Глава 14

Мы помчались в сторону поля, объезжая деревья и стараясь сохранять скорость. Сначала ничего не было видно из-за дыма, но потом как-то неожиданно мы выехали на открытое поле, попав прямо в поле обозрения русских пулеметов. Йохум, мой водитель, закричал:

– Мы идем со скоростью пятьдесят пять километров.

– Попробуй развить до шестидесяти пяти! – крикнул я в ответ.

Через две секунды мы сделали первый вираж и открыли огонь по левой стороне, и тут же в нас не останавливаясь полетели снаряды русских пушек. Мы сменили траекторию движения относительно реки. Затем вновь повернули влево и помчались назад, в сторону поворота. Полковник, должно быть, думал, что мы сошли с ума или, скорее всего, предпринимаем последние отчаянные попытки уйти, попав под обстрел. Само по себе зрелище со стороны выглядело безрассудным – наши действия не имели логики. Мы сделали еще один резкий поворот обратно, в сторону реки.

Снова повернув налево, под углом пятьдесят пять градусов, мы изловчились проскочить к лесу, а потом внезапно отклонились вправо, не дав русским шанса поймать цель. Они сами находились на грани сумасшествия. У меня был телескоп, в который я наблюдал за ними. Прямо на краю дороги они установили две пушки 78-го калибра, хорошо защищенные от прямых попаданий, но имевшие превосходную возможность вести обстрел поля. На противоположной стороне, среди деревьев, были отчетливо видны пулеметы, в достаточно большом количестве. Все, что они тщательно маскировали, сейчас стояло передо мной как на ладони, и того оружия, которое я заметил, было вполне достаточно. У меня разбегались глаза, когда я пытался примерно посчитать, сколько пушечных стволов смотрит во все стороны.

Они стреляли наполовину вслепую, посылая снаряд за снарядом, устроив непрекращающуюся бомбежку, но вряд ли кто-нибудь из них надеялся, что цель будет уничтожена.

Впрочем, Дита ни в чем не отставал от них и тоже не давал танку смолкнуть ни на минуту.

Похоже, главной задачей и для русских, и для нас стало просто вести перестрелку, и, если в радиусе пятидесяти метров происходило попадание, это означало очень хороший результат. Мы, в который раз, скакнули влево, но на этот раз резко дали задний ход, а потом рванули вперед, чтобы не повторяться и тем самым остаться неуловимыми. Через пять секунд мы снова оказались справа и развернулись опять к реке. Небо превратилось в одно сплошное зарево. Я увидел пехотинцев – стрелков, которые залегли, чтобы прицелиться, но в тот же момент наш пулемет пустил по ним бешеную очередь. Они выронили свои винтовки и бросились в сторону дороги, скрываясь из вида. Я хохотал, как человек, находящийся на грани сумасшествия, да и остальные ребята тоже.

Мы продолжали рывки: вправо, влево, вперед, назад, то на бешеной скорости надвигались на людей полковника, то уворачивались от ударов. Мы до того увлеклись, что перед очередным зигзагом танк накренился, едва не перевернувшись. Временами казалось, что нас подбили либо танк потерял управление и Йохум бросает нас на вражеской стороне. В моем желудке тоже все переворачивалось, и от постоянной тряски я почувствовал, что начинаю слабеть. Я не осмеливался даже подумать, что будет с моим легким, и лишь чрезмерное возбуждение не давало мне потерять сознание.

Резко повернув, танк подпрыгнул так, будто собирался взлетать. Дита выругался последними словами. Ствол пушки поднялся высоко вверх, и, когда Дита приготовился стрелять в нужном направлении, нас снова занесло, и снаряды полетели с диким воем над головами русских, в кроны деревьев, в землю и куда только было можно. Нам оставалось надеяться лишь на то, что земля станет вращаться быстрее и мы вот-вот увидим ползущих Второго, Третьего и Четвертого нам на помощь.

Пехота снова стала группироваться против нас, и я приказал водителю мчаться на скорости в их направлении. Иначе они могли бы окружить другие наши танки, забросав гранатами.

– Идем прямо на них и проезжаем сто метров до следующего поворота! – закричал я.

Йохум не ответил. У него не было времени. Резко дернув танк влево, мы чуть не опрокинулись, но, с трудом удержавшись, поехали вперед. Теперь наша пушка направлялась куда надо, и Дита заулыбался. Он мог стрелять непосредственно по русским орудийным установкам. Наши пулеметы вели перекрестный огонь с пехотой, пока Дита направлял все усилия на уничтожение оружия противника.

Нас с силой швырнуло вправо, затем обратно и снова вправо, и мы помчались через поле, но неожиданно Йохум полностью потерял управление танком, и нас понесло все ближе и ближе к пехоте. До них оставалось метров триста, а мы продолжали надвигаться. Русские обезумели, не понимая, что происходит. Они буквально разлетались в разные стороны, бросая свои винтовки и пулеметы. Тут я ощутил сильный толчок на повороте и увидел, что русские бегут параллельно нам. Слава богу, водителю удалось выправить ситуацию, и мы рванули обратно через поле, в безопасное место. Но наш неожиданный рывок дал свой результат. Припертые к стене русские сдали свои позиции и исчезли в лесу, и я был уверен, что добрая половина их сбежала окончательно.

Неожиданно я увидел второй наш танк. Но он двигался в направлении противоположном тому, в котором должен был двигаться. Значит, полковник оказался не таким идиотом, как мы надеялись. Должно быть, кого-то из убежавших от нас он поставил обороняться против танков. Трудно описать, какой дым стоял на дороге от перестрелки наших двух танков с русскими. Для меня настало время исполнить свой долг. Приказав Йохуму развернуться на сто восемьдесят градусов на юг, я открыл крышку люка и высунул голову так, чтобы беспрепятственно видеть все, что происходит. Русские окончательно запутались и не понимали, для чего мы скачем по полю. Мы не наступали и не отступали. Мы просто играли с ними в кошки-мышки, словно дети на воскресном пикнике. Пехота и пулеметчики, до сих пор остававшиеся здесь, просто стояли как вкопанные, ожидая, что же мы придумаем дальше. А я надеялся, что они сбегут, как и раньше, побросав оружие и боеприпасы.

Мы наступали на них до тех пор, пока не оказались как раз напротив нашего второго танка. Затем я увидел броневик и четвертый танк, как раз выпустивший череду залпов. Сейчас мы находились полностью в окружении русских пулеметов, и Дита постоянно поворачивал ствол вправо и влево, стреляя без остановки. Второй возвратился на главную дорогу, и три танка вместе поехали друг за другом, продолжая вести перекрестный огонь с русскими. Мы двигались вниз, к повороту, и постепенно грохот орудий становился все тише. У противника не хватило сил, чтобы пробить танк. Длинные колонны, отступающие с фронта, сворачивали в лес по крайней мере на полкилометра, чтобы объехать нас.

Дорога с севера на юг и в Одессу сейчас была полностью блокирована для нас, и все, что оставалось, – это путь, пролегающий через мост. Машины и деревья горели, дым и копоть были повсюду, а пехота сломя голову убегала к морю, надеясь, что хоть там им удастся избежать участи сгореть заживо. С того места, где мы находились, я увидел полковника, на расстоянии трехсот метров, стоявшего посередине, широко раскинув руки, пытаясь остановить отступающих пехотинцев, побросавших свои пушки. Но никому из них не было до этого никакого дела. Эта малая часть России больше не интересовала их. Полковник напрасно звал и махал руками: никто не хотел его слышать.

Мы и сами не знали, выиграли или, наоборот, проиграли сражение. Пятый так и не показался, и я был уверен почти на сто процентов, что он подорван. Если бы полковнику удалось собрать или вернуть людей и оружие, то нам бы не поздоровилось. Мы были слишком близко, и вместо пяти у нас было только три танка. Я пристально смотрел на него. Я бы мог одним ударом убрать его, но поймал себя на том, что в этом случае я уважаю стоявшего передо мной русского и никакая сила на земле не заставит меня совершить убийство. Этот человек не боялся нас. Это был настоящий мужчина.

На связь вышел Второй:

– Капитан, мы уходим от пулеметного огня.

– Вас понял.

Мне становилось все труднее соображать. Я чувствовал боль и моральное истощение. Все, что я хотел, – это выбраться к черту из России, из Одессы, забыть все, связанное с ними, просто лечь на удобную мягкую кровать и заснуть. Так выиграли мы или нет? И когда ребята из «Дас Рейх» придут нам на помощь? Если они не появятся в ближайшее время, тогда никого из нас не останется в живых.

Я прислонился к стене танка и спросил Диту, сколько снарядов еще осталось.

– Десять, и это все, – ответил он.

У Третьего боеприпасы также заканчивались. Никому из нас непозволительно было дольше оставаться здесь.

– Третий, Третий, – передал я. – Вместе поворачиваем вправо. Сейчас или никогда. Я пойду первым, отстреливаясь справа, а вы следуйте сзади в двадцати метрах и держите под прицелом левую сторону. Оставьте последний выстрел для себя. Второй вернется в лес и попытается выяснить, что произошло с Пятым, а потом отправится через поле к Хорсту, на максимальной скорости.

Мы ехали дальше. Полковник все так же стоял посередине, не двигаясь, и только махал кулаками. У этого несчастного даже ружья не оказалось в руках.

Все то время, которое мы продвигались среди них, русские боялись толком стрелять, из-за страха попасть друг в друга, поэтому, вместо того чтобы отразить нападение, они просто сбегали с дороги и терялись в кустах. Но только не полковник. Наш танк медленно надвигался на него, но он даже не шевельнулся. Один на опустевшей дороге, он ждал неотвратимого момента, когда наш танк переедет его. Никогда раньше я не испытывал такого чувства по отношению к русским. Мы свернули как раз перед ним и поехали мимо к дороге, ведущей через мост. Я не стал оборачиваться, но знал, что он до сих пор стоит там. Как только мы повернули, Дита развернул дуло и сделал последний залп. Затем на высокой скорости мы покатили к реке. По крайней мере, мы блокировали дорогу, нанесли ущерб, и русским придется потратить лишний час, если не больше, чтобы восстановить все как было. Я только надеялся, что к тому времени к нам придут на помощь.

Далее требовалось разорвать ряды пехотинцев, которые вновь восстановились. Но на это мы не затратили больших усилий. Они расположились в форме радуги, на юго-западе, но на этот раз не в один ряд – они опять, как муравьи, расползлись по полю и лежали повсюду. Наш нижний пулемет пока еще имел целую обойму и строчил по солдатам не останавливаясь. Затем, справа от себя, мы обнаружили противотанковую пушку, развернутую к реке. Так как из нее не стреляли, то, должно быть, приняли нас за русских. Ругаясь на чем свет стоит из-за того, что приходится использовать последний снаряд, мы расстреляли военных, находившихся возле орудия.

– Третий, Третий, – запросил я. – У вас еще осталась граната?

– Осталась, как и было приказано.

– Тогда уничтожьте этот чертов пулемет, чтобы его больше не было.

Второй танк до сих пор не показывался из леса, поэтому я решил выйти на связь. Они ответили немедленно:

– Броневик охвачен пламенем, капитан. Я на обратном пути и сейчас же возвращаюсь к реке.

Это были плохие новости. Должно быть, их подорвали из танков, шедших впереди, или обстреляли из пулемета, которого они не заметили. Возможно, ребята выбрались и спаслись. Возможно. Но, если хотя бы четверть русских, которые залегли полукругом, окажутся с таким же характером, как у полковника, тогда они сожрут нас всех, вместе взятых, с танками и пушками. Я выпустил зеленую ракету и получил ответ от Хорста. Огонь в стане врага смолк, но с западной стороны реки наших до сих пор продолжали обстреливать, правда безрезультатно.

Я повернулся, чтобы посмотреть в бинокль, что же происходит на главной дороге. Проклятый полковник. Я уже начинал сожалеть, что не шлепнул его. Ему снова удалось собрать солдат. Волна за волной пехотинцы выходили из леса. Я мог вообразить, что подумал бы обо мне Вилли, если бы находился здесь, но чувствовал мучительную боль и не имел сил не то чтобы убить кого бы то ни было, а просто подумать об этом. Этот полковник, черт бы его побрал, делал все возможное, чтобы не упустить нас. Я не знал, насколько удалось одурачить его, но теперь он понимал, что у нас закончились боеприпасы.

Я видел, как горящие грузовики скатываются с дороги. Полковник, похоже, собирался привлечь тяжелую артиллерию, и, если бы ему удалось заполучить хоть одну батарею тяжелого оружия, они бы раздолбали нас прямо на месте. Но тут я вспомнил о самолетах. Конечно, они вот-вот должны возвратиться. Без них нам придется совсем туго. Наш танк направился туда, где находился Хорст.

– Как вы? Как там дела?

– Нормально. Мы прорвались через ряды пехоты без проблем, но когда въехали в лес, то нарвались на их противотанковую пушку. Через нее мы бы точно не прошли, поэтому я решил перехитрить этого чертова полковника и послал два танка и броневик на высокой скорости давить все на своем пути, чтобы отвлечь их внимание, а сам тем временем благополучно выехал с поля.

– Я видел эту картину, – вот смеху было. Русские, наверное, израсходовали половину всех боеприпасов Одессы. Небо сияло, как в сказке, пока вы плясали под ним.

– Да уж, весело. Кстати, что у вас нового?

– У нас вполне хватит возможностей удержать танковую бригаду, пока светло, но лучше не спрашивай, что может произойти, когда наступит ночь. Думаю, это будет невозможно. Я выставил посты между танками, чтобы пехота не прокралась.

– Я так понимаю, что у нас остается единственная надежда на самолеты, которые должны появиться здесь до наступления темноты.

Хорст кивнул. Что будет в противном случае, мы оба прекрасно осознавали. Никто из нас не мог допустить даже мысли, чтобы быть пойманными русскими – особенно теперь. Я подумал о наших многолетних тренировках. Одному Богу было известно, останется ли что-нибудь от 115-го подразделения, или здесь, в Одессе, с нами со всеми будет покончено – с войсками, принадлежащими самому фюреру. Три года тяжелейшего обучения, и все это ради того, чтобы от нас не осталось и следа, всего за несколько дней.

Я посмотрел вперед, на главную дорогу. Ни одного оружейного выстрела не раздалось в тот момент, только крики бегущих в панике людей. Я увидел несколько тракторов, а может, даже и танков – я не мог точно определить. Было слишком далеко, к тому же мешала высокая трава. Они поворачивали в лес, в нашем направлении, и мне это совсем не нравилось. Мне не нравилось эта странное затишье.

– Надеюсь, у вас остались боеприпасы, – сказал я Хорсту.

– Если посчитать грубо, приблизительно от ста двадцати до ста тридцати зарядов в каждом танке.

– По крайней мере, на какое-то время должно хватить. Скажи, чтобы из каждого танка нам дали по двадцать – двадцать пять снарядов. Мы истратили весь запас полностью.

Я не мог вспомнить, сколько уже времени мои люди и я сам не ели, хотя больше всего на свете мне хотелось пить, а воды у нас была целая река.

– Хорст, в этом месте есть что-нибудь съедобное?

– Извини, но с прошлого вечера мы ничего не ели.

Я отбросил все мысли о еде и о том, что мои люди голодные, и стал смотреть в лес.

Но Хорст продолжил говорить:

– Русские, на той стороне реки, зарезали на ферме свинью и подвесили, чтобы стекла кровь.

– Но это русские, а не мы.

– Да, – хмыкнул он, – но это очень просто. Три человека уже в пути, чтобы забрать этого маленького поросенка.

– Что! – закричал я. – Трое против целого отряда?

– Нет, сами русские прячутся в садах и деревьях, так как самолеты бомбят периодически и ровняют с землей здания и все, что их окружает. Понимаешь, сейчас свинья висит на дереве, и я приказал двум танкам, чтобы они прикрыли ребят, как только они окажутся на том берегу.

Я покачал головой:

– Мы не можем больше допускать потерь, Хорст.

– Я знаю, но у нас попеременно два или три человека весь день патрулируют. Сейчас русские не осмелятся приблизиться.

Едва он закончил говорить, как танк и пулеметы открыли стрельбу по основной территории фермы, на другой стороне. Эти придурки рискуют жизнью ради куска свинины.

– Давай проедем метров пятьдесят вдоль насыпи и посмотрим, что там, – сказал мне Хорст.

Я громко вздохнул, когда танк тронулся. С берега мы отлично увидели выгоревшую площадь фермы и троих солдат. Они спокойно расхаживали среди руин, даже не утруждая себя в том, чтобы поторопиться. Русские вряд ли стали бы рисковать, выдавая свои позиции, из-за трех человек. Этой троице просто повезло. Посмотрев направо, я увидел, что остальные уже разводят костер и обстругивают ветки, чтобы изготовить шампуры для шашлыка. Сначала я улыбнулся, а потом меня разобрал смех. На их лицах не было и тени сомнения, что они получат то, что хотят. Потом мой смех перешел в кашель. Я оглянулся. Ребята заполучили свинью и почти прогулочным шагом возвращались обратно. Им только не хватало флага, чтобы гордо нести его впереди.

– Ладно, Хорст, – сказал я. – Сдаюсь.

Не прошло и пяти минут, как свинья была нарезана на куски, и каждый держал свой импровизированный шампур над огнем, поворачивая его так, чтобы мясо прожарилось.

Пока на главной дороге все спокойно. Половина ребят не могли дождаться, когда же, наконец, их порция будет готова. Больше четырех лет мы не ели шашлыков; именно этим и было вызвано столь сильное нетерпение. Они набрасывались даже на полусырое мясо. А мне кусок не лез в горло. Я не мог выносить даже запаха, поэтому сидел в сторонке на берегу реки, наблюдая за остальными с завистью и вместе с тем чувствуя приступы тошноты. Кроме того, я прислушивался к звукам, доносившимся из леса, но пока, кроме пения птиц, ничего не слышал. Дождавшись, когда Хорст доест, я подозвал его.

– Послушай, я хочу, чтобы никто не терял бдительности, потому что эта подозрительная тишина, возможно, одна из уловок русских, – сказал я ему. – Они могут подобраться к нам только через пехоту, а ты знаешь, что в этом им будто черти помогают. Они могут часами лежать в засаде, продвигаясь по нескольку метров, а потом не успеешь опомниться, как от нас в считаные мгновения ничего не останется. Сейчас я на трех танках отправлюсь подыскать место, откуда будет удобнее всего прикрывать вас.

Хорст отошел, чтобы организовать людей, а я объяснил ребятам в танках, что нужно выбрать безопасное место где-нибудь в кустах. Отъехав метров четыреста от главной дороги, мы остановились на хорошо скрытой поляне. Следующие полчаса никаких тревожных сигналов от русских не поступало. Я решил связаться с Вилли.

– Привет, Георг, – отозвался он. – У нас здесь черт знает что. Танки на том берегу сильного вреда причинить нам не могут, но теперь русские подогнали тяжелую артиллерию, противотанковые орудия и еще несколько танков. Последние полчаса, а может, уже больше нам некогда перевести дыхание. Они не сдаются, и, похоже, их попытки не безуспешны.

Сразу после разговора на связь по очереди вышли Второй и Третий.

– Вы видите, что происходит перед вашим носом?

Я немедленно схватил бинокль и стал пристально вглядываться вдаль. То, что я увидел, мягко говоря, не обрадовало меня. По крайней мере три отряда пехотинцев наступали на нас, растянувшись в шесть длинных рядов. Это было совсем не смешно, и я сразу же обратился к Хорсту:

– Пошли еще один танк на наш левый фланг. Прикажи ему занять позицию в двухстах метрах в стороне, и если располагаешь такой возможностью, то еще один нам бы здорово пригодился справа. Сам будь готов к отражению атаки и не снимай людей с установленных постов. Они могут попытаться пролезть одновременно с обеих сторон.

Полковник первоклассно организовал свое наступление. Едва мы закончили говорить с Хорстом, как оказались под обстрелом орудий тяжелой артиллерии. Русские шли в наступление, пытаясь выведать наше месторасположение, но мы не собирались вестись на провокацию и продолжали молча выжидать, не открывая ответного огня. Тогда полковник снова подключил «катюшу», действующую на нервы, надеясь на опрометчивые действия с нашей стороны, но все же взрывы ее снарядов не могли повредить нам. Я не придал значения этому и продолжал следить за пехотой. В данный момент это было единственное, на что следовало обратить внимание. Затем справа от нас показался огромный танк «Иосиф Сталин». Эта громадина не сомневалась в своих силах и поэтому медленно и целенаправленно двигалась в нашем направлении, как Голиаф, ищущий Давида, готовая похоронить нас под собой. Пока «Иосиф Сталин» находился слишком далеко, чтобы мои орудия могли быть эффективны против него, но к его пушке это не относилось. Танк чем-то напоминал невозмутимо плывущий военный корабль, и единственным минусом, когда он двигался на маленькой дороге, можно было считать его размеры. Хорст находился на правом фланге, и до меня донесся его свист.

– Георг, ты видишь то же самое, что и я? На нас же идет целая крепость!

– Ради бога, не выдавайте своих позиций, – прошипел я. – Мы направим на него пушки сразу всех трех танков, но для начала надо дать ему подойти не менее чем на пятьсот метров.

«Сталин» неумолимо продолжал приближаться – медленно, самоуверенно и не собираясь ни перед чем останавливаться. Стволы его пушек были направлены на кусты, где мы прятались, спасало нас только то, что сидящие в нем пока еще не знали, что мы находимся именно здесь. Я поморщился, когда танк направил свою центральную пушку практически мне в нос. Артиллерия прекратила огонь, и на мгновение наступила тишина. Видимо, приблизилась пехота, и они пропускают ее, подумал я. Лишь только у меня промелькнула эта мысль, как они, словно по команде, с криками, со свистом, выставив перед собой штыки и готовые заколоть нас, бросились вперед. Если у них получится окружить танки, нас разорвут на куски. Я быстро скомандовал своему экипажу:

– Не стрелять, пока не дам команды.

Бегущим пехотинцам оставалось до нас около двухсот метров, а «Сталину» – не больше километра. Да, полковник, несомненно, действовал грамотно: если мы не начнем отстреливаться в течение нескольких секунд, они облепят наши танки, как муравьи. Но если откроем огонь, «Сталин» одним ударом разобьет нас после первого же выстрела, не говоря уже об артиллеристах полковника, засевших в лесу. У «Сталина» было три пушки, и ему всего лишь требовалось подойти чуть ближе. Я дал приказ Хорсту и Второму нацелиться в его самое слабое место – чуть ниже башни со стволами. Дита сделал то же самое в нашем танке.

Мы сидели в напряжении и ждали. «Сталин» подошел совсем близко, да и пехотинцы, бегущие с ревом и свистом, находились в ста метрах от нас. В нашем распоряжении оставалось не больше пяти секунд. Все три танка были готовы к перекрестному огню по моей команде, но я ждал, выгадывая доли секунды. Крики и ругательства русских отчетливо доносились до наших ушей. Они обезумели от ярости и ненависти.

– Приготовились, – закричал я, – огонь!

Пушки разом ударили по «Сталину», а пулеметы застрочили по солдатам. Первые же три залпа вывели танк из равновесия, следующими тремя мы пальнули по гусеничной ленте. Теперь он хотя бы не мог двигаться, но все равно продолжал оставаться неприступной крепостью, готовый нанести ответный удар из трех стволов сразу. Я ждал атаки, наблюдая, как наши снаряды пролетают со свистом, и зная, что больше мы ничего не в силах поделать. Мы были похожи на сидящих уток. И вдруг неожиданно, как гром среди ясного неба, появился наш самолет и с воем сбросил бомбу на танк. Она угодила четко в цель, «Сталин» мгновенно вспыхнул, а мы обрушили на пехоту весь свой арсенал. Наступавшие в первых рядах попадали, как мухи, но стрелять в них не было необходимости, потому что, увидев, что их главной надежды больше не существует, они остановились и, развернувшись, бросились в лес. Мы немедленно покинули укрытие, отступая на высокой скорости, но ни на миг не прекращая стрельбу. Затем я дал команду приступить к игре в охоту на зайцев. Нам пришлось долго держать их, дожидаясь людей, которые возьмут под стражу восемьсот пленных. И никто из русских не попытался вернуться на сторону полковника. Наверное, они считали, что лучше быть захваченными, но живыми и присоединиться к остальным, сидевшим на траве, которым даже не требовалась охрана, чем воевать против нас. У нас не было времени взглянуть, играют ли они до сих пор в карты.

– Отлично, ребята! А теперь, не снижая скорости, движемся напролом, уничтожая все, что попадется! – прокричал я.

Никогда раньше мне не приходилось видеть такое количество войск, сконцентрированных на столь маленькой площади, как это поле, – две тысячи на квадрате в полкилометра. Они убегали в лес быстрее, чем когда наступали.

Как только мы вышли на открытое поле, русские танки и противотанковые установки открыли огонь, и мы были вынуждены занять старое месторасположение. Но, несмотря на это, мой друг полковник проиграл это сражение. Теперь мы могли не опасаться преследования, потому что самолеты прикрывали нас с воздуха. Три «мессершмита» бомбили русских, лишь только замечали движение, но противотанковые установки и сами танки были так хорошо замаскированы в лесу, между деревьями и кустарниками, что самолетам не удавалось обнаружить и нанести удар по ним, почему они и занимались только пехотой. Но на тот момент и этого было достаточно.

Я отправил Хорста вместе с двумя его танками на прежнее место к реке. А сам остался со своими ребятами в кустах, продолжать наблюдение. Как только самолеты исчезли, полковник, зная наше приблизительное расположение, начал практически перепахивать поле, вырывая с корнем каждый куст и дерево, закрывающее обзор.

Наш танк подъехал к одной из выдолбленных ям, оставленных разорвавшимся снарядом, и мы начали делать своеобразный окоп, неистово разворачивая танк вправо-влево, вперед-назад до тех пор, пока только ствол пушки не остался снаружи, а мы сами оказались в крепости, вырытой в земле. Два других танка были пока достаточно надежно укрыты среди деревьев.

Наконец у меня вырвался вздох облегчения и я расслабился. Наверняка теперь все позади. Теперь даже полковник не пойдет в новую контратаку. Единственное, что он может предпринять, – это открыть артиллерийский огонь и опять запустить свою чертову «катюшу», от звука которой лопаются барабанные перепонки.

У меня перед глазами замелькали картинки нашего триумфального возвращения. Но приятные мысли оборвал Хорст, настойчиво вызывавший меня на связь:

– Георг! Они наступают с юга! У них еще два танка!

Я застонал и одновременно выругался. Вот, значит, как они решили обхитрить нас, и это почти сработало. Третий, на правом фланге, находился южнее остальных, и поэтому я приказал оставаться на месте и следить за главной дорогой на востоке. Второму я дал задание отходить вместе со мной и направляться на помощь Хорсту. Мы помчались вниз, на насыпь, и обнаружили его в полукилометре от реки. К моменту нашего прибытия русская пехота уже успела окружить его. Они были повсюду, готовые с криками и воплями запрыгнуть на танк или забросать его гранатами. Подъехав сзади, мы неожиданно устремились на них, открыв стрельбу по налетчикам, после чего те, кому не повезло, так и остались лежать на земле. Затем, выстроившись в ряд, мы начали давить русских, стреляя из пушек и пулеметов. Оказавшись, в прямом смысле, между двух огней, наши враги практически не имели шанса остаться в живых.

Мы постоянно находились на связи с Третьим, но на этот раз его молчание слишком затянулось, неожиданно Хорст закричал:

– Я не знаю, что еще можно сделать, или нам крышка?

Быстро повернув голову, я увидел, что его танк горит.

– Немедленно уходите в безопасное место, – дал я команду остальным.

Танк Хорста мог быть подорван только другим, не менее мощным, чем «Сталин», – ничего другого здесь быть не могло. Внутри у меня все перевернулось и больно заныло. Хорст был одним из тех, кто не должен был погибнуть.

Увидев, что один танк потерян, пехота воспрянула духом и снова пошла на нас, но мы в ответ дали такой жестокий отпор, какой только могли. Сомкнув ряды теснее, мы безжалостно расстреливали пехоту. Но даже под нашим совместным натиском они не отступали и волна за волной продолжали свое движение, перепрыгивая через убитых. Стройными рядами, как колонны муравьев, они шли на нас, не думая останавливаться, и, когда наш огонь достигал следующего ряда, они сваливались на предыдущих мертвых, образовывая кучу. Боже, подумал я, это не может так продолжаться. Это уже не война, это резня, убийство.

Но ничего не прекращалось, и на поле продолжали появляться новые и новые груды тел. Зачем они сами бросаются навстречу неминуемой гибели? – спрашивал я себя. Почему они сейчас не хотят спастись, чтобы позднее попытаться сразиться с равным противником, и если погибнуть, то в честном бою? Зачем полковник отдает своих людей на верную смерть? Для чего он делает это? Мы не прекращали стрельбу. Или они нас, или мы их, но все равно кто-то будет убит. Должен же когда-то наступить этому конец.

Два других танка вышли на связь.

– Примерно через пять минут у нас закончатся боеприпасы.

Я посмотрел на ряды пехотинцев. Казалось, им не будет конца и края. Количеством они могут перевесить качество.

– Двигайтесь точно за мной на расстоянии ста метров, – скомандовал я. – И поддайте им свинца столько, сколько хватит. Я останусь на позиции, а вы на скорости направляйтесь к реке. Направьте сюда два танка с полной амуницией, а сами останьтесь на их месте.

Мы двинулись вперед, опрокидывая русских и давя их. По крайней мере, сейчас они, хотя и временно, находились под контролем, но я даже думать не хотел, как долго это продлится. Они буквально кидались на танк и оказывались расплющенными по земле. Я ждал, глядя в небо и ища поддержку с воздуха, которая пока еще не подоспела.

Затем я просто встал на виду, являясь прекрасной мишенью для русских, вызывая их на дуэль, но они почему-то остановились как вкопанные на своих местах. Может, они исчерпали все свои возможности. К тому же они еще не понимали, что означают наши действия – сначала наступление, потом отступление и снова движение вперед, потом исчезновение сразу двух танков в кустах, когда на виду оставался только один. Я решил, что если полковник предпримет еще какие-либо действия, то это станет его последним подвигом.

Затем, наблюдая в бинокль, я увидел, что на расстоянии километра или двух в сторону Одессы направляются сотни людей, грузовиков и вообще на дороге происходит лихорадочное движение. Целый батальон саперов пытался восстановить мост. Возможно, это действие на дороге было направлено на то, чтобы отвлечь наше внимание от настоящей цели – соорудить временный мост для прохода танковых отрядов. А тем временем прижать нас здесь и ждать, пока мы потеряем бдительность. И более того, им почти удалась задумка. Теперь я понимал, почему через патрули, выставленные Хорстом на том берегу реки, не было даже попыток пробраться и не последовало ни одного выстрела, когда ребята забирали свинью. Русских танков вообще не было там в тот момент. А танк Хорста был подорван одним из танков, находящихся через реку, совсем с близкого расстояния. Это была уловка. Если их танки сейчас пойдут в наступление, это будет означать, что все наши предыдущие действия были напрасными. А все те солдаты погибли ни за что. Требовалось срочно что-то придумать.

С реки вышли на связь. Более того, казалось, я разговариваю с привидением, потому что это был Хорст.

– Вам всем удалось спастись? – быстро спросил я.

– К сожалению, один ранен, но трое – в порядке.

– Другие танки уже едут к нам?

– Еще нет, но они почти готовы.

– Отлично. Останови их немедленно. Мы здесь сами справимся без проблем. Боеприпасов для пулеметов у нас хватит надолго. Главное, что я только что обнаружил, – это то, что нас пытаются надурить. Пока ты выставлял посты и глаз не сводил с того места, где скрывается предполагаемый враг, у них там даже танков не было. Должно быть, они ушли оттуда во время заградительного огня артиллерии в прошлый раз, потому что сейчас они очень мило расположились в трех километрах к югу от вас. А со своего участка я вижу, как чертовы русские саперы возводят временный мост, так что они должны быть там через несколько часов. Слушай, Хорст, я поддержу вас и отгоню пехоту. Берите три танка и отходите в сторону главной дороги – прямо по краю леса. А как доберетесь до дороги, на всей скорости гоните на юг. Езжайте напролом и не беспокойтесь, если впереди встретится пехота, просто давите не останавливаясь. И не придерживайтесь одной траектории, больше виляйте. Как доедете до леса, берите курс прямо на Одессу и езжайте в южном направлении в сторону города около трех километров – туда, где должен быть распределительный щит. Когда подъедете к возвышенности, я смогу увидеть вас. Но не поднимайтесь, а следуйте вдоль равнины и, обогнув холм, возвращайтесь за мной. Но, ради бога, соблюдайте осторожность, когда будете продвигаться по открытой территории, если поблизости не окажется подходящих зарослей для укрытия. Можете ехать, остальные инструкции я дам во время пути. Остается только надеяться, что мы не слишком поздно опомнились. Когда приблизитесь ко второму по величине холму, берите правее, так как там больше растительности, – ваша основная задача – остаться незамеченными. Вы должны приблизиться на пятьсот метров к тому месту, где они строят мост. Не показывайтесь, не выходите на открытую местность. Нацельтесь точно на мост и отправьте один танк попридержать пехоту. Уничтожайте все, что удастся, чтобы русские не смогли пройти. Желаю удачи. Я буду наблюдать за вами.