На берегу Тирасы показывают ступню Геракла в скале, похожую на след человека, но два локтя в длину…

(Геродот, V век до н. э.)

Камни с выбитыми на них самыми разнообразными изображениями широко известны по всей Европе, включая и современные славянские земли. Еще Н. М. Карамзин писал о «больших гладко обделанных плитах, на коих выдолблены изображения». Некоторые из этих памятников имеют утилитарный, «служебный» характер. Это, например, межевые и путевые камни и каменные кресты, на которых высечены племенные знаки, знаки, которые могут содержать некие указания топографического характера, или знаки властителей данной территории (например, родовые знаки Рюриковичей). Долгое время (буквально до последних десятилетий XX в.) в отечественной науке преобладало мнение, что такого рода доисторическими «указателями» являются все древние камни со знаками, однако сейчас, наконец, практически всеми специалистами принято, что абсолютное большинство таких камней имело сакральные, а не утилитарные функции.

Многие из них отчасти сохранили такое свое значение до самого последнего времени: еще в XIX–XX веках этнографами нередко фиксировались связанные с камнями с изображениями народные обряды, в том числе и своеобразные жертвоприношения: лепешки, яйца, шерсть, деньги и т. д.^{77} С. В. Моряков в своей работе, посвященной в основном следовикам и древним крестам^{78}, указывает, что А. К. Киркор в 1882 году писал: «В Литве и на Жмуди до сих пор сохранился обычай… по ручьям и небольшим речкам класть камни с иссеченными на них изображениями стопы, подковы, земледельческого орудия, меча и т. п.»…

Наибольшее распространение имеет, несомненно, специфический тип почитаемых камней с изображениями, получивший в России название «следовики». Они могут быть очень различны и по размерам, и по связанным с ними этнографическим свидетельствам, и даже по характеру самих изображений, которые меняются в широком диапазоне от явно искусственных, с четкой проработкой контуров, до маловыразительных и практически наверняка естественных. Но их общей чертой всегда остается то, что в народном восприятии данные изображения являются следами — «Божьими», «Бесовыми», «Чертовыми», следами Богородицы или различных святых и т. д. — даже в тех случаях, когда само изображение лишь отдаленно напоминает по форме след.

Первые описания европейских камней-следовиков были сделаны еще в начале XIX века. В России, например, несколько камней с выбитыми на них изображениями следов были в уже упомянутой нами в предисловии к книге коллекции Ф. Н. Глинки, описанной им в 1837 году^{79}. К концу века был накоплен уже определенный фактический материал (в том числе российскими авторами), и 1907 году в Варшаве вышла в свет книга Максимилиана Баруха «Божьи стопки»^{80}, ставшая своего рода классической работой по этой теме и обобщившая данные по следовикам многих стран, включая и связанный с такими камнями фольклор. К середине XX века уже было открыто и описано немало камней-следовиков в разных районах Европы, их изучение приобрело более или менее систематический характер; так, в Белоруссии этими памятниками занимался М. Мялешка, в Литве — П. Тарасенко, в России — С. Ильин.

Именно стараниями известного шуйского краеведа С. Н. Ильина после Великой отечественной войны в России возобновилось изучение камней с загадочными знаками, практически прекращенное революцией 1917 года, поскольку с большинством таких камней связаны различные легенды «мистического» характера. Ильин обнаружил и описал более десятка таких камней и ввел в научный оборот сам термин «следовик»^{81}. За прошедшие с тех пор полвека число известных только в Центральной России следовиков составило многие сотни, а сами они стали классическим типом культовых камней, на информацию о которых во многом опирается изучение сакральных камней в целом.

Камни-следовики очень разнообразны. Различаются и размеры выбитых на них следов (от «нормальных» до огромных), и их «природа» (известны, помимо человеческих, медвежьи, птичьи и др. следы), и их количество на одном камне, и техника исполнения изображений. Очень сильно варьируется и предположительно определяемый возраст «следов». При том, что существует немало свидетельств об исключительной «живучести» традиции высекания следов на камне (см., напр., сообщение А. К. Киркора в конце XIX века), само появление этой традиции следует, вероятно, отнести к неолитической эпохе. По крайней мере, именно к такой датировке приводит нас известная связь камней-следовиков с археологическими памятниками неолита и бронзы, а так же явная параллель между следовиками Восточной Европы и некоторыми неолитическими петроглифами (изображениями на скалах) Европы Северной.

Самым известным примером такого рода могут послужить знаменитые петроглифы Белого моря и Онеги. Так, например, на скалах в устье реки Выг находится около трех сотен взаимосвязанных изображений, датируемых концом III — началом II тыс. до н. э. — так называемые «Бесовы Следки». По большей части это рисунки, связанные с тематикой охоты (лоси, тюлени, медведи, рыба и т. д.). На фоне этого разнообразия выделяется цепочка следов, приводящая к ногам крупной человеческой фигуры, предположительно являющейся изображением некоего божества.

Вполне резонно предполагать, что традиции высекания следов — да и иных рисунков — на обнаженных скалах (на Севере) и на поверхности валунов (в Центральной России, где почти нет обнаженных скал) родственны и близки по внутреннему сакральному смыслу.

«В старину, когда камни еще были мягкими, на них чертята любили устраивать свадьбы и пятками вдавили камни, от чего образовались лунки». Это коротенькое предание, записанное П. Тарасенка^{82}, хорошо характеризует сразу обе связанные со следовиками идеи: принадлежность следов тому или иному мифологическому персонажу и их просихождение, словами Мирчи Элиаде, в мифологическое «время оно» — когда камни были мягкими… Согласно хорошо известному закону парциальной магии, описанному еще Фрезером, часть не просто подобна целому, но может быть его заменителем. Хорошо известны, например, славянские колдовские практики наговоров «на след» с целью того или иного воздействия на человека, его оставившего. Так же и след, оставленный в камне богом, будет вечно отмечать его присутствие…

Говоря о священных камнях вообще, следует отметить, что следы — «божьи», «бесовы», «великаньи» и т. д. — это лишь один (хотя и самый распространенный) из мотивов выбитых на них изображений. Достаточно известны, например, изображения руки; в Восточной Европе такие камни есть в Белоруссии, в Литве, в Новгородской земле^{83}. Иногда выбитые на камне знаки могут представлять собой схематические изображения различных предметов (топора, гриба и т. д.); встречаются и изображения символические — простые и сложные кресты, круги, овалы… Как и в случае со следами, эти символы на камнях образуют параллель с северными петроглифами; так, например, знаки на некоторых камнях Тверской области многие специалисты сопоставляют (по начертанию и, предположительно, по возрасту) со знаками, выбитыми на скалах Скандинавии^{84}.

На некоторых культовых камнях подобные изображения могут иметь, вероятно, жертвенный характер — в тех случаях, когда одно и то же изображение повторено много раз, но несколько в разном «стиле» и, вероятно, в разное время — т. е. разными людьми. Возможно, такие изображения выбивались на священном камне по обету или, напротив, в качестве сопутствующей некой просьбе жертвы. Определенная параллель в этом отношении может быть прослежена, с одной стороны, с балтскими камнями-чашечниками, число маленьких неглубоких чашек на которых может достигать многих десятков, а с другой — опять-таки со скандинавскими петроглифами (на одном участке скалы может быть изображено до десятка и даже более ладей).

Прекрасным примером могут послужить камни не столь давно открытого Б. С. Короткевичем и А. Г. Фурасьевым святилища на берегу озера Воловжа в Невельском районе Псковской области^{85}. На этом уникальном святилище (к слову, представляющем собой искусственно измененный холм с интереснейшей топологией) находится сразу несколько культовых камней. Один из камней несет 7 подковообразных изображений размером от 5 до 15 см и глубиной до 2 см, на другом выбито 5 подков размером до 8 см.

Известны и культовые камни, на поверхности которых выбиты целые комплексы изображений, — как правило, это очень большие почитаемые валуны. Один из самых знаменитых таких памятников в европейской России — это камень Щеглец, находящийся в Новгородской области возле села Мытно, на берегу реки Вишеры. Впервые этот камень был упомянут И. В. Аничковым еще в 1915 году^{86}; позднее его подробно исследовали и описывали А. А. Формозов^{87} и многие другие исследователи. На огромном валуне, лежащем при впадении в Вишеру небольшого ручья, выбито сложное изображение общим размером (по горизонтали) чуть менее метра. Каменная картина состоит из пары стоп, пары ладоней, двух изображений луков (которые иногда считают изображениями грибов, а именно — мухоморов, указывая на кружки на «шляпке» правого гриба), и сложного круга, рассеченного длинным крестом, с двумя косыми крестиками в нижнем левом секторе.

Последний знак обычно называют «солярным символом»; действительно, общая его форма схожа с распространенным по всей Европе символом «креста в круге» (иногда называемого «кельтским крестом»), однако в данной композиции — на мой взгляд — его функция сложнее. Учитывая трудоемкость изготовления рисунка (он выполнен в точечной технике), нельзя предполагать, что рисунок содержит случайные элементы, — следовательно, горизонтальная линия рассекающего круг креста намеренно удлинена таким образом, что фактически делит всю композицию на две части: верхнюю и нижнюю. К сожалению, о том, что это может быть за граница, нам остается только догадываться. Так, например, можно предположить, что это — граница между Нижним миром (где обитают предки, представленные стопами, и духи, представленные ладонями) и миром Средним (где растут грибы?) или даже Верхним (если эти грибы — мухоморы)…

Известны в России и почитаемые камни с выбитыми надписями или не дешифрируемыми комбинациями знаков, надписи напоминающими. К сожалению, в большинстве случаев четко определить, что изображение является именно надписью, оказывается возможным лишь для достаточно поздних памятников (таких, например, как главный камень Тиуновского святилища, речь о котором пойдет ниже). Несколько больше известно камней, «надписи» на которых могут быть как просто рядом (переплетением?) неких символов, так и полустершейся реальной надписью, выполненной тем или иным древним письмом (например, руническим^{88}). Сообщения о таких памятниках встречаются еще в XIX веке; так, например, в 1880 году близ деревни Замошье Осташковского уезда Тверской губернии крестьянами был обнаружен валун с изображениями «наподобие кочережек, вил, костылей с крюками наверху, трезубцев и серпов»^{89}. В наше время в Центральной России обнаружен и описан ряд таких камней, знаки на которых выглядят подобно руническим надписям и очень напоминают только что приведенное сообщение крестьянина из деревни Замошье.

Как уже упоминалось, изображения на священных камнях вырубались на протяжении почти всего того времени, когда им поклонялись, — вплоть до последних веков ушедшего тысячелетия. В большинстве своем памятники, о которых говорилось в этой главе, принадлежат эпохам неолита и бронзы; некоторые из них, вероятно, могут быть соотнесены с началом железного века. Гораздо меньше известно священных камней, изображения на которых были созданы значительно позднее, в историческое время. И существует только один такой камень, изображения на котором по сложности композиции могут сравниться с петроглифами Белого моря — это камень Тиуновского святилища, открытого около десяти лет тому назад вологодским археологом И. Ф. Никитинским^{90}. Изображения тиуновского камня уникальны — не только по своему позднему возрасту (железный век и Средневековье), но и теми глубинами мифологической информации, которая заложена в его рисунки.

Тиуновское святилище находится на одном из притоков р. Кокшенги возле д. Тиуновской Тарногского района Вологодской области и представляет собой два крупных камня, расположенных почти в метре друг от друга по линии запад — восток. Восточный камень — плоская двухметровая плита неопределенной формы. Второй — западный — камень в поперечнике достигает 3 м, а в высоту — почти полтора метра. Камень имеет куполообразный верх и четыре скругленные грани, ориентированные по сторонам света; как показали результаты раскопок, такая ориентация была придана камню искусственно. На ровных участках поверхности этого камня — с четырех сторон и сверху — и нанесены рисунки и надписи.

Трассологические исследования изображений, проведенные первооткрывателем святилища и Н. Н. Скакуном, позволили определить способы их нанесения и, соответственно, возраст. Большинство изображений (собственно языческая их часть) выполнены в технике процарапывания достаточно мягким железным резцом, что и позволяет говорить о том, что эти изображения как минимум моложе бронзового века. Вторая часть изображений (православные кресты) нанесены значительно позднее с помощью железного инструмента с твердым, хорошо закаленным лезвием. Эти изображения явно принадлежат времени, когда в эти места добралось наконец христианство — т. е. они вряд ли могут быть старше XIII–XV веков. Значительно точнее могут быть датированы нанесенные на камень надписи, имеющие разный возраст. Наиболее раннюю акад. В. Л. Янин датирует концом XIII–XV веком^{91}, наиболее позднюю — XIV–XVI веками.

Поскольку надписи прямо связаны с изображениями и однозначно были выполнены людьми, поддерживавшими и использовавшими святилище (т. е. язычниками), такая их датировка позволяет утверждать, что святилище функционировало еще как минимум в XV веке — т. е. во времена, когда эпоха открытого «двоеверия» на Руси уже закончилась или приближалась к концу. Изображения на камне, имеющие мифологическое, культовое и магическое содержание, оказываются, таким образом, бесценным подспорьем в работе по возрождению древней сакральной Традиции.

И. Ф. Никитинский в своих работах дает подробный и, несомненно, добротный анализ этих надписей и изображений^{92}. Вероятно, нет смысла полностью повторять этот анализ здесь, но мне хотелось бы высказать некоторые мысли по поводу трактовки двух особенно, на мой взгляд, интересных сюжетов.

Итак, во-первых, меня — как и многих других исследователей — очень заинтересовало изображение некой постройки и антропоморфной фигуры рядом с ним (см. илл. 4.10). Процитирую работу И. Ф. Никитинского:

«Восточная сторона камня имеет большой сюжетный рисунок. В средней его части находится стилизованное изображение дерева, корни которого опираются на горизонтальную линию, а ствол (длиной около метра) венчается кроной в виде шестигранника с крючками на четырех углах. В нижней части ствола дерева в разные стороны отходят линии, которые можно считать корнями […] Чуть южнее, рядом со стволом и кроной дерева, имеется сюжетный рисунок […] Сюжетный рисунок состоит из антропоморфной фигуры и крупной сложной постройки, изображенной за фигурой и несколько севернее ее. По общему виду строение напоминает юрту или чум, и венчается главоподобным верхом и изображением христианского креста, о котором, учитывая результаты трасологического анализа, можно однозначно сказать, что он был пририсован к постройке позднее».

Вместе с первооткрывателем святилища мы считаем само изображение этой постройки языческим, как бы «освященным» позднее пририсовкой христианского креста для придания сходства с православной церквой. На наш взгляд возможны две интерпретации рисунка. Во-первых, если считать дерево символическим изображением Древа Мира, а три горизонтальные линии, которые пронзает его ствол, — тремя классическими мирами Традиции, то саму постройку, находящуюся на третьей линии (т. е. в мире богов), было бы естественным трактовать как жилище богов. С другой стороны, многие исследования указывают на то, что сама по себе шатровая форма русских православных храмов (а именно такую форму имеет изображенное на камне строение) является привнесенной в церковную традицию из Традиции языческой. Подходя к анализу рисунка с этой точки зрения, можно, вероятно, пытаться трактовать его как изображение традиционного языческого храма. Если это так, то перед нами — одно из крайне немногих сохранившихся аутентичных изображений храмовой постройки русского язычества.

Еще один фрагмент, о котором мне хотелось сказать здесь несколько слов, — сюжетный рисунок, расположенный на южном фасе главного камня святилища (см. илл. 4.11) и сопровождаемый кириллической надписью. Наиболее вероятное прочтение надписи — «кром»; д-р филологических наук А. А. Амосов датирует ее серединой XV века.

На рисунке изображен некий человек, стоящий, воздев руки к небу, поджав одну и закрыв один глаз. Эта специфическая поза не была прокомментирована ни И. Ф. Никитинским, ни другими авторами, писавшими о Тиуновском святилище, между тем она хорошо известна в истории европейского шаманизма. Так, например, у кельтских народов эта сакральная поза называлась «позой Луга» или «позой Кухулина». Символическая «одноногость» и «одноглазость» человека (шамана, мага), стоящего в этой позе прямо связана с чрезвычайно архаическими культами богов Смерти и магии (сравн. одноглазого Одина в скандинавской Традиции, одноногую Бабу-Ягу — в славянской, одноногих Стражей Иного Мира в валлийском эпосе и т. д.). В древности считалось, что маг, принимающий «позу Луга», находится сразу в обоих мирах (в этом и в Ином) и, соответственно, видит открытым глазом мир явленый, а закрытым — Иной Мир (мир духов)^{93}.

Таким образом, данное изображение, на наш взгляд, является именно изображением шамана (мага) в сакральной позе и прямо связано, соответственно, с традиционным северорусским шаманизмом.

Обратимся теперь к надписи, сопровождающей рисунок. Точное ее значение исследователями изображений Тиуновского святилища выяснено не было, однако все они отмечают несомненность существования связи между надписью и самим рисунком. Этот вывод получает теперь дополнительное косвенное подтверждение: ведь шаман, изображенный рядом со словом КРОМ, видит своим закрытым глазом КРОМешный мир, мир теней и духов… Исходя из этого предположения, очень интересно, не делая никаких безапелляционных выводов, рассмотреть самое слово надписи.

Итак, слово это звучало как кромъ или, возможно, кромь. В любом случае оно является однокоренным с такими русскими словами, как кромешный, укромный, закрома и т. д. Этимологически основа кром связана с основами таких глаголов, как крыть, скрывать, закрывать и, соответственно, прилагательных сокрытый, сокровенный, существительных крыша, крона, кровля, покров. К той же основе восходят названия древних псковской (Кром) и московской (Кремль) цитаделей. В целом, об исходном корне *kro/krъ можно говорить как о несущем свойство закрытости.

Соответственно, содержащие этот корень существительные кромъ или кромь следует трактовать следующим образом:

кромъ — то, что скрывает (тот, кто скрывает)

кромь — то, что сокрыто

Сугубо лингвистически оба эти варианта равноправны, поскольку сама надпись допускает как одно, так и другое озвучание. Однако значение надписи кардинально меняется в зависимости от того, какой именно вариант имеет место быть. Если читать надпись как кромъ, то, учитывая, что надпись находится в непосредственной близости от изображения человека — предположительно шамана/мага, — следует отнести значение «тот, кто скрывает» именно к нему. Тогда можно предполагать, что мы имеем дело с северорусским термином, обозначающим шамана или языческого жреца — КРОМЪ — «тот, кто скрывает». Тот, кому есть, что скрывать…

Однако более интересным мне представляется второй вариант озвучивания надписи — кромь, «то, что сокрыто». Здесь следует вспомнить еще одно существительное этого ряда — кромка. Памятуя о шаманских представлениях о существовании «изнаночного», закрытого или сокровенного мира, мира духов, называемого иногда кромешным, мы можем выдвинуть второе предположение: КРОМЬ — имя этого мира.

Впрочем, можно допустить и то, что оба эти предположения равно верны. Тогда КРОМЪ — это русское обозначение шамана или мага — человека, которому доступна КРОМЬ…

Примечания:

⁷ Ермаков С. Э., Платов А. В. Ярилов Холм: новое о старом // Мифы и магия индоевропейцев. Вып. 5, 1997.

⁸ Шавырин В. Н. Муравский шлях. Тула, 1987. Платов А. В. Волшебные камни земли Вантит. О древнем обсерваторном комплексе на Куликовом Поле // Мифы и магия индоевропейцев. Вып. 2, 1996. А. Перепелицын. Тайны Чертова Городища // Мифы и магия индоевропейцев. Вып. 3, 1996.

⁹ Платов А. В. Новые данные по мегалитам Русской равнины // Мифы и магия индоевропейцев. Вып. 11, 2002.

⁷⁷ Маланин И. Д. Следы языческих времен? // Атеистические чтения, № 19,1990.

⁷⁸ Моряков С. В. О чем молчат камни древнего Верха // Отечество: краеведческий альманах. Вып. 18, 2000.

⁷⁹ Глинка Ф. Н. Мои заметки о признаках древнего быта и камнях, найденных в Тверской Карелии, в Бежецком уезде // Русский исторический сборник. Т. 1, 1837.

⁸⁰ Baruch M… Boze Stopki. Warszawa, 1907.

⁸¹ Подробнее о Ильине С. Н. см., напр.: Маланин И. Д. Из воспоминаний о Ильине С. Н. К 100-летию со дня рождения «отца» следовиков // Отечество: краеведческий альманах. Вып. 18, 2000.

⁸² Tarasenka P. Pedos amenyje (Lietuvos istoriniai akmenys). Vilnius, 1958.

⁸³ См., напр.: Маланин И. Д. Камни с изображениями в Новгородской области // Краеведческие архивы: археология и этнография. Вып. 3, 1999.

⁸⁴ См., напр.: Курбатов А. В. Камень с петроглифами в г. Твери в контексте проблематики наскальных изображений Европы // Тверской археологический сборник. Вып. 2, 1996.

⁸⁵ Б. С. Короткевич. Воловжа. Древнее святилище в Невельском районе Псковской области // «Псков» № 16, 2002.

⁸⁶ Аничков И. В. Обзор помещичьих усадеб Новгородской губернии. М., 1915.

⁸⁷ Формозов А.А… Камень «Щеглец» и камни-«следовики» // Советская этнография, № 5, 1965.

⁸⁸ Некоторые примеры см.: Платов А. Славянские руны. М., 2001.

⁸⁹ Маланин И. Д. Следы языческих времен? // Атеистические чтения, № 19,1990.

⁹⁰ Никитинский И. Ф. Тиуновское святилище. В кн.: Культура Русского Севера. Вологда, 1994. Его же: Тиуновское языческое святилище // Мифы и магия индоевропейцев. Вып. 9, 2000.

⁹¹ Никитинский И. Ф. Тиуновское святилище: космология и ритуалы // Congressus septimus internationalis fenno-ugristarum. 4. Sessiones sectionum. Debrecen, 1990.

⁹² Никитинский И. Ф. Цит. соч.

⁹³ Платов А. В. Магические Искуства Древней Европы. М., 2002.