И здесь- то, на «своей» территории, венгерские каратели развернулись вовсю.
В работе Аркадия Рыбакова «Катастрофа европейского еврейства (1933–1945)», например, приводятся такие данные:
«Район Бачка, в котором жили 25 тысяч евреев, отошел к Венгрии. 6 тысяч из них были сразу уничтожены венгерскими фашистами, остальные отправлены в 1944 г. в Освенцим. Перед оккупацией в Югославии жили 78 тысяч евреев. 60 тысяч из них погибли. 18 тысяч спаслись, бежав в итальянскую зону, уйдя в партизанские отряды Тито или укрывшись у местного населения».[65]
Самой известной «акцией» венгерских карателей в Югославии стали массовые убийства в городе Нови Сад.
В работе иеродиакона Игнатия (Шестакова) «Сербская Православная Церковь и оккупационные режимы на территории Югославии в 1941–1945 гг.» мы найдем такое описание того, что творили венгерские солдаты на оккупированной югославской территории:
«Под венгерскую оккупацию попала расположенная на севере страны Бачская епархия. На территории самой Венгрии находилась также Будимская епархия СПЦ, где существенных изменений в церковной жизни православного населения не произошло. Первые дни и недели оккупации Бачки сопровождались характерным для других оккупированных территорий террором в отношении сербского населения. Согласно приказу все сербы, цыгане и евреи, поселившиеся в г. Нови Сад и его окрестностях после 1918 г., должны были покинуть эту территорию в течение трех дней. Часть сербских переселенцев подверглась массовому истреблению (погибло около 2 тыс. человек), а остальные были вместе с семьями помещены в концентрационные лагеря. В образованной Священным синодом СПЦ в Белграде Комиссии по сбору сведений о беженцах — священнослужителях и церковных работниках насчитывается 72 сообщения от беженцев из Бачской епархии. За время оккупации венграми в общей сложности были убиты 17 сербских священников, 15 из которых служили в Бачке».[66]
Надо отметить, что при истреблении мирного населения в Нови Саде венгры не пользовались немецкими «технологиями» массовых убийств и обходились без печально знаменитых «душегубок», предпочитая топить обреченных людей в Дунае.
13- я венгерская дивизия, учинившая кровавую расправу в районе Нови Сада в январе 1942 года, буквально через несколько месяцев понесла тяжелейшие потери на Восточном фронте. В боях против партизан 31–й полк этой дивизии был полностью уничтожен. А ее 7–й полк в боях с Красной Армией в августе и сентябре 1942 года потерял более половины состава. Еще больше жертв понес 37–й полк, в отдельных ротах которого осталось по несколько человек. Перед началом боев в этом полку было объявлено, что солдат, подбивший советский танк, получит 30 га земли на Украине. Но такое заманчивое обещание 37–му полку не помогло…
Материальные стимулы в венгерской армии придумывали самые разнообразные.
Например, в 54–м пехотном полку 7–й венгерской дивизии за захват советского пленного обещали выдавать тысячу папирос. Это также не спасло полк от разгрома.
Но настоящая катастрофа ожидала венгерскую армию в 1943 году.
Как раз в полосе обороны 2–й венгерской армии и добилась Красная Армия наибольших успехов в ходе январского наступления 1943 года. К тому времени советское командование научилось «бить по слабому звену», прорывая фронт противника на участках, занятых союзниками немцев.
Почему именно здесь советские войска имели максимальные шансы на успех, предельно четко объяснил немецкий генерал Курт Типпельскирх:
«Дивизии союзников были оснащены слабее немецких, особенно им недоставало противотанкового оружия. Их артиллерия не имела современных тяжелых систем, как немецкая или русская, а недостаточное количество средств связи и плохая подготовка не позволяли им осуществлять внезапное массирование огня, при помощи которого немецкая артиллерия часто останавливала крупные атаки русских еще на исходных позициях или до подхода к переднему краю. Кроме того, массированный артиллерийский огонь не раз помогал немецкой пехоте выходить победительницей в трудных многодневных боях с превосходящими силами противника. Румыны, итальянцы и венгры вели бой главным образом живой силой, и в борьбе против русских их людские ресурсы быстро таяли. Они нередко воевали самоотверженно, но ввиду недостатка в технике, небольшого боевого опыта и невысокой боевой выучки уступали в тактике русским, которые умели щадить собственные силы».[67]
Хотя венгерские части и обладали более высокой, чем румыны и итальянцы, боеспособностью, события развивались по уже ставшей привычной схеме:
«Прорыв обороны венгерской армии русские немедленно использовали для того, чтобы продвинуться в западном направлении и одновременно, двигаясь с юга вдоль Дона, смять венгерские дивизии, находившиеся севернее участка прорыва. Венгерские войска дрогнули и под натиском русских в панике бежали на запад и на север».[68]
Осенью 1944 года, когда части Красной Армии, наступая по территории Венгрии, стремительно приближались к Будапешту, 1 октября в Москву прибыла венгерская миссия с полномочием подписать соглашение о перемирии, если Советский Союз согласится на «участие американцев и англичан в оккупации Венгрии» и на «свободный отход немецких войск». Узнав о намерениях Хорти, германское командование усилило контроль над венгерскими военными учреждениями и войсками.
5 октября 1944 года Хорти издал следующее воззвание:
«…ныне каждому трезво мыслящему человеку ясно, что Германия проиграла войну. Все ответственные за судьбы своих стран правительства должны сделать из этого факта соответствующие выводы, ибо, как однажды сказал великий немецкий государственный деятель Бисмарк, ни одна нация не обязана приносить себя в жертву ради союзника.
В полном сознании своей исторической ответственности я обязан предпринять все возможное для избежания дальнейшего бессмысленного кровопролития… я получил из надежных источников сведения о том, что венгерские части прогерманской ориентации вынашивают план насильственного захвата власти путем государственного переворота. Они замышляют свергнуть назначенное мною Временное правительство Венгрии, а территорию нашей страны превратить в поле боя отступающей армии рейха. Учитывая все это, я принял решение защитить честь Венгрии от посягательств ее прежнего союзника, ибо этот союзник везде и всюду, вместо того чтобы оказать венгерской нации обещанную военную помощь, отнимает у нее самое дорогое — ее свободу и независимость. Я сообщил представителю германского рейха, что мы намерены заключить с противником перемирие и приостановить всякие боевые действия против него».[69]
Но знаменитый немецкий диверсант Отто Скорцени по личному распоряжению Гитлера провел молниеносную операцию по аресту и интернированию адмирала Хорти и его сторонников. Пришедший к власти главарь венгерских фашистов Ф. Салаши отдал приказ армии продолжать военные действия против советских войск. Если при Хорти была хоть какая—то видимость независимости венгерских вооруженных сил от гитлеровцев, то при Салаши от нее не осталось и следа.
Командующий 1–й венгерской армией, действовавшей на левом крыле группы армий, генерал—полковник Миклош в тот же день обратился к своим офицерам и солдатам со следующим воззванием:
«К офицерам и солдатам 1–й армии! Ко всем военнослужащим венгерских вооруженных сил!
Я ставлю вас в известность о том, что высокородный витеж Надбаньи Миклош Хорти, государственный регент Венгрии, заключил временное перемирие с Советским Союзом, Англией и Соединенными Штатами Америки. Целью этого соглашения является спасение венгерского народа от кровавых жертв во имя немецкого плана завоевания мирового господства, обеспечение независимости Венгерского государства и изгнание немецких оккупантов из нашей страны.
Старинные враги Венгрии — немцы в ответ на это арестовали государственного регента и содержат его в заключении. Главнокомандующий венгерской армией смог лишь бегством сохранить свою жизнь. Будапешт оккупирован немецкой армией. В столице Венгрии свирепствует начальник немецкого гестапо — руководитель всех кровавых палачей, и каждому венгру угрожает топор палача.
Венгерские офицеры и солдаты! Ваш долг — спасти Венгрию и венгерский народ. Государственный регент объявил войну Германии. В этой войне нас поддерживают Советский Союз, Англия и Соединенные Штаты Америки, нас поддерживают победоносные армии этих государств.
Я, как старший по чину венгерский военачальник, приказываю вам от имени страдающего в немецком плену государственного регента подняться на борьбу с немецкими оккупантами и шпионами Гитлера, а также агентами гестапо и прислужниками изменника родины Салаши.
Я, главнокомандующий венгерскими вооруженными силами, приказываю всем венгерским офицерам и солдатам начать борьбу всеми имеющимися в их распоряжении средствами против захватчиков родины и угнетающих Венгрию немецких убийц, а также против предателей венгерского народа.
Приказываю расправляться со всеми предателями, навязываемыми вам изменником родины Салаши в качестве командиров».[70]
Немцы оказались в очень тяжелом положении. Генерал Ганс Фриснер, в тот момент командовавший действовавшей на Балканах немецкой группой армий «Юг», вспоминал:
«Отдельные венгерские части и соединения прекратили боевые действия и даже начали братание с русскими. Противник также не остался в долгу: все захваченные русскими в плен под Сегедом венгерские солдаты были отпущены по домам. Они рассказали своим товарищам о том, что русские хорошо с ними обращались. В результате 1–я венгерская армия, отдельные части которой во главе с ее командующим уже перешли на сторону русских, без приказа отошла со своих позиций, и противник смог осуществить глубокое вклинение в полосу ее обороны».[71]
Казалось, что в Венгрии повторяется румынская история, и бывшие союзники вот—вот станут врагами. Но в конце концов немцам удалось взять ситуацию под контроль и удержать колеблющегося союзника:
«Венгерские части теперь повсеместно включались в состав немецких соединений. И все это делалось в ходе сражения. Основная тяжесть сражения легла на немецкие войска, и без того испытывавшие крайнюю усталость. Постепенно взаимоотношения с венграми наладились в такой мере, что командование группы армий уже могло не опасаться за разрыв немецко—венгерского военного союза».[72]
В дальнейшем венгры уже не доставляли таких хлопот немецким союзникам, сражались вместе с ними в многомесячной ожесточенной битве за Будапешт, отступив затем в Австрию.
Показательно, что ветеран Илья Лазаревич Марьясин, крайне негативно оценивший боеспособность румын, о боевой стойкости венгров отозвался совсем по—другому:
«В Будапеште наш 700–й ГАП понес серьезные потери. Солдаты погибали не только от бомбежек и артобстрелов. Из окон и подвалов нам постоянно в спину стреляли венгры — «салашисты». Венгры воевали против нас так же стойко и мужественно, как и немцы, если даже не лучше них».[73]
Михаил Авраамович Стариков также отмечал:
«Мадьяры воевали ничем не хуже германцев. Сущие звери…».
Но, хотя большинство еще не разгромленных Красной Армией венгерских частей продолжало сопротивление, некоторые из них все же пытались договориться о капитуляции. Об одном из таких случаев написал в своих воспоминаниях командир воевавшего на стороне Красной Армии чехословацкого корпуса генерал Людвик Свобода. В феврале 1945 года бои шли на территории Словакии:
«В полосе наступления корпуса оборонялась 320–я немецкая пехотная дивизия, усиленная танками и самоходными орудиями, и три венгерских полка… к нам перебежало несколько десятков венгерских солдат и три офицера. Одного из офицеров я послал с личным письмом к командиру венгерской дивизии. В письме я обрисовал обстановку на фронтах и предложил в течение 48 часов прекратить сопротивление и перейти со всем личным составом на нашу сторону. Мы знали о нежелании венгерских солдат продолжать войну. Мероприятие наверняка удалось бы, если бы немцы не опередили нас: они не доверяли венграм и отвели эту дивизию в тыл. Ее место заняли немецкие части».[74]
Любопытное описание боя с венграми содержится в воспоминаниях генерала Петра Григоренко (более известен как диссидент, критик советского строя. Но в данном случае интересны его военные воспоминания конца 1944 — начала 1945 года):
«Вскоре после нашего прибытия венгры пошли в атаку на высоту. Двигаясь вверх по крутому склону, они вели непрерывный огонь из автоматов разрывными пулями, ввиду чего треск стоял везде. Под горой трещали автоматы, наверху, в нашем расположении, — разрывные пули. Кто—то испуганно вскрикнул: «Сюда прорвались!» Тимофей Иванович, который сосредоточенно распихивал по карманам обоймы патронов, буркнул: «А—а, детские игрушки. Хотят панику создать треском своих пулек». Потом обратился ко мне: «Разрешите пойти в траншею — помочь. Там сейчас каждый человек нужен. А здесь делать нечего. Если они залезут в траншею, то тогда моя охрана мало пользы вам принесет». — «Много вы там пользы принесете со своей винтовкой. Автомата не захотели взять, а теперь с чем воевать? Берите хотя бы мой, а мне уж оставьте винтовку». — «Да зачем мне эта пукалка. Я с винтовкой в горах любую атаку отобью. Пока они будут царапаться на высоту, я на выбор всех перещелкаю».
В это время Александрову доложили, что венгры залегли под огнем с высоты, но накапливаются и явно готовятся к новой атаке. Александров поднялся: «Всем в траншею!» (Траншея была проложена вокруг всей высоты.) Он сам надел каску и взял автомат. Обратился ко мне: «Разрешите мне идти. Для вашей охраны остаются кроме вашего солдата мой связист и разведчик». — «Нет, я тоже в траншею. Пойдемте, Тимофей Иванович!»
Мы вышли. Кожевников уверенно повел меня. Выглядело, как будто он давно знает эту высоту. Интуиция это или он успел осмотреться, когда мы приехали, но мы с ним заняли удобнейшую позицию. Через несколько минут венгры поднялись и пошли вверх по склону.
«Ну вот, что вам делать с вашим автоматом. До противника не менее 200 метров. Только неучи и трусы стреляют из автомата на такое расстояние, а я из своей винтовки вот того офицерика сейчас сниму».
И не успел я как следует рассмотреть фигуру, на которую он указывал, как она свалилась. «А теперь вот этого… и вот этого… и еще этого…» За каждым выстрелом кто—то сваливался. Вставляя новую обойму, он как важнейший секрет сообщил мне: «Не успею дострелять эту обойму, как та часть цепи, что я обстреливаю, заляжет. Редкий винтовочный огонь без промаха нагоняет панический страх». И действительно, вторая обойма положила значительный участок цепи. Офицеры бегали вдоль нее, кричали, поднимали людей, но пошла в дело третья обойма, и начали падать эти офицеры. Весь участок цепи, находящейся в зоне обстрела винтовки Кожевникова, вжался в землю».[75]
Примечания:
6
Андриянов В. Повесть о шахтерских полках. Донецк: Донбасс, 1975. С. 40–41.
7
Воронов Н.Н. На службе военной. М.: Воениздат, 1963. С. 296.
65
Рыбаков А. Катастрофа европейского еврейства (1933–1945).
66
Шестаков А.В. «Сербская Православная Церковь и оккупационные режимы на территории Югославии в 1941–1945 гт». Доклад на II Конференции молодых историков—балканистов «Общества и государства югославянских народов в Новое и Новейшее время» 29 ноября 2003 г.
67
Типпельскирх К. История Второй мировой войны. СПб.: Полигон; М.: ACT, 1999. С. 349–350.
68
Типпельскирх К. История Второй мировой войны. СПб.: Полигон; М.: ACT, 1999. С. 361
69
Фриснер Г. Проигранные сражения. М.: Воениздат, 1966. С. 146–147.
70
Фриснер Г. Проигранные сражения. М.: Воениздат, 1966. С. 149–150.
71
Фриснер Г. Проигранные сражения. М.: Воениздат, 1966. С. 151.
72
Фриснер Г. Проигранные сражения. М.: Воениздат, 1966. С. 152.
73
Марьясин И.Л. Воспоминания // Интернет—сайт «Я помню».
74
Свобода Л. От Бузулука до Праги. М.: Воениздат, 1963. С. 361.
75
Григоренко П.Г. В подполье можно встретить только крыс… Детинец, 1981.
