu nsut) представляло собой социальный институт и в большой степени содействовало политике централизации. Боги и люди стали nourris, «накормленными», как называли в Средние века вассалов. Их физическое существование и питание зависели от щедрости владыки. Изобильная царская трапеза, список блюд которой выбивался в храмах и гробницах, возвещала о превосходстве фараона, усиливая его авторитет и поднимая его престиж. Тут уместно вспомнить состязания в щедрости, торжественную раздачу пищи и даров, при помощи которых претенденты на власть в древности демонстрировали свое благосостояние. Кроме всего прочего, принятие богами и людьми этого «приношения царя» служит признанием его авторитета, покорности подданных его власти. Боги и люди словно договором связываются с тем, кто кормит их.

Царь и бог при жизни, после своей смерти фараон начинал новую жизнь, в которой он по-прежнему оставался царем и богом. Касательно Тинитского периода мы выдвигали предположения, стараясь представить себе это продолжение деятельности царя, но в Мемфисский период, благодаря текстам, начертанным в пирамидах, мы знаем, какое будущее ждало царя в загробном мире. Здесь мы наглядно видим характерную для мышления египтян, имеющую далекоидущие последствия идею.

В древнейших текстах мы замечаем, что погребальный культ царей находился на той же ступени развития, какой достигли к тому времени политические институты. В начале III династии погребальные ритуалы сконцентрировались вокруг личности царя. Поскольку страной правил один владыка, представляется, что только один мертвый человек был поистине значим для Египта – фараон. Тело царя следовало защитить, вдохнуть в него новую жизнь и обеспечить вечное существование, поскольку с судьбой царя, сражающегося против смерти, была связана судьба целого народа.

Поначалу, как гласят древние тексты, фараона отождествляли с Осирисом, богом-царем, убитым и возвращенным к жизни. Затем, при III и IV династиях, вмешались жрецы Гелиополя. Они уже сделали живого царя, Гора, сыном Ра. Мертвого царя, Осириса, они превратили в бога, самого Ра (Тексты пирамид, § 135, 698, 703). В загробном мире царю были уготованы осирисовская и солярная участи, они смешались, не уничтожив друг друга. Наконец, в эпоху VI династии (когда в камерах пирамид Саккары были высечены гелиопольские тексты) был найден компромисс: мертвый царь становится Ра, оставаясь при этом Осирисом. В облике царя Осирис возносится на небо и там делит власть с Ра.

Об осирисовской участи царя часто говорится в Текстах пирамид, которые сохранили предания о различных датах и источниках, не всегда составляющие логически выверенный свод. Анализ этих текстов приводит нас к мысли, что в глубокой древности египтяне разделяли две составляющих личности царя: 1) человеческое, тленное тело (khet) и 2) дух, главными элементами которого являлись Ка, Ба и Ах.

Что происходило с телом человека после смерти, мы можем судить на основании обнаруженного в тинитских некрополях. Усопших захоранивали в песке или в каменных гробницах, телам придавали положение эмбриона во чреве матери или отсекали конечности умерших, складывали все вместе, а сверху помещали голову. Плоть уничтожалась либо путем естественного разложения, либо посредством ритуального разрывания и последующего удаления с костей, что имело целью облегчить процесс разложения тела.

Миф об Осирисе появился, чтобы объяснить эти ритуалы и усовершенствовать их. Расчленение тела становилось исходной точкой воскрешения. Мертвый царь, чье тело было разрублено на куски, олицетворял собой Осириса, убитого и расчлененного Сетом. А поскольку Исида нашла «средство против смерти», для того, чтобы вдохнуть в царя новую жизнь, достаточно было совершить над ним осирисовские обряды, подобные тем, что совершила Исида над телом супруга.

Это объяснение целиком и полностью отвечало логике первых цивилизованных людей. «Тело царя отдано земле»[156],

оно обречено на «смерть». Тело представляет собой бренную плоть, которая, будучи захороненной в земле, подвергнется разложению. Однако, поскольку царь являлся преемником Осириса, смерть его толковалась так же, как и смерть Осириса: он утонул в реке и тело его было разрублено на куски Сетом. Таким образом, расчлененное тело царя отождествлялось с телом Осириса. В Текстах пирамид царя называют «Осирисом N». Затем разыгрывалась священная драма. Эпизоды мистерии, в которых участвовали члены семьи Осириса, исполнялись семьей царя. Царица играла роль Исиды и Нефтиды, старший сын становился Гором, а «любимый сын» (sa mer-f), внуки, братья и прочие родственники и друзья превращались в детей Гора, Анубиса и Тота. Несомненно, первоначально царская семья лично принимала участие в совершении осирисовских обрядов. Впоследствии, когда ритуал был записан во всех деталях, помощь профессиональных жрецов, прекрасно знакомых с погребальным культом, стала совершенно необходима. Затем появился священник (kheri-heb), жрец («чистый», uвb), жрец, приносивший жертвы (?) (sem), бальзамировщик (uti), скульптор (mesenti), спутник или супруга (smat), две плакальщицы (zerti), слуга Ка (hem-ka) и т. д. Все эти люди были весьма сведущи в ритуале и исполняли эпизоды мистерии перед семьей царя. Впрочем, есть вероятность, что царица и непосредственный наследник лично принимали участие в обряде. В любом случае жрецы и жрицы объявляли о себе словами: «Я – Исида», «Я – Гор, твой любимый сын», «Я – Анубис» и т. д., таким образом, актеры воплощали членов царской семьи, перевоплощавшихся в членов семьи Осириса.

Погребальные обряды, совершаемые над телом царя, состояли из следующих эпизодов, которые я опишу очень кратко:

1. «Поиски» тела, которое было утоплено и разрублено, подобно телу Осириса. В действительности его должны были искать, найти и опознать отец Осириса Геб, супруга Исида и сын Гор.

2. Следовало сложить все куски тела и превратить его в мумию, новое тело (zet), не подверженное тлению (там же, § 1257), а также в изваяние (там же, § 1329), «живой образ» тела, облик которого должен был отражать физическую силу и молодость, которые не могла отразить мумия.

3. Возвращение мумии и изваянию физической жизни с помощью обрядов подражательной магии. Для обряда Отверзания Уст и Глаз использовались те же инструменты, что и в случае с Осирисом. Имитировать телодвижения означало вдохнуть жизнь в мертвые тела, мумию и изваяние, вернуть им физические ощущения, дыхание, зрение, слух, вкус, осязание, мышление, движение, а также способность питаться и противостоять тлену. В изваяние и мумию помещали подобным же образом воскрешенное сердце (там же, § 835), чтобы они смогли ожить, подобно Осирису.

4. После смерти фараон должен был обрести новое царство – владения бога, «повелевающего Западом» (Khenti-Amenti)[157] в «божественной Нижней Земле» (Khert neter), что находится под землей, далеко от людей и небесных богов.

Там фараону не угрожал ни голод, ни жажда. Детали жизни в Khert neter нам неизвестны, но мы знаем, что фараон обретал там своих предков и защищал своих преемников в присутствии Осириса.

Мы также мало что знаем о духовной стороне этой новой жизни. Определенно умерший царь пребывал во владении своих Ка, Ах (духа) и Ба (души), поскольку эти слова мы встречаем еще в Тинитский период. Мы видели, что Ка держал в своих руках имя сокола-царя (рис. 32, 47), а значит, защищал духовную личность фараона. Слово «Ба» появляется в таких царских именах, как Биунетер, «Души Бога». На тинитских стелах слуги царя именуются skhenu akh, «Обнимающими Дух», этот титул является квинтэссенцией погребального ритуала, осуществляемого Гором, Исидой и Нефтидой для Осириса и осирисовского царя (там же, § 11, 1280, 1797, 1799). Таким образом, Ка, Ах и Ба являются духовными составляющими, обитающими в воскрешенном теле, Джет. Об их природе и роли, которую они играли в Тинитский период, в случае, когда умерший царь допускался в царство Осириса, мы пока ничего не знаем. Все, что нам известно о них и о чем я расскажу ниже, принадлежит гелиопольской системе мифов и относится к небесным владениям Ра.

После этого краткого пояснения легче будет понять несколько процитированных ниже текстов.

«О Осирис Тети! Гор приходит… Он узнает тебя, ибо Гор любит тебя… Гор искал тебя… Гор оживил тебя в твоем имени Анцти… Нефтида отыскала все твои члены… Она отдала их твоей матери Нут. Она взяла их в руки… Гор приложил конечности к телу твоему и не дал ему распасться на куски. Он сложил твое тело и сделал его целым, как прежде… О, Осирис Тети! Сердце твое возвращено, сердце твое сильно, уста твои открыты, ибо Гор отомстил за тебя… Гор воскресил тебя в имени твоем Сокар[158]. Ты живешь, ты двигаешься каждый день. Ты Дух (Akh), в имени Горизонта (Akhet), из которого восходит Ра. Ты силен, ты крепок, ты – Душа (Ba), ты – Мощь, на вечные времена»[159].

В других фрагментах деталей больше. Так, мы читаем о воскрешении расчлененного тела: «Твоя мать пришла к тебе, чтобы ты не исчез. Великий творец, она пришла, чтобы ты не исчез. Она приставляет к твоему телу голову, она приставляет к твоему телу конечности. Она возвращает в тело твое сердце.

Ты становишься тем, кто повелевает предшественниками, ты отдаешь приказы (uzu medu) предкам своим, ты заботишься о том, чтобы дом твой процветал после тебя, ты защищаешь детей своих от бедствий. Ты чист, как Боги» (там же, § 834).

Этот фрагмент текста хорошо рисует двоякое положение усопшего царя, правящего в некрополе, среди своих предков, и оттуда защищающего царский дом и своих детей, оставшихся на земле. В нижнем мире его главная забота – хорошо питаться.

«Голод, не приближайся к Тети! Тети насытился!.. Тети не голоден, благодаря съеденному им хлебу Гора, что испекла для него сестра, Великая [Исида]. Он сыт и [через хлеб этот] владеет этой страной. Тети не испытывает жажду, подобно богу Шу. Тети не голоден, подобно богине Тефнут[160].

Хапи, Дуамутеф, Кебенсуф и Имсет [четверо детей Гора] прогоняют прочь голод из чрева Тети, жажду от губ Тети» (там же, § 551–552).

Чтобы царя не постигла незавидная участь всеми забытых мертвых, вынужденных питаться своими экскрементами и пить свою мочу, он должен был еще при жизни принять все необходимые меры предосторожности, создав домены, с той целью, чтобы его царская трапеза подавалась ему и в загробном мире под названием «царских приношений» (hetep nsut). Отсюда размышления, приписываемые умершему царю: «Дух (Аkh) воспаряет в небо, но тело (khet) уготовано земле. Когда люди сходят в свои гробницы и их тысячи хлебов и тысячи кувшинов пива на жертвеннике Хент-Аменти, у наследника [тот, кто совершает заупокойные обряды] нет [пищи для предков его], если он не держит пред собою свиток [документ о создании домена]. И вот Унас написал истину своим большим пальцем»[161].

Такова была жизнь царя в загробном мире в соответствии с осирисовской концепцией. Здесь мы находим объяснение огромным размерам царских гробниц. И наоборот, колоссальность пирамид свидетельствует об огромной важности, которую придавали египтяне сохранению тел и душ своих умерших фараонов, которые и после смерти оставались покровителями своих детей и своего царства. В главе 3 я более подробно расскажу о царских пирамидах, здесь же лишь отмечу, что пирамида Хеопса представляет собой настоящую гору высотой 144,8 метра и шириной 231,7 метра. Внутри пирамиды располагаются камеры для мумий царя и царицы.

У восточного фасада возвышается массивный храм длиной 115,8 метра и шириной 29,9 метра, в котором стояли изваяния царя, заключенные в великолепные раки, вырубленные из огромных каменных блоков. От храма к долине вела крытая дорога длиною около 457 метров. Вход в эту галерею был выполнен в виде другого храма, меньшего, чем первый, но столь же массивного. Храм Сфинкса, построенный Хефреном в конце дороги, ведущей к его пирамиде, является великолепным образцом заупокойного храма. Сами Великие пирамиды представляют собой крупнейшие памятники, когда-либо воздвигнутые человеком. Как же выглядел весь комплекс[162] с пирамидой, храмом и изваяниями, крытой дорогой и входом в долину? (илл. 8) Только вообразите себе транспортировку этой массы строительного материала – известняковых и гранитных блоков, вес которых доходил до 350–400 тонн. Длинные караваны тянулись по суше и по воде. Представьте тяжелую поступь людей и животных, утопающих в песке, ревущих ослов, покрикивающих на них рабочих, перевозку блоков от пристани, гул, стоящий на строительной площадке, дружно ворчащих или поющих строителей. Представьте тяжелый труд грузчиков, каменотесов, шлифовальщиков, временно заселивших край пустыни насколько хватает глаз. С ними их жены и дети, тут же чиновники, надзиратели, землемеры, счетоводы, ревизоры и поставщики провизии[163]. Прикиньте, сколько лет было отдано выполнению этой почти непосильной задачи, притом что почти единственными механизмами были человеческие руки. На строительстве работали частично рабы-чужеземцы и военнопленные. Представьте себе, сколько средств было истрачено на содержание чиновников, пищу и все необходимое для людей и животных.

Рис. 48. Жест Ка

Почти невозможно вообразить воплощение столь грандиозного замысла, а ведь для каждого царя должна была быть построена своя пирамида. Сам этот факт дает некоторое представление о могуществе и моральном авторитете фараона, что может помочь нам лучше понять менталитет народа, трудившегося во имя спасения одного человека, владыки, чье правление было, вероятно, деспотическим, но вместе с тем претендовавшим на справедливость, прозорливость и благоволение богов. Теперь мы лучше понимаем религиозное благоговение, с которым люди склонялись перед мертвым телом царя, по примеру Осириса бросавшего вызов смерти и защищавшего свое царство после своей кончины. Царские пирамиды представляли собой не что иное, как акт веры.

Несмотря на то что пирамида была цитаделью, защищавшей тело, чей рай находился на земле, с Осирисом, гелиопольские тексты утверждают, что она находилась под покровительством богов неба и гелиопольской эннеады: «О Атум, Скарабей, взошедший на вершину Лестницы, воскресший, как Феникс Обелиска, в Великом Чертоге, в Гелиополе… ты обнимаешь богов в образе Ка… (рис. 48 – жест покровительства) да будет твое Ка в них! О Атум, простри свои руки к царю N, к этому дому, к этой пирамиде, в облике Ка, чтобы Ка царя N пребывало в этом вечно. О Атум, возьми под свое покровительство царя N, его пирамиду, этот дом. Пусть зло не коснется тела [zet] вовеки. О Великая Эннеада Гелиополя, Атум, Шу и Тефнут, Геб и Нут, Осирис и Исида, Сет и Нефтида, дети Атума!.. [Пусть каждый из вас] защитит эту пирамиду царя N, защитит этот дом от любого бога, от смерти. Пусть зло никогда не войдет сюда. О Гор! Этот царь N есть Осирис. Этот дом есть Осирис. Эта пирамида есть Осирис. Так приди к нему, не оставайся вдали от него, в его имени Пирамиды… Гор, вот твой отец Осирис, в его имени Крепости Принца[164]. О Великая Девятка Гелиополя! Пусть царь N процветает. Пусть пирамида его процветает для царя N. Как процветает имя Атума, главы Великой Эннеады, так пусть процветает пирамида на вечные времена».

Таким образом, каждый из богов эннеады становился гарантом. Если имя его процветает, будет процветать и пирамида на вечные времена (там же, § 1659–1671). В формулировке этого текста мы отмечаем два влияния. Во-первых, пирамида принадлежит Осирису, она есть суть Осирис. Это древняя часть текста. Далее идет фрагмент, включенный в гелиопольскую версию. Пирамида передается под покровительство Атума и эннеады, к которой принадлежит и Осирис, но он занимает в ней второстепенное положение, являя собой третье поколение, порожденное Демиургом. Можно сделать вывод, что в период правления VI династии осирисовская пирамида стала «солнечным» сооружением, в котором на умершего царя оказывал влияние не только Осирис, но и Ра.

Кроме того, на архитекторов повлияли теологи, они придали мистическое значение облику погребальных сооружений. Большие треугольники – стороны пирамиды – словно спускаются с неба, подобно лучам солнца, чей лик сияет сквозь тучи, посылая на землю лестницу света. Египтяне поклонялись этому треугольнику света во многих аспектах. Они считали его символом богини Сотис (Сириус) и зодиакального света. Пирамидальная вершина обелиска напоминала им тот же треугольник, посвященный Солнцу.

Согласно преданию, записанному Плинием Старшим, название обелисков означало, что они были посвящены Солнцу и олицетворяли собой его лучи (…obeliscos vocantes, Solis numini sacratos. Radiorum eius argumentum in effigie est, et ita significatur nominee Aegyptio). Мы уже видели, что в храмах Солнца V династии обелиск являлся воплощением солнца, его застывшим в камне лучом. Следует помнить, что установка обелиска во время празднества Сед означала восход Ра. Переводя взгляд с пирамидальных вершин обелисков на сами пирамиды, мы отмечаем то же устремление. Египтяне украшали небольшие вотивные пирамиды и вершины больших пирамид эмблемой солнечного диска, встающего над горизонтом, или эмблемой крылатого диска, парящего в небе. К счастью, археологам в Дашуре удалось найти пирамидион – вершину пирамиды царя XII династии Аменемхета III. Верхушка эта представляет собой прекрасный гранитный блок высотой 1,4 метра и шириной 1,8 метра, отполированный как зеркало. На восточной его стороне помещено изображение крылатого диска и урея, а под ними изображены два глаза на божественном лице, из которых исходят лучи солнца. Здесь же имеется надпись, гласящая: «Лик царя N открыт, и он может видеть Владыку Восточного Горизонта [Ра-Харахти], когда тот пересекает небо в своей лодке», и еще одна надпись: «Душа царя N поднимается выше, чем Орион [Саху] и он встретит Утро. Ра-Гор поместил сына своего, царя N, среди звезд».

Все это свидетельствует, что умерший царь пребывал в пирамиде под покровительством солнечного символа и что пирамида возносила его на небо. Действительно, наклонные грани пирамиды напоминали лестницу (uвrt), по которой Атум поднялся над Хаосом и боги взошли на небо. Далее мы увидим, что царь, в свою очередь, достигал небесного свода тем же путем. «Ты поднимаешься, – говорили египтяне, – ты восходишь, словно луч [iakhu]. Ты – Луч на Лестнице Неба» (там же, § 751). Каждый, кто видел пирамиды, облитые солнечным светом и отражающие солнечные лучи в четыре стороны света, поймет, что имели в виду гелиопольцы.

Названия, данные Великим пирамидам, соответствуют этому толкованию – «Горизонт (akhet) Хеопса», «Велик Хефрен» и «Божественен Микерин» или «Один в небе». Эти названия связаны с небом. Они уводят нас с земли и от Осириса, царящего в подземном загробном мире. Они показывают, как жрецы Гелиополя посягнули на умершего царя и в конце концов завладели им.

Великие пирамиды IV династии хотя и являются колоссальными памятниками мастерству зодчих, однако не служат доказательством того, что поклонение Солнцу достигло своей кульминации. При V и VI династиях ревностное служение светилу становилось все сильнее и глубже, оно больше не желало воплощения в столь губительной расточительности. Цари V династии направляли бoльшую часть своих ресурсов на строительство храмов Солнца, в то время как гробницы их становились меньше. Размеры пирамиды Сахура в Абусире довольно скромны – высота ее составляет почти 50 метров, а ширина – 77,7 метра. Пирамиды царей VI династии в Саккаре еще меньше. Так, высота пирамиды Унаса 21 метр, а ширина – 40 метров. Более поздняя пирамида царя Пепи II, прожившего девяносто лет и много лет строившего свою гробницу, возвышается на 31,1 метра, а ширина ее составляет 79,9 метра. Однако, несмотря на то что строительная лихорадка и угасла, вера в загробную жизнь отнюдь не ослабела. Материальный оплот, защищающий тело царя, утратил свою массивность, лестница, ведущая на небо, уже не была столь грандиозной, как раньше. Но взамен фараонам Унасу, Тети, Пепи I, Метимсафу и Пепи II был предложен куда более могучий духовный оплот – тексты, начертанные на стенах гранитных камер гробниц. В Великих пирамидах Гизы таких надписей нет, а вот камеры небольших пирамид Саккары покрыты ими (илл. 17). Под влиянием жрецов Гелиополя место камня заняла молитва, действенная защита от смерти. Царские гробницы Саккары, проигрывая в размерах массивным громадам Гизы, затмевают их своим духовным великолепием. Для нас они являются свидетельством убедительной победы духа над материей в Древнем Египте.

Солярную судьбу умершего царя, которую тексты из пирамид Саккары описывают в деталях, можно свести к одной фразе – царю обеспечена жизнь на небесах, рядом с Ра.

Осирисовские обряды даровали умершему фараону на вечные времена «нетленное тело» (zet) (там же, § 616, 1299), но тело это было пленником земли и Осириса. Согласно жрецам Гелиополя, умерший царь «страшится земли (там же, § 312) и вечного сна». Перед пирамидами произносились слова: «Восстаньте, те, что в могилах! Сбросьте саваны! Стряхните песок с головы!» Идет бог Ра, «он освобождает царя N от подземного бога, не отдает его Осирису, чтобы N не мог умереть» (там же, § 349).

Демиург первичного Океана, Нун, «определил царя N к Атуму Гелиополя. Он открывает ворота неба для царя N. Он узнал царя N среди тех, у кого больше нет имени. Он взял царя за руку, вознес его на небо, чтобы царь не умер на земле, среди людей» (там же, § 604). Царь покинул владения Осириса, пребывание в которых удовлетворяло его сотни или даже тысячи лет, и с помощью жрецов Гелиополя научился пренебрегать им. Запад (Аменти), страна Осириса и мертвых, был довольно мрачным пристанищем. «Не вступай на водные пути Запада! Те, кто уходят туда, не возвращаются. Ступай водными путями Востока, среди Слуг Ра!» (там же, § 2175).

Между небом и землей царь видит перед собой, подобно своим владениям на Ниле, страну, омываемую широкой рекой, с озерами и болотами. Это чудесная страна, где все живет волшебной жизнью – почва, вода, растения и даже средства передвижения, такие как ладья, на которой боги достигают неба. Эта ладья, прообраз лодки Харона, – богиня. Ею правит молчаливый, сердитый перевозчик, чье имя означает «Тот, кто отворачивает голову» (там же, § 1201). Царь пытается развеселить его, рассказывая ему, что он – известный танцующий карлик (там же, § 1189), который доставил Пепи и его двору немало веселья, и что Ра, несомненно, радушно примет его. Или царь милостиво открывает, кто он, а именно – тот, о ком на земле говорят, что Ра призывает его и дарует ему место «привилегированного» (там же, § 1190–1191). После долгого молчания перевозчик отвечает. Он требует у царя доказательств его происхождения. «Откуда ты пришел сюда?» Царь принимается доказывать свое родство с Ра. Этого недостаточно. Затем царь молит Ра: «Вели этому перевозчику направить свою лодку туда, где обитают боги, пусть он доставит меня к Востоку неба». Если перевозчик упорствует, царь берет весло, что может привести лодку в движение даже против воли перевозчика. Магическое заклинание победит упрямца. Если же лодка противится действиям царя, тот прибегает к более простой хитрости – он может плыть, зажав под мышками две связки тростника, они поддержат его над водой (skhenui). Это древнее средство передвижения, которое и по сей день используется в Нубии, которым пользовались все, включая Ра, в те времена, когда был сотворен мир. В Текстах пирамид есть много фрагментов, где упоминается умерший царь, который использует две связки тростника, две связки Ра (там же, § 337–363, 464, 599, 1091, 1743).

Есть много других способов попасть на небо. Тексты предлагают их царю на выбор. Иногда ибис Тота, или сокол Гора, или скарабей Ра, или кузнечик одалживают царю крылья (там же, § 366, 387, 913, 1772). Читая заклинания, в костер бросают немного благовоний. Дым от благовоний распространяется по воздуху, достигает небесного свода и возносит с собой царя (там же, § 365). «Царь машет крыльями, словно птица. Он летит, он летит, о люди! Царь Унас улетает от вас!» (там же, § 463). Наконец, солнечные лучи, падающие на землю, превращаются в удобный склон, по которому царь поднимается на небо. «О Ра, царь N ступает по твоим лучам, которые словно лестница для его ступней» (там же, § 1108), и эта сияющая лестница была построена Душами Гелиополя (§ 1090). Лучи протягивают свои руки, и царь поднимается «словно пламя в воздухе» (там же, § 324). Менее великолепна, но более практична деревянная лестница, связанная кожей, которую сделали сами боги (там же, § 1474) и установили на горизонте, чтобы царь «ушел от [смерти] страха людского» (там же, § 2082). Благодаря многочисленным заклинаниям царю удается установить лестницу. Вся Вселенная наблюдает за этим зрелищем и ободряет царя. «Люди и боги говорят: «Руки ваши под царем N! Поднимайте его наверх, доставьте его на небо! На небо, на небо! К богам!» (там же, § 1101). С земли люди умоляют Ра помочь их царю: «Вот сын Ра. Он идет, возлюбленный бога Ра, он идет… О Ра, говорят люди, ты, что встаешь на Востоке неба, протяни руку царю N! Позволь ему подняться к тебе, на восточную сторону неба!» (там же, § 1495–1496).

Небесные ворота открыты, засовы сами отодвигаются, привратники не чинят препятствий, поскольку происхождение царя установлено. «О Ра! Гелиополь – это Унас. Твой Гелиополь – это Унас. Мать Унаса – Гелиополь. Отец Унас – Гелиополь. Унас сам из Гелиополя, он рожден в Гелиополе». Если кто-то из богов отталкивает царя или выказывает недобрые намерения, «ему больше не место среди богов. Двери Ладьи Вечера и Ладьи Утра больше не откроются для него. Он больше не будет править, как житель этого города» (там же, § 482). Наконец фараон прибывает во владения Гора и Сета (там же, § 487). Люди и боги следят за каждым его шагом, ведь это символизирует факт огромной важности – человек достигает неба.

«Как отрадно видеть это, – восклицают боги, – что за радость созерцать, как этот бог восходит на небо, этот Унас восходит на небо, и Души его вместе с ним, за поясом у него книга заклинаний, магия у его ног!» Вот к нему подходят боги неба, Духи Буто, и боги, Духи Нехена, боги неба и боги земли. Они поднимают Унаса на руки. И вот ты восходишь на небо, о Унас!» (там же, § 476–479).

Мы слышим радостные крики людей, поддерживавших своего царя. Сколько тысячелетий потребовалось людям, чтобы сменить чувство оцепенения в присутствии смерти на эту удивительную надежду восхождения на небо?

И вот умерший царь присоединяется к богам. Ему придется пройти обряды, посредством которых он превратится в обитателя небес, Духа (Аkh). Тексты Древнего царства называют эти обряды «созданием Аху» (sakh), то есть одухотворением умершего.

Вот текст, описывающий это одухотворение, он подробно излагает процесс трансформации царя, земного бога, в царя – бога неба (там же, § 370–375):

1. Очищение Тела (Zet). «Вот Унас очищается. О Ра, взойди! Воссияйте, боги Великой Эннеады! Восстань, Нубти[165], перед Дворцом Юга! Унас сбрасывает свою человеческую плоть. Унас принимает Великую Корону из рук Девяти Богов. Исида вскармливает его грудью, Нефтида кормит его, Гор поднимает его на руки. Он очищает Унаса в водоеме Шакала»[166].

2. Очищение Ка. «Гор омывает Ка Унаса в водоеме Утра[167]. Он очищает плоть Ка Унаса для его тела (Zet)…»

3. Воссоединение тела Zet и Ка. «Он подводит Ка Унаса к его Zet, к великому Чертогу [Ра]…»

4. Царь становится богом. «Затем этот Унас отплывает к Полям Блаженства[168]. Унас совершеннее совершенства, в нем нет изъянов. Он превосходит превосходство, ибо его Ка с ним».

Текст требует некоторых пояснений, поскольку это наиболее полное описание, оставленное нам египтянами Древнего царства, передающее их мысли относительно души и тела и их отношение друг к другу.

Сначала следует отметить, что мы имеем дело с царем, а не с человечеством в целом. В тот исторический период право на вечную жизнь среди небесных богов имел один лишь человек – фараон. Тексты пирамид описывают лишь физическое и духовное состояние царя-бога. Далее мы увидим, что эта царская монополия на бессмертие стала отправной точкой социальной революции.

Совершенное существо, бог, в которого превращался царь, состоял из тела и Ка. «Вечное» тело Zet, данное ему посредством осирисовских обрядов, нетленно, как железо. Это тело богов (там же, § 193, 530). И все же оно состоит из плоти и подобно человеческому телу, хотя иногда снабжено крыльями (там же, § 137, 1484), посредством которых царь улетает от людей. Осирисовский Zet все еще носит земной характер и пахнет как человек. Когда царь возносится на небо, на Востоке, «в той стороне неба, где рождены боги», он сам возрождается к новой жизни. Эти факты упоминаются во многих текстах. Рассмотрим лишь один момент: Исида и Нефтида вскармливают царя как новорожденного бога. Появление царя на небе уподобляется родам богинь-матерей. «Унас выходит из чрева Исиды и взбирается на колени Нефтиды. Отец Унаса берет его за руку и знакомит его с совершенными и бессмертными богами. О мать Унаса, богиня Ипи, приложи Унаса к своей груди. Пусть Унас возьмет ее в рот, пусть Унас сосет твое молоко, белое, сияющее и сладкое» (там же, § 379–381). Так царь становится Гором-ребенком, вскормленным своей матерью Исидой (там же, § 734). И Исида говорит с ним, как мать с ребенком. «Мой сын Пепи, мой принц! Возьми мою грудь, соси ее, мой принц, чтобы ты жил, мой принц, который еще очень мал» (там же, § 912). Ка, что появляется и объединяется с «вечным» телом Zet, считается существом божественным, живущим на небесах и появляющимся лишь после смерти. Я совершил ошибку, когда вместе с Масперо счел, что Ка – «двойник» человеческого тела, рожденный с человеком на земле, живущий с ним, оставляющий тело в момент смерти и возвращающийся в мумию после совершения осирисовских обрядов. Формула одухотворения царя все разъясняет: когда Гор очищает Джет в водоеме Шакала, он очищает Ка в другом бассейне, то есть водоеме Утра. Следовательно, Ка и Джет уже были разделены и никогда не жили бок о бок друг с другом на земле. Еще одним подтверждением может служить тот факт, что в текстах Древнего царства используется эвфемизм для слова «умирать» – египтяне говорили «идти к своему Ка» (seb n ka-f). Другие тексты определенно говорят, что на небе есть «главный» Ка. Слова «ты есть Ка» (там же, § 149) иногда говорят обожествленному царю. Это Ка является творцом (it), существом, что побуждает людей к жизни (там же, § 136, 1623). Это покровитель, защищающий царя от страха смерти (там же, § 63). Он правит пищей, поскольку пища (kau) есть не что иное, как преображенное Ка. Кроме того, Ка царствует над интеллектуальными и моральными силами.

Одновременно оно оздоравливает плоть, украшает имя, дарует физическую и духовную жизнь (там же, § 908). Следовательно, в момент одухотворения происходит следующее: из главного и совместного Ка, первичной субстанции, обитающей на небе, боги отделяют индивидуальное Ка для царя, и после очищения это Ка объединяется с Джет в Чертоге Ра.

Соединившись, Ка и Джет образуют целостное существо, которое достигает совершенства. С этого момента существо обладает новыми качествами, которые делают его одним из обитателей неба и которые именуются Ба (Душа) и Ах (Дух).

Душа, Ба, изображается в виде птицы ба с человеческой головой, она обитает на небе среди богов. Она не живет на земле с царем и не имеет ничего общего с нашим понятием души, тем, что оживляет тело в течение всего его земного существования. Для богов в их небесной жизни обязательно быть Ба. Как только царь воссоединяется со своим Ка, он автоматически становится Ба. «О царь N, Ра даровал тебе жизнь и вечную силу, что ты зовешь своим телом. Ты принял облик бога. Здесь, среди богов, что получили свое место от Ра, ты велик. О царь N, твое Ба обитает среди богов, среди Аху» (там же, § 762–763) – что означает: «он есть Душа, он есть Бог».

Рис. 49. Ба приносит покров и скипетр, символизирующие «дыхание жизни» и Власть

Ба, изливающееся из сферы божественного, иногда просто волшебная сила, усвоенная как пища, которой держится материальный объект, считая ее своим талисманом. Когда Унас ест свой хлеб и пьет свое пиво, ему говорят: «Возьми их, ты и твоя душа в них» (там же, § 139). Когда Унас поглощает богов, он ест их души (Bau) (там же, § 413). Когда он является во всем блеске, «его Ба с ним, его магия у него за поясом» (там же, § 992). Вместе с тем Ба – божественная сила, внешняя по отношению к царю, и, соединившись с Джет, подобно Ка, дает божественную жизнь. «Твоя Душа с тобой, ты живешь, ты не умираешь» (там же, § 2201) или «Ты живешь твоей Душой» (там же, § 1943). Мы не можем сказать, что Ба – это человеческая душа, возрождающаяся в царе после его обожествления. Напротив, она проникает в царя, как только он попадает на небо, чтобы уподобиться богам.

В эпоху Античности считалось, что Ба приносит «дыхание жизни» в тело Джет (рис. 49). В данном контексте вернее будет перевести Ба как «душа» (animus = дыхание).

В то же время, когда царь становится Ба, он превращается в Дух, Ах. Таковы следствия союза Джет и Ка. Ах – это не новая форма души, это специфическое состояние совершенного существа. Царь возрождается в раю восточного горизонта (akhet), а тот, кто рожден на Востоке, становится ах (славный, сияющий). «Ты восходишь на восточном горизонте (akhet), в месте, где ты – ах… (там же, § 152). Ты становишься Ах, что в Утре» (там же, § 1172, 1986). Как же боги даруют царю этот триумф? Посредством обрядов одухотворения, о которых я уже рассказывал.

Совершенное существо занимает место в лодке Ра и плывет по миру вместе со звездами. С этого времени царь будет вести на небесах «восхитительную жизнь Владыки Восточного Горизонта (Ра)» (там же, § 1171–1172). Одним из основных элементов этого блаженного существования является пища, которой обеспечены божественные существа. Близ Поля Тростников (Sekhet ialu), где обитают боги, находится Поле Приношений (Sekhet hetepu), в котором не иссякает запас пищи и питья. Где-то в небесном царстве есть божественная кладовая (uhit), находящаяся под покровительством Аху. Сюда чиновники, называемые начальниками приношений (hequ heteput), «приносят пищу Тем, кто Повелевает Кау в небесах» (там же, § 1220). У царя, принятого в число Избранных (imakhu) Ра, есть свой дом (per) на небе, и он получает свою долю пищи (kau), происходящую из первичной субстанции, Ка (там же, § 1219). Все боги регулярно наведываются в Поле Приношений, чтобы получить там пищу. Они «идут к своим Кау» (там же, § 1145), и царь поступает так же. «Ты идешь к полю твоего Ка, к Полю Приношений» (там же, § 563). Пища здесь выше всяких похвал, «вода, что пьет царь N, есть вино, как у Ра» (там же, § 128). «О царь, изобилие твоих приношений превосходит Нил. О Ка царя N, приди! Царь N ест с тобой» (там же, § 564)[169] (рис. 47).

Обожествленный царь все еще обладает царской властью, но уже безгранично возросшей, поскольку теперь он правит вместе с Ра. Вот как оценивается новое положение царя: «Тебя омыли в водоеме Шакала; тебя очистили благовониями в бассейне Утра… Ты упрочился в Поле Приношений, среди богов, что идут к своим Кау. Ты восседаешь на своем троне из железа; ты держишь свой жезл и свой скипетр; ты повелеваешь богами. Ты стал Ах, по благоволению твоего Ах» (там же, § 1164).

В этом аспекте царь отождествляется с Ра (как некогда отождествлялся с Осирисом) и вместе с Ра он правит миром.

«Небеса радуются, земля радуется, когда слышат, как царь утверждает справедливость в беззаконии. Они радуются, что царь восседает в суде Ра и из уст его исходят справедливые суждения (там же, § 1175).

Тут встает вопрос большой моральной значимости. Принимают ли царя на небе лишь только благодаря более или менее формальным обрядам, которые позволяют ему имитировать Осириса и Ра, или же он должен заслужить место возле Ра?

Несомненно, одной лишь магии было недостаточно, чтобы спасти душу царя. Уже в начале VI династии вопрос о вознесении царя на небо решался на суде Ра, где рассматривались и оценивались прижизненные деяния царя.

У всех восточных народов Солнце – бог справедливости, занимающий главенствующее положение по отношению ко всем прочим богам. Солнце беспристрастно дарит свой свет всем, отгоняет прочь чудовищ, оно – враг несправедливости и зла. Тексты пирамид гласят: «В деяниях царя N не было найдено злого умысла» (§ 1238). Царь справедлив и оправдан (maвu), но не только потому, что он представился Осирисом. Несомненно, все, что было хорошо для Осириса, шло на пользу царю, и приговор, вынесенный судом Гелиополя Сету в защиту Осириса, был выгоден царю, который сам и являлся Осирисом. Но царю недостаточно этой «имитации» оправдания, полученной благодаря его отождествлению с Осирисом. Он должен лично получить оправдание, основанное на его собственных деяниях.

Важный фрагмент текста изображает Унаса на его пути к небу. Появившись у богов, он предстает перед судом:

Он желает получить оправдание своим деяниям.

Поскольку Тефен и Тефнут судили Унаса;

Поскольку Две Истины выслушали его;

Поскольку Шу выступал свидетелем;

Поскольку Две Истины вынесли решение;

Он вступил во владение тронами Геба и вознесся туда,

куда пожелал. Собрав воедино свою плоть, что была в гробнице, он присоединяется к тем, кто в Нун, и сбываются предсказания Гелиополя.

Так Унас выходит в этот день в справедливом облике живущего Ах (там же, § 316).

Суд начинается с заявления царя. Унас «желает… быть maa-kheru по делам своим». Выражение maa-kheru, породившее столь много комментариев и в действительности полное разных значений, в данном случае означает «имеющего голос справедливости», того, кто говорит правду, и говорит ее должным образом, следуя предписанному ритуалу и юридическим формулам, имеющим силу. Таким образом, умерший царь, который является maa-kheru, – «справедливый», «оправданный». Этой цели он добивается при помощи магии и в то же время благодаря оцененности своих религиозных заслуг. Произнося ритуальные формулы, «слова Гелиополя», царь совершает магическую процедуру, которая работает в той или иной степени формально. Но тут имеет значение и моральная чистота совершенных царем деяний, позволяющая ему стать maa-kheru.

Истина и Справедливость (Maвt) будет защищать царя в суде и спасет его от ярости чудовищ, пожирающих царей, признанных виновными.

«О боги Юга, Севера, Запада, Востока, защитите Унаса, ибо он страшится, занимая предназначенное ему место с Гиеной Двойного Зала. [Иначе] этот Урей Деннут пожрет тебя, размелет твои сердца!.. Вот Унас, являющийся в этот день. С собой он приводит Справедливость [Maвt]. Унас не отдан вашему пламени, о боги!»

В главе 3 я еще вернусь к важности этого долгое время неверно толкуемого текста, в котором нам предстает древнейшая версия знаменитого Суда Мертвых, за которым следовало наказание виновных. Я хотел бы особо отметить, что в то время лишь царь должен был оправдывать свои деяния перед богами, поскольку он один из всех людей после смерти возносился на небо. Уже в третьем тысячелетии до Рождества Христова египтяне сделали Божественную Справедливость суровым стражем бессмертия.

Дистанция от царя, Слуги Гора, до царя, отождествляемого с Ра на земле и на небе, поистине огромна. По-прежнему оставаясь Гором, фараон постепенно отделяет себя от Сокола и сливается с Солнцем, Царем Мира. Процессии Слуг Гора уходят в прошлое. Культ Ра поглощает все внимание царя. С Ра торжествует справедливость, обеспечивая порядок во Вселенной. Моральная чистота начинает цениться так же, как физическая сила или материальный достаток. Царь ответствен перед Ра за свое поведение на земле. Еще несколько столетий, и люди задумаются об ответственности фараона перед его подданными. На смену автократической монархии придет эпоха требований общества.

Насколько можно судить по Текстам пирамид, около 2500 года до н. э. Египтом по божественному праву правила абсолютная монархия. De facto фундаментом власти царя служила доктрина, согласно которой правитель был богом Гором, находящимся среди людей (в эпоху Древнего царства фараона называли Богом или Великим Богом), наследником Осириса и в то же время сыном Ра. Фараон в своем лице сосредоточил всю полноту власти, религиозной по своей сущности. Живому фараону поклонялись как Гору и Ра. Умерев, он становился Осирисом в Аменти и Ра на небе. Он был единственным Посредником между богами и людьми, Заступником, который знал и выполнял обряды (ir ikhet), кто знал, как возносить молитвы (dua) богам, тем, кто знал «все секреты магии».

В игоге царь занимал все высшие посты в государстве. Он был жрецом, судьей и командующим армией. Более того, он владел всей землей в Египте. Об этом говорит трансформация «переписи», которая по-прежнему проводилась через каждые два года. При тинитских царях в перепись включались поля и золото, земельная собственность и движимое имущество. В период правления царей IV, V и VI династий перепись касалась лишь крупного и мелкого домашнего скота. Следовательно, земельная собственность уже не являлась объектом налогообложения, либо потому, что принадлежала самому фараону, либо потому, что земля стала свободной собственностью в руках землевладельцев или богов.

Цари VI–VIII династий

В том случае, когда часть земли отдавалась богу в качестве земельной собственности, жрецу в виде вознаграждения или фавориту в качестве подарка, и новый землевладелец желал распорядиться собственностью как пожертвованием или погребальным имуществом, он мог сделать это лишь только в том случае, если «царское письмо» разрешало отчуждение участка от владения. Таким образом, фараон сохранял контроль над землей. Вероятно, мы должны принять первую из предложенных выше гипотез, согласно которой ограничение переписи поголовьем домашнего скота свидетельствовало о том, что вся земля находилась в собственности фараона. Этот примечательный факт хорошо вписывается в теорию абсолютной монархии по божественному праву, о которой говорят нам Тексты пирамид.

Однако, чтобы управлять своими огромными земельными владениями, царю нужны были помощники. Известно, что вплоть до VI династии царь доверяет большую часть высоких государственных постов своим сыновьям, внукам, братьям и прочим родственникам. Члены царской семьи, которая хотя и не является божественной, но пользуется привилегиями ее главы, занимают следующие посты: 1) жрецы царя или богов (hem neter), чтецы или священники, совершающие богослужения (sem, kheri-heb); 2) судьи, главным из которых является визирь (tati), первое должностное лицо в государстве; 3) высшие должностные лица дворца и казначейства, Советник Бога (царя), начальники продовольственных хранилищ, военачальники, а также многочисленные начальники таинств различных служб; 4) номархи, управлявшие номами Верхнего и Нижнего Египта.

При IV династии пост визиря, чати, занимали только сыновья царей. В период правления V династии большинство визирей являлись царскими внуками. При дворе фараона, представлявшем собой одну большую семью в самом точном смысле этого слова, высшие посты владыка отдавал своим «дорогим сыновьям», «сыновьям от плоти своей» (sa mer-f, sa n khet-f), «царским знакомым» (rekh nsut), то есть своим многочисленным внукам, затем своим «друзьям» (smer, делившимся на несколько категорий), которые несли охрану дворца, и, наконец, людям не всегда царской крови, но пользовавшимся благосклонностью царя, Привилегированным (imakhu).

Занимать государственный пост означало прикоснуться к божественному. Так что, когда царь выбирает высшее должностное лицо, он «освящает, благословляет» сановника «помазанием» (ureh) и выказывает почтение (nez)[170] освящаемому человеку, подобно тому как он сам выказывает почтение богам. Занимать важный пост при дворе означало быть причастным к религиозным и магическим таинствам царя[171]. Для человека постороннего это было равноценно вступлению в царскую семью. Чтобы вознаградить своих чиновников, царь позволял им питаться во дворце, если они находились при нем, если же они занимали посты в провинциях, то даровал им земельные участки, выделенные из его владений. В одних случаях земля передавалась в личную собственность, в других – как содержание, составлявшее неотъемлемую часть должностного жалованья, получаемого и возвращаемого вместе с нею.

Из надписей биографического характера, обнаруженных в гробницах чиновников, нам известно об их карьерах. Пользуясь этими текстами, можно проследить трансформацию карьер с III по VI династию. Вот перед нами некий Мтен, живший при Снефру в начале IV династии. Из надписей в его гробнице в Саккаре мы узнаем кое-что об этом человеке.

«Сын судебного писца, не давшего своему сыну [чтобы обеспечить положение в обществе] ни зерна, ни домашней утвари, а лишь только слуг и немного скота». Мтен начал свою карьеру в царской администрации как «писец продовольственных закромов, начальник закромов», затем он стал «глашатаем и сборщиком налогов с крестьян». Мтен трудился под началом правителя нома с центром в Ксоисе и вскоре продвинулся по служебной лестнице, став «писцом-глашатаем и начальником всего Царского Льна». Затем он занял должность «Главы» царских владений, а еще через некоторое время стал Наместником города Деп (Буто) и Правителем Ксоисского нома. Царь милостиво даровал ему землю в личную собственность. Позднее Мтен стал номархом и носил официальный титул: «Начальник Страны, Наместник Нома, Начальник посланий для синопольского нома и Сборщик Налогов (?) для Мендесийского нома». Еще через некоторое время Мтен «подчинил себе Саисский и Западный номы, став Главой деклараций домена»[172]. Сам Мтен стал владельцем двенадцати земельных участков в Саисском, Ксоисском и Летопольском номах. Надо отметить, что Мтен носил титул царского знакомого (rekh nsut), предназначавшегося для внуков царя. Однако Мтен продвигался по служебной лестнице не при дворе. Он начал с незначительных должностей и прокладывал себе путь к более высоким постам, пока не стал, наконец, номархом.

Совсем другое впечатление остается от карьеры Птахшепсеса, жившего в конце IV или первой трети V династии.

«Рожденный в эпоху Микерина, он воспитывался среди Царских Детей в Великом Дворце Царя, в гареме, и Царь выделял его среди прочих… Поскольку Царь благоволил к Птахшепсесу, он дал ему в жены свою царственную дочь Маатху, ибо Царь предпочел, чтобы его дочь была с Птахшепсесом, а не с другим мужчиной. В правление Усеркафа он был Великим начальником строительных работ[173] и Царь ценил его более других слуг. Птахшепсесу было даровано право входить в лодку Царя и охранять Царя. При царе Сахуре, будучи у него в большей милости, чем другие слуги, Птахшепсес был начальником таинств всех работ, какие угодно было делать Царю, и каждый день украшал двор Царя своим присутствием. В правление Нефериркары, будучи в милости у Царя более других слуг, он удостаивался похвалы Царя за все, что делал, и его величество разрешил ему облобызать его ноги, ибо Царь не желал, чтобы Птахшепсес лобызал землю. При Неферфра Птахшепсес, которого Царь ценил более других слуг, вступал на борт ладьи «Та, что несет на себе Богов» во время всех коронационных празднеств, будучи любимым придворным Царя. Во время Неусерры Птахшепсес охранял Царя по желанию последнего, ибо Царь любил Птахшепсеса»[174].

Другой сановник, Сабу, бывший верховным жрецом Птаха в Мемфисе при Унасе и Тети (начало VI династии), описывает свою карьеру теми же словами и прибавляет: «его величество пригласил меня ко двору. Он обеспечил меня пищей во всех местах, где я был. Никогда прежде ни один царь не даровал такую милость слуге, меня Царь любил больше других своих слуг, он каждый день осыпал меня милостями, ибо я занимал место Привилегированного (imakhu) в сердце его. Я был искусен во всем, что делал для его величества, познал все тайны двора, и Царь ценил меня». Сабу также называет себя «Начальником таинств» и «Имаху при каждом государе»[175].

Птахшепсес и Сабу были фаворитами, проявившими себя главным образом на придворной службе, в то время как Мтен провел свою жизнь в провинциях за активной деятельностью.

Теперь взглянем на Уни, чиновника, который в начале VI династии занимал весьма скромные должности, а впоследствии достиг высших чинов. Он сам рассказывает свою историю:

Первые должности при дворе. «Я повзрослел при царе Тети. Должность моя называлась Смотритель житницы. Фараон сделал меня Надзирателем за его арендаторами… Вскоре я стал служить у его величества Пепи [I]. Царь даровал мне должность Надсмотрщика за жрецами при его Пирамиде. Хотя я занимал пост Надзирателя за арендаторами, Царь сделал меня Судьей, Хранителем Нехена, ибо его сердце было благосклонно ко мне более, чем к другим слугам. Я стоял вместе с Судьей, Визирем, от имени Царя управляющего царским гаремом и шестью великими судами справедливости, ибо сердце его величества было исполнено мною более, чем другими сановниками, и более, чем другими слугами».

Уни получает гробницу. «Я попросил Царя привезти мне из Туры саркофаг из белого камня. Его величество повелел снарядить лодку с командой, чтобы привезти мне саркофаг из Туры. Вскоре мне привезли саркофаг и крышку, а также дверь для гробницы. Никогда прежде цари не делали такого для своих слуг, ибо его величество ценил меня превыше всех и я радовал его сердце».

Уни – судья при дворе. «Когда я был Судьей и Хранителем Нехена, Царь сделал меня своим Единственным Другом и Начальником арендаторов фараона… Я потеснил (?) четырех Начальников арендаторов фараона, что занимали этот пост. Я действовал так, что его величество хвалил меня – я охранял дворец, пролагал Царю дорогу и следил за его безопасностью. Все это я делал так, что Царь осыпал меня похвалами больше прежнего.

Когда велось расследование в царском гареме, касающееся Великой Царской Супруги, Амтси, его величество позволил мне войти в гарем, чтобы я провел расследование. Я был один, со мной не было ни Судьи, ни Визиря, ибо я был опытен и Царь был благосклонен ко мне. Я записал все, что было услышано мною. Никогда прежде возможность услышать тайны царского гарема [не представлялась] никому, выпала она только мне, ибо его величество ценил меня более других слуг, превыше знатных сановников».

Затем началась война Пепи I с азиатами, о которой я рассказывал в книге «От племени к империи». Армия царя состояла из воинов Юга и Севера, негров и нубийцев.

Уни-военачальник. «Его величество поставил меня во главе своей армии. Были там военачальники, Советники с Севера, Единственные Друзья Царя, главнокомандующие (номархи), Наместники Верхнего и Нижнего Египта, Начальники переводчиков, Начальники жрецов Нижнего и Верхнего Египта, стоявшие во главе войск Верхнего и Нижнего Египта, областей и городов, которыми они управляли. Но именно я стоял во главе армии, хотя и занимал должность Начальника арендаторов фараона. И я так хорошо исполнял свои обязанности, что ни один человек не занял место другого, ни один человек не взял у другого хлеб или сандалии, ни один человек не украл одежду в каком-либо городе, ни один человек не украл козу у кого бы то ни было».

Уни вернулся с победой, но впоследствии вынужден был еще пять раз возвращаться в страну врага, чтобы подавить мятежи.

Уни – Глава всего Верхнего Египта. Когда на трон вступил Меренра, Уни был «в Великом Чертоге Носителем [Царских] Сандалий». Меренра сделал его «Правителем Верхнего Египта от Элефантины [I нома] до севера нома Ножа [XXII]», поскольку был доволен его службой. «Когда я был Носителем Сандалий, его величество хвалил меня за мою бдительность и неусыпный надзор за безопасностью царя, ибо я делал это лучше прочих сановников и других слуг. Я занимал пост Наместника Верхнего Египта и действовал во имя всеобщего мира, так что никто не посягал на мою территорию. Я выполнял все свои обязанности и вел записи обо всех расходах. Я делал все, что должен делать наместник, и его величество хвалил меня».

Уни и строительство пирамиды Меренра. «Затем его величество послал меня в Ибхат[176], чтобы я привез оттуда саркофаг с крышкой, а также верхушку для пирамиды царя Меренра. И его величество послал меня на остров Элефантина, чтобы я привез оттуда гранитную дверь и жертвеннники, а также плиты для верхней камеры пирамиды царя Меренра. Я отплыл оттуда на Север, к пирамиде Меренра, с шестью грузовыми судами, тремя плотами и тремя лодками в восемь фатомов[177]. Никогда еще, ни при одном царе такая внушительная экспедиция не отправлялась в Ибхат или Элефантину. Я сделал все, что приказал мне его величество.

Фараон послал меня в Хатнуб[178] и повелел привезти оттуда большой жертвенник из Хатнубского камня. Я привез ему этот саркофаг через семнадцать дней, [после того как] он был высечен в Хатнубе. Я погрузил саркофаг на судно, специально построенное мною из ствола акации, и отплыл на Север. Длина судна составляла 60 локтей, а ширина – 30 локтей, и построено оно было за семнадцать дней в третий месяц лета. И хотя Пороги[179] были маловодны, я успешно справился с задачей и пристал к берегу у гробницы царя. Все было выполнено в соответствии с божественным повелением его величества.

Затем его величество повелел мне прорыть пять каналов в Верхнем Египте и построить три грузовых судна и четыре плота из дерева акации, что растет в стране Уауат. Поскольку наместники чужих стран приготовили древесину, я сделал все за один год, спустил суда на воду и нагрузил их гранитными блоками для гробницы царя. Воистину, я сберег [время] для дворца, посредством строительства пяти каналов, в этом моя заслуга. Все было исполнено в соответствии с божественным повелением Ка царя (?)».

Заключение. «И вот я, любимый слуга его отца, осыпанный похвалами его матери, я, деятельный Наместник Верхнего Египта, Имаху Осириса, Уни».

Ни один комментарий не скажет больше, чем этот простой текст с биографией Уни, наиболее сохранный текст Древнего Египта. Он хорошо отражает деспотичность и капризность осуществляющих власть. Царь управлял страной с помощью достойных доверия слуг, научившихся справляться с любыми трудностями и демонстрировать незаурядную инициативу в любой сфере даже во времена, когда управление страной практически перешло в руки корпуса чиновников и уже не являлось привилегией царской семьи. Если власть царя была столь всеобъемлющей к середине VI династии, то какой же она была при IV и V династиях, когда члены царской семьи занимали все ключевые посты в государстве?

Родственники царя, придворные и чиновники высокого ранга пользовались, как мы уже видели, привилегиями, описывая которые они говорили «Я – Имаху Царя». Не думаю, что это слово имеет то туманное значение «сановник», которое ему приписывают. Действительно, значение этого термина несколько расширилось вследствие неумолимого бега времени и социальной эволюции, так что начиная с XII династии мы можем с уверенностью переводить его как «вассал» или «приверженец» царя или бога. Однако в эпоху Древнего царства это слово имело вполне определенное значение. Оно конкретно означало привилегированный статус личности по отношению к царю и богам. Оно означало человека, который служит царю, будь то его сын, внук или друг. В награду за службу Имаху получал «милости царя». Эти привилегии состояли в ежедневном получении пищи, человек допускался к трапезе царя, или же ему позволялось извлекать выгоду из продовольственных запасов, хранившихся на царских складах. Также ему могла быть выделена земельная собственность, которая обеспечивала его пропитание.

Следовательно, Имаху – это nourris[180], вассал, обеспечиваемый царем. Уместно вспомнить первобытные общества, в которых право на долю при распределении пищи определяло положение вассалов.

Вероятно, члены царской семьи и высокопоставленные чиновники являлись Имаху, ipso facto и по определению. Другие добивались этого завидного положения лишь к концу своей карьеры. Они становились Имаху уже в преклонных годах, буквально поседев на царской службе, – это те, чья служба при дворе подошла к концу и для кого Имаху становилось высшей наградой. Имаху придавалась такая значимость, что жрецы считали этот институт небесным, включив его в качестве составной части идеального сообщества богов. Когда царь прибывал на небо, он обретал права и обязательства Имаху по отношению к своему повелителю Ра, «подобно Гору, которому перешел дом отца его» (Тексты пирамид, § 1219).

Рис. 50. Эмблема Имаху. Знак отличия. Что означает этот предмет – неясно

Кроме того, привилегией Имаху в загробном мире пользовались родственники царя, его друзья и высокопоставленные чиновники. Биография Уни является примером таких заупокойных милостей. На закате своей карьеры от Пепи I он получил в дар гробницу с саркофагом и заупокойным храмом. Об этом же просил царя Сахуру его главный врач: «Да повелит твое Ка, о возлюбленный [Царь] Ра, чтобы мне дали каменную стелу для этой гробницы божественного Нижнего мира». Его величество велел привезти ему из Тура две стелы, которые поместили в гипостильный зал дворца Сахура. Для выполнения работы были приглашены два начальника работ и ремесленники, они должны были трудиться под надзором самого Царя. Камень прибывал каждый день. За рабочими, трудившимися во дворце, неусыпно наблюдали. Его величество повелел включить в число рабочих граверов (?), делавших надписи, и они писали [тексты] синим цветом. Затем фараон сказал своему врачу: «Так же верно, как то, что этот нос [выдыхает] здоровье, [мой нос], который любят боги, ты отправишься в Херт-Нетер в преклонном возрасте, как Имаху». Тогда я низко поклонился царю и исполнил Утренний Гимн каждому богу в честь Сахуры, ибо он знает всех, кто ему служит. Все, что изрекают уста Царя, немедленно воплощается в жизнь, ибо Бог даровал Царю способность заглядывать в сердца людей, ибо Царь величественнее, чем боги. Если ты почитаешь Ра, исполни Утренний Гимн каждому богу в честь Сахуры, который сделал из меня то, чем я являюсь. Я его Имаху, и я никогда не делал зла другим людям».

Картина была бы неполной без рассказа Синухета (XII династия) о принятии его царем и даровании ему звания Имаху: «Царь сказал ему: «Твоя жизнь клонится к закату… ты думаешь о дне своего погребения, и ты получишь высокий сан Имаху…В день твоего погребения перед телом твоим будет идти процессия… Заклинания перед жертвенниками будут произноситься для тебя, жертвы будут принесены для тебя, а кроме того, твой саркофаг и пирамида будут возведены из белого камня в круге Царских Детей». Синухет говорит: «Дом Царского Сына был дарован мне с его богатствами и купальней, чудесными украшениями и мебелью из Двойного Белого Дома, с царскими одеждами и множеством благовоний… И мне трижды, а то и четыре раза в день приносили лакомства из Дворца в дополнение к тому, что Дети давали мне непрестанно. Посреди других пирамид для меня поставили каменную пирамиду. Место для нее выбрал главный каменщик Царя, главный скульптор высек ее. Вся необходимая обстановка была помещена в закрома… Тело «слуг Ка» было сделано для меня… затем я выделил землю и учредил заупокойный домен с землями возле города, как это делалось для Друзей из числа первых. Моя статуя была позолочена, а ее набедренная повязка – посеребрена, и все это было сделано по повелению его величества. И сделано это было не для простого слуги, ибо я снискал благосклонность Царя и был его любимцем [hesut net nsut], пока не настало для меня время пристать [к другому берегу]»[181].

Какой вывод мы должны сделать из этих текстов? Люди, принадлежавшие к ближнему кругу царя, – его семья, друзья и высокопоставленные чиновники – составляли класс привилегированных персон. Во-первых, они имели свою долю в политической власти и принимали участие в управлении страной. Во-вторых, после смерти они должны были покоиться в гробницах, расположенных вокруг пирамиды их фараона и построенных за счет этого фараона. В-третьих, точно так же, как фараон кормил своих Имаху при их жизни, он заботился о заупокойных приношениях после их смерти. Как правило, приношения эти совершались поселениями в царском домене и назывались «Приношениями, дарованными Царем». В определенные дни мужчины и женщины приходили к гробницам, чтобы исполнить свой долг. На стенах заупокойных храмов мы видим изображения этих людей, выстроившихся длинными рядами, и возле каждого из них начертано имя местности, откуда они пришли (илл. 15).

Тексты вполне определенно говорят нам, что подобные почести оказывались родственникам царя, его друзьям и чиновникам именно потому, что они, являясь Имаху, были связаны с царем особыми узами. «Заупокойные приношения – и деревни, – которые царь даровал мне как Имаху», – говорит современник Хефрена, чья гробница находится в некрополе, расположенном рядом с пирамидой этого фараона. Знатный человек, живший в эпоху XII династии, так говорит о привилегированном статусе: «Друг Царя покоится [с миром] как Имаху, но нет гробницы у того, кто поднимает голос против его величества; тело такого человека будет брошено в воду».

Получение в дар от фараона гробницы означало, что царь разрешал своим Привилегированным имитировать магические обряды, которые совершал сам, чтобы воскреснуть после смерти. Но Тексты пирамид проводят четкое различие между «смертью царя» и «смертью каждого смертного» (§ 1468), и даже Имаху в загробном мире должны были занять положение ниже царя, чтобы между владыкой и его подданными сохранялась дистанция, как и при жизни. В распоряжении царя было много весьма действенных способов обретения бессмертия, хранимых им для себя, и лишь с немногими он делился знаниями, со своей семьей и приближенными. С другой стороны, как мы уже видели, царь давал этим людям дары, призванные сохранить их тела после смерти, – гробницы, саркофаги. Однако без соответствующих обрядов все эти предметы были бесполезны. Следовательно, фараон должен был открыть своим приближенным обряды «Отверзания Уст» и «одухотворения» (sakh), благодаря которым мумия и изваяние должны были возродиться в бессмертном теле, Джет, в которое вселялись Ка, Дух (Ах) и Душа (Ба)[182].

Для того чтобы мертвые могли вкушать пищу, царь прибавлял к осязаемым дарам право использовать магические заклинания, благодаря которым пища (воображаемая, но наделенная магической сущностью) должна была постоянно появляться на жертвенниках гробниц. Как мы уже знаем, голос фараона способен был овеществлять произнесенные им слова. Подобным могуществом обладал любой, кто знал и мог произнести определенные фразы, будучи посвящен в таинства магии. Такими посвященными являлись Имаху. Их голоса «изрекали» (рис. 51–52), творя по их воле множество приношений, перечислявшихся в царском меню, изложенном на стенах гробниц.

Умерший, родственник или друг царя, воскреснув по причине этих магических действий, мог быть уверен, что его ждет новая жизнь, но где? В период, предшествовавший эпохе VI династии, его уделом было пребывание в подземном мире, в «божественном Нижнем мире», участи находиться в котором царь счастливо избежал, обосновавшись в небесном чертоге. Состоящие из двух частей, тексты гробниц начала Мемфисских династий (по ошибке называемые proscynemata, от греческого слова, означавшего «молитвы, произносимые на коленях») обнаруживают, что Имаху получали от царя две милости:

1. Приношение царя. Имаху имеет возможность быть погребенным в Херт-Нетере.

2. Приношение Анубиса. Во время всех празднеств на территории некрополя умершим будут дарованы приношения[183].

Рис. 51. «Приношения, дарованные царем»

Рис. 52. «То, что появляется по зову» (хлеб, пиво, быки, гуси и т. д.). Магическое овеществление приношений

В эпоху V династии царь даровал своим Имаху третью милость – способность покинуть гробницу и отправиться к Осирису, царю мертвых. Вот пример трехсоставной милости:

«1. Приношение от царя и Анубиса единственному другу N. Данная человеку возможность быть погребенным в ХертНетере, на Горе Запада, в преклонном возрасте, рядом с Великим Богом как Имаху царя.

2. Приношение от Осириса, правящего в Бусирисе, владыки Тинитского нома, единственному другу N. Имаху будут получать жертвенные приношения во время ежегодных празднеств и празднеств в некрополях.

3. Приношение от Khent-Amenti, владыки Горы Запада, единственному другу N. Имаху может беспрепятственно странствовать по дорогам, по которым странствуют Имаху богов»[184].

Приблизительно до прихода к власти представителей VI династии и речи не могло идти о том, чтобы на небеса восходили придворные. Лишь царь мог жить рядом с Ра.

Более того, религиозные права царских приближенных были существенно ограничены[185]. Даже члены царской семьи за время жизни на земле не имели прямых взаимоотношений с богами. За исключением титулов жречества, формулы с именами Анубиса, Осириса или Геба (земные боги), в гробницах того периода боги не упоминались и не изображались. «Когда входишь в гробницу Древнего царства, – пишет Огюст Мариет, первым открывший мастабы, – одно обстоятельство сразу привлекает внимание и позволяет датировать памятник – отсутствие изображений богов и каких-либо религиозных эмблем или символов». В то время не существовало, да и не могло существовать индивидуальное благочестие. У одного лишь царя было право говорить с богами. Лишь желая обнаружить особую милость по отношению к родственнику или другу или отблагодарить их за оказанные услуги, «царь возносил за них молитвы богам». Люди, правда, могли молить богов за фараона, но, желая обратиться к богам с личными просьбами, они должны были прибегнуть к его, фараона, посредничеству, посредничеству того, кто единственный был вправе совершать жертвоприношения богам.

Рис. 53. Нил приносит папирус, лотос и пищу

Итак, приблизительно до 2500 года до н. э. религиозные и политические права, даже в ограниченной форме, принадлежали исключительно царской семье. Члены семьи участвовали в управлении страной, жили в царской резиденции вместе с царем. Сановники, несшие службу вдали от столицы, возвращались ко двору в преклонном возрасте. В конце концов все они находили свой последний приют в некрополе, расположенном возле пирамиды фараона, и продолжали служить своему повелителю даже после смерти. В среднем при каждом фараоне было около пятисот Привилегированных.

Какова же была участь народа? Миллионы горожан и крестьян, ремесленников и земледельцев зарабатывали себе на жизнь, работая на царя и его двор, не имея при этом возможности претендовать на правовой статус, политические или религиозные права. Тысячи простолюдинов трудились в некрополях – зодчие, скульпторы, плотники, художники, каменотесы и каменщики, возводившие гробницы и создававшие их интерьер; жрецы; бальзамировщики, занимавшиеся мумиями. Наряду с ними трудились многочисленные ремесленники и крестьяне царского домена, собиравшие урожай необходимый для осуществлений регулярных приношений. Изображения в мастабах показывают этих людей за работой – обрабатывающих почву или занимающихся ремеслами с беспечностью бедняков. Прямо в песке мы находим их останки, немумифицированные, не заключенные в саркофаги, со следами весьма скудной пищи. В тот период в погребениях бедняков «не встречаются погребальные статуэтки, канопы, амулеты, формировавшие интерьер гробниц более позднего периода» (Мариет О., Мастабы). Для этих простолюдинов не существовало рая, если только царь не включал одного из них в число своих друзей или слуг. В Египте, как и в других древних обществах, где религия служила основой государственных институтов, религиозные, политические и гражданские права были неразрывно связаны. До VI династии ими обладали лишь «Привилегированные» родственники царя, его друзья и сановники (илл. 10–15).

Давайте переместимся на пятьсот лет вперед, в 2000 год до н. э., к началу правления XII династии, и посетим один из крупнейших некрополей Среднего царства в Абидосе. Гробницы и погребальные стелы теснятся здесь не вокруг царской пирамиды, а вокруг гробницы Осириса, не возле фараона, а в непосредственной близи от бога мертвых. На этих стелах вперемешку написаны имена царей, их сыновей и дочерей, визирей и сановников, а также горожан, ремесленников, крестьян и других простых смертных, не занимавших административные посты. Все они от своего имени и от имени своих родных, друзей и слуг просят «царского приношения» – возможности попасть на небо. Они утверждают, что в загробном мире являются богами, «оправданными Осирисами» (Osiris maв-kheru). Их стелы покрыты формулами, отождествляющими их с Ра, царем небес. Каждый из погребенных утверждает, что в загробном мире станет Привилегированным (neb imakhu). Так все египтяне, без разделения на классы, получили привилегию «царской смерти». Вскоре мы увидим, что это были не пустые слова. Рассмотрим последствия этого явления, оказавшие влияние на социальную жизнь. Эволюция происходила в течение нескольких столетий и в определенные периоды была столь стремительной и бурной, что напоминала революцию.

Согласно Манефону, VI династия, Мемфисская по происхождению, включала шесть основных правителей, занимавших трон Египта в период, рамки которого приблизительно можно определить 2540–2390 годами до н. э. Один из последних царей, Пепи II, прожил около ста лет. В соответствии с Туринским папирусом и трудами Манефона, он правил с шести лет (по Манефону) и восседал на троне девяносто четыре года. Если это соответствует действительности, то правление это было самым продолжительным в мировой истории (примерно с 2485 до 2390 до н. э.). Если фараон правил страной, будучи ребенком, а затем дряхлым старцем, его царствование могло ввести в искушение амбициозных придворных, которые способны были попытаться посягнуть на царские прерогативы. И действительно, в правление Пепи II авторитет царя слабеет, а влияние олигархии жрецов и знати, напротив, усиливается.

В Египте, как позднее в Греции и Риме, произошел переход от абсолютной монархии к олигархии. В первую очередь, доминирующее влияние жрецов из Гелиополя привело к расширению привилегий жречества. Цари V династии, построившие храмы Солнца, уже находились под контролем жрецов Ра. В период VI династии солярные доктрины достигли расцвета. Мы видели, как Тети, Меренра, Пепи и прочие цари постепенно перестают возводить огромные каменные пирамиды, на стенах которых отсутствуют тексты, упоминающие богов, и заменяют их меньшими по размеру сооружениями, покрытыми изречениями – молитвами Осирису и Ра или просьбами сделать фараона после смерти равным богам. Однако жрецы, за которыми позднее последовали и другие образованные люди, интересовались религиозными, социальными и политическими проблемами и размышляли о сакральном эгоизме, характерном для института фараонов. Стали появляться и крепнуть гуманистические концепции, согласно которым справедливость занимала все больше места в земном и загробном мирах. Мы уже видели, что царь Унас после смерти предстал перед судом Ра и вынужден был доказывать, что по деяниям своим вполне заслуживает бессмертия.

Следовательно, интеллектуальный прогресс означал умаление власти фараона и трансформацию Сверхчеловека, которым прежде считался царь-бог, в Человека, сакрального по природе и божественного по рождению, но имеющего много общего с обычными людьми. Этапы этой интеллектуальной эволюции, породившей политический и социальный перевороты, отражены, например, во все ускоряющемся разделении царского домена, усилении влияния привилегированных персон и в большей личной свободе царских чиновников. Первыми, кто извлек для себя выгоду, стали жрецы.

Насколько нам известно, первыми освобождение получили жрецы, отправлявшие посмертный культ обожествленного царя в заупокойных храмах при царских пирамидах. В начале VI династии Снефру издал указ, согласно которому «два города двух его пирамид на вечные времена освобождались от какого бы то ни было принудительного труда в пользу царя и от уплаты налогов двору». В то же время арендаторы (буквально – «те, кто управлял доменами», khentiu she) этих двух городов освобождались от необходимости содержать царских посланцев, которые направлялись в эти города или в зависимые от них земли. Согласно царскому указу, этих арендаторов нельзя было отправлять на принудительные работы – пахоту, сбор урожая, охоту или работу в каменоломнях, а их земли, скот и насаждения должны были быть исключены из переписи, предпринимавшейся в целях оптимизации налогообложения. Двум городам была дарована хартия (вr), «объявленная» (upet) в административных органах, определявшая права и обязанности городов. В обмен на дарованные им привилегии арендаторы должны были совершать священные обряды во имя Снефру. В двадцать первый год своего правления Пепи I продлил срок действия хартии и Начальнику арендаторов, Уни, о чьей блестящей карьере нам уже известно, было приказано вместе с визирем и другими чиновниками подготовить соответствующий указ. Таким образом, освобождение, зафиксированное в хартии, было получено жрецами-арендаторами в качестве милости от царя.

В правление Пепи II появляется еще несколько подобных документов, которые показывают нам, как фараон стремился заложить основы для организации в храмах системы регулярных приношений в его честь. В Коптосе, в храме Мина, бога V нома, Пепи II поместил свое изваяние, сделанное из бронзы. Чтобы обеспечить статую ежедневными приношениями, был сформирован домен с тремя arourai полей и виноградников в V номе. Крестьяне получили хартию, устанавливавшую их обязанности. За отправлением культа и регулярным совершением приношений следил начальник жрецов храма Мина.

Несколько лет спустя освобождение получили некоторые города Верхнего Египта. Царь не стал повышать там налоги и посылать туда царских посланцев. Это был защищенный домен (khut), закрепленный за храмом Мина. Любой чиновник, будь то даже Правитель Юга, который осмелился бы нарушить царский указ, исключался из категории Жрецов Царской Пирамиды. Был основан «новый город» (nut ma), в котором был установлен столб из сирийской древесины с каменной табличкой, на которой был начертан царский указ, свидетельствующий о дарованных правах и привилегиях. В третьем указе, дата которого неизвестна, Пепи II продлил действие свобод в пределах того же домена. Вероятно, царь с большой неохотой делал это. Он отказался от налогов и принудительного труда в пользу двора. С другой стороны, он потребовал от земледельцев и ремесленников домена пожертвований в виде времени, потраченного на храмовые службы, и приношений, которые требовалось осуществить для культа царя.

Фрагмент указа из Абидоса говорит нам, что храм ХентАменти получил изваяния Пепи II, его супруги, его тетки и визиря Зау, которым во время каждого ежегодного празднества делались подношения – мясо и несколько кувшинов молока. Если бы мы могли помножить эти приношения на неизвестное нам число заупокойных храмов и количество всех статуй мемфисских царей, то представили бы себе, какую часть территории и доходов утратил царский домен. Определенно, сам факт продления действия хартий доказывает, что царь, крупнейший собственник, где мог пытался вернуть себе имущество, но не преуспел в этом. По мере того как монархия исподволь разорялась, жречество становилось все богаче: прошло некоторое время, и оно уже претендовало на обладание неотчуждаемым правом собственности.

Те же привилегии получили и храмы богов. К сожалению, в нашем распоряжении нет текста, который бы говорил о вольностях, дарованных храмам Солнца при V династии, или о свободах для жрецов Гелиополя. Но представление об этом мы можем получить, изучив привилегии, пожалованные храмам, занимавшим не столь значительное положение. Сведения об этих привилегиях были получены в ходе археологических раскопок. Документы, приведенные ниже, я расположил в хронологическом порядке.

В период правления V династии Нефериркара-Какаи (первый царь, взявший солярное коронационное имя) издал указ, адресованный Начальнику жрецов храма Хент-Аменти в Абидосе:

«Гор Усеркау. Царский указ Начальнику жрецов, Хемуру.

Сим указом я запрещаю любому человеку посылать ремесленников или кого бы то ни было на принудительные работы, кроме труда во благо бога в его храме и содержания храма.

Я запрещаю возлагать бремя принудительного труда на любое Поле Бога, находящееся в попечении жрецов. Равно запрещаю возлагать бремя принудительного труда на крестьян, работающих на Полях Бога, находящихся в попечении жрецов.

Ибо они освобождены на вечные времена согласно указу Царя Юга и Севера, Нефериркары, и никакого иного указа не существует.

Любой житель Нома, который осмелится взять жрецов, что трудятся на Полях Бога (ahet neter) в этом Номе, или послать на принудительный труд крестьян, работающих на Полях Бога, или же ремесленников, – того человека следует самого приставить к земледельческим работам на благо храма.

Правитель Верхнего Египта или Начальник стражи (?), замеченные в нарушении этого указа, должны быть приведены во дворец, а все принадлежащее им имущество и слуги переданы Полям Богов…

Скреплено печатью в моем, Царя, присутствии во второй месяц сезона Шему, в 10-й день».

Теперь, когда мы ознакомились с этим достаточно типичным указом, кратко рассмотрим другие подобные документы. В начале VI династии царя Тети известили, что царские чиновники осмелились вторгнуться во владения храма Хент-Аменти в Абидосе, «чтобы произвести оценку полей, крупного скота и принудительного труда в пользу царя». Царь немедленно издал указ, в котором заявил, что поля и жрецы были «закреплены» за Хент-Аменти и освобождены от всех сборов в пользу царя, а также что слуги царя не могут ссылаться на какую-либо иную хартию. То же самое было в Коптосе, где в 1912 году М. Реймонд Вейлл проводил раскопки. Здесь был обнаружен пространный указ Пепи I, подтвержденный впоследствии Пепи II, закреплявший привилегии жрецов храма Мина в Коптосе и их слуг в отношении налогов, труда и служб в пользу царя, «ибо они сохраняются за Мином из Коптоса на вечные времена». Царь отвергает ложные сообщения, согласно которым прочие царские указы налагают обязательства на жрецов Коптоса. Все эти измышления лживы. «Более всего справедливый царь любит, чтобы люди действовали в соответствии с настоящим указом», «царь ненавидит», когда они действуют вопреки его истинным намерениям. Ни один царский посланец не может вступить во владения храма. Любой чиновник, нарушивший царский указ, будет исключен из числа Жрецов Царских Пирамид.

Из этих текстов можно узнать много интересного об истории государственных институтов, они разворачивают перед нами целостную и яркую картину того, как цари тщетно сопротивлялись жрецам, постепенно уменьшавшим царский домен, отрывая от него кусок за куском. Мы видим, как они то шли на уступки, то отменяли их. Хартия вольностей, дарованная в приступе щедрости или в момент слабости, впоследствии оспаривалась и аннулировалась царскими чиновниками. В таких случаях царь, как правило, вынужден был открещиваться от них и идти на еще большие уступки. В конце концов эта тактика привела к опустошению казны, истощению ресурсов и исчезновению царского домена, в то время как Поля Богов (????? ?? в Птолемеевых текстах), напротив, расширялись за счет царских владений[186]. Если в один прекрасный день мы обнаружим хартии вольностей и привилегий, дарованные жрецам Ра в Гелиополе, еще неизвестно, что они нам расскажут.

Таким образом, к концу VI династии фараон, теоретически являвшийся единственным, по меньшей мере главным жрецом, обнаружил, что ему противостоит олигархия жрецов, которой удалось наконец завладеть Полями Бога, сбросить с себя бремя царского контроля и заявить права на положение и авторитет при дворе, которые царь так опрометчиво упустил. За счет монархии жречество сумело сформировать то, что мы можем назвать феодальным духовенством.

Подобным же образом при VI династии из-под контроля двора освободились крупные мирские чиновники – номархи. Египет превратился в густонаселенное и процветающее государство, добившееся прогресса как в интеллектуальной, так и в материальной сферах. Ранее в небольшом Египте государственная администрация формировалась из членов царской семьи. Для Египта V и VI династий подобное политическое устройство стало непригодным, можно сказать, что члены царской семьи разрушили эту систему своими руками. Через несколько поколений сыновья, внуки и друзья царя значительно укрепили свое положение, они освободились от отцовского контроля и, подобно жрецам, поднялись на руинах царского домена и царской власти.

Впоследствии члены семей благородного происхождения, давно порвавшие связь со двором и существовавшие за счет своих собственных ресурсов, стали проявляться то тут, то там в качестве глав номов, заложив тем самым основы провинциальной аристократии, которая стала естественной оппозицией царским чиновникам.

Децентрализация власти, благосостояния и политического влияния особенно бросается в глаза в Верхнем Египте[187]. Влиятельные семьи появляются в большинстве номов. Гробницы этих семей, сохранившиеся почти повсеместно, называют нам их имена и рассказывают об их деяниях и устремлениях. Если подняться вверх по Нилу, от Мемфиса до Элефантины, можно встретить эти гробницы, они высечены в прибрежных скалах, возвышающихся над долиной. Дешашех (XIX ном), Завиет-эль-Мейтин (напротив Бени-Хасана, XVI ном), Шейх-Саид (близ Эль-Амарны, XV ном), Мейр (XIV ном), Деир-эль-Гебрауи (XII ном), Панополь (IX ном), Абидос (VII ном), Дендера (VI ном), Гермонт (близ Фив, IV ном), Эдфу (II ном) и Асуан (I ном) – вот места расположения главных некрополей, намечающих линию столиц провинциальной знати, возникавших начиная с VI династии.

Главы этих аристократических семей часто начинали свою карьеру при дворе, с высоких постов. Они носили титулы Наместника резиденции (heq het), обозначавший правителя столицы нома, и Верховного Владыки Нома (herj zaza hesept), принадлежавший номарху. Кроме того, каждый номарх являлся Начальником жрецов главного бога провинции.

Он также управлял солдатами (meshau) местной милиции. Администратор, жрец и военачальник – номарх олицетворял царя во всех его основных ипостасях. Номарх гордился тем, что является чиновником фараона, но это было не столько реальным повиновением, сколько легализацией его власти. Он украшал себя титулом Советника Царя, имевшего право держать в своем доме царскую печать. Он просил о придворных должностях – Единственного Друга, наместника (r-pat) или Командующего [армией] (hati-a), и царь даровал ему их, иногда в качестве посмертного вознаграждения.

Однако номарх уже не был «человеком двора». Он живет и умирает «в своем доме, который он любит», который он расширяет и совершенствует. Номарх редко появляется при дворе. В номах, рядом с «собственностью двора» (ikhet n khenu) – царским доменом, за которым номарх осуществлял надзор, – у него и его семьи была «собственность дома наместника», «собственность его отца», то есть унаследованное имущество, и номарх по мере своих сил старался увеличить их за счет собственности двора. Будучи Начальником жрецов, номарх пользовался привилегиями, добытыми жрецами у царя, пользуясь его слабостью или щедростью. И царь отдавал земли и освобождал от уплаты налогов – все за свой счет. Подобно царю и жречеству, номарх основывает новые города (nut ma) – так называемые «свободные поселения», в которые стекаются жители, привлеченные соблазнительными свободами. Номарх XII нома Ханку (V династия) поведал о своем весьма изобретательном способе соперничества с царем: «Я восстановил пришедшие в упадок города этого нома и привлек в них разумных людей из других номов. Те из них, что пришли как крестьяне, занимали здесь должность Сару, и я никогда ни у кого не отнимал имущества, никто не мог бы обвинить меня в том перед богом города».

Теперь в свидетели своей добродетельности номарх призывает не Ра, а бога своего города. Своему личному, провинциальному богу он поверяет надежды и называет себя его Имаху. Наконец, местнический характер аристократических семей становится все более заметным, когда номархи – в тех случаях, когда не делают этого самовольно, – получают от царя инвеституру той же самой должностью, для своего старшего сына, либо еще при жизни, либо после своей смерти. Неканх, Начальник жрецов и Наместник Новых Городов, «говорил» (uzu medu) со своими детьми (как царь с подданными), назначив их жрецами Хатор и сделав этот пост наследственным – переходящим от отца к сыну на вечные времена. В Абидосе визирь Зау, зять царя Пепи I, построил себе гробницу в Тинисе, «за пределами нома, где он родился», для себя и своего отца. В Эдфу номарх Пепинефер, в период правления Пепи I и Меренры, получил высокие должности по наследству от своего отца. В Асуане стала править новообразованная династическая линия. В Мейре тоже была основана династия – у Черного Пепи было три сына – Пепи-Анкх Старший, Пепи-Анкх Второй и Пепи-Анкх Младший, разделившие между собой должности отца, а впоследствии упокоившиеся вместе с ним в его гробнице. На основании этих фактов мы можем сделать вывод, что по мере того, как в провинциях высшие должности становились наследственными, прежнее государство чиновников, созданное первыми династиями фараонов, раскололось на небольшие феодальные образования в рамках давно существующих номов.

Поражает тон, c которым эти провинциальные вельможи хвалились своим могуществом или заботой, которую они проявляли по отношению к своим подданным. Возьмем номарха из Эдфу, Пепинефера, который, как и Уни, жил при первых трех царях VI династии. При царе Тети его отец занимал должность Верховного Главы Земли Нома Утест-Гора (II нома). Впоследствии он отправил Пепинефера ко двору получать образование. Пусть теперь Пепинефер сам говорит за себя:

«В правление Тети I я был ребенком из знатной семьи, при царе Пепи Первом меня отправили ко двору, чтобы я воспитывался там вместе с детьми номархов и стал Единственным Другом Начальника арендаторов фараона при царе Пепи. Позднее царь Меренра отправил меня вверх по Нилу в ном Утест-Гора в качестве Единственного Друга, Номарха, Начальника житницы Верхнего Египта и Начальника жрецов Эдфу, ибо царь был милостив ко мне. Посвящение мое [nez][188] произошло во время празднества, и царь ценил меня больше других номархов Верхнего Египта.

Управление имуществом двора. На своем посту я трудился так, что крупный скот этого нома был куда лучше того, что раньше отправлялся в стойла царя, и он был лучшим на всем Юге благодаря моей неусыпной заботе и искусному управлению имуществом двора [ikhet n khenu]. Я был Начальником таинств и знал каждое слово, что выходило за ворота Элефантины и стран Юга».

Хорошо служа царю, Пепинефер не меньше делал и для своих подданных. Он стал популярным в народе благодаря справедливому использованию заупокойного имущества (per zet).

«Я давал хлеб голодным[189] и одежду нищим благодаря тому, что я нашел в номе. Я давал кувшины молока и отмерял Южное зерно из заупокойной житницы голодным, которых я нашел в номе. Я изменил положение тех, у кого не было своего зерна, при помощи заупокойного домена. Я хоронил тех, у кого не было сыновей благодаря имуществу из заупокойного домена [ikhet n per zet]. Я принес мир в чужие страны, повинующиеся двору, благодаря моей неусыпной заботе об этом, и мой Государь хвалил меня. Я освободил бедняков от тех, кто был богаче, я делил наследство между братьями, чтобы они жили в мире.

Другие надписи повествуют о способах, посредством которых номархи получали от царя погребальные обряды – необходимое дополнение к их политическому и социальному престижу. Номарх Иби из Деир-эль-Гебрауи рассказывает нам, что он обустроил себе гробницу за счет доходов со своих городов, благодаря своему жалованью жреца, а также Царскому Приношению, дарованному его величеством. Себни из Элефантины говорит, что его отец Меху погиб во время похода в Судан. Себни отыскал его тело, поместил его в гроб и известил фараона. Царь незамедлительно прислал бальзамировщика, жрецов и плакальщиков, чтобы почтить [nez] Меху. «Они принесли для него масла из Белого Дома, оружие из арсенала, одеяния из Двойного Белого Дома и погребальные принадлежности из царского дворца». Сопровождало весь этот груз письмо царя, поздравляющего Себни с тем, что тому удалось вернуть тело отца. Сам Себни авансом получил свои погребальные принадлежности, тридцать arourai земли в Нижнем и Верхнем Египте, а также пост и привилегии жреца пирамиды Пепи II.

Дело номарха Зау тоже типично. Он говорит: «Я похоронил отца своего, Зау, с бґольшим почетом, чем любого из его современников в Верхнем Египте. Я попросил Царя Пепи II о милости, желая получить саркофаг, погребальные одеяния и масла для своего отца. Его величество послал мне, своему арендатору, саркофаг из дерева, ритуальные масла, благовония и две сотни кусков Южного полотна наилучшего качества, взятые из Двойного Белого Дома для Зау, и подобного никто никогда не делал для слуги своего. Затем я устроил себе склеп в одной гробнице с Зау, так чтобы после смерти мог пребывать с ним в одном месте. Я мог бы построить себе другую гробницу, но сделал так, потому что желал видеть Зау каждый день, потому что желал пребывать с ним в одном месте… И когда я попросил его величество даровать Зау титул правителя [hati-a], Царь издал указ и даровал Зау титул правителя, а также приношения».

Наследование должностей и царского благоволения, даже дарованные после смерти, как в случае с Зау, – таков обычай всех олигархий. Подобно тому как Гор наследовал Осирису, а фараон, сын богов, получал свой «высокий пост» по наследству, так и номархи считали себя вправе основывать провинциальные наследственные династии. В своих собственных номах они воздерживались от «лишения сына имущества его отца», повсюду внушая уважение институту наследования.

С другой стороны, мы видим, что цари VI династии желали держать номархов под присмотром. Они пытались насаждать покорность и придворные обычаи в провинциальных номах, «воспитывая детей номархов при дворе» и делая из них заложников отцовской лояльности (кстати сказать, подобная тактика применялась и при дворе Птолемеев).

Кроме того, царь учредил должность наместника Верхнего Египта, который должен был инспектировать двадцать два южных нома, и сам этот факт доказывает, что царский двор предпринимал усилия, чтобы помешать укреплению независимости номархов. Впоследствии эта должность перешла в руки нескольких номархов, таких как Заути из VII нома и Иби из XII нома. Титул превратился скорее в почетное звание и стал представлять собой синекуру. Так даже репрессивные меры ослабляли царскую власть.

Когда провинциальная знать получила право быть погребенной в своем номе за счет царя, участь Осириса перестала удовлетворять их. Печальное загробное существование в подземном мире, которое с презрением было отвергнуто фараоном, возносившимся на небо, уже не отвечало амбициям и интеллектуальным запросам аристократов. Будучи в некотором роде причастны к бессмертию своего повелителя, они теперь желали последовать за ним на небо. Эта высочайшая милость – существо которой состояло в причащении к гелиопольской доктрине, прежде считавшейся привилегией царя, – была дарована им в эпоху VI династии.

Номархи Асуана, Деир-эль-Гебрауи, Шейх-Саида в своих погребальных надписях с гордостью сообщают нам, что они могут «без опаски странствовать по божественным путям Запада, где путешествует Дух, и возноситься к Богу, Владыке Небес, как Имаху на глазах у [Ра]». Они благополучно достигают небес «благодаря двум простертым рукам богини Аменти» и «там пересекают небесную твердь» в лодках Ра. В их гробницах еще не начертан подробный царский ритуал, но они, по крайней мере, одержали победу в главном. Теперь после смерти небеса готовы принять не только царя, но и знатных людей.

Так, ближе к концу мемфисской монархии факт принадлежности к жречеству, а также к числу царских чиновников принес жрецам и аристократам социальные и религиозные выгоды, вроде тех, что сформировали право в его восточной форме – не так, как в Греции или Риме (доступ к выборным должностям), а право (которое было на пути к тому, чтобы стать наследственным) занимать административные должности, подразумевавшие привилегированное положение рядом с царем не только в земной, но и в загробной жизни.

Характерной чертой здесь является наказание, предусмотренное указами фараонов V и VI династий для нарушителей хартий вольностей. Оно исключало таких нарушителей из числа жрецов царских пирамид, отнимая у них, таким образом, перспективу «когда-либо попасть в число Духов (Akhu) или в число Живущих в царстве Осириса и Ра». Не доказывает ли это, что религиозные и гражданские права были неотделимы друг от друга? И те и другие были буквально вырваны у фараона жрецами и знатью.

Таким образом, к концу VI династии абсолютная монархия претерпела эволюцию и общество жило уже при системе сходной с феодализмом средневековой Европы.

Из всей массы населения документы выделяют земледельцев и скотоводов, принадлежавших к mertu (= крестьянам), а также ремесленников, причисляемых к hemutiu (= рабочим). Эти группы населения жили благодаря царской службе (заупокойные и царские храмы, per zet, новые города), работали на жрецов храмов богов и на номархов. Они разделяли правовой статус владений, которым были дарованы вольности. Пользовались ли они гражданскими и религиозными привилегиями? Этого мы не знаем. Крестьяне и рабочие, жившие за пределами территорий, пользовавшихся особыми льготами, скорее всего, вообще не имели статуса. Однако интенсивная культивация земли требовала все большего количества земледельцев. Строительство царских пирамид, солярных и царских храмов, возведение гробниц для Имаху, скульптурное украшение зданий, производство мебели, предметов роскоши, ювелирных изделий и прочего для дворцов живущих и мертвых – труд, направленный на удовлетворение потребностей утонченной цивилизации, вызвал увеличение класса ремесленников, разнорабочих и крестьян в весьма значительных объемах. Существенно выросла торговля предметами роскоши, как в стране, так и за ее пределами, поскольку она должна была обеспечивать египетский рынок всем, что было необходимо царскому двору, храмам, гробницам, а также тем, что использовалось в повседневной жизни – большим ассортиментом мебели, статуями, металлом, благовониями, ценными породами дерева и т. д. Следовательно, большая часть трудоспособного населения проживала в городах, исключение составляли мастерские царя и жрецов, специально собранные в Дельте. К концу Мемфисской династии эти простолюдины, судя по всему, не получали выгоды от неторопливой эволюции, в выигрыше от которой главным образом оказалась олигархия жрецов и номархов. Мы видим изображения простого люда на рельефах в мастабах и склепах – это смиренный, искусный и веселый народ, довольствующийся малым, распевающий за работой песни, со вкусом и большим терпением шлифующий до блеска предметы, предназначенные для фараона, жрецов, знати, в обмен на скудную пищу. О чем думали, о чем мечтали эти люди, глядя на осыпанных привилегиями жрецов и аристократов, тексты умалчивают. Но их исполненный покорности облик обманчив. Близится время, когда мы увидим народные массы, охваченные теми же стремлениями, что и аристократия. Они, в свою очередь, тоже найдут возможность получить толику религиозных и гражданских прав.

В период с конца VIII династии (ок. 2360 до н. э.) вплоть до начала XII династии (ок. 2000 до н. э.) неоднократно складывались условия, благоприятствующие политической и социальной революции и оказывавшие влияние на народные массы.

Царская власть, уже существенно ослабленная к концу длительного правления Пепи II, скатилась к анархии. VII династия, которой Манефон приписывает семьдесят царей, правивших в течение семидесяти дней (!), в действительности никогда не существовала. VIII династия, согласно Туринскому папирусу, насчитывала восемь царей, в соответствии с Абидосской доской она состояла из семнадцати царей, а переписчики Манефона говорят о двадцати семи, четырнадцати или пяти царях. Памятники раскрывают имя лишь одного царя – Неферкаухора, а также говорят о двух других царях этой династии, не упоминая их имен. Такой хаос свидетельствует о безнадежном упадке Мемфисского царства, а тексты того периода усиливают впечатление, что Египет все быстрее двигался к потрясениям.

В Коптосе было обнаружено несколько указов царя Неферкаухора. Согласно одному из них, для обслуживания статуи царя в храме Мина в Коптосе был создан домен. Указ был направлен главному писцу V, VI, VII, VIII и IX номов Верхнего Египта. Назначение одного главного писца на пять номов показывает, насколько сократился царский домен благодаря многочисленным пожертвованиям, вырванным у царя. Другой указ, один из наиболее важных административных документов Древнего царства, назначает визиря Шемая Правителем Верхнего Египта и вверяет его попечению двадцать два нома, причем в указе приводится их полный список. Некоторое время спустя царь назначает на пост Правителя Юга, в качестве «заместителя (?) его отца, визиря…» человека, который, судя по всему, являлся сыном вышеназванного Шемая. Таким образом, к визирю присоединяется его сын, занимающий пост Правителя Юга, хотя в юрисдикцию последнего входят лишь семь номов (с I по VII) Верхнего Египта. Этот пост был создан с целью контролирования власти номархов и являлся наследственным. В ходе раскопок в Коптосе г-н Вейлл обнаружил не менее важный указ царя Демджибтауи (его имя не числится в списках царей, но он принадлежит к тому же периоду, судя по упомянутому в тексте имени визиря). Царь грозит строжайшим наказанием «любому из этой страны, кто причинит ущерб доменам, надписям, заупокойным храмам, жертвенникам или статуям визиря Иди, которые находятся во всех святилищах и храмах». Странно, что визирь Иди обладал таким могуществом, что ему было даровано право ставить свои статуи и жертвенники во множестве храмов Юга, и при этом царь гарантировал их неприкосновенность. Следует обратить внимание на еще одну любопытную деталь: в придачу к наказанию, ждущему нарушителей указа на земле (уничтожение их имущества), царь грозил возмездием в загробном мире, заявляя, что «виновные никогда не присоединятся к Духам, а будут пребывать связанными у царя Осириса и богов их городов». Здесь Осирис и местные боги выступают как судьи, то есть в качестве, до того закрепленном за Ра. Это свидетельствует о том, сколь сильной была реакция, направленная против Гелиополя и мемфисской монархии. Наконец, Демджибтауи угрожает поразить своим гневом любого, включая самого царя, визиря и Сару, кто осмелится чинить препятствия исполнению указа. Подобная угроза, направленная против самого царя, обнаружена в указе, датируемом концом Среднего царства – еще одного периода беспорядка и волнений. Должно быть, страна в этот период действительно погрузилась в хаос, если уж фараон не отделил царя от визиря и Сару непреодолимой пропастью![190]

В этой точке Туринский папирус подводит черту под периодом от Менеса до VIII династии, считая, что Древнее царство (3315–2360 до н. э.) закончилось и с 2360 года до н. э. ведет свое начало новый период.

IX и X династии (ок. 2360–2160 до н. э.) представляют собой переход от Мемфисского Древнего царства к Фиванскому Среднему царству. Вероятно, власть была узурпирована номархом Центрального Египта. В любом случае столицей царства теперь являлся Гераклеополь. До нас дошли имена некоторых царей. Узурпатором, судя по всему, был Ахтой (Хети), а имя одного из последних царей стало известно из текстов, принадлежащих правителям Сиута (XIII ном), сторонникам царя. Территория страны от моря до Первого порога находилась в руках номархов, ставших наследными феодальными князьями. Центральный Египет поддерживал царя Гераклеополя, а Верхний Египет, от Элефантины до Абидоса (VIII ном), сплотился вокруг фиванских правителей – Интефов и Ментухотепов. Дельта частично подпала под власть ливийцев и азиатов, совершавших набеги на Север всякий раз, когда страна ослабевала. На протяжении двух столетий Фивы и Сиут боролись за корону. В гробницах этого, богатого на междоусобицы, периода преобладают изображения батальных сцен. Мы видим муштру солдат, марширующее войско, лучников, копьеносцев, ливийских и нубийских наемников, представленных в виде комплектов статуэток, которые правители брали с собой в загробный мир (илл. 19).

Рис. 54. Гражданская война в Египте. Из гробницы XII династии

С этими соперничающими между собой правителями, которых поддерживали нестабильные партии сторонников, управлять страной было непросто. «Поучения для Мерикары», сохранившиеся на папирусе, доносят эхо тех дней, когда царь, окруженный интригами и кознями, давал своим сыновьям советы о хитрости и выдержке, которых требовало его сложное положение. Он упоминает восстание номархов, атаки азиатов и поражение, которое нанесли царской армии фиванцы близ Абидоса. Приблизительно в 2160 году до н. э. Интефы из Фив нанесли решающий удар гераклеопольцам и правителям Сиута. Табличка из Саккары, опуская имена всех фараонов после Пепи II, возобновляет официальный список царей с одного из Интефов. Эти фиванцы XI династии столь успешно объединили различные силы в стране, что начиная с XII династии (ок. 2000 до н. э.) здесь снова воцарились мир и процветание. Однако то, что ранее, в течение двух столетий (2360–2160 до н. э.), институты абсолютной монархии претерпели разрушения, не прошло даром. Царская власть была сведена на нет, царский домен растаял, гражданскими и религиозными правами теперь обладал всякий, кто был способен взять их, каждый шел на поводу у своих собственных аппетитов, отбросив прочь всякую дисциплину. Этот долгий период анархии принес с собой чувство неуверенности и моральное разложение. Многие произведения, порожденные в период кризиса, показывают рядовых жителей Египта, превратившихся в грабителей. Порой угнетаемый и всегда забытый, народ мстил представителям власти, накрывая их волной грабежей и жестокости.

В официальных документах фараонов не принято было упоминать что бы то ни было негативное по отношению к царю, его двору или администрации. На подобные вещи лишь осторожно намекали. Поэтому в нашем распоряжении нет не только «исторических» текстов этой смутной поры, но и памятников, частных и царских зданий и других свидетельств цивилизации, которых было так много в предшествующий Мемфисский и в последующий Фиванский периоды. Подобное отсутствие памятников, характерное для всех периодов династической борьбы или нашествий (например, в Гиксосский период или в период между Средним царством и Новой империей), само по себе довольно красноречиво. Если мы не можем опереться на официальные документы, обратимся к литературе. Кризис оказал такое влияние на умы людей, что на протяжении последующих столетий служил предметом для размышлений мудрецов и будоражил воображение рассказчиков. Каждой революции присущи трагические аспекты, но она имеет и курьезную, даже комическую сторону, вполне подходящую для красочного, образного описания. В характерном для Востока стиле абстрактные положения и толкования доктрины переносятся в повседневную жизнь и преподносятся в форме диалогов или притч. Если мы вспомним библейские предания и арабские сказки, то поймем значение и замысел произведений, которые собираемся изучить.

Во-первых, следует отметить некоторые литературные произведения личного характера, отражающие мысли и наблюдения писателя, который беспристрастно и со всей прямотой оценивает происходящее вокруг. Некоторые произведения можно назвать подлинными философскими трактатами, например папирусы, среди которых «Размышления жреца из Гелиополя», «Разговор египтянина со своей Душой», «Наставления мудреца», «Поучения», адресованные царем или визирем своим детям, а также «Песни арфиста». Персонажи царской крови, появляющиеся в этих произведениях, принадлежат к IX династии (Мерикара, Неферхотеп), XI династии (Интеф), XII династии (Аменемхет I), хотя анархия, которую описывают эти произведения, относится скорее к IX и X династиям. Первоначально предания передавались из уст в уста, а в письменном виде их изложили образованные люди Среднего царства, о чем говорят некоторые особенности языка и грамматики. Однако большая часть этих преданий дошла до нас в более поздних списках XVIII династии.

В «Поучениях» (sebaiut), предположительно адресованных царем его сыну Мерикаре, мы видим признаки революции и раскола страны узурпаторами: «Мятежный человек ввергает страну в хаос. Он раскалывает молодые поколения на два лагеря. Страна [Дельта] разрушена азиатами и разделена на участки. То, что прежде было в руках одного [номарха?], ныне разделено между десятью. Жреца заставляют работать на земле, он трудится как несколько [крестьян]. Повсюду солдаты нападают на других людей, как сказано в предсказаниях Предков. Египет сражается в Некрополе».

«Изречения» жреца Неферреху рисуют еще более мрачную картину: «Страна потеряна; никто более не печется о ней, никто не говорит о ней, никто не проливает слезы по ней. Что же стало со страной? Солнце скрылось и больше не светит… Река Египта пересохла… ее можно пересечь, не замочив ног… Темный Южный Ветер уничтожает Северный Ветер… Все хорошее утрачено, страна ввергнута в бедствия… Враги восстали на Востоке, азиаты вторглись в Египет… Дикие твари пустыни пьют из реки Египта… Страна отдана на разграбление, и никто не знает, что уготовано ей… Я вижу эту землю в скорби и печали. То, что она переживает сейчас, никогда не случалось с ней прежде. Люди берутся за оружие, ибо страна погрузилась в хаос. Они делают медные копья, чтобы кровью добыть себе хлеб. Они смеются отвратительным смехом. На похоронах больше не услышишь плача… Сосед убивает соседа. Сыновья становятся врагами, братья идут друг на друга, дети убивают своих отцов… Ненависть царит среди людей в городах. Уста, что говорили, умолкли, а если и ответствуют, то такими словами, что заставляют браться за оружие… Речи [прочих] подобны огню, воспламеняющему сердца, люди не могут терпеть то, что изрекают уста… Земля умалилась, а желающих править становится все больше… Солнце отвернуло от людей свой лик… Страна погрузилась в нищету и страдания. Ном Гелиополя уже не является страной – Гелиополя, города, в котором родились боги!»[191]

Человек, написавший это, – kheriheb (жрец) Неферреху, рожденный в Гелиополе. Можно представить себе горе гелиопольца при виде беспрецедентных событий, в ходе которых слава и учения города Солнца трагически угасли.

Табличка XVIII династии сохранила для нас «Собрание изречений» другого жреца из Гелиополя по прозвищу Анху. Происходящее в стране так поразило его, что он «подыскивает незнакомые слова, выраженные в новом языке, свободные от повторений обычных формул и отдаленные от преданий, оставленных предками». Впервые, насколько нам известно, предание уже не помогает египетскому мыслителю, который так привык обращаться к нему и следовать ему как образцу. Утраченную поддержку он ищет в своих размышлениях. Он стремится очертить происходящее, сбивающее его с толку, оставив попытки понять его.

«Я сдавил свое сердце, чтобы выжать то, что в нем, отбросив все, что говорилось мне прежде… Я расскажу обо всем, что видел сам… О, если бы я только мог понять то, что не могут постичь другие!.. Если бы я мог рассказать обо всем и сердце мое могло ответить! Я должен поведать то, что гнетет меня, и сбросить со своих плеч этот тягостный груз… Я размышляю о том, что творится вокруг, о событиях, происходящих в стране.

Страна охвачена переменами. Сегодня уже не то, что было год назад… каждый последующий год тяжелее предыдущего. Страна ввергнута в хаос… Справедливости уже нет. Зло царит в зале заседаний совета. Люди восстают против богов и нарушают их законы. Страна погружается в нищету. Повсюду горе и бедствия. Города и провинции стонут. Все люди превратились в преступников. Они поворачиваются спиной ко всему, что когда-то чтили».

Единственным утешением в таком отчаянном положении может служить «беседа со своим сердцем», ибо «храброе сердце во времена бедствий – единственный собеседник своего хозяина». Затем Анху рассуждает так: «Приди, мое сердце, чтобы я мог говорить с тобой и ты могло отвечать мне. Лишь ты можешь объяснить мне, что происходит с моей страной».

В таких мучительных раздумьях о причинах и следствиях происходящего в те дни проводили время многие. Перед нами «Разговор египтянина со своей Душой», в котором за тысячу лет до Иова и Екклесиаста человек исторг крик отчаяния, поняв тщетность своего существования.

В момент, когда начинается сам текст, разговор уже ведется. Человек рассказывает своей Душе (Akh) о том, что жизнь на земле столь печальна, что он предпочитает ей смерть: «Веди меня к смерти и сделай так, чтобы Запад встретил меня благосклонно. Разве смерть – это горе? Жизнь – это постоянное изменение. Взгляни на деревья, они роняют листья. Так отпусти мне грехи и подари покой несчастному. Тот будет судить меня, Хонсу защитит меня, а Ра услышит мои слова».

Но Душа не столь уверена в вечной жизни, как Тело, – она отвечает: «Если ты думаешь о погребении, это горе для сердца, это то, что вызывает слезы, печаля человека. Смерть забирает человека из дома и ведет его на Холм [пустыни]. Никогда больше ты не вознесешься на небо, не увидишь Ра, Солнце Богов… Те, для кого высекался красный гранит, для кого создавались комнаты в пирамидах, зодчие, ставшие богами, – их жертвенники пусты, как у всеми позабытых мертвых, умерших на берегу [реки] и не оставивших после себя никого, кто позаботился бы о приношениях. Волна лишает их силы, то же делает солнце. Лишь рыбы говорят с ними. Послушай же меня, ибо человек должен внимать. Надейся на счастливые дни и забудь о своих печалях».

В ответ человек протестует, говоря, что «на земле его имя опорочено» и что он уже не знает, кому можно довериться: «С кем мне говорить сегодня? Сердца людей ожесточились, они посягают на имущество своих братьев. С кем мне говорить сегодня? Доброта исчезает, в мире царит жестокость. С кем мне говорить сегодня? В мире не осталось больше справедливых людей. Земля отдана грешникам. С кем мне говорить сегодня? Злу, что снизошло на землю, не видно конца».

Отсюда следует вывод: «Смерть стоит передо мной сегодня, она словно лекарство для больного… Смерть передо мной сегодня, она словно глоток свободы для человека, жаждущего увидеть свой дом после долгих лет неволи».

После столь красноречивых слов душа решает принять смерть, которая соединит ее с телом в вечном покое, вдали от нечестивых.

Та же нота горечи и скепсиса звучит в голосах людей. На гробнице одного из царей Интефов Фиванского Среднего царства, перед изображениями арфистов, играющих для царя, начертана эта печальная песня: «Тела обрели вечный покой, и другие заняли их место, как повелось со времен наших Предков. Боги [умершие цари], которые некогда жили на земле, теперь спят вечным сном в своих пирамидах, рядом с ними, в гробницах покоятся знатные люди. Они построили дома, которых больше нет. Что же сталось с ними? Я слышал слова Имхотепа и Хардедефа[192], которые передаются из уст в уста. Где же теперь их дома? Стены их разрушены, домов больше нет, словно никогда и не бывало. Никто не возвращается оттуда, чтобы рассказать нам, каково там, чтобы рассказать нам, в чем они нуждаются, чтобы успокоить наши сердца, ожидающие того дня, когда мы тоже отправимся в дальний путь. Так веселись же, потакай своим желаниям, пока ты живешь… Делай все, что пожелаешь, пока ходишь по земле, и не печаль свое сердце, пока не наступит день, когда тебя будут оплакивать. Бог Спокойного Сердца [Осирис] не слышит плача, и сетования не помогут человеку, сошедшему в могилу. Так веселись же! Не печалься ни о чем! Никто не сможет забрать с собой свое имущество. Никто из ушедших не возвращается».

Разочарование, скептицизм, материализм, отраженные в литературе, говорят о времени революции. В Египте началась эпоха общей деморализации, люди утратили набожность, в стране царила ненависть ко всему – власти, народу. Этот крах Египта при Гераклеопольских династиях описан в «Увещеваниях пророка», или «Наставлениях мудреца» – такое название предпочел г-н Гардинер, редактор папируса, дошедшего до нас в копии XVIII династии, сохранившейся в Лейдене.

В тексте мы видим царя в преклонных летах в стране, погрузившейся в анархию. Старик (напоминающий столетнего Пепи II) живет в своем дворце, покой которого ничем не нарушается, и ни о чем не подозревает. Однако мудрец по имени Ипур, состарившийся на царской службе, приходит во дворец и открывает царю правду, призывая его встать на пути смуты и предрекая великие перемены в будущем. После прочтения документа возникает впечатление, что автор видел своими глазами все, что описал. Каждое предложение начинается словом «действительно». Оно выражает то положение вещей, которое уже сложилось перед тем, как рассказчик начал свое повествование, будь то вторжения чужестранцев, междоусобная вражда, неуверенность в завтрашнем дне, безработица, голод, эпидемии, снижение рождаемости, смена социальных ценностей – одним словом, смута[193]:

«Люди пустыни занимают места египтян повсюду. Пришли чужестранцы. Египтян больше нет. Страна превращается в пустыню. Номы опустошены. Чужеземные лучники приходят в Египет [из Азии]. Корабль Верхнего Египта брошен на произвол судьбы. Города разрушены, Верхний Египет превратился в пустыню. Дельта беззащитна. Сердца людей ожесточились. Чума (iadt) расползается по стране. Повсюду реки крови. Смерть не дремлет.

Знатные люди в печали. Простолюдины ликуют. Каждый город говорит: «Давайте же принизим могущественных, что среди нас»… Страна охвачена революцией, она кружится словно колесо гончара. Воры становятся собственниками краденого, старых лишают имущества. Тех, кто богато одет, бьют. Те [женщины], что никогда не видели света, выходят из дверей. Страну раздирает междоусобица. Мужчины, отправляясь пахать землю, берут оружие. Напрасно поднимается вода в Ниле, никто не пашет, ибо все говорят: «Мы не знаем, что происходит с нашей землей». Брат поднимает руку на брата, рожденного от той же матери. На дорогах нет покоя. Люди прячутся в зарослях и ждут, пока не пройдет возвращающийся домой [крестьянин], а потом нападают на него и отнимают его ношу. Его бьют палками, а потом безжалостно убивают. Скот бродит по земле, предоставленный сам себе. Больше нет пастухов, следящих за стадами. Каждый берет себе столько скота, сколько хочет. Все, что видел вчера, сегодня уже исчезло. Страна опустошена, как сжатое поле. Урожай гниет на корню. Людям не хватает одежд, пряностей, масла. В стране царит запустение. Сегодня уже не увидишь белых одежд. «Больше ничего не осталось», – говорит каждый. Лавки разрушают, а их владельцев швыряют на землю. Люди едят траву и пьют воду.

Они крадут пищу у свиней, не говоря, как прежде: «Это для тебя, а не для меня», так они голодны. У ремесленников нет материалов для работы. Люди опустошили все тайники. В мастерских Дельты работают выходцы из Азии. Ни один египтянин больше не работает. Враги разорили мастерские.

Число людей в стране уменьшается. Оглянись, и увидишь, как брат хоронит брата. Мертвых бросают в реку. Нил превратился в усыпальницу. Женщины бесплодны. Они больше не рожают детей. И великие и убогие восклицают: «Если бы я мог умереть!» Маленькие дети говорят: «[Мой отец] не должен был допустить, чтобы я родился». Детей правителей швыряют о стены. Люди бегут из городов и селятся в шатрах. Двери, стены, колонны охвачены огнем. Но дворец царя N все еще прочно стоит на земле. Впрочем, что проку в казне, когда нет больше доходов?»

Положение в стране становится все хуже. Вот рассказ о разграблении принадлежащих царю административных учреждений: «Папирусы из величественного Зала Справедливости украдены, тайники опустошены. Магические формулы обнаружены и стали бесполезны (?), потому что запечатлелись в памяти людей. Учреждения открыты; документы на право землевладения украдены; так рабы стали хозяевами рабов. Чиновники убиты, а их папирусы украдены. Горе мне, свидетелю этой несчастной эпохи! Папирусы писцов-землемеров украдены. Пища в Египте для того, кто говорит: «Я приду и возьму». Законы [hapu] Дома Истины брошены в передней. Люди ступают по ним, а бедняки разрывают их на куски на улице. В Великий Дом Истины входят все, кто хочет. Бедняки входят в Великие Дома [Истины]. Дети Великих вышвырнуты на улицу. Мудрые люди говорят: «Да, это правда», а глупцы говорят: «Нет, это не правда». А тот, кто ничего не знает [царь?] думает, что в стране благополучно…»

Апатия и равнодушие царя становятся для него роковыми. Рассказ продолжается, теперь предложения начинаются со слов «Но узри!». Вероятно, они относятся к событиям, происходившим, когда само повествование не было окончено. Бунтари атакуют царский дворец и истребляют правящих.

«Но узри! Происходит то, чего никогда не происходило прежде. Царь погублен простолюдинами. Те, кто был погребен как божественные Соколы, пребывают в гробах. Люди, поправшие веру и закон, осквернили землю царства. Они осмелились восстать против Урея, что защищает Ра и умиротворяет Две Земли. Тайны страны, чьи границы неизвестны, раскрыты, царский двор свергнут в мгновение ока… Змея [защитника дворца] взяли из его укрытия. Тайны царя Верхнего и Нижнего Египта раскрыты».

Даже если признать, что нападение на царя и его семью произошло вследствие местного, стихийного восстания, положение двора отчаянное и исправить его уже нельзя.

«Нижний Египет стонет. Царские житницы открыты всякому, кто говорит: «Я пришел. Отдайте мне [это]». Доходы Царя иссякли. Но все же ему, Царю, принадлежит пшеница, ячмень, птицы и рыбы. Ему принадлежит белое полотно, бронза, масла. Ему принадлежат циновки и ковры… Паланкины и всякие прекрасные дары!»

В незавидном положении и придворные.

«Когда Правитель Города [визирь] отправляется в странствие, его больше не сопровождает эскорт. Тем, кто еще занимает высокое положение, о положении в стране ничего не говорят. Чиновники уже не занимают свои посты. Они словно перепуганное стадо без пастуха».

Смута – полная перемена социальных условий – переворачивает все с ног на голову. С сожалением, не лишенным юмора, рассказчик описывает бедствия знати и бывших богачей, многие из которых бежали из страны, а также грубость, жадность и глупость нуворишей: «Великие голодают и бедствуют. Их слуги стали господами и имеют собственных слуг. Знатные женщины бежали… [их дети] унижаются из страха смерти. Правители страны бежали, лишившись своих постов…»

Так пролетарии поднялись на вершину.

«Бедняки разбогатели, прочие лишились всего. Тот, у кого не было ничего, стал обладателем сокровищ, и Великие унижаются перед ним. Смотри, что стало с людьми! Тот, кто не мог построить себе даже хибару, теперь владеет [землями, обнесенными] стенами. Великие вынуждены трудиться в лавках. Тот, у кого не было стен, чтобы защитить свой сон, теперь имеет постель. Тот, кто не мог сидеть в тени, теперь имеет тень[194]. Те, кто имел тень, открыты теперь всем бурям. Тот, кто не мог построить себе лодку, теперь владеет кораблями. Их прежний владелец смотрит на них, но они уже не принадлежат ему. Тот, у кого не было даже хомута, теперь владеет стадами. Тот, у кого не было куска хлеба, владеет теперь амбарами, но житницы его наполнены имуществом других. Тот, у кого не было зерна, теперь торгует им».

Новоиспеченные богачи держатся надменно и нагло.

«Бедняк стал богачом. Тот, у кого не было даже сандалий, теперь владеет драгоценностями. Тот, кто имел богатые одежды, теперь ходит в лохмотьях, а тот, кто никогда не ткал, одет как знатный человек. Тот, кто ничего не знал о лире, теперь владеет арфой. Тот, для кого прежде никогда не пели, теперь призывает Богиню Песни. Плешивый, не знавший прежде помады для волос, владеет теперь кувшинами, полными благовонных масел. Женщины, у которых не было даже сундука, теперь имеют шкафы. Та, что привыкла смотреть на свое отражение в воде, теперь глядится в бронзовое зеркало».

О слугах не может идти и речи, по крайней мере для бывших хозяев.

«Тот, кто не имел слуг, теперь владеет рабами. Тот, кто был знатен, теперь вынужден прислуживать. Тот, кто служил гонцом для других, теперь сам отдает приказания гонцам».

Для знатных женщин перемена социального статуса особенно трагична.

«Те, кто спал в супружеской постели, теперь спят на шкурах [на земле?]… они страдают, словно служанки… Рабыни стали хозяйками своих уст[195]. Золото, лазурит, серебро, малахит, сердолик, бронза и мрамор… теперь украшают шеи рабов. Страной правит роскошь, но хозяйки домов говорят:

«О, если бы у нас была пища!» Женщины… их тела страдают от старых одежд…[196] их сердца переполняет стыд, когда люди приветствуют их».

Аристократок ждет печальная участь.

«Знатные женщины голодают, а мясники досыта едят мясо, которое прежде приносили знатным женщинам. Женщины вынуждены отдавать своих детей [торговать ими?]. Тот, кто по бедности своей спал без женщины, теперь может позволить себе спать со знатной…»

Детей из богатых семей уже не отличить от остальных.

Сын знатного отца уже не выделяется среди прочих. Сын хозяйки превратился в сына служанки. Волосы спадают с голов всех людей[197]. Нельзя уже отличить сына знатного отца от того, у кого отца нет».

Что же стало с богами и мертвыми в результате переворота? Люди, стремящиеся наслаждаться жизнью, теперь скептически относятся к загробному миру. В условиях недостатка набожности, равнодушия и нехватки погребальных принадлежностей мертвыми пренебрегают. Более того, люди осмеливаются осквернять пирамиды и опустошать гробницы.

«Те, кто строил гробницы, стали ворами. Те, кто греб на лодке Бога[198], теперь стали рабами. Сегодня корабли уже не отправляются в Библос. Откуда же нам взять сосновую смолу для наших мумий, масла, которыми бальзамируют Великих? Их больше не привозят к нам. Не хватает золота и всего необходимого для совершения погребального ритуала… Мертвых теперь бросают в Нил. Те, у кого были гробницы, теперь выброшены из них на песок [пустыни]».

Что касается богов, мы уже видели, какое негодование охватило автора при мысли о том, что раскрыты магические и религиозные тайны, бывшие монополией царя и нескольких его приближенных. Не означает ли это, что после того, как общество стремительно понеслось навстречу равенству на земле, верующие осмелились посягнуть на врата рая? Божественное бессмертие перестало быть привилегией фараона и небольшого числа избранных. Последние, отвергнув уготованное им пребывание в Подземном мире и потребовав обеспечить им будущее на небесах, как у фараона, подали заразительный пример. С этого времени каждая человеческая жизнь будет продолжаться наверху, каждый человек предстанет перед судом Ра, и каждый «оправданный» (благодаря своей добродетели или магии) станет богом.

Тем временем в стране продолжается падение нравов. Степень неверия устрашает – никто больше не поклоняется богам. Жертвенные быки пущены на земные, более неотложные нужды.

«Тот, кто никогда не забивал скот для себя, теперь убивает быков. Мясники обманывают богов, подсовывая им гусей вместо быков».

Люди даже щеголяют своим безбожием.

«Ах!.. Если бы я знал, где находится Бог, я уж наверняка сделал ему приношения!»

Этот смятенный Египет, беспрестанно и душераздирающе сетующий, представляет собой разительный контраст с прежней беспечной, радостной, патриархальной жизнью. В радости грабителей и разрушителей не чувствуется веселья. С самого начала смутного времени «рабы были печальны и Великие больше не присоединялись к людям в их радости».

Теперь новоявленные богачи «проводили ночь в пьянстве», но, несмотря на нарочитое веселье, «смех умер, его больше не слышно; страна погрузилась в печаль, и то и дело слышны сетования».

В стране царит отчаяние.

Рис. 55. Ка царя Гора, защищающее царя и Египет. Дашхур, XIII династия

То, что было видно вчера, сегодня уже исчезло. Страна увядает, как лен, когда его выдергивают из земли. О, если бы это был конец человечества! О, если бы в стране больше ничего не рождалось! Пусть страна заглушит свои крики! Пусть не будет больше смятения!»

Какое же лекарство предлагает старый мудрец для исцеления этого вселенского безумия? Искать приюта у богов, «напомнить им о жертвоприношениях, которые люди в прежние времена совершали в их честь», вверить себя милости Ра, творцу человечества, который «погасит огонь холодной водой».

О Ра автор пишет: «Он – Пастух всех людей; в сердце его нет зла. Его стадо смертно, но все дни напролет он заботится о нем. О, если бы он знал человеческую природу с первого поколения, он бы покарал людей за их грехи[199]. Он бы поднял на них руку, он бы уничтожил их семя и их потомство. Но [люди] хотят производить на свет потомков… и семя по-прежнему выходит из женского чрева…»

Поскольку жизненный инстинкт столь силен и человек предпочитает нищету ужасу небытия, грешники должны понести наказание и встать на правильный путь, путь доброты и смирения, как в былые времена. Для этого людям нужен лидер. Но откуда же придет спасение?

«В это время нет кормчего. Где же искать его? Не спит ли он? Мы не видим его могущества».

Конец текста «Наставлений» утрачен. Можно предположить, что заключение автора было похоже на окончание «Изречений» Неферреху, где kheri-heb, уроженец Гелиополя, предсказывает: «Царь по имени Амени придет с Юга…

Он возьмет Белую Корону и будет носить Красную Корону, и Два Владыки [Гор и Сет] будут благосклонны к нему…

Возрадуйся всякий, кому суждено жить в его время! В его правление сын знатного человека вновь и на вечные времена обретет уважение. Те, кто лелеют злой умысел и затевают вражду, закроют свои уста из страха перед ним… В стране вновь воцарится справедливость, а несправедливость будет изгнана. Счастлив будет тот, кто увидит все это и будет служить царю!»

Амени, спасителем, о котором говорил прорицатель, был царь Аменемхет I, около 2000 года до н. э. основавший XII династию. В течение периода, который мы называем Средним царством (XI–XIII Фиванские династии, 21601660 до н. э.), фиванские цари восстановили порядок в Египте и привели страну к процветанию. В книге «От племени к империи» я рассказал, как этим фараонам удалось расширить свою империю, включив в нее территории, расположенные выше по течению Нила, а также завоевав Палестину. Эти военные успехи, которые были направлены скорее на защиту страны, чем на покорение иных земель, не спасли Египет от вторжения Пастухов (гиксосов), более чем на столетие (1660–1580 до н. э.) нарушивших мирную деятельность фараонов. Впоследствии племена гиксосов были изгнаны из Египта, а власть правителей Фиванского Нового царства, или империи, как его называли (XVIIIXX династии, 1580–1100 до н. э.), укрепилась. Сменявшие друг друга цари – Тутмосы, Аменхотепы, Рамсесы, – стремясь защитить границы страны, подыскивали надежные естественные укрепления. Они отправились завоевывать Переднюю Азию и тем самым ввязались в рискованную игру в большой политике. Фивы были не только столицей Нового Египта, этот город стал центром цивилизованного Востока.

Рис. 56. Царская погребальная процессия простолюдина. Фиванское Новое царство

Этот блистательный расцвет Великого Египта стал возможен лишь благодаря реформам, проведенным получившими тяжелый урок в период политической анархии царями. Мы видим, как расширяют фараоны Среднего царства свое представление об управлении страной, административная структура становится менее жесткой, устанавливается новый социальный порядок, издаются законы. В целом царские институты базируются на следующих принципах: сокращение классовых привилегий, широкий доступ к гражданским и религиозным правам, справедливость и правосудие, распространенные на все общество, теперь уравненное под властью фараона. Традиционное правление царя-бога, одновременно патриархальное и деспотичное, правление во благо царя, сменилось правлением законов, справедливых как для царя, так и для его народа.

XII династия

* Некоторые цари называли своих сыновей соправителями, поэтому дата воцарения сына может не совпадать с датой смерти его отца.

Смута, описанная в предыдущей главе, оставила свой след на памятниках Мемфисского периода – погребальные камеры пирамиды подверглись разграблению, возвышавшиеся рядом с пирамидами заупокойные храмы царей были разрушены, а изваяния царей искалечены, святилища Ра и заупокойные храмы V династии заброшены. Это видно и из раскола Египта в период между IX и XI династиями. Пока в Гераклеополе правил дом Ахтоев, Дельта на некоторое время снова вернулась к первоначальному историческому делению на Западную область, где господствовали ливийцы, и Восточную, где правили азиаты. Южная область от Элефантины до Тиниса образовывала княжество под властью монархов Фив – Интефов и Ментухотепов. Несмотря на поддержку, оказанную правителями-номархами Сиута гераклеопольским Ахтоям и Мерикаре, фиванцы первыми приняли титул r-pat («Уста Народа»), а затем царский титул Гора с единым картушем, в котором за именем Интефа или Ментухотепа следует эпитет Сын Ра. Постепенно фиванские монархи распространили свою власть на территории в направлении Гераклеополя. Интеф IV сделал Афродитополь (X ном) северными воротами своего царства. Истинным реставратором объединенного Египта был, судя по всему, Ментухотеп IV, построивший себе грандиозный заупокойный храм с пирамидой в Дейр-эль-Бахри и принявший в качестве имени Гора – «Тот, кто объединяет Две Земли». Рельеф на храме в Гебелейне (к югу от Фив) изображает Ментухотепа или его предшественника, швыряющего на землю египтянина (с Севера), нубийца, азиата и ливийца.

Фиванские цари возобновили празднество Сед и приняли меры предосторожности против воцарения сыновей на троне до своей смерти, чтобы предотвратить междоусобицу и узурпацию власти. Наместником столицы – Фив – стал визирь. При последних Ментухотепах этот пост первого сановника в государстве занимал Аменемхет, «возглавлявший администрацию Правителя Двух Земель». Вероятно, именно он около 2000 года до н. э. наследовал Ментухотепам и стал первым фараоном XII династии.

История XII династии известна лучше, чем любой другой семьи египетских царей. Мы знаем, сколько правителей включала в себя династия, даты их царствований, их место в общей хронологии. Эпиграфические памятники, царские пирамиды, гробницы знати, стелы частных лиц, множество разного рода документов – такой массы однородного исторического материала мы не встречаем более нигде, за исключением XVIII династии. Это свидетельствует о том, что в Египте снова воцарился порядок и народ благоденствовал в сильном государстве. Этот период отмечен появлением ярких личностей, нашедших отражение в литературе и искусстве. На эпоху Фиванского Среднего царства приходится расцвет литературного творчества: возникают народные сказки, а также диалоги и трактаты, которые, как мы уже успели заметить, в виде иносказания отражали политико-социальную мораль или народную философию. Смутное время оставило по себе долгую память и тот страх, что наполнял сердца людей в период волнений и стал неистощимой темой для размышлений и критики. Зачинателем интеллектуального импульса стал двор, в изобилии создававший «Поучения», излагавший теории и методы управления страной и обсуждавший социальные проблемы. Статуи царей, созданные в этот период, несут отпечаток описанного выше интеллектуального прогресса. Лица изваяний умны, порой измождены и изборождены тревожными складками по той причине, что царь печется о народе. Лица эти составляют поразительный контраст со спокойными, величественными чертами фараонов Древнего царства, божественная власть которых не знала ограничений (ср. илл. 25 и илл. 5). В эпоху Среднего царства на передний план вышел социальный вопрос. Египетское общество наметило себе новые цели. Теперь основой государства уже не являлся один лишь царь, государство означало весь народ, и все социальные слои – знать, жрецы и простолюдины городов и деревень – должны были получить свою долю доходов, равно как и нести обязанность по отношению к той чудесной стране – творению Нила и солнца.

Революция открыла дорогу новому порядку, сметя социальные классы народной волной. Когда волна схлынула, цари принялись за восстановление страны на ровной почве.

Остались лишь следы социальных твердынь, в которых знать и жрецы цеплялись за древние привилегии.

Революционный водоворот пощадил некоторые области страны. Так, в Центральном Египте знатным семьям удалось сохранить свою власть. В Кусие, столице XIV нома, Пепианхи VI династии, которых я упоминал выше, демонстрируют непрерывную династическую линию. Их потомки, номархи и начальники жрецов возвели себе великолепно украшенные гробницы. На стене одной из них начертан список правителей (hatiu) Кусие и их жен – всего пятьдесят девять пар до Ухетепа III, жившего при Аменемхете II (1938–1904 до н. э.). Чуть севернее, в номе Белой Антилопы (XVI), и южнее, в Сиуте (XIII ном), другие номархи сохранили свои владения. Надписи, обнаруженные в гробницах Сиута, рассказывают о могуществе номарха Хети, верного сторонника царя Мерикары. Хети – «Наместник (нома), Наместник Наместников, сын Наместника, сын дочери Наместника». Когда царский двор и весь Центральный Египет дрожит от страха, город и провинция, которыми управляет Хети, процветают.

«Каждый чиновник на своем месте, никто не сражается, вооружившись копьем, мечом или луком. Детей не убивают на глазах их матерей, а мужей на глазах жен. Бог города [Упуат] доволен. Хети строит для бога храм, в котором царь Мерикара сможет провести празднество Сед и будет жить еще миллионы лет».

Это обязанности царя, которые номарх взял на себя в своей провинции. Другой Хети хвалится тем, что обеспечил свой город всем необходимым для ирригации. Он проводит воду от Нила прямо к курганам древних городов, удовлетворяя потребности фермеров. Располагая крупными запасами зерна в то время, когда страна страдала от голода, Хети смог накормить свой город, позволив каждому «простолюдину» взять по нескольку мер зерна для себя и жены, не забыл он про вдов и сирот. Обложив себя всеми известными ему налогами, Хети наполнил поля стадами скота, и так успешно, что коровы телились дважды в год и пастбища были заполнены телятами. Из милиции нома формировались полки, а кораблями Хети был доволен сам фараон.

«Я был другом Царя, ибо его сторонники знали меня, те, кто посадил его на трон Юга. Он учил меня управлять страной, еще когда я был ребенком ростом в локоть. Он выделял меня среди моих сверстников. Манеры мои были прекрасны, я никогда не возражал своему повелителю, воспитывавшему меня с младенчества. Сиут процветал под моим управлением, Гераклеополь молил за меня бога. Верхний и Нижний Египет сказал [обо мне]: «Вот наставления князя!» Одним словом, номарх Сиута руководствовался доктриной царя. Монархия завоевала бы еще больший престиж, если бы сама показывала пример управления.

В «Поучениях» (sebaiut), приписываемых отцу Мерикары и Аменемхету I, излагается мудрая политика, проводимая фараонами в отношении знати. Цари недвусмысленно заявляют, что больше не потерпят бунта.

«Если увидишь, что [правитель] города… нарушил закон… что он – опасный человек, подстрекающий к мятежу, заставь его умолкнуть, убей его, сотри с лица земли самое имя его, уничтожь его род, память о нем и сторонников его».

Тех, кто думает и поступает как должно, царь должен приблизить к себе и сделать своими помощниками.

Почитай Великих и защищай народ свой… Награждай и восхваляй Великих, чтобы они действовали сообразно твоим приказам, ибо тот, кто богат в доме своем, действует беспристрастно; обладая всем, он не желает ничего. Бедность и справедливость не уживаются вместе. Человек, который говорит:

«Я хотел бы иметь…», не может быть справедливым. Он пристрастен тому, кого любит, склонен поддерживать того, кто ему платит. Могуществен царь, поддерживаемый двором. Возвеличивай того, кто богат и знатен».

Эти «Поучения», адресованные царем его наследнику, были применены на практике в отношениях между фараоном и могущественной семьей, которой принадлежат гробницы в Бени-Хасане. Надписи в гробницах говорят нам об отношениях, что сложились у этих вельмож с первыми Аменемхетами и Сенусертами. В начале XII династии Аменемхет I провел инспекцию своего царства, чтобы вернуть его к порядку.

«Вот пришел он и отогнал прочь грех [мятежников], взойдя на трон подобно самому Атуму. Он восстановил то, что лежало в руинах, и отделил каждый город от его соседа. Повелел он, чтобы каждый город определил свои границы и восстановил пограничные камни, вечные как небо. Он установил налоги сообразно древним писаниям, ибо превыше всего он ценил справедливость».

Что же означал этот инспекционный вояж? Видимо, то, что земли номов вновь стали государственным достоянием.

Фараон мог доверить управление ими местным знатным семьям, но считал эти территории своей собственностью. Верно, что в начале XII династии номархи сохранили некоторые почетные привилегии – наследие их прошлой суверенности: право счисления своей должности в годах, подобно тому как царь исчислял в годах свое правление, а также право добавлять к своему имени формулу Ж. З. С. – «Жизнь, Здоровье, Сила». Но они снова стали покорными слугами царя, это видно на примере того, что произошло в XVI номе Белой Антилопы.

Аменемхет I одарил милостью знатного человека по имени Хнумхотеп I, правившего городом Менат-Хуфу. Царь сделал его номархом и повелел установить камни, отмечавшие границу между номом Хнумхотепа и соседними номами – Зайца (XV) и Собаки (XVII). Позднее, словно для того, чтобы оказать почет детям номарха, фараон по-своему распорядился их наследством. Старший сын, Амени, «Сын Правителя», стал советником Царя Севера, Великим начальником солдат нома, ведущим сотни жителей нома в армию царя, и, наконец, номархом Белой Антилопы. Младший сын, Нехт, был назначен правителем города Менат-Хуфу, обособленного таким образом от XVI нома. Дочь номарха Бекет была выдана замуж за Наместника Новых Городов, фаворита царя по имени Нехери, управлявшего городом царских некрополей (вероятно, Нехери был правителем нома Зайца (XV). Хнумхотеп II, сын Нехери и Бекет, был впоследствии избран фараоном на пост правителя Менат-Хуфу (который не перешел наследникам Нехта) и получил титул князя. Он жил при дворе, был в большом почете у фараона и женился на дочери номарха Синополя (XVII ном). От этого союза родились двое сыновей. Одного из них, Нехта, царь Сенусерт II сделал номархом XVII нома, наследником деда по матери, а также Начальником, стоящим «во главе Верхнего Египта». Второй сын, Хнумхотеп III, был назначен правителем Менат-Хуфу и пользовался благосклонностью двора.

Это пример политики царя, взятый из жизни. Даже такие богатые и могущественные люди, как правители БениХасана, не могли в полной мере распоряжаться своим «наследством», а зависели в этом от царя, по-новому кроившего их владения с каждым следующим поколением. Один только Хнумхотеп I совмещал должности наместника МенатХуфу и номарха Белой Антилопы. Его сыновья могли занимать либо один, либо другой пост, но не оба сразу. В третьем поколении XVI ном уплыл из рук семьи, они управляют XVII номом Собаки. После этого семья исчезает. При каждом случае наследования царь вмешивается, назначает номарха, делит территорию и не позволяет сосредоточивать в одних руках управление двумя номами, что наделило бы правителя чрезмерным могуществом. С другой стороны, царь осыпает семью почестями и наградами и щедро одаривает своей дружбой тех, кого приближает ко двору[200].

В целом правители номов превратились в простых царских чиновников. Амени, старший сын Хнумхотепа I, управлявший номом Белой Антилопы в течение двадцати пяти лет (19631938 до н. э.), рассказывает нам о своих обязанностях. Во-первых, будучи «Великим начальником солдат [meshau] XVI нома, занявшим место своего престарелого отца», он командовал группой из 400 или 600 лучших воинов, отправленных номом в Нубийский поход. Хнумхотеп называет пост, который он занял по возвращении в провинцию, следующим образом: «возлюбленный Наместник города».

«Я провел годы на посту Наместника Белой Антилопы. Я контролировал все работы, что велись во благо царского дома. Начальники земледельцев и пастухов нома Белой Антилопы отдавали мне 3 тысячи голов рогатого скота, и за это при каждой переписи скота меня восхваляли при дворе. Я перечислял все собранные налоги в казну и не вызывал нареканий со стороны двора. Весь ном Антилопы трудился на меня, и за все время я не обидел ни одной дочери простолюдина, не притеснял вдов, не прогонял земледельцев, не бросал в тюрьму пастухов. В мое правление не было несчастных и голодных. Когда настали трудные времена, я возделал все поля нома от южных до северных границ и обеспечил жителей нома пищей, так что никому не пришлось голодать. Я не обделял вдов и давал им столько же, сколько замужним женщинам. Я не отдавал предпочтений богатым, забывая о бедняках. Когда, наконец, пришел великий Нил [разлив], принеся с собой богатый урожай, я не стал взимать задолженности по налогам на землю».

Теперь этот номарх гордится уже не тем, что он является независимым правителем в своем владении. Ном подотчетен правителю, а тот, в свою очередь, держит ответ перед царем, и его единственное желание – прослыть способным администратором.

То же самое происходило в соседнем номе Зайца (XV). Правители столицы, Гермополя, были наследниками древних родов, чьи гробницы находятся в Шейх-Саиде. Они чтили своих предков и гордились своим происхождением, но обладали не большей независимостью, чем их соседи из XVI нома. Надписи на стенах их великолепной гробницы в Эль-Бершехе дают нам возможность представить как степень их свободы в прошлом, так и сменившее ее полное подчинение фараону. Номарх Тотхотеп, живший при Аменемхете II и Сенусерте II, по-прежнему занимал свой пост, перешедший к нему по наследству от деда по материнской линии Нехери (возможно, это Нехери из БениХасана). На стенах своей гробницы он оставил изображение огромного изваяния, что привезли из каменоломен в Хетнубе, находящихся в 19 километрах, в его город 172 человека на четырех повозках. Здесь и жрецы, и рекруты из нома, и юноши с двух берегов провинции – восточного и западного.

Откуда же такое исключительное могущество? Тотхотеп получил его «по милости царя», потому что был «Единственным Другом, Любимцем Гора, Владыки Дворца».

После того как трон Египта покинул Сенусерт III (ок. 1880 до н. э.), величественные некрополи правителей оказались заброшенными. В долине Нила уже не появлялись памятники номархам. Выходят из употребления титулы heq spat и herj zaza aa, принадлежавшие наместникам номов и военачальникам феодального периода. Можно предположить, что вместе с титулами исчезли и должности. Семьи правителей, пережившие старый режим, держались в тени. Провинциальная знать снова стала придворной. Номами управляли царские чиновники. Так двор вернул себе утраченное было положение административного центра. Но теперь страной управляли не члены царской семьи, а представители, которых, невзирая на их происхождение, назначал царь. Такое впечатление оставляют биографические стелы визирей XII династии, снова занявших высшие государственные посты в Двух Землях. Аменемхет, бывший визирем одного из Ментухотепов и впоследствии, возможно, сам занявший трон под именем Аменемхета I, а также Ментухотеп, визирь Сенусерта I и Сехетепибры, главного доверенного лица Аменемхета III, оставили пространные надписи на своих стелах, в которых перечисляются титулы высших царских сановников Древнего царства. Так в номах была восстановлена прямая власть царя. Правители вернулись в лоно царской администрации.

Политика царя по отношению к жречеству упростилась. В период правления Гераклеопольских династий князья, судя по всему, поглотили феодальное духовенство, чтобы самим управлять собственностью храмов. Обретя независимость, номархи стали называть себя начальниками жрецов и взяли на себя охрану имущества, принадлежащего храмам, а ежедневное совершение священных обрядов поручили uabu, Чистым – священникам. Возвращение фараоном своих суверенных прав означало также и то, что ему переходило имущество храмов, так что клерикальный вассалитет – или то, что от него осталось, – исчез, не выдержав конкуренции с авторитетом царской власти. С восстановлением опеки над жречеством фиванские фараоны снова стали жертвователями богов и строителями храмов. Различные группировки жрецов плели интриги, стремясь завоевать благосклонность царя и, как следствие, обрести влияние.

Что касается доктрины, жрецы Ра не утратили почву под ногами. Напротив, в фиванских текстах того времени мы находим красноречивые панегирики Ра, Владыке Мира и защитнику царей, живых и мертвых. Это Ра именуют просто «Богом». Он исчез из поля зрения людей в период анархии, но его незримое присутствие по-прежнему оказывало влияние на судьбы Вселенной.

«Поколение людей проходит, и Бог, что все видит, скрылся… Но чти Бога на пути его, в обличье драгоценного камня или в бронзе. Он подобен реке, ее невозможно смирить, она разбивает удерживающую ее плотину. Бог подобен душе, она направляется в знакомое ей место, и ничто не может сбить ее с пути. Построй свой дом [гробницу] на Западе. Укрась свой приют в некрополе. Именно здесь сердце человека обретает покой. Добродетель справедливого человека более угодна Богу, чем бык, принесенный в жертву тем, кто несправедлив к ближнему. Трудись для Бога, чтобы он мог трудиться для тебя, и жертвенник твой будет ломиться от приношений, а надпись увековечит твое имя. Бог знает того, кто трудится для него. У людей, стада Господнего, есть хороший пастух. Это он сотворил небо и землю по их желанию. Он утоляет их жажду водой и творит воздух, дающий жизнь их ноздрям. Люди сотворены по образу и подобию Бога, они – плоть от плоти его. Ра восходит на небе по их желанию. Это он сотворил растения, животных, птиц и рыб, чтобы люди могли прокормить себя. Он поражает их врагов и карает своих детей, ибо они замышляли заговор против него… Но когда они плачут, он слышит их. Ра сотворил правителей для людей в яйце[201], оплот для слабых. Ра сотворил для них магию, что должна была защищать от происков зла, он посылает им сны, ночь и день».

В качестве своей резиденции цари XII династии избрали город Ит-Тауи, «Овладевшая Двумя Землями». Он находится близ Дашура, на стыке Файюмского оазиса и долины.

Город Ит-Тауи располагался ближе к центру страны, чем Мемфис, и был более безопасным с точки зрения вторжения захватчиков из Дельты. Впрочем, Гелиополь, религиозная столица Древнего царства, не был покинут. В третий год своего правления Сенусерт I провел торжественную аудиенцию, в ходе которой сообщил своим советникам и придворным, что желал бы воздвигнуть стелу Харахти, то есть Ра в облике Сокола Гора, поднимающегося над восточным горизонтом.

«Харахти, – сказал царь, – привел меня в этот мир, чтобы я действовал сообразно его повелениям. Он доверил мне управление этой страной. Он объединил ее и всемерно поддерживал меня. Я – царь по рождению, верховный владыка, создание Бога. Я правил страной с детства, я молил об этом, еще пребывая в яйце. Я властвовал на путях Анубиса, и он возвысил меня, сделав владыкой двух половин мира, еще когда я был ребенком. Я лежал в колыбели, когда он возвел меня на престол повелителя людей… Я учредил божественные приношения; Я выполнил работы во дворце моего отца Атума; Я наполнил пищей его алтарь на земле; Я построил рядом с ним свой дворец, чтобы память о моих добрых деяниях вечно жила в его обиталище, ибо этот дворец – мое имя, озеро – мой памятник, а мои славные дела во имя Бога – моя вечность».

На эту речь царя его приближенные отвечают так: «Бог Ху [говорит] твоими устами, бог Сиа позади тебя, о владыка!» Затем царь говорит Советнику Севера, Единственному Другу, Начальнику Двойного Белого Дома: «Сделай так, чтобы работа была выполнена согласно моему желанию».

В назначенный день царь «поднимался», увенчанный царской диадемой и двумя перьями. За ним следовал народ, жрецы, хранитель Священной Книги. Царь проводил линию вокруг колышков, воткнутых в землю, как того требовал ритуал закладки храмов. До сегодняшнего дня на равнине, где некогда стоял Гелиополь, возвышается обелиск Сенусерта I, провозглашающий славу царя и бога Ра – единственное, что осталось от храма.

Амон-Ра в Фивах. Аменемхеты и Сенусерты не оставляли своей щедростью и другие святилища Верхнего и Нижнего Египта, некоторые из них цари восстановили, другие построили. Среди последних впервые появляется памятник Амону-Ра, Владыке Несут-Тауи («Трона Двух Земель», название Фив). Это была рака из розового гранита, подаренная Аменемхетом I своему отцу, Амону-Ра, и помещенная в храм Птаха в Карнаке. Истоки Фив и Амона неизвестны. На обширной равнине, где во втором тысячелетии расцвел крупнейший город Востока, имя Амона до 2000 года до н. э. не встречается, равно как и название его обиталища – Уаста, «Города Скипетра». В Текстах пирамид Амон не упоминается.

На стеле «Номарха нома», найденной в фиванском некрополе Асасифа и датируемой ориентировочно концом VI династии, Амон и Уаст не упоминаются, однако номарх именуется Имаху Менту, Владыки Иуну, Хатор из Дендеры, Птаха-Сокара, храм которого стоял на месте будущего Карнака (илл. 24)[202], и, наконец, Осириса, Владыки Бусириса. К тому моменту равнина к северо-востоку от Гермонта входила в территорию IV нома (Уаст, Скипетр). Начиная с XI династии чиновники обосновываются в столице нома, которая называется по имени нома – Уаст, в будущем это город Фивы. В столице по-прежнему поклоняются не Амону, а богу Менту[203]. Затем на египетский трон восходит основатель XII династии Аменемхет I. В качестве покровителя[204] он избирает местного бога Уаста, круторогого барана Амона. Новый царь посвятил новому династическому покровителю молельни в храмах богов, которым прежде поклонялись в Уасте, а также, по всей вероятности, построил храм этого бога. Наконец, Аменемхет отдал богу Уаста верховную власть над богами других городов, считая его ипостасью бога – покровителя Гелиополя под именем Амона-Ра.

Начиная с этого времени большинство богов городов и номов отождествляются с Ра в целях религиозной централизации, укрепляющей монархическую централизацию, проводимую фиванскими царями. Таким образом, Хнум из Элефантины, Гор из Эдфу, Мин из Коптоса, Амон из Фив, Менту из Гермонта, Тот из Гермополя, Баран из Гераклеополя, Себек из Крокодилополя и т. д. становятся kheperu, формами или ипостасями Ра[205], и членами великой эннеады. Процесс, в ходе которого Ра вытеснил древнего бога царской семьи Гора, сына Осириса, начался снова по схожим причинам, но был не таким радикальным.

Присоединился ли к этому слиянию Ра с местными богами Гелиополь? Демиург Ра, которому в прежние времена приходилось считаться с авторитетом древнего небесного бога Гора, теперь вынужден был идти на уступки новичку из столицы, Амону, чье могущество росло вместе с его городом. В действительности после 1600 года до н. э. над всеми богами Египта главенствовал Амон-Ра, а не Ра. Мы увидим, что, пока доктрина Гелиополя толковала о духовной власти, фиванский бог опирался на более внушительное земное могущество и в паре Амон – Ра часто доминировал Амон. Небесный бог Ра из Гелиополя теперь являлся богом царской семьи, то есть играл ту роль, которой некогда лишил Осириса и Гора.

Однако было бы неверно считать Осириса исключительно богом живых и мертвых. Укрепляя авторитет Ра, гелиопольское жречество вынуждено было впустить на небо и Осириса, включив его в Великую эннеаду. Ревностное служение фиванских царей воскресило доктрину Осириса, которая, по сравнению с доктриной Ра, была более доступна для понимания. Осирис жил на земле и правил людьми. Ра вершил судьбы Вселенной с высоты небес. Метафизические теории сотворения мира поколениями богов не интересовали народные массы так, как изобретенные Исидой, Анубисом и Тотом практические рецепты сотворения «вечного тела». Египтяне желали быть посвященными в осирисовские мистерии, даровавшие бессмертие. Это желание получить частицу привилегий, до того времени являвшихся прерогативой фараона и ограниченного круга избранных, а также растущая популярность Осириса свидетельствовали о распространении демократических идей в египетском обществе. В то время как культ Ра и небесных богов ограничивался стенами храмов и причастными к нему были в основном жрецы, поклонение царя Осирису распространялось на живых и мертвых, на храмы и некрополи и породило колоссальную популярность веры среди народа. В части третьей (глава 1) мы увидим, как небольшие храмы Осириса соединились с большинством крупных храмов различных местных богов и как на все святилища распространился осирисовский ритуал, постепенно вынудивший святилища перенять основные принципы и детали культа.

В эпоху XII династии в Верхнем Египте вырос священный город Осириса, ставший дополнением к Бусирису в Дельте. Это был город Абду, Абидос, где в сосуде, ab, хранилась самая ценная часть расчлененного тела бога – голова Осириса. В эпоху Древнего царства местным богом Абидоса был волк Упуат из Западной Дельты, теперь получивший произвище Хент-Аменти, Владыка Запада. После слияния волка Хент-Аменти и шакала Анубиса, которые являлись богами-братьями, первый, подобно Анубису, стал богом мертвых и погребальных обрядов. В его храме, обнаруженном Петри в Тинисе, были найдены постройки и вотивные приношения нескольких династий – статуэтки из слоновой кости, изображавшие безымянного тинитского царя, изваяние Хуфу (Хеопса), хартии вольностей Нефериркары и Тети, статуэтки Пепи II и т. д. С началом Фиванского периода в храме появляются свидетельства поклонения Упуату. Это чудесные статуи и рельефы, посвященные богу фараонами Ментухотепом III и Сенусертом I. В конце XII династии в том же самом святилище появляются посвящения, упоминающие Осириса с эпитетом Хент-Аменти в качестве владыки храма и столицы.

Рис. 57. Джед Осириса в Абидосе

Рис. 58. Ларец из Абидоса

Эта ассимиляция с Хент-Аменти была сравнительно поздней, она вступила в силу лишь после 2000 года до н. э., но Осирис уже давно завоевал некрополи нома и гробницы тинитских царей. Как гласит наша таблица номов, древним названием нома Абидоса было Та-Ур – «Великая Земля», он был связан с Осирисом, носившим характерные перья, взятые им у Анцти из Бусириса. Символом нома уже был сосуд, увенчанный перьями, в котором хранилась глубоко почитаемая голова бога (рис. 58). Впоследствии одна из тинитских гробниц, а именно усыпальница царя Хента, превратилась в кенотаф Осириса, возможно, по причине сходства имен Хент и Хент-Аменти, причем последнее уже стало вторым именем Осириса. Пе реселенный в Абидос, бог Бусириса стал там великим богом мертвых, что выражалось в произнесении его имени во множественном числе. Хент-Аменти часто превращался в ХентАментиу, «Владыку жителей Запада», то есть умерших, погребенных на Западе. В гробнице царя Хента Амелино обнаружил погребальное ложе из песчаника, украшенное львиными головами и лапами. На ложе покоилась мумия Осириса в Белой Короне Юга. В четырех углах ложа несли стражу четыре сокола – четверо сыновей Гора. Но на мумии, на ее эрегированном фаллосе восседает птица (zert) – богиня Исида в момент, когда она зачала от воскресшего бога. Этот памятник датируется Новым царством, но является, по всей видимости, точной копией более древнего кенотафа, существовавшего в эпоху Древнего царства, в Тинитский период и уж определенно при XII династии. На надгробных плитах в некрополе Абидоса часто можно увидеть пожелание покоиться рядом с «лестницей Великого Бога, в Абидосе, на внушающем трепет кургане (uart), к которому придут и живые и мертвые и на котором покоится Великий Бог». Некрополь называли Пекер или Ра-Пекер, он часто становился сценой совершения ритуалов.

Мистерии Осириса в Абидосе. Цари XIII династии сделали для Осириса то, что их предшественники, фараоны V династии сделали для Ра из Гелиополя: они создали культ. Они не возводили колоссальные памятники вроде обелисков-храмов, вместо этого культ Осириса, носивший личный, сокровенный характер, нашел свое отражение в празднествах, к которым народ, разделяя чувства царя и его приближенных, питал самый глубокий интерес. В эту эпоху появился на свет первый ритуал осирисовских мистерий, которые проводились не к личной выгоде царя, а во имя вящего воскрешения всех поклоняющихся Осирису людей, начиная с царя, его родных и верховных сановников и заканчивая скромными ремесленниками, пастухами и землепашцами. Религия, как и многие другие институты, стала более демократичной, и здесь мы не можем пройти мимо знаменательного явления в истории царства и общества: в эпоху Среднего царства доступ широких масс к религиозным правам навсегда изменил социальную систему Египта. Как следствие смуты Гераклеопольского периода, простые люди получили право на вечную жизнь в загробном мире и на нормальную жизнь в мире земном.

Отбросив древние, освященные веками традиции, цари XII династии заставили верховных сановников двора на публичных церемониях, проводимых за счет государства, разыгрывать эпизоды из хранимой до того в тайне священной драмы – смерти, воскрешения и триумфа Осириса. Сценой для этих церемоний стал ном Абидоса. Основные эпизоды разыгрывались на берегах реки, у кенотафа в некрополе Пекер, а также в храме Осириса Хент-Аменти.

При Сенусерте I визирь Ментухотеп установил в Абидосе стелу, на которой напыщенным слогом перечислил вверенные ему обязанности. Что же вызывало у него чувство наибольшей гордости? Его участие как Начальника таинств в сценах осирисовской драмы в храме и некрополе Владыки Абидоса, а также исполнение роли «Гора, возлюбленного сына» Осириса. Это была привилегия, которая должна была прославить имя визиря в веках. При Сенусерте III вельможа Сехетепибра, доверенное лицо царя, выполняет те же церемонии, играя роль «возлюбленного сына», и при этом ожидает той же награды. Наконец, еще одна стела из Абидоса, воздвигнутая в честь вельможи Игернеферта, Главного казначея, Начальника строений Сенусерта III и Начальника таинств божественных высказываний, с приличествующей случаю сдержанностью рассказывает о главных «действиях» священной мистерии. Вот этот любопытный текст:

«1. Царский приказ Советнику царя Севера, Единственному Другу, Начальнику Двух Домов из Золота и Двух Домов из Серебра, Хранителю Печати Игернеферта: «Повелеваю тебе отправиться в Абидос, в ном Та-Ур, и воздвигнуть там памятник моему отцу, Осирису Хент-Аменти, украсить каждый алтарь электрумом, привезенным из Нубии мне, завоевателю и Оправданному. Сделай же это, чтобы остался доволен отец мой Осирис…»

И вот я сделал все, что приказал царь сделать для его отца Осириса Хент-Аменти, Владыки Абидоса в номе Та-Ур.

2. Реквизит – статуи, ладья, декорации. Актеры. Я играл роль Возлюбленного сына (sa mer-f)[206] Осириса Хент-Аменти. Кроме того, я завершил [его статую], которая будет жить вечно, и построил для него святилище, в котором будут храниться сокровища Хент-Аменти – золото, серебро, лазурит, бронза и дерево. Я сделал изваяния богов, его последователей, и построил для них новые храмы[207].

Я назначил жрецов Храма[208], чтобы они отправляли службы, и обучил их всему, что нужно.

Я руководил работой по изготовлению ладьи Нешемт[209].

Я сделал кабину, украсил тело Владыки Абидоса лазуритом, малахитом, янтарем и разными драгоценными камнями, приличествующими для украшения тела Бога. [Затем] я облачил бога в одеяния, ибо это была моя обязанность как главы мистерии. Мои обязанности – обязанности Сема[210] (владыки ритуальных церемоний), ибо руки мои чисты и я могу украшать бога, я – Сем с чистыми пальцами.

I. Начало мистерии. Прибытие Упуата. Битва за обладание телом мертвого Осириса. После того как я провел процессию Упуата[211], пришедшего спасти своего отца, я отбросил тех, кто нападал на ладью Нешемт, уничтожив врагов Осириса[212].

II. Анубис и Тот ведут Осириса к его гробнице в Пекер. Когда я вел великую процессию [Осириса][213], я следовал по стопам Бога. По моему слову божественная ладья отчалила, направлял ее путь Тот[214]. Я поставил на ладье Владыки Абидоса алтарь, когда она отплыла в Пекер[215].

III. Гор мстит за отца. Битва у Недит. Когда я показал дорогу к гробнице Бога в Пекер и отомстил за Уннефера в день великой битвы, я отбросил всех его врагов в воды Недит, и Бог вернулся к жизни на великой ладье, что носит его сокровища[216].

IV. Триумф Уннефера, чью статую возвращают в храм Абидоса. Сердца жителей Запада преисполнились радости, когда они увидели сокровища Нешемт. Она пристала к берегу в Абидосе, у его дворца[217]. Я сопровождал Бога на пути в его дом, совершая обряды очищения. Я завершил празднество внутри [храма], [оставив там статую Осириса и присоединившихся к нему богов] и его приближенных».

Обряды в честь Осириса в Абидосе, совершаемые высокопоставленными официальными лицами, аналогичны обрядам в честь Гора, которые совершались в Тинитский период, или культу Ра при Мемфисских династиях. Среднее царство стало свидетелем триумфа Осириса. Начиная с этого времени царя стали называть преемником не Гора Великого, владыки небес и бога солнца, а Гора Дитя, рожденного в Буто, посмертного сына Осириса. Так, Ментухотеп IV (XI династия) именовал себя «наследник Гора в его Двух Землях, которого божественная Исида…[218] взрастила для верховной власти двух частей Гора».

Жречество Гелиополя не боролось с осирисовской доктриной, напротив, жрецы утверждали, что знают ее лучше, чем кто-либо. Перед отправлением службы в честь Осириса царь XIII династии Неферхотеп потрудился узнать, как книги Атума в Гелиополе описывают ритуальную статую Осириса. Во второй год своего царствования Неферхотеп призвал к себе вельмож, придворных, царских переписчиков священных книг и начальников таинств и сказал им: «Я желаю увидеть древние писания Атума… Позвольте мне узнать истинный облик Бога, чтобы я мог придать ему тот вид, какой он имел в древние времена». И приближенные ответили ему:

«Пусть ваше величество отправится туда, где хранятся священные книги, и узнает из них все тайные слова». Царь изучил книги и нашел Книгу Дома Осириса Хент-Аменти, Владыки Абидоса. Тогда он сказал своим приближенным: «Я представлю Осириса таким, каким увидел его в книгах, – в облике Царя Верхнего и Нижнего Египта, каковым он вышел из чрева Нут»… И повелел Неферхотеп поставить перед ним статую Осириса. Только царь мог облачать статую, ибо он был чист, как чисты боги, и лучше прочих знал, какой облик следует придать Богу. Текст заканчивается тем, что царь воздает сыновние почести своему отцу Осирису, который дал ему в наследство власть над страной, и горе тому, кто ослушается царя. Не чтить Осириса – значит не чтить царя. Имя ослушавшегося будет исключено из числа Живущих [обожествленных мертвых]. Его Ка не предстанет перед судом Осириса в загробном мире».

Отправление культа Осириса в Абидосе происходило в течение всего периода Нового царства, ему же было посвящено множество храмов. Царь XVIII династии Тутмос I издал указ об обновлении статуи, ладьи и празднестве Пекер. Как мы видели в случае с Игернефертом, руководитель празднества сам исполнял тайные обряды, «чтобы никто не видел тело Бога». Сети I, царь XIX династии, построил в Абидосе великолепный храм, в котором поклонялись Осирису-царю, а Мернептах пристроил к храму сооружение, предназначенное для отправления служб, молитв и совершения обрядов, выполняемых Гором во благо отца его Осириса. Рамсес IV увеличил владения храма и воздвиг для Осириса огромную стелу, на которой прославлял покровителя своей династии.

Допуск народных масс к осирисовским мистериям. Осирисовское учение ширилось и наконец превратилось во всеобщую религию, в полном смысле слова связавшую все классы египетского общества. Тинитские цари совершали обряды в честь Гора, Мемфисские династии организовывали празднества Сед и возводили храмы Солнца для бога Ра, но это были официальные церемонии, участие в которых принимали в основном царь и его придворные. Народ проявлял к ним умеренный интерес, они волновали его постольку, поскольку шли во благо царю живущему и царю умершему, чьей главной целью было процветание Египта. Эти церемонии имели благотворное влияние на общество в целом, а не на каждого из его членов.

В осирисовских же обрядах египтян интересовало буквально все – жизнь бога, его смерть и последующий триумф.

После произошедшей в стране смуты спасение души царя уже не было единственной заботой государства и религии.

Каждый египтянин считал, что следует позаботиться и о его собственной жизни как в этом, так и в загробном мире.

Осирис, будучи благодетелем людей в период своего царствования, прошел через страдания и «заслужил» спасение после смерти. Его пример заставлял задуматься. Бессмертие могло быть даровано всем, но прежде каждый должен был быть «оправдан» на суде Осириса.

Чем же были вызваны эти необычайные перемены, в результате которых все люди становились равными друг другу в загробном мире? Ведь коренным образом изменилось и положение царя по отношению к его народу. Мы должны помнить, что во время революции «были открыты тайны двора», магические формулы стали достоянием любопытной публики. Простолюдин вторгся в великий Суд Справедливости. Он узнал заклинания, открывавшие доступ в божественный суд и к жизни на небе среди богов. Одним словом, он «причастился тайн божественной эннеады».

Суммируем основные факты, доказывающие, что люди получили религиозные права.

Во-первых, осирисовские мистерии, которые царь торжественно проводил каждый год, приобрели характер социальных манифестаций. Теперь в Великом Уходе Осириса принимал участие весь народ Египта, каждый город страны. При помощи палок, оружия, кулаков, а также молитв люди помогали богу одержать триумфальную победу над его врагами. Принимая активное участие в мистериях, видя страдания бога и понимая их значение, люди приобретали уверенность в возможности воскрешения после смерти по милости Осириса.

Геродота, уже в более поздние времена посетившего Египет, все эти мистерии и процессии просто поразили. По его словам, такого зрелища он не наблюдал больше нигде. По оценке древнегреческого историка, в Бубастис на местный праздник съехалось около 700 тысяч человек. О самом празднестве Исиды в Бубастисе он говорит всего несколько слов, и речь здесь, несомненно, идет о страданиях Осириса: «После совершения жертвоприношений десятки тысяч мужчин и женщин принялись избивать себя. Не стану здесь говорить, во имя какого бога они себя избивали».

В Саисе Геродот стал свидетелем празднества светильников, во время которого (и не только в Саисе, а во всем Египте) «светильники горели всю ночь напролет» в каждом доме.

Какую же цель преследовала вся эта иллюминация? Свет должен был отпугнуть злых духов, приспешников Сета. Из нижеследующего описания мы узнаем некоторые эпизоды Великого Ухода Осириса: «Ночью тысячи людей, вооруженные палками, двигались вокруг храма. Статую бога, помещенную в небольшой ковчег из позолоченного дерева, жрецы внесли обратно в храм. Некоторые пытались помешать им, другие, напротив, помогали. Актеры преградили вход в храм. Толпа, вооруженная палками, бросилась на помощь богу и принялась бить актеров. Завязалась драка, в которой пострадало немало голов».

Начиная со времен Среднего царства именно в Абидосе, городе, где правил мертвый Осирис, мистерии проводились с большой пышностью и были, следовательно, более действенными. Абидос стал священным городом. Подобно тому как средневековые пилигримы отправлялись в Рим за спасением души, а мусульмане возвращались из Мекки, освященные хаджем, так и египтяне, принимавшие участие в мистериях и «знавшие обряды Абидоса»[219], верили, что теперь на них милость Осириса. Тысячи египтян отправлялись в путешествие, чтоб «поцеловать землю перед Хент-Аменти и увидеть сокровища Упуата в Великом Уходе». Они садились на весла участвующих в процессии лодок, охаживали палками сторонников Сета и охраняли тело Осириса на его ложе, «ночью, когда бог на своем ложе». Они шли по дорогам, ведущим в Пекер, где «на высоком кургане, осыпанном приношениями, и на жертвеннике Осириса» находили «благовония для воскрешения их ноздрей, а также тысячи лепешек и приношений, которые они могли забрать после того, как насытится Ка Бога»[220]. В память о своем паломничестве египтяне поставили стелу близ священного кургана, рядом с лестницей храма. Эта стела была для них как кенотаф (mahat), воображаемое погребение рядом с Осирисом.

По возвращении в свои города они воздвигали в местных некрополях настоящие гробницы. Но в день похорон жрецы исполняли мимические ритуалы, рассказывающие о путешествии по реке в Бусирис, город Осириса, Царя Живущих, и в Абидос, город усопшего Осириса. Обряды эти выполнялись для того, чтобы в загробном мире покойный мог хвалиться тем, что «сопровождал Осириса на каждом празднестве в некрополе». Те, кто никогда не был в Абидосе, могли снискать милость Осириса и обеспечить себе загробную жизнь рядом с богом, начертав осирисовские формулы на своих гробницах или саркофагах. Но более всего они стремились написать: «Эту гробницу я построил на кургане Абидоса, на острове, окруженном стенами, уготованном Владыке Вселенной[221], месте, прославленном со времен Осириса, которое Гор основал для своих предков. Для них сияют звезды в небе. Сюда приходят Великие из Мендеса. Здесь покоится Владыка Вселенной».

Люди на суде Осириса. Так Абидос стал соперником Гелиополя, поскольку Осирис занял место в религии и политике равное тому, что занимал Ра, Царь Богов (илл. 34). Бог Гелиополя не позволял входить на небо никому, кроме царя, его семьи и узкого круга избранных. Осирис же приветствовал всякого, для кого бог был примером. Теперь, поскольку Осирис и сам стал богом неба равным Ра, люди после смерти попадали в небесное царство Ра, оно же царство Осириса. Но войти туда они могли только после того, как их «оправдывал» суд Осириса. Точно так же, как в свое время Осириса включили в эннеаду только после суда, на котором его сочли «оправданным», так и каждый посвященный в осирисовские обряды должен был предстать перед священным судом. Этот возвышенный идеал владел умами людей еще в эпоху Среднего царства, об этом свидетельствуют художественные тексты того периода, описывавшие минувшую смуту. Добропорядочный человек, который бежит из мира, погруженного в хаос, и стремится к смерти, утешается мыслью, что если его опорочили на земле, то в загробном мире «Тот будет судить его, Хонсу, Писец Истины, оправдает его, а Ра, плывущий в своей солнечной ладье, услышит его слова». А вот каким тоном, одновременно вдохновенным и угрожающим, простой крестьянин осмелился говорить с царем, требуя своих прав: «…Покарай вора, защити обиженного… Помни, что Вечность наступает… [Помни], что сказано: «Справедливость – это дыхание жизни, наполняющее ноздри».

Царь Мерикара выслушал поучения, которые передал такими словами: никто на земле не должен убивать или действовать наперекор справедливости, ибо воздастся ему за его деяния. Ведь после смерти «…душа отправляется в известное ей место и не сворачивает с пути. Даже магия не в силах остановить ее. Она приходит к Тем, кто дает животворную воду. Божественные судьи, что судят униженного, ты знаешь, что их нельзя разжалобить в день, когда судят несчастного, в час, когда правит закон. Горе, если обвинителю все известно! Не надейся на свое долголетие, ибо они видят всю жизнь, какой бы долгой она ни была. Человек пристает к другому берегу, а деяния его громоздятся за его спиной. Его ждет Вечность, и глуп тот, кто презирает это. Тот, чья жизнь не запятнана грехами, будет жить словно бог и сможет свободно гулять по дорогам Владык Вечности… Жизнь на земле быстротечна… Владыке Двух Земель не поможет то, что он владел тысячами людей. Лишь добродетельный человек будет жить вечно. Тому, кто выдержит суд Осириса, будет дарована другая жизнь, а того, кто потакал своим желаниям, ждет гибель».

Господство этой морали в эпоху Среднего царства привело к религиозному равенству, которое было поистине демократичным. На гробнице любого человека, независимо от происхождения, могло быть начертано имя «Осирис оправданный» (maa-kheru). Теперь, с одной стороны, Осирис был царем, а с другой – правящий фараон являлся Осирисом на земле и после смерти. Следовательно, Осирис означало фараон. Каждый из приверженцев Осириса, умирая, становился фараоном в загробном мире, поскольку египтяне распространили ритуал на всех.

Распространение на людей погребальных ритуалов царя. Начиная с XII династии умершие, принадлежавшие к любому классу общества, подвергались мумификации, как царь по подобию Осириса. Все умершие получали необходимый для загробного мира набор предметов: одеяния, короны, головной убор и символы власти богов и царей. Одеяния были из «царской» материи; короны олицетворяли венцы Верхнего и Нижнего Египта; головы усопших украшал царский урей; ожерелья, ручные и ножные браслеты на телах умерших назывались украшениями богов и фараонов; их посохи были скипетрами; сосуды, в которых были омыты их руки и ноги, были теми самыми сосудами, в которых совершал омовение Владыка Двух Земель.

Первоначально тексты, начертанные на стенах пирамид, касались лишь фараонов. Начиная с XI династии они становятся достоянием общественности. Цари и высокопоставленные чиновники пишут их на своих саркофагах. Рядом с выдержками из Текстов пирамид мы видим другие формулы, составляющие новый теологический Свод. Согласно этим новым текстам, покойный не только считается Осирисом, фараоном загробного мира, но отождествляется с верховными богами Атумом и Ра. Он обитает на звездах, вместе с богами. На тысячах погребальных стел, найденных в некрополях, все еще появляются древние тексты, касающиеся жертвоприношений, но те фрагменты, что говорят о путешествии в некрополь, заменены другими, обещающими усопшим, что те попадут на небеса, поплывут в ладье Солнца рядом с Ра и взойдут на трон в раю, заняв место по правую руку от Осириса. Начиная с XVIII династии мы находим папирусы, которые помещались на тело умершего. На папирусах начертаны главы из произведения, которое мы называем Книгой мертвых. Они должны были подготовить умершего к суду Ра (который позднее стал судом Осириса), где бог будет взвешивать его деяния на своих весах. У каждого умершего есть книги ритуалов, которые необходимо совершить для обретения бессмертия.

Эти же ритуалы служили и царям. Заупокойные обряды совершались жрецами или детьми и родственниками умершего. Не важно, кто совершал обряд, главное, что эти люди должны были принять имена членов царской семьи и придворных. В обряде, совершаемом для простолюдина, становившегося после смерти царем и Осирисом, принимали участие Гор, сын Исиды и Возлюбленный сын, Отец, Возлюбленный Богом (= царь), Дети царя, его Внуки, Придворный, Советник Бога (т. е. царя), Начальник таинств, Прорицатели, Жрец, Чтец и т. д. Так было, пока существовала цивилизация фараонов. Каждый умерший удостаивался царских почестей. Теоретически он становился главой царской семьи.

Его дети и родственники олицетворяли двор и поклонялись ему, как настоящему фараону. По завершении заупокойных обрядов Друзья несли тело умершего на носилках, как царя, и восклицали: «Бог идет! Падите ниц!», поскольку именно так возвещали на земле о приближении фараона.

Приношения могли быть скромными, но благодаря ритуальным формулам они являлись эквивалентами царской пищи. Каждый объявлял, что ему дарованы Приношения Царя (hetep rdu nsut), и по слову жреца (pert kheru) приношения чудесным образом появлялись на жертвеннике. Ка умершего, воссоединившись с его бессмертным телом (Zet), угощалось этими приношениями, а также могло лакомиться приношениями с «жертвенников богов, когда те насыщались». Более того, заупокойные формулы адресовались Ка. В прошлом Ка появлялось только в случае с царем, теперь же каждый мог после смерти воссоединиться со своим Ка.

В эти обряды и приношения, обеспечивавшие материальное благополучие в будущей жизни, умерший также включал своих родственников, друзей и коллег. Формулы на стелах действительны «для Ка его отца, Ка его матери, Ка всех, чьи имена начертаны на этой стеле». В списке могло быть пятьдесят, а то и больше имен родных, друзей, слуг, которые совместно совершали обожествляющие ритуалы и приношения. Ритуалы обеспечивали воссоединение каждого умершего в следующей жизни с его предками и потомками, его женой, сыновьями, дочерьми, братьями, сестрами, друзьями и слугами. Все члены семьи (abt) снова будут жить вместе, как жили на земле. Так после 2000 года до н. э. восторжествовало религиозное равенство. Разумеется, на практике существовали неизбежные различия, поскольку погребальные обряды для царя и его приближенных отличались вниманием к деталям и роскошью, чего не могли себе позволить простые смертные. Бедняк не мог рассчитывать на такие же пышные похороны, какие по милости царя получил Синухет. Его почти неразборчивое имя на деревянной дощечке или на остраконе сопровождалось словами «Осирис N, Оправданный [maвkheru], Привилегированный Владыка [neb imakhu]». Он получил право на приношения для его Ка (n ka-f). В загробном мире ему должны были достаться божественные приношения. На небо он отправлялся как фараон. Его погребальный инвентарь – крошечные дешевые глиняные амулеты – должны были олицетворять ожерелья, короны, скипетры и талисманы царя. Начиная со Среднего царства мы находим в гробницах «Ответчиков» (ushebtiu) скромные статуэтки из дерева, глины или твердого камня. Статуэтки оживали, когда их призывал к себе умерший. Они должны были освободить как бедняка, так и богатого человека от необходимости трудиться в загробном мире. Распространение Книг мертвых позволяло каждому сократить расходы на проведение погребальных обрядов[222], поэтому в таком изобилии появляются роскошные, богато украшенные гробницы. Разрешено было упрощать ритуалы, чтобы они были доступны всякому. Имени Осириса было достаточно, чтобы превратить каждого умершего в царя и бога. Эпитет «Оправданный» обеспечивал преимущество на божественном суде. Титул neb imakhu включал умершего в число приближенных фараона.

Самые бедные простолюдины, выполнив три этих условия, делались равными самым знатным и состоятельным и после смерти, благодаря осирисовским обрядам, становились членами царской и божественной семьи.

Тот факт (историческая и социальная значимость которого до настоящего времени не была оценена по достоинству), что начиная с эпохи Среднего царства каждый умерший египтянин отождествлялся с царем и богами, указывает на социальную трансформацию, величайшую из всех, что открыла нам история Египта. Уступка, на которую пошел фараон для своего народа, беспрецедентна. Объяснение ей можно найти, если мы признаем полный триумф народных масс, достигнутый в описанном в предыдущей главе событии смуты. Кроме того, в силу того, что таинства религии, магии, самой личности фараона были раскрыты, путь к реставрации царской власти в ее прежней форме был закрыт, ведь в ее основе лежали таинства, которые таковыми более не являлись. Фараоны смирились с утратой своей монополии, с распространением ритуалов на все население страны, а также с политическими и социальными последствиями, которые это повлекло за собой.

Дарованные таким образом религиозные права принесли с собой то, что мы называем правами политическими, а именно участие в управлении страной, доступ к административным постам и секретам царской администрации.

Феодалы и жречество, которыми теперь руководили царские чиновники, все общество в целом – знать, жрецы и простолюдины стали помощниками царей. Каждый, невзирая на происхождение и материальное благополучие, играл определенную роль в государстве сообразно своему положению – как жрец, судья, воин, землепашец или ремесленник, так же как играл он определенную роль в религиозных церемониях, составлявших основу государственных институтов. Отец царя Мерикары признает это равенство: «Не проводи различий между сыном знатного и человеком незнатного рода. Принимай людей на службу по их способностям».

Следовательно, распространение заупокойных церемоний на все без исключения классы сопровождалось демократичной политикой. Получив религиозные права, простолюдины в Египте, как в Греции и Риме, получили возможность занимать административные должности, то есть участвовать в управлении государством, и до некоторой степени получили свою долю собственности[223]. Здесь снова встает земельный вопрос.

Каково было положение крестьян и ремесленников в эпоху Среднего царства? Как им удалось добиться права участвовать в управлении и даже получить в собственность землю и производство? Документальные источники, которые могли бы пролить свет на этот вопрос, весьма скудны и отрывочны. Мы вынуждены обрисовать общую картину и строить свои умозаключения, основываясь на нескольких частных фактах. По этой причине я должен предупредить читателей, что в такой работе, как эта, подобные обобщения могут быть крайне рискованными.

Сначала кратко рассмотрим социальное положение народа в эпоху Древнего царства. Крестьяне (mertu) по-прежнему были прикреплены к земле. Они оставались привязаны к ней, даже если менялся владелец земельного участка. Когда царь, владевший всей землей в Египте, передавал участок земли своим родственникам, фаворитам или сановникам, «люди и скот» отходили им вместе с землей. В таком же положении находились колоны в Римской империи и средневековые крепостные, неразрывно связанные с землей. Ремесленники в царских мастерских продолжали работать на храмы или знать, которым царь уступал мастерские. В сельском хозяйстве, промышленности и даже торговле работники были неотделимы от полей, мастерских или лавок.

Работники делились на «руки», то есть на бригады по пять человек под началом kherp (надсмотрщика)[224]. Kherpu собирал продукты работы землепашцев или ремесленников для наместников городов или деревень, которые затем отправляли их номархам или в царские закрома. Бригады из пяти человек группировались в партии из десяти и ста человек, находившиеся под руководством «декурионов» и «центурионов».

Возможно, вначале работники, составлявшие бригады из пяти и десяти человек, принадлежали к одной семье. По крайней мере, так обстояло дело в эпоху XII династии. В этом случае kherp был, по всей видимости, отец или старший брат. По такому же образцу строилась жизнь знати, когда члены рода занимали посты жрецов. Но могли ли низшие слои общества долгое время обрабатывать семьями один и тот же участок земли или трудиться в одной мастерской? Поскольку они были привязаны к земле и к своему ремеслу, каприз административных чиновников или продажа земельной собственности, которую царь разрешал привилегированным лицам, могли расколоть семью, разбросав ее членов по разным хозяевам и владениям.

Крестьяне выполняли всю работу по выращиванию зерна и скота, а также отвечали за инженерные работы, необходимые такой стране, как Египет, – строительство дамб, рытье каналов и прокладывание дорог на насыпях. Кроме того, 1) они подлежали «принудительному труду» (kat), не связанному с сельским хозяйством. Например, перевозка камней и строительство пирамид, храмов, дворцов и т. п.; 2) они облагались «налогами» (mezed), включавшими поставку зерна в виде снопов или хлеба, а также промышленных изделий (золота, серебра, бронзы, кожи, текстиля, канатов); 3) содержание царских гонцов, двора и царя, когда те проезжали через провинцию. Иногда родственники царя, чиновники или чернокожие союзники (наемные войска) могли реквизировать труд ремесленников и крестьян. Все эти обязанности выполнялись под надзором Дома Земледелия (per-shenв, буквально – Дома Житницы) военнопленными и наемными работниками. Каждый ремесленник (hemutiu) и служащий выполнял работу в мастерской или учреждении царя, жрецов или знати, подданным которых он был.

Мы не почерпнули эти сведения из документальных источников, описывающих обязанности каждого работника, а узнали о них из хартий вольностей Древнего царства, сравнив «простых людей» с теми, кто получил свободу. До тех пор эти «простые люди», судя по всему, не имели какогото определенного правового статуса. На практике они облагались налогами и могли направляться на принудительные работы без каких бы то ни было ограничений. Нам не известны ни пределы их обязанностей, ни размер платы, которую они получали за свой труд.

Как мы видели, еще в Древнем царстве существовало определенное количество крестьян и ремесленников, которым удалось уйти из-под деспотичной власти царя. Это были те, кто трудился на землях, отданных родственникам царя,

Привилегированным и жрецам. Царские указы говорят нам, что владения Привилегированных обладали хартией, определявшей статус крестьян и ремесленников. В реестры местных чиновников (Saru) были включены: 1) «список названий» (im ren-f) земель, зданий и т. д.; 2) «перечень людей» (upet remtu), принадлежащих им. В текстах Среднего царства эти люди сгруппированы по семьям (zam) или по группам родственников (smait), работавших вместе. Опись и перечень должны были заверяться свидетелями и скрепляться печатью у визиря. Неизвестно, для чего составлялись эти документы, можно лишь предположить, что на их основании определялись налоги и принудительный труд на благо царя, с одной стороны, и на владельца земли – с другой. Эти документы «обуславливали положение людей и земель» и являлись первым шагом на пути к получению простыми людьми правового статуса.

После VI династии подобные домены становились «вольными городами», получившими хартию, которая упраздняла труд на благо царя и ограничивала обязанности крестьян и ремесленников работой на их владельца. В тех же условиях находились простолюдины «новых городов», основанных феодальными правителями. Таким образом, положение простолюдинов значительно улучшилось. Mertu в этих городах были уравнены с Сару царского домена. Хартии свободных городов были зарегистрированы в архивах визиря, в них перечислялись все формы принудительного труда и налоги, которые упразднялись в этих городах. Мы видели, что в феодальном обществе Гераклеопольского периода эти хартии вольностей отмечали первый этап в освобождении крестьян и ремесленников. Предоставляя привилегированный статус немногим, они создавали прецедент, на котором остальные основывали свои требования.

Революция позволила народным массам в отдельных местах и на некоторое время разрушить социальную и политическую структуру Древнего царства. Бедняки врывались в административные помещения, выбрасывали на улицу указы, отчеты и прочие документы, похищали для своих нужд документы, подтверждающие право собственности и «перечни» товаров и людей. Они силой брали то, что принадлежало царю и знати.

Реорганизация египетского общества, в отличие от Греции и Рима, не достигла кульминации в виде полной, ничем не ограниченной демократии. Едва ли можно представить себе фараонов, царей-богов, властелинов по божественному праву, создающих выборные должности, советы старейшин или созывающих народные собрания. Тем не менее в рамках патриархальной системы им удалось улучшить социальное и политическое положение простолюдинов, наделив их правовым статусом и открыв им доступ к административным должностям.

Папирусы, найденные Флиндерсом Петри в Кахуне и Гуробе, маленьких городках Центрального Египта, дают нам некоторое представление о положении простолюдинов, живших в период с XII по XVIII династию. Мы видим столь значительные перемены в обществе, что объяснить их, кроме как результатом описанной выше смуты, невозможно. Привилегии и хартии вольностей уже не упоминаются. Не говорится и о царском домене, поскольку царю принадлежит вся Черная Земля.

Простой люд деревень и городов (nut) именуется «крестьянами» (sekhetiu) и «горожанами» (вnkh n nut). Они распределены по профессиям, определены их права и обязанности, каждый играет свою роль в жизни государства. Судя по текстам, работники были разделены следующим образом: папирусы из Кахуна сохранили «перечни лиц» (upet remtu), составленные от имени воина и от имени жреца (kheri-heb). Куда были включены мать, жена, дочь, сестры, слуги – лица находящиеся в зависимости от них и обязанные жить вместе с ними[225]. В других документах упоминаются «домашние описи» (imt-per)[226].

Контролер класса жрецов составляет опись своего имущества для сына, которому передает свой пост при условии, что тот позаботится об отце, когда он состарится. Хранитель печати начальника работ завещает принадлежащую ему собственность брату, жрецу, который впоследствии оставляет имущество его жене с четырьмя слугами. Жрец, глава жреческого класса, продает свою должность писцу. К одной из описей (imt-per) приложена расписка на сумму, уплаченную службе визиря в качестве пошлины за передачу имущества. Другие документы приводят списки людей, подлежащих принудительному труду в заупокойных храмах царя, а также содержат информацию о натуральных налогах, которыми облагались лица, занимавшие различные должности.

В этих записях небольшого египетского города есть много неясностей, которые необходимо прояснить, но поражает один факт – здесь мы встречаем те же административные формальности, которые при VI династии царь навязал тем, кому были дарованы царские хартии. Все выглядит так, будто система держателей хартий распространилась на все общество.

Каждый человек числится обладателем определенной профессии – жреца, воина, крестьянина или ремесленника, при этом указываются зависимые от него члены семьи или нанятые им слуги. Кроме того, так же, как в эпоху Древнего царства, Привилегированные могли продавать и завещать землю, подаренную им царем, при условии получения на это разрешения монарха и регистрации сделки в налоговом органе; в пору Среднего царства те, кто владел землей и государственными должностями, могли завещать их своим детям или продать родственникам (?) свою должность – гражданскую, военную или жреческую – при условии, что они должным образом оформят сделку в ведомстве визиря и уплатят пошлину.

Документы Фиванской Новой империи дают ясное представление о положении крестьянина при новом порядке.

Земля Египта, которая теперь называется «полями фараона», разделена визирем и его представителями на участки (shedu, peseshut), которые передаются обрабатывающим их крестьянским семьям. Управляет таким хозяйством глава или член семьи – мужчина или женщина, – носящий титул или занимающий должность «инспектора» (rudu) и отвечающий за обработку земли. Время от времени, по мере изменения в распределении работ внутри семьи в связи с болезнью или старением ее членов, составляются новые инвентарные описи (imt-per) и «перечни лиц», согласно которым новые члены семьи получают свои участки и выбирается новый rudu.

Названия земельных участков и имена возделывающих их людей вносятся в дубликаты реестров, хранящиеся в казначействе и Житнице фараона. В спорных случаях можно было обратиться к этим записям, даже спустя сотни лет, чтобы установить, имеет ли человек право обрабатывать конкретный участок[227]. Об этом со слов жрецов рассказал Геродот. Он приводит информацию о земле и положении крестьян в правление Сесостриса, то есть при Фиванской Новой империи. По словам Геродота, Сесострис разделил землю между египтянами, выделив каждому по равному квадратному участку, для чего египтяне должны были тянуть жребий[228]. Фиксируя налоги, которые каждый должен был выплачивать ежегодно, царь обеспечивал пополнение государственной казны. Если при разливе воды Нила уносили часть участка, царь направлял инспекторов, чтобы оценить ущерб и соответственно уменьшить налоговую ставку.

В общем, крестьянин платил налоги и выполнял принудительные работы в соответствии с установленными законом тарифами, которые нам неизвестны[229]. Несомненно, тарифы эти были суровыми, но устанавливались они не произвольно, а после того, как крестьянин выполнял свои обязанности, он мог работать на своем участке. Глава семьи передавал участок в дар своей жене и детям (примитивная форма завещания), земля также могла распределяться между членами семьи[230]. Но каждая переуступка земли регистрировалась в государственных органах и облагалась пошлиной. За счет этих пошлин фискальные органы довольно значительно увеличивали государственные доходы. Кроме того, они всегда знали, на ком лежит ответственность за обработку того или иного участка земли. Несомненно, революция пошла на пользу крестьянам: из рабов они превратились в свободных владельцев переходящей по наследству земли, обладающих правовым статусом.

Положение крестьянина улучшилось, но можем ли мы сказать, что он теперь был надежно защищен от нужды?

Свободный человек, подлежащий принудительному труду и облагаемый налогами, которые представляли собой величину постоянную, не зависящую от размера собранного урожая, имел больше обязанностей, чем раб. Можно ли верить мрачной картине, нарисованной неким писцом, весьма довольным своей должностью и противопоставляющим своему положению тяжкую долю крестьянина?

«Я слышал, ты оставил должность писца… что ты собираешься возделывать землю… Разве ты не помнишь, каково это – быть фермером, когда урожай облагается налогом? Черви уничтожили половину зерна, остальное доели гиппопотамы.

Поля кишат крысами, с неба спускаются тучи саранчи, скот и птицы губят урожай… Какое горе для фермера! То, что останется на току, заберут воры. Хомуты… истерлись, волы, что тащат плуг, умирают от истощения прямо на поле… и тут в паланкине прибывает писец и облагает налогом урожай… У носильщиков есть дубинки, а у чернокожих – пальмовые трости. «Отдавай зерно!» – говорят они. А зерна нет… Тогда они швыряют фермера на землю и принимаются бить его. Его заковывают в цепи и бросают в канал. Он погружается в воду, барахтается там. Рядом стоят его жена и дети – они тоже закованы в цепи, а соседи бегут прочь, унося свое зерно»[231].

Городские ремесла были службой, такой же, как крестьянская или чиновничья. Из стел, посвященных Осирису, на которых горожане писали свои имена и профессии, мы видим, что число ремесел постоянно растет.

Ремесленники, до смуты прикрепленные к мастерским царя, храмов или знати, теперь стали свободными и, что называется, секуляризованными. Карьера человека творческой профессии или ремесленника, выросшего из подмастерья в профессионала, знакомого со всеми «секретами» ремесла, теперь давала больше простора для инициативы.

Несомненно, ремесленник, как и крестьянин, должен был составлять «декларацию» и выплачивать регистрационные пошлины, но, уладив все вопросы с фискальными органами, он был свободен – по крайней мере, у нас нет свидетельств того, что его связывали какие-то ограничения. Интересную информацию можно почерпнуть из трактата XII династии – относящегося к жанру «Поучений», продолжавших пользоваться популярностью и в эпоху Нового царства. Человек ведет своего сына в школу, которую посещают мальчики из хороших семей, и пытается отговорить его от выбора профессии ремесленника, объясняя это нуждой, часто испытываемой этими людьми, а также указывая на неизбежный риск всех этих профессий, успех в которых зависит от личной инициативы. Следовательно, профессию можно было выбирать. А вот несколько фрагментов из «Сатиры на ремесла». Красочные описания рисуют живой образ народа, который можно проиллюстрировать многочисленными сценками, изображенными на стенах гробниц того периода (илл. 21, 22, 23).

«Я видел рабочего по металлу за работой, возле его печи. Пальцы у него словно крокодилья кожа, и смердит от него хуже, чем от тухлой рыбы. Тому, кто работает со стамеской, живется хуже, чем тому, кто обрабатывает землю. Его поле – дерево, стамеска – его мотыга. Ночью, когда дневной труд закончен, у него работы еще больше[232]. Всю ночь у него горит светильник, он продолжает работать. Для каменотеса в каждом камне – работа. Когда она выполнена, руки каменотеса болят, он измучен… Цирюльник трудится допоздна… он ходит по улицам, выискивая клиентов; он изнуряет свои руки, чтобы насытить живот. Лодочник, что везет товары в Дельту, чтобы там выгодно продать их, трудится, выбиваясь из сил; москиты убивают его…[233] У фермера груды счетов, по которым ему вовек не расплатиться; он стонет громче птицы abu… Ткачу в мастерской труднее, чем женщине; он сидит на корточках, прижав колени к животу, и не может дышать свежим воздухом… Посланник, отправляясь в чужие земли, оставляет свое имущество детям[234], страшась львов и азиатов. Сапожник имеет жалкий вид; он не вылезает из нищеты… и вынужден есть кожу[235].

Белильщик отбеливает полотно в канале; соседи его – крокодилы. Но хуже всех ремесел – ремесло рыбака. Разве не трудится он на реке, где его подстерегают крокодилы?»[236] Эта мрачная картина контрастирует с блаженным существованием писца, то есть государственного служащего. Автор «Сатиры на ремесла», судя по всему, является отцом подмастерья. Он берет сына ко двору, чтобы тот находился «в месте, где обучают по книгам» (то есть в школе), «с детьми Великих, занимающих должности при дворе». Мальчик научился там читать, писать, изучил арифметику, а также был посвящен в тайну священных иероглифов, «божественных слов» Тота, то есть изучил иероглифическое письмо во всех его аспектах. Затем он приступил к изучению законов, административных предписаний, языка деловой переписки, получил представление о том, как при написании документов следует обращаться к царю, визирю, придворному чиновнику или подчиненному. После многолетнего обучения писец занимал место среди местных чиновников (Saru) или знати, из числа которых избирались члены административных советов и судов. «Пиши своей рукой, читай вслух своими устами, спрашивай тех, кто мудрее тебя; так ты займешь должность Сару и получишь этот пост, когда состаришься. Счастлив писец, который способен к своей службе»; «Нет ни одной должности, где бы не было начальника, кроме должности писца; это он отдает приказания»; «Писец избавлен от физического труда; это он отдает приказания… Разве ты не держишь табличку писца? Вот что составляет разницу между тобой и человеком, сжимающим весло… Писец приходит и садится среди участников собраний [qenbet]… Писец получает пищу из царского дворца. Богиня Месхент дарует писцу процветание; он встает во главе Qenbetiu; его отец и мать благодарят Бога за это»[237].

Из этих отрывков мы видим, как простолюдин мог стать государственным чиновником.

Кем же были Qenbetiu, среди которых занял место писец? Начиная со Среднего царства под этим именем скрываются Сару, упоминаемые в текстах Древнего царства. Представляется, что они являлись преемниками Советов старейшин, которые играли такую важную роль в первобытных обществах. В эпоху Древнего царства Сару проводили собрания (seh); кроме того, они входили в административные советы или суды (zazat)[238].

На их рассмотрение представлялись договоры, касавшиеся имущества, движимого и недвижимого (продажа, обмен), распределения земельных участков, инвентарные описи, списки людей и скота. Они определяли статус крестьян и ремесленников, выдавали хартии освобожденным лицам, вели учет сбора налогов, издавали административные распоряжения (seru), требовавшиеся для исполнения царских указов (uzu) на местах.

Они же разбирались с нарушителями.

В эпоху Среднего царства собрание Сару уже называлось не seh, а qenbet, или совет, и, судя по всему, слилось с zazat, судом. Существовали Qenbets округов (uu) для крестьян, ремесленников, воинов, жрецов, в городах и деревнях. В юрисдикцию этих советов входили административные вопросы, а также гражданские и уголовные дела. В эпоху Древнего царства Qenbetiu существовали параллельно с царскими чиновниками из центральной администрации, но скорее как вспомогательные органы, нежели как конкуренты. Следовательно, можно предположить, что Сару или кенбеты образовывали местные органы управления, возможно, даже более древние, чем царская администрация, и сохранялись они царем даже в то время, когда политическая централизация достигла своей кульминации. Текст V династии предполагает, что эти органы управления представляли элиту сельского или городского населения; разбогатев, крестьяне (mertu) включались в сословие Сару. Человек, основывающий «город» или владение, направлял туда mertu и «Сару, чтобы вести счета». Положение их неясно и неопределенно, но Масперо, кажется, оценивает его правильно: «Некоторые из крестьян [mertu] по своему рождению, связям, благосостоянию, мудрости или же возрасту приобретали авторитет у людей, среди которых они жили; и это были те, кого называли Сару. Эти Сару были известными людьми преклонного возраста, в ярмарочные дни они собирались у ворот деревни и разбирали спорные вопросы, возникавшие в жизни общины. По своему положению они являлись посредниками между своими бедными собратьями и властями»[239].

Назначались ли они на эту должность путем голосования или кооптации?[240] Нам это неизвестно. Впрочем, прежде, чем кто-либо мог стать Сару, он должен был выполнить некоторые условия. Были ли эти условия социального порядка (например, положение свободного арендатора) или финансовыми (уплата определенной суммы в качестве налога)? Принималась ли в расчет лишь их мудрость? Ни на один из этих вопросов мы не знаем ответа. Однако начиная со Среднего царства образование стало необходимым и, возможно, достаточным условием для занятия должности Сару и включения в состав кенбета. Писцы принадлежали либо к царским учреждениям, либо к кенбетам.

Крестьяне, ремесленники и писцы – лучшие представители которых занимали административные посты и участвовали в собраниях Сару – все они были на службе у государства. Царь руководил ими при помощи многочисленных местных представителей – начальников, командиров, надзирателей, которые, в свою очередь, были подконтрольны визирю и центральной администрации. Время от времени царь «проводил перепись всей страны, желая знать имена воинов, жрецов, царских слуг и всех чиновников (iautiu) по всей стране, а также сколько в стране скота – крупного и мелкого»[241]. Папирус периода Рамессидов демонстрирует нам, как царский писец показывал в отчете деление города (denit) по профессиям его жителей. Семьи фермеров, ремесленников, обувщиков, плетельщиков, каменщиков, работников каменоломен, сторожей хранилищ, пекарей, мясников, поваров, виноделов, художников, скульпторов, зодчих, писателей, писцов, цирюльников – все они занесены в реестр, с указанием их начальников и надзирателей (Лейденский папирус). Государство забирало у фермеров часть урожая и часть продукции у ремесленников. Остаток представлял собой заработную плату, которой государство оплачивало труд работников, и являлся их собственностью.

Подобные условия были благоприятны для роста среднего класса, который наживал состояние своим трудом и не имел начальников, кроме фараона. «История крестьянина» рассказывает о бедности, в которой прозябал социальный класс «людей, не имеющих хозяев», освобожденных после революции. В течение длительного времени эти «одиночные», или «изолированные», вынуждены были бороться с притеснениями со стороны богатых и давлением чиновников, взыскивающих налоги. Им дали презрительное прозвище «народец», или «нищие» (nemhu). Но у этих людей было право напрямую обращаться к царю и богам. Гордость и радость от обладания домом, построенным собственными руками на своем собственном поле, поддерживали их и поднимали им дух. Послушаем начальника скульпторов периода Тутмоса I: «Я сам сделал себе гробницу. У меня есть собственный дом и лодка. У меня есть поля, которые я обрабатываю сам, с помощью моих волов». Таким путем nemhu улучшали свое социальное положение. Цари, стоявшие на страже закона, защищали этих людей от нападок со стороны сборщиков налогов, запрещая, в случае задержки с выплатой налогов, отнимать у них средства к существованию и возможность работать. Согласно повелению царя, людям оставляли дома и выдавали пищу. К концу Фиванского периода в долине было много полей nemhu. Впоследствии их презрительное прозвище изменило свой смысл; сохранившееся в коптском языке как remhe, слово nemhu приобрело значение «свободные люди»[242], что говорит о том, как высоко поднялись они по социальной лестнице.

Роль, отведенная семье после революции, лишь ускорила прогресс nemhu. В эпоху Древнего царства семья проявляет себя в заупокойных обрядах, исполняемых детьми в честь их родителей. В Среднем царстве сохранившиеся тексты говорят о зачислении на государственную службу семейных групп (abt), которые, как мы уже видели, должны воссоединиться в загробном мире. На царя работали семьи крестьян, ремесленников, чиновников. Дети сменяли родителей в полях, мастерских и учреждениях. Следует, однако, отметить, что подобная наследственность не была безусловной, она не даровала права собственности и никоим образом не ослабляла принцип абсолютной царской власти над землями и людьми. Вследствие этого в Древнем Египте не было социальных каст и человек всегда мог сменить занятие по своему желанию или по воле царя.

При таком положении вещей отец, как наставник своих детей в профессии, которую он в конце концов должен был завещать им, становится главным лицом в семье. Это ясно из «Поучений» Птаххотепа, а также из сохранившихся на папирусах административных документов. Жены, братья и сестры, родственники, друзья тоже входили в семейную группу и подчинялись ее главе. Государство признавало авторитет старейшин (эту роль иногда играли и женщины), относясь к нему как к rudu (надзирателю) группы и доверяя ему распределение земельных участков или работ среди членов семьи, а также поручая ему вести учет работ и налогов.

При этом мать или жена не утратили своего традиционного авторитета и привилегий. Дети основывают свои притязания на единоутробном происхождении гораздо чаще, чем на родстве по отцу. В некоторых случаях дядя со стороны матери остается попечителем детей, как при матриархате. Находясь на государственной службе, женщина порой руководит семейной группой, в случае если ее супруг скончался, а дети еще слишком малы. Кроме всего прочего, замужняя женщина пользуется преимуществом в отношении семейной собственности.

Когда мужчина женился, он «закладывал дом» (gerg per) (папирус Присса), поскольку государство позволяло ему строить дом на обрабатываемом им участке или в городе.

Супружеская пара «входила в дом» (aq r per).). Истинный смысл этой фразы становится ясен лишь в IV веке, когда она появляется в демотических папирусах в отношении тех, кто женился, заключая брачный контракт. Выражение это было в ходу при XIX династии. Можно предположить, что понятие брачного контракта существовало при Рамессидах, а может быть, и ранее. Уже при XII династии замужнюю женщину награждают эпитетом (не встречающимся в эпоху Древнего царства) nebt per, «хозяйка дома». Может быть, косвенный намек на «вход в дом», означающий брак с заключением контракта? Поскольку ни одного такого контракта не сохранилось, с полной уверенностью ничего утверждать нельзя. Однако нам известно, что nebt per – это не просто формула вежливости, в этом эпитете заключен истинный смысл. В фиванских любовных песнях «сестра» страстно желает заключить брачный союз и получить право распоряжаться «имуществом (ikhet) своего возлюбленного, как хозяйка дома» (папирус Харриса). Вряд ли жена могла получить право распоряжаться имуществом супруга без заключения контракта, определяющего необходимые условия. Следовательно, можно сделать вывод, что в фиванских текстах, как и в демотических папирусах, слова nebt per относятся к законной супруге высшей ступени[243]. Возможно, что значение титула определилось уже при XII династии.

В любом случае можно предположить, что этот «дом», жилище, в котором протекала личная (не социальная) жизнь египтянина, становился собственностью жены, производившей на свет наследников. Вследствие полигамии, распространенной, по крайней мере, в зажиточных слоях населения, необходимо было как можно точнее зафиксировать права законной супруги.

Таким образом, в то время, когда люди стали наделяться религиозными правами и получили доступ к административным должностям, семье простолюдина было предоставлено право заключать контракты (утверждаемые государством) на продажу, покупку, передачу должности, пользование земельным участком и, возможно, на заключение брака, что в эпоху Древнего царства разрешалось только приближенным царя. Семья получала частичное право собственности на «дом живущих», а также на «дом мертвых», «место погребения» (ist qers), «погребальное имущество» (ikhet qers) – неотъемлемую часть заупокойного культа, который, благодаря смуте, стал доступен и для простолюдинов. В гробнице предкам и потомкам следовало воссоединиться после смерти. Это был семейный дом, право собственности на который (земля и приношения) даровалось царем. Фиванские папирусы упоминают семью, требующую справедливого раздела гробницы и погребального имущества (папирус Весткар).

Каково же значение этих завоеваний – право на обработку царских земель, свободный выбор профессии, доступ к административным должностям (открытый для писцов), частичное право собственности на дома и гробницы? В них мы видим реальные результаты смуты, последствия доступа народных масс к государственным и религиозным «тайнам».

Помимо религиозного аспекта встают аграрный и политический вопросы. Люди еще в этой, земной жизни прикоснулись к тому, что, благодаря осирисовским обрядам, ожидало их после смерти, – они становились членами царской семьи, которая в эпоху Древнего царства правила Египтом единолично, после смуты же возможность участвовать в управлении страной появилась у всех. Каждый трудился на своем месте в соответствии с определенным правовым статусом. На смену абсолютной монархии, как признавали сами фараоны, пришла власть Закона. Сакральный деспотизм сменился государственным социализмом.

На центральное управление трудилась целая армия писцов. Существовал ряд учреждений, ведающих земельными, ремесленными, юридическими вопросами, имевшими дело с армией, храмами. Детальной информацией об этих учреждениях или их начальниках мы не располагаем, но можем выделить определенные прерогативы двух крупных чиновников, которые с XII династии управляли государством вместе с царем. Это хранитель печати (imra szat) и чати (tati).

Хранитель печати являлся главным казначеем, то есть министром финансов (dioiketes в период Птолемеев). Он контролировал потоки сырья и промышленных товаров, поступавших в царскую казну в качестве доходов и уходивших из хранилищ в виде платежей. В его компетенцию входил надзор за дворцовыми расходами, проверка счетов на оплату содержания двора (список натуральных платежей – расходов на содержание двора, датируемый концом Среднего царства, сохранился в Каирском папирусе). Забота о царских сокровищницах – то есть управление казной – была делом непростым. Из списка платежей, сохранившегося, например, в папирусах Кахуна, мы видим, что в царскую казну поступали и хранились там самые разные вещи. «На одной и той же странице перечислено зерно, финики, мука, рыба, лепешки, изделия из дерева различных пород, кожа, благовония, сухая краска, ларцы из золота, бронзы и меди, тушь для глаз, парики… Чтобы понять, что представляли собой конторы сборщиков налогов, вообразите себе что-то вроде ломбарда, куда принимаются самые разные предметы, при условии, что они обладают хоть какой-нибудь коммерческой ценностью. Разница лишь в том, что египетское государство выплачивало своим работникам заработную плату в натуральной форме и вынуждено было принимать товары, которые не могли храниться более одного-двух дней и которые современные ломбарды просто отказались бы принять» (Масперо).

Ежедневно хранитель печати представлял своему непосредственному начальнику, визирю, отчет об экономическом положении. Обязанности последнего были весьма обширны, поскольку он контролировал все службы и ставил свою печать на все документы, необходимые для распределения земельных участков, занятий и административных должностей самого разного рода, включая военные и храмовые. К визирю стекались отчеты от номархов, именуемых теперь «наместниками и правителями резиденций» (hatiu hequ het), а также отчеты всех прочих чиновников. Визирь издавал указы и рассылал их с «гонцами» (uputu), которые наводили справки и «отчитывались» непосредственно визирю. Но ему подчинялись не только царские чиновники, он мог использовать Сару и кенбетов для работы в администрации. Когда возникала проблема, местный кенбет предлагал визирю нанять одного из его членов для наведения справок. Такого уполномоченного называли «уполномоченный чиновник» (nti m sar). Решение мог принимать только визирь. При Рамессидах один или несколько судов, именуемых Великий кенбет, заседали в Гелиополе, Мемфисе и других городах.

Председательствовал на этом верховном суде визирь. Судебные иски и другие вопросы, уже представленные в местные кенбеты, могли быть затем перенаправлены в Великий кенбет, решение которого, поддерживаемое авторитетом визиря, было окончательным.

Любопытно отметить, что при всей централизации власти, сосредоточенной в руках царя, местные кенбеты и Великий кенбет находились под властью визиря. В автократических монархиях, как, например, в царской России, относительно независимые местные институты иногда корректируют ошибки чрезмерной централизации. Видимо, в этом и заключалась роль, которую играли собрания Сару в отношении визиря и других чиновников царя[244]. Они давали возможность людям принимать участие в центральном управлении страной при одной из самых абсолютных монархий, известных в Древнем мире.

В эпоху XVIII династии обязанности визиря так усложнились, что его должность была разделена на несколько должностей. Так, в определенные периоды времени существовали визирь Нижнего Египта в Мемфисе, визирь Верхнего Египта в Фивах, наместник Нубии, называемый «царевичем Куш».

Эти влиятельные деятели уже не избирались царем из числа собственных родственников, как в эпоху Древнего царства. Они продвигались к этим должностям по карьерной лестнице, как номархи. С другой стороны, согласно правилам, должность визиря могла передаваться по наследству.

Нам известна семья из Фив, жившая в эпоху Нового царства, из которой вышло несколько визирей (Усер, Рехмар), и такая же семья из Мемфиса. Как и в период Древнего царства, визирь управлял «Городом», то есть царской резиденцией – Фивами на юге, Мемфисом и Пер-Рамсесом на севере. В гробницах фиванской семьи визирей было найдено несколько копий весьма инструктивной надписи, касающейся обязанностей визиря. Многие фрагменты текста утеряны или непонятны в силу использования терминов, точного значения которых мы не знаем. Далее приводится часть текста, которую скорее можно назвать резюме, чем переводом: «Ни один [местный] Сар не имеет права судить. Если таковая узурпация власти случится, он должен предстать перед визирем, который назначит должное наказание. Гонцы, которых визирь рассылает к каждому Сар, от первого до последнего, должны прибывать в номы неожиданно. Посланник приводит номархов и наместников в суд. Если Сар провинился, визирь судит и назначает ему наказание сообразно проступку. Все административные документы должны скрепляться печатью визиря. Если это не секретные документы, писцы и контролеры визиря направляют их визирю, который читает документы и скрепляет их своей печатью. Если же документы секретные, их доставляют визирю особые гонцы.

При рассмотрении дела, касающегося обработки земли, визирь призывает к себе истца, предварительно выслушав Начальника Полей. Если земельный участок находится в провинции Нижнего или Верхнего Египта, дело разбирается в течение двух месяцев. Если же он находится в пределах столицы, Фив, дело должно быть рассмотрено в течение трех дней. Выслушав истца, визирь призывает к себе членов кенбета провинции и заслушивает их. Визирю должны быть представлены все необходимые «инвентарные описи». Визирь скрепляет их своей печатью и распределяет земельные наделы между членами семьи. Если человек говорит: «Пограничные камни на наших полях были передвинуты», проверяются все ранее скрепленные печатью документы, визирь перераспределяет наделы и передает дело Начальнику Полей, который возвращает пограничные камни на их законные места.

Визиря извещают обо всех жалобах, поступающих к царю, в том случае, если они представлены в письменном виде. Он направляет царских посланников к номархам и наместникам для наведения всех необходимых справок по делу.

Визирь назначает уполномоченных [nti m saru] в Верхний Египет, Нижний Египет и Центральный Египет. Каждые четыре месяца они отчитываются перед ним по всем рассмотренным ими делам, а также передают ему все документы, приходящие от Начальника полей его округа.

Визирь собирает войска, чтобы сопровождать царя, когда тот отправляется вверх или вниз по Нилу. Он принимает всех командиров и инструктирует их.

Визирь надзирает за вырубкой деревьев, производящейся по велению царя. Он направляет кенбеты округов на постройку плотин по всей стране. Он направляет номархов и наместников пахать землю и собирать урожай. Он принимает [отчеты] номархов и наместников.

Визирю направляются все отчеты, касающиеся крепостей Верхнего Египта и всех арестов за грабеж. Он поддерживает порядок во всех номах страны. Он собирает эскорт для царя из воинов и писцов. Он учреждает должности, осуществляет надзор за собственностью храмов и утверждает каждый контракт.

Визирь заставляет каждого говорить, выслушивает каждое заявление, когда человек приходит со своим неприятелем.

Визирь контролирует все прибыли и убытки храмов, облагает налогом доходы храмов… Великое Собрание [zazat urt] отчитывается перед ним по всем вопросам, связанным с налогами. Он надзирает за всеми делами, что рассматриваются в суде. Он открывает двери Золотого Дома с Хранителем Печати. Он проводит перепись всего крупного скота, каждые десять дней инспектирует резервуары с питьевой водой, а также проверяет запасы провианта.

Рис. 59а. Предкамера визиря. Гробница Рехмары

Рис. 59. Житницы фараона

Визирь заслушивает все дела, переданные в суд. Номархи, наместники и частные лица отчитываются перед ним по уплате налогов. Визирю же представляются сведения о восходе Сотиса и разливе Нила[245], о дождях. Он направляет местным властям указы о постройке укреплений. Он облагает налогом каждое грузовое судно…

Визирь отправляет гонцов из царского дворца. Он управляет Двумя Землями, когда царь на войне, со своей армией.

Он представляет отчеты о положении в стране его величеству. К нему стекаются все отчеты кенбетов, от первого до последнего. Он скрепляет своей печатью каждый указ царя».

Аудиенция визиря описана в начале документа, а в гробнице Рехмара текст сопровождается рисунком (рис. 59а):

«Предписания для Главы Города, Визиря Города (столицы) Юга и страны, в Колонном Зале Визиря.

На каждой аудиенции в Зале Визиря визирь сидит в кресле, перед ним стоит скамеечка для ног, над ним – балдахин, сидит он на шкуре, под ногами его шкура, на нем белые одежды, в руке скипетр, перед ним развернуты сорок свитков пергамента[246].

Десять Великих Юга, разделенные на две группы, стоят перед ним[247]. По правую руку стоит Глава Правительства; по левую руку – Хранитель Вещей; рядом с визирем – его писцы. Каждый из присутствующих говорит по очереди; аудиенция не дается тому, кто хочет пройти без очереди. Когда первый в очереди говорит: «Передо мной никого нет», тогда глашатаи визиря представляют его.

Визирю представляют отчет о крепостях Юга и Севера; ему докладывают обо всем, что поступает[248] в Царский Дом; ему сообщают обо всем, что изымается[249] из Царского Дома; ибо обо всем, что поступает и изымается на землях Двора, докладывают ему начальники сотен, начальники надсмотрщиков»[250].

Каждое утро визиря принимает фараон.

«И вот он входит, осведомляется о здоровье владыки [царя] и ежедневно докладывает ему обо всем, что происходит в Двух Землях, в его дворце.

Он входит в Двойной Великий Дом[251] в то же время, что и Хранитель Печати. Затем визирь выходит вперед и направляется к двери Двух Великих Дворцов. Хранитель Печати встречает визиря и приветствует его так: «Все дела моего владыки в порядке»[252]. Все главы служб говорят: «Все дела моего владыки в порядке. Дворец в порядке».

В свою очередь, визирь приветствует Хранителя Печати так: «Все дела моего владыки в порядке. Каждая служба двора в порядке. Все главы служб доложили мне о закрытии зданий в желаемый момент и их открытии в желаемый момент».

Затем, после того, как два чиновника обменялись докладами, визирь направляет людей, чтобы открыть каждую дверь во дворце, чтобы позволить всем входить и выходить.

И его глашатаи следят за тем, чтобы все входящие (и выходящие) записывались».

Какую роль лично царь играл в управлении? Несомненно, фараоны были большими тружениками, они принимали близко к сердцу все, связанное с управлением страной. Визирь являлся доверенным слугой фараонов, но сама власть находилась исключительно в руках царя. Фараон все видел и все слышал сам или узнавал обо всем от своих высокопоставленных сановников, которых называли «глаза и уши царя» (таков был, например, эпитет визиря Усера и некоторых других). Каждый египтянин, бедный или богатый, имел право обратиться к царю с письменным ходатайством, направленным против любого злоупотребления властью. В основном обнаруженные до сих пор ходатайства датируются периодом, начиная с XVIII династии, однако уже при XII династии царские инспекторы разъезжали по стране, собирая жалобы и прошения. Народная сказка, часто переписываемая египтянами, донесла до нас горестные жалобы крестьянина, с которыми тот обратился к царю в период Среднего царства.

Крестьянин направлялся на рынок, гоня перед собой своих ослов, нагруженных солью, деревом и различными съестными припасами. Он вышел на дорогу, что шла мимо поля, где в то время другой крестьянин работал на царского управляющего. Этот крестьянин, уверенный в том, что положение его хозяина позволит ему избежать неприятностей с законом, украл ослов у первого крестьянина и к тому же хорошенько поколотил несчастного. Прошение потерпевшего отражено в «Жалобах крестьянина», которые и являются главным сюжетом истории. Во-первых, ограбленный крестьянин пожаловался на управляющего, сославшись на Священное Право и Божественную Справедливость. Управляющий посоветовался с Сару и направил доклад царю[253].

Монарх, желая поступить по справедливости, решил также подшутить над ограбленным, у кого, кстати, «был хорошо подвешен язык». Царь приказал изложить всю историю в письменном виде, чтобы оценить красноречие истца. Затем он велел накормить крестьянина и его семью и хорошо с ними обращаться. Крестьянин ухватился за возможность поведать всем о своем горе. Девять раз он обращался к управителю, причем с изяществом и красноречивостью, не уступающими речам великих христианских ораторов. Затем крестьянин обратился к доверенному лицу царя так, словно тот был самим фараоном, и прочитал ему следующие наставления: «О мой Повелитель! Ты – Ра, Владыка Неба; ты подобен разливу реки; ты – Нил, что питает поля… [Так будь же справедлив, как Солнце и Нил.] Накажи грабителей, защити страдающих. Не губи того, кто обращается к тебе с мольбой, подумай о приближении Вечности и вспомни сказанное: «Жизнь есть творение справедливости». Еще он говорит: «Твори справедливость, Повелитель Справедливости, ибо справедливость – для Вечности. Справедливость сопровождает в Херт-Нетер всякого, кто был справедлив в жизни…» Действуй согласно этим словам, сказанным самим Ра: «Изрекай истину, твори справедливость, ибо справедливость – могучая сила, ибо она велика, ибо она вечна, ибо она ведет к Блаженству»[254]. К концу своей девятой речи крестьянин утомился и напоследок сказал: «Увы! Я изложил вам свою жалобу, и вы к ней не прислушались; я пожалуюсь на вас Анубису»[255]. Царь и его управляющий перестали смеяться над жалобщиком. Чтобы возместить ущерб, царь повелел вернуть красноречивому крестьянину ослов и припасы, кроме того, он дал ему шестерых рабов, женщин и мужчин»[256].

Крестьянин был прекрасно знаком с доктриной царской власти в эпоху Среднего царства. Автор истории с юмором, присущим египтянам, излагает главные принципы правосудия, которым цари XII династии (а также и XVIII) учили своих чиновников. Если крестьянин осмеливается поучать царских судей, то только потому, что царь позаботился ознакомить своих подданных с обязанностями чиновников.

Среди наиболее любопытных текстов того времени встречаются «Поучения», автором которых, предположительно, является визирь Птаххотеп, живший при V династии. Эти «Поучения» призваны были привить юным аристократам и чиновникам благопристойные манеры (поведение в обществе, за столом, на приемах). Кроме того, в этом сочинении рассказывалось об обязанностях царского посланника, о почитании Великих и кенбетов, об искусстве вести себя с достоинством при встрече с задирами, болтунами и проявляющими неприязнь людьми. Уважение к справедливости и традициям, вежливость, благоразумие, ум и хорошая репутация – вот качества хорошего сына, который «умеет слушать», то есть повиноваться, а также верного слуги царя.

Тот, кто обладает всеми этими качествами, становится Слугой Гора, он следует по дороге, проложенной основателями династий фараонов.

Это литературное произведение весьма ценно с исторической точки зрения. Оно показывает, что фараоны настойчиво проводили в жизнь политику социальной справедливости и демонстрировали великодушие, отраженное в подобных «Поучениях». Благодаря этой политике «справедливые законы» правили повсеместно. Подтверждение этому мы находим в поучительных надписях, которыми царские чиновники украшали свои гробницы и которые призваны были служить своеобразной гарантией того, что деяния чиновников полностью соответствовали доктринам Дворца.

Сведения об этой доктрине мы можем получить из первоисточника, благодаря официальному документу, выгравированному на гробнице визиря. Текст документа появился, видимо, при XII династии. Это речь, с которой фараон обращался к визирю в тот день, когда «посвящал» его в должность.

«Наставления, данные визирю Рехмаре. В Зале Приемов фараона собрались кенбеты. Визирь N входит, и все приветствуют его, как подобает приветствовать визиря. Царь говорит ему: «Теперь твое место в Зале Приемов визиря. Надзирай за всем, что делается там, ибо там закладываются основы государственного устройства.

Смотри же! Быть визирем не означает быть милостивым.

Визирь должен быть тверд, как его имя[257]. Визирь – стена из бронзы и золота, вокруг дома его Владыки. Смотри же! Ты не должен принимать сторону чиновника, не должен никого превращать в раба. Смотри же! Человек в доме его Владыки должен действовать во благо Владыки, и не обязан он ничем никому другому.

Смотри же! Когда жалобщик приходит из Верхнего или Нижнего Египта… твоя забота проследить, чтобы все делалось согласно закону [hap] и чтобы все было сделано согласно правилам, ибо у каждого человека есть права. Смотри же!

Лицо чиновника должно быть открыто. Вода и ветер знают все, что он делает. Ни одно из его деяний не останется неизвестным… Смотри же! Лучше для чиновника поступать по закону, разбирая жалобы. Тот, кто предстает перед судом, не должен говорить: «У меня нет прав».

Смотри же! Помни, что было сказано о визире Хети: «Он принимал сторону тех, кто выступал против его родственников, выносил решения в пользу тех, кто не был членом его семьи»[258]. Это больше чем справедливость. Бог любит, когда торжествует справедливость. Бог ненавидит, когда одной стороне оказывается большая благосклонность, чем другой.

Это и есть Учение [sebait]. Действуй согласно ему. Относись к тому, кого ты знаешь, как к незнакомцу, а к тому, кто близок тебе, как к чужаку. Смотри же! Сар, чтящий закон, будет долго процветать на своем посту.

Не отсылай прочь жалобщика, не выслушав его. Когда жалобщик приходит к тебе, не прерывай его речей. Если же ты вынужден отказать ему, не отказывай без объяснения причин. Смотри же! Говорят: «Жалобщику не так важно решение дела в его пользу, как возможность поведать о своих обидах и быть выслушанным».

Не гневайся на человека напрасно. Не сдерживай свое негодование только тогда, когда оно обоснованно.

Сей страх вокруг себя, чтобы люди испытывали благоговение перед тобой. Только тот Сару, кто внушает трепет, ибо на нем строится величие Сару, творящего справедливость.

Но не внушай ужас, ибо в этом случае люди сочтут Сару жестоким. Они не скажут о нем: «Это достойный муж!»…

Только тогда ты внушишь почтение к своей должности, когда будешь поступать по справедливости.

Смотри же! Люди ждут от визиря лишь справедливости.

Смотри же! Вот закон справедливости со времен бога [Ра].

Слушай, что говорят о писце визиря: его называют «Писцом Истины». Зал, в котором ты отправляешь правосудие, называется Залом Двух Истин. Визирь – тот, кто сеет справедливость.

Смотри же! Если человек находится в должности, он должен действовать так, как ему предписано. Счастлив тот, кто поступает так, как должно! Никогда не отвергай Справедливость, чьи законы тебе неведомы. Смотри же! Вот что происходит с надменным [чиновником]: царь возвышает скромного и принижает надменного. Действуй же так, как предписано тебе».

Можно не сомневаться, что эти возвышенные слова нашли отклик в сердцах людей и вызвали стремление применять их на практике. Мы не можем подвергнуть анализу законы (hapu) Египта, поскольку до нас не дошел ни один кодекс, подобно тому кодексу, что издал Хаммурапи в Вавилонии.

Однако царь и его чиновники постоянно ссылались на закон, знакомя людей с царской доктриной.

Другой характерной чертой нового Египта является то почтение, с которым относились к интеллекту и ораторскому искусству как средствам управления.

Рис. 60. Царевич Куша получает официальную печать

«Будь мастером слова, – говорит царь своему наследнику Мерикаре, – чтобы упрочить свое положение, ибо язык – меч царя, и слова могут сделать больше, чем сражение. Ничто не способно захватить умного человека врасплох… Мудрый [царь] – [наставник?] для Великих… никакая беда не грозит ему. «Правда приходит к нему приготовленной»[259], как говорили наши предки. Когда царь подает пример, придворные состязаются в усердии и находчивости. Вот что говорится о великих сановниках: «Будь милостив слушая, будь мудр говоря, будь искусен в поиске истины», «Опытен тот писец, кто искусно обращается со словами», «Будь точен, как весы Тота», «Чиновники – это психологи, проникающие в тайные мысли и знающие все извилистые пути сердца»[260].

Царь требует от своих чиновников не только повиновения, не просто усердия и преданности, он требует от них сообразительности, понятливости и предприимчивости – короче говоря, проявлений характера, индивидуальности.

Сам царь стремится подавать пример великодушия и щедрости. Мы уже отмечали, как изображения монархов Древнего царства отражали невозмутимость их сверхчеловеческой власти и величия. После смуты царя-бога стали одолевать сомнения. Он размышляет, задумывается. Он пошел на уступки людям, ему пришлось учиться управлять подданными. Поэтому лица Аменемхета или Сенусерта уже не так безмятежны, как лица их предшественников. Теперь лица фараонов кажутся утомленными заботами, тревогами, они о чем-то вопрошают или погружены в размышления. Чувствуется, что фараоны призвали всю силу воли, они борются сами с собой и другими, стремясь достойно выполнять свои обязанности и отстоять свои права (илл. 25).

Люди с восторгом слушали обещания монархов; придворные обращались к проводящим реформы фараонам с гимнами, полными изумления и трепета. Высокопоставленный сановник по имени Сехетепибра, живший при Аменемхете III, передает своим детям «Наставления», полученные им от царя: «Я скажу вслух, я заставлю вас слушать, я поведаю вам вечное правило, правило новой [или справедливой] жизни, ибо соблюдение этого правила ведет к жизни полной блаженства. Чтите царя Менмаат-Ра в сердце своем! Возлюбите его величество в сердце своем! [Царь] есть Бог Са[261], обитающий в сердцах, чьи глаза проникают в сердце каждого. Он – бог Ра, чьи лучи заставляют нас прозреть, он освещает Две Земли больше, чем солнечный диск [Атон], благодаря ему все на земле зеленеет больше, чем при разливе Нила. Он наполняет Две Земли силой и жизнью, он освежает ноздри,

когда борется со Злом… Он дарует пищу тем, кто служит ему и тем, кто идет по его дороге. Царь есть Ка, его уста – изобилие[262]; его бытие – созидание. Он – бог Хнум, что лепит плоть; прародитель всех людей. Он – богиня Баст, защищающая Две Земли. Он – защитник каждому, кто поклоняется ему. Но он также и богиня Сехмет[263] для того, кто нарушает его волю… Сражайся во имя его, защищай его жизнь…

Воздерживайся от враждебных действий. Друг царя становится Имаху, но не будет гробницы у того, кто восстанет против его величества, и тело его будет брошено в воду.

Поэтому делай так, как я сказал тебе, и твоя плоть будет здорова и будет тебе благо вовеки»[264].

В конце этой главы я хотел бы привести гимн в честь Сенусерта III. В нем нашла отражение благодарность, которую народ испытывал к своему владыке за то, что тот вернул в страну порядок, мир, процветание, сделал радостной земную жизнь и восстановил уверенность в жизни загробной. Гимн состоит из ряда строф, каждая строка которых начинается одними и теми же словами.

I
Сколь велика радость
Богов: ты умножил жертвоприношения.
Сколь велика радость
Твоих [детей]: ты определил их границы.
Сколь велика радость
Твоих [предков]: ты умножил приношения им.
Сколь велика радость
Египтян: ты защитил их древние права.
Сколь велика радость
Людей: твоя власть дарует им пищу.
Сколь велика радость
Двух берегов: ты расширил их владения.
Сколь велика радость
Молодых воинов: ты возвысил их.
Сколь велика радость
Твоих престарелых
Имаху: ты вернул им молодость.
Сколь велика радость
Двух Земель: ты защитил их цитадели.

II
Сколь велик Владыка Города!
Он один, но имя ему – миллион; другие умалились перед ним.
Сколь велик Владыка Города!
Он подобен плотине, делящей реку.
Сколь велик Владыка Города!
Он подобен прохладному чертогу,
где человек может укрыться от палящего зноя.
Сколь велик Владыка Города!
Он подобен цитадели, что защищает Гошен.
Сколь велик Владыка Города!
Он подобен святилищу,
где всякий может укрыться от преследования.
Сколь велик Владыка Города!
Он подобен убежищу, что спасает страшащегося от его врагов.
Сколь велик Владыка Города!
Он подобен тени в весенний день,
купальне с прохладной водой в день летний.
Сколь велик Владыка Города!
Он подобен теплому прибежищу зимой.
Сколь велик Владыка Города!
Он – защита от ветра, когда бушует ураган.
Сколь велик Владыка Города!
Он – Сехмет для всех врагов, нападающих на его границы.

III
Он пришел к нам: Он завладел Верхним Египтом
и возложил Псхент на свою голову.
Он пришел к нам:
Он объединил Две Земли и соединил тростник с пчелой.
Он пришел к нам:
Он завоевал Черную Землю и покорил Красную Землю.
Он пришел к нам:
Он защитил Две Земли и даровал мир двум берегам.
Он пришел к нам:
Он даровал мир Египту и избавил его от страданий.
Он пришел к нам:
Он даровал жизнь людям и воскресил мертвых.
Он пришел к нам:
Он попрал чужеземцев и сразил троглодитов,
что не страшились его.
Он пришел к нам:
Он сражался за свои границы и отбросил прочь грабителей.
Он пришел к нам:
Он позволил нам растить наших детей и хоронить наших стариков!

ЧУЖЕЗЕМЦЫ В ЕГИПТЕ Предоставив своим подданным возможность участвовать в управлении государством, также наделив каждого, в соответствии с его социальным статусом и способностями, политическими и религиозными правами, а также издавая законы, вдохновленные справедливостью и исполняемые опытными и добросовестными чиновниками, фиванские фараоны XII и XVIII династий предотвращали всякое повторение социальных катаклизмов, аналогичных тем, что потрясли Египет на закате эпохи Древнего царства. В лучшие годы царствования фараонов XVIII династии создавалось впечатление, что Египет достиг кульминации своего процветания, что царь – «добрый пастырь», знающий, как управлять своим стадом, и что правительство успешно приспособилось к природным условиям страны.

Мудрое правление фиванских фараонов, являвшееся источником их могущества и ставшее образцовым для монархов Востока, как и поддерживаемое им общество, осуществлялось под влиянием факторов, в большинстве своем происходивших из-за пределов долины Нила.

Одним из таких чреватых последствиями факторов было вторжение гиксосов. Они правили Египтом почти на протяжении столетия (с 1660 по 1580 до н. э.), не изменив, насколько нам известно, то, что можно назвать конституцией царства. С другой стороны, царь и народ Египта в интересах собственной безопасности приняли непосредственное участие в формировании мировой политики. Фараоны стали завоевателями и основателями империи, чья территория протянулась от Верхнего Нила до Евфрата. В книге «От племени к империи» я говорил о той смене периодов процветания и упадка, которую пришлось пережить империи, и отметил мудрость и благоразумие фараонов в управлении сирийскими провинциями, не уступающие качествам, что были проявлены в управлении Египтом. Какие же последствия оказала эта имперская политика на египетское общество и цивилизацию? В этой главе я попытаюсь ответить на этот вопрос и выявить причины, приведшие к исчезновению Египта, покоренного народами, которые он безуспешно пытался подчинить себе.

В целом царская власть только выиграла от войны с гиксосами. Очищение страны, город за городом, от азиатов, завоевания, начатые фиванскими царями XVII династии и завершенные Яхмосом I, основателем XVIII династии (1580 до н. э.), укрепили авторитет царской власти. Княжеские семьи исчезли[265]. Весь Египет теперь являлся «Полями фараона». Никогда прежде цари не управляли страной столь эффективно, как в начале Нового царства. Привела ли эта абсолютная собственность на землю к изменениям в либеральном статусе, который даровали фараоны Среднего царства земледельцам и ремесленникам? У нас нет причин так думать. Тексты Рехмары (середина XVIII династии) доказывают, как мы уже успели убедиться, что визирь не только следил за тщательным соблюдением законов, но также и издавал административные распоряжения, которые до некоторой степени освободили крестьян и ремесленников. Более того, победа над гиксосами не только вернула египетским царям их земли, она дала им рабов. Гиксосы и азиаты, нубийцы, «народы моря», и другие, побежденные на полях сражений, были в большом количестве взяты в плен – это те самые «поверженные живые», как они именуются в текстах. То есть побежденные, может быть, раненые, но не мертвые. Кроме того, были еще пленные, захваченные в городах и деревнях. Все эти люди и их семьи прибыли в Египет, чтобы служить своим завоевателям. На протяжении всего доминирования Египта в Восточном мире, от Яхмоса I до Рамсеса III, в распоряжении фараонов было большое количество рабов[266]. Многочисленные и легко ассимилирующиеся рабы трудились на полях, в ремесленных мастерских, занимали скромные посты в администрации. Включение этих огромных масс людей в среду относительно свободных египетских поселенцев представляло собой экономическую и социальную опасность, которая становилась все более серьезной.

Некоторым рабам даже удалось войти в доверие к своим хозяевам. При дворе фараонов, как и при дворе цезарей, мы наблюдаем все возрастающее влияние фаворитов-чужестранцев, чье положение рабов гарантировало их преданность и объясняло благосклонность к ним их хозяев.

Первыми, кто получил выгоду от своих трофеев – сырья и рабов, – были, разумеется, фараоны. Начиная с XVIII династии царская казна становилась все богаче. В нее потоком лилось золото, серебро, бронза – как в виде сырья, так и обработанные; мебель, сосуды, дорогие ткани, ценные породы дерева – все богатства, захваченные в Азии или выплаченные в качестве дани народами Ханаана и Сирии, а также союзниками – царями Митанни, Вавилона, Ашшура, хеттов, Кипра и Крита. В то же время в закрома и хранилища (pershena) целыми семьями поступали пленные, а вместе с ними крупный рогатый скот, козы, овцы, лошади и заморские животные – медведи, слоны и жирафы, привезенные из Сирии или с верховьев Нила.

Фараоны привезли своих пленных в Фивы, где они прошли процессией перед Амоном-Ра, покровителем династии. В Городе Скипетра, именовавшемся «Городом» (nut) превыше остальных, находилась обычная резиденция царя, он же являлся административным центром (особенно при XVIII династии), здесь же с XVIII по XX династию строились гробницы Фиванского некрополя. Будучи столицей царей, живых и мертвых, Фивы стали городом чудес, где здания – правительственные учреждения, дворцы и храмы; жилища двора и чиновников разных рангов, жрецов всех классов, писцов; лавки, мастерские, фабрики – раскинулись насколько мог видеть глаз. Зодчие, бальзамировщики, крестьяне, обрабатывавшие плодородные земли возле Фив и кормившие горожан, носильщики и посыльные, царские стражники, лодочники, негры и рабы всех возможных цветов кожи – сотни тысяч людей сновали по улицам этого величественного, живописного города, раскинувшегося на необъятной территории, который восхищенные греки, вслед за Гомером, могли бы назвать «Стовратными Фивами».

От партикулярного города с его кипучей жизнью, о которой нынешние восточные города могут дать нам лишь слабое представление, не осталось ничего. Перед нами опять-таки религиозный и политический центр, где рядом с руинами дворцов по-прежнему возвышаются храмы, а в некрополях видны зияющие отверстия подземных склепов. Все, что построено из нетленного вещества, являет собой «вечные памятники», посвященные богам и усопшим царям, все еще свидетельствующие о величии Города Амона.

Местоположение столицы было выбрано очень удачно. Долина, ограниченная Ливийским и Аравийским плато, тянется на 11–16 километров. Нил, основное русло которого здесь достигает в ширину 915 метров, отделяет расположенный на восточном берегу город живых (Луксор и Карнак) от лежащего на западном берегу города мертвых.

Карнак (Ипет-Сут) и Луксор (Южный Ипет), представляющие собой два комплекса колоссальных размеров храмов, образовывали не имевшую аналогов в мире архитектурную композицию. Они были посвящены триумфу Амона-Ра и назывались Троном Двух Земель (Nesut-taui). В наши дни развалины Карнака по-прежнему окружает полуразрушенная стена, с сохранившимися в ней монументальными воротами.

Она образует четырехугольник размером 1600 Ч 604 метра, протянувшийся с севера на юг вдоль берега реки. Основная группа храмов занимает северную часть этой территории. В центре возвышается несколько колонн, оставшихся от древнего святилища, возведенного в честь Амона-Ра царями Аменемхетом I и Сенусертом I. Сохранившееся сооружение XVIII династии скрыло под собой этот первый храм. После изгнания гиксосов Яхмос I, в двадцать первый год своего правления, велел зодчим и рядовым строителям приниматься за работу, после чего каждая победоносная кампания против азиатов служила поводом для закладки очередных сооружений (илл. 4).

Сначала размеры храма были весьма скромными – небольшое святилище из гранита, залы с небольшими колоннами, дворик с пилонами. Но впоследствии каждый царь, от Тутмоса I до Рамессидов, вносил свой вклад в развитие проекта, добавляя к первоначальному ядру двор, приделы или залы. Вследствие этого перед святилищем размещалось уже не менее пяти пилонов, разделенных дворами или залами, заполненными колоннами (гипостилями). Грандиозным завершением строительства стал гипостиль Сети I и Рамсеса II, расположившийся между пилонами Аменофиса III и Рамсеса I. На площадке размером 104 Ч 52 метра на небывалую высоту поднимается целый лес колонн, стоящих в шестнадцать рядов. В центральном нефе стоят колонны высотой 24 метра, колонны боковых приделов поднимаются на 14 метров. Внутри мог бы поместиться целый Нотр-Дам. Это доказательство могущества фараонов, должно быть, производило глубокое впечатление на современников, если даже мы, глядя на руины величественного сооружения, можем лишь повторять вслед за восхищенным Шампольоном: «Ни один народ, будь то древний или современный, не постиг искусство архитектуры в той степени, как древние египтяне. Кажется, что сами они были ростом не меньше 30 метров. Человек, привычный к строгой красоте европейской архитектуры, останавливается в изумлении, пораженный величием ста сорока колонн гипостиля» (илл. 44)[267].

Каким бы колоссальным ни являлось это центральное сооружение (я уже не говорю о пристройках, сделанных Бубастийскими династиями), оно было лишь малой частью Карнакского комплекса. Внутри огромного храма приделы, колоннады и меньшие по размеру храмы вырастают как грибы на стволе гигантского дуба. За святилищем огромный зал с колоннами завершает окружность великого храма, образуя дополнение к гипостилю Сети I. Справа от того, что впоследствии стало Бубастийским двором, Рамсес III построил храм.

В направлении Луксора были проложены две монументальные аллеи. Одна, украшенная сфинксами с головами баранов и четырьмя последовательно возведенными пилонами (от Тутмоса III до Хоремхеба), ведет к большому храму, возведенному Аменофисом III в честь Мут, богини-матери, супруги Амона-Ра. Другая дорога, начинающаяся от храма, построенного Рамсесом III и посвященного Хонсу, сыну Амона и Мут, и также украшенная сфинксами с бараньими головами, тянется на 1829 метров к Луксору, где Аменофис III, Тутанхамон, Хоремхеб и Рамсес II возвели множество сооружений в честь Фиванской триады. Здесь также возвышаются обелиски, пилоны и великолепные колоннады, выражающие любовь и благодарность фараонов XVIII династии к их отцу, Амону-Ра. В дни празднеств статуя бога по воде перевозилась из Карнака в Луксор, эпизоды этого путешествия отображены на стенах памятников. На протяжении более чем 3 километров Амон триумфально шествовал по дороге, обрамленной храмами, статуями, сфинксами, в свой город, Фивы.

Западный берег, где располагались царские и частные некрополи, также был весь застроен и походил на огромный улей, из сот которого доносился грохот строительства и стенания плакальщиков. В ущельях, называемых Долиной царей и Долиной цариц, строили свои подземные дворцы фараоны, начиная с Аменофиса I, с XVIII по XX династию (илл. 46).

Вырубленные в скалах коридоры усыпальниц вели в гипостили и погребальные камеры, глубина построек достигала 90 метров. Здесь покоились мумии царей, их «вечные тела». Мумии некоторых фараонов (Аменофиса II, Аменофиса IV и позднее Тутанхамона) были найдены в их гробницах, но большая часть мумий находилась в потайных местах, куда тела царей – Аменофиса, Тутмоса, Рамсеса – спрятали от грабителей[268]. Одним из самых примечательных явлений среди всех чудес Древнего Египта можно назвать тот факт, что тела египетских царей сохранились до нашего времени точно так же, как их статуи из бронзы и гранита. Никакому другому народу судьба не даровала привилегию сохраниться в чертах своих владык. Состояние мумий в настоящее время далеко от идеального, ведь они выставлены напоказ в наших музеях, но не стоит забывать, что они являются символами могущества, подобного которому мир прежде не знал.

На краю Ливийского плато, у подножия нависающей скалы кроваво-красного цвета стоят заупокойные храмы фиванских монархов. В этих храмах проводились заупокойные службы и совершались обряды в честь статуй царей, к которым, в отличие от мумий, погребенных в глубоких подземельях, доступ был открыт. Ментухотеп III и Ментухотеп IV, цари XI династии, возвели себе в Дейр-эль-Бахри пирамиду, окруженную портиками и заупокойными храмами, а их преемники из XII династии строили пирамиды рядом с Файюмом; там же, в Итет-Тауи, находилась их резиденция. Фиванские же фараоны с XVIII по XX династию как для земного, так и для посмертного пристанища выбрали Фивы. Каждый из них строил себе храм на западном берегу реки, а по соседству, рядом с обрабатываемыми полями возводил дворец. Дворцы эти уже исчезли[269], но заупокойные храмы дошли до наших дней. Лучше всего сохранился храм царицы Хатшепсут в Дейр-эль-Бахри, возведенный на террасах (илл. 3) и украшенный портиками, поддерживаемыми протодорическими колоннами. Хорошо сохранился заупокойный храм Сети I в Курне с великолепными скульптурами; Рамессеум Рамсеса II (описанный Диодором как гробница Осимандия), где все еще можно видеть пилон, гипостиль и святилище, выполненные из прекрасных материалов и очень простые по стилю (илл. 43), а также храм Рамсеса III в Мединет-Хабу, за оградой которого находится также дворец в виде цитадели и огромное святилище. От сооружения Аменофиса III не осталось практически ничего, за исключением изображающих царя, обращенных лицом к востоку, охраняющих вход монолитных колоссов. Высотой почти 18 метров и видимые издали, эти величественные статуи возносились над равниной и на протяжении тысячелетий внушали суеверный ужас феллахам. Греки считали, что издающий под утренними лучами солнца мелодичные звуки северный колосс – это знаменитый Мемнон, приветствующий с наступлением зари свою мать Эос. Среди множества граффити, оставленных на пьедестале восхищенными посетителями, слышавшими, как говорит камень, мы читаем строки, начертанные римским прокуратором по имени Асклепиодот: «Знай, Фетида, живущая в море, что Мемнон все еще жив и, обласканный теплом материнского факела, возвышает свой голос у подножия Ливийских гор, в Египте, где Нил разделяет Стовратные Фивы. А твой Ахилл, некогда жаждавший битвы, теперь лежит безмолвный в полях Трои».

Сегодня Мемнон молчит, но тексты, вызванные к жизни Шампольоном, как всегда, красноречивы. Начертанные на стенах храмов и дворцов, сгрудившихся вдоль алого утеса, залитые рассветным солнцем, они рассказывают нам о великом прошлом, а статуи по-прежнему прославляют бессмертные Фивы.

Над рядами храмов возвышается Ливийский утес, испещренный отверстиями, отмечающими местоположение гробниц фиванских сановников. Этих гробниц насчитываются буквально тысячи. Некоторые из них – гробницы визирей и высокопоставленных царских чиновников – богато украшены и покрыты надписями. Фараоны, упокоившиеся неподалеку, в Долине царей, пожертвовали немало средств на создание этих гробниц, обеспечив своим верным слугам достойное упокоение.

Не следует думать, что строительство в Фивах тысяч храмов, святилищ, дворцов и гробниц исчерпало все средства, которые даровали фараонам нубийская и сирийская военные кампании. Все города Египта стремились внести свою лепту в возведение памятников, достойных их богов. Абидос, священное место, щедро украшался царями, желавшими иметь там кенотафы. Глядя на кенотафы Сети I и Рамсеса II, можно представить себе размеры заупокойных храмов, в которых совершались осирисовские обряды. В Мемфисе, особенно в эпоху XIX династии, было построено немало дворцов и храмов. Резиденция Рамсеса II и его преемников в Пер-Рамсесе, на восточной окраине Дельты, политическая столица сирийских провинций, соперничает по красоте с Фивами и Мемфисом. Великие зодчие Тутмос III, Аменофис III, Сети I, Рамсес II, Рамсес III восстанавливали или строили новые памятники по всему Египту и даже за Элефантиной, вплоть до Напаты. Великие династические боги – Амон, Ра-Харахти и Птах, царские жертвователи и нубийский бог Дудун располагали великолепными дворцами, построенными разными царями, носившими имена Аменофиса и Рамсеса, в Калабши, Бет-эль-Вали, Дендуре, Герф-Хуссейне, Себуа, Амаде, Дерре, Абу-Симбеле, Солебе и Напате (Гебел-Баркал). Из числа этих сооружений храмы в Абу-Симбеле, целиком вырубленные в Ливийском утесе Рамсесом II, сооружение для празднеств Сед, возведенное Аменофисом III в Солебе, и святилище Амона-Ра в Гебел-Баркале не уступают прекраснейшим памятникам нижней долины.

Фараоны во все времена питали страсть к увековечению своих имен в нетленных памятниках, но эта жажда бессмертия, стремление прославить свое могущество никогда не охватывали их сильнее и никогда не удовлетворялись больше, чем в дни завоеваний и обогащения империи. Созерцая уцелевшее после столетий грабежа и опустошения, насчитав тысячи строений и представив себе то, как они выглядели в дни расцвета древней страны, поистине застываешь в изумлении перед безграничностью средств и беспредельностью усилий, ушедших на их возведение. Не стоит даже пытаться оценить объем работ, выполненных как плененными в результате военных походов, так и местными жителями, перевозившими материалы и возводившими стены, мастерами, расписывавшими их, ремесленниками, создававшими предметы быта, крестьянами, совершавшими ежедневные приношения, жрецами, освящавшими святилища, – это невозможно понять, этому можно изумляться.

Военизированная империя почти целиком зависит от своих солдат, поэтому одним из характерных явлений в Фиванской Новой империи стало развитие в обществе класса военных.

В обмен на услуги собратьям фараона по оружию оказывались особые милости. Им даровались не только золотые ожерелья, «золото доблести», и почетное оружие, которыми офицеры любили украшать себя для торжественных процессий. Их ждали более существенные награды. Командующий флотом, Яхмос, получил свою долю трофеев (haqt) в виде рабов, женщин и мужчин, десяти arourai земли в своем городе Некхеб и более шестидесяти arourai в другом месте – таков общий объем перешедшей к нему собственности. Другой воин из той же семьи, Яхмос Пен-Нехебт, получил от царя кольца, браслеты, скипетры, шесть золотых мух и трех львов (украшения), два золотых топора, два серебряных топора и т. д. В тот же период времени слуга цариц Аахотеп и Себекмсаф был вознагражден «полями, расположенными высоко и низко», а также за свои услуги по совершению заупокойных приношений стал kherp владений царицы в Эдфу. Некий моряк по имени Неша, служивший царю Яхмосу, получил тринадцать arourai вспаханной земли. Эта собственность описывалась как «владения одного человека, передающиеся одному человеку». Следовательно, эта собственность отличалась от обычной, которую можно было «разделить» между членами семьи. Дары (feqau) подобного рода составляли неделимую собственность, которую можно было передать одному наследнику, от старшего сына к старшему сыну. Надпись Меса рассказывает о соперничестве, разгоревшемся в семьях из-за получения этих неделимых владений, столь ценных для их владельцев. Жестокость, подлоги, любые средства шли в ход ради того, чтобы выманить у законного наследника его собственность, попадавшую в семейный фонд. Лишь спустя четыреста лет Месмену, потомку Неши, при помощи записей земельных чиновников и документов, сохранившихся в казначействе, удалось отвоевать землю. Визирь и Великий кенбет Гелиополя признали факт мошенничества, жертвой которого пал Месмен, и восстановили дальнего наследника Неши в его правах.

Рис. 61. Египетские солдаты и иностранные наемники

Из вышесказанного можно сделать вывод, что ряд военачальников получили в собственность неделимые земельные участки, отделенные от «Полей фараона». Судя по более поздним документам, прежде чем даровать кому-либо участок, следовало провести инвентаризацию и составить опись (imt-per); получить приказ, отделяющий участок от царских земель, и расписку в оплате пошлины за передачу земли. Все документы должны были заверяться и скрепляться печатью в учреждении визиря, который таким образом мог проследить судьбу домена, верховным владельцем которого по-прежнему оставался царь. Судя по всему, первоначально эти владения находились под строгим контролем, поскольку нет никаких упоминаний о дарованных вольностях, да и царь не стремился повторять ошибки монархов Древнего царства.

Его администрация защищала права монарха на землю, а после смерти владельца участка контролировала передачу владений по наследству старшему сыну.

Так война породила «военную знать», получавшую землю в собственность. А что же простой солдат? Имел ли он хоть какую-то долю в этих наградах? Позволено ли ему было владеть землей? Папирусы Кахуна говорят нам о существовании «боевых солдат» (ahatiu = ????????), внесенных в реестры номов как государственные служащие. Многие памятники того времени упоминают людей, «живущих как солдаты», ankhu n mshau, в противоположность ankhu n nut – «горожанам». Это выражение, судя по всему, означает, что в обмен на воинскую службу египтяне получали содержание в виде земельных наделов, которые по решению администрации делились между семьями, как и в случае с крестьянами. Солдатская карьера, по всей видимости, особыми привилегиями отмечена не была. При XVIII династии социальный статус солдата повысился. Действующая армия была разделена на два основных класса (sa) – один для Верхнего Египта, другой – для Нижнего. На полях сражения действовали части Амона, Ра, Птаха и Сутех[270], кроме того, в армии была особая «охрана» фараона, нубийские наемники (Mazoп) и азиатские части (Merinau). Эта армия формировалась на новой, территориальной основе. Солдатские семьи, поселившиеся на землях фараона, судя по всему, в отличие от крестьян, пользовались некоторыми привилегиями. В известном отрывке из поэмы Пентаура Рамсес II напоминает своим солдатам, которые позволили захватить себя врасплох в лагере у Кадеша, о том исключительном положении, в котором они находились благодаря фараону, позволившему им поселиться на своих землях в обмен на их воинскую службу: «И вот его величество призывает к себе своих солдат и возничих колесниц, а также их военачальников, не знающих военного искусства. Он говорит им: «Как трусливы были ваши сердца, мои возничие!.. А ведь нет среди вас никого, кому я не даровал бы часть своей земли. Разве я не действовал как ваш повелитель и разве вы не nemhu здесь? Я сделал вас Великими благодаря содержанию, которое выделяю вам каждый день. Я передал сыну владения его отца. От всякого бремени я избавил вас. Я освободил вас от уплаты налогов и дал вам многое другое, чего вы были лишены. Когда кто-нибудь приходил ко мне с просьбой, я каждый день говорил: «Да, я сделаю это». Никогда прежде владыка не делал для своих солдат то, что я сделал для вас по вашему желанию. Ибо я позволил вам жить в ваших домах и в ваших городах, даже если вы не служили младшими офицерами. Я указал возничим путь во многие города. И сказал я себе: «В день, когда нужно будет выступить в поход, я отыщу их». Вы же предаете меня; никто из вас не подает мне руки!»

Как это часто случается с египетскими текстами, фразеология, хотя и велеречивая а иногда неясная, при ближайшем рассмотрении содержит точные формулы, заслуживающие серьезного внимания. Рамсес II предоставляет своим солдатам, поселившимся на его «земле», привилегированное положение (sep nefer), чего до него ни один фараон не делал. Он обеспечивает их продовольствием, делает их должности наследственными, дает им дома и города, освобождает их от налогов, даже если они не внесены в реестры как младшие офицеры. Фараон лично выслушивает жалобы солдат и защищает их. В общем, фараон выступает как повелитель свободных людей, nemhu.

Таким образом, начиная с Фиванского периода из солдат был сформирован владеющий правами наследования привилегированный класс. В целом иероглифические тексты подтверждают, что Геродот еще мог застать этот класс в IV веке до н. э. «Солдаты – единственные из египтян, за исключением жрецов, имеют привилегию в виде двенадцати arourai земли и освобождения от уплаты налогов. В номах Центральной и Западной Дельты люди называют этих солдат «хермотибами»; численность их доходит до 160 тысяч. В Восточной Дельте и Долине их называют «каласирами» и число их составляет 250 тысяч. Никто из них не знаком с ремеслами и обучен лишь военному искусству, которое передается от отца к сыну. Каждый год тысяча каласиров и тысяча хермотибов формируют охрану царя. В дополнение к земельным наделам они получают каждый день довольствие в виде 5 мин испеченного хлеба, 2 мин мяса и 4 кувшинов вина»[271]. Диодор подтверждает, что земля Египта была разделена между царем, жрецами и солдатами.

Царь сохранял за собой право собственности на земельные наделы, переданные солдатам, тем не менее передача пожалованной царем земли в третьи руки стала основным ослабившим царскую власть фактором. Она стала следствием воинственной политики, которой в силу обстоятельств вынуждены были придерживаться фараоны.

Не менее требовательны в своих притязаниях были жрецы Амона, бога Фиванской династии, даровавшего царю победы и завоевания. Диодор рассказывает: «Вся земля Египта разделена на три части. Первая и самая крупная принадлежит жрецам, которые пользуются большим уважением в обществе по причине того, что занимают жреческие должности, а также благодаря тому, что являются высокообразованными людьми. Жалованье их уходит на жертвоприношения, содержание подчиненных, а также на личные нужды… Число египтян, в чьи обязанности входит совершение жертвоприношений и отправление культа богов, довольно многочисленно. Они освобождены от уплаты налогов и по величию своему и привилегиям стоят рядом с царем. Вторая часть земли принадлежит царям. На налоги, собираемые с этой земли, они ведут войны и содержат двор. Третья часть отдана солдатам».

Это свидетельство позднего периода стоит сравнить с историей Иосифа, рассказанной в Книге Бытия. На автора этой истории большое впечатление произвела земельная система Египта – вся земля, за исключением владений жрецов, принадлежит царю. Автор, с вполне понятным чувством гордости, приписывает внедрение этой системы Иосифу, обладавшему большим влиянием на фараона. В голодный год Иосиф, занимавший пост визиря, наполняет казну, продавая зерно из царских житниц голодающим людям. Когда все их деньги перекочевали в казну, люди продали свой скот, после чего обратились к фараону: «Ничего у нас не осталось… только мы и наши земли… Купи нас и земли наши и дай нам хлеб и зерно»… Так Иосиф скупил всю землю в Египте, и она перешла в собственность фараона. Что до людей, то их Иосиф переселил в города с одного конца страны в другой и даже за ее границы. Лишь землю жрецов он не купил, ибо фараон издал закон в пользу жрецов, живших на доходы со своих земель. Вот почему они не продали свои наделы».

Наконец, Иосиф установил размер налога, который должны были платить рабы фараона:

«И сказал Иосиф людям: «Я купил вас и ваши земли для фараона: и вот даю вам зерно, которым вы можете засеять свои поля. И когда наступит время сбора урожая, вы должны будете отдать пятую его часть фараону, а четыре части оставьте себе для засеяния полей и для пропитания вашего, ваших домочадцев и детей ваших»… И стало сказанное им законом, действующим по сей день. Согласно закону египтяне отдают фараону пятую часть урожая, но закон этот не распространяется на жрецов, земли которых остались в их владении».

Библейская история, которая стремится не к точности в передаче фактов, а к созданию цельности образа, умалчивает о солдатах. Факт раздела земли Египта, который, судя по всему, произошел в правление Тутмоса III, подтверждается писцом, среди обязанностей которого было «проведение переписи в стране, а именно переписи солдат [menfitiu], жрецов [uabu] и царских слуг [hemu-nsut] – всех государственных служащих [iautiu nebt] Египта»[272]. Если принять этот факт за отправную точку, то на основании текстов различных периодов (с XVIII по XX династию) можно сделать вывод, что храмы, а впоследствии и жрецы владели землей на особых условиях, ставивших их по меньшей мере на одну ступень с солдатами.

Эти пожертвования фараонов в пользу храмов можно проиллюстрировать несколькими примерами.

Яхмос I даровал царице Тета-шера доход с хлеба и приношений, поставляемых людьми (remtu), имевшими поля и скот. Тутмос I учредил для Осириса из Абидоса коллегию из жрецов и чиновников, известных как semdet, разделенных на категории в соответствии со жреческими функциями – божественные отцы, жрецы, священнослужители, совершавшие приношения, чиновники. Священному домену (hetep neter) Амона в Карнаке Тутмос отписал 1800 arourai полей и множество наделов в Верхнем и Нижнем Египте. «Дом Бога полон крестьян [mertu]; Царь выбрал их среди пленников, приведенных из чужих стран Юга и Севера, – детей принцев Лотана, детей принцев Нубии, – повинуясь велению отца своего Амона, Владыка Трона Двух Земель». Храму в Абидосе Тутмос пожертвовал 500 arourai садов и 500 arourai земли вместе с mertu. Аменофис III построил для своего фаворита, мудрого писца Аменхотепа, сына Хапу, заупокойный храм, в котором «поселил на вечные времена слуг [hemu] обоих полов». Он гневается на тех, кто осмеливается изменить статус этих людей, «на любого военачальника или писца, что посмеют отдать их под власть фараона или свою власть». Эти hemu должны оставаться при заупокойном храме, сын должен сменять отца, один наследник – другого наследника, «на вечные времена». Это очень похоже на передачу неделимой собственности солдат.

Рис. 62. Аменофис III сопровождает ладью Амона-Ра

Рамсес II, вынужденный увеличивать привилегии солдат, подтверждал и привилегии жрецов. После постройки предназначавшегося для совершения заупокойных обрядов, посвященных памяти его отца, Сети I, великолепного храма в Абидосе писцы провели инвентаризацию полей, после чего царь поселил на этих землях крестьян с их rudu. Жрецов, ремесленников и земледельцев (semdet), необходимых для службы в храме, было достаточно. Кроме того, к храму были приписаны территории в Верхнем и Нижнем Египте, приносившие доходы. Но где бы ни находились все эти земельные наделы, люди, скот – в государственном реестре они числились как единое целое, записанное на имя храма и его жрецов.

«Я объединил всех, – говорит царь, – под твоим началом, собрал всех в одном месте, под скипетром жреца твоего храма, чтобы твои владения оставались одним целым и перешли к твоему храму на вечные времена». Эта система неделимой собственности, выделенной из Полей Фараона, подобна военным наделам. Эта уступка таила в себе опасность. Хотя царская администрация и продолжала контролировать эти земельные наделы, они начинали сосредотачиваться в одних руках – в данном случае в цепких руках Первого Жреца, управлявшего храмом. Жрецы и солдаты, владевшие земельными участками, уже не ощущали себя простыми арендаторами, они превращались в настоящих собственников, которых жестко контролировал визирь.

Таким образом, в этом высокоцентрализованном государстве, опираясь на авторитет царя, в первую очередь обогащались эти два социальных класса, причиной чему были религиозные и военные интересы страны.

Начиная с XVIII династии жрецы, чьи земельные владения и благосостояние росли не по дням, а по часам, обладали значительным влиянием в Египте. Жрецы Амона, самые могущественные из всех, пытались взять под контроль даже царскую семью, но их интриги вызвали бурную реакцию со стороны царя. Поддержку монарху оказало соперничающее жречество Гелиополя, хранившее монархические традиции Древнего царства, а также, возможно, и вооруженные силы страны. Наиболее любопытными представляются два характерных эпизода в истории Египта, имевшие место в правление царицы Хатшепсут и царя Аменофиса IV. Эти эпизоды ярко высветили политические амбиции жрецов и продемонстрировали усилия монархов вырваться из-под их влияния.

Особое внимание к интересам жречества царская семья проявляла, когда вставал вопрос о династических правах. В Египте были сильны древние традиции престолонаследия по женской линии. В стране сохранились некоторые следы первобытного матриархата. Жена, фактически подчиняющаяся мужу, юридически являлась независимой. Супруга частного лица была «хозяйкой дома» (nebt per) своего мужа и могла свободнее, чем кто-либо иной, насколько это разрешалось социальными законами, распоряжаться им. Жена наместника передавала своим сыновьям право на эту должность. Супруга члена царской семьи была хранительницей наследия и передавала права на трон только своим детям.

В начале XVIII династии обычай этот соблюдался строже, чем когда-либо. Судя по всему, фиванцы, боровшиеся с гиксосами и основавшие XVIII династию, заняли трон Двух Земель потому, что один из них, Секенинра Тиуакена, женился на принцессе Аахотеп I, унаследовавшей права на престол. Принцесса имела большое влияние при дворе. Ее мумия, покрытая великолепными драгоценностями и золотыми украшениями, свидетельствует об испытываемом к ней почтении. Аахотеп – первая из известных нам принцесс в период от Яхмоса I до Тутмоса III, которая играла необыкновенно важную роль. Масперо задавался вопросом – не могло ли случиться так, что во время войн с гиксосами пали все мужчины царской семьи и задача продолжения династии выпала женщинам. «Мы видим, – говорит он, – что цариц, управлявших Египтом, было не меньше, чем царей».

Принцы имели право на корону, только если родители их сами имели равные права, как было в случае с братом и сестрой, рожденными «царской супругой». Если принц был сыном наложницы, он уступал право на престол сестре, чья мать была царицей по рождению. В этом случае сестра сочеталась браком с братом, делившим с ней трон. «Затем принц правил за сестру и освобождал ее от обязанностей, выполнять которые мог только мужчина: это касалось поклонения верховным богам, командования армией и отправления правосудия. Однако царица не уступала свои права монарха. После ее смерти престол переходил ее детям. Отец принужден был формально поставить на место почившей царицы старшего сына и разделить с ним власть, если не в действительности, то хотя бы для видимости».

При таком положении вещей становится понятно, почему жрецы, хранители царской доктрины и защитники божественного происхождения фараонов, пытались вмешаться и взять ситуацию под свой контроль всякий раз, когда возникали проблемы с престолонаследием. Такая возможность предоставлялась жрецам неоднократно. В начале эпохи XVIII династии Яхмос I женился на своей сестре Нефертари. В этой «совершенной» паре супруги обладали равными правами, и Нефертари уступила трон мужу. Когда тот умер, их маленький сын, Аменофис I, по своему положению был ниже матери, Нефертари, сохранившей статус царицы и после того, как ее сын достиг совершеннолетия. Аменофис I продолжил традицию, взяв в жены дочь своей матери Аахотеп II. Их сын умер во младенчестве, и дочь Яхмос сочеталась браком с принцем Тутмосом I, чья мать не принадлежала к царской семье. Яхмос позволила мужу править страной, но при этом он должен был разделить власть со своими сыновьями, которые, благодаря матери, имели больше прав на престол, чем их отец. Два сына Тутмоса I умерли в детстве, у него осталась дочь Хатшепсут, которую Тутмос объявил царицей после смерти своей супруги Яхмос.

Хатшепсут, одна из ярчайших фигур XVIII династии, оставила после себя великолепные памятники – обелиски в Карнаке и заупокойный храм в Дейр-эль-Бахри (илл. 44, 3).

Однако, хотя она и правила страной более двадцати лет, бесполезно искать ее имя в списках монархов. Фараоны не вносили женщин в свои Анналы. Документы ничего не говорят о Хатшепсут, а, напротив, утверждают, что наследниками Тутмоса I стали его сыновья Тутмос II и Тутмос III.

На памятниках, возведенных царицей, ее имя стерто, поверх него выгравированы имена Тутмосов I, II и III. Очертания ее фигуры на барельефах уничтожены, а взамен появляются все те же Тутмосы. Почему же отец и братья так ополчились против Хатшепсут?

Тутмосы II и III были сыновьями Тутмоса I от женщины не царской крови и, следовательно, не имели прав на престол, в отличие от Хатшепсут, которая имела такое право благодаря своей матери. Тутмос I уже привел армию за Евфрат и к верховьям Нила, за Третий порог. Мог ли он вверить судьбу страны женщине, которая не могла командовать армией? Может статься, что антифеминистская партия, скорее всего состоявшая из военных, не на шутку встревожилась и решила помешать воцарению женщины (ок. 1501 до н. э.).

Памятники утверждают, что Хатшепсут и ее супруг, Тутмос III, были коронованы вместе после смерти царицы Яхмос, еще при жизни Тутмоса I, и правили сообща до того, как на престол взошел Тутмос II. Нам мало что известно о первых двух годах их совместного правления. Царица появляется в подчиненном положении женщины, перед ее именем не перечисляются царские титулы. Иногда на памятниках упоминается один Тутмос III. Это результат интриги, о которой рассказывает надпись, обнаруженная в Карнаке.

Из этого текста мы узнаем, как взошел на трон Тутмос III. Внебрачный сын царя занимал скромный пост жреца в храме Амона, когда на него обратила внимание антифеминистская клика. Все было устроено так, чтобы в день процессии статуя Амона поворачивалась в разные стороны, словно выискивая юношу. Его поставили перед изваянием в том месте, где имел право стоять только царь, после чего Амон выразил свое удовлетворение и народ оповестили о тайне, «что заключалась в сердце Бога и была неведома людям». Бог встретился с принцем.

«Он открыл мне врата Неба; он открыл мне врата Горизонта Ра[273]. Я взмыл в небо, как божественный сокол. Я поклонялся его величию. Я видел священные очертания Бога Горизонта на таинственных путях неба. Сам Ра назвал меня царем. Он короновал меня своим венцом, возложил на мое чело своего Урея… и назвал мои царские имена».

Затем следует полный царский титул Тутмоса III. Имя Хатшепсут в тексте не упоминается, а ведь Тутмос III вынужден был жениться на ней, чтобы упрочить свое положение. Ее сторонники противопоставили военному заговору свой заговор легитимистов. В период между вторым и пятым годами правления царица приступила к постройке храма в Дейр-эль-Бахри, «Величественного из Величественных», который должен был прославить ее имя. Вместо того чтобы, как прежде, называться Великой Супругой Царя, она именует себя Гором (в женском роде Hor-t) и Ра (Ra-t). Хатшепсут принимает царскую титулатуру (nsut biti), два картуша. На рисунках ее изображали в виде мужчины, с короткой набедренной повязкой, фальшивой бородой и обнаженной грудью – плоской, как у мужчины[274]. Затем ее имя, означавшее «Первенствующая достоинствами», превратилось в мужское – Хатшепсу вместо Хатшепсут. Наконец, она велела украсить свой храм двумя группами барельефов, изображавшими ее рождение и коронацию.

Стремясь доказать, что лишь она одна является законной наследницей престола, Хатшепсут открыла своим подданным таинство рождения царей. Теория происхождения царских династий от Солнца зародилась в глубокой древности, но Хатшепсут была первой, кто изобразил таинство на стенах храма. Вдохновляемая жрецами Амона, она объявила всему миру, что ее истинным отцом был Амон-Ра. Соответственно, фигуры на барельефах представляют плотский союз Амона-Ра и Яхмос, супруги-наследницы Тутмоса I и земной матери Хатшепсут.

На царском ложе, украшенном львиными головами и лапами, бог и царица сидят лицом друг к другу, ноги их переплетены. Им покровительствуют богини Нейт и Серкет.

Возле изображения начертан поясняющий его текст. Он не оставляет сомнений в плотской природе союза.

«Вот что Амон-Ра, Царь Богов, сказал, приняв обличье мужчины, Царя Юга и Севера Тутмоса I. Он нашел царицу возлежавшей на роскошном ложе в ее дворце. При появлении Бога она пробудилась и подивилась, когда его величество подошел к ней, овладел ею, открыл ей свое сердце и предстал перед ней в облике Бога. И поразилась царица его красоте. Любовь к Богу воспылала в ее сердце, аромат его и дыхание его были словно благовония Пунта.

И вот что сказала супруга царя, царица Яхмос, в присутствии Амона: «Сколь велика твоя душа! Как великодушно ты позволил мне увидеть твое лицо, когда ты воссоединился со мной!» Затем, когда Бог удовлетворил свое желание, Амон сказал ей: «Та, что соединяется с Амоном, есть Первая из Знатных – таким да будет имя дочери, что выйдет из твоего чрева, ибо эти слова изрекли твои уста. Она будет править Египтом, ибо душа моя в ней, ибо сердце мое, воля моя и корона принадлежат ей, так пусть правит она Двумя Землями и направляет все Ка живущих».

На других рельефах изображен бог Хнум (вылепивший живущих на своем гончарном круге) – он придает видимую форму царскому младенцу (маленькому мальчику) и ее Ка[275].

Когда приходит время, царица разрешается от бремени. Видно, как из ее чрева выходит ребенок и Ка. Амон, которому показывают близнецов, обнимает и ласкает их, совершает «обряды очищения» и обещает им царствование на троне Гора в присутствии всех богов.

Внебрачный сын Тутмос остался далеко позади. Он не упоминается не только в этой сцене, но и в последующих, рассказывающих о том, что же случилось дальше с Хатшепсут, «девой в цветке». Ее земной отец, Тутмос I, во время своего визита в Гелиополь сделал Хатшепсут царицей, исполнив все подобающие случаю обряды. Стареющий царь призвал в свой Тронный зал вельмож, друзей, высокопоставленных чиновников и представил собранию свою дочь, обнимая ее в ритуальном жесте покровительства.

«Вот дочь моя, Хнумт-Амон Хатшепсут, что займет мое место. Она взойдет на мой трон и станет отдавать приказы во дворце. Она будет править вами. Слушайте ее слова, выполняйте ее повеления. Тот, кто почитает ее, будет жить; тот, кто замыслит против нее зло, умрет. Кто бы ни услышал имя ее величества, пусть немедленно придет и засвидетельствует перед царем, как было со мной. Ибо это Богиня, дочь Бога. Боги будут сражаться на ее стороне, они будут охранять ее каждый день, ибо так велел ее отец, Царь Богов».

Собрание выслушало царя… и все упали ниц. Слово царя достигло их сердец, и принялись они молиться всем богам за царя Тутмоса I. Они вышли из Тронного зала с радостными восклицаниями, танцуя и веселясь. Тут же был написан указ о царских именах Хатшепсут; бог Амон-Ра предложил составителям титула «составить его из имен, уже измысленных Им»[276].

Затем жрец Инмутеф ввел царицу в Великий Дом (per-ur), где были установлены два трона, чтобы она могла совершить ритуал Восхождения на трон Царя Верхнего Египта и Восхождения на трон царя Нижнего Египта, ритуал Объединения Двух Земель, Процессию вокруг Стен и все обряды, предусматриваемые коронационным празднеством, выполнявшиеся со времен Менеса. Жрецы, скрывшие лица под масками животных, олицетворяющих Гора и Сета – сокола и борзой, – возложили на голову царицы Белую Корону, а затем Красную Корону. Во главе процессии несли тотемические символы, передававшиеся от Нармера и Менеса. Наконец, Тутмос I представляет царицу Хатшепсут Фиванской триаде – Амону, Мут и Хонсу. Боги приветствуют царицу и желают ей долгого царствования. Тот с пером в руке записывает для царицы множество празднеств Сед и представляет Хатшепсут Великой эннеаде. Боги обнимают царицу, теперь она выше по положению, чем простые смертные, она – олицетворение бога на земле, фараон.

Заметим, что в этом официальном описании коронации ничего не говорится о супруге царицы, Тутмосе III. Это своеобразный ответ царицы на то молчание, которым муж окружил ее имя в первые годы их правления. Сложившаяся ситуация была не в пользу царя, и царица сполна отплатила ему за обиду. Вот почему можно предположить, что барельефы с этими сценами были созданы после того, как партия легитимистов совершила coup d’eґtat (государственный переворот). Титул царя остался за Тутмосом, но он был оттеснен на задний план, на первое место вышла царица.

Триумф ее длился всего несколько месяцев. На исходе шестого года ее совместного с мужем правления тексты, повествующие о рождении и коронации Хатшепсут, были уничтожены, а изображения ее стерты. Вместо имен Хатшепсут и Тутмоса III, лишившегося трона, были начертаны имена Тутмоса I и второго его внебрачного сына – Тутмоса II. Совпала ли эта реставрация мужского престолонаследия с военными походами, для которых царица совершенно не подходила? Это возможно, поскольку вряд ли Тутмос I и Тутмос II взошли на трон в то время, когда вели свои армии в Нубию и Митанни. Тутмос I умирает. В качестве соправителя Тутмос II называет не Хатшепсут, а ее презренного супруга, Тутмоса III. Их совместное царствование длится вплоть до смерти Тутмоса II (это случилось на девятом году их правления). Хатшепсут возвращается и до своей смерти занимает трон рядом с мужем. Вот как современник царицы описывает ситуацию, сложившуюся после смерти Тутмоса II: «Царь вознесся на небеса и воссоединился там с богами. Его сын [то есть преемник, Тутмос III] занял место Царя Двух Земель. Он занял трон, породивший его. Сестра его, Супруга Бога, Хатшепсут правила Двумя Землями по своему усмотрению. Египет, склонивший перед ней голову, возделывал поля, дарованные Богом. Она была канатом, державшим Нижний Египет; якорем, которым крепился Верхний Египет. Она стояла у руля Дельты, Повелительница, что повелевает. Ее мудрые замыслы принесли мир Двум Землям».

Царица вновь заняла то положение, что отняли у нее отец, Тутмос I, и Тутмос II. Подтверждением этому служат скульптуры храма в Дейр-эль-Бахри, строительство которого царица возобновила на девятом году своего правления. Все почести оказываются только ей, изображения супруга, Тутмоса III, встречаются редко, и на всех он играет второстепенную роль.

Чем объяснить тот факт, что Тутмос III призвал Хатшепсут, как не триумфом легитимистской партии, второй раз добившейся успеха? И вот эта партия, о существовании которой мы до этого момента могли лишь догадываться, выходит на сцену. Из барельефов храма в Дейр-эль-Бахри и статуй в Карнаке мы узнаем лидеров этой партии. Среди них Сенмут, архитектор храма в Дейр-эль-Бахри, сооружений в Карнаке и Луксоре, управляющий доменами Амона-Ра; Нехси, хранитель печати и главный казначей; Тути – глава Золотого и Серебряного Домов; и Хапусенб – верховный жрец Амона, глава жрецов Верхнего и Нижнего Египта (что-то вроде папы римского) и в то же время визирь, сосредоточивший в своих руках всю гражданскую и религиозную власть.

Таким образом, партия царицы была партией Амона, что демонстрирует влияние, которым обладали в Фиванском государстве жрецы бога, преданность которому она столь явно выказывала. Во имя Амона она направила в Пунт знаменитую экспедицию под командованием Сенмута и Нехси. Они вернулись, привезя с собой ладанные деревья, высаженные впоследствии на террасах Дейр-эль-Бахри.

«Впервые судьба была так благосклонна, что позволила принести Амону в дар чудеса Пунта… Царица своими руками изготовила благоуханную смесь для того, чтобы умастить свое тело; она источала аромат божественной росы; благоухание ее достигало Пунта; кожа ее была словно золото, а лицо сияло как звезды».

Хатшепсут скончалась после двадцати лет царствования и была погребена своим верным визирем и верховным жрецом Хапусенбом в подземном склепе, скрытом за скалой, напротив которой возвышается ее величественный храм. Там были обнаружены два пустых саркофага, один принадлежал Тутмосу I, другой – Хатшепсут. Мумия Тутмоса I, извлеченная из саркофага, была найдена в числе тех, что жрецы XX династии укрыли в яме в Дейр-эль-Бахри. Мумию Хатшепсут найти среди прочих не удалось. Египет не сохранил для нас останков величайшей из своих цариц. Возможно, ее тело стало жертвой сторонников антифеминистской партии.

В вопросе династических распрей остается еще много неясного. Египтологи не пришли к единому мнению относительно той роли, что играли рядом с Хатшепсут[277] Тутмос II и Тутмос III. Однако все ученые сходятся в одном – за всеми этими интригами стояли жрецы Амона, оказывавшие поддержку то одному, то другому кандидату на престол. Что бы ни происходило после смерти Хатшепсут, ее храм был отдан на поругание иконоборцам, гробницы верных сторонников царицы – Сенмута, Нехси, Тути и Хапусенба – были разграблены, а супруг Хатшепсут – Тутмос III, оставшись наконец один, на двадцать второй год своего правления отправился в знаменитую Сирийскую экспедицию (1479 до н. э.), подарившую Египту империю Ближнего Востока.

Жрецы Амона и тут не остались в стороне. Трофеи, собранные за двадцать лет военных действий, изрядно поправили благосостояние и укрепили влияние бога и его клира.

Судьба изменчива. Спустя столетие после блистательного завоевания жрецами Амона двора царицы Хатшепсут триумф бога сменился его унижением, длившимся около двадцати лет (с 1370 по 1350 до н. э.). На короткое время Египет стал свидетелем явления прежде невиданного – Амон-Ра был отвергнут его сыном фараоном, жрецы бога были изгнаны из своих храмов, двор покинул Фивы ради нового бога, Атона, и обосновался в новой столице – Ахетатоне, или Ихутатоне (Тель-эль-Амарна).

Этот эпизод в истории Египта часто называют эпохой царей-еретиков. Он включает в себя правление Аменофиса IV Эхнатона и его преемников – Сменхкары, Тутанхамона и Аи.

Имена этих четырех царей были вычеркнуты из списка египетских фараонов, но они оставили по себе множество памятников, включая некоторые из прекраснейших памятников Египта. В стране наступил политический и религиозный кризис, вызванный отчаянной, но бесплодной попыткой некоторых фараонов освободиться от растущего влияния фиванских жрецов.

Тутмос III и его непосредственные преемники – Аменофис II, Тутмос IV и Аменофис III были завоевателями, которых поистине можно назвать императорами Востока. Их империя протянулась от Верхнего Нила до Евфрата. Они извлекли урок из вторжения гиксосов. Вынужденные защищать свои границы и преследовать захватчиков, эти монархи покоряли народы и заключали союзнические договоры, правили нубийцами Юга, семитами и митаннийцами в Малой Азии и рассматривали вавилонян, ассирийцев, хеттов и критян как друзей или союзников. Благодаря контакту с разными народами получали свое распространение идеи фараонов. Административная доктрина, приспособленная для управления ограниченной территорией Египта со столицей в Фивах, у подножия трона Амона-Ра, была непригодна для управления миром.

Новая цель встала перед фараонами, стимулируя расширение политических и религиозных рамок. Политика и религия должны были стать менее формальными и более универсальными.

Но как же фараонам было переломить вековые традиции, не вступив при этом в конфликт с преданными стражами религиозных институтов и, в особенности, с жрецами Амона-Ра?

Чтобы умиротворить жрецов, цари жертвовали фиванским храмам богатства, земли и рабов, но тем самым они вели культ Амона к гибели.

Первым нарушением традиций стали браки с митаннийцами. Сомнения в чистоте крови, сложные династические расчеты, основанные на наследовании по женской линии, все вековые обычаи царской семьи уступили место политической необходимости, в результате чего фараоны решили вступать в династические браки с митаннийскими принцессами. Тутмос IV женился на дочери Артатамы, царя Митанни, получившей египетское имя Мутемуйя, и с ней обращались как с истинной царицей Египта. В период расцвета Египетской империи Аменофис III взял в свой гарем сначала сестру, а затем и дочь Душратты, царя Митанни, но его Великой Царской Супругой была Тейя, не «рожденная» при дворе, чужестранка, чей отец, по-видимому, был сирийцем.

Таким образом, к концу XVIII династии солярная кровь в жилах фараонов была изрядно разбавлена. Они были сыновьями арийских или семитских женщин, от которых переняли некоторые религиозные обычаи. Это было большим потрясением для жрецов Амона. Они пытались приукрасить неприглядные факты, получив от Аменофиса III позволение воспроизвести на стенах храма Амона-Ра в Луксоре династическое чудо божественного рождения – Амон посещает царицу Мутемуйю, как некогда посетил дочь Солнца, царицу Яхмос. От этого союза якобы родился Аменофис III, как когда-то родилась Хатшепсут.

Желание царей Новой империи освободиться от власти Амона и его жрецов заставило их отдаться в руки жрецов Гелиополя и вернуться к культам Древнего царства. Этой перемене способствовали частые и продолжительные визиты царского двора в Мемфис и города Дельты, предпринимавшиеся с целью подготовки к военным походам и для управления сирийскими провинциями. Возвращение к поклонению солнцу, Ра, происходит уже при Тутмосе IV. Кроме всего прочего, солнце было главным богом царских династий Малой Азии, из которых фараоны теперь брали себе жен. Сын Аменофиса II родился не от супруги царской крови. Подобно своему знаменитому деду, Тутмосу III, он вел скромную праздную жизнь внебрачного царского сына, занимаясь главным образом охотой на львов и других животных в Ливийской пустыне, к западу от Мемфиса, а также, «никем не узнанный», устраивал гонки на колесницах, запряженных лошадьми, «что были быстрее ветра».

«В полдень принц и его спутники обычно отдыхали в тени Хармахиса [Великого Сфинкса][278], в этом величественном месте, овеянном славой прошлого, близ [Богов] Владык Вавилона[279] и дороги Богов, к западу от Гелиополя. Здесь находится великая статуя Хепри [Сфинкса], внушающая трепет, над ней парит душа Ра… И вот однажды случилось следующее: в полдень к статуе подошел принц Тутмос. Он сел в тени великого Бога, задремал, и, когда солнце достигло зенита, приснился ему сон. Снилось ему, будто бы великий Бог говорил с ним, как отец говорит с сыном. «Узри меня, о сын мой Тутмос! Это я, твой отец Хармахис-Хепри-Ра-Атум. Я отдаю тебе власть над моей землей, и станешь ты во главе живущих. Голову твою украсят Белая и Красная Короны. Твоей будет земля на всем ее протяжении, насколько освещают ее глаза Верховного Владыки[280]. Твоими будут плоды Двух Земель и великое богатство, что придет из чужих стран».

После этих щедрых посулов бог высказал свое желание. Он пожаловался, что пески пустыни совсем скрыли его. «Помоги же мне, ибо ты – мой сын и защитник!» Принц пробудился ото сна. Он постиг обещания Бога и скрыл их в своем сердце».

Впоследствии, уже став царем, Тутмос IV очистил Великого Сфинкса от душащего его песка и построил меж его лап храм, на одной из гранитных стен которого повелел увековечить историю о приснившемся ему сне. Таким путем он поведал людям о чуде, с помощью которого Ра-Хармахис возвел его на престол. При Аменофисе IV, великом строителе храмов, большое влияние вновь обрел культ Солнца, Ра-Харахти, отличного от Амона-Ра. Сияющая звезда, дарующая жизнь всему сущему, теперь называлась именем, которое не было внове египтянам, но приобрело теперь исключительную важность, – Дневной Атон, то есть Солнечный Диск, дарующий дневной свет. Имя это напоминает Адонаи – «Владыку» сирийских городов, Адониса Библоса. В процитированном выше гимне Осирису (см. главу 4) призывается Атон. А вот как два начальника работ Аменофиса III восхваляют Ра под именем Амона, приветствуя дневную звезду согласно новому культу царской семьи: «Поклонение Амону, восходящему как Харахти, от Сета и Гора[281], начальник работ Амона. Они говорят: «Приветствуем тебя, светлый Ра каждого дня, что бесконечно восходит по утрам, Хепри, никогда не устающий от трудов! Твои лучи на наших головах, никто не знает как это произошло. Золото не сияет так, как лучи твои. Ты – Птах, ибо ты сотворил собственную плоть[282]; ты сам себе творец, никто не сотворил тебя. Не зная себе равных, он странствует по Вечности, по дорогам вместе с миллионами [людей], которых он ведет. Ты светел, как само небо; лик твой сияет ярче его. Когда ты плывешь в небе, все видят тебя; когда ты уходишь в загадочный мир (iment), все молятся тебе… Когда ты являешься [людям] утром, они процветают; когда ты плывешь в своем величии, день минует быстро; ты идешь по своей дороге длиной в миллионы, сотни тысяч itru[283]. Длина дня твоего зависит от тебя… Ты завершаешь ночные часы; они спешат к тебе, и ты не устаешь от трудов своих. Все глаза устремлены на тебя; но труды твои не прекращаются, даже когда ты отдыхаешь [ночью]. Ты пробуждаешься утром, и навстречу твоему сиянию открываются глаза всех живых существ. Когда ты отдыхаешь в Ману [на Горе Запада], они спят, подобно мертвым. Слава тебе, Дневной Диск [Атон], творящий смертных и дарующий им жизнь, великий Сокол с многоцветными перьями… тот, что творит себя; тот, что не порожден другими; Гор Старший, обитающий в сердце Нут [Неба], которому все шлют приветствия, когда он встает и когда заходит; тот, что творит все сущее на земле, Хнум и Амон людей; тот, кто покоряет Две Земли, от великого до малого, мать богов и людей, милостивый творец, неутомимый в своих трудах; отважный пастух, пасущий свое стадо, дарующий ему жизнь… Он раскаляется и остужается по желанию своему; он обнимает тела, чтобы [воскресить их]. Все земли возносят ему молитвы, когда он восходит каждый день, и приветствуют его».

Разве не слышим мы в этом гимне эхо солярного учения отца Мерикары (см. выше)? Отзвуки прошлого и гимн новой эпохи были лишь прелюдией к могучему гласу, возвестившему культ Солнца, но отграничившему его от Амона, – гласу Аменофиса IV, Эхнатона.

Когда этот человек, ставший царем-еретиком и порвавший с официальной религией, взошел на трон, ему едва исполнилось пятнадцать лет. Статуи и барельефы изображают его как стройного юношу среднего роста, чья фигура впоследствии округлилась и приобрела женоподобные черты – фигура гермафродита, с заметной грудью, крутыми и широкими бедрами. Все это свидетельствует о болезненной натуре царя с оттенком патологии. Усиливает это впечатление голова юноши – по контрасту с нежным овалом лица, задумчивыми, чуть раскосыми глазами, слегка изогнутым длинным, прекрасной лепки носом и нежным, чувственным ртом череп его кажется чересчур большим, он одновременно округлый и покатый, с гидроцефалическим образованием у затылка (илл. 28).

Так смешение арийской крови принцессы Митанни с кровью фиванских фараонов, осложненное сирийской наследственностью Тейи, породило эту утонченную, но дегенеративную личность, не имевшую никакого физического сходства с энергичными отпрысками древнего рода. Казалось, что Эхнатон станет последним в своем роду[284].

По восшествии на трон этот юноша некоторое время находился под опекой, если не под стражей своей матери, царицы Тейи. Несколько памятников, датируемых первыми четырьмя годами его правления, уже свидетельствуют о склонности царя к культу Ра. Коронованный в Гермонте, Гелиополе Юга, Аменофис, по случаю празднества Сед, решил возвести обелиск в Карнаке, священном домене Амона. Только обелиск этот был посвящен вовсе не Амону, а Ра. От обелиска сохранилось несколько фрагментов, включая две гранитных плиты, украшенные рельефами, на которых царь совершает приношения Амону-Ра, Царю Богов. В сценах этих нет ничего необычного, напротив, они вполне традиционны. Удивляет текст: царь принимает титул «Верховного жреца Ра-Харахти» – случай беспрецедентный. Со стороны царя было дерзостью выставить себя соперником верховного жреца Амона, весьма влиятельного сановника в царской администрации, который при Аменофисе III был в одно и то же время «Главой жрецов Юга и Севера, градоначальником Фив и визирем всего Египта». Будучи жрецом Солнца, царь повелел возвести в Карнаке обелиск «Харахти, в его имени Шу, каковое есть Атон». Это был новый титул Харахти. Он свидетельствовал о том, что новая доктрина получила свое развитие. Солярной теории придавался метафизический смысл (слияние Ра, Харахти и Шу как небесных богов?) и материальное значение (солярный диск Атон являлся истинным именем и видимой формой Ра).

На памятнике, созданном в начале правления Аменофиса IV, мы видим Атона. Он изображен в виде человека с головой сокола, над ним – большой красный диск, украшенный уреем. Это традиционное изображение Харахти под его новым именем – «Шу, который есть Атон». Новый облик принимает и Атон – исчезает голова сокола и человеческое тело, остается лишь большой красный диск с уреем.

Из диска исходят длинные лучи, оканчивающиеся руками, держащими символы жизни и силы или же обнимающими тело царя и царицы. Еще при Аменофисе III об Амоне-Ра говорилось: «Нет тебе равных, ты многорук, ты протягиваешь свои руки к тому, кого любишь». Но никто никогда не пытался придать этой метафоре материальный облик или изобразить бога, протягивающего лучи-руки. С этого времени на всех памятниках периода Атона диск с руками вытесняет крылатый диск Харахти; он становится официальным клеймом памятников новой веры (рис. 63).

Рис. 63. Эхнатон обращается к своим сторонникам в Эль-Амарне

Уже на четвертом году своего правления царь достаточно резко продемонстрировал свое освобождение от власти Амона и его жрецов. Амон больше не был династическим богом.

Его город, Фивы, уступил роль столицы новому городу, расположившемуся на полпути между Фивами и Мемфисом, недалеко от сегодняшнего Бени-Хасана, на правом берегу Нила. Царь остановил свой выбор на плодородной равнине, не посвященной никакому другому богу. На этом месте, которое арабы называют Тель-эль-Амарна, царь заложил «Горизонт Атона», или Ахетатон. Территория длиной 10 километров и шириной 5 километров была отмечена пограничными камнями, четырнадцать из которых были найдены на обоих берегах реки и посвящены Атону. Надписи на стелах, датируемые периодом с четвертого по шестой год правления царя, возвещают о строительстве храмов Атона, дворцов для царя и царицы, гробницы Мневиса, священного быка Гелиополя, а также о сооружении подземных склепов для царской семьи и придворных, вырубленных в скальной породе Аравийского плато. Добраться к этим склепам можно было по глубоким высохшим руслам рек.

Тот факт, что Фивы и Долина царей были покинуты ради города и подземных гробниц Ахетатона, указывает на то, что в стране произошел поистине революционный переворот.

Царь порвал с Амоном и его жрецами, чья враждебность была явной, хотя об их отношении к царю нам известно лишь по нескольким высказываниям[285]. Чтобы довершить разрыв, царь принял другое имя, определявшее его новую духовную сущность. Вместо имени, означавшего «Амон доволен» (Аменхотеп = Аменофис), царь берет себе имя Эхнатон – «Атон доволен». Царь, естественно, назначает себя жрецом или представителем Атона и утверждает доктрину (sebait), описания которой сохранились в гробницах Эль-Амарны (см. гимн ниже). Царь дал новое имя и своей супруге: Нефертити (Nefertiti, «Красавица грядет») теперь именовалась Нефер-НеферуАтон, «Атон – прекраснейший из прекраснейших». Дочерей царя звали «Рабыня Атона» (Baket-Aten), «Возлюбленная Атона» (Merit-Aten) и т. д. Изменили свои имена и его зятья. Будущий царь Тутанхамон (Tut-ankh-Amen, «Живой образ Амона») на некоторое время превратился в Тутанхатона (Tut-ankhAten, «Живой образ Атона»). Эхнатон сам проповедовал свое новое учение.

«Он проводит целый день, наставляя меня, столь велико усердие, с которым я постигаю его учение», – говорит один из придворных царя по имени Тут. Другой придворный, Май, вторит ему: «Мой повелитель возвысил меня, потому что я постиг его учение. Я постоянно внимал ему. Мои глаза каждодневно лицезрели моего повелителя, мудрого как Атон, радующегося, когда царит справедливость! Сколь благословен тот, кто внимает его учению!»

И вот Май говорит: «Я был единственным nemhu [свободным человеком] в моей семье, и Повелитель мой возвысил меня. Я был беден, а он дал мне слуг, город, пищу. Он сделал меня хозяином».

В гробницах Эль-Амарны мы находим лишь сцены празднеств, в которых царь одаривает поддерживающих его придворных ожерельями, драгоценностями и красными перчатками. Дворец звенит от радостных криков придворных, народ, также получивший от царя подарки, присоединяется к всеобщему веселью.

В Фивах и там, где сторонники Амона осмеливались оказывать царю сопротивление, жизнь была не столь радостной. Город Амона утратил не только своего бога, но и само его имя, поскольку теперь он назывался «Городом сияющего Атона, Великого бога». Амон и его божественная супруга Мут превратились в изгоев. Гонители Хатшепсут продемонстрировали эффективный способ уничтожения физической и божественной жизни бога или царя путем разрушения их скульптурных изображений, стирания имен с памятников, препятствования совершения приношений и обрядов. Таким образом пресекалась жизнь отверженных, как на земле, так и на небесах. Легран, столь искусно расчистивший хаотическое нагромождение руин Карнака и познавший все его тайны, говорит, что движение против Амона приобрело поистине грандиозные масштабы, превратившись в самые настоящие религиозные гонения: «В то время по приказу царя уничтожались любые изображения Амона. Немногие памятники, гробницы и статуи избежали печальной участи. В Фивах фанатики стирали с лица земли любое упоминание об Амоне. Предав забвению имя Амона, они принялись за Птаха и Хатор. Если бы Аменофис остался в Фивах, всех остальных богов постигла бы та же судьба. Поборники новой веры забирались на вершины обелисков, спускались в мрачные глубины гробниц, чтобы уничтожить имена и образы богов.

Стены храмов украшали рисунки, на которых предки царя были изображены рядом с Амоном, руки их с сыновней почтительностью касались рук бога. Иконоборцы обрушили свою ярость на бога, стерев все его изображения, но лики царей оставили нетронутыми» (Thebes et le schisme de Khouniatonou (1906).

Вот как описывает последствия гонений Тутанхамон, восстановивший прежний культ: «Дороги к храмам были забыты… Страна погрузилась в хаос… Храмы богов от Элефантины до Дельты были покинуты и впали в нищету. Святилища были разрушены и превратились в груды земли; сокровищницы словно бы и не существовали; на местах зданий теперь проезжие дороги. Страна пришла в упадок. Боги отвернулись от нее… Взывая к богу, люди не слышали ответа; напрасно молили они богиню, она хранила молчание. Сердца богов наполнились отвращением к их телам…»[286]

О судьбе жрецов в тексте ничего не говорится. Возможно, их изгнали за пределы страны или превратили в рабов. Младший персонал храмов, «рабы обоих полов, певцы, танцовщицы были отправлены в Дом Царя и определены на службу во дворце». Вечные владения (hetep-neter) Амона-Ра вернулись в казну. Поля Бога снова стали Полями Фараона. Служители Атона не получили наследства жрецов Амона. Царь, как мы уже знаем, являлся верховным жрецом Атона. Следовательно, владения бога находились непосредственно в его распоряжении. Подобная экспроприация храмовой собственности демонстрирует нам то, что скрывалось за религиозной революцией, а именно экономические и политические цели, преследуемые разрывом с Амоном. Власть и богатство Амона стали так велики, что контроль над троном должен был перейти сильнейшему – царю или верховному жрецу Амона. На сей раз победу одержал царь, реформатор и революционер, но двести пятьдесят лет спустя пришел черед жрецов, и они наконец завладели царством.

Сами по себе религиозная реформа и антиклерикальная политика (в истинном смысле этого слова) не могут объяснить переворот, бросивший вызов древним традициям в стране, где им придавалось огромное значение. В действительности, как я разъяснял в книге «От племени к империи», этот эксперимент по внедрению более или менее строгого монотеизма отвечал требованиям времени. Он служил интересам фараонов.

Египетская экспансия, распространившаяся на Верхний Нил и Евфрат, потребовала принятия определенных мер по отношению ко всем народам империи. Бог-солнце мог стать связующим звеном между египтянами и другими народами, заняв место верховного божества. Его символ был прост и понятен, его природное превосходство не вызывало сомнений и принималось повсеместно, а фараон мог быть единственным жрецом бога и толкователем его воли – такова была суть новой доктрины, уже изложенной ранее в «Поучениях для Мерикары» и поучениях Сехетепибры. Как и в древности, произошло слияние религии и царской власти, но теперь лишь царь знал и понимал бога и лишь он был его представителем на земле.

Божественное царство принадлежало Ра, богу небесной справедливости. Новая доктрина далеко ушла от демократической религии Осириса, к которой поборники новой веры относились терпимо, но имя Осириса больше не упоминали. Осирисовские привилегии, которым люди придавали такое значение, рай Осириса, утверждавший социальное неравенство и страдания в земной жизни, не пользовался большим уважением у царя и его приближенных. Попытка Эхнатона была прежде всего актом политической унификации. Кроме того, в Египте сильно было стремление восстановить привилегированное положение царя в религиозной сфере и лишить жрецов светской власти. Только царь своей милостью, а вовсе не Осирис, мог даровать человеку бессмертие.

И все же доктрина Эхнатона не лишена великодушия, ей нельзя отказать в благородстве намерений, искренней любви к природе, стремлении к познанию истины, уважении к справедливости, которые придали его правлению и оставленным им памятникам уникальный характер (илл. 28–33). Позже мы увидим, что искусство Эль-Амарны отражало эти тенденции, доведя реализм до фотографической точности, словно необходимым условием красоты была правдивость ее отображения.

Тот же отпечаток несет на себе литература того периода. Чувство сыновней нежности и братской любви вдохновляет известный гимн в честь Атона[287].

«Прекрасен твой восход над горизонтом, о Атон, податель жизни! Совершая круг над горизонтом, ты наполняешь землю своей красотой. Ты прекрасен, возвышен, сияющий паришь над землей. Твои лучи обнимают землю и все сотворенное тобой. Ты есть Ра [творец?]. Ты далек, но лучи твои касаются земли.

Когда ты отдыхаешь в западном горизонте, земля погружается во тьму, словно умирает. Люди спят в своих домах, головы их накрыты, глаза не видят. Все добро их, что они спрятали себе под голову, можно украсть, а они и не заметят. Лев выходит из своей пещеры, змея жалит. Темно, словно в печи. Земля умолкает, ибо ты, сотворивший все сущее, отдыхаешь в своем горизонте.

Но вот занимается рассвет, ты восходишь над горизонтом, ты сияешь, словно Дневной Атон; тьма исчезает, когда ты посылаешь свои стрелы. Две Земли веселятся. [Люди] пробуждаются, поднимаются на ноги; это ты заставляешь их встать. Они омывают тела, облачаются в одежды. Воздев руки, они приветствуют твой восход. Вся земля берется за труд.

Все твари довольны своей пищей. Деревья и растения тянутся ввысь. Птицы вылетают из своих гнезд, крылья их приветствуют твое Ка. Все дикие твари прыгают; все создания, что летают, снова оживают, когда ты восходишь для них (илл. 32).

Лодки снуют вверх и вниз по реке, все дороги открыты, когда ты восходишь. Рыба в реке стремится к тебе; лучи твои проникают в самые глубины моря.

Это ты взращиваешь детей в женском чреве и творишь семя в мужах; это ты вскармливаешь дитя в материнском чреве, утешаешь его, чтобы оно не плакало, кормишь его грудью, даруешь воздух, чтобы ожило все сотворенное тобой.

Когда дитя выходит из чрева матери на землю, в день его рождения ты открываешь ему уста, чтобы тот мог говорить, и ты радуешь его.

Неоперившемуся птенцу в яйце, птенцу в скорлупе, ты даруешь дыхание, чтобы он жил. Благодаря тебе он набирается сил, чтобы разбить яйцо; он выходит из яйца и издает звук… покинув яйцо, он встает на ноги…

Сколь многочисленны творения твои, все, что ты создал, и все, что ты скрыл, о Бог, не знающий себе равных! Ты создал землю по велению своего сердца, ты создал людей, скот и всякое дикое животное, все, что существует на земле и ходит по ней, все, что в воздухе и летает на крыльях, все, что в чужих странах [Хаст], Сирии [Хару] и Нубии [Куш] и стране Египет [Кемт]. Ты поставил каждого человека на его место, создал все, что нужно людям, все наследство их и собственность, языки, различающиеся словами и формами, разный цвет кожи, ибо так ты разделил разные народы.

Ты создаешь Нил в Нижнем Мире и приводишь его на землю, чтобы накормить людей [Египта]. Ты – владыка их, ты заботишься о них, Владыка этой Земли, ты встаешь для них, могущественный Дневной Диск. И для далеких народов ты делаешь это, где бы они ни жили. Ты создал небесный Нил, чтобы он сходил на людей и бился о скалы, словно морские волны, чтобы напоить поля в их землях. Сколь прекрасны твои замыслы! В небесах есть Нил для чужеземных народов, и для всех тварей пустыни есть Нил, что приходит из Нижнего Мира в землю Египта.

Твои лучи дают молоко для каждой земли, когда ты восходишь, они живут и растут. Ты повелеваешь сменами времен года, чтобы сохранять все сотворенное тобой, ты посылаешь зиму, чтобы охладить землю, и лето, чтобы согреть ее. Ты создал далекое небо, чтобы восходить на нем и смотреть оттуда на все сотворенное тобой. Ты приходишь в облике Атона, ты восходишь, сияя, ты уходишь и возвращаешься. Ты один создал многое – номы, города, деревни, дороги, воды. Все видят тебя в небе, Дневной Диск над землей. Ты – в моем сердце; нет никого, кто постиг бы тебя лучше, чем я, твой сын… плоть от плоти твоей, Эхнатон».

Переворот Эхнатона оказал значительное влияние на искусство, но религиозные и политические институты не сохранили и следа революционных преобразований. Спустя после воцарения пятнадцать лет, промелькнувшие в глазах подданных как единый миг, царь исчез, сраженный странным недугом, иссушившим его лицо, но раздувшим его уродливое тело. Ему не хватило времени, чтобы закончить работу, на которую требовались годы. Его преемники правили недолго. Эхнатон оставил после себя лишь дочерей, и его зятья, Саакара и Тутанхатон, правили два года и шесть или семь лет соответственно. В период правления последнего произошло неизбежное. В самом начале своего царствования Тутанхатон вернулся – по своей воле или по принуждению – к поклонению Амону. Повернув вспять, он отрекся от имени Атон и из Тутанхатона («Живой образ Атона») превратился в Тутанхамона («Живой образ Амона»). Его супруга, родная дочь царя-еретика, вынуждена была последовать примеру мужа, вернувшегося в стан Амона (илл. 36).

Приблизительно на четвертом году своего правления Тутанхамон издал указ, восстанавливающий Амона и других богов в их правах и возвращающий им отнятые привилегии. В преамбуле Тутанхамон объявляет, что «он восстанавливает все вечные памятники, что были разрушены; он изгоняет ложь из Двух Земель и повсюду воцаряется истина». Затем следует описание гонений на Амона (см. выше). «Но по прошествии времени его величество взошел на трон своих отцов и правил землями Гора. Черная Земля и Красная Земля пребывали под его неусыпным надзором, вся страна склонилась перед его Духом».

Затем царь, вернувшийся в Фивы и сделавший своей резиденцией один из дворцов Тутмоса, задумался о возвращении доброго имени и богатств отцу своему Амону. По долгом размышлении ему в голову пришла (а может, и была предложена) одна мысль – сделать для Амона больше, чем было сделано для него прежде. По велению царя разрушенные статуи и ладьи были восстановлены и украшены так, что Амону теперь требовалось тринадцать носильщиков, а не одиннадцать, как прежде, а Птаху – одиннадцать вместо шести. Так от перемен в равной степени выиграли и боги, и жрецы.

«Его величество повелел возвести памятники всем богам и создать образы богов из чистого золота. Он восстановил святилища, как вечные памятники. По его велению богам ежедневно стали совершаться приношения. Он дал богам больше, чем было у них прежде, со времен Ра и Предков. Он сделал жрецами детей Великих из своих городов и сыновей знатных людей. Он даровал храмам рабов и военнопленных… Он удвоил, утроил и учетверил пожертвования храмам – янтарь, золото, лазурит, бирюза, драгоценные камни, одеяния из царского полотна, виссон, масла, румяна, благовония, смола – всего не счесть… Царь очистил рабов, мужчин и женщин, певчих, танцовщиц, переданных в Дом Царя и приписанных к дворцу Фараона. Они были отосланы из дворца и стали слугами Отца Богов… И сердца всех Богов и Богинь этой страны возрадовались. Они даровали ноздрям Тутанхамона вечность, долгие годы жизни, здоровье и прочее (Легран Г. Le Grande Ste?le de Toutankhamanou).

Указ этот, как многие другие исторические документы, обманчив там, где речь идет о благодарности богов и жрецов к Тутанхамону. Как бы ни был щедр царь, вернувшийся в лоно официальной религии, гнев жрецов Амона, возвращенных из изгнания или унаследовавших злобу своих предшественников, не утолился материальной компенсацией. Престиж их требовал, чтобы они снова взяли царя под свой контроль. Не стоит забывать, что верховный жрец Амона управлял другими священнослужителями, тоже пострадавшими от рук Эхнатона. Духовенство объединило свои силы. Народ Египта поддержал жречество, радуясь возвращению к культу Осириса и вновь обретя осирисовские привилегии. Наконец, военные, стыдившиеся службы под началом фараона, утратившего сирийские провинции, поддержали реставрацию Амона. Полководец Хоремхеб[288], находившийся в период царствования Эхнатона вдали от двора, в Мемфисе, оставался на вторых ролях и при Тутанхамоне и его преемнике Эйе, но примерно в 1345 году до н. э. неожиданно сам захватил власть и получил корону в Фивах, из рук Амона.

Хоремхеб привнес в реставрацию Амона свой авторитет и военную мощь. Он инициировал общую инспекцию Египта в целях восстановления порядка и справедливости, то есть вернулся к прежнему порядку вещей, благоприятному для жрецов и военных, осуждая злоупотребления и защищая народ от недисциплинированных солдат и нечестных судей (об этом свидетельствует стела из Карнакского храма, самый важный законодательный документ, оставленный фараонами, и, к сожалению, поврежденный). Своими действиями Хоремхеб восстанавливал нарушенные династические традиции.

Согласно спискам царей, он является непосредственным преемником Аменофиса III, словно со времени правления этого монарха в Египте ничего не случилось. В списках ничего не говорится о царствовании Эхнатона, годы правлений поклонявшихся Атону царей приписаны Хоремхебу[289]. Всякие упоминания о еретике и его преемниках, также обвиненных в ереси, несмотря на свое официальное отречение от нее, были под запретом не только в земной, но и загробной жизни. Память об ужасных днях Эль-Амарны жила лишь в прозвище царя, ранее именовавшего себя «Возлюбленным сыном Атона» и превратившегося в «Побежденного сына Атона» (надпись Меса, см. также гимн Фивам ниже). Гробницы, приготовленные в Ахетатоне для царя Эхнатона и его семьи, были опустошены. Из уважения зять царя Тутанхамон спас его тело от осквернения, переправил его в Долину царей в Фивах и похоронил в тайном месте вместе с его матерью Тейей. Сам Тутанхамон, несмотря на свое официальное отречение от ереси, был похоронен в гробнице-тайнике, обнаруженной в 1922 году Говардом Картером, проводившим раскопки для лорда Карнарвона. Склеп был просто забит утварью из дворцов Эль-Амарны, великолепными образчиками нового искусства. Столица Ахетатон, внезапно опустевшая, превратилась в развалины. В наши дни, благодаря усилиям археологов, она вновь возвращается к жизни.

Хоремхеб желал приписать всю славу реставрации себе. По-видимому, он питал глубокую ненависть к Тутанхамону, лишив того всех его памятников, надписей и статуй. Даже на указе, воскрешавшем власть Амона, имя Тутанхамона было стерто и заменено именем Хоремхеба.

Цари XIX династии избрали своей политической резиденцией Пер-Рамсес в Дельте. Но Фивы по-прежнему оставались религиозной столицей. Папирусы XIX династии восхваляют Фивы и господство Амона, более ослепительное, чем когда-либо.

«Фивы – священнейший из городов. Вода и земля берут здесь свое начало… [Все города] названы в честь Фив[290], они называются «города» по имени Фив и находятся под надзором Фив, Ока Ра.

Грешники[291] покинули Фивы, владыку городов, более могущественный, чем любой другой город. Фивы отдают страну единому Повелителю, этот город умеет обращаться с луком и крепко держит копье. Рядом с Фивами утихают войны, ибо могущество их велико. Все города гордятся Фивами, ибо это владыка их, более могущественный, чем они.

Вот повеление, изреченное устами Ра. Враг Ра рассыпался в прах, все принадлежит Фивам – Верхний и Нижний Египет, небеса и земля, Нижний Мир с его берегами, водами и горами, а также все, что приносит океан и Нил. Все, что существовало для Геба, произрастает для Фив, все принадлежит им в этом мире, освещаемом солнцем. Каждая страна почитает Фивы как слуга своего господина, ибо Фивы – Око Ра, перед которым никто не устоит.

Амон, имя твое велико, воля твоя сильна; горы из бронзы не выдержат твоей воли… Земля содрогается, когда говорит бог, все люди страшатся его власти… Амон – владыка полей и доменов; по руке его [локтю] измеряется камень; это он закладывает храмы, основывает Две Земли, храмы и святилища. Все города в его тени… в каждом святилище ему поют гимны, и благодать его на всем.

Нил катит свои воды под его ногами; он – Харахти в небесах; его правое око – день, левое око – ночь. Он ведет людей по каждой дороге… Поле – жена его, которую он оплодотворяет; семя его – фруктовое дерево; порождение его – зерно.

Счастлив тот, кому доведется окончить свои дни в Фивах, приюте Справедливости, обиталище Тишины… Злодеям не место здесь, в городе Справедливости… Счастлив тот, кто окончит здесь свои дни! Он станет божественной душой!»

Фивы – не только безопасность для живущего и спасение души, но, по словам жрецов, средоточие власти над Египтом и всем миром. Рассмотрим теорию «Фиванской теократии», согласно которой все боги Египта включены в божественный «триумвират», состоявший из богов трех исторических столиц, во главе с Фиванским Амоном: «Здесь все боги – Амон, Ра и Птах, которым нет равных. Имя этого триумвирата скрыто. Ра – голова; Птах – тело. Их города на земле, воздвигнутые на века, – Фивы, Гелиополь и Мемфис. Когда с небес снисходит весть, ее слышит Гелиополь и повторяет Мемфис, начертана она знаками Тота[292], для города Амона. Ответ дают Фивы, средоточие закона и порядка… Фивы решают, кому жить, а кому умереть. Жизнь и смерть всего сущего зависят от Фив. [Нет ничего], кроме Амона, Ра и Птаха, великой троицы».

Кто же теперь правит Египтом и миром? Это уже не только царь, которому помогает визирь. Решения монарха представляются на суд богов. Каждое «послание» небес рассматривается в Гелиополе, поскольку Ра – мыслящая глава троицы. Послание повторяется и записывается в Мемфисе Птахом, считавшимся реальным образом бога среди людей, при помощи Тота, писца богов. Однако решение остается за Амоном, тайной сущностью, что управляет Вселенной. Один Амон вправе материализовать божественную мысль через веление о жизни или смерти.

Правление богов, осуществляемое через жрецов, начало играть важную роль при светской администрации. Это уже не были случаи вмешательства богов в сложных ситуациях, в критические моменты истории народа, такие как воцарение Хатшепсут и Тутмоса III, предсказание оракула о восшествии на престол Тутмоса IV или поддержка узурпации трона Хоремхебом. Это были целиком политические акты, coups d’eґtat, оказавшие существенное влияние на династию и общество, но не касавшиеся непосредственно механизма царской власти. Начиная с XIX династии мы видим, как боги все чаще и чаще вмешиваются в личную жизнь человека, дают ему советы. Статуи богов, в торжественных процессиях проплывавшие на ладьях на плечах жрецов, выражали свои желания посредством знаков. Если кто-либо, выделенный из толпы богами (или жрецами), вопрошал статую или обращался к ней с мольбой, она останавливалась перед ним и склоняла голову в знак согласия.

Так случилось в правление Рамсеса II c одним офицером – по милости Исиды он продвинулся по карьерной лестнице. В четырнадцатый год правления все того же Рамсеса II жрец по имени Пасар, подавший жалобу касательно поля, получил знак от статуи обожествленного царя Яхмоса I, когда та проплывала мимо него на ладье, ведомой жрецами. Жрецы подтвердили сей факт, и Пасар выиграл дело. Здесь мы сталкиваемся с фактом обращения к жреческой справедливости. Благодаря этому боги завоевали еще большую популярность, а жрецы укрепили свое влияние, но все это не шло на пользу царской власти и светскому правосудию. Боги храмов вмешивались в мирские дела, выражая особые желания. Так подготавливалась почва для перехода от монархии к жреческой теократии. Уже вскоре любые попытки монархической власти вернуть свои права будут пресекаться жрецами.

Этот процесс ускорили катастрофы, обрушившиеся на Египет на закате XIX и в правление XX династии – нашествие «народов моря» (через Финикию и Ливию), окончательная и бесповоротная утрата сирийских провинций. С одной стороны, последние Рамессиды могли сохранять свои позиции с помощью нубийских и ливийских наемников или «шардана», пришедших с «народами моря». Например, Рамсес III (1200–1169 до н. э.) поселил «десятки тысяч» этих людей в городах Дельты, где они вскоре стали чувствовать себя как дома. С другой стороны, папирус, поведавший нам об этой военной колонизации Нижнего Египта чужеземцами, рассказывает о переписи имущества храмов трех крупных городов – Фив, Гелиополя и Мемфиса, где обретались члены божественного триумвирата, а также приводит список налогов, выплачиваемых «прихожанами». Вот результаты этой «инвентаризации» жреческого Египта, проведенной в конце правления Рамсеса III.

Люди:

Фивы – 81 322

Гелиополь – 12 963

Мемфис – 3079

Домашний скот:

Фивы – 421 362

Гелиополь – 45 544

Мемфис – 10 047

Сады:

Фивы – 433

Гелиополь – 64

Мемфис – 5

Поля:

Фивы – 239 197,95 га

Гелиополь – 44 081,19 га

Мемфис – 2798,81 га

Лодки:

Фивы – 83

Гелиополь – 3

Мемфис – 2

Судостроительные верфи (?):

Фивы – 46

Гелиополь – 51/2 (sic)

Мемфис – 0

Деревни:

Фивы – 65

Гелиополь – 103

Мемфис – 1

Золото:

Фивы – 51,8 кг

Гелиополь – 0

Мемфис – 0

Серебро:

Фивы – 997,5 кг

Гелиополь – 53,3 кг

Мемфис – 8,9 кг

Медь:

Фивы – 2392,9 кг

Гелиополь – 114,5 кг

Мемфис – 0

Полотно:

Фивы – 3722 куска

Гелиополь – 1019 кусков

Мемфис – 1331/2 куска

Пряжа:

Фивы – 344,9 кг

Гелиополь – 0

Мемфис – 0

Благовония, мед, масло:

Фивы – 1047 горшков

Гелиополь – 482 горшка

Мемфис – 0

Вино и муст:

Фивы – 25 405 кувшинов

Гелиополь – 2383 кувшина

Мемфис – 390 кувшинов

Сумма в серебре, вырученная за проданные товары:

Фивы – 327,8 кг

Гелиополь – 177 кг

Мемфис – 12,9 кг

Зерно:

Фивы – 309 950 мешков

Гелиополь – 77 100 мешков

Мемфис – 37 400 мешков

Овощи:

Фивы – 24 650 связок

Гелиополь – 4800 связок

Мемфис – 600 связок

Лен:

Фивы – 64 000 связок

Гелиополь – 4000 связок

Мемфис – 0

Птицы, пойманные в силки:

Фивы – 289 530

Гелиополь – 37 465

Мемфис – 0

Быки:

Фивы – 866

Гелиополь – 98

Мемфис – 151/2

Гуси для царской казны:

Фивы – 744

Гелиополь – 5401/2

Мемфис – 135

Деревянные лодки:

Фивы – 82

Гелиополь – 8

Мемфис – 0

Приведенные данные свидетельствуют о том, что жречество Амона далеко превзошло всех прочих по богатству, жадности и амбициям. После краткого кризиса, вызванного приходом к власти царей-еретиков, политика жрецов Амона вновь переживала триумф.

Нашествия на Египет Начиная с периода правления Рамсеса II верховный жрец Амона превращается в самую важную особу в царской администрации.

Так случилось, что мы знаем, как в первый год своего правления Рамсес II избрал верховного жреца Небуннефа. К тому времени царь уже отметил этого человека, занимавшего посты верховного жреца Онуриса из Тиниса и Хатор из Дендеры, главы жрецов всех богов от Фив до Тиниса. Однако свой главный пост Небуннеф получил только после того как Амон подал соответствующий знак. Царь «представил Богу имена всех сановников двора, всех жрецов и всех великих, собравшихся в Карнаке. Бог подал знак, когда царь произнес имя Небуннефа». После того как Амон таким образом сделал свой выбор, Рамсес II отправился в Тинис и рассказал эту историю Небуннефу, закончив ее такими словами: «Теперь ты – верховный жрец Амона. Казна и житница его – под твоей печатью. Храмом Хатор будет управлять [твой сын, которому перейдет] пост отцов твоих и твой прежний пост». Царский двор и Тридцать [Судей] поддержали царя и одобрили кандидатуру жреца». Затем «его величество передал Небуннефу два своих золотых кольца с печаткой и свой золотой скипетр и провозгласил Небуннефа Верховным жрецом Амона, Начальником казны и житницы, Начальником над войском и всеми ремесленниками Фив».

Мы видим, сколь велика была власть верховного жреца. Вскоре все его многочисленные должности станут наследственной собственностью одной семьи, отмеченной милостью Амона и царей. Князь Бакенхонсу рассказывает нам, как он преодолевал ступени иерархической лестницы. В возрасте шестнадцати лет он стал жрецом (uвb) Амона и пробыл на этом посту четыре года. Когда ему исполнилось двадцать, он на двенадцать лет стал «божественным отцом» Амона, а в тридцать два – на пятнадцать лет третьим жрецом Амона. В сорок семь лет Бакенхонсу на двенадцать лет занял должность второго жреца Амона. В пятьдесят девять лет, благодаря своим выдающимся заслугам, он стал верховным жрецом и занимал этот пост двадцать семь лет. Среди своих должностных обязанностей Бакенхонсу особо упоминает «руководство всеми работами Амона», в ходе которых он возвел в Карнаке храм для Рамсеса II.

Бакенхонсу, по всей видимости, был предком семьи верховных жрецов (их статуи были найдены Леграном в ходе систематической расчистки развалин). Вот что рассказывает нам жрец Рои, живший в правление Мернептаха и Сети II: «Царь повелел, чтобы дети мои собрались в племя моей крови и стали верховными жрецами. Я – верховный жрец Амона, и сын мой – рядом со мной, он – второй жрец… Сын моего сына будет носить титулы четвертого жреца Амона и Божественного Отца». Начиная с этого времени жреческая семья возводила сооружения в Карнаке по собственному почину. Близ восьмого пилона был построен дворец верховных жрецов, непрестанно украшавшийся и расширявшийся. Фиванский округ превратился в религиозное княжество, ставшее своего рода хранителем царской традиции. За двадцать пять лет от Рамсеса III до Рамсеса IX на египетском троне сменилось шесть монархов, а в Фивах по-прежнему царил верховный жрец Рамсеснехт (впоследствии на этом посту его сменили сын Несамон и внук Аменхотеп). В храмовых рисунках верховный жрец теперь не уступает ростом фараону. Супруга жреца делила с ним власть, возглавляя гарем Амона и нося титул «Первой наложницы Бога». Впоследствии она потеснила царицу, лишив ее одной из существенных прерогатив.

Мы знаем, что, согласно династической доктрине божественного рождения, Амон-Ра являлся в Фивах супругом цариц и настоящим отцом юных царей, а царица соответственно именовалась «Супругой Бога» (hemt neter) (таков был, к примеру, титул Хатшепсут). Когда при Рамессидах царский двор избрал в качестве своей резиденции Пер-Рамсес в Дельте, Амон лишил царицу чести называться его супругой. С тех пор, судя по всему, эту роль исполняла жена верховного жреца. Далее мы увидим, какие политические последствия имело это решение в эпоху XXII династии. К концу XX династии наследование, которое велось по материнской линии сперва по древнему обычаю, а затем на основании брака царицы с Амоном, числилось уже среди привилегий семьи верховных жрецов.

После смерти Рамсеса II власть в Египте перешла к его реальным хозяевам. В Дельте представители знатного семейства из Таниса, происходившего от Рамсеса II и правившего Танисом и Мендесом (то есть древней Восточной Дельтой), короновались и стали считаться законными основателями XXI династии. Имена Смендеса, первого танитского царя, и его преемников на памятниках почти не упоминаются, они известны лишь благодаря своим родственным связям с верховными жрецами Фив.

В Фивах короной завладел верховный жрец Херихор. В своем первом картуше он называет себя «верховный жрец Амона». Его потомство, наследовавшее его жреческие обязанности, остается на виду в течение ста пятидесяти лет, времени правления в Египте XXI династии (илл. 53).

ФИВАНСКАЯ НОВАЯ ИМПЕРИЯ

Впервые со времен Менеса Египет, свободный от посягательств извне, был разделен на два царства – царство Юга, включавшее страну Куш, богатую золотыми рудниками и населенную негроидными племенами, из которого формировалось превосходное войско, а также центральную долину до Сиута; и царство Севера, находившееся в руках ливийских наемников под управлением египетской царской семьи из Таниса. Теоретически власть над страной была сосредоточена в Танисе, в руках потомков Рамсеса II. Правда, первый сын и преемник Херихора не был царем, но его внук, Панеджем I, взял в супруги дочь танитского царя и более сорока лет правил двумя Египтами, сначала сохраняя свой пост верховного жреца Амона, а впоследствии передав его своим сыновьям. После него во главе фиванского жречества стояла семья Херихора, а в Танисе правили три незначительных царя. Истинная власть, пусть даже и не осененная царским титулом, находилась в Фивах.

К этому времени культ Амона приобрел широкую популярность. Каждое важное для общественной жизни действо непременно должно было быть одобрено статуей Амона, то склонявшей голову, то жестикулировавшей в знак согласия или отказа. Статуя была сложно действующим механизмом, которым управляли специально выделенные для этой цели жрецы. В толще стен святилища были оборудованы тайники, из которых жрецы вещали вместо оракула. Царские указы были теперь указами Амона. Теократия эффективно заменила собой земную власть.

Кроме того, верховные жрецы, независимо от того, были они царями или нет, вполне искренно стремились действовать как подлинные преемники великих фиванских монархов. В то время как последние Рамессиды были бессильны предотвратить открытое и бесстыдное разграбление царских усыпальниц, Херихор и его преемники посещали некрополи Долин царей и цариц, восстанавливали гробницы и, чтобы спасти от надругательства и уничтожения хотя бы тела царей, извлекали их из саркофагов и укрывали в различных тайниках. Одним из таких тайников была яма за храмом Дейр-эль-Бахри, где три тысячелетия спустя, в 1881 году, мумии царей нашел Масперо.

В промежутке между двумя царствованиями Фив и Таниса, а также в правление каждого из них независимости удалось добиться и другим княжеским домам. Дни феодализма вернулись, однако цари XXI и XXII династий вряд ли даровали вольности. Вожди наемников брали их либо силой, либо пользуясь своим авторитетом. Приведу хорошо известный пример. В Гераклеополе, в Центральном Египте, Буювава, вождь ливийских наемников, захватил власть примерно в то время, когда царем был Панеджем I. Шестеро из его потомков поочередно носили титулы «Божественный отец Херишефа» (местный бог) и «Великий начальник машауаша» (название ливийского племени, поставлявшего наемников, – Mashau, Meshau). Седьмой, Шешонк I, завоевал Дельту и основал в Бубастисе XXII династию. Восьмым, девятым и десятым потомками Буювавы были цари Осоркон I, Такелот I и Осоркон II. Но Гераклеополь вновь стал независимым уделом, апанажем, управляемым царскими сыновьями, потомками Осоркона II, носившими титул «Наместник Юга,

Верховный жрец Гераклеополя, Главнокомандующий». Нам известны имена князей с одиннадцатого по шестнадцатый, продолжавших гераклеопольскую линию вплоть до тридцать девятого года правления Шешонка II.

Здесь следует отметить стойкость местных традиций. После падения Рамессидов Египет снова был разделен и, как в конце Древнего царства, состоял из трех областей – Дельты, региона Гераклеополя и региона Фив – трех крупных центров провинциальной жизни в условиях ослабления царской власти.

Ливийские цари XXII и XXIII династий Бубастиса были солдатами, чьей силой были находившиеся под их командованием воинственные племена машауаша. Чтобы быть уверенными в верности своих подданных, цари поселили их рядом с первыми ливийскими наемниками, которых ранее привел в Дельту Рамсес III. Подобно тому как Рамсес II наделил землей своих египетских воинов, Шешонк I отдал лучшие из Полей Фараона своим ливийцам. О Шешонке I Диодор говорит следующее: «Он избрал сильнейших и создал армию, достойную его великих деяний. Армия его включала 600 тысяч пехотинцев, 24 тысячи лошадей, 27 тысяч военных колесниц. Военачальниками царь назначил друзей юности, опытных в сражении и несравненных в доблести, число их превышало 1700. Сесострис отдал им лучшие земли, приносившие достойный доход, чтобы военачальники могли полностью посвятить себя войнам».

Кроме того, Диодор утверждает: «Третья и последняя часть земли отдана солдатам и всем, кто находится в подчинении у начальников милиции. Преданные стране, в которой находятся их земельные наделы, солдаты готовы доблестно сражаться, чтобы защитить их… Сыновья, вдохновленные примером отцов, упорно постигают солдатскую науку, доблесть и опыт делают их непобедимыми».

Весьма вероятно, что Шешонк определял правовой статус своих ливийцев по образу солдат-египтян и наемников Рамсеса II. С этой реорганизованной военной силой Шешонк попытался завоевать Палестину, но удержать Иерусалим, взятый штурмом в 925 году до н. э., не смог. Желая, по крайней мере, восстановить единство государства, Шешонк женил своего сына, Осоркона I, на дочери и законной наследнице последнего из танитских Рамессидов. Мальчика, рожденного в этом браке, назвали Шешонк II, он также стал верховным жрецом Амона. Таким образом, Фивы и Верхний Египет, со своим династическим богом, объединили силы с северными ливийцами.

Это единство было номинальным. В действительности вся долина распалась на номы, управляемые местными родами, которые, будучи de-jure вассалами Бубастиса, фактически были независимы. Верховный жрец Шешонк писал свое имя в царском картуше. Фивы превратились в удельное княжество, соперничавшее с Гераклеополем. В это время в Карнаке был построен портик перед гипостильным залом. Царь Осоркон II, который, судя по его великолепным сооружениям в Карнаке и Бубастисе[293], был весьма могущественным монархом, молил богов даровать его потомкам власть над верховными жрецами Амона, вождями машауаша и жрецами Гераклеополя. Таким образом, он признает действительную независимость трех крупнейших владений и местных военных вождей. Власть царя могла зиждиться лишь на его щедрости. Возродилась система привилегий: Фивы были освобождены от налогового бремени. Ни один царский инспектор не имел права ступить на территорию Фив, слуги Амона пользовались особыми льготами и могли посвятить себя исключительно служению богу.

При XXIII (Бубастийской) династии раскол во власти усилился. Некоторые военачальники приняли титул царя, вспыхнуло несколько местных войн, Фивы и Гераклеополь боролись за верховную власть. В Саисе, древней столице Западной, ливийской Дельты, вождь по имени Тефнехт узурпировал власть и попытался завоевать остальную Дельту.

В цикле народных сказаний, записанных демотическим письмом и донесших до нас эхо исторических событий, есть истории о правлении царя Петубаста, которые походят на рыцарские романы. Все эти истории рассказывают о гражданских войнах и князьях-соперниках – египтянах, нубийцах и неграх. Прекрасное оружие, золотые и бронзовые доспехи, турниры – вот что теперь представляет главный интерес для правящего класса, снова ставшего феодальным и, впервые в египетской истории, полюбившего военную жизнь, – явный признак того, что правители были чужеземцами, чьим домом на протяжении нескольких столетий была Долина.

Впрочем, национальное единство было частично восстановлено в период с 722 по 670 год до н. э., но заслуга эта принадлежит людям, пришедшим оттуда, откуда их меньше всего ждали, – из страны Куш, или по-гречески Эфиопии.

При фиванских правителях, «царевичах», Куш превратился во вторые Фивы. В Напате, у подножия Чистой горы[294] (du uвb = Гебел-Баркал) в своем святилище царил Амон. Здесь все еще чувствовалась власть наместников и жрецов, когда Долина, находящаяся ниже Первого порога, превратилась в поле битвы, на котором сошлись Фивы, Гераклеополь, Бубастис, Саис и множество более мелких городов. Территория в верховьях Нила была богата месторождениями золота, имела налаженную торговлю с Суданом и сильную армию. Такие внушительные экономические и военные ресурсы сделали кушских правителей арбитрами ситуации в Долине.

Кто же правил страной Куш? Около 800 года до н. э. в Напате появляется царская семья, памятники которой формируют непрерывный последовательный массив, что составляет контраст фрагментарным свидетельствам того же периода, разбросанным по Нижнему Египту. Кушские цари – Кашта, Пианхи, Шабака, Шабатака, Тахарка – завоевали Фивы и Дельту, распространили свою власть (с 722 по 670 до н. э.) на Бубастис и Саис, сражались с ассирийцами на территории Сирии и сыграли столь значительную роль в истории, что Манефон занес их в свой список как «XXV (Эфиопскую) династию». Кушские правители отличались приверженностью Амону и другим богам. По этой причине они считались потомками древних жрецов Амона, семьи Херихора, которые, как предполагалось, покинули Фивы из-за притеснений бубастийцев и нашли приют в Напате.

Эту гипотезу опровергают недавние раскопки, проведенные Рейснером в Напате. В то время как в Египте не было найдено ни одной царской усыпальницы после XXII династии, в Напате сохранились гробницы всех эфиопских царей (в Эль-Куруве обнаружены гробницы Кашты, Пианхи, Шабаки, Шабатаки и пяти предыдущих поколений; в Нури сохранились пирамиды Тахарки, Танутамона, Аспалута и других эфиопских монархов). Мумии исчезли, но в храме Амона, пирамидах и других, более древних усыпальницах найдено оружие, драгоценности, статуи и стелы с объемными текстами.

В Эль-Куруве можно увидеть гробницы пяти поколений правителей до Кашты, первого царя, – то есть приблизительно с 800 года до н. э. В древних могильных курганах найдены кремневые наконечники стрел, тяжелые золотые бусины, фрагменты керамики. Этот погребальный инвентарь указывает на то, что уровень развития цивилизации в стране был ниже, чем в Фивах того периода, но вполне соответствует тому, что можно было бы ожидать от ливийцев.

Кроме того, дочь Кашты носила титул Великой повелительницы темху, южных ливийцев. Соглашусь с мнением Рейснера, полагающего, что эти вожди, предки «эфиопских» царей, были ливийцами, вторгшимися в страну Куш параллельно с вторжением северных ливийцев в Дельту.

Судя по погребальному инвентарю, вожди были охотниками, воинами и большими любителями лошадей. На стеле с рассказом о завоевании Египта Пианхи выражает свое недовольство тем, что «великие лошади фараона», содержавшиеся в стойлах Дельты, находились в чрезвычайно плохом состоянии. По контуру стелы нанесены изображения боевых лошадей, приведенных к Пианхи в качестве дани (изображения лошадей есть и на рельефах в храме Напаты). В царском некрополе рядом со своими хозяевами были погребены четыре коня Пианхи, восемь коней Шабаки и восемь – Шабатаки. В ходе раскопок были найдены конские налобные повязки и сбруя из позолоченного серебра и бронзы.

Души военных лошадей сопровождали души своих хозяев в загробный мир. Колесниц обнаружить не удалось: эфиопские цари, в отличие от фараонов, ездили верхом.

В течение первых пяти поколений ливийские вожди страны Куш оставались вассалами своих родственников из Бубастиса (в Нури было обнаружено имя сына Шешонка II (или III) – Пасхеденбаста, занимавшего там лишь должность главнокомандующего). Кашта первым воспользовался царскими картушами. Своей короной он, вероятно, обязан фиванским жрецам Напаты, заинтересованным в упрочении власти Амона и его земного воплощения – фараона. Нигде оракул Амона не принимал столь активного участия в управлении страной, как в Напате, у эфиопских царей. Выбор царя определялся не линией наследования, а вмешательством статуи Амона, избиравшей из числа «царских братьев» престолонаследника, предпочитаемого жрецами. Царь обращался к Амону за советом по поводу каждого своего решения, за истолкованием сна, вопрошал о военных кампаниях против Дельты или изгнании нечестивого жреца. Позднее, покорив Египет, Пианхи посетил каждый храм, лично проводя службы или устраивая особые празднества. Возможно, именно этим эфиопским царям мы обязаны нарисованной Диодором полумистической картиной, отражающей строго регламентированную жизнь фараонов, с их табу и ритуальными обязанностями. Так ливийцы подчинялись строгим требованиям жрецов, чтобы выказать себя истинными наследниками фараонов.

Приняв царскую титулатуру, Кашта вознамерился восстановить единое царство в Долине. Эфиопы заняли Фивы в конце XXIII династии. Они с почтением относились к власти женщины, известной как божественная жрица Амона – Сешепенупет, дочери Осоркона III, но Пианхи вынудил ее назвать своей наследницей дочь Кашты, Аменардис. Из Фив эфиопы двинулись на север.

Прекрасно сохранившаяся стела Пианхи в сорокадвухстрочной надписи красочно и поучительно рассказывает о кампании, приведшей царя в Средиземноморье. Ливийские царьки слезно молили его разобраться с Тефнехтом, царем Саиса, завоевавшим Центральную и Восточную Дельту, нижнюю долину до Гермополя и принуждавшего царя Бубастиса и других правителей служить ему. Царь Пианхи, к тому времени уже почти полновластный хозяин Верхнего Египта до Гераклеополя, бросил в бой свою армию и флот и, восстанавливая царство Амона, завоевал долину, город за городом. Будучи весьма набожным человеком, Пианхи в каждом храме лично проводил службы в честь Амона. Благодаря этому в нашем распоряжении оказались ценные описания городов, храмов и религиозного культа – таких, какими они были в 722 году до н. э. Наконец, три царя (включая Осоркона III из Бубастиса) и пять князей, не говоря уже о Тефнехте, царе Саиса, подчинились власти Пианхи. Но мир был непродолжителен. В 720 году до н. э. Осоркон III снова захватил Фивы, а сын Тефнехта, Бокхорис, царь Саиса, обрел такое могущество, что Манефон приписывает ему основание XXIV династии (718 до н. э.). В правление царя Шабаки эфиопы вновь спустились в долину. Бокхорис был побежден и, согласно греческому преданию, заживо погребен как враг Амона, эфиопские же цари основали XXV династию Египта.

К несчастью, они пришли в Дельту как раз в тот момент, когда цари Ассирии предпринимали все усилия для завоевания Палестины и Сирии. В результате эфиопские правители оказались вовлечены в сложную игру с военными союзами и соперничеством. Тахарка не смог помешать вторжению Асархаддона в Египет. В июле 671 года до н. э. пал Мемфис и ассирийцы восстановили правление местных кланов под надзором наместников. Вскоре Тахарка нанес ответный удар. Асархаддон поднялся по Нилу, в 668 году до н. э. взял Фивы, а в 661 году до н. э. сдал город. В течение нескольких лет Египет был ассирийской провинцией.

Последний эфиопский царь и владыка Египта Танутамон был отброшен за Второй порог, и история царства Куш слилась с историей Египта[295].

Освободителями Египта стали цари Саиса. Примечательно, что в последние столетия своего существования Дельта восстановила баланс сил, который мы отмечали в дотинитский период. Тинитские и бубастийские правители сначала воскресили древнее господство Восточной Дельты, после чего пришла очередь Западной Дельты. Саис, на тысячи лет лишенный своего высокого положения, снова стал столицей.

Псамметих I, преемник соперников эфиопских царей[296], сначала был вассалом ассирийцев, но воспользовался их войнами с Вавилоном и Эламом, чтобы постепенно изгнать их из Черной Земли. Геродот – кладезь информации о последнем периоде саисской реставрации – говорит, что Псамметих был одним из двенадцати царей, что в тот период поделили между собой Египет. Оракул назвал его будущим владыкой страны. Изгнанный своими одиннадцатью соперниками, Псамметих обрел поддержку со стороны ионийских и карийских наемников, которых Гиг, царь Лидии, направил в Египет для борьбы с ассирийцами, общим врагом Лидии и Египта.

Примечательно, что Саисская династия боролась с эфиопами и ливийцами руками греческих наемников. На смену солдатам пришли торговцы. Саисские цари открыли им доступ в Дельту. До того времени греки жили в обособленных кварталах, вроде тех концессий, что принадлежали европейцам в Китае до прошлого века. Но после 660 года до н. э. греки получили право свободного перемещения. Нехо II создал флот для средиземноморской торговли и передал его финикийским морякам, чтобы те могли совершить плавание вокруг Африки. Судя по всему, финикийцам все же удалось обогнуть Африку, хотя никто не верил в благоприятный исход экспедиции, однако никаких практических последствий это не дало[297]. При последних царях, Априи и Яхмосе, взаимоотношения с греками развивались. Ионийцы и карийцы получили право селиться даже в Мемфисе, где их число достигло 200 тысяч. Другие обосновались вдоль Канопского рукава, основав порт Навкратис. Впервые грекам было позволено основать город, поклоняться своим богам, выбирать магистраты. Вскоре греки расселились по всему Египту. Милетская колония в Абидосе и самосская колония в Великом оазисе демонстрируют степень греческого проникновения в Древний Египет. После ливийцев и эфиопов в этот тигель, в котором уже перемешались разные народы, добавился новый элемент – греки из Средиземноморья.

Линия канала видна и сейчас. Она отмечена пятью памятниками, или стелами, с надписями, выполненными иероглифами и персидской клинописью. Лучше всего сохранилась стела Шалуф, персидский текст которой гласит: «Я – Дарий, я – перс и правлю Египтом. Я повелел прорыть этот канал от Нила [реки, протекающей в Египте] до моря… Затем этот канал [был прорыт] здесь… По моему велению возник этот канал, и сказал я: «Идите от… этого канала до берега моря».

Следовательно, Дарий довел дело до конца. Геродот и Страбон видели функционирующий канал. Масперо считает, что он был открыт при Рамсесе II, другие, опираясь на слова Страбона о Сесострисе, датируют открытие канала правлением Сенусерта I (XII династия).

В течение последних восьми лет Саисского периода установившийся в стране мир принес ей экономическое процветание и возрождение искусства.

На протяжении трех предыдущих столетий центральная власть была раздроблена, но местная администрация продолжала править как прежде, восстанавливая мир и порядок в периоды затишья в междоусобных войнах. Привилегированные классы – жрецы Фив и Куша, солдаты из нижней долины – существенно расширили свои преимущества. Свободные крестьяне и ремесленники также получили выгоду от ослабления царской власти. Низшие классы получили или же присвоили себе право передавать – не только в рамках «семьи», среди родственников, но и третьим лицам – свои ремесла или поля, которые они обрабатывали для царя, верховного владельца, или жрецов и солдат, привилегированных арендаторов. В Бубастийский период начинают заключаться сделки по продаже, аренде и закладу, брачные контракты и завещания – бытовые процедуры, свидетельствующие об относительном освобождении имущества и людей. Частные лица передают участки своей земли местным храмам без вмешательства царя. Недвижимая собственность и движимое имущество могут передаваться другому владельцу при условии, что сделка будет утверждена писцами храмов или царских учреждений, пошлина – уплачена, а сведения о каждой переуступке недвижимости и смене владельца – занесены в государственный реестр. Появилась необходимость приспособить иероглифическое письмо к практическим целям. Иератическое письмо было видоизменено, и на свет появилась демотика, которую греки называли «народным письмом».

Диодор приписывает Бокхорису кодификацию законов, касающихся этих договоров (??`?? ??? ????? ??????????? ???????). Кроме того, освобождение земельной собственности позволяло свободным людям, имевшим долги, передавать землю и доход с нее в заклад своим кредиторам в качестве залога. Бокхорис, как говорят, отменил долговой арест и долговое рабство, издал распоряжения, касавшиеся ростовщичества, а также указ, согласно которому, в случае отсутствия письменного договора о займе, заемщику достаточно было поклясться, что за ним не числится долг, после чего он освобождался от всех обязательств. Все эти законодательные акты настолько облегчили положение народа, что Диодор не только сравнивает их со знаменитыми реформами Солона, но и утверждает, что Солон, издавая законы, следовал примеру Египта.

Геродот заявляет, что указ Солона о том, что каждый гражданин должен ежегодно отчитываться перед властями о своих доходах с целью определения налоговой ставки, копирует законы Яхмоса. Ревилью убежден, что кодексы Бокхориса и Яхмоса существовали в действительности. Ни один из них не дошел до нашего времени, но сохранились записанные демотикой контракты, самый ранний из которых в самом деле датируется временем правления Бокхориса. В любом случае экономическое освобождение земли и людей могло бы объяснить огромную популярность Бокхориса и его репутацию великого законодателя и милостивого судьи, о которых свидетельствуют странные легенды о его жизни и трагической смерти.

В конце Саисского периода, говорит Геродот, экономическое процветание Египта достигло небывалых высот. С ростом благосостояния – следствия порядка и соблюдения законов – возрождается тяготение к дорогим произведениям искусства. Эфиопы уже переняли традицию великих «сооружений царя» и построили великолепные памятники в Карнаке и Напате. Царские скульпторы не утратили секреты мастерства Фиванского периода: драгоценные украшения и мелкие предметы обихода, найденные Рейснером, отличаются простотой и соответствуют религиозным канонам. Для эфиопских и саисских царей мастера обрабатывали самые твердые камни и бронзу. Создателей украшений гробниц и скульпторов вдохновляли мемфисские шедевры, созданные две тысячи лет назад. Были переписаны Тексты пирамид.

Шабака воспроизводит текст древнего манускрипта, сокровища мемфисских теологов, на камне; надписи подражают древнему языку. В отсутствие творческого духа стиль формирует эрудиция. Процветает и промышленное искусство. В огромных количествах выходят из форм амулеты и статуэтки из бронзы и глазурованной глины, в дешевых копиях распространяются произведения великих мастеров, покупаемые горожанами и крестьянами.

Таковы характерные черты этого последнего периода, который можно назвать эфиопским и саисским Возрождением. Как только власть сосредоточивалась в руках сильных или способных царей, управление снова становилось эффективным, и в страну возвращался порядок, справедливость и процветание, а административный аппарат адаптировался к эволюционировавшим обычаям и законам.

Саисские цари, которые, по существу, были неожиданно выдвинувшимися авантюристами неясного происхождения, приобрели популярность благодаря своим демократическим законам и простому, неформальному поведению. Тем не менее они все так же считали религию основной опорой государства. Ни Псамметих, ни его преемники не отказались от жреческих традиций. Восстановив Фивы, они воспользовались наследственным авторитетом. Поскольку жречеством завладели бубастийцы, истинная власть не находилась в руках узурпаторов. По мнению народа, она находилась в Фивах, в том, что осталось от древнего Двора Амона. Там гарем из жриц возглавлялся женщиной, которая уже не была супругой верховного жреца, но все еще именовалась Супругой Бога (илл. 51) и, подобно царицам, Жрицей Бога (duat neter). Избиралась ли эта женщина из числа потомков Рамессидов? Во всяком случае, она правила Фивами и владела значительным имуществом. Поскольку жрица не могла сочетаться браком со смертным, у нее не было детей, однако она удочеряла девочку, которой впоследствии переходил по наследству политически значимый жреческий пост. Несомненно, этот обычай был пережитком древней матриархальной традиции, напоминанием о наследовании престола по женской линии. Этот кажущийся необоснованным выбор женщины на роль главы жриц Амона и правительницы Фив служил подтверждением древнейшей и почтенной традиции народа и его царей. Псамметих I не колеблясь использовал эту традицию для укрепления своей власти, как до него это делали бубастийцы и эфиопы.

Древнейшей из известных нам жриц Амона была Сешепенупет I, дочь Осоркона III из XXIII династии. Взяв Фивы, эфиопы вынудили ее удочерить дочь Кашты, принцессу Аменардис I (илл. 52). Аменардис I в качестве своей преемницы избрала Сешепенупет II, дочь Тахарки. Псамметих, захватив Фивы, нашел эту женщину и вынудил ее назвать своей наследницей его дочь Нитокрис. Большая стела, обнаруженная Леграном в ходе раскопок в Карнаке, повествует нам об этом удочерении, имеющем своим следствием и передачу собственности.

Рассказ на стеле Нитокрис изложен прекрасным языком фиванских фараонов. Вот что говорит Псамметих о своем отношении к Амону: «Я его сын, в милости у Отца Богов, я тот, кто совершает приношения богам, порожденным им для услады своего сердца. Я отдал ему свою дочь, чтобы стала она Супругой Бога, чтобы она могла [призвать божественное покровительство для царя], чтобы Бог был доволен молитвами и чтобы он защитил страну… И вот я слышу, будто дочь царя Тахарки [Сешепенупет II] здесь и что царь отдал ее своей сестре [Аменардис I] в качестве преемницы жрицы Бога. Но я не тот, кто изгоняет наследника, ибо я царь, любящий справедливость; я – сын, мстящий за отца [Гор], получивший наследство от Геба, объединившего Две Части [Сета и Гора]. Поэтому я отдал эту деву [Нитокрис] ей [Сешепенупет II], чтобы сделала она Нитокрис своей Великой Дочерью».

Рис. 64. Ливийский вождь

За шестнадцать дней Нитокрис добралась из Саиса до Фив, где была радушно принята Амоном. Затем Сешепенупет II составила опись (imt-per) своего движимого и недвижимого имущества, которое включало 33 тысячи arourai земли в разных номах и внушительные ежедневные поступления провизии, доставляемые жрецами Амона, царем и храмами пятнадцати городов.

Подобное «правление» жрицы бога не привело к исчезновению должности верховного жреца Амона, но он в значительной степени утратил свое прежнее великолепие. Во время Нитокрис верховный жрец Хорхеб стоял ниже жреца четвертого класса по имени Ментуемхет (илл. 54), который был доверенным советником жрицы и, возможно, контролировал ее, поскольку на деле именно он правил Фивами (Ментуемхет был князем Фив). В это беспокойное время моральная власть женщины должна была подкрепляться силой энергичного человека. Однако во времена затишья, в конце Саисского периода, последняя жрица Амона приняла не только исконно царское имя, «женщина-Гор» (Hort – один из титулов царицы Хатшепсут), и традиционные картуши, но и титул верховного жреца Амона. Это был логический исход ситуации. Чужеземные цари держали власть в своих руках, позволяя женщинам из своих семей занимать положение, освященное традицией.

Последней жрицей Амона была Анхнеснеферибра, дочь Псамметиха III, удочеренная Нитокрис. Она была жрицей вплоть до персидского вторжения и видела закат Египта фараонов. До нас дошел рассказ о представлении Анхнеснеферибры ее супругу Амону: «Она подошла к храму Амона-Ра, Царя Богов. В процессии с ней шли Жрецы, Божественные Отцы, Чистые [uвb] и прочие священники храма Амона, впереди шествовали Великие. Они совершили все подобающие обряды, и Жрица Бога вошла в храм в сопровождении Писца Бога и девяти [uвb] его дома. Она надела все амулеты и украшения Супруги Бога и Жрицы Бога Амона. Жрецы короновали ее Двумя Перьями и венцом, чтобы стала она повелительницей [hemt] всего кругооборота Солнца. И дали ей титул: «Принцесса, Прекрасная, Повелительница Амулета, Повелительница Всех Женщин, Супруга Бога, Жрица Бога [имя], Рука Бога [имя], Одаренная Жизнью, Царская Дочь Владыки Двух Земель, Псамметиха II».

А вот как описывается ее положение в храме: «После совершения всех обрядов и церемоний в ее честь, что совершались для [богини] Тефнут, к ней подошли жрецы, Божественные Отцы и священники храма. Она, Принцесса, Восхваляемая,

Супруга Бога, чьи чистые руки держат систр, когда она услаждает слух Амона своим пением».

В 525 году до н. э. персидское вторжение положило конец последней независимой династии, а также власти супруги Амона. Древнее царство фараонов, рожденное среди тотемов и богов, превратившееся в теократию и поделенное жрецами и чужеземцами, теперь, умирая, дарит нам свой последний образ – две чистых руки жрицы Амона, воздетые перед богом в священном жесте.