Председатель Думы, информируя Ставку в 11 час. вечера, 3-го марта, подвел итоги словами: "все приходит бол?е или мен?е в порядок". На фронт? пока "благополучно", признавал нач. штаба, но т?м не мен?е отв?т его звучал пессимистически: "главнокомандующіе в теченіе ц?лаго дня запрашивали о времени опубликованія акта 2 марта, ибо слухи об этом проникли в армію, в ряды войск и населенія, порождали недоум?ніе и могли закончиться нежелательными проявленіями. Безотрадно положеніе Балтійскаго флота, бунт почти на вс?х судах, и боевая сила флота, повидимому, исчезла... Это результат промедленія в объясненіи чинам флота сути акта 2 марта. По им?ющимся св?д?ніям также печально и безнадежно состояніе войск петроградскаго гарнизона... Вот грустная картина с военной точки зр?нія. Полагаю, что новое правительство должно придти на помощь арміи, призвать к порядку развращенныя части... Суровыя м?ры на первое время должны образумить забывших дисциплину"... Мы знаем, что "унылой" и "грустной" оц?нк? ген. Алекс?ева Родзянко противопоставил петербургскія настроенія — "бодрыя" и "р?шительныя". Родзянко сослался на полученную телеграмму о том, что в Балтійском флот? "вс? бунты ликвидированы, и флот прив?тствует новое правительство". В отв?т Алекс?ев огласил новую вечернюю телеграмму адм. Непенина: "Бунт почти на вс?х судах"...[298]. "Вы видите — продолжал Алекс?ев — как быстро разворачиваются событія, и как приходится быть осторожным в оц?нк? событій... Конечно, я изв?щу вас о том, как будут встр?чены войсками д?йствующей арміи оба акта. Вс? начальники от высших до низших приложат вс? усилія, чтобы армія продолжала быть сильным, могущественным орудіем, стоящим на страж? интересов своей родины. Что касается моего настроенія, то оно истекает из того, что я никогда не позволяю себ? вводить в заблужденіе т?х, на коих лежит в данную минуту отв?тственность перед родиной. Сказать вам, что все благополучно, что не нужно усиленной работы — значило бы сказать неправду".

Можно ли из этого пессимизма Алекс?ева, нав?яннаго создавшейся обстановкой, д?лать вывод, что он признал вообще ошибочность своего поведенія в часы, предшествовавшее отреченію Царя?

В таком смысл? ген. Лукомским сд?лано пояснительное прим?чаніе к одному из документов, приведенных в его воспоминаніях. Передавая телеграмму 3-го марта с запросом мн?ній главнокомандующих, Алекс?ев сказал: "никогда себ? не прощу, что, пов?рив в искренность н?которых людей, послушал их и послал телеграмму главнокомандующим по вопросу об отреченіи Государя от престола". Аналогично утверждает и комментатор бес?д с Рузским, изложенных в "Рус. Л?тописи". "Основное мн?ніе Рузскаго о днях 1-2 марта, им формулировано так: Алекс?ев "сгоряча пов?рил Родзянко, принял р?шеніе посов?товать Государю отречься от престола, и увлек к тому остальных главнокомандующих". Сам же Рузскій яко-бы признавал, что ему надлежало "вооруженной силой подавить бунт", но что в тот момент он "старался изб?жать кровопролитія и междоусобія". Как бы не оц?нивали сами участники событій своей роли под вліяніем посл?дующих неудач, историку приходится по иному опред?лять патріотическія побужденія, которыя ими руководили. Не участвовавшій непосредственно в событіях ген. Куропаткин (он находился на отлет? — в Туркестан?), довольно, ярко выразил почти господствовавшее настроеніе своей записью в дневник? 8-го марта: "Чувствую себя помолод?вшим и, ловя себя на радостном настроеніи, н?сколько смущаюсь: точно и неприлично генерал-адъютанту так радоваться революціонному движенію и перевороту. Но так плохо жилось всему русскому народу, до такой разрухи дошли правительственные слои, так стал непонятен и ненавистен Государь, что взрыв стал неизб?жен. Ликую потому, что без переворота являлась большая опасность, что мы были бы разбиты, и тогда страшная р?зня внутри страны стала бы неизб?жна. Теперь только бы удалось возстановить всюду дисциплину в войсках, только бы политическая горячка не охватила войска д?йствующей арміи; поб?да, глубоко уверен в том, нам обезпечена".

Если придворная дама Нарышкина, посл? бес?ды с "одним офицером", записывает в свой поздн?йшій дневник (26 іюля): "вс? они единодушно утверждают то, что есть, а именно, что, если бы Государь не поторопился подписать отреченія, ничего бы не было" — то это, может быть, естественно. Также понятно и то, когда свитскій мемуарист полк. Мордвинов утверждает, что "русскій народ" думал иначе, ч?м его думскіе представители и "русскіе генералы". Но когда военный историк ген. Головин, особо претендующій на "соціологическую" трактовку событій революціи, пытается уб?дить нас, что Николай II своим быстрым отреченіем, не сд?лав "сколько-нибудь серьезных попыток бороться против взбунтовавшагося гарнизона столицы", превратил "солдатскій бунт" в "удавшійся мятеж, т. е. в революцію", то это вызывает только недоум?ніе. Неужели не ясно теперь, что даже задержка, опубликованія отреченія 2-го марта, вызванная запоздалой делегаціей Врем. Комитета и несвоевременной агитаціей "защитников монархіи", которая обострила династическій вопрос, до крайности осложнила положеніе и им?ла только отрицательные результаты? Иностранцы в свое время в?рно опред?лили значеніе происшедшаго: "Величайшая опасность — писал лондонскій "Times" — заключалась в том, что Царь не сум?ет оц?нить требованія момента с достаточной быстротой и вступит в борьбу с революціей. Но он обнаружил достаточно государственной мудрости и безкорыстнаго патріотизма, сложив свою власть — он, как мы думаем, спас свой народ от гражданской войны и свою столицу от анархіи"... "Мы восхищаемся — говорил в Париж? предс?датель сов?та министров Рибо — поступком Царя, который преклонился перед волею народа и принес ей в жертву прошлое гордой династіи... Ничего бол?е прекраснаго нельзя себ? и представить". Эти восторженныя офиціальныя слова, быть может, и не совс?м соотв?тствовали индивидуальным мотивам, вызвавшим р?шительный шаг имп. Николая II, но они в?рно передают объективную ц?нность в тот момент совершившагося факта. Только этой объективной ц?нностью можно опред?лять все значеніе поведенія верховнаго командованія в критическій день 1-го марта.

Тезису о генералах, "обманутых" политическими д?ятелями, посчастливилось — он попал даже, как было указано, на страницы труда проф. Нольде. Генералы пов?рили, что Дума овлад?ет революціей, генералы не устояли перед настойчивой самоув?ренностью политических главарей. Вспомним характер информаціи, которую давал на фронт от имени Врем. Ком. Родзянко — она была противор?чива, но временами заострена в сторону преувеличенія стихійной анархіи, господствовавшей и столиц? (это отм?тил Алекс?ев). У верх. Командованія, как будто, не было сомн?ній в том, это "Дума не влад?ет стихіей". В этом отношеніи "генералы" не были обмануты. Командованіе, если не форсировало, то само уточнило и формулировало необходимость "требованій отреченія", о которых передавал Родзянко в ночь с 1-го на 2-ое марта. Если в руководящих кругах военнаго Командованія так легко усвоилась идея "отреченія", то это объясняется т?м, что с этой идеей еще до революціи освоилась общественная мысль в насыщенной атмосфер? разговоров о неизб?жности дворцоваго переворота[299]. Называть "измышленіями" вс? эти разговоры в военной сред? н?т никакого основанія, если только отбрасывать гиперболы, о которых сообщали за границу даже такіе осв?домленные во внутренних д?лах и связанные с русской либеральной общественностью дипломаты, как англійскій посол (припомним сенсаціонную телеграмму Бьюкенена Бальфуру 16 января). Может быть, Брусилов и не говорил т?х слов, которыя передавались у Родзянко, когда Крымов д?лал свой доклад, а именно: "Если придется выбирать между Царем и Россіей, я пойду за Россіей" (неизв?стно было, кому и когда это было сказано) — но эти слова в?рно передавали основное настроеніе верховнаго Командованія.

Революція разразилась наперекор этим заговорщическим планам, ц?лью которых было желаніе изб?жать революціи во время войны и двинуть Россію на путь вн?шней поб?ды (припомним выступленіе ген. Крымова на сов?щаніи у Родзянко). Зд?сь был самообман, пагубный и для психологіи Временнаго Правительства и для психологіи верховнаго Командованія. Свыкнувшись с мыслью о неизб?жности см?ны власти и необходимости осуществленія программы, выдвинутой думским прогрессивным блоком, военные люди еще меньше, ч?м политическіе д?ятели, могли вполн? осознать, что в Россіи произошла революція, которая требовала коренной перем?ны и тактики и методов возд?йствія на массу. В этой неясности и лежит одна из основных причин трагедіи фронта и военнаго командованія[300].

Исторія назначенія в. кн. Н. Н. верховным главнокомандующим посл? отреченія и его отставки служит лучшим доказательством непониманія того, что произошло... Судя по показаніям Гучкова в Чр. Сл. Ком., надо полагать, что среди думскаго комитета в "р?шающую ночь" даже не задумывались над вопросом, кто же зам?нит Николая II на посту верховнаго главнокомандующаго[301]. Напомним, что думскіе делегаты в Псков? не только не возразили против назначенія Царем верховнаго главнокомандующаго в лиц? Ник. Ник., но отнеслись к этому скор?е сочувственно, и, по их просьб?, Рузскій "очень широко" постарался информировать о новом назначеніи. Когда делегаты у?зжали, антидинастическія настроенія еще не выявились во вн?, как это произошло к вечеру 2-го. Ясно было, что назначеніе главнокомандующим члена, царствовавшей династіи психологически было невозможно и грозило вызвать осложненія. Т?м не мен?е, когда Рузскій запросил на другой день мн?ніе по этому поводу Родзянко, тот заявил, что в Петербург? не возражают против "распространенія" указа о назначеніи в. кн. Н. Н. Указ на фронт? был опубликован, и одновременно с ним приказ новаго верховнаго вождя арміи, который своей устар?вшей терминологіей о "вол? монаршей" и о "чудо богатырях", готовых отдать жизнь за "благо Россіи и престола", должен был звучать почти дико в революціонной обстановк?.

Посл?довавшее зат?м чрезвычайно показательно для позиціи и тактики Вр. Правительства. В первый момент офиціально Вр. Прав. как-то странно не реагировало на тот факт, что на посту верховнаго главнокомандующаго находится в. кн. Ник. Ник. Ни в сов?тских "Изв?стіях", ни в "Изв?стіях" комитета журналистов св?д?ній о назначеніи Вел. Князя не появлялось. Даже в № 1 "В?стника Вр. Пр." (5 марта) одна из телеграмм Верховнаго Главнокомандующаго была напечатана в вид? "приказа главнокомандующаго Кавказским фронтом"[302]. Столица жила слухами. Получалось впечатл?ніе, что назначеніе в. кн. Н. Н. по каким-то причинам скрывается. Петербургскія "Изв?стія" на основаніи этих слухов требовали от Правительства "немедленнаго см?щенія с офицерских (а т?м бол?е командных) постов вс?х членов старой династіи". В Москв? слухи также проникли в печать, и по этому поводу Комитет Общ. Орг. вынес резолюцію, в которой доводилось до св?д?нія Правительства, что "лица царской фамиліи не должны назначаться ни на какіе высшіе посты военнаго и гражданскаго в?домства".

Сам Ник. Ник., ожидавшій, что он будет оріентирован Правительством, чувствовал неопред?ленность своего положенія. Он охарактеризовал ее в разговор? с племянником Андреем утром 7-го марта: "Что д?лается в Петроград?, я не знаю, но по вс?м данным, все м?няется и очень быстро. Утром, днем и вечером все разное, но все идет хуже, хуже и хуже"... "Никаких св?д?ній от Врем. Пр. я не получаю, даже н?т утвержденія меня на должности... Единственное, что может служить намеком о том, что новое правительство меня признает, это телеграмма кн. Львова, гд? он спрашивает, когда может прі?хать в Ставку переговорить. Больше я ничего не знаю, и не знаю, пропустят ли мой по?зд, надо полагать, что до?ду"[303]. Вел. Кн. телеграфировал Львову, что вы?зжает из Тифлиса и предполагает быть в Ставк? 10-го. "Я телеграфировал ему — сообщал Львов Алекс?еву 6-го марта веч. — об общем положеніи вещей, а на вс? конкретные вопросы, требующіе указаній, ч?м руководствоваться в дальн?йших д?йствіях, об?щал переговорить лично и Ставк?. Однако, зд?сь заключается самый сложный вопрос — Вел. Кн. желает, сохраняя нам?стничество на Кавказ?, быть одновременно главнокомандующим. Больше нед?ли употребляю вс? усилія, чтобы склонить теченіе в его пользу; состав Вр. Пр. в большинств? считает крайне важным признаніе его главнокомандующим[304]. Вопрос о нам?стничеств? совершенно отпадает, вопрос главнокомандованія становится столь же рискованным, как и бывшее положеніе Мих. Ал. Остановились на общем желаніи, чтобы в. кн. Н. Н. в виду грознаго положенія учел создавшееся отношеніе к дому Романовых и сам отказался от верховнаго главнокомандованія. Общее желаніе, чтобы верховное главнокомандованіе приняли на себя вы и т?м отр?зали возможность новых волненій . Подозрительность по этому вопросу к новому правительству столь велика, что никакія зав?ренія не пріемлются. Во имя общаго положенія страны считаю такой исход неизб?жным, но Великому Князю я об этом не сообщил , не переговоривши с вами. До сего дня вел с ним сношенія, как с верховным главнокомандующим". Что-то предс?датель Сов?та министров не договаривает. Эту полутайну довольно грубо расшифровал Бубликов: Вел. Князь попал в "ловушку", разставленную ему Временным Правительством — его хот?ли вызвать из района преданной ему кавказской арміи... Может быть, страх, что Н. Н. не подчинится, д?йствительно, смущал н?которых членов Правительства.

Вел. Князь, несомн?нно, был популярен на Кавказ?. Ан. Вл. преувеличивает, конечно, утверждая в дневник?, что "его войска прямо обожали", но его разсказ о "горячих" проводах Ник. Ник. в Тифлис? и о "тріумфальном" почти путешествіи в пред?лах нам?стничества ( "почти на вс?х остановках его встр?чал народ, рабочіе, и вс? говорили ему патріотическія р?чи") в значительной степени соотв?тствовал д?йствительности. Первые революціонные дни в Тифлис? протекали в обстановк?, мало напоминающей бурную петербургскую атмосферу. Революція в Тифлис?, по выраженію одного из м?стных революціонных д?ятелей. с.-р. Верещака, "не вышла на, улицу". Не было никаких выпадов против офицеров; сов?т сол. деп., не установившій связи с сов?том раб. деп., ютился в "крохотной комнатк?" и не им?л большого авторитета. Мы вид?ли, что городской голова прив?тствовал 4-го марта Вел. Князя от имени "широких масс" населенія; 7-го при отъ?зд? новаго верховнаго главнокомандующаго, котораго торжественно конвоировала "сотня казаков", как сообщало Пет. Тел. Аг., его ''восторженно прив?тствовали представители народа и солдат". Об этих "толпах народа" упоминает и Верещак. Вел. Князь говорил р?чь, в которой упомянул, что над?ется, что "посл? войны" ему разр?шат, как "маленькому пом?щику, вернуться в свое им?ніе" (слова эти были приняты с т?м же "восторгом"). Не измышлены и "патріотическія р?чи", которыя приходилось выслушивать на дорог? отъ?зжающему на фронт новому Верховному — так, напр., в "В?ст. Вр. Пр." упоминалась одна из таких р?чей, выслушанная Вел. Князем из уст уполномоченных рабочих и служащих сучанских каменноугольных предпріятій. Со слов "молодых офицеров", сопровождавших Ник. Ник., Дубенскій утверждает, что такая же "восторженная встр?ча народом" ожидала Верховнаго Главнокомандующаго на всем пути, и что харьковскій сов?т поднес ему даже "хл?б-соль". В Харьков? ген.-ад. Хан Гуссейн Нахичеванокій и кн. Юсупов (старшій) уб?ждали Ник. Ник. — так передает тот же Дубенскій — ?хать на фронт, минуя Ставку, которая находится под вліяніем Правительства, желающаго устранить Н. Н. от командованія. Чужая душа — потемки; что думал в д?йствительности Ник. Ник., мы не знаем... По сообщенію Дубенскаго, посл? бес?ды с Ханом Нахичеванским и Юсуповым Н. Н. "долго сид?л один, зат?м сов?товался с братом Пет. Ник., ген. Янушкевичем и другими лицами своей свиты и р?шил, в конц? концов, не м?нять маршрута и сл?довать в Могилев".

Упованія многих в эти дни, несомн?нно, обращались к Ник. Ник. Эти чаянія опред?ленно высказала, напр., в. кн. Мар. Пав., находившаяся в Кисловодск?, в письм?, которое направлено было через "в?рныя руки" в Ставку к сыну Борису: "Мы естественно должны над?яться, что Н. Н. возьмет все в свои руки, так как посл? Миши все испорчено: наша вся надежда за возможное будущее остается с ним"[305]. Вн?шне Н. Н. был лойялен в отношеніи Врем. Правительства, формально примирившись с неизб?жностью об?щанія созвать Учр. Собр., которое в письм? к Львову он до полученія акта 3-го марта называл "величайшей ошибкой, грозящей гибелью Россіи" — мало того, м?стная административно-полицейская власть в Тифлис? в объявленіи 6-го марта грозила даже пресл?дованіем т?х, кто будет пытаться противод?йствовать созыву Учр. Собранія.

В цитированном выше разговор? с Львовым и Гучковым Алекс?ев пытался уб?дить своих собес?дников по прямому проводу в том, что Ник. Ник. не представляет опасности для новаго порядка, и что в будущем у Правительства сохранится возможность "всяких перем?н", а пока не надо вносить "коренной ломки в вопросах высшаго управленія арміей". "Характер Вел. Князя таков — говорил Алекс?ев, — что, если он раз сказал: признаю, становлюсь на сторону новаго порядка, то в этом отношеніи он ни на шаг не отступит в сторону и исполнит принятое на себя. Безусловно думаю, что для Вр. Прав. он явится желанным начальником и авторитетным в арміи, которая уже знает о его назначеніи, получает приказы и обращенія. В общем он пользуется большим расположеніем и дов?ріем в средних и низших слоях арміи, в него в?рили... для новаго правительства он будет помощником, а не пом?хой... Если настроеніе среди членов Правительства таково, что перем?на почему либо признается необходимой, то в этом случа? лучше выждать прі?зда Вел. Князя сюда, и зд?сь переговорить вам лично с ним... Если полнаго единенія, согласія и искренняго подчиненія не будет, то мы получим комбинацію, при которой трудно будет разсчитывать на здоровую работу нашего хрупкаго войскового организма". В дополненіе к разговору по юзу 6-го Алекс?ев на другой день послал Львову и Гучкову еще спеціальную телеграмму. Он отм?чал в ней, что "постепенно получаемыя от войск донесенія указывают на принятіе войсками в?сти о назначеніи верховным Главнокомандующим в. кн. Н. Н. с большим удовольствіем, радостью, в?рою в усп?х, во многих частях восторженно"...[306]Алекс?ев указывал и на прив?тствія от 14 крупн?йших городов. "В?рую в то, что вы примете в соображеніе все высказанное" — заканчивал Нач. Штаба, усиленно настаивая на сохраненіи в сил? назначенія Н. Н. в ц?лях оберечь армію от "излишних потрясеній". Приведенная аргументація Алекс?ева опровергает слухи, что он не желал вид?ть Н. Н. во глав? арміи и добивался сам этого поста — слухи, которые отт?няла в своем письм? в. кн. Мар. Павл.

Разговор Алекс?ева с представителями Правительства показывает, что вопрос об отставк? Н. Н. еще не был р?шен, как отм?чает и протокол зас?данія Правительства 5-го марта: "отложить р?шеніе вопроса (д?ло идет о нам?стничеств? па Кавказ?) до личных переговоров в Ставк?... министра Предс?дателя с Великим Князем, о чем послать В. Кн. телеграмму". Но на другой день посл? секретных (для общества) переговоров по поводу "деликатнаго" вопроса член правительства Керенскій в Москв? публично говорил в зас?даніи Сов?та Р. Д.: "Ник. Ник. главнокомандующим не будет". На собраніи солдатских и офицерских делегатов в Кино-театр? он заявил еще опред?ленн?е: "Я могу зав?рить вас, что не останусь в теперешнем кабинет?, если главнокомандующим будет Ник. Ник".

Вел. Князь прибыл в Ставку, принес присягу Врем. Правительству[307]и формально вступил в отправленіе должности верховнаго главнокомандующаго[308]. Ни кн. Львов, ни Гучков в Ставку не по?хали, предоставив Алекс?еву разр?шить своими средствами "деликатный" вопрос. Правительство должно было в конц? концов вынести р?шеніе. В 3 часа дня 11-го марта Львов передал Алекс?еву: "Я только что получил телеграмму от в. кн. Н. Н., что он прибыл в Ставку и вступил в отправленіе должности верховнаго главнокомандующаго... Между т?м посл? переговоров с вами по этому вопросу Вр. Пр. им?ло возможность неоднократно обсуждать этот вопрос перед лицом быстро идущих событій и пришло к окончательному выводу о невозможности в. кн. Н. Н. быть верховным главнокомандующим. Получив от него из Ростова телеграмму, что он будет в Ставк? одиннадцатаго числа, я послал навстр?чу офицера с письмом, с указаніем на невозможность его верховнаго командованія и с выраженіем надежды, что он во имя любви к родин? сам сложит с себя это высокое званіе. Очевидно, посланный не усп?л встр?тить Вел. Князя на пути, и полученная, благодаря этому, телеграмма В. Кн. о его вступленіи в должность стала, изв?стна Петрограду и вызвала большое смущеніе. Достигнутое великим трудом успокоеніе умов грозит быть нарушенным[309]. Временное Прав. обязано немедленно объявить населенію, что В. Кн. не состоит верховным главнокомандующим. Прошу помочь нашему общему д?лу и вас, и Великаго Князя. Р?шеніе Вр. Прав. не может быть отм?нено по существу, весь вопрос в форм? его осуществленія: мы хот?ли бы, чтобы он сам сложил с себя званіе верховнаго главнокомандующаго, но, к сожал?нію, по случайному разъ?зду нашего посланника с Великим Князем, это не удалось". Алекс?ев отв?тил на безпокойство Правительства: "вопрос можно считать благополучно исчерпанным. Ваше письмо получено В. Кн. сегодня утром[310]. Сегодня же посланы дв? телеграммы: одна вам, что В. Кн., подчиняясь выраженному пожеланію Вр. Пр., слагает с себя званіе...[311]. Вторая телеграмма военному министру с просьбой уволить В. Кн. в отставку". Н. Н. просил гарантировать ему и его семейству "безпрепятственный про?зд в Крым и свободное там проживаніе"... "Слава Богу" — облегченно вздохнул председатель Сов?та министров...

Никакого волненія появленіе Н. Н. в Ставк? не вызвало — в газетах не упомянут был даже самый факт. Офиціальное Пет. Тел. Аг. сообщало 12-го, что Н. Н. "отр?шен" от должности верховнаго главнокомандующаго. Очевидно, агентство сообщало "из офиціальных источников", что Н. Н. прибыл в Ставку "всл?дствіе недоразум?нія". Будучи назначен Николаем II, Вел. Кн. " немедленно вы?хал в Ставку, не усп?в получить предложеніе Вр. Пр. не вступать в командованіе войсками. Курьер Вр. Пр. разъ?хался с Н. Н.". Теперь Н. Н. сообщено, что назначеніе его, состоявшееся "одновременно с отреченіем Николая Романова, не д?йствительно". Это сообщеніе —утверждала агентская информація —- сд?лано Н. Н. "в Ставк?(?) военным министром А. И. Гучковым в 3 часа дня 11-го". Не представит затрудненія оц?нить правдивость офиціальнаго правительственнаго сообщенія, так изумительно подтасовавшаго д?йствительность, а равно искренность той тактики, которая приводила к "отр?шенію" от должности лица, добровольно сложившаго свои полномочія "во имя блага родины". В стремленіи найти мирный выход из конфликтнаго положенія Правительство жертвовало своим достоинством.

Как ни оц?нивать д?йствій Правительства, нельзя не признать, что описанная выше тактика в сущности весь одіум за несоотв?тствующее духу революціонных дней назначеніе Великаго Князя офиціальным вождем арміи перекладывала на верховное командованіе на фронт?, положеніе котораго и без того было исключительно трудно. Выходило так, что верховное командованіе без в?дома Врем. Правительства, за кулисами подготовив назначеніе Ник. Ник., пыталось фактически передать армію в руки представителя отрекшейся династіи. Само Правительство, того, быть может, не сознавая, создавало почву для демагогіи. И не приходится удивляться тому, что через н?сколько дней в связи с другими сообщеніями, приходившими с фронта (о них скажем дальше) и пріемом в Исп. Ком. депутаціи от баталіона. георгіевских кавалеров, в "Изв?стіях" появилась зам?тка: "Ставка — центр контр-революціи". В ней говорилось, что Могилев по сообщенію георгіевских кавалеров, пос?тивших 12-го марта Сов?т, сд?лался "центром контр-рев. заговора": "офицеры-мятежники организуют реакціонныя силы... утверждают, что новый строй... недолгов?чен, и что скоро на престол? будет возстановлен царь Николай... Делегація георг. кав. сообщала в подтвержденіе своих слов много фактов и в частности имена офицеров, явных врагов новаго режима". "Исп. Ком. — утверждала зам?тка — признал такое положеніе вещей совершенно недопустимым и постановил довести до св?д?нія Врем. Прав. о том, что, по мн?нію Исп. Ком., необходимо безотлагательно назначить Чрезвыч. Сл?дственную Комиссію для раскрытія монархическаго заговора и прим?рнаго наказанія изм?нников, врагов русскаго народа. Правительство об?щало принять нужныя м?ры. Будем над?яться, что оно проявит в этом д?л? надлежащую энергію и будет д?йствовать безпощадно по отношенію к шайк? черносотенных заговорщиков. Только таким путем возможно предотвратить бурные эксцессы со стороны солдат, глубоко возмущенных наглостью реакціонеров в их безнаказанностью". Заостренность вопроса, сказавшуюся в зам?тк? сов?тскаго офиціоза, который далеко не всегда выражал правильно формальную позицію Исп. Ком., очевидно, сл?дует ц?ликом отнести в область т?х личных домыслов, которые Стеклов (фактическій редактор "Изв?стій"), как мы вид?ли, любил в Контактной Комиссіи выдавать за р?шенія отв?тственнаго органа так называемой "революціонной демократіи". В протокол? Исп. Ком. ничего подобнаго н?т: по поводу пріема депутаціи георгіевских кавалеров сказано лишь, что "необходимо послать депутатов, которые помогли бы им сорганизоваться и связали бы фронт с Сов?том". Разнузданная демагогія Стеклова пошла дальше, и в общем собраніи Сов?та 14-го он выступил по собственной иниціатив? с возмутительными коментаріями будущаго декрета об объявленіи вн? закона "генералов-мятежников", дерзающих не подчиняться вол? русскаго народа и ведущих открытую контр-революціонную агитацію среди солдат: "всякій офицер, всякій солдат, всякій гражданин", в толкованіи Стеклова, получит "право и обязанность" убить такого реакціоннаго генерала раньше, ч?м он "святотатственно поднимет свою руку". Впервые за, дни революціи публично раздался голос, призывающій к безнаказанным убійствам, и удивительным образом непосредственно никто не реагировал на эту гнусность: только представители Царскосельскаго гарнизона, как явствует из протокола Исп. Ком. 16-го марта, пожелали "объясниться" по поводу зам?тки, появившейся в "Изв?стіях". Об?щаннаго будто бы "декрета", на чем настаивал Стеклов, Правительство, конечно, не издало, но агитація безотв?тственных демагогов, как мы увидим, наложила свой отпечаток на соотв?твующіе правительственные акты.

В обстановк? первых нед?ль революціи сообщеніе сов?тскаго офиціоза о настроеніях в Ставк?, посколько р?чь шла о высшем командованіи, весьма, мало соотв?тствовало д?йствительности — демагогам Исп. Ком. просто не нравилось, что на фронт? "движеніе солдат хотят направить в русло Врем. Прав.", как выразился в зас?даніи Исп. Ком. 15-го марта представитель одной из "маршевых рот" на западном фронт?, и они сп?шили форсировать то, что могло выявиться в посл?дующій момент. Посл? переворота ни о каком "монархическом заговор?" и Ставк? не думали[312]. Когда Алекс?ев в бес?д? с Гучковым по поводу устраненія в. кн. Н. Н. от верховнаго командованія говорил: "мы вс? с полной готовностью сд?лаем все, чтобы помочь Правительству встать прочно в сознаніи арміи: в этом направленіи ведутся бес?ды, разъясненія и думаю, что ваши делегаты привезут вам отчеты весьма благопріятные... Помогите, ч?м можете, и вы нам, поддержите нравственно и своим слоном авторитет начальников" — он говорил, повидимому, вполн? искренне, и высшій командный состав, д?йствительно, сд?лал все, чтобы "пережить благополучно совершающійся... н?который бол?зненный процесс в организм? арміи". Конечно, помогало то, что в силу отреченія Императора формально не приходилось насиловать своей сов?сти и челов?ку монархических взглядов: "покорясь, мы слушали голос, исходящій с высоты престола" — так формулировал Лукомскій в офиціальном разговор? с Даниловым 4-го марта основную мысль людей, находившихся в Ставк?... С облегченіем занес Куропаткин в дневник 6-го марта: "Мн?, старому служак?, хотя и глубоко сочувствующему новому строю жизни Россіи, все же было бы непосильно изм?нить присяг?... Нын? я могу со спокойной сов?стью работать на пользу родины, пока это будет соотв?тствовать видам новаго правительства". В?роятно, очень многіе — и в том числ? прежде всего Алекс?ев — могли бы присоединиться и формулировк? своего отношенія к "монархіи", данной адм. Колчаком во время своего поздн?йшаго предсмертнаго допроса в Иркутск?: "для меня лично не было даже... вопроса — может ли Россія существовать при другом образ? правленія"... "посл? переворота стал на точку зр?нія, на которой стоял всегда, что я служу не той или иной форм? правленія, а служу родин? своей, которую ставлю выше всего". "Присягу (новому правительству) — показывал Колчак — я принял по сов?сти". "Для меня ясно было, что возстановленіе прежней монархіи невозможно, а новую династію в наше время уже не выбирают". Насколько сам Алекс?ев был далек от мысли о возможности возстановленія монархіи, показывает знаменательный разговор, происшедшей уже в августовскіе корниловскіе дни между ним и депутатом Маклаковым. Бес?да эта изв?стна нам в передач? посл?дняго, — быть может, она н?сколько стилизована. Но суть в том, что правый к. д. Маклаков, завороженный юридической концепціей легальности власти, считал, что в случа? усп?ха Корнилов (Маклаков был пессимистичен в этом отношеніи) должен вернуться к исходному пункту революціи — к отреченію Царя и возстановить монархически строй. Алекс?ев, в противоположность Маклакову думавшій, что Врем. Правит, доживает свои посл?дніе дни, уже разочарованный в политическом руководств? революціей, крайне тяжело переживавшій развал арміи (все это накладывало отпечаток на пессимистическія сужденія Алекс?ева о современности, как видно из его дневника и писем посл? отставки), признавал все же невозможным и нежелательным возстановленіе монархіи[313].

Насколько Ставка была в первое время чужда иде? "монархическаго заговора", показывает легкость, с которой были ликвидированы осложненія, возникшія в связи с отставкой в. кн. Н. Н. В воспоминаніях Врангеля подчеркивается "роковое" значеніе р?шенія Ник. Ник. подчиниться постановленію Врем. Правительства. По мн?нію генерала, Врем. Прав. не р?шилось бы пойти на борьбу с Вел. Князем в силу его "чрезвычайной" популярности в арміи, и только "один" Ник. Ник. мог бы оградить армію от гибели. Таково было сужденіе, высказанное Врангелем, по его словам, в т? дни. Неподчиненіе Врем. Правительству знаменовало бы собой попытку контр-революціоннаго демарша. Если Врангель тогда высказывался за подобный шаг, его никто не поддержал, если не считать офицеров Преображенскаго полка полк. Ознобишина и кап. Старицкаго, о появленіи которых в Ставк? и качеств? "делегатов" из Петербурга разсказывает довольно пристрастный свид?тель. ген. Дубенскій[314].

Настроенія в Ставк?, очевидно, были характерны и для значительнаго большинства команднаго состава на периферіи. Понятіе "контр-революціонности", конечно, весьма относительно — для всякаго рода большевизанствующих революціонеров выпрямленіе линіи в сторону безоговорочнаго признанія Временнаго Правительства само по себ? уже являлось в т? дни признаком отрицательнаго отношенія к сов?тской платформ?, т. е. признаком контр-революціонных умонастроеній. В соотв?тствіи с этой демагогической тенденціей "л?вая" революціонная исторіографія (большевицкая по преимуществу) желает представить н?сколько иную картину на фронт?, посколъко д?ло касается реставраціонных поползновеній кадроваго офицерства. Неоспоримо, в многотысячном, связанном корпоративной средой и профессіональной традиціей офицерском корпус? (сильно, правда, изм?нившемся в період войны)[315] не могло быть внутренняго единства в смысл? принятія революціи. Но "многочисленные'' факты, на которые ссылается эта литература, в конц? концов сводятся к довольно шаблонному повторенію зарегистрированных в мартовскій період "борьбы за армію" случайных сообщеній, подчас возбуждающих даже большое сомн?ніе. Оставим в сторон? полуанекдотическую офицерскую жену, демонстративно игравшую на фронт? у открытаго окна на роял? "Боже Царя храни" — ей и так уже слишком посчастливилось в литератур?. Из письма, направленнаго из д?йствующей арміи в адрес "депутата Чхеидзе" и пом?ченнаго 8 марта, мы узнаем, что на пов?рках в н?которых частях 28 корпуса Особой Арміи (т. е. гвардіи) посл? переворота продолжали п?ть "Боже Царя храни" и "Спаси, Господи, люди Твоя" — "очевидно" там, гд? "начальники являются приверженцами стараго режима, и солдаты мало ознакомлены с событіями" — добавлял осв?домитель. Начальник кавалерійскаго корпуса гр. Келлер, отказавшійся присягнуть новому правительству, прощался со своим полком, как свидетельствует Врангель, пропуская его церемоніальным маршем под звуки того же "Боже Царя храни". Надо ли вид?ть зд?сь нарочитую демонстрацію или привычную при торжественной обстановк? традицію національнаго гимна? Он не был ни отм?нен, ни зам?нен революціонным гимном, и Деникин нам разсказывает о сомн?ніях военнаго командованія — п?ть ли народный гимн.

Можно привести, конечно, десятки эпизодов, прямо или косвенно говорящих об отрицательном отношеніи в отд?льных случаях, высшаго и низшаго командованія к перевороту. Ген. Селивачев, командовавшій 4-ой Финл. стр?лковой дивизіей на юго-западном фронт? и принадлежавшій к числу т?х военачальников, которые желали только в "ужасное переживаемое время" справиться с "великой задачей удержать фронт", в дневник? 6-го марта отм?чает, что его командир корпуса — "глубочайшій монархист, участник "Русскаго Знамени" и юдофоб чист?йшей воды" — отдал приказ, из коего "ясно, что, кром? верховнаго главнокомандующаго, он не признает никого из Временнаго Правительства". В дневник? генерала пройдут и его собственные подчиненные, не осв?домлявшіе солдат о происшедших событіях и не позволявшіе читать газеты, потому что эти "идіоты" все равно не поймут, и потому, что "глупая зат?я" в некультурной стран? не может долго длиться. В результат? давались подчас, по выраженію Врангеля, "совершенно безсмысленныя толкованія отреченію Государя": так один из командиров п?хотнаго полка объяснил своим солдатам, что "Государь сошел с ума". Можно допустить, что живую реальность представлял и тот гусарскій ротмистр, который свою часть информировал об отреченіи Царя в такой форм?: "Е, И. В. изволил устать от трудных государственных д?л и командованія вами и р?шил немного отдохнуть, поэтому он отдал свою власть на время народным представителям, а сам у?хал и будет присматривать издали. Это и есть революція, а если кто будет говорить иначе, приводите ко мн?, я ему набью морду. Да здравствует Государь-Император. Ура!"[316].

Может быть, в архивах каких-нибудь м?стных штабов найдутся несуразные для революціоннаго времени приказы от 15-17 марта о т?лесных наказаніях розгами, о которых, как о факт?, говорил докладчик военной секціи в зас?даніи Сов?щанія Сов?тов 3-го апр?ля вн?фракціонный с.-д. Венгеров (докладчик конкретно не указал за "краткостью времени", гд? происходил этот "абсурд"). Отрицать наличность таких фактов нельзя. Как не пов?рить колоритному по своей безграмотности письму в Исп. Ком. — "Г.г. Депутатам государственной думы": "Братцы, Покорн?йше просим Вас помогите нам (.) в нашем 13-м тяжелом артил. дивизіон? полк. Биляев, родственник бывшаго военнаго министра, который распространяет слухи, что неверьте свободе... ети люди сего дня Красный флаг, а завтра черный и зеленый... Еще командир 3 бат. того же дивезіона... кап. Ванчехизе безовсякой причины бил солдат... он изменик Государства и нашей дорогой родины... покорн?йша просим убрать нашего внутренняго врага Ванчехазу... Не можем совершенно его требованія выполнять". Свой "Ванчихазе" — полк. Христофоров был в Слуцк? в одном из гвардейских полков, как свид?тельствует офицер этой части в письм? к родителям 11-го марта — мы ниже его широко цитируем, — кричал по телефону: "сволочь получила свободу", вернувшись с фронта, отомстим. Думскій депутат от Литвы, Янушкевич, примыкавшій к трудовой групп?, в доклад? Временному Комитету 13 марта о по?здк? на С?верный фронт разсказывал, что один из командиров дивизіи так выражался в его присутствіи, что депутат вынес впечатл?ніе, что "если он и не враг новаго правительства, то во всяком случа? слишком иронически на него смотрит". "Хорошо, что разговор оборвался добавлял депутат, — а то я думал, что придется его арестовать". Между прочим, он сказал: "всетаки эту сволочь с?к и буду с?чь, и если он что-нибудь сд?лает, то я всыплю ему 50 розог". Пока Янушкевич бес?довал с дивизіонным командиром, солдаты не расходились, полагая, что депутат будет арестован командиром — "он сторонник стараго строя. Он вчера грозил разстр?лом за снятіе портрета. Уже казаков сотня была приготовлена"...

Вс? подобные факты едва ли могут служить показательным барометром общих настроеній. Достаточно знаменательно, что Янушкевич и его товарищ по по?здк? свящ. Филоненко, пос?тившіе "почти вс? части'' 1-ой арміи, говорившіе со "многими офицерами", равно и с "высшим офицерским составом", и на офиціальных собраніях, и в индивидуальных бес?дах, могли в своем отчет? в качеств? "врага новаго строя'' (и то относительно) конкретно отм?тить лишь одного командира дивизіи, который "слишком иронически" смотр?л на революціонное правительство. "Многіе из них (т. е. офицеров) — говорилось в депутатском доклад? Врем. Ком. — совершенно не оріентируются в положеніи и нас спрашивали: "неужели вы не могли спросить армію прежде, ч?м произвести революцію?" Мы говорили: "Так вышло. И вы сами, проснувшись, не узнали бы Петербурга". Они не представляют себ?, что так могло быть. Они недовольны, что это сд?лано, как то без их спроса, наскоро, штатскими людьми, которые не считаются с ними". В чем же "не считаются"? "Они не улавливают "сути"[317]— отв?чает отчет — и думают, что у нас разрушена вся армія, что весь дух ея упал, и что н?т основаній, на которых зиждилась вся армія". В одном собраніи школы прапорщиков, гд? собралось 250 челов?к, депутаты встр?тились с особо ярким настроеніем "контр-революціонным" — "совершенно против переворота". Характерное поясненіе д?лают депутаты: "говорило больше зеленое офицерство, прапорщики" — "недоучки", по их выраженію. Камнем преткновенія явилась все та же тема — опасность разрушенія арміи. Как "люди дисциплинированные", они требовали, чтобы приказы "издавались из центра, сверху": если "начальство потеряет свой авторитет... нельзя будет вести войска в атаку". Стремленіе поддержать дисциплину и является основным мотивом в обвиненіях "высшаго офицерства" в контр-революціонности. Н?которые командиры были "очень тактичны": "когда произошел переворот, отреченіе и проч., они потихоньку убрали вс? портреты, а в н?которых частях портреты демонстративно висят. Когда солдаты требовали, чтобы портреты были убраны, то начальники отказывались" — отказывались (добавляли депутаты) не потому, что "находили, что он должен вис?ть.... а потому, что, по их мн?нію, дисциплина не позволяла... Этим создавались отношенія, грозившія большими посл?дствіями"... даже "ужасная атмосфера", по словам докладчиков, — могли быть "убійства". "Нетактичность" сказывалась в срываніи "красных бантов" — этих вн?шних атрибутов революціи[318].

Уполномоченные Врем. Комитета отм?тили "подозрительное отношеніе" солдат к начальству. Этому настроенію, по их мн?нію способствовал, с одной стороны, "приказ № 1", с другой — "неправильное истолкованіе событій"... "Мы зам?тили, что т?м офицерам, которые пытались объяснить солдатам происшедшій переворот, даже прощались гр?хи прошлаго, они сразу как-то выростали в их глазах; но особое недов?ріе было там, гд? замалчивали, гд? не собирали солдат, не объясняли происшедшаго или давали тенденціозное объясненіе, там создавалась почва страшнаго недов?рія. Старое недов?ріе как то слабо, а недов?ріе посл? переворота.—новое — ужасно[319]. В т?х же частях, гд? собирали и объясняли событія, там сразу возстанавливалось дов?ріе: даже в т?х частях, гд? его раньше не было. Эти части могут в огонь и в воду пойти"... Депутаты д?лали любопытное поясненіе: "знаменитый приказ № 1 и всевозможные слухи породили изв?стную дезорганизацію в "зеленых" частях, гд? мужики. В частях, бол?е революціонных (?), ничего подобнаго не было. Там и с офицерами уживаются очень хорошо". Может быть, еще бол?е интересны их наблюденія по м?р? приближенія к фронту: "что касается общаго настроенія войск, то вблизи позицій оно у них такое веселое, радостное и хорошее, что отрадно становится. Там мы вид?ли настоящіе революціонные полки с полн?йшей дисциплиной, полное объединеніе с офицерами"[320]. Уполномоченные многократно во вс?х частях бес?довали с солдатами в отсутствіе команднаго состава. Бес?ды эти начертали ц?лую программу м?р, которыя надлежало осуществить, и которыя соотв?тствовали желанію солдат (о программ? мы скажем ниже). Политическое настроеніе армейской массы характеризуется достаточно заявленіем Янушкевича Временному Комитету: "Я должен сказать откровенно, насколько я вид?л, настроеніе сплошь республиканское" — в?роятно, правильн?й было бы сказать: "за новый строй"[321].

Приходилось уже упоминать о том энтузіазм?, с которым на фронт? были встр?чены члены Гос. Думы солдатской массой. Их по?здка вообще носила характер какого-то тріумфальнаго шествія: их встр?чали "везд?" торжественно, с музыкой: словами "нев?роятная овація", "царскій пріем", "носили на руках", "склонялись знамена" пестрит их отчет... "Были полки, гд? нас бол?е сдержанно принимали — зам?чали депутаты — но общее впечатл?ніе в громадном большинств? случаев такое, что посл? обм?на прив?тствій, посл? такого рода бес?д, они нас поднимали и выносили до наших саней. Мы не могли распрощаться. Они ц?ловали нам руки и ноги". Могли, конечно, депутаты н?сколько самообольщаться[322], но все же не настолько, насколько это представлено в секретной телеграмм? 18 марта, посланной в Токіо японским послом. Он передавал своему дипломатическому начальству, что сообщеніе членов Врем. Ком., командированных на фронт, составлено "весьма оптимистически, но на самом д?л? положеніе діаметрально противоположное . Я в этом уб?дился из разговоров с офицером, возвратившимся с фронта". Пессимизм осв?домителя виконта Уциды, д?йствительно, не соотв?тствовал выводу думской делегаціи, говорившей в заключеніе своего, повидимому, устнаго отчета: "У нас вообще впечатл?ніе отрадное, и если бы офицеры сум?ли перестроить свои отношенія на новых началах, а это необходимо, то д?ло было бы сд?лано. Теперь самый острый вопрос , по нашему мн?нію, как свою задачу исполнит офицерство"...

Отчет делегаціи коснулся лишь ближайшаго к столиц? фронта. Путем сравненія можно дать, пожалуй, и лучшій отв?т на вопрос, как отнеслась фронтовая армія к перевороту, и как этот переворот повліял на армію. Возьмем два м?ста, гд? было хуже всего: гвардейскій корпус и Балтійскій флот. Относительно гвардіи это особо подчеркнул Алекс?ев в разговор? с Гучковым 11 марта: "зд?сь событія нарушили равнов?сіе, и зам?чается н?которое броженіе и недов?ріе к офицерскому составу". Для характеристики этих отношеній у нас им?ется интересный "дневник" неизв?стнаго офицера-интеллигента, написанный в вид? писем к родным из Луцка[323]. "Дневник" им?ет н?сколько резонерскій отт?нок — наблюденія см?няются разсужденіями. Автор отм?чает сложность и трудность положенія гвардіи в силу той двойственности, которая получилась от того, что революцію совершили запасные батальоны стоящих на фронт? полков, и что из т?х же полков направлялись в Петербург части для подавленія революціи. Впечатл?нія наблюдателя до полученія изв?стія об отреченіи формулировано им 4 марта так: "сознательное меньшинство (солдат) довольно, но хочет отомстить вождям павшаго режима, большинство же относится ко всему происшедшему с полным безразличіем и хочет только одного — мира... Офицеры, понурые, убитые страхом за будущее, ходили один к другому, нервничали, строили планы и тут же сами их опровергали. Я не знаю такого тяжелаго дня. Полумертвый я заснул"... 4-го получено было сообщеніе о назначеніи Вел. Князя главнокомандующим. "Я сообщил это солдатам. Они опять молчали". Вечером пришла телеграмма о новом министерств? — "среди офицеров общее ликованіе... Вс? ув?рены, что Николай II отрекся от престола". Любопытным сообщеніем кончает наш своеобразный мемуарист свое письмо: "У н?мцев — ликованіе. Выставляют плакаты, салютуют, играют оркестры[324]. Попытались наступать на VII корпус..., но были отбиты. Наше высшее командованіе растеряно... не знают, что им д?лать. Надо было устроить парад, самим салютировать, выставлять поб?дные плакаты, заставить играть оркестры, воспользоваться моментом для подъема духа солдат... Но... жизнь вот течет так, будто ничего не случилось. Это ужасно, но я над?юсь, что посл? манифеста у нас что-нибудь сд?лают"...

11 марта письмо начинается бол?е или мен?е оптимистической оц?нкой: Слава Богу, теперь стало проясняться, все же возможность кровавых событій не совс?м исключена. Надо помнить, что положеніе гвардіи особенно тяжело... ея старое офицерство и генералитет им?ют опред?ленную репутацію... Вот каким представляется мн? положеніе. Во-первых, ни одну воинскую часть так не волновали петроградскія новости, как гвардейцев... А св?д?нія из Петрограда приходили запоздалыя, преувеличенныя, часто нел?пыя. В?рили всему, и ничего нельзя было опровергать. Во-вторых, когда пришло изв?стіе об установленіи новаго порядка, то офицеры стали подозр?вать солдат, а солдаты офицеров. Мы не знали, как отнесутся нижніе чины к событіям, поймут ли они происходящее, а главное — не заразятся ли они петроградским прим?ром, не вздумают ли у нас см?нять начальников и заводить собственные порядки; не знали мы также, не захотят ли они прекратить войну, не предпримут ли они какого-либо насилія для ея прекращенія; наконец, мы не знали, одинаково ли воспримут новыя в?сти вс? части, или полк пойдет на полк и батальон на батальон, а в?дь у нас до н?мцев — н?сколько верст, случись что-нибудь, и фронт будет прорван, может быть прорван в н?скольких м?стах, и что тогда? И мы томились и не знали, как лучше исполнить свой долг. А солдаты в то же время не дов?ряли офицерам. Они не знали, на сторон? какого строя мы стоим и одинаковаго ли мы направленія; они боялись, что с нашей стороны будут попытки сдать позиціи н?мцам ; они были ув?рены, что от них скрываются какіе-то новые приказы; они также боялись, перейдут ли вс? части на сторону новаго порядка: они мучились т?м, что свободу отнимут, что отечеству изм?нят; они в?рили каждому нел?пому слуху самаго темнаго происхожденія; они постоянно хватались за винтовки, и н?сколько раз могло случиться побоище"... "Старшіе начальники не сд?лали ничего для вселенія к ним дов?рія, а безд?йствіе было истолковано, как приверженность их к павшему порядку. Атмосфера получилась ужасная"... "Между нами и ими пропасть, которую нельзя перешагнуть..." "Сколько бы мы с ними ни говорили... сколько бы ни старались предотвратить столкновенія, они не в?рят нам. Н?которым офицерам они прямо говорили, что в гвардіи вс? офицеры — дворяне, и что поэтому офицеры не могут быть сторонниками новой власти"[325].

Как всетаки характерно, что вс? инциденты, о которых разсказывает автор писем, вращаются около имен ген. Гольгоера, гр. Ротермунда, Клод-фон-Юренсбурга, бар. Штемпель и т. д. В?дь это они готовы "открыть фронт"[326], это они составляют "н?мецкую партію", козни которой пытается раскрыть Чр. Сл. Комиссія Врем. Правительства, и о кознях которой так много говорили до революціи. Эти легенды и сплетни из среды придворной, бюрократической, военной и общественной перешли в народ. По всему фронту прокатилась волна недов?рія — на позиціях около Риги в 80 сиб. стр?лк. полку солдаты, как и в Особой арміи, высказывали опасенія, что офицеры сдадут позиціи н?мцам; повсюду требуют удаленія "баронов, фонов и прочих шпіонов". Это отм?чает поздн?йшій доклад (апр?льскій) члена Гос. Думы Масленникова, пос?тившаго фронт... Нач. 3 п?х. дивизіи ген. Шолп, устраивает манифестаціи, чтобы доказать, что он не н?мец и вполн? сочувствует перевороту (Селивачев)... По истин?, что пос?ешь, то и пожнешь[327].

"В основ? вс?х этих нел?постей, обнаружить которыя перед ними иногда все-таки удается — пишет наш офицер родителям с просьбой довести до св?д?нія Гучкова о положеніи на фронт? — лежит одно соображеніе, которое нельзя опровергнуть. Переворот совершился в тылу, а у нас все остается по старому; высшая власть вв?рялась при павшем правительств? его приверженцам, а они вс? на м?стах. Надо немедленно см?стить вс?х генералов с н?мецкими фамиліями и других, которые навлекут на себя подозр?ніе. Надо сд?лать это скор?е, иначе начнется солдатская самоуправа...[328]. Нужны немедленныя и р?шительныя м?ры — иначе власть ускользнет из наших рук, иниціатива преобразованій перейдет от нас к ним, армія начнет разлагаться, и пораженіе будет неизб?жно". Сл?дующее письмо, написанное на другой день — 12 марта — когда в ротах "уже начали см?щать офицеров и выбирать себ? новых", полно пессимизма: "Конечно, надо над?яться до самой посл?дней минуты, но я считаю солдатскій бунт вполн? возможным. Еще вчера они качали Тимохина, говоря, что в?рят ему, что ничего без его согласія не предпримут. А сегодня, когда оп пришел в роту, они кричали ему "вон" и объявили зат?м, что выбрали себ? новаго ротнаго командира. Изм?неній и колебаній их настроенія ни предугадать, ни направить нельзя. Вчера вечером положеніе казалось прояснившимся. Сегодня оно ухудшилось. Мы все время переходим из одной полосы в другую. У н?которых начинают опускаться руки, до того эти волненія утомляют. Н?которые говорят, хоть бы скор?е на позиціи, там все будет лучше, поневол? люди сдержат себя". "Вообще положеніе безвыходно" — заключает автор, — "руководить событіями уже нельзя, им просто надо подчиниться". "Армія погибла" — это становится лейтмотивом вс?х посл?дующих писем.

Итог индивидуальных переживаній сгущал картину, как можно усмотр?ть хотя бы из поздн?йшаго доклада депутата Масленникова, пос?тившаго по полномочію Врем. Комитета территорію Особой Арміи в апр?л?. В этом доклад? уже не будет н?сколько сантиментальнаго мартовскаго флера, но он все же будет очень далек от пессимизма "умнаго... классоваго врага" пролетарской революціи. Реалистическій итог для марта, пожалуй, можно охарактеризовать записью ген. Селивачева 26-го: "Вчера в газет? "Кіевская Мысль" было сообщено, что от Особой арміи вы?хали в Петроград делегаты в Сов?т Р. и С. Д. и в запасные гвардейскіе батальоны, чтобы заявить, что Особая армія с оружіем в руках будет защищать Временное Правительство и не потерпит ничьего вм?шательства в д?ла правленія до созыва Учредительнаго Собранія".

Общее впечатл?ніе, что эксцессы на фронт?, им?вшіе м?сто далеко не повсем?стно, в значительной степени связаны были с н?которым чувством мести в отношеніи начальников, злоупотреблявших своими дисциплинарными правами[329]. Революція с перваго же момента, независимо от "новых законов о быт? воинских чинов", конечно, должна была перестроить в бытовом порядк? систему отношеній между командным составом и солдатской массой. "Рукоприкладство" в арміи должно было исчезнуть, но "оно настолько вкоренилось — говорили в своем отчет? депутаты, пос?тившіе С?верный фронт, — что многіе не могут от него отстать. Когда солдаты спрашивали нас, можно ли бить, то мы при офицерах говорили: "н?т, нельзя", и ничего другого, конечно, говорить не могли". Отрицать явленіе, о котором с негодованіем говорила даже ими. А. Ф. в одном из писем к мужу (офицеры, по ея выраженію. слишком "часто" объясняются с солдатами "при помощи кулака") нельзя. Если для начальника одной казачьей части, который на С?верном фронт? "морду набил" в революціонное время, эта несдержанность сошла благополучно, то на Западном фронт? проявленіе подобной же бытовой служебной привычки 8 марта стоило жизни виновнику ея, как разсказывает прикомандированный к фронту француз проф. Легра (полковник ударил солдата за неотданіе чести и был растерзан толпой). Едва ли к числу "лучших" военачальников принадлежал тот командир 68 сиб. стр?л. полка, который был арестован "письменным постановленіем депутатов от офицеров и солдат этой части", равно как и три его подчиненных, удаленных от командованія, причем к постановленію депутатов "присоединились почти вс? офицеры полка". Мотивом ареста и удаленія выставлялось: р?зкое и грубое обращеніе, недов?ріе к боевым качествам и несочувственное отношеніе командира полка к перевороту. Этот эпизод дошел до военнаго министра в силу настойчивости, которую проявил полк. Телеграмма нач. корпуса, посланная Алекс?еву, сообщала, что "продолжительныя ув?щеванія и бес?ды с офицерскими и солдатскими депутатами 18 и 19 марта не привели к возстановленію законнаго порядка". Командующему корпусом удалось добиться освобожденія из-под ареста командира полка, но депутаты продолжали настаивать на оставленіи избраннаго ими командира полка, ссылаясь на газетное сообщеніе о разработк? комиссіей ген. Поливанова вопроса о подбор? высшими начальниками своих помощников. Для уговора полка вы?хали два члена Гос. Думы. Алекс?ев законно негодовал на самоуправство, признавая невозможным руководиться проектами, не санкціонированными к проведенію в жизнь и толкуемыми солдатами "вкривь и вкось", и требовал, чтобы в полку были возстановлены офицеры или полк был бы раскассирован: "при таких условіях работа арміи не может итти" — телеграфировал он военному министру. Но в данном случа?, повидимому, формальная правота входила в коллизію с бытовой правдой, и тот факт, что д?лу 68 сиб. стр. полка придали такое значеніе, показывает, что оно не было явленіем рядовым в жизни арміи в первый період революціи. Почти несомн?нно, что политика сама по себ? в этих бытовых столкновеніях на фронт? стояла на втором план?.

Если в гвардейском корпус? непосредственно посл? переворота солдатская масса держалась настороженно, "что-то" ожидая, то в Балтійском флот? барометр, опред?ляющій силу волны взбудораженной стихіи — "психоза безпорядка", с перваго момента "лихорадочно" колебался; были моменты, когда казалось, что "спасти" может только "чудо". Дневник Рейнгартена, одного из т?х молодых энтузіастов, которые сгруппировались вокруг адм. Непенина и мечтали о "новой жизни великой свободной Россіи"[330], очень ярко передает атмосферу настроеній, царившую в Гельсингфорс?. Только тенденціозность, не желающая считаться с фактами, может привести к выводу, что "лукавая" политика Непенина стоила ему жизни (Шляпников). Мы приводили уже офиціальныя телеграммы командуюшаго Балтійским флотом, опровергающія эту большевицкую легенду. 28 февраля Рейнгартен записал: "Наш начальник и командир в общем настроен празднично и сочувствует революціи во спасеніе родины"... В смутные дни Непенин "твердо р?шился оставаться на взятой позиціи", т. е. поддержки Временаго Правительства. Он сказал фл.-кап. кн. Черкасскому, и. д. начальника штаба, по порученію товарищей выяснявшему р?шеніе командующаго флота, что он не выполнит противоположнаго приказанія "сверху", если таковое посл?дует. 2 марта командующій объявил о своем р?шеніи на собраніи флагманов: ..."Буду отв?чать один, отв?чаю головой, но р?шил твердо. Обсужденія этого вопроса не допускаю"... В зависимости от св?д?ній, приходивших из Петербурга, "радость" см?нялась "тревогой" у молодых энтузіастов, окружавших Непенина. Но пришел манифест об отреченіи, и Рейнгартен "на зар? новой жизни великой, свободной Россіи" записывает: "ночь без сна, но какая великая, радостная, памятная ночь счастливаго завершенія Великой Россійской революціи". Отм?тка в дневник?, сд?ланная в 7 ч. 20 м. утра, была преждевременна. В 6 ч. 35 м. веч. Рейнгартен вписывает: "в общем, кажется, мы идем к гибели"... "От Родзянко приказано задержать объявленіе манифеста... Что это опять начинается?" — с волненіем спрашивает себя автор дневника: "горю весь, все время вскакиваю и хожу". "Нервность растет. Отовсюду слухи о безпорядках, им?емых быть"... "Психоз безпорядка перекинулся сюда: на "Андре? Первозванном" подняли красный флаг". Началось "возстаніе" на линейных кораблях, арест и разоруженіе офицеров. Крики "ура" перем?шиваются со стр?льбой из пулеметов. "Неужели все погибнет" — вновь мучительно записывает Рейнгартен... Трагически закончилось движеніе, однако, только во второй бригад? линейных кораблей, которой командовал, находившійся на "Андре? Первозванном", в. ад. Небольсин. В записи на 3 марта "флагманскаго историческаго журнала" обостреніе па адмиральском судн? объясняется т?м, что Небольсин "в своих выступленіях перед матросами многое скрыл от них. С депутатами, явившимися к нему от имени команды с просьбой (или требованіем) показать офиціальныя св?д?нія, Небольсин вступил в пререканія. В итог? был убит адмирал и еще два офицера". На н?которых судах "возстаніе" окончилось манифестаціей даже "патріотическаго" характера, по выраженію Рейнгартена — качали командиров[331].

У себя на "Кречет?" Непенин обратился к матросам с р?чью — сказал "все без утайки", потом "стал говорить все сильн?й, сильн?й... и закончил: ..."страной управляет чорт! Я все сказал, я весь тут. Вы скажите: кто за меня, кто против — пусть выйдет! Кто-то крикнул: "адмиралу — ура!", вс? подхватили, так что я не выдержал — бросился, обнял и кр?пко поц?ловал Адріана. Это было слишком — его качали, а когда успокоились, адмирал сказал: "найдутся ли среди вас охотники, ум?ющіе говорить?" Вышло много. "Раздадитесь по пять. Когда утихнут безпорядки, я пошлю вас вы скажите все, что я сказал, и скажите, что потом приду я"... Адмиралу никуда не пришлось итти — к нему на "Кречет" пришли сами — "толпа матросов с кораблей". "Переговоры Непенина с депутатами — записывает Рейнгартен — были длительны и очень несносны. Жалко было смотр?ть на Непенина — так он устал, б?дняга. так он травился и с таким трудом сдерживался. К концу р?чи он воспалился, сказал, что убили офицеров сволочи, что зажгли красные огни и стр?ляли в воздух из трусости, что он презирает трусость и ничего не боится. Ему долго не давали уйти — все говорили: "позвольте еще доложить" — основной лейтмотив: говорить на вы, относиться с большим уваженіем к матросу, дать ему большую свободу на улицах, разр?шить курить и т. д. Когда, наконец, измученный Непенин вышел, команды, прощаясь, отв?тили дружно и вообще держали себя хорошо, стояли смирно"...

Пришла телеграмма Керенскаго, которая произвела "очень хорошее впечатл?ніе и успокоила". Кому то это не нравилось. "5 час. 15 м. — отм?чает дневник — провокація по радіо — "смерть тиранам": ..."Товарищи матросы, не в?рьте тирану... От вампиров стараго строя мы не получим свободы... Смерть тирану, и никакой в?ры от объединенной флотской демократической организаціи". "Какое безуміе !... Опять надо разсчитывать... на чудо"... Н?кто в с?ром усиленно с?ял анархію в Гельсингфорс?. Какая-то группа, состоящая на '"разнородной команды и офицеров, морских и сухопутных", избрала командующим флота нач. минной обороны виц.-ад. Максимова, находившагося под арестом на посыльном судн? "Чайка". Непенин согласился на такой компромисс: Максимов прі?дет на "Кречет" и будет контролировать вс? поступки адмирала. Через два часа Непенин был убит выстр?лом в спину из толпы. Впосл?дствіи — утверждает Рейнгартен — матросы р?шительно отрекались от участія в этом убійств?. Авторитет Непенина казался опасным т?м, кто хот?л разложить боевую силу Балтійскаго флота. Почти перед самым убійством адмирала Рейнгартен записал сообщеніе: "Центральный Комитет депутатов кораблей на "Павл?", разобравшись в обстановк?, признал д?йствія командующаго флотом правильными и приходит к повиновенію!!!".

В связи с прі?здом Родичева и Скобелева, встр?ченных "адской оваціей", у Рейнгартена "надежды на возстановленіе порядка повысились с 1%, прим?рно, до 60%—"вс? постепенно возвращаются на м?ста". В настроеніи перелом. Толпа ходит на улицах с красными флагами — даже "приказано объявить желательность красных повязок и участіе в манифестаціях офицеров". На судах спокойно, но "нервность всюду ужасная". И вновь отм?чается в дневник? за 5-ое марта: "провокація страшн?йшая" — "по городу распространяется "манифест" Николая II с призывам к возстанію в пользу престола". "Враги родины, видимо, работают во всю и с?ют новую смуту"[332].

Дневник Рейнгартена картинно обрисовывает противор?чіе, раздавшееся в страдные дни революціи в матросской толщ?: "Всюду праздничное, веселое, приподнятое настроеніе; только нервность в связи с провокаціей" (6 марта). Это "праздничное" настроеніе см?няется мрачными сценами убійства или покушеніями на убійство, что заставляет автора написать: "я ошибся, что 60%, если тогда было 6%, то теперь эти проценты падают". Нельзя не отм?тить, что во вс?х случаях, на которых останавливается Рейнгартен, почти всегда им?ется наличность той "провокаціи", на которой он настаивает. Вот прим?р. С "Петропавловска" передали на "Кречет", что желают удаленія лейтенанта Будкевича. "Пересуды были нескончаемы — команда боится "Петропавловска", откуда уже дважды звонили: взят ли Будкевич?". "Команда "Кречета" аттестовала Будкевича "самым добрым образом", но все-же вел?ла Будкевичу итти в арестный дом". "С великим трудом удалось мн? уб?дить команду по дорог? завести Б. в Морское Собраніе, гд? обратиться к депутатам "Петропавловска". Я кричал, умолял. К счастью, еще при вывод? Б. у трапа они столкнулись с комфлотом и Родичевым, зат?м вм?ст? вс? пошли в Морское Собраніе, гд? долго говорили с депутатами... и оказалось, что на "Петропавловск?" — тихо, ничего не требовали, и все спокойно". На "Діан?" арестовали кап. Рыбчина и лейт. Любимова, "увели с корабля и скоро вернулись" — оба были убиты. Люди, уведшіе Рыбчина, "клялись" комфлоту и Родичеву, что "они не убивали". Провокаторы прикрываются именем образовавшагося в день прі?зда сов?тской делегаціи из Петербурга Исполнительнаго Комитета Сов?та представителей арміи, флота и рабочих Свеаборгскаго порта, который пытался наладить какой-то правопорядок: "воззванія Комитета хороши и нам?ренія правильны, но видно абсолютное неум?ніе руководить исполнительной частью" — зам?чает Рейнгартен. "Постоянно посылаются вооруженные патрули всюду, гд? ожидается безпорядок. Так ими уничтожено н?сколько вагонов огромных запасов спиртных напитков; они вылиты на землю и политы керосином и нефтью"[333]. "При мн? на "Петропавловск?" — разсказывает Рейнгартен — неизв?стно откуда передана телеграмма, якобы от имени Исп. Ком., с приказаніем не посылать патрулей. Правда, этот обман так груб, что открывается легко".

Рейнгартен был выбран тов. пред. Исп. Комитета. "Немыслимо разсказать — записывает он —- что было за дни моей работы 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12/III. Я не зам?тил этих дней. Впечатл?ніе сплошного митинга, р?чей, постановленій. Это было тяжкое испытаніе, ибо я пошел на эту Голгофу единственно ради возстановленія спокойствія, уничтоженія розни между офицерами и матросами, ради возстановленія работы для войны. Я с собой справился и к себ? дов?ріе снискал; я говорил много со вс?ми, особенно с крайними элементами. Наибольшей усл?х был у Хиліапи (предс?датель Сов?та) — это хорошій, честный, страстный челов?к. Он подкупал меня своей искренностью, а я, может быть, подкупал его т?м, что отдал всю жизнь этому д?лу, всю мою душу, всю любовь к родин?, которая сейчас сжигает меня. Хиліани назвал меня своим другом, просил перейти на ты. Теперь мн? легко говорить и работать с ним".

В район? Свеаборгскаго порта, несомн?нно, наступило успокоеніе. Уже 6-го кн. Черкасскій давал в морской ген. штаб такія св?д?нія о Гельсингфорс?: "настроеніе улучшается, но по теоріи колебательнаго движенія строго научной, всегда возможны повторенія затухающих колебаній, а посему не надо удивляться, если еще будут эксцессы, но, конечно, несравненно бол?е слабые. Д?йствіе представителей Думы безусловно громадное. Над?юсь, что в ближайшіе дни явится возможность вернуться мн? к исполненію прямых моих обязанностей, т. е. подготовк? флота к бою, так как за эти дни я был весь поглощен заботами и стремленіями спасти флот от полной разрухи, и вс? операціи были пущены мною по-боку. Не причисляя себя к оптимистам, думаю, что все изложенное довольно близко к истин?. Под вліяніем петроградских депутатов Думы и работающаго зд?сь м?стнаго комитета матросских и солдатских депутатов случаи арестованія офицеров матросами и солдатами не только прекратились, но офицеры возвращены в свои части с принесеніем им извиненія и сожал?нія о случившемся". Нач. штаба, адм. Григорьев, с своей стороны, сообщал: "спокойствіе возстанавливается все больше и больше. Исп. Ком. Сов?та Деп. принимает вс? м?ры к возстановленію полнаго порядка, помогает все время командующему. В пос?щенных командующим частях и кораблях команды поклялись сохранять порядок и возстановить дисциплину"[334].

Дневник Рейнгартена бурную эпопею первых мартовских дней заканчивает описаніем "общаго собранія офицеров, членов Исп. Ком. и вс?х желающих", происходившаго 11 марта в русском театр? под предс?дательством перводумца Кедрина. Под крики "ура" и звуки марсельезы командующій флотом Максимов провозгласил: "Поклянемся,что ничего другого, кром? республики, не будет"... Сов?тская делегація, вернувшись в Петербург, заявила, по отчету "Изв?стій", что флотская семья единодушно приложит "вс? силы к тому, чтобы война была доведена до поб?днаго конца за счастье свободной Россіи". Успокоительную картину нарисовал и депутат Маньков (плехановец), пос?тившій Ревель и примирившій взбунтовавшихся на броненосц? "Петр Великій" с командиром, которому грозили судом Линча: ..."Я взял честное слово с адмирала при всем собраніи, что он подчинится новому правительству". В общем депутат нашел "настроеніе среди матросов очень сознательное" по сравненію с армейцами (в Ревел?, между прочим, матросы отбили у толпы раненаго коменданта кр?пости). Для Гельсингфорса на первых порах показательно враждебное отношеніе матросов к крайней пропаганд? — это засвид?тельствовал в воспоминаніях крупный м?стный большевицкій д?ятель — Залежскій: большевицких агитаторов сбрасывали в воду, были и случаи ареста.

"В Балтійском флот? переход к новому строю принят восторженно" — подвел итог в офиціальном сообщеніи предс?дателю Сов?та министров из Ставки 14 марта исп. должн. верховнаго главнокомандующаго. Дневник Рейнгартена показывает, как эту "восторженность" омрачала анархія, им?вшая своим источником агитацію безотв?тственных отечественных демагогов, коварные замыслы вн?шняго врага и неум?лую провокацію полицейских политиков стараго режима, которые считали, что "не все потеряно, есть надежда".

Возстаніе матросов Балтійскаго флота приняло с перваго момента в ночь на первое марта форму жестоких эксцессов в Кронштадт?, который, по тогдашнему выраженію большевицкаго офиціоза "Правда", оказался "отр?занным от міра" и не представлял себ? "ясно картину совершающихся событій": формы, в которыя вылилась зд?сь "стихійная вспышка", до н?которой степени были предуказаны прежней революціонной пропагандой[335]. Нельзя, конечно, вполн? дов?риться сообщеніям "секретной агентуры" жандармских властей, которая перед революціей сообщала о план?, выработанном в середин? 16 г. возродившимся "Главным Коллективом Кронштадтской военной организаціи[336], — поднять возстаніе ("частью убив, а частью арестовав командный состав") в ц?лях прекращенія войны и сверженія правительства. По этому плану д?йствій "петроградскій пролетаріат должен поддержать возстаніе и для того, чтобы дать знать о начал? возстанія, флот выйдет из Кронштадта, уже покончив там с офицерами, и даст н?сколько залпов по Петрограду. Если бы в отношеніи рабочих посл?довали крутыя м?ры, и рабочих правительство стало бы разстр?ливать, то флот разгромит весь Петроград, не оставив тут и камня на камн?". Историк коммунистической партіи Шляпников, цитирующій эти жандармскія донесенія, отрицает наличность существованія подобнаго фантастическаго заговорщическаго плана. Но, очевидно, разговоры об убійствах и арестах были в сред? "главнаго коллектива" (в?дь это входило органической частью в ранніе революціонные замыслы Ленина — см. кн. "Уроки московскаго возстанія" 1905), и разбушевавшееся "пламя революціи", нашедшее благопріятныя условія в милитаризованной "тыловой баз?", легко превратило теоретическую возможность в печальную д?йствительность — в Кронштадт? провокаціонная работа ощущалась еще бол?е реально, ч?м в других м?стах. Очень трудно назвать "до н?которой степени сдерживающей", как то д?лают составители "Хроники февр. революціи", роль "Комитета революціоннаго движенія", избраннаго уличной толпой и возглавляемаго прибывшим из Петербурга н?ким "студентом Ханиным": для успокоенія страстей "Комитет революціоннаго движенія" приказал арестовать вс?х офицеров и заключить в тюрьму до назначенія над ними суда. Кронштадтскія событія ярко охарактеризованы краткой записью в протокол? 8 марта Петроградскаго Исп. Ком.: "Избіеніе офицеров, арест их в большом количеств?, командный состав из офицеров совсем отсутствует, выбраны командиры кораблей из состава самих матросов. Флот, как боевая единица, совс?м не существует"[337].

Самосуды кончились лишь тогда, когда в Кронштадт 13 марта прі?хала от петроградскаго Исп. Ком. делегація в лиц? с.-д. депутатов Скобелева и Муранова, которые информировали м?стный Сов?т рабочих и военных депутатов арміи и флота о положеніи д?л в столиц? и о взаимоотношеніях между Временным Правительством и Сов?том. На революціонном в?ч?, собиравшемся на Якорной площади, программа д?ятельности петроградскаго Сов?та была принята. Отнын? революціонная "твердыня" со вс?ми своими "штыками, пушками и пулеметами" будет находиться в распоряженіи петроградскаго Сов?та и поддерживать Временное Правительство, посколько оно согласуется с этим Сов?том... Соглашеніе было запечатл?но в дух? того сантиментализма, которым до изв?стной степени обв?ян был "медовый м?сяц" революціи, публичным поц?луем между пос?тившим кронштадтскій сов?т Керенским и прославленным Рошалем. Подчиненіе Кронштадта было кратковременно и очень относительно. Кронштадт в качеств? большевицкой цитадели сд?лается символом насилія, анархіи и разложенія в русской революціи. В этих поздн?йших обвиненіях заключалась доза тенденціозной сгущенности, но на первых порах ни у кого не нашлось мужества (или сознанія ошибочности тактики замалчиванія) безоговорочно осудить злов?щіе и мрачные эпизоды поглощенія "пламенем революціи" ея идейной ц?нности: такіе органы, как "Биржевыя В?домости", писали о "героической, но вм?ст? с т?м страшной ночи в Кронштадт? 1 марта"[338].

Министр юстиціи в зас?даніи Врем. Прав. 28 марта опред?лил число офицеров, павших в Кронштадт? от рук убійц, цифрой 36. Ген. Лукомскій в сообщеніи из Ставки командованію на С?верном фронт? 21 марта повышал эту цифру до 60. В Гельсингфорс? по офиціальным св?д?ніям убито было 39 офицеров и ранено 6; в Ревел? убито было 3; на Моозундской позиціи 2; в Петербург? — 1 и ранен был 1[339]. Общую потерю в личном состав? офицеров флота Лукомскій опред?лял "в 200 челов?к, считая в том числ? до 120 офицеров, которых пришлось отчислить от должности и убрать с судов в виду протеста команды".

Событія в Балтійском флот? (особенно в Кронштадт?) представляют специфическую страницу в мартовскій період революціи. В Черноморском флот?, гд? командный пост занимал друг Непенина, адм. Колчак, мартовскіе дни протекали в совершенно иной обстановк?. 6 марта Колчак доносил Алекс?еву: "На кораблях и в сухопутных войсках, находящихся в Севастопол?, ...пока не было никаких вн?шних проявленій, только на н?которых кораблях существует движеніе против офицеров, носящих н?мецкую фамилію. Команды и населеніе просили меня послать от лица Черноморскаго флота прив?тствіе новому правительству, что мною и исполнено. Представители нижних чинов, собравшіеся в Черноморском экипаж?, обратились ко мн? с просьбой им?ть постоянное собраніе из выборных для обсужденія их нужд. Я объяснил им несовм?стимость этого с понятіем о воинской чести и отказал. В населеніи Севастополя настроеніе возбужденно-мирное: было н?сколько просьб, обращенных толпою к коменданту, кончившихся мирно... Большое смущеніе в войсках вызвала внезапность воззванія рабочих и солдатских депутатов об общих гражданских правах вн? службы. В интересах спокойствія, дабы дать возможность занять войска не внутренними д?лами, необходимо, чтобы Врем. Пр. объявило вс?м военнослужащим обязательно исполнять вс? до сих пор существующіе законы, покуда не будут разработаны и утверждены правительством новые законы о быт? воинских чинов".

В упомянутой выше офиціальной записк?, представленной ген. Алекс?евым правительству 14 марта и заключавшей в себ? сводку донесеній главнокомандующих о том, какое впечатл?ніе на войска произвели "посл?днія событія" и переход к новому государственному строю, проводилась мысль, что перем?на произошла "спокойно". Конечно, офиціальныя сообщенія, собиравшіяся до изв?стной степени в бюрократическом "секретном" порядк? главнокомандующими, не могут служить истинным показателем настроеній масс, ибо эти настроенія вн?шне отражались все же в воспріятіи команднаго состава, и подобно тому, как представители революціонной демократіи слишком часто склонны были безоговорочно говорить от имени народа, командный состав с той же безотв?тственностью брал на себя право говорить от имени солдат. К тому же всякая сводка носит черты искусственности при всей добросов?стности составителей ея. Нельзя отрицать и изв?стной политической тенденціи, сказавшейся в обобщеніи, которое д?лалось уже в Ставк?. Однако, приписывать этой записк? "боевой характер" политической программы, предлагаемой Ставкой Правительству, хотя и в "скрытой, иносказательной форм?", едва ли возможно[341]. Слишком посп?шно и легкомысленно д?лать вывод, что Ставка как бы требовала недопущенія евреев в офицерскую среду, на основаніи того, что во 2 сиб. корп. 12 арміи в соотв?тствующем дух? раздавались "н?которые голоса" — из того, что в том же сибирском корпус? было выражено мн?ніе о необходимости над?ленія крестьян землей при помощи Крест. Банка, еще не вытекает обобщающій постулат о характер? земельной реформы, устанавливающей принцип "выкупа".

Сводка производилась по фронтам.

"На С?верном фронт? — заключает записка исп. долж. верховнаго главнокомандующаго — происшедшая перем?на и отреченіе Государя от престола приняты сдержанно и спокойно. Многіе к отреченію имп. Николая II и к отказу от престола в. кн. М. А. отнеслись с грустью и сожал?ніем... Многим солдатам манифесты были непонятны, и они не усп?ли разобраться в наступающих событіях. Во 2-м Сиб. корп. 12 арміи... были н?которые голоса, что без царя нельзя обойтись, и надо скор?е выбирать государя... В 5-ой арміи наступавшія событія н?которыми солдатами разсматривались, как конец войны, другими — как улучшеніе своего питанія, а частью безразлично. Во вс?х арміях фронта многіе солдаты искренне возмущались заявленіем Сов?та Р. и С. Д. о республик?, как желаніи народа. Среди офицеров выясняется недовольство, возмущеніе и опасеніе, что какая то самозванная кучка политиканов, изображающая собой Сов?т Р. и С. Д., не получившая никаких полномочій ни от народа, ни от арміи, д?йствует захватным порядком от имени страны, м?шается в распоряженія Врем. Пр. и даже д?йствует и издает вопреки его распоряженіям. Особенно волнует попытка Сов?та вм?шаться в отношенія между солдатами и офицерами и регулировать их помимо существующих не отм?ненных законов и законнаго войскового начальства. Высказываются пожеланія устранить Сов?ты Р. и С. Д. от вм?шательства в д?ло управленія государством, так как это крайняя политическая партія, а не полномочные представители народа и арміи. Также зам?чается недовольство выд?леніем петроградскаго гарнизона в какую-то привилегированную часть арміи, и высказываются пожеланія, чтобы войска этого гарнизона были отправлены также на фронт...[341] По мн?нію войск боевой линіи заслуга по образованію новаго строя принадлежит не петербургскому гарнизону, а избранникам народа — членам Гос. Думы, народу и всей арміи, которая весьма сочувственно отнеслась ко всему происшедшему ".

На Западном фронт? акт об отреченіи был принят спокойно, серьезно, многими — с сожал?ніем и огорченіем. Наряду с этим перем?на строя у многих связана с в?рой в возстановленіе порядка... Солдатами новый порядок прив?тствуется... Выражалась ув?ренность о прекращеніи н?мецкаго засилія. В 9, 10 и сводном корпус? 2-ой арміи манифест встр?чен отчасти с удивленіем и с сожал?ніем о Государ?. Многіе, видимо, были поражены неожиданностью и той быстротой, с которой к нам подошли настоящія событія[342]. В сибирской каз. дивизіи своднаго корпуса манифест произвел удручающее впечатл?ніе. Н?которыми выражалась надежда, что Государь не оставит своего народа и армію и вернется к ним. Для части солдат это впечатл?ніе смягчалось т?м, ...что в Россіи еще не республика, относительно которой высказывались отрицательно. Однако самый переход к новой власти казаками Сиб. каз. дивизіи принят с полной покорностью. К допущенным в дни перелома эксцессам толпы к офицерам, им?вшим м?сто в Петроград?, Москв? и других городах, отношеніе отрицательное... Настроеніе войск бодрое. Преобладает сознаніе необходимости довести войну до поб?днаго конца...

На Юго-Западном фронт? объявленіе манифеста встр?чено спокойно, с сознаніем важности переживаемаго момента и чувством удовлетворенія и в?ры в новое правительство[343]. М?стами в офицерской сред? высказываются сомн?нія, что новой власти не удастся сдержать крайніе революціонные элементы.

На Румынском фронт? происшедшія перем?ны войсками приняты спокойно. Отреченіе имп. Николая II на офицеров 9-ой арміи произвело тягостное впечатл?ніе. В 4-ой арміи большинство преклоняется перед высоким патріотизмом и самоотверженностью Государя... Зд?сь же манифест в. кн. М. А. встр?чен с недоум?ніем и вызвал массу толков и даже тревогу за будущій образ правленія. Бол?е нервное отношеніе к событіям чувствуется в 3 Кав. корпус?, гд? передачу престола в. кн. М. А. склонны понимать, как врученіе регентства до совершеннол?тія в. кн. Ал. Ник., котораго считают законным насл?дником.

В Кавказской арміи к перем?н? строя войска отнеслись спокойно.

В Балтійском флот? переход к новому строю принят восторженно.

В Черноморском флот? посл?днія событія встр?чены спокойно и с пониманіем важности переживаемаго момента".

Объективная ц?нность "лаконичных" и "туманных" характеристик офиціальной записки ген. Алекс?ева заключается в отсутствіи однотонности в осв?щеніи многообразных настроеній в арміи, которыя должны были им?ться и в офицерской сред?, и в солдатской масс?. Итог наблюденій почти совпадает с т?ми выводами, которые сд?лал ген. Данилов в письм? к своим "близким" 8 марта: "Перевернулась страница исторіи. Первое впечатл?ніе ошеломляющее, благодаря своей полной неожиданности и грандіозности. Но в общем войска отнеслись ко вс?м событіям совершенно спокойно. Высказываются осторожно, но в настроеніи массы можно уловить совершенно опред?ленныя теченія:

1. Возврат к прежнему немыслим.

2. Страна получит государственное устройство, достойное великаго народа: в?роятно конституціонную ограниченную монархію.

3. Конец н?мецкому засилію и поб?дное продолженіе войны".

При т?х настроеніях на фронт?, которыя отм?чала даже офиціальная сводка, Ставка в март? не могла сд?латься "центром контр-революціи". Жизнь всем?рно толкала ее на сближеніе с Временным Правительством. Первые дни, посл?довавшіе за стабилизаціей переворота, 4-6 марта, буквально заполнены настойчивыми призывами высшаго командованія, обращенными к Правительству, — помочь и поддержать моральный авторитет начальников для того, чтобы "пережить благополучно совершающійся бол?зненный процесс в организм? арміи" и предотвратить армію от "заразы разложенія", начавшагося в тылу. Поражает пассивность, с которой воспринимались эти призывы центром, хотя война и стояла в его сознаніи "на первом план?" (интервью Милюкова).

Революціонная стихія, д?йствительно, наступала на тыловую часть фронта. Д?ло, конечно, было не в т?х самозванных вооруженных "депутаціях", якобы от '"рабочей партіи", а в сущности от разб?жавшихся нижних чинов петербургскаго гарнизона, которыя стали появляться в тыловых м?стностях фронта, обезоруживая не только жел?знодорожную полицію, но и офицеров, производя аресты и освобождая заключенных — это были "неминуемые", как признал Алекс?ев, отголоски того, что было уже пережито в Петербург?. В офиціальной переписк? упоминалось лишь о двух таких эпизодах, которые были обобщены и которым придали совершенно несоотв?тствующее значеніе. 2 марта штаб Западнаго фронта получил сообщеніе, что из Великих Лук на Полоцк ?дет "депутація в 50 челов?к от новаго правительства и обезоруживает жандармов". Главнокомандующій Эверт в связи с этим приказал просить Ставку "сношеніем с предс?дателем Гос. Думы установить, как правило, чтобы о всяких командированіях на фронт сообщалось... дабы узнать, что прибывающіе не самозванцы, каких теперь будет много". На другой день, на основаніи донесенія коменданта Полоцка, Алекс?ев им?л возможность сообщить Родзянко уже бол?е опред?ленныя св?д?нія о характер? петербургской "делегаціи". Прибыло "пятьдесят нижних чинов", истребовавших от коменданта разоруженія жандармов от имени "офицера, который остался в вагон?". В это время "показался на станціи взвод драгунов... и вс? прі?хавшіе солдаты разб?жались, в вагон? же никакого офицера не оказалось..." Алекс?ев убедительно просил "принять необходимый м?ры, чтобы из Петрограда на фронт не появлялись банды солдат и какія либо странныя и самозванныя депутаціи". Родзянко лаконически отв?тил, что "'никакой делегаціи Врем. Ком. Г. Д. на фронт не посылал". 4-го Алекс?ев получил новое сообщеніе от нач. штаба С?вернаго фронта: "Прибывшіе сегодня днем из Петербурга в Р?жицу (район 5-ой арміи) вооруженные делегаты рабочей партіи освободили везд? вс?х арестованных, обезоружили полицію, начали обезоруживать офицеров... Ходили даже для этого по квартирам. Примкнули нижніе чины гарнизона. Сожгли и управленіях начальника гарнизона, коменданта и в полицейских участках ссудныя и арестантскія д?ла. Кровопролитія и особых безпорядков не было". Рузскій просил о "срочном сношеніи с представителями власти по принятіи самых р?шительных м?р к прекращенію таких явленій, могущих деморализовать всю армію". В отв?т Алекс?ев ув?домил кн. Львова, что он предписал, "в случа? появленія таких шаек", немедленно захватывать их и предавать на м?ст? военно-полевому суду.

Исп. Ком. Сов?та, в?роятно, не им?л никакого отношенія к делегатам "рабочей партіи", появившимся в Р?жиц? — о полоцкой "делегаціи" нечего и говорить. Но д?ло осложнилось бы, если приказ 4 марта был бы прим?няем к т?м идейным агитаторам, которые стали просачиваться во фронтовые районы, и которые нер?дко именовали себя делегатами и уполномоченными сов?тских учрежденій, не им?я на то офиціальных мандатов. Отсутствіем формальностей и дезорганизаціей большевицкіе д?ятели, как сами они признают в воспоминаніях, пользовались для того, чтобы снабжать "мандатами"' агитаціонной комиссіи Исп. Ком. своих посланцев, отнюдь не стремившихся усилить "боеспособность" арміи. Эти почти "неуловимые элементы" были для арміи бол?е страшной язвой, ч?м революціонно-разнузданныя "шайки"... Приказ Алекс?ева, появившейся 8-го на столбцах "Изв?стій", вызвал необычайное негодованіе петербургских большевизанствующих демагогов и долго служил центральным пунктом обвиненія и. д. верховнаго главнокомандующаго в "контр-революціонности", хотя никаких реальных поводов практическое прим?неніе распоряженія ген. Алекс?ева не давало.

Рузскій. как главнокомандующій фронтом, наибол?е территоріально близким к революціонному горнилу, был особенно заинтересован принятіем "незамедлительных м?р центром для огражденія арміи и сохраненія ея боеспособности". Он обращался с рядом заявленій. Поддерживая его, Алекс?ев в телеграмм? военному министру 5 марта еще раз, с своей стороны, настаивал на том, чтобы "военным чинам в тылу, населенію и гражданским властям" опред?ленно было указано на "преступность вышеупомянутых д?яній (аресты и избраніе солдатами новых начальников и т. д.) и на строгую законную отв?тственность за совершеніе их". Эта телеграмма была послана в 11 час. утра; в 5 час. посылается другая, адресованная уже не только Гучкову, но и кн. Львову и Родзянко: "Каждая минута промедленія в буквальном смысл? слова грозит роковой катастрофой... необходимо правительственное объявленіе, что никаких делегацій и депутацій им не посылалось и не посылается для переговоров с войсками... Броженіе начинает распространяться в войсках, ближайших к тылу. Эти волненія можно объяснить исключительно т?м, что для массы... непонятно истинное отношеніе правительства к начальствующим лицам в арміи и недов?ріе, что посл?днія д?йствуют согласно директивам и р?шеніям новаго правительства. Ради спасенія арміи, а вм?ст? с ней и родины, прошу не медлить ни одной минуты". На другой день сам Рузскій непосредственно обращается к Львову, Гучкову, Керенскому: "Ежедневные публичные аресты генеральских и офицерских чинов, несмотря на признаніе вс?ми новаго государственнаго строя, производимые при этом в оскорбительной форм?, ставят командный состав, нер?дко георгіевских кавалеров в, безвыходное положеніе... Аресты эти произведены в Псков?, Двинск? и других городах. Вм?ст? с арестами продолжается, особенно на жел?знодорожных станціях, обезоруженіе офицеров, в тол числ? ?дущих на фронт, гд? эти офицеры должны будут вести в бой нижних чинов, товарищами которых им было нанесено столь тяжелое и острое оскорбленіе и при том вполн? незаслужено... При таких условіях представляется серьезная опасность разложенія арміи, перед которой предстанет грозный вопрос о возможности усп?шной борьбы с нашим противником". Рузскій настаивал на "авторитетном разъясненіи центральной власти" и на экстренном прі?зд? "дов?ренных правительственных комиссаров" с ц?лью успокоить в том, что "вс?ми признанному новому строю никакой опасности не угрожает". Алекс?еву Рузскій жаловался в связи с полученіем из Петербурга сов?тскаго "приказа № 2" на то, что вс? его телеграммы остаются "без отв?та" . В свою очередь в обращеніи к предс?дателю Думы, к предс?дателю Сов?та министров и к военному министру, сд?ланном почти ночью (в 11 ч. 50 м. веч.) 6 марта, посл? телеграммы Рузскаго, Алекс?ев "с грустью" жалуется, что его "многочисленныя... представленія правительству по аналогичным вопросам остаются без отв?та, что д?ятельность учрежденій, не им?ющих отношенія к арміи, развивается, подобные приказы малоуловимыми способами проникают в части д?йствующей арміи, грозя разрушить ея нравственную силу и боевую ея пригодность, ставя начальников в невыразимо тяжелое положеніе отв?тствовать перед родиной за сохраненіе нравственной устойчивости вооруженной силы и не им?ть способов бороться с потокам распоряженій, подобных приказу № 2. Или нам нужно оказать дов?ріе или нас нужно заменить другими, которые будут способны вести армію даже при наличіи фактов, в корн? подтачивающих основы существованія благоустроеннаго войска".

Не возлагая надежды на правительственную иниціативу, Рузскій обратился непосредственно к Сов?ту — им была послана особая делегація, пос?тившая Исп. Ком. 6-го[344]. Д?ло касалось "крайне вреднаго" вліянія приказа № 1, который получил распространеніе на С?верном фронт?. Исп. Ком. отнесся с полным вниманіем к заявленію делегаціи ген. Рузскаго. Не надо забывать, что вліяніе большевиков в Исп. Ком. было невелико, и в "первыя нед?ли"' преобладало в нем, по выраженію Шляпникова, "эсэровское м?щанство". Исп. Ком. сознательно отнюдь не склонен был поддерживать анархію на фронт?, понимая, что эта анархія падет на "собственную голову" — через анархію при неустойчивом еще положеніи "могла придти реставрація стараго порядка" (Суханов). В протокол? Исп. Ком. записано: "Делегація от ген. Рузскаго сообщает, что ...начинается полное неподчиненіе власти[345]. Положеніе крайне тяжелое. Необходим прі?зд на фронт изв?стных популярных общественных работников, чтобы внести хоть какое-нибудь спокойствіе в арміи. По обсужденіи этого вопроса признано необходимым командировать одного представителя в Псков, задержать приказ № 2[346] и послать телеграммы на фронт, разъясняющія, что приказы №№ 1-2 относятся к петроградскому гарнизону, а по отношенію к арміи фронта будут немедленно выработаны особыя правила в соотв?тствіи с основным положеніем новаго государственнаго строя[347].

Гучков в воспоминаніях говорит, что он 4-го (3-го был занят отреченіем) телеграфировал в Ставку, прося принять м?ры против распространенія "приказа № 1". В опубликованных документах это распоряженіе военнаго министра не нашло себ? никакой отм?тки, но, как мы вид?ли, им?ются указанія противоположнаго свойства. Из центра на "приказ № 1" по собственной иниціатив? реагировал только Пуришкевич, пославшій главнокомандующему Западным фронтом телеграмму: ..."распространяемый агитаторами на фронт? приказ № 1 Сов?та Р. и С. Д. о неповиновеніи солдат офицерам и неисполненіи распоряженій новаго временнаго правительства является злостной провокаціей, что удостов?рено особым объявленіем министра юстиціи Керенскаго и предс?дателя Сов?та Р. и С. Д. Чхеидзе, напечатанным в № 7 "Изв?стій" комитета петроградских журналистов от 3 марта, а также в "Изв?стіях Сов?та Р. и С. Д.". Пуришкевич р?шительно все перепутал, ибо заявленіе, на которое он ссылался, касалось вовсе не "приказа № 1", а той прокламаціи, которая была выпущена группой "междурайонных" и "л?вых" с.-р. 1 марта и распространеніе которой, как мы говорили, пытался задержать Исп. Ком. Ген. Эверт запросил указаній Ставки: надлежит ли телеграмму члена Гос. Думы объявить в приказах арміям?

При сопоставленіи отправленной Алекс?евым поздно вечером 6-го телеграммы, в которой он говорил о неполученіи отв?тов от правительства и необходимости или дов?рія или см?ны начальников, с вечерним же бол?е ранним разговором по юзу с Львовым и Гучковым бросается в глаза противор?чіе — Львов опред?ленно осв?домлял нач. верх. штаба: "сегодня ночью вы?зжают на вс? фронты офиціальные депутаты Думы, вчера было напечатано объявленіе от Врем. Правит, гражданам, сегодня печатается такое-же обращеніе к войскам". Но это противор?чіе только кажущееся. В д?йствительности никакого отв?та на т? реальныя проблемы, которыя стали перед фронтом, командованіе не получило. Одно только — Гучков "уб?дительно" просил еще 4 марта "не принимать суровых м?р против участников безпорядка": "он? только подольют масло в огонь и пом?шают тому успокоенію в центр?, которое теперь наступает. Без центра мы не успокоим и фронт". Договориться в данном случа? оказалось невозможным, так как Гучков прервал бес?ду, будучи "сп?шно вызван в Сов?т министров". Психологію момента Гучков, конечно, учитывал правильно, и всетаки остается непонятным, почему ни Правительство, ни военный министр в частности не выступили с р?шительным протестом и формальным запретом т?х сепаратных д?йствій самочинных делегацій, против которых взывало фронтовое командованіе.

Внутренне Алекс?ев негодовал. Значительно позже, когда Алекс?ев был отстранен от руководства арміей, он писал находившемуся в отставк? ген. Скугаревскому: "за этот "контр-революціонный" приказ разнузданная печать... требовала в отношеніи меня крутых м?р. Ко мн? правительством был командирован генерал, имя котораго посл? возрожденія нашей арміи будет записано на позорную доску, чтобы уб?дить меня в необходимости отм?нить приказ" (в своем дневник? Алекс?ев пояснил, что зд?сь им?ется в виду Поливанов). Молчаніе правительства приводило к тому, что весь одіум борьбы с эксцессами революціи на фронт? во вн?, в сознаніи широких кругов "революціонной демократіи", вновь переносился на реакціонность Ставки. В запоздалых (сравнительно с требованіями фронта) правительственных воззваніях к арміи, появишихся 8 и 9 марта, признавалось, что перем?ны в армейском быту могут происходить лишь распоряженіем правительства, что повиновеніе — основа арміи, что "глубоко прискорбны и совершенно неум?стны" всякія самоуправства и оскорбительныя д?йствія в отношеніи офицеров, героически сражавшихся за родину, и без сод?йствія которых "невозможно укр?пленіе новаго строя", но в этих воззваніях не было того конкретнаго, чего требовала армейская жизнь. Слов говорилось уже достаточно. Что это безволіе, диктуемое "психозом свободы" — своего рода бол?знь времени или боязнь раздражить л?ваго партнера, с которым представители военнаго министерства договорились в учрежденной уже так называемой поливановской комиссіи по реформированію армейскаго быта? Отсутствіе времени для продуманнаго д?йствія в лихорадочной обстановк? общественнаго кип?нія?[348].

Мы знаем, как сами члены Правительства в офиціальных бес?дах с представителями высшаго военнаго командованія на фронт? объясняли свое поведеніе — напомним, что Львов жаловался Алекс?еву 6-го: "догнать бурное развитіе невозможно, событія несут нас, а не мы ими управляем", а Гучков в письм? 9-го, пом?ченном "в. секретно", "в собственныя руки"[349], пытаясь "установить одинаковое пониманіе современнаго положенія д?л, считаясь в оц?нк? посл?дняго лишь с жестокой д?йствительностью, отбросив всякія иллюзіи", давал свою знаменитую характеристику безсилія Врем. Правительства: "Врем. Пр. не располагает какой-либо реальной властью, и его распоряженія осуществляются лишь в т?х рзам?рах, как допускает Сов?т Р. и С. Д., который располагает важн?йшими элементами реальной власти, так как войска, жел?зная дорога, почта и телеграф в его руках. Можно прямо сказать, что Вр. Правит. существует лишь, пока это допускается Сов?том. Р. и С. Д. В частности, по военному в?домству нын? представляется возможным отдавать лишь т? распоряженія, которыя не идут коренным образом вразр?з с постановленіями вышеназваннаго Сов?та": Хотя военный министр и просил врем. и. д. наштоверха "в?рить, что д?йствительное положеніе вещей таково", едва ли надо еще раз подчеркнуть, что Гучков безконечно преувеличивает т? дефекты, которые существовали в организаціи власти, и совершенно игнорировал тогда тот моральный авторитет и ту исключительную популярность, которые им?ло в стран? в первые дни революціи, а, может быть, и нед?ли, Временное Правительство. Думается, объясненіе надо искать в другом — в изв?стном гипноз?, порожденном событіями. Казалось, что Петербург в революціонное время — это пуп русской земли[350]. Надо добиться положительных результатов в центр? — все остальное приложится само собой; мысль эту и выразил Гучков в бол?е раннем разговор? с Алекс?евым.

Централистическая гипертрофія приводила к тому, что взаимоотношенія Правительства и Ставки устанавливались разговорами по юзу, командировками офицеров, "осведомленных... в деталях создавшейся и Петербург? обстановки" и т. д., и не являлась даже мысль о необходимости в первые же дни непосредственнаго свиданія для выработки однородной совм?стной тактики. Казалось бы, что это было т?м бол?е необходимо, что военная психологія (не кастовая, а профессіональная) неизб?жно должна была расходиться с навыками общественными. Много позже, будучи временно не у д?л в Смоленск?, ген. Алекс?ев писал Родзянко (25 іюля): ..."Я сильно отстал и психологіи д?ятелей нашей революціи постичь не могу". Д?ло не в том, что Алекс?ев "отстал" — он был, кончено, органически чужд тому революціонному процессу, который происходил. Лишь присущій ему особо проникновенный патріотизм сд?лал его "революціонером" и заставил его приспособляться к чуждому міру. "Цензовая общественность" — думскій политическій круг должен был служить мостом к общественности революціонной, которая своими крайними и уродливыми подчас проявленіями должна была отталкивать честнаго военнаго д?ятеля, отдавшаго душу свою исполненію долга во время войны и боявшагося, что "соціалистическія бредни" заслонят собой "Россію и родину".

Необходимость контакта почувствовал и Гучков, когда писал свое конфиденціальное сообщеніе 9 марта. И т?м не мен?е военный министр незамедлительно не вы?хал в Ставку и не вызвал к себ? ген. Алекс?ева: "подробности современнаго положенія д?л вам доложат — писал Гучков — командируемые мною полк. Соттеруп и кн. Туманов, вполн? осв?домленные... в деталях создавшейся в Петроград? обстановки, ибо оба названные штаб-офицера находились с первых же дней революціи в Гос. Дум? и в близком общеніи, как с членами Врем. Правит., так и членами Сов?та Р. и С. Д.". Сам же Гучков, вы?хавшій на другой день на фронт, начал свой объ?зд с периферіи. 11 марта он был в Риг? — в район? 12 арміи Радко Дмитріева[351]. 13-го прибыл в Псков, гд? "сразу же было... сов?щаніе... по вопросам, связанным с броженіем в войсках". "Гучков — записывает в дневник Болдырев — как единственное средство успокоенія, рекомендует различныя уступки"; "Мы не власть, а видимость власти, физическія силы у Сов?та Р. и С. Д.". "Безпомощность" Врем. Пр. — странный тезис в устах представители власти на фронт? — была основной темой р?чи военнаго министра и на посл?дующих сов?щаніях, и на разных фронтах: через дв? нед?ли почти в таких же выраженіях говорит он в Минск?: "мы только власть по имени, в д?йствительности власть принадлежит н?скольким крайним соціалистам, водителям солдатской толпы, которые завтра же нас могут арестовать и разстр?лять (в записи Легра, которую мы цитируем, не упомянуты Сов?ты, как таковые). Что это: реалистическая оц?нка безвыходнаго положенія[352], или совершенно опред?ленная тактика, подготовлявшая среди команднаго состава, прінявшаго переворот, осуществленіе плана, который нам?тил себ? Гучков?

Только 17-го собрались по?хать в Ставку члены Правительства. Св?д?нія об этой по?здк? в печать проникли очень скудно. В "Рус. В?д." довольно глухо было сказано, что "линія общей работы найдена". Лукомскій в воспоминаніях передает лишь вн?шнія черты пос?щенія революціонными министрами Ставки, зафиксировав момент прі?зда, когда министры по очереди выходили на перрон из вагона и, представляясь толп?, говорили р?чи: "совс?м как выход царей в оперетк?" — сказал кто-то из стоявших рядом с генералом. Повидимому, декларативных р?чей было сказано не мало[353]. Возможно, что декларативной стороной и ограничился главный смысл пос?щенія министрами Ставки... Как видно из "секретнаго" циркулярнаго сообщенія, разосланнаго за подписью Лукомскаго, в Ставк? 18-го происходило д?ловое сов?щаніе с "представителями центральнаго управленія" для выясненія вопросов "боеспособности арміи". Сов?щаніе пришло к выводу, что Правительство должно "опред?ленно и ясно" сообщить союзникам, что Россія не может выполнить обязательств, принятых на конференціях в Шантильи и Петроград?, т. е., не может привести в исполненіе нам?ченныя весной активныя операціи. Деникин, со слов ген. Потапова, передает, что Правительство вынесло отрицательное впечатл?ніе от Ставки. Если не по воспоминаніям, то по частным письмам того времени — и с такой неожиданной стороны, как в. кн. Серг. Мих. — вытекает, что само правительство в Ставк? произвело скор?е хорошее впечатл?ніе. 19 марта Серг. Мих. писал: "вс? в восторг?, но кто покорил вс?х, так это Керенскій".

Временному Правительству и верховному командованію предстояло практически разр?шить проблему исключительно трудную — сочетать стремленія революціи с задачами продолжающейся войны. В предфевральскіе дни сознаніе сложности этой проблемы при сохраненіи жизненных интересов страны, конечно, не чуждо было представителям соціалистических партій — за исключеніем, быть может, упорных догматиков крайняго толка. Страх перед возможной катастрофой клал преграду революціонной пропаганд? и м?шал "подлым софистам " (по выраженію Ленина) приложить провокаціонно, т. е. преждевременно, свою печать к грядущим событіям.

Фронт не мог быть изолированным оазисом в атмосфер? той психологіи фаталистически неизб?жнаго, которая охватила наканун? стихійно разыгравшихся событій вс? круги и вс? слои русской общественности и обостряла до крайности напряженность ожиданій народных масс... "Недовольство в народ? становится сильн?е и сильн?е... Революція неминуема" — это запись 2 февраля в дневник? боевого генерала на фронт? — Селивачева (8 марта, посл? событій, Селивачев записал: "несомн?нно, что посл? войны революція была бы бол?е кровавая, а теперь — провинція просто таки присоединилась").

Как уже указывалось, перелюстрированныя солдатскія письма с фронта в значительной степени можно было бы охарактеризовать выраженіем в одном из этих писем: "Мы стоим на порог? великих событій". Среди перелюстрированнаго департаментом полиціи матеріала им?ется документ, представляющій особый интерес, ибо он был переслан в Ставку военным министром Б?ляевым для ознакомленія войсковых начальников. Задержанное "письмо" с фронта, написанное партійным челов?ком большевицкаго склада мыслей, набрасывало ц?лую программу революціоннаго выступленія посл? войны , окончаніе которой "скоро или не очень скоро" несомн?нно приближается. Вс? наблюденія, которыя автор вынес из своих скитаній "по запасным батальонам и по фронту", приводили его к заключенію, что у правительства может и не оказаться силы для подавленія неизб?жных рабочих и крестьянских "безпорядков". Армія в тылу и " в особенности на фронт? , полна элементов, из которых одни способны стать активной силой возстанія, а другіе могут лишь отказаться от усмирительнаго д?йствія". Весь этот " революціонный элемент" надо спаять для того, чтобы поднять знамя солдатскаго возстанія. Ген. Клембовскій (и. д. нач. шт. верх. главнок.) разослал "совершенно секретно в собственный руки" начальников предложеніе военнаго министра дать отзыв о нам?ченном министерством агитаціонном план? "вс?ми зависящими средствами" парализовать в зародыш? "преступную работу" в арміи. Мы знаем только отв?т Рузскаго, высказавшагося против устройства в войсках бес?д на политическія темы, ибо это приведет лишь к "опасности возникновенія в арміи бол?е интенсивных подпольных теченій". "До настоящаго времени в воинском строю проводится взгляд, что армія должна стоять вн? политики и поэтому не сл?дует "искусственно привлекать ея вниманіе к этому вопросу". Рузскій подчеркивал, что единственным средством борьбы с революціонной пропагандой является изжитіе "тяжелаго кризиса внутренней жизни страны..." "нельзя упускать из виду, что современная армія... представляет собой однородную с прочим тыловым населеніем массу и естественно отражает в себ? т? настроенія, помыслы и стремленія, которые суммируются в другой половин? ея". Были попытки представить революцію плодом "отрицанія войны". Эту аргументацію по соображеніям больше политическим, нежели в соотв?тствіи с фактами, развил в нервом и единственном зас?даніи Учред. Собранія офиціальный докладчик партіи с.-р. о "мир?" — Тимофеев. Первое слово Учр. Собр. должно быть о "мир?" — этом "чаяніи измученнаго, истомленнаго войной трудового народа". Оратор старался вырвать пріоритет у большевиков своими рискованными без оговорок утвержденіями. Для Троцкаго в "исторіи" революціи главным лозунгом февральских дней остается лозунг: "долой войну"...

Отд?льными иллюстраціями, взятыми из жизни — сложной и многообразной, пожалуй, почти всегда можно подтвердить любой тезис и в особенности тогда, когда р?чь идет о неуловимой с точки зр?нія статистических выкладок народной психологіи. В исторіи не может быть фактически принят сомнительный сам по себ? метод американских "институтов общественнаго мн?нія"'. Обобщающія впечатл?нія современников могут быть ошибочны и субъективны, как, напр., ув?ренность будущаго правительственнаго комиссара при Верховной Ставк? Станкевича — для него "несомн?нно", что "переворот был вызван народным ощущеніем тяжести войны"[354]; столь же "ясно" было и будущему военному министру Верховскому, что массы поняли революцію, "как немедленное прекращеніе войны". "Когда пришли к нам и сказали о великом переворот?, вс? солдаты сказали: "славу Богу, может быть, теперь мир скоро будет заключен" — вспоминал на сов?щаніи Сов?тов 30 марта Остроумов, солдат большевицкаго уже склада, явившійся "прямо из окопов". Боевой генерал Селивачев, н?сколько пессимистичный в записях своего дневника, скажет с своей стороны, что "совершившійся переворот притянул к себ? мысли арміи, которая безусловно ждала, что с новым правительством будет окончена война". Еще опред?ленн?е было мн?ніе Набокова, принадлежавшаго к числу т?х, которые полагали, что одной из причин революціи было утомленіе от войны и нежеланіе ее продолжать. Но только мн?ніе это сложилось уже в процесс? революціи и сильно отражало в себ? слишком субъективное воспріятіе д?йствительности. В сознаніи Набокова вырисовывался единственно разумный выход — сепаратный мир[355]. Набоков высказал свое уб?жденіе Милюкову, который "р?шительно" не согласился, однако, с этим и считал, что "без войны скор?й бы все разсыпалось".

Наличія таких разговоров не отрицает и офиціальная сводка Алекс?ева — их слышали, как было упомянуто, депутаты Янушкевич и Филоненко, в одном полку первой арміи при объ?зд? С?вернаго фронта. Командующій 5-ой арміей на С?верном фронт? Драгомиров в донесеніи Рузскому 29-го марта совершенно ясно опред?лил эту психологію "опаснаго свойства", которая стала зам?чать ея в его арміи посл? "н?котораго успокоенія" "в первые дни", и которая свидетельствовала, по его мн?нію, об упадк? боевого настроенія. "Первые дни подряд — писал Драгомиров — ко мн? приходили полки, стоявшіе в резерв?, с заявленіем своей готовности по первому моему требованію итти, куда угодно, и сложить голову за родину". На практик? "крайне неохотно отзываются на каждый приказ итти в иконы"[356]; "Вс? помыслы солдат обращены на тыл. Каждый только думает о том, скоро ли ему очередь итти в резерв, и вс? мечты сводятся к тому, чтобы быть в Двинск?. За посл?дніе дни настойчиво живут мыслью, что они достаточно воевали, и пора их отвести в далекіе тыловые города, а на их м?сто поставить войска Петроградскаго округа и других больших городов".

Большевицкіе изсл?дователи сп?шат (не слишком ли опрометчиво!) сд?лать вывод: мир — "таков был первый непосредственный вывод каждаго солдата", получившаго изв?стіе о революціи. Правда, сама по себ? это н?сколько иная постановка вопроса, нежели та, что формулируется словами: "под знаком отрицанія войны родилась русская революція". Подобная концепція связана с утвержденіем, принявшим, естественно, парадоксальный вид у Троцкаго: "Революція обнаружила то, что случилось до нея"... "безнадежно было нравственное состояніе. Его можно опред?лить так: арміи, как арміи, уже не было". Парадокс поддержал Чернов: новой властью армія "была унасл?дована от старой в состояніи еле сдерживаемаго разложенія. Не революція разложила армію. Противоположное мн?ніе основано на том, что только посл? революціи это подспудное разложеніе ц?ликом вышло наружу". Тайное стало явным. "Что раньше проявлялось в ней спорадически, в вид? отд?льных внезапных судорожных конвульсій, то проступило ясной для вс?х наружной синью"... Этот тезис развивал и Керенскій в воспоминаніях, предназначавшихся для иностранных читателей — он утверждал, что в арміи к 17 году исчезла "всякая дисціплина". Еще доныне, в качеств? формальнаго главы революціонной арміи, на московском Государств. Сов?щаніи, Керенскій шел дальше и называл старую армію, связанную "ненавистными ц?пями механическаго принужденія", "т?лом на глиняных ногах и почти без головы".

Конечно, отрицать наличность до революціи явленій, которыя могут быть отнесены к числу признаков "разложенія" арміи на фронт?, не приходится, равно, как и зарожденіе "солдатской вольницы" в тылу. Соотв?тствующіе прим?ры могут быть многочисленны, начиная со свид?тельства ген. Крымова, прі?хавшаго с фронта и утверждавшаго в Петербург? среди общественных д?ятелей (по крайней м?р? в передач? Родзянко — явно преувеличенной) за н?сколько м?сяцев до переворота, что армія "постепенно разлагается" и что "в теченіе зимы может просто покинуть окопы и поля сраженія". "Из сказаннаго ясно — зам?чает мемуарист Родзянко — что почва для окончательнаго разложенія арміи им?лась на лицо задолго до переворота"... Еще бол?е мрачную картину "разложенія арміи" в конц? 16 г. набрасывала записка петербургскаго жанд. управленія в октябр? 16 г., передавая отчасти наблюденія кадетских парламентаріев и уполномоченных земскаго и городского союзов, рисующих "чудовищную картину жизни тыла и настроенія войск", которая предв?щает "скорый конец войны". В этих наблюденіях, переданных через жандармских осв?домителей, "моральное разложеніе" войск см?шивается подчас с ростом в них настроеній революціонных... Очевидно, это не одно и то же. И записка сама совершенно парализует свой вывод, сообщая наблюденія т?х же "уполномоченных", что "дух арміи был бы великол?пен, если бы был хотя н?сколько выше состав офицеров"...

Останемся в пред?лах понятія "разложенія арміи" в прямом смысл? слова. Каждый лишній день войны, дававшій пищу для "пораженческой" пропаганды, должен был усиливать симптомы, грозившіе ц?лости и боеспособности арміи, как это наблюдалось на вс?х фронтах сражавшихся держав[357]. Но не всякая заразная бацилла, вошедшая в организм, обязательно приводит к бол?зни. Бол?знь возникает всетаки тогда, когда бациллы захватывают весь организм, т. е. тогда, когда организм перестает сопротивляться. Выло ли это в русской арміи наканун? переворота? Конечно, н?т. Неужели не прав был Алекс?ев, отнюдь не скрывавшій бол?зненных симптомов в жизни старой арміи и говорившій в критическій момент революціи на августовском московском Госуд. Сов?щаніи, что в "руки новой власти поступила армія, которая способна была выполнить и дал?е свой долг и вести многострадальную Россію к скорому окончанію войны". Это была армія относительно "прочная и твердая", сохранившая свою "внутреннюю дисциплину" и сознаніе своих "нравственных обязанностей", несмотря на вс?, быть может, т?невыя стороны своего быта. Опровергать это положеніе могут публицисты и политики, но не историки. "См?шно и неумно", по мн?нію Чернова, сваливать вину за разложеніе арміи на революцію, но с еще большим правом такіе эпитеты могут быть приложены к утвержденіям противоположнаго характера. Факт слишком очевиден: если не февральскій переворот сам по себ?, то дальн?йшій ход революціи сод?йствовал постепенному распаду арміи — вовсе не надо быть "реакціонером", как думает Керенскій, чтобы "поддерживать" подобную версію. Однако, вс? преувеличенія, как в ту, так и в другую сторону, надо отнести в плоскость обостреннаго чувства воспріятія современников или поздн?йшей политической полемики[358]. На военном сов?щаніи в Ставк? 17-18 дек. шестнадцатаго года, исполнявшій тогда временно обязанности Алекс?ева ген. Гурко на пессимистическую оц?нку Рузскаго исключительно неблагопріятных условій, в которых находится С?верный фронт, им?ющій такое распропагандированное гн?здо, как Рига, сд?лал, как видно из офиціальнаго протокола, зам?чаніе, что, если бы д?йствительность вполн? соотв?тствовала этому пессимизму, то противник давно прорвал бы фронт[359]. В параллель к той трезвой оц?нк?, которую давал Гурко на декабрьском сов?щаніи в Ставк?, можно сказать, что вопреки многочисленным авторитетным свид?тельствам военных спеціалистов, фронтовыя арміи, несмотря на вс? посл?дующіе эксперименты, которые производили над ними кентальскіе выученики, в теченіе восьми м?сяцев революціи сохраняли боевыя возможности до посл?дняго дня своего cуществованія[360], т. е. в теченіе всего до-большевицкаго періода революціи организм арміи противод?йствовал заразным бациллам.

Наибол?е ярким проявленіем разложенія арміи должно было явиться дезертирство с фронта. Современная молва до февральской революціи доводила это явленіе в старой арміи в годы войны до колоссальной цифры в 2 милліона чел. Ген. Гурко в своих воспоминаніях называет подобное утвержденіе "легендой", — и это д?йствительно было легендой, родившейся в дни военных неудач в 15-м году[361]. Припомним заявленія министра вн. д. Щербатова в истерической обстановк?, царившей в Сов?т? Министров в дни л?тняго кризиса и описанной в протокольных записях Яхонтова, заявленія о "повальной" сдач? в пл?н под вліяніем пораженческой пропаганды. Военные историки старой школы присоединяются в мн?нію ген. Гурко и склонны ограничиться признаніем лишь скромной офиціальной цифры дезертиров — около 200 т. Но метод изм?няется, когда д?ло касается революціи — зд?сь вн? всякой статистики старая ходячая цифра в 2 милл. выступает, как н?что-несомн?нное: проф. Парс, прикомандированный к русской арміи и ім?вшій связи в общ. кругах, утверждает даже в предисловіи к книг? Керенскаго, что двухмилліонной цифры дезертирство достигло в первые два м?сяца революціи. Откуда заимствовал англійскій историк свои св?д?нія? В?роятно, он механически повторил ходячую цифру, ибо в основной своей работ? он ссылается только на свои личныя воспоминанія — так, очевидно, "говорили". 2 милліона и два м?сяца — это чрезвычайная гипербола, которую ввел на страницы своих исторических работ о русской революціи и ген. Головин[362]. В конц? концов реальных данных, свид?тельетвующих об увеличеніи в революціонное время дезертирства по сравненію с т?м, что было до переворота, н?т. Если бы уже в март? происходило такое массовое б?гство с фронта, которое было облегчено отсутствіем надзора в тылу, то не стал бы Алекс?ев в офиціальном рапорт? в апр?л? отм?чать факт нед?льнаго дезертирства (с 1 по 7 апр?ля) с С?вернаго и Западнаго фронта в разм?р? 8 тыс. челов?к. Очевидно, эта цифра казалась выходящей из ряда обычных. "Эпидемія дезертирства" в революціонное время носила н?сколько специфическій характер — это было как бы дезертирство "временное", мотивом котораго являлось опасеніе, что солдаты на фронт? при даровом разд?л? земли останутся без над?ла. Черту эту отм?тил на С?верном фронт? Рузскій, жаловавшійся в письм? в Ставку 17 марта на "значительное дезертирство" в его арміи, оговариваясь, что точных св?д?ній об этом явленіи пока не им?ется. Говорит об этом Парс, изображая д?ло в крайне преувеличенном вид? и объясняя пропагандой большевиков, призывавших армію расходиться для того, чтобы принять участіе в разд?л? земли. В первые два м?сяца вліяніе большевиков на армію было совершенно незначительно, и оставленіе фронта никогда массоваго характера не им?ло. Любопытен факт, отм?ченный н?которыми членами Врем. Комитета, ?здившими на фронт, что временные "дезертиры", возвращаясь в полк и узнав о продленіи срока явки дезертиров, объявленном правительством, "немедленно ?дут обратно на родину".

Если бы "арміи" не было к моменту революціи, она при стихійном напор? и неизб?жности еще большаго паденія дисциплины, развалилась бы в н?сколько дней или нед?ль. Внутренняя сопротивляемость "хрупкаго организма" арміи свид?тельствует о ея дореволюціонной крепости. Н?мцы из окопов кричали: "Русь капут. Русь революція" — передает в своей записи 12 марта бытовую сцену на одном из участков фропта ген. Цихович. Как же реагировала на первых порах на это "Русь" — уже революціонная? Отнюдь не сочувственными возгласами: долой войну — лозунгами, запечатл?нными будто бы в сердц? каждаго солдата еще до переворота. Можно привести сотни прим?ров, почерпнутых из источников разнаго происхожденія. Обратимся к цитированному уже "письму офицера" с гвардейскаго фронта, гд? так р?зко проявилась в дни революціи сословная рознь между офицерами и солдатами, и гд? особенно "ликовали" н?мцы. И вот отв?т солдатской массы: ..."Сегодня ночью — пишет автор в письм? 11 марта — была страшная ураганная канонада прав?е нас. Оказалось, что н?мцы наступали на семеновцев, но были отбиты. Солдаты разсказывали, что офицеры говорили, что ничего не будет, и приказывали людям спать в своих норах, что солдаты им не пов?рили, всю ночь простояли у бойниц, а к утру пошли три н?мецких ц?пи — и наклеили же им они"... Днем под звуки марсельезы, зам?нившей національный гимн, происходит парад с красными флагами вновь награжденных георгіевских кавалеров. Автор письма подводит итог в смысл? боевого настроенія: "В атаку пойдем, как один челов?к, как ходили в начал? войны. Но пусть нас ведет не Гольгоер. Иначе солдаты опять скажут, что он хочет от них отд?латься... подарить н?мцам русскіе трупы". Это требованіе, прокатившееся, как было указано, по всему фронту[363], само по себ? представляет показательное явленіе и отнюдь не может служить доказательством неудержимаго стремленія к "замиренію". В особой арміи для характеристики настроеній может быть отм?чено еще одно проявленіе патріотизма, нав?яннаго переворотом. Если в?рить газетным сообщеніям (эту оговорку и мы готовы сд?лать всл?д за авторами "Хроники", откуда заимствуем св?д?нія), к луцкому коменданту с 3 по 16 марта явилось свыше 25 т. дезертиров с просьбой отправить их на фронт. Что такое боевое настроеніе, наблюдавшееся в Особой арміи, отнюдь не было каким то явленіем исключительным, совершенно опред?ленно вытекает из т?х офиціальных армейских сводок, который легли в основу записки ген. Алекс?ева Правительству. В нашем распоряженіи им?ется детальная сводка о настроеніях в арміях, расположенных на Западном фронт? (к сожал?нію, она напечатана в работ? Шляпникова и в собраніи документов, озаглавленном "Разложеніе арміи", лишь в значительных выдержках). В донесеніях полковых командиров, начальников дивизій и корпусов дается ц?лая гамма разнообразных и противор?чивых настроеній: одни признают, что "революціонная, волна повліяла отрицательно" на армію, другіе утверждают, что '"порыв и воодушевленіе... поднялись... В конц? концов сравнительное число положительных и отрицательных оц?нок им?ет второстепенное значеніе, если учесть возможную субъективность даваемых отзывав в зависимости от настроеній самого команднаго состава. Один из информаторов, ген. Киселевскій, так и объяснил "значительную долю пессимизма" в отзывах начальников отд?льных частей корпуса, находившагося под его началом (9-й арм. корп.) — он должен быть отнесен "за счет настроенія офицеров и начальников, которые еще не им?ют реальных данных, чтобы вывести иное заключеніе". Важна наличность характеристик (их немало), типичным образцом которых можно признать донесеніе командира 169 п?х. полка, отм?тившаго большой подъем духа и стремленіе довести войну до поб?днаго конца". Возьмем лишь н?сколько прим?ров из сообщеній начальников крупных войсковых частей. "Переход к новому строю вызвал подъем духа в войсках" — свид?тельствовал командующій гренадерским корпусом Парскій: "вначал? были довольно крупныя недоразум?нія... постепенно все начинает успокаиваться". Кузьмин-Караваев, командующій 31 арм. корпусом, доносил, что "протекція событія всколыхнули вс?х, внесли нервность. возбужденность, недов?ріе в ряд? войск" и в то же время в войсках зам?чается "громадное воодушевленіе, рвеніе в бой". "Войска боеспособность не утратили и будут драться молодцом" — писал Соковников, командир 38 арм. корпуса. "Войска 1-го Сибирскаго корп., по словам ген. Теплова, сохранили твердый внутренній порядок и боеспособность на должной высот?". "Высокій подъем духа" (наряду "с упадком дисциплины и взаимным недов?ріем офицеров и солдат") — отм?чал Мак?ев, нач. 1 кавк. гренад. дивизіи и т. д.

Общее заключеніе в сводк? по Западному фронту гласило: "мн?нія большинства начальствующих лиц сходятся на том, что дисциплина в войсках упала; дов?ріе между офицерами и солдатами подорвано; нравственная упругость и боеспособность войск значительно понизились". Однако, это "общее заключеніе" д?лает оговорку: "многіе начальники утверждают, что посл? переворота стремленіе войск к поб?д? осталось, а в н?которых частях даже усилилось". "Большинство начальствующих лиц смотрит на будущее спокойно и над?ется. что через 1-2 м?сяца (к половин? мая) боеспособность войск будет возстановлена". Такой итог в сущности дает лучшій отв?т на вопрос, как повліяли февральско-мартовскія событія на состояніе арміи и устанавливает ограничительные пред?лы, в которых должна разсматриваться проблема. Если временный главнокомандующій Западным фронтом Смирнов (Эверт вышел в отставку) был осторожен в выводах своего рапорта в Ставку, то даже в н?сколько повышенных тонах писал свое заключеніе главнокомандующій Юго-Зап. фронтом Брусилов: "Революціонное движеніе не отразилось пока на нравственной упругости и дух? арміи. Сейчас организм армій прочен, дух их высок и даже повышен, они полны порыва, жажды поб?ды, в которую они в?рят"[364]. Можно было объяснить этот оптимизм впечатлительностью "маловдумчиваго" Брусилова, разсчитывавшаго на свое "военное счастіе" (такая характеристика дается ему в дневник? Алекс?ева), или его опортунизмом, отм?чаемым современниками — он стремился занять пост верховнаго главнокомандующаго[365]. Но офпціально выраженное Брусиловым мн?ніе было подтверждено особой телеграммой военному министру, подписанной вc?ми командующими арміями Юго-Западнаго фронта — и среди них Щербачевым и Калединым. Телеграмма говорила, что на военном сов?т? 18-го единогласно р?шено, что "наступленіе вполн? возможно" (это наша обязанность перед союзниками, перед Россіей и перед вс?м міром) н, что "арміи желают и могут наступать". Телеграмма заканчивалась словами: "мн?ніе Петрограда о ея (арміи) состояніи и дух? не может р?шать вопрос; мн?ніе арміи обязательно для Россіи; настоящая ея сила зд?сь на театр? войны, а не в тылах".

Настроеніе "военнаго задора", столь опред?ленно выявившееся в н?которых воинских частях и нарушавшее искусственную схему всякаго рода кентальских выучеников, нельзя было просто стереть с исторических скрижалей — т?м бол?е, что такія настроенія отнюдь не являлись минутным возбужденіем, результатом порыва от слишком сильнаго внутренняго толчка, который дал переворот. Такія настроенія были довольно длительны и упорны. Резолюціи и соотв?тствующія требованія с фронта (не только с фронта, но и от тыловой периферіи) продолжали настойчиво поступать в центр и говорили о "шовинистическом", как выразился меньшевик-интернаціоналист Суханов, настроеніи арміи или "полушовинистическом", как оговаривались молодые историки из коммунистической школы Покровскаго... Суханов говорит, что посл? опубликованія Сов?том деклараціи 14 марта к міровой демократіи (о ней ниже) революціи поступали сотнями по адресу Врем. Прав. и Сов?та. Довольно типичной будет резолюція комитета офиц.-солдат. депутатов 42 п?х. див., заявлявшаго, что лишь "поб?дный конец войны может закр?пить свободу", и что Сов?т должен "облегчить" правительству дальн?йшее веденіе войны. За резолюціями, присылаемыми с фронта, сл?ловали и личныя представленія через особых посланцев. Делегація 2-го моторно-понт. бат. протестовала перед лицом Родзянко против призывов к заключенію преждевременнаго мира и заявляла, что армія будет поддерживать Правительство при условіи "доведенія войны до поб?днаго конца". Выборные от 31 части фронтовых войск докладывали военному министру, что "неясные приказы", требующіе прекращенія войны, "раздражают и должны исчезнуть". Аналогичный заявленія д?лались не только на пріемах у членов Правительства, но и в самом Сов?т?. Вот одно из обращеній, напечатанное в "Бирж. В?д." от имени солдат и офицеров п?хотнаго полка, находящагося на передовых позиціях: "Зд?сь на фронт? мы, солдаты и офицеры, спокойны и радостно приняли в?сть о спасеніи Россіи, если боимся, то только одного, что нам, благодаря проискам уже появившихся темных сил, не дадут закончить поб?ду, начатую внутри Россіи... Безрезультатный конец войны покроет в?чным позором имя Россіи. Наши союзники не простят нам предательства. И неужели новая Россія должна быть заклеймена изм?ной. Мы, солдаты и офицеры, сохраняем полное единство мн?ній... Несмотря на предательски направляющую волю стараго правительства в теченіе почти трех л?т тяжелой войны, армія всетаки сум?ла сохранить свою мощь, столь необходимую для конечной поб?ды... Было бы преступно разрушить это, и пусть не смущают слабых духом крики из Россіи: "долой войну". Вы поб?дили врага внутренняго, дайте же нам поб?дить врага вн?шняго... Не трогайте армію, не мутите ее крайностями, надо помнить, что она может равно спасти и равно погубить Россію".

Прі?зжавшим с фронта делегаціям "оборонческая позиція" Сов?та представлялась непріемлемой, — это засвид?тельствовал никто иной, как один из членов Исп. Ком. Горев, которому было поручено принимать эти делегаціи. Сл?довательно, не так уже был неправ докладчик о войн? на мартовском съ?зд? к. д., вернувшійся с фронта Щепкин, в своем утвержденіи, что лозунги "долой войну" или "война в ничью" — эти главные лозунги февральско-мартовских дней, по словам Троцкаго — встр?чают в арміи "страшн?йшее негодованіе". Такое сужденіе отнюдь не было только субъективным воспріятіем челов?ка, желавшаго вид?ть в д?йствительности подтвержденіе своих личных взглядов.

Упомянутый Горев скажет, что вс? резолюціи с фронта этого времени не отражали подлинных настроеній и желаній солдатских масс, ибо он? вырабатывались '"почти исключительно армейской интеллигенціей" — т?ми "межеумочными" интеллигентами, которые, по характеристик? Суханова, шли па поводу у "буржуазіи". Шовинистическій задор первых нед?ль явился результатом планом?рно организованной агитаціонной кампаніи. Резолюціи повторяли как бы хорошо "заученный урок". Доля истины им?ется в этих одновременно преувеличеных и упрощенных заключеніях. Напр., интеллигентскій характер процитированнаго выше обращенія делегаціи п?хотнаго полка г. Сов?т несомн?нен. Была и н?которая директива из центра. Так, напр., Селивачев записывает 18 марта со слов прі?хавшаго из Петербурга подп. Каминскаго, что желательно, чтобы "по организаціи комитетов т? выносили резолюціи о дов?ріи Врем. Правительству, подтверждая это телеграммами посл?днему, что необходимо, как противов?с Сов?ту Р. и С. Д., видимо, желающему подорвать престиж правительства". Патріотическіе "заученные уроки" во всяком случа? не меньше показательны, ч?м всякіе иные митинговые трафареты, свид?тельствуюшіе о настроеніях противоположных[366].  Молніеносных результатов пропаганда не дает, если только она не падает на соотв?тствующую почву и не находит среды, адекватной ц?лям, которых стремится достигнуть. В первые дни посл? переворота организованной пропаганды на фронт? не было, и т?м не мен?е мы вид?ли прим?ры довольно яркаго проявленія "военнаго задора".

Еще бол?е характерными надо признать "шовинистическія" проявленія в запасных частях петербургскаго гарнизона, среди котораго до переворота велась "пораженческая" пропаганда, и который в дни переворота находился в непосредственном контакт? с рабочими кругами, естественно бол?е пропитанными крайностями Циммервальда. И н?сколько неожиданно Шляпников признает, что "буржуазіи" и "оборонцам" в первое время на столичных митингах удалось создать "буквально погромное настроеніе против большевиков", т. е. против посл?довательнаго отрицанія войны. Во время первых манифестацій воинских частей у Таврическаго дворца, т. е. манифестацій, которыя не могли быть хорошо подготовлены и извн? инспирированы (особенно "буржуазіей"), на знаменах красовались лозунги: "война до полной поб?ды". По утвержденію Суханова, депутат Скобелев, тов. пред. Сов?та, за какое то неосторожное слово о войн? "был чуть не поднят на штыки"; такая же судьба едва не постигла какую-то неизв?стную большевичку, при пріем? Родзянко запаснаго батальона Семеновскаго полка крикнувшую "долой войну". Таким образом "л?вый" мемуарист ц?ликом подтверждает наблюденія "праваго" мемуариста кн. Мансырева, засвид?тельствовавшаго, что в Петербург? разговоры против войны в первые дни вызывали негодованіе. Довольно знаменательно, что делегаты Московскаго Сов?та солд. деп. на собраніи, гд? обсуждалась организація предполагаемой 12 марта обще-сов?тской демонстраціи мира, согласились в ней участвовать при условіи, что не будет плакатов "долой войну" ("Рус. В?д.").

Сам Суханов в своих "записках" почувствовал бросающіяся в глаза натянутость и фальшь антивоенной характеристики массовых настроеній и заговорил о "мужицко-казарменной" психологіи — о той "толщ? атавизма" и "примитивнаго націонализма", которые должна была преодол?ть революція. В?дь этим все и сказано. Идеологическая платформа циммервальдцев вс?х отт?нков была чужда психологіи масс в момент, когда произошла революція, и нужно было время и благопріятствующія вн?шнія условія для того, чтобы большевицкая пропаганда, облачившись в ленинскія формы, возым?ла надлежащее д?йствіе. (См. "Золотой ключ"). В пред?лах марта обстановка была иная. Поэтому искусственным и рискованным представляется тезис, который пытается защитить военный историк Головин, принявшій без критики фактическую канву троцкистской схемы. Я говорю о том "психически коллективном процесс? отказа от борьбы", который якобы назр?л в массах к моменту революціи, и осознать который м?шала интеллигенціи ея оторванность от низов — попытка итти наперекор стихіи вела государство к гибели[367].

С такой апріорной характеристикой народных переживаній связывается столь же апріорное сужденіе о примитивности патріотических устремленій масс, не понимавших государственнаго смысла слова ''отечество". Ген. Селивачев в дневник? от 11 марта опред?лил это так: "Ожидать счастливаго окончанія для нас войны невозможно... Выборный начальник "хам", не зная Россіи и не понимая ея исторических задач, несомн?нно будет разсуждать так, как и его гражданин-солдат, который знает только свою волость и ее только считает своим отечеством". Не поддаваясь соблазну сд?лать экскурс в область народной психологіи, ограничимся лишь зам?чаніем, что в ходячей формул?: "мы — пензенскіе, тамбовскіе или вятскіе", столь часто находящей себ? м?сто в мемуарных откликах[368], в сущности в гораздо большей степени проявляется фигуральное выраженіе довольно элементарной истины, что Россійская Имперія в силу своих географических, топографических и экономических условій располагает огромными оборонительными рессурсами, которых н?т в других европейских странах — рессурсами, в борьб? с которыми может спасовать самая усовершенствованная военная техника. В дни второй міровой войны фландрское пораженіе, предопред?лившее судьбу Парижа, означало для Франціи катастрофу; захват 11 русских губерній (правда, польских, незначительных по разм?рам), в эпоху перваго мірового катаклизма, никакой государственной катастрофы Россіи не предв?щал. Во времена Наполеона западно-европейская практика установила неизб?жность капитуляціи страны при захват? непріятелем столицы. Военный геній французскаго полководца не ожидал встр?тить иного в варварской Москв? — надежды его оказались обманчивыми и отнюдь даже не в силу особаго народно-патріотическаго подъема (исторія 1812 года полна прозы). Означало ли «то, что "Россія", как таковая, ничего не говорила кр?постному населенію, как яко бы не говорила и через стол?тіе народу, освобожденному от пом?стнаго ига? Отнюдь н?т[369].

Воспроизведем в вид? иллюстраціи довольно яркую сцену, описанную в мартовском дневник? 17 г. ген. Болдыревым. В Псков? 5 марта парад. Войска по "нел?пому" распоряженію нач. гарнизона Ушакова выведены без оружія "в вид? какой-то сборной команды". "В глазах рябило от красных ленточек и флагов с надписью: "Да здравствует Свободная Россія". На м?ст? собралась огромная толпа. Настроеніе, как сообщили в штаб, "крайне тревожное". Надо было найти выход для скопившейся энергіи. И Болдырев своим зычным голосом, поздравив войска с переходом к новому государственному строю, крикнул: "Да здравствует Россія!" "Раздалось б?шенное "ура"... Толпа рев?ла вм?ст? с солдатами, чувствовалось, что... в этот момент толпу, опьяненную и взвинченную до посл?дняго пред?ла, легко можно было бросить и на подвиг, и на преступленіе"... Посл? "н?скольких горячих слов" Болдырев заявил, что главнокомандующій будет удивлен, видя войска на парад? "безоружными", и приказал разойтись по квартирам и прибыть вновь в "положенном уставом вид?". Отв?т — "громовое ура". Парад состоялся. Говорил Рузскій — "тихо, тепло, по-отечески". Его любили, и при отъ?зд? ему была устроена овація и войсками, и народом, хотя "вензеля на его погонах с буквой Н как-то особенно коробили глаза среди моря революціонных знаков"... Русская армія неразрывно связана с мужицкой Русью. Никакой подготовленностью, никаким посторонним вліяніем и возд?йствіем нельзя объяснить тот факт, что во вс?х резолюціях, принимавшихся на крестьянских собраніях в март?, требовалось довести войну "до поб?днаго конца" и сохранить неприкосновенность территоріи. Если вліяніе большевиков в деревн? было незначительно[370], то связи с партіей, выставившей на своем знамени "Земля и воля", были значительны. В партіи сильно было и циммервальдское теченіе. Очевидно, не крестьяне должны были приспособляться к своим политическим руководителям, а обратно. Не приходится поэтому поддерживать тезис, получившій изв?стную популярность в н?которых русских общественных кругах и нашедшій отклик в первых обозр?ніях революціонных событій, который вышли из-под пера иностранцев (напр. Chessin), — тезис, согласно которому, русскій солдат на войн? сражался не за Россію, а за Императора и с устраненіем этого символа отпали побудительныя причины для героизма и жертвенности.

Офиціальная версія происхожденія революціи, данная партійным оратором в Учредительном Собраніи, не может быть отнесена к числу концепцій исторических, ибо в значительной степени противор?чит фактам. Не потому ли "вождь партіи" Чернов, вступив уже на стезю историческую и опред?ляя источники "рожденія февральской революціи", присоединился к другому объясненію: "р?шающую роль в наступленіи революціи сыграла военная неудача, когда перед "общественным мн?ніем и народным сознаніем" вырисовался "фактическій проигрыш войны". Тогда "страна попробовала спастись революціей". Такая точка зр?нія н?сколько неожиданна, ибо коммунистическими писателями она всец?ло приписывалась "буржуазіи", которая пыталась революціонному перевороту придать характер "возмущенія военными неудачами Царя". В д?йствительности это объясненіе почерпнуто из общественных переживаній бол?е ранняго времени — неудач 15 г. и первых разговоров о "дворцовом переворот?" — психологіи, с н?которым запозданіем переданной Родзянко в посл?революціонных воспоминаніях и реально не соотв?тствовавшей личным его настроеніям перед революціей. Наканун? революціи сознанія о "фактическом проигрыш? войны" уже не могло быть, а т?м бол?е уб?жденія, что "военная энергія арміи была уже как бы пулею на излет?, безсильно отскакивающей от груди непріятеля". Продолжавшіеся разговоры о перспективах "сепаратнаго мира", как пытались мы показать, (см. мою книгу "Легенда о сепаратном мир?") в значительной степени были агитаціонным политическим орудіем. Даже компромиссная концепція, которую в худшем случа? допускал в середин? 16 г. в. кн. Ник. Мих. — ни поб?дителей, ни поб?жденных, не ставилась уже в сознаніи оппозиціонной общественности: '"мы не хотим мира без поб?ды" — заявлял ея лидер с кафедры Гос. Думы 15 февраля 17 г.; Милюков, по компетентному свид?тельству Набокова, до революціи "глубоко в?рил в "поб?дный конец".

В дни революціи старая концепція была подновлена: переворот произошел во имя поб?доноснаго окончанія войны[371] (Госуд. Дума вступила в борьбу с властью "ради поб?ды" — гласило обращеніе моск. гор. Думы 28 февраля) и достиженія исторических задач, лежащих перед Россійской Имперіей. Руководящая идея революціи заключалась в поб?д? над германским имперіализмом — утверждал Родзянко в московском Государственном Сов?щаніи. Наибол?е ярким выразителем этих имперіалистических чаяній передовых слоев "буржуазіи" был, как изв?стно, сам лидер этой "цензовой" общественности и первый министр ин. д. революціоннаго правительства. Его рупором на ролях народнаго трибуна был депутат Родичев, со свойственным ему пафосом зажигавшій слушателей на митингах заманчивой перспективой будущаго величія Россіи. В первый момент революціи едва ли мог найтись среди политических д?ятелей такой оптимизм, который стал бы объяснять петербургскій солдатскій бунт и рабочую забастовку с призывами "долой войну!", "долой самодержавіе", осуществленіем отдаленных "національных" чаяній. Палеолог разсказывает, что 4-го Милюков пос?тил послов (Франціи, Англіи и Италіи). Прежде ч?м начать формальный разговор, французскій посол попросил офиціальнаго гостя высказать свое откровенное сужденіе о положеніи вещей. В порыв? искренности (так казалось послу) Милюков отв?тил: "в теченіе 24 часов я переходил от полнаго отчаянія почти к полной ув?ренности. Мы не хот?ли этой революціи перед лицом врага[372]. Я даже ее не предвид?л: она совершилась помимо нас... Теперь д?ло идет о спасеніи Россіи, ведя войну до посл?дняго, до поб?ды". Но Милюков ничего реальнаго не мог еще сказать послам — в?дь в согласительную ночь вопрос о войн? остался открытым. Палеолог был неудовлетворен: люди, которые пришли к власти, по его мн?нію, не им?ли ни опред?ленной точки зр?нія, ни необходимой см?лости в такой тревожный момент; надо в рядах Сов?та искать энергичных людей с иниціативой. Первый "манифест" новаго правительства по своему сдержанному тону о войн? привел посла даже в негодованіе: хотя и была упомянута в?рность союзным обязательствам и об?щана война до поб?ды, но ничего не было сказано о прусском милитаризм? и о ц?лях союзников. Дантон и Гамбетта говорили по другому. Свое недовольство Палеолог тотчас же выразил министру ин. д., на что посл?довал отв?т: "предоставьте мн? время", причем министр об?щал найти в ближайшій срок повод удовлетворить дипломатических представителей союзных держав.

Повод представился 11 марта, когда послы вручали в Маріинском дворц? новому, признанному державами, правительству свои дов?рительныя грамоты. В отв?тной р?чи русскій министр сказал: "Временное Правительство, одушевленное т?ми же нам?реніями и проникнутое т?м же пониманіем задач войны, как и союзные с нами народы, нын? приносит для осуществленія этой задачи новыя силы. Великія идеи освобожденія народностей и созданія прочных международных отношеній — идеи, осуществленіе которых невозможно без р?шительной борьбы, нын? получают новую и твердую опору в идеалах русской демократіи. Два новых препятствія стоят на пути осуществленія этих идеалов. Одно заключается в т?х стремленіях наших противников достигнуть мірового преобладанія за счет других народов, которыя явились главной причиной мірового конфликта. Мы вс? сознаем громадную опасность этих стремленій и мы твердо р?шились вм?ст? с вами употребить вс? силы и принести вс? жертвы для окончательнаго устраненія их и для созданія условій прочнаго мира путем р?шительной поб?ды. Но было и другое препятствіе: это наш старый порядок, нын? разрушенный. Государственная Дума и вся страна уб?дились, что при этом порядк?, лишавшем нас всякой возможности организовать страну для р?шительнаго національнаго усилія, поб?да нами достигнута быть не может. Это уб?жденіе сд?лалось даже первым источником совершеннаго народом переворота. Могу вас ув?рить, что исход этого переворота не может противор?чить его причин?. Взгляните кругом — и вы увидите, что желанія ваши уже осуществились[373]. Рабочіе уже стоят у станков, порядок уже господствует на улицах — дисциплина возстанаdливается в войсках. И по м?р? того, как сглаживаются эти второстепенныя черты, сопровождающія всякую насильственную перем?ну, все ярче вырисовывается перед нами ея основная сущность. Вм?сто старой власти сам народ стоит пред вами во всеоружіи своей силы. И эту силу он приносит для скор?йшаго осуществленія т?х великих задач, за которыя в теченіе двух с половиной л?т мы вм?ст? с вами боремся и несем несчетныя жертвы. Мы рады встр?тить с вашей стороны правильную оц?нку нашей силы, удвоенной переворотом"... В тот же день на пріем? иностранных журналистов Милюков высказался еще опред?ленн?е: "русская революція произведена была для того, чтобы устранить препятствія на пути Россіи к поб?д?". Такая версія происхожденія революціи могла быть дана только потому, что в настроеніях, проявившихся в массах в первые дни, раздалась, как бы, созвучная ей нота. Но, конечно, это созвучіе было только вн?шним, посколько р?чь идет о той формулировк? національных задач, какую через 10 дней дал министр ин. д. Наканун? партійнаго съ?зда, 22 марта, в бес?д? с журналистами по поводу вступленія Соед. Штатов в войну, Милюков разъяснил смысл "поб?днаго конца" — тогда было сказано о жизненном значеніи для Россіи пріобр?тенія Константинополя и проливов, при чем министр отм?тил, что этими претензіями русскіе "ничуть" не посягают на національныя права Турціи, и что никто не в прав? бросить Россіи упрек в "захватных тенденціях" — обладаніе Царьградом всегда считалось національной задачей Россіи[375].

Интеллигентскія построенія, рожденныя в умах кабинетных теоретиков вн? реальных условій жизни, всегда будут чужды психологіи народных масс. Трудно себ? представить, что через 2 1/2 года изнурительной войны, всей своей тяжестью легшей на хребет трудового народа, могли бы найти хоть какой-либо отклик призывы к осуществленію таких весьма проблематичных и спорных "исконных національных задач", к числу которых сл?дует отнести "византійскую мечту"[376]. Народ, "несмотря на то, что с?р, отлично понимает основы государственной мудрости" — утверждал на съ?зд? к. д. Н. Н. Щепкин, характеризуя настроенія солдат на Западном фронт?. В?роятно, этот "народ" мог бы только присоединиться к словам Короленко, написанным в письм? к другу 18 іюня 16 г.: "Я не вижу в войн? ничего кром? печальн?йшей необходимости". Никакая идеологическая война никогда не будет воспринята и осознана в массах независимо от их культурнаго состоянія. Это значит, что поб?дный конец реалистично мог мыслиться в народном сознаніи только, как "замиреніе"[377], при условіи, что н?мец будет прогнан с русской территоріи. Идеологическая война в т? годы вообще была чужда психологіи демократіи — ея квалифицированным представителям из интеллигенціи. Отвлеченная концепція, вдохновлявшая, напр., старых народников Крапоткина и Чайковскаго, которые вид?ли оправданіе міровому катаклизму в борьб? двух культур — латинской, несущей міровой прогресс, и германской, знаменующей собой реакцію в Европ?, не им?ла корней в революціонной сред?. Среди видных представителей демократіи было немало таких, которые, будучи одинаково чуждыми циммервальдским настроеніям и толстовскому пацифизму и примыкая к позиціи "оборончества", стояли в сторон? от психоза войны с его нездоровой атмосферой націоналистическаго задора — в их представленіи національные интересы Россіи властно требовали конца войны, поэтому Плеханов в концепцію идеологической платформы вносил поправку — прекращенія "кровопролитной" войны и соглашенія с Германіей с момента, как там произойдет революція. Таким образом лозунг "до поб?днаго конца" сам по себ? в сред? демократіи получал ограничительное толкованіе.

"Безумным и преступным ребячеством звучит эта корявая прокламація: "...немедленное прекращеніе кровавой бойни", — записывает Гиппіус в дневник? 9 марта по поводу одного выступленія большевиков... "В этом "немедля" только может быть или извращенное толстовство или неприкрытое преступленіе. Но вот что нужно и можно "немедля". Нужно, не медля ни дня, объявить именно от новаго русскаго нашего правительства русское новое военное "во имя"... Конкретно: необходима абсолютно ясная и твердая декларація насчет наших ц?лей войны". Что же надо сказать русскому народу? На это пытался отв?тить такой психолог народной души и знаток народнаго быта, как Короленко, в стать? "Отечество в опасности", напечатанной в газетах 15 марта.

Обращеніе писателя вызвано было воззваніем Времен. Правительства, написанным Набоковым, в котором недвусмысленно говорилось о "надвигающейся и уже близкой" опасности со стороны вн?шняго врага: ..."прислушайтесь! Назр?вают и вскор? могут наступить грозныя событія. Не дремлющій, еще сильный враг уже понял, что великій переворот, разрушившій старые порядки, внес временное зам?шательство в жизнь нашей родины. Он напрягает посл?днее усиліе, чтобы воспользоваться положеніем и нанести нам тяжкій удар. Он стягивает, что может, к нашему фронту. С наступленіем весны его многочисленный флот получит свободу д?йствій и станет угрожать столиц?. Враг вложит вc? силы свои в этот напор. Если бы ему удалось сломить сопротивленіе наше и одержать поб?ду, это будет поб?да над новым строем, над освободившейся Россіей. Все, достигнутое народом, будет отнято этим ударом. Прусскій фельдфебель примется хозяйничать у нас и наведет свой порядок. И первым д?лом его будет возстановленіе власти Императора, порабощеніе народа". В обращеніи военнаго министра еще опред?ленн?е говорилось, что по полученным св?д?ніям "н?мцы, узнав о происшедших в Россіи событіях, сп?шно стягивают силы к С?верному фронту, р?шив нанести удар Петрограду". Многим впосл?дствіи казалось, что Правительство сознательно н?сколько форсировало, по тактическим соображеніям, положеніе, но, повидимому, нависшая угроза в т? дни казалась реальной под вліяніем телеграммы Алекс?ева 9 марта о подготовк? н?мцами "сильнаго удара в направленіи на Петроград"... Исполнявшій фактически обязанности верховнаго главнокомандующаго, настаивая на принятіи "самых р?шительных и энергичных м?р к уничтоженію поводов разложенія арміи", указывал, что операціи н?мцев могут "заставить нас совершенно очистить направленіе на Петроград", и что н?мцы "в іюл? м?сяц? могут при удач? достигнуть столицы. Потеря же столицы, в которой сосредоточено главн?йшее производство боевых припасов, знаменует собой наше пораженіе, конец войны, кровопролитную междоусобную войну и ярмо Германіи. Надо твердо и опред?ленно помнить, что нын? вс? без различія партій не только вполн? примирятся с происшедшим переворотом, но и будут прив?тствовать свободу Россіи лишь при условіи доведенія войны до поб?доноснаго конца[378]. В противном случа? вн? всякаго сомн?нія значительная часть населенія припишет неудачи тому, что переворот произведен в настоящее время, будут искать виновников, будут мстить и междоусобица неизб?жна". Позже Алекс?ев признал ошибочность своих предположеній и 30-го писал Гучкову, что "н?т никаких реальных данных, указывающих на продвиженіе н?мцев".

По поводу этой надвигающейся опасности и написал Короленко. Позиція его столь показательна, что приведем из н?сколько позабытой статьи большую цитату: "Телеграммы военнаго министра и Временнаго Правительства бьют тревогу. Опасность надвигается. Будьте готовы. К чему? К торжеству свободы? К ликованію? К скор?йшему устройству будущаго? Н?т, к сраженіям, к битвам, к пролитію своей и чужой крови. Это не только грозно, но и ужасно. Ужасно, что эти призывы приходится слышать не от одних военных, чья профессія — кровавое д?ло войны на защиту родины, но и от нас, 70 писателей, чей голос звучит естественн?е в призывах к любви и миру, к общественному братству и солидарности, кто всегда будил благородную мечту о том времени, когда народы, распри позабыв, в великую семью соединятся... Тревога звучит, ширится, облекает страну. Я желал бы, чтобы голос печати звучал, как труба на зар?, чтобы подхватить его, передать дальше, разнести всюду до самых дальних углов, заронить в наимен?е чуткія сердца, в самыя безпечныя души. Тревога. Тревога. Смотрите в одну сторону. Д?лайте в эти дни одно д?ло, им довл?ющее. С запада идет туча, какая когда-то надвигалась на Русь с востока. И она готова опять покрыть т?нью родную землю, над которой только что засіяло солнце свободы. До сих пор я не написал еще ни одного слова с таким призывом, но не потому, чтобы я и прежде не считал обязательной защиту родины. Правда, я считаю безумной свалку народов, озарившую кровавым пожаром европейскій мір и грозящую перекинуться в другія части св?та, великим преступленіем, от отв?тственности за которое не свободно ни одно правительство, ни одно государство. И когда наступит время мирных переговоров, то, по моему глубокому уб?жденію, эта истина должна лечь в основу для того, чтобы этот ужас не повторялся. Нужно быть на страж? великаго сокровища — мира, которое не сум?ли оберечь для нас правительства королей(?) и дипломаты. Когда это несчастье готово было разразиться (я говорю ото искренне и с сознаніем всего значенія слова), я не пожал?л бы отдать остаток жизни т?м, кто мог бы с каким-нибудь в?роятіем усп?ха противод?йствовать этому безумію д?ятельною идеею челов?ческаго братства. Она давно зародилась в благородн?йших умах и пускала уже ростки в челов?честв?. Да, за это д?ло стоило бы отдать жизнь, если бы была мал?йшая надежда удержать море вражды и крови. Но ростки международнаго братства еще безсильны, как игрушечныя плотины перед порывом моря, и ничего удержать не могли. Это не упрек иде? международнаго братства. Слабая вначал? идея часто со временем завоевывает мір. Но теперь, пока она слаба, в д?йствительности она может служить опорой благородной мечт?, ут?шеніем, но не средством защиты. Это дальній огонь, но не указаніе ближайших путей в виду страшной опасности. А р?чь идет именно о том, что надвигается, что уже близко, что закрывает нам св?т, требует немедленнаго отв?та. Оно может на стол?тіе положить тяжелый гнет на жизнь покол?ній. Вот почему я чувствую повелительную обязанность заговорить о предмет?, мн? не свойственном в обычные дни, чтобы передать моим согражданам свою тревогу. Россія только что совершила великое д?ло, свергла в?ковое иго... Если бы теперь н?мецкое знамя развернулось над нашей землей, то всюду рядом с ним развернулось бы также мрачное знамя реставраціи, знамя возстановленія деспотическаго строя... Для отраженія этой опасности Россія должна стоять у своего порога с удвоенной, с удесятеренной энергіей. Перед этой грозой забудем распри, отложим споры о будущем. Долой партійное м?стничество. Долой — призыв к раздорам. Пусть историческая роковая минута застанет Россію готовой. Пусть вс? смотрят в одну сторону, откуда раздается тяжелый топот германца и грохот его орудій. Задача ближайшаго дня — отразить нашествіе, оградить родину и ея свободу... Оставим же будущему дню его злобу и его вопросы. Теперь одно вниманіе, вниманіе в этот великій р?шительный час. Нужно не только радоваться и пользоваться свободой, но и заслужить ее до конца. А заслужить можно одним — посл?дним усиліем для отраженія противника. Работа на фронт? и в тылу, на всяком м?ст?, до отраженія опасности, до конца великой войны. Может быть, это время уже близко; близок день, когда на великое сов?щаніе мира явятся в семью европейских народов делегаты Россіи и скажут: мы вошли в войну рабами, но к концу ея приходим свободными. Выслушайте же голос свободной Россіи. Она скажет теперь не то слово, которое сказали бы царскіе дипломаты. У Свободной Россіи есть, что сказать на великом сов?щаніи народов, которое должно положить основы долгаго прочнаго мира".

Хотя "циммервальдцы" из Исп. Ком. возмущались т?м, что статья знаменитаго писателя появилась в "Изв?стіях" без всяких комментаріев, она в основном, которое опред?ляло реальную политику дня в отношеніи войны, звучала почти в унисон с напечатанным в тот же день обращеніем к "народам всего міра", принятым Сов?том. Это было в сущности обращеніе к "пролетаріату", даже с привычным с. д. лозунгом "пролетаріи вс?х стран соединяйтесь". "Наша поб?да, — гласило воззваніе, — есть великая поб?да всемірной свободы и демократіи. Н?т больше главнаго устоя міровой реакціи и "жандарма Европы"... Русскій народ обладает полной политической свободой. Он может нын? сказать свое властное слово во внутреннем самоопред?леніи страны и во вн?шней ея политик?.. И обращаясь ко вс?м народам, истребляемым и разоряемым в чудовищной войн?, мы заявляем, что наступила пора начать р?шительную борьбу с захватными стремленіями правительств вс?х стран, наступила пора народам взять в свои руки р?шеніе вопроса о войн? и мир?. И мы обращаемся к нашим, братьям пролетаріям австро-германской коалиціи и прежде всего к германскому пролетаріату. С первых дней войны вас уб?ждали в том, что, подымая оружіе против самодержавной Россіи, вы защищаете культуру Европы от азіатскаго деспотизма. Многіе из вас вид?ли в этом оправданіе той поддержки, которую вы оказали войн?[379]. Нын? не стало и этого оправданія: демократическая Россія не может быть угрозой свобод? и цивилизаціи. Мы будем стойко защищать нашу собственную свободу от всяких реакціонных посягательств — как изнутри, так извн?... Русская революція не отступит перед штыками завоевателей и не позволит раздавить себя вн?шней военной силой. Но мы призываем вас: сбросьте с себя иго вашего самодержавнаго порядка подобно тому, как русскій народ стряхнул с себя царское самовластіе; откажитесь служить орудіем захвата и насилія в руках королей, пом?щиков и банкиров, и дружескими объединенными усиліями мы прекратим страшную бойню, позорящую челов?чество и омрачающую великіе дни рожденія русской свободы"...

Прочитав сов?тское воззваніе 14 марта, Гиппіус записала: "не плохо, несмотря на н?которыя м?ста... Сущность мн? близка... Общій тон отнюдь не "долой войну" немедленно, а наоборот "защищать свободу своей земли до посл?дней капли крови". "Манифест" 14 марта был первым офиціальным выраженіем отношенія Сов?та к войн?. "Очень хорошо, — зам?чала Гиппіус в дневник?, — что Сов?т РД. по поводу войны, наконец, высказался. Очень нехорошо, что молчит Вр. Пр. Ему надо бы тут перескакать Сов?т, а оно молчит, и дни идут и даже неизв?стно, что и когда оно скажет. Непростительная ошибка. Теперь, если и надумают что-нибудь, все будет с опозданіем, в хвост?".

Сов?тскій документ явился результатом компромисса. Проект "манифеста" первоначально составлен был Горьким, но он не удовлетворил членов Исп. Ком. Взялся его перед?лать Суханов. "Тут были дв? Сциллы и дв? Харибды", — вспоминает он в своих поздн?йших "Записках": "надо было, с одной стороны, соблюсти "циммервальд", тщательно изб?жать всякаго "оборончества", а с другой стороны надо было "подойти к солдату", мыслящему о н?мц? по старому, и надо было парализовать всякую игру на "открытіе фронта" Сов?том, на Вильгельма, который "слопает революцію". Эта противор?чивость требованій заставила танцовать на лезві? под страхом скувырнуться в ту, либо в другую сторону. И, конечно, это не могло не отразиться роковым образом на содержаніи манифеста. Во-вторых, Сцилла и Харибда были в самых условіях прохожденія манифеста через Исп. Ком.: правые тянули к прямому и откровенному оборончеству, соціал-патріотизму, совпадавшему... с солдатско-обывательским настроеніем. Л?вые, напротив, как огня, боялись "шовинизма"... Именно вс?м этим, в огромной степени, объясняется слабость этого важнаго документа, революціи"[380].

Обстановка зас?данія Сов?та 14-го при обсужденіи "манифеста" подчеркнула очень ярко, вопреки нам?реніям Суханова и других, как раз ту именно "сущность", которую отм?тил процитированный выше дневник не "сов?тскаго" общественнаго д?ятеля. Это сд?лали, прежде всего, "незаконные комментаріи" самого предс?дателя Сов?та. Чхеидзе сказал: "Наше предложеніе не прекраснодушіе, не мечта. В?дь, обращаясь к н?мцам, мы не выпускаем из рук винтовки. И прежде, ч?м говорить о мир?, мы предлагаем н?мцам подражать нам и свергнуть Вильгельма, ввергшаго народ в войну, точно так же, как мы свергли наше самодержавіе. Если н?мцы не обратят на наш призыв вниманія, то мы будем бороться за нашу свободу до посл?дней капли крови. Предложеніе мы д?лаем с оружіем в руках. Лозунг воззванія — "долой Вильгельма!" Тут же "выборный командир" Измайловскаго полка обратился к собранію с горячей р?чью: "я — старый солдат.... Сейчас... р?шается вопрос, быть или не быть Россіи и завоеванной ею свобод?... Единодушными усиліями мы вм?ст? должны создать порядок, чтобы т?сными рядами отстоять Россію и русскую свободу". В повышенной атмосфер! собранія потонули инсинуаціи Стеклова о контр-революціонной Ставк?, с которыми так неум?стно выступил этот д?ятель перед обсужденіем воззванія в народам всего міра на торжественном декларативном зас?даніи. Естественно, что Суханову происшедшія манифестаціи представлялись "свадебными п?снями на похоронах".

Не только Короленко и Гиппіус нашли созвучныя ноты с сов?тским "манифестом" 14 марта — "вдохновенная" р?чь Родичева через дв? нед?ли, на съ?зд? партіи к. д., вызвавшая, по отзыву отчета "Рус. В?д.", энтузіазм в собраніи, в сущности говорила о той же борьб? "за свободу вс?х пародов" и опред?ляла ц?ль войны для Россіи, как защиту ея свободы и самостоятельности. Кадетскій бард говорил только о "любви к отечеству", не упомянув даже о выполненіи т?х исконных "національных задач", которыми министр ин. д. революціоннаго правительства опред?лял свою политику. Константинополь и проливы на съ?зд? проскользнули лишь в повторных репликах во время преній[381].

Таким образом общій язык мог быть найден. Станкевич ув?ряет, что в Исп. Ком. "со слов делегаціи, сносящейся с Правительством, была полная ув?ренность, что Правительство не только не возражает, но даже солидарно с манифестом"... Перед Таврическим дворцом проходили вновь манифестирующія толпы — проходили он? под окнами квартиры Мережковских, и писательница записывала: "Надписи на флагах... "война до поб?днаго", "товарищи, д?лайте снаряды", "берегите завоеванную свободу". Продефилировали и "первый революціонный Павловскій полк", и волынцы, и семеновды, и литовцы. Грем?ла марсельеза и раскатывалось могучее "ура". "К полкам выходили и прив?тствовали их — и думскіе и сов?тскіе люди. Из праваго крыла на-лицо был неотлучно Родзянко. Он им?л неизм?нный усп?х" — вспоминает Суханов. "Было красиво, пышно, торжественно. Был подъем, было видно, как по новому бьется сердце", — должен признать мемуарист, как и то, что "внутренніе" лозунги ("земля и воля", "8-час. раб. день"), проходили среди "вн?шних". Вн?шними были: "война до поб?днаго конца", "солдаты в окопы, рабочіе к станкам", "товарищи, готовьте снаряды"[382]. Из Таврическаго дворца н?которые полки шли в Ген. Штаб, гд? говорил Корнилов, и гд? повторялись приблизительно т? же сцены. С криками "ура", Корнилова носили на руках.

Д?ло не ограничивалось резолюціями и плакатами: "рабочіе к станкам". Солдатскія письма с фронтов предъявляют требованіе работать усиленно на оборону, не считаясь с ''восьмичасовым рабочим днем" — теперь "не время" праздновать; представители фронтовых организацій, прибывающіе в столицу, начинают ходить "по заводам в боевом вооруженіи" и контролировать. В ближайшія дв? нед?ли в Петербург? создалось очень острое положеніе: "отношенія между солдатами и рабочими достигли крайняго напряженія", — так характеризует обстановку Суханов. "С часа на час можно было ожидать эксцессов... Разсвир?п?вшій воин-мужик мог... пустить в ход винтовку против... внутренняго врага", по выраженію мемуариста. "Минутами чувствовалось, что должна разразиться гроза", — говорит другой современник, принадлежавшій к большевицкой фаланг?, провинціал, попавшій в эти дни в Петербург, (предс?датель нижегородскаго Сов?та, Штерн). По мн?нію этого делегата Сов?щанія Сов?тов, собравшагося в конц? м?сяца, между фронтовыми делегатами к представителями рабочих столь велико было "недов?ріе", что казалась невозможной "никакая совм?стная работа". Столичныя настроенія или в?рн?е настроенія фронтовыя передавались в провинцію, гд? также можно зарегистрировать столкновенія солдат и рабочих.

Слишком было бы упрощено объяснить создавшееся напряженіе только агитаціей злокозненной "буржуазіи", пытавшейся "вбить клин между арміей и городом". Безспорно эта агитація была и принимала подчас организованныя формы, вызывая столь же страстное противод?йствіе со стороны революціонной демократіи. Описанное возбужденіе совпало со "стоходовской панамой", как назвал в дневник? ген. Селивачев прорыв н?мцев "червищенскаго плацдарма" на берегу Стохода (21 марта). Русская военная неудача — первая посл? переворота — произвела сильное впечатл?ніе и была непосредственно связана с событіями внутри страны — "первым предостереженіем" назвала ее "Р?чь"[383]. Эту неудачу постарались использовать в ц?лях агитаціонных, хотя, по существу, стоходовскій прорыв и район? 3 арміи на Юго-Западном фронт?, как опред?ленно устанавливал тактически анализ хода боя, сд?ланный Алекс?евым в циркулярной телеграмм? главнокомандующим фронтами 25 марта, в значительной степени объяснялся ошибками командованія (ген. Леш был отстранен), и войска оказали наступающему врагу мужественное сопротивленіе ("бой продолжался ц?лый день", при чем войска понесли потери в 12-15 тысяч). Итог искусственнаго взвинчиванія настроенія получился не в пользу здороваго естественнаго роста патріотизма, ибо агитаціонная кампанія "обузданія" рабочих превращалась при сод?йствіи уличной печати в "гнусную клевету" на рабочій класс, как выразился Церетелли в Сов?щаніи Сов?тов. Демократически "День" давал тогда мудрый сов?т: "Не дергайте д?йствительность за фалды, не взнуздывайте ни армію, ни рабочій класс уколами отравленных перьев"... Мудрые сов?ты в дни революціоннаго возбужденія р?дко выслушиваются.

Не им?ем ли мы права сд?лать, как будто бы, довольно обоснованное предположеніе, что, если бы осуществились опасенія ген. Алекс?ева, и н?мцы начали наступленіе, волна нам?чавшагося патріотическаго возбужденія поднялась бы на еще большую высоту и потопила бы вс? бациллы циммервальдской заразы. Щепкин па съ?зд? к. д., конечно, преувеличивал, когда говорил, что "народ требует, чтобы каждый из нас, способный носить оружіе, шел бы в армію"[384]. Но из искры могло разгор?ться пламя. Н?мцы пошли, однако, по другому пути — Стоход был явленіем единичным[385]. Революціонная армія сохраняла свою упругость сопротивленія, и вс? слухи, что н?мцы "с востока убрали все, без чего мало-мальски можно было там обойтись", не соотв?тствовали д?йствительноcти. К моменту революціи Ставка опред?ляла количество непріятельских дивизій на русском фронт? в 127; в конц? апр?ля число дивизій почти не изм?нилось — 128. Н?мцы сд?лали ставку на разложеніе арміи и наступленіем, по признанію Людендорфа, боялись задержать разложеніе Россіи. В наступивших революціонных буднях "циммервальдскій блок", колебавшійся в своей компромиссной политик? и шедшій под вліяніем жизни на уступки, не только получил мощную опору, но и руководство в лиц? путешественника из "пломібированнаго" вагона (см. "Золотой Ключ"). Это уже исторія посл?дующаго. В період, опред?ляемый хронологическими датами нашего изложенія, дилемма, поставленная Лениным в "апр?льских тезисах", еще не могла возникнуть. Характерно, что большевицкій офиціоз "Правда" 28-го марта писал, что лозунгом партіи является не дезорганизація арміи, не безсодержательное "долой войну", а давленіе на Вр. Пр. с ц?лью заставить его открыто перед всей міровой демократіей выступить с попыткой склонить вс? воюющія страны к немедленным переговорам" о способах прекращенія войны[386].

Могла ли общественная эмоція, искусственно н?сколько взвинченная, направить патріотизм масс в сторону внутренней перелицовки войны — сд?лать ея сущность "совс?м другой"? Могла ли война, "зат?янная царем", и полученная "революціей" в насл?діе от стараго режима, превратиться в войну "революціонную", т. е., в соотв?тствіи с зав?тами ХVШ в?ка, на солдатских штыках нести в другія страны идеи освобожденія? Как будто бы, в мартовскіе дни такая мысль никого не вдохновляла — такіе мотивы, пожалуй, зазвучали поздн?е в н?которых р?чах Керенскаго[387]. Но эта мысль высказывается в исторической работ? одного из главных д?ятелей революціи, правда, в март? находившагося еще в эмиграціи и непосредственных ощущеній от начала революціи не им?вшаго. По мн?нію Чернова, "изм?нить лик войны" можно было бы "попытаться", если бы поперек дороги этой попытки не стоял тот факт, что к моменту революціи "военная энергія арміи была уже как бы пулею на излет?, безсильно отскакивающей от груди непріятеля". Тот же автор исторіи "рожденія революціонной Россіи" очень отчетливо показал всю рискованность историческаго метода "маскараднаго офранцуживанія русской революціи": там война родилась из революціи, и в силу этого первая же война новой Франціи против наступающей монархической коалиціи приняла "естественно и спонтанейно характер революціонных войн". Использовать патріотизм в таких ц?лях в Россіи без сильнаго толчка извн? было невозможно: едва ли ошибалось петербургское охранное отд?леніе, когда и записк? конца 16 г., характеризуя основное настроеніе масс, писало: "вс? ждут не дождутся, когда кончится эта проклятая война". Может быть, именно поэтому так трудно было отыскать "правду" в подлинном настроеніи солдат, когда д?ло касалось наступленія: "правды не сыщешь", — записал Селивачев 19 го марта.

Военное командованіе думало о наступленіи не в смысл?, конечно, изм?ненія характера войны[388] и даже не в смысл? отвлеченія арміи от внутренних вопросов, а в смысл? выполненія принятых Россіей на себя обязательств перед союзниками. По первому впечатл?нію от революціи Алекс?ев, как было уже указано, р?шительно отказался от немедленнаго выполненія дореволюціонных обязательств и переносил возможный срок для "р?шительных операцій" на іюнь-іюль, считая необходимым до этого времени держаться "строго оборонительнаго плана д?йствій" (отв?тное письмо Гучкову 12-го марта). 18-го марта начальник французской военной миссіи Жанен переслал Алекс?еву телеграмму ген. Нивеля о невозможности изм?нить план, выработанный совм?стным сов?щаніем в Шантильи — союзники настаивали на том, чтобы, "не взирая на важныя внутреннія событія", обязательства были выполнены, и чтобы русская армія оказала "возможно полное сод?йствіе англо-французским арміям". К этому времени стали поступать отв?ты со стороны фронтовых главнокомандующих — они заставили Алекс?ева изм?нить свою точку зр?нія. 30 марта он телеграфировал военному министру: "...Только ген. Рузскій, указывая на то, что внутреннія событія отозвались на арміях вв?реннаго ему фронта "весьма бол?зненно", ссылаясь на разстройство продовольственных, вещевых и артиллерійских запасов, на ненадежность укомплектованій, приходит к опред?ленному заключенію о необходимости отказаться в ближайшіе м?сяцы от выполненія наступательных операцій и сосредоточить вс? усилія на подготовк? к упорной оборон?. Совершенно иначе отнеслись к этому острому большой важности вопросу главнокомандующіе Западным и Юго-Западным фронтами. Оба высказали, что р?шительныя д?йствія наступающим л?том неизб?жны. Если не откроем их мы, то это сд?лает противник тогда, когда это будет выгодно и удобно ему. Отказ от сод?йствія нашим союзникам, поставя их в трудное положеніе, не избавит нас от необходимости втянуться в упорные, длительные бои, но тогда, когда в свою очередь, мы не будем в состояніи разсчитывать на помощь наших союзников, в случа?, их частичной или общей неудачи. Как бы ни были мы б?дны в настоящее время средствами, все-же выгодн?е наступать, даже без полной ув?ренности в усп?х, ч?м перейти к опасной оборон? и обречь себя на необходимость подчиниться р?шеніям противника. Разстройство арміи и ея снабженія окажет свое вредное вліяніе, нисколько не в меньшей м?р? при оборон?, ч?м при активной операцій"[389]. Алекс?ев присоединился к мн?нію Брусилова, что при слабой устойчивости войск оборона трудн?е, и что надо "начать весеннюю кампанію наступленіем"[390]. Свое письмо в Ставку Брусилов заканчивал таким характерным абзацем: ..."Несомн?нно, 1917 год — посл?дній год войны и совершенно нев?роятно, чтобы война продолжалась и в 1918 г.; таким образом, обращаясь в этом году к пассивному образу д?йствій, мы закончили бы войну безславно... Такой образ д?йствій возстановит против нын?шняго Врем. Правит. не только вс?х наших союзников, но и всю Россію, и может ввергнуть нас в анархію и возбудить негодованіе вс?х против своего высшаго командованія, и всякая дисциплина исчезнет, а демобилизація будет представлять собой еще бол?е трудное д?ло, ч?м это предполагается теперь".

Св?д?ній о том, как реагировало Правительство на доклад Ставки, в опубликованных матеріалах н?т[391]. Оно ц?ликом находилось под гипнозом настроеній центра — см?лости дерзанія у него не было. Возможное единство настроеній еще раз было нарушено т?м же министром ин. д. в упомянутом интервью с журналистами, 22-го марта. Гиппіус записала 25-го: "Правительство о войн? (о ц?лях войны) — молчит. А Милюков на днях вс?м корреспондентам заявил опять прежним голосом (курсив автора), что Россіи нужны проливы и Константинополь. "Правдисты", естественно, взб?сились. Я и секунды не останавливаюсь на том, нужны ли эти чертовы проливы нам или не нужны. Если они во сто раз нужн?е, ч?м это кажется Милюкову — во сто раз непростим?е его фатальная безтактность . Почти хочется разорвать на себ? одежды. Роковое непониманіе момента на свою же голову!.. Керенскій должен был офиціально заявить, что это личное мн?ніе Милюкова, а не пр-ва". То же заявил и Некрасов... Хорошая дорога к "укр?пленію пр-ва, к поднятію престижа власти..."[392].

Трудно предположить, что со стороны Милюкова проявилась только "фатальная безтактность", скор?е надо зд?сь, как и в фатальной р?чи 2-го, вид?ть надуманный политическій маневр, плохо разсчитанный, без учета настроеній и того резонанса, который может дать выпущенный пробный шар для оправданія вн?шней политики революціоннаго министра ин. д. Сов?тская демократія, д?йствительно, взволновалась и не только "правдисты"[393]. "Циммервальдскій блок", т. е. "л?вые" Исп. Ком. потребовали от Сов?та организаціи широкой кампаніи в пользу мира — "мобилизовать, под лозунгом мира, пролетаріат и гарнизон столицы", так как "сложившаяся конъюнктура угрожает революціи величайшей опасностью, увлекая ее в войну без конца". "Правые" р?шительно возражали, считая опасным для фронта "борьбу за мир внутри революціонной Россіи". Начались долгія, бурныя пренія. Протоколов зас?даній Исп. Ком. (в?рн?е лишь "черновых" набросков) за эти дни мы не им?ем — приходится полагаться на тенденціозную временами память Суханова. Значительное большинство высказалось за компромиссное предложеніе Церетелли (впервые присутствовавшаго на зас?даніи), через Контактную Комиссію потребовать от Правительства "офиціальнаго заявленія" об отказ? от завоеваній.

Представители соціалистических партій в Сов?т?, — пишет Милюков в своей "Исторіи", — требовали от Правительства немедленнаго публичнаго заявленія о ц?лях войны, в соотв?тствіи c формулой: "мир без анексій и контрибуцій". Тщетно П. Н. Милюков убеждал их, что самая основа их разсчета — возможность, сговориться с соціалистами вс?х стран на почв? циммервальдской формулы, — не существует, ибо подавляющее большинство соціалистов об?их воюющих сторон стали на точку зр?нія національную и с нея не сойдут. Отчасти незнакомство с европейскими отношеніями, отчасти в?ра в творческую силу русской революціи[394], наконец, и прямая зависимость от большевицкой (?) идеологіи, не позволили соціалистам согласиться с П. Н. Милюковым в этом коренном вопрос? интернаціональнаго міросозерцанія[395]. Но не поддержали его и его товарищи — не-соціалиcты... П. Н. Милюков, уступая большинству, согласился на опубликованіе заявленія о ц?лях войны, но не в вид? дипломатической ноты, а в вид? воззванія к гражданам и при том в таких выраженіях, которыя не исключали возможности его прежняго пониманія задач вн?шней политики и не требовали от него никакой перем?ны в курс? этой политики. "Заявленіе Врем. Правит. о ц?лях войны" было, д?йствительно, опубликовано 28 марта и вставлено в обращеніе к гражданам с указаніем, что "государство в опасности", и что "нужно напрячь вс? силы для его спасенія": такая форма была придана документу А. Ф. Керенским. Основное м?сто выражено сл?дующим образом: "предоставляя вол? народа (т. е. Учр. Собр.) в т?сном единеніи с союзниками окончательно разр?шить вс? вопросы, связанные с міровой войной и ея окончаніем, Вр. Пр. считает своим правом и долгом нын? же заявить, что ц?ль свободной Россіи — не господство над другими народами, не отнятіе у них их національнаго достоянія, не насильственный захват чужих территорій, но утвержденіе прочнаго мира на основ? самоопред?ленія народов. Русскій народ не добивается усиленія вн?шней мощи своей за счет других народов, как не ставит своей ц?лью ничьего порабощенія и униженія. Во имя высших начал справедливости им сняты оковы, лежавшія на польском народ?, и русскій народ не допустит, чтобы родина его вышла из великой борьбы униженной, подорванной в житейских своих силах. Эти начала будут положены в основаніе вн?шней политики Вр. Пр., неизм?нно проводящаго волю народную и ограждающаго права нашей родины при полном соблюденіи обязательств, принятых в отношеніи наших союзников".

Поистин? изумительное поясненіе дает дальше Милюков: "Естественно" представители Сов?та не удовлетворились "двусмысленными и уклончивыми" выраженіями правительственнаго акта. Тогда Некрасов — это было уже на сл?дующій день — указал им, что для них выгодн?е истолковать уклончивыя выраженія акта в своем смысл?, как уступку Правительства, и на этом основаніи поддержать "заявленіе". Эта тактика и была принята соціалистической печатью. П. Н. Милюков заран?е выговорил себ? право, в случа?, если заключенный компромисс будет толковаться односторонне, толковать его в своем смысл? и раскрывать неопред?ленныя выраженія в направленіи прежней своей политики, "согласной с политикой союзников и с національными интересами Россіи"...

Подобно тому, как в знаменательную ночь, с 1-го на 2-ое, соглашавшіеся предпочли форму умолчанія, как начало примиряющее, так и теперь формально предпочли "уклончивыя выраженія", которыя каждая из договаривающихся сторон будет толковать в "своем смысл?". Милюков в "Исторіи", однако, забыл добавить, что под вліяніем критики сов?тских представителей в правительственный документ были введены такія, напр., уточненія, как отказ от "насильственнаго захвата чужих территорій", ч?м в корн? изм?нялась "прежняя министерская программа[396], и что дало повод "Русским В?домостям" зам?тить, что в правительственной деклараціи 28-го н?т и намека "на "имперіализм". По существу в правительственном акт? ничего уклончиваго не было, уклончивость была только во взаимных обязательствах и во введеніи в н?который обман союзнических дипломатов, так как документ, странным образом, предназначался только для внутренняго употребленія. В эти дни, конечно, это стояло на первом план?. Однако, гутаперчивая политика неизб?жно должна была привести к острому конфликту, что и произошло через м?сяц и завершилось запоздалым уходом лидера "цензовой общественности" из состава революціоннаго правительства. Межсоюзническая дипломатія вовсе не была склонна, считаться с "домашними затрудненіями" Россіи и разсматривать декларацію 28-го марта, как документ, не предназначенный для "экспорта". Кон. Набоков доносил в Петербург (4 апр?ля), что в Лондон? правительственное заявленіе разсматривают, как отказ Россіи от "права на Константинополь и иныя территоріальныя пріобр?тенія", выговоренный предшествующими соглашеніями. Набоков настаивал на необходимости офиціально "разъяснить", что принцип "мира без анексій" принимается революціонной Россіей "не безусловно", а постольку, поскольку он не противор?чит "жизненным интересам" страны. Милюков, считавшій только свою позицію в международных вопросах реалистической, а вс? остальные разговоры о войн? "младенческими бреднями", как откровенно выразился он посл? своего ухода из правительства на казачьем съ?зд? 9-го іюля, посп?шил истолковать в "своем смысл?" мартовскую декларацію в той "разъяснительной" нот? 18-го апр?ля, которая и положила начало правительственнаго кризиса, ибо она была сд?лана наперекор явно выраженным пожеланіям со стороны демократіи.

На другой день посл? опубликованія правительственной деклараціи собралось "всероссійское" Сов?щаніе представителей Сов?тов. На очереди в порядк? дня первым был поставлен злободневный вопрос об отношеніи к войн?. Докладчиком выступил Церетелли, прив?тствовавшій р?шеніе "отв?тственнаго представительства буржуазіи" — Временнаго Правительства — "торжественно возв?стить во имя "единенія сил" о разрыв? своей вн?шней политики с господствовавшей до переворота "имперіалистической", "узко-классовой" точкой зр?нія. Это заявленіе есть "огромная поб?да всей демократіи". Поворотный момент вн?шней политики, по представленію докладчика, является "поворотным моментом не только для одной Россіи" — это "факел, брошенный в Европу", и т? "идеалы, которые в настоящее время там еле морцали", "засв?тятся так же ярко, как засв?тились и озарили они всю нашу внутреннюю политику". Заявленіе Правительства не дало еще полнаго удовлетворенія того, что желает демократія. Необходимо, чтобы Врем. Прав. вступило в переговоры с союзными правительствами для выработки общей платформы на основаніи отказа от анексій и контрибуцій.

В?роятно, оратор искренно в?рил в свою "утопію". В сложившейся коньюнктур? важна была не декларативная формулировка будущих международных отношеній, а опред?леніе той реалистической позиціи, которую "революціонный народ" должен занять в отношеніи войны, шедшей на его собственной территоріи. "Революціонный народ

Россіи, — говорилось в проект? резолюціи Исп. Ком., прочитанной Церетелли, — будет продолжать свои усилія для приближенія мира на началах братства и равенства свободных народов. Офиціальный отказ вс?х правительств от завоевательных программ — могучее средство для прекращенія войны на таких условіях. Пока эти условія не осуществлены, пока продолжается война, россійская демократія признает, что крушеніе арміи, ослабленіе ея устойчивости, кр?пости и способности к активным операціям были бы величайшим ударом для д?ла свободы и для жизненных интересов страны. В ц?лях самой энергичной защиты революціонной Россіи от всяких посягательств на нее извн?, в видах самаго р?шительнаго отпора вс?м попыткам пом?шать дальн?йшим усп?хам революціи, Сов?щаніе Сов?тов Р. и С. Д. призывает демократію Россіи мобилизовать вс? живыя силы страны во вс?х отраслях народной жизни для укр?пленія фронта и тыла. Этого повелительно требует переживаемый Россіей момент, это необходимо для усп?ха великой революціи".

Офиціальной деклараціи Исп. Ком. большевицкая фракція противопоставила свою, придав ей отвлеченную формулировку: "Есть один способ создать тот мир, к которому стремится вся вселенная", — говорит от имени большевиков Каменев: "этот способ — превратить русскую національную революцію в пролог возстанія народов вс?х воюющих стран против молоха имперіализма, против молоха войны... Слишком много благородных слов прикрывало разбойную политику, восторжествовавшую и приведшую к войн?... Не благородных слов, не прикрытія для имперіалистической войны, а правды, голой правды о том, что такое эта война, требуют вс? народы, и мы одни зд?сь — поб?дившая революція — можем сказать и должны сказать... что это не народная война, что это война не народами зат?яна, на эту войну обрекли нас имперіалистическіе классы вс?х стран. Собравшись сюда, как полновластные(?) представители народов Россіи, вы должны сказать: "Мы не только зовем вс?х угнетенных, вс?х порабощенных, вс? жертвы мірового имперіализма к возстанію против рабства, против имперіалистических классов, но мы от имени русскаго революціоннаго народа говорим: ни одной лишней капли крови за интересы своей или чужой буржуазіи пролиться мы не дадим"... "М?сяц прошел с т?х пор, как революціонный пролетаріат и революціонная армія в Петроград? поставили зд?сь Временное Правительство, и м?сяц нужен был на то, чтобы это Правительство, вышедшее из революціи, осм?лилось сказать дипломатично и осторожно, что оно не считает задачей русскаго свободнаго народа, закабалять чужія земли"... "Мы должны сказать: революціонная Россія требует, чтобы Врем. Правит, формулировало волю ея к миру и над?ется, что только возстаніе угнетенных народов других стран поддержит русскую революцію и создаст тот мир, который хотя бы в малой степени возвратит нам т? великія затраты народной крови, которыя выпил уже из міра вампир милитаризма"[397].

В развернувшихся преніях голоса представителей арміи (напомним, что на Сов?щаніи были представлены 6 армій и 40 отд?льных воинских частей) прозвучали довольно однотонно. Вовсе не представлял исключенія солдат Новицкій, выступившій от имени Особой арміи и предложившій, как крикнули ему с м?ста, "кадетскую резолюцію". Отм?чая дов?ріе к Правительству, созданному революціей, Новицкій говорил о н?которой неясности обсуждаемой резолюціи: ..."Я хочу мира, душа жаждет мира, но не позорнаго мира... Мы тогда только можем спокойно вернуться с поля сраженія, когда мир будет подписан не позорный ("пока вс? н?мцы не признают, что надо заключить мир именно на правах равенства, братства и свободы"), и вот я призываю от имени Особой арміи стать вс?м на работу и дать помощь арміи, чтобы она могла выйти из этой войны с поб?дой". Не странно ли, — говорил представитель 12-ой арміи с. д. меньшевик Ромм, — что "вопрос о немедленном заключеніи мира поднимается только со стороны тыла, и ни один солдат с фронта, который в тяжелых условіях 33 м?сяца воюет, ни один из них не говорил о немедленном заключеніи мира". Ромм удовлетворялся объединяющей "вс?х" резолюціей Церетелли и хот?л бы только внести поправку, в том смысл?, что "под обороной страны подразум?вается не только сид?ніе в окопах, но, если того потребуют обстоятельства, — "наступленіе". И другіе представители фронта настаивали на том, что в резолюціи надо не столько подчеркивать "защиту", сколько сд?лать удареніе на "борьб?". Резолюція бердичевскаго гарнизона призывала не "чуждаться исторических задач нашей родины" и стать "дружно на защиту свободной родной земли и ея историческаго права". Прочитавшій резолюцію с. р. Усов, поздн?е, при обсужденіи отношенія к Правительству, от себя мотивировал так: "Моя личная точка, зр?нія такова: я прежде всего отношусь к Врем. Правит, не только с точки зр?нія революціи и ея достиженій, но и с точки зр?нія обороны страны. "Отечество в опасности". Это не фраза, это крик, может быть, больной души и отчаянія. Я нахожусь близко к д?йствующей арміи, и пока я ?хал сюда, то вид?л дезертиров на крышах и подножках — это была общая картина... Половина дезертиров, направлявшихся в Петроград, это — т?, которые потеряли дисциплину... Нужно создать правительство, которое пользовалось бы дов?ріем вс?х классов населенія... Нужно правительство, которое будет авторитетно и обезпечит защиту страны, иначе через 2-3 м?сяца страна сметет достиженія революціи... Меня больше всего возмущает то, что зд?сь слишком мало говорится об оборон? страны и слишком много об узкопартійных интересах"...

Собраніем, подавляющим большинством голосов, была принята поправка Ромма и в резолюцію Церетелли были введены слова о "способности" арміи к "активным операціям"[398]. Компромиссная, в сущности, резолюція Сов?щанія была, конечно, далека от того пафоса, который нужен был арміи и который один только мог подвинуть ее на подвиг.

Какая-то струна лопнула в эти дни. Кто из настройщиков перетянул ее? Вовсе не надо принадлежать к числу "л?вых пошляков", для которых "Дарданеллы служили мишенью" (утвержденіе Ганфмана в юбилейном сборник? в честь Милюкова), для того, чтобы признать, что царьградскія мечтанія, как бы воскрешавшія не ко времени традиціи ушедшаго и возбуждавшія подозр?нія, сыграли значительную роль в этом д?л?. Дарданельская химера, д?йствительно, стала жупелом, который широко использовала демагогія[399]. Революціонное правительство, таким образом, не сум?ло воспользоваться т?м активам, который, казалось, давался ему в руки, и который кн. Львов, в письм? к Алекс?еву 11-го марта выразил словами: "подъем покроет недоимки, вызванныя пароксизмом революціи". Какая трагедія для арміи! Как раз в эти же дни французскій посол отм?тил в дневник? ухудшеніе положенія в смыcл? войны. Ею мало кто интересуется — все вниманіе сосредоточено на внутренних вопросах. Такое впечатл?ніе можно было вынести не только в салонах, которые пос?щал Палеолог. Не показательно ли, что в первом вскор? посл?довавшем публичном выступленіи лидера народных соціалистов Мякотина войн? в доклад? было отведено посл?днее м?сто. Страна жила не войной, а революціей. Взгляд современников обращался "внутрь", как это наблюдали члены Думы при пос?щеніи деревни, гд? война, но их впечатл?нію, отходила "на задній план".

Можно было бы согласиться с утвержденіем н?которых мемуаристов, что "сколько нибудь усп?шное веденіе войны было просто несовм?стимо с т?ми задачами, которыя революція поставила внутри страны, и с т?ми условіями, в которых эти задачи приходилось осущеcтвлять"[400] — согласиться только с одной оговоркой, что задачи ставила "cтихія", а условія во многом опред?ляли люди. От этих "условій" завиc?ла дальн?йшая судьба революціи. Втуне было требовать, чтобы солдаты не занимались "политиканством", как выражался 4 марта в приказ? главнокомандующій арміями Западнаго фронта Эверт, — требовать, чтобы они не тратили "зря" время и нервы на "безц?льное обсужденіе" того, "что происходит в тылу и во внутреннем управленіи Россіи". "Войска должны смотр?ть вперед — писал Эверт — в глаза врагу, а не оглядываться назад на то, что д?лается в тылу, внутри Россіи... О порядк? в тылу предстоит заботиться т?м, на кого эти заботы возложены дов?ріем народным, с в?рою в то, что они выполнят свой долг перед родиной так же честно, как и мы должны исполнить до конца свой". Теоретически возможно было отстаивать "единственно правильный принцип — невм?шательство арміи в политику", как это на первых порах сд?лал Алекс?ев (письмо Гучкову 7 марта), или как это д?лали "Русскія В?домости", ссылаясь на "азбучную истину" конституціонных государств (11 марта). Но такіе лозунги тогда были вн? жизни[401] и, сл?довательно, неосуществимы, ибо революція не была "дворцовым переворотом", которому наступает конец, раз ц?ль его достигнута. Был, конечно, совершенно прав выступавшій от фронтовой группы на Госуд. Сов?щаніи в Москв? Кучин, говорившій "так наивно представлять себ?, что армія, которая силою вещей, ходом вс?х событій приняла активную роль в развитіи этих событій, чтобы эта армія могла не жить политической жизнью". Военное командованіе в своих разсужденіях с профессіональной точки зр?нія было логично, но не совс?м посл?довательно было Правительство, которое в приказ? военнаго министра от 9 марта говорило арміи и флоту — бдите! "опасность не миновала, и враг еще может бороться... В переходные дни он возлагает надежду на вашу неподготовленность и слабость. Отв?тьте ему единеніем". Военному министру вторили воззванія Временнаго Комитета Гос. Думы — "Мы окружены страшной опасностью возстановленія стараго строя". Срок, когда надо перестать бояться "контр-революціи", каждый опред?лял слишком субъективно, равно как и то, в чем олицетворялась эта контр-революція в стран?.

Событія всколыхнули армію сверху до низа. В крестьянской в своем большинств? арміи земельный вопрос д?лается центром вниманія. Стр?лки в корпус? Селивачева "далеко не вс? сочувствуют введенным новшествам" — записывает автор дневника 13 марта: "больше всего хлопочут они — будет ли им прир?зана земля за счет пом?щиков, уд?лов и монастырей — вот их главн?йшее желаніе". Член Гос. Думы Демидов, пос?тившій фронт, передавал в "Письмах из арміи" ("Рус. В?д."), как аудиторія "замирала" при упоминаніи о земл?. Неужели можно было каким либо революціонным приказом заставить ее быть вн? "соціальной политики"? Может быть, Н. Н. Щепкин был нрав, когда утверждал на съ?зд? к.-д., что никакого (это слишком, конечно, сильно) сочувствія на фронт? не встр?чает попытка разр?шить сейчас соціальные вопросы. Сознаніе, что немедленное р?шеніе земельнаго вопроса может сорвать фронт, было и потому так естественно, что во многих солдатских письмах того времени, идущих с фронта, сдерживаются порывы односельчан к д?лежу земли. Но у стоящей в безд?йствіи в окопах арміи неудержимое всетаки стремленіе к тылу. Припомним: "вс? помыслы солдат обращены в тыл" — писал Рузскому 29 марта Драгомиров, командовавшій наибол?е близкой к центру 5-ой арміей.

"Коллектив" в жизни арміи становится органической потребностью революціоннаго времени и не только в силу естественнаго стремленія к взаимному политическому общенію. "Коллектив — как отм?тил И. П. Демидов в одном из своих ранних "писем" — является т?м горнилом, гд? сплачивалась различная психологія в одну". Только через этот коллектив могла притушиться роковая, ослабленная во время войны совм?стной оконной жизнью, рознь между офицером и солдатом — вс? стояли "перед лицом смерти"[402]. Демократизаціи арміи требовала не только революціонная психологія, но и вся конкретная обстановка того времени.

Многіе д?ятели эпохи находились под вліяніем все того же призрака XVIII в?ка — французской арміи эпохи революціи. Вопрос "жизни или смерти" арміи в их представленіи лежал в плоскости "двухэтажнаго" построенія новаго военнаго организма. Распад арміи могло удержать лишь "пересозданіе всей системы управленія и командованія арміи". Основная причина вс?х б?д коренилась в существованіи корпуса Генеральнаго Штаба. Долой генштабистов! — дорога строевому офицерству. Так характеризует "рецепт эсеровской партіи" в дни революціи большевицкій изсл?дователь состоянія арміи в этот період Рабинович, пользуясь спеціальным сборником, который был выпущен в сентябр? 17 г. и излагал военную программу партіи. Основная причина неудачи 17 г. лежит таким образом в том, что на командных постах остались 800 старших офицеров, пропитанных "кастовым духом". Вождь партіи поддержал эту позицію и в своей исторической работ?. "Армія может существовать только, как монолит" — разсуждает Чернов. "Старый режим создавал эту монолитность сверху, новому приходилось создавать ее снизу. Старый режим заставлял строевое офицерство и солдат равняться в умонастроеніи своем по командному составу; революція неизб?жно перем?нила роли: командный состав должен был равняться по армейской демократіи и очистить м?сто новому командному составу, ею выд?ленному". "См?лое и широкое черпаніе" из среды рядового офицерства "для продвиженія вверх, выбор из него подлинных вождей революціонной арміи. Таков был бы рецепт настоящей революціонной власти. С этим лозунгом когда то "переорганизовали королевскую армію вожди великой французской революціи. Но правительство из людей цензовой демократіи... не могло пойти этим путем". ''Его рецептура была компромисс"... Но tertium non datur — догматически провозглашает автор. "Все "третье" было лишь пустым топтаніем на одном м?ст?, тщетной попыткой примирить непримиримое. На такой попытк? и вышли в тираж люди новой власти". Чернов вспоминает, что французская революція разрубила гордіев узел очень просто — "святой гильотиной". Пережила кризис — "отсутствіе способных командовать" и "все же не погибла от него, но воскресла"; "равным образом впосл?дствіи не только не погибла, но и поб?дила... красная армія большевиков со своими новоиспеченными "краскомами" и со старыми военспецами, низведенными почти до роли экспертов при большевицких политкомах. Ибо и в арміях французской революціи и в красной арміи большевиков было преодол?но то, с ч?м существованіе арміи совершенно несовм?стимо: разлагающій ее дуализм и стихійная реакція на него в вид? революціоннаго самоуправства".

Мы привели эти большія выдержки не потому, что утопическія построенія, в них данныя, заслуживали бы особливаго вниманія. Гораздо существенн?й то, что он? изображают символ в?ры т?х, кто судьбою были вознесены в дни революціи на командные политическіе посты — от них завис?ло в значительной степени правильное разр?шеніе вопросов, выдвигаемых жизнью. На революціонную утопію в свое время отв?тил ген. Алекс?ев — "н?мцев не обманешь". Гинденбург не стал бы ждать того времени, когда неспособные "командовать" научатся военному д?лу. Отв?тил Алекс?ев и другое — ссылки на революціонныя войны XVIII стол?тія уже потому неуб?дительны, что несравнимы техническія средства и пріемы борьбы. Столь же неуб?дительны будут и эксперименты эпохи гражданской войны, от которых посп?шили отказаться творцы русскаго междоусобія, как только прочно захватали власть. Только отвлеченная мысль, витающая в области предвзятых схем, могла строить проект реорганизаціи арміи в дни міровой войны по "рецепту эсеровской партіи"[403]. Надо сказать, что в солдатских "мозгах", в той некультурной с?рой масс?, которая волновалась, повидимому, не возникала такая мысль. Вот бытовая сцена, зарегистрированная дневником ген. Селивачева. 15 марта в 14-м Финл. стр?лковом полку произошли волненія из-за нежеланія двух рот итти на работы. Начальник дивизіи р?шил сам переговорить с упорствующими. В дневник он записал: ..."поздоровался с ними, поздравил с принятіем присяги и... предложил разсказать мн?, как они понимают присягу. Вышел унт. оф., который весьма разумно доложил, что раньше они не знали, за что дерутся, так как дрались за н?мцев и предателей родины, теперь же им ясно, что они дерутся за счастье свободной Россіи, и что долг каждаго — добиться поб?ды. Я обратился к ротам и спросил, согласны ли они с объясненіем унт. оф., вс? отв?тили, что согласны. Тогда я сам разъяснил им, что такое долг, повел?вающій им драться при вс?х условіях, и они об?щали мн? работать безропотно. Зат?м я спросил их, слыхали ли они, что н?которые мутят слухами о выбор? себ? нач-ков. Так вот, чтобы объяснить им, в чем д?ло, я предлагаю вм?сто себя выбрать нач-ка дивизіи, на что даю им 1/4 часа. Сам отъ?хал в сторону переговорить с офицерами. Стали что-то говорить между собою. Через 15 минут, спросив, готово ли, подъ?хал к ним и спросил, кого-же они выбрали себ? нач-ком. Вс? в один голос отв?тили: "Вас, только вас". Я отв?тил: "Спасибо вам, но за что же вы меня выбрали — в?дь я и ругал нер?дко кр?пко и строг был". Тогда они отв?тили, что я всегда с ними, что они могут говорить со мной, что я все знаю, и что скажу, то так и надо д?лать, что они в?рят мн?. Тогда я разобрал им по очереди вс? эти свои достоинства и доказал, что для этого надо учиться, много работать и жить с ними, а посему им и трудно будет выбрать себ? нач-ка... Люди успокоились, я поблагодарил за работу и любовь ко мн? и у?хал"... Единственный прим?р, как ни характерен и ни красочен он был для революціонной обстановки по своей наивной простот?, ничего не говорит, но всетаки он пріоткрывает краешек занав?си, отд?ляющей изсл?дователя от быта и психологіи современников. Впрочем, не трудно было бы привести и другія аналогичныя иллюстраціи, почерпнутая нз мемуарной литературы.

В условіях времени не риторическое tertium non datur, а "компромисс" был единственным путем разр?шенія бол?зненных вопросов, связанных с реорганизаціей арміи. Но компромисс, договоренный с высшим командованіем, компромисс планом?рный, а не в вид? какой то вн?шней уступки бунтующей стихіи. Отсутствіе договоренности и продуманности, как всегда, было величайшим злом. Первый военный министр революціоннаго правительства сознавал необходимость произвести изв?стныя перем?ны в высшем командованіи — не в том катастрофическом масштаб? и не по тому, конечно, идеологическому рецепту, о которых говорили соціалистическіе экспериментаторы. Неоперившійся еще Гучков пытается уб?дить уже 6-III Алекс?ева в необходимости такого м?ропріятія. Указав Алекc?еву, что он единственный кандидат на пост верховнаго главнокомандующаго, Гучков продолжал по юзу: "Вы пользуетесь дов?ріем Правительства и популярностью в арміи и народ?. И то и другое вы можете в один миг удесятерить, приняв ряд р?шеній. которыя будут встр?чены с полным одобреніем и горячим сочувствіем страны и арміи... Но эти р?шенія должны быть приняты безотлагательно ". К таким р?шеніям и относилась "м?ра устраненія зав?домо неспособных генералов". Лучше сд?лать это "добровольно, ч?м под принужденіем". На возраженіе Алекс?ева, что он, как нач. Штаба, таких м?р принимать не может, ибо ему этого не предоставлено по закону, и что подобныя м?ры встр?тятся с недостатком подходящих людей, а "зам?нить одного слабаго таким же слабым — пользы мало". Гучков пояснил, что Правительству надо только знать "внутреннее р?шеніе" генерала, и что он, Гучков, не согласен относительно "затруднительности найти даровитых генералов для зам?ны ряда бездарностей". "Такія новыя назначенія, — повторял министр, — произведенныя с одною маха , вызовут величайшій энтузіазм, как в арміи, так и в стран?, и завоюют вам и новому правительству громадное дов?ріе". Несочувствіе Алекс?ева массовой генеральной чистк? командованія "с одного маха" и служило, очевидно, одной из причин колебаній, которыя были у Правительства при назначеніи его верховным главнокомандующим[404]. Алекс?ев был назначен только 2 апр?ля.

Военный министр начал чистку за свой страх и риск. Вопрос этот сразу возник на первом зас?даніи Особой Комиссіи под предс?дательством ген. Поливанова, созданной военным министром для преобразованія армейскаго и флотскаго быта. И поднят он был, по словам Половцова, Энгедьгардтом, заявившим, что "никакая реформа невозможна, пока не будут см?нены н?которые начальники". Очевидно, под вліяніем этих р?чей, Гучков и посп?шил поставить перед Алекс?евым дилемму о массовом увольненіи генералов. Быть может, и р?чи были инспирированы самим военным министром, ибо презумпція этой операціи, получившей в военной сред? траги-шутливое наименованіе "избіеніе младенцев", установлена была в общественной думской сред? еще до революціи — в дни военных неудач в начал? войны. В р?чи на съ?зд? делегатов фронта, наканун? своего ухода из Правительства, Гучков вспоминал, что он "еще задолго до войны" указывал на неизб?жную неудачу, если не будет изм?нен командный состав, подобранный по принципу "протекціонизма и угодничества". "Когда произошла катастрофа на Карпатах, я снова сд?лал попытку уб?дить власть... но вм?сто этого меня взяли под подозр?ніе". На августовском сов?щаніи (15 г.) прогрессивнаго блока, гд? изыскивались "способы поб?ды", представитель правой части блока член Гос. Сов. Гурко говорил о необходимости "колоссальной перетряски" в командном состав? — "нужно влить новые принципы" (запись Милюкова). О чистк? офицерскаго состава говорил и Шингарев в Гос. Дум? —надо дать "и лучших учителей, и лучших командиров, и лучших вождей". Наконец, записка предс?дателя Гос. Думы 16 г. представляла собой сплошное обвиненіе высшаго командованія... Таким образом "революціонная" чистка им?ла свои далекіе корни — революціонные круги, даже в крайнем теченіи, ограничивали тогда свои требованія устраненіем "безнадежно неисправимых" и "злостных реакціонеров" ("Правда").

Гучков пошел по проторенному пути 1905 г. Как утверждает Деникин, дежурному генералу при Ставк? Кондзеровскому военным министром поручено было составить список старших начальников с краткой аттестаціонной отм?ткой по им?вшимся матеріалам. Так создался тот проскрипціонный список, который в Петербург? среди военных получил хлесткое названіе — "мерзавки". Половцов, принадлежавшій к числу "младотурок"[405], близко стоявших к военному министру, описал "систему мерзавки": выписаны были фамиліи корпусных командиров и начальников дивизій с шестью графами; первыя пять заполнялись оц?нками, которыя давались различными гучковскими собес?дниками, пользовавшимися дов?ріем, а в посл?дней граф? д?лался общій вывод по большинству голосов: "достоен выдвиженія", "может остаться", "подлежит изгнанію". Деникин разсказывает, что, когда он пос?тил военнаго министра 23 марта, тот предложил сд?лать соотв?тствующія отм?тки против фамилій изв?стных ему генералов. "А поздн?е — добавляет мемуарист — посл? объ?зда Гучковым фронта, я вид?л эти списки, превратившимися в широкія простыни с 10-12 графами". При такой систем? оц?нки генеральской благонадежности — и политической и военной, терялся, конечно, какой-либо объективный критерій. Хорошо, когда "политическія обвиненія" совпадали с отрицательными "боевыми качествами". Но могло быть и другое.

Совершенно очевидно, что Алекс?ев никакого активнаго участія в этой чистк? не принимал, хотя офиціальное Телегр. Аг. сообщало 21 марта, что вр. исп. долж. верх. главнок. даны широкія полномочія "для омоложенія и осв?женія высшаго командованія в арміи". Поздн?е в іюн? в письм? к ген. Скугаревскому сам Алекс?ев так оц?нивал пресловутую "мерзавку": "рука великаго "реформатора" арміи Гучкова вымела из наших рядов в наибол?е острую и критическую минуту около 120 генералов (Деникин и Врангель эту цифру доводят до 150) на основаніи бол?е, ч?м сомнительных, аттестацій анонимных "талантливых полковников и подполковников". "Реформатор" мечтал осв?жить командный состав и вызвать "небывалый подъем духа в арміи". Посл?дняго не случилось, к несчастью, а вреда сд?лано не мало". В изв?стном письм? к Родзянко 25 іюля, перечисляя необходимый м?ры для возстановленія дисциплины. Алекс?ев добавлял: "не м?нять, как капризная и богатая женщина бросает перчатки, начальников, гоните слабых, не оказавшихся на высот? своего назначенія в бою, но не гоните по тайным, мутным аттестаціям, как сд?лал это Гучков. Он подломил состав начальников, мечтая вызвать в арміи взрыв энтузіазма массовым изгнаніем".

В конц? концов, достигла ли эта чистка своей ц?ли? Поздн?йшій отзыв Алекс?ева, находившагося в то время в довольно р?зкой оппозиціи к Правительству, может быть заподозр?н в своем безпристрастіи. В общем, по мн?нію Половцова, картина по проскрипціонному списку получилась "довольно правильная". Но кто сможет это подтвердить без предварительнаго разбора каждаго отд?льнаго случая? Вот прим?р. Оговариваюсь, что у меня н?т данных для сужденія о военных дарованіях ген. Литвинова, командовавшаго 1-ой арміей. Вн?шнія обстоятельства, как будто говорили за него. Армія его спокойно встр?тила переворот, что часто во многом завис?ло от командующаго. Поверхностный мемуарист Половцов объяснил — это потому, что армія Литвинова в "таких болотах, что до них революція не дошла, а вот у "б?днаго Драгомирова" в Двинск? "плохо". Картина представляется иной, если обратиться к коллективному заявленію офицеров 1-ой арміи в петроградскій Сов?т (опубликовано было в газетах 25 марта), в котором, между прочим, говорилось: "Мы присягнули Врем. Правительству... Братья — рабочіе и солдаты — петроградскаго Сов?та... Просим, не м?шайте нам исполнять свой долг и помогайте нам снарядами... Не создавайте двоевластія"... Очевидно, в Пинскія болота революція докатилась и была, как будто бы, правильно воспринята. А вот ген. Литвинов при свиданіи с военным министром в Псков? 11-го "брюзжал, фрондировал и производил крайне невыгодное впечатл?ніе" по характеристики Болдырева. Литвинов предложил Болдыреву пост нач. штаба арміи. Болдырев воздержался от "окончательнаго отв?та, предчувствуя отчисленіе самого Литвинова". Он не ошибся — оно было опубликовано в газетах уже 14-го.

Сам Гучков и указанной р?чи 29 апр?ля оц?нил итоги "чистки" весьма положительно: ..."Я сознавал, — говорил он, — что в данном случа? милосердія быть не может, и я был безжалостен по отношенію к т?м, которых я считал не подходящими. Конечно, я мог ошибаться. Ошибок, может быть, были даже десятки, но я сов?товался с людьми знающими и принимал р?шенія лишь тогда, когда чувствовал, что они совпадают с общим настроеніем". Гучков был ув?рен, что провозглашеніе лозунга: "дорога талантам", не считаясь с іерархіей, "вселило в души вс?х радостное чувство, заставило людей работать с порывом вдохновенія"... Деникин признает, что Гучков был прав в том отношеніи, что армія страдала и "протекціонизмом и угодничеством", и что "командный состав не всегда был на высот? своего положенія", отм?чает и Врангель, что среди уволенных было "много людей недостойных и малоспособных", "сплошь и рядом державшихся лишь от того, что им?ли гд?-то руку". Однако, в данном случа? легко впасть в гиперболу, что и случилось, напр., с Черновым, как историком революціи. Он ув?ряет уже, что "н?т ни одного серьезнаго военнаго писателя, который не рисовал бы состояніе русскаго команднаго состава, иначе, как в вид? каких-то авгіевых конюшен, для очистки которых нужны были не гучковскія, а геркулесовскія силы". С предосторожностью автор не назвал военных писателей, из трудов которых он позаимствовал свои слишком категорическіе выводы. В другом м?ст? он ссылается на в. кн. Ник. Мих., на Верховскаго и Головина. Надо признать, что отм?тки вел. князя-историка в дневник? вообще поразительно скоропалительны и тенденціозны. Верховскій в "Россія на Голгоф?" слишком приспособляется к своей революціонной позиціи, а Головин чрезм?рно субъективен в личных характеристиках. Работа Чернова выпущена в 31-м году; через н?сколько л?т у того же Головина он мог бы найти н?сколько другую оц?нку: "Три года тяжелой войны способствовали подбору в русской арміи к 1917 г. вполн? удовлетворительнаго команднаго состава". (В?роятно, командный состав русской арміи был приблизительно такой, как везд? во всем мір?, не исключая и стран с демократическим политическим строем).[406].

Необходимость перем?ны в командованіи ощущалась очень остро с перваго дня революціи. На необходимость эту указывали в своих отчетах, как мы вид?ли, вс? посланцы думскаго Комитета на фронт. То была, д?йствительно, очередная задача. "Чистка являлась необходимой и по мотивам принципіальным и по практическим соображеніям" — признает Деникин. Но д?ло было в методах, прим?ненных военным министром (отчасти, в?роятно, в силу личных свойств: Гучков склонен был к закулисным пріемам д?йствія) и в том масштаб?, в каком осуществлялась "чистка". С чувством какой-то гордости или непонятнаго самодовольства Гучков подчеркнул в апр?льской р?чи, что "в теченіе короткаго времени в командном состав? арміи было произведено столько перем?н, каких не было, кажется, никогда ни в одной арміи"[407]. Чистка "с одного маха" могла им?ть политическое показательное значеніе лишь по тому психологическому впечатл?нію, которое она произведет на массу. В ц?лях стратегических демонстрацій сама по себ? она была, конечно, не нужна — зд?сь проще без осложненій могла бы достигнуть большаго непосредственно Ставка соотв?тствующими перем?нами в командном состав?. В им?ющихся публикаціях н?т достаточнаго конкретнаго матеріала для опред?ленія того, как реагировало строевое офицерство на гучковскую "мерзавку", открывавшую путь "талантам", минуя іерархическую л?стницу. Для рядовой солдатской массы, в?роятно, важн?е всего были взаимоотношенія с непосредственным начальством, и поэтому большого значенія не могли им?ть т? отд?льныя письменныя и устныя заявленія, которыя доходили до военнаго министра и Исп. Комитета и требовали устраненія представителей высшаго командованія[408]. Таким образом условія , при которых было осуществлено революціонное заданіе , в конечном результат? могли им?ть только отрицательное вліяніе[409]. Они нарушили атмосферу единенія между Правительством и верховным военным командованіем, столь необходимаго в эпоху реформированія "армейскаго и флотскаго быта".

Н?т, кажется, мемуариста из числа видных военных, который не помянул бы дурным словом "недоброй памяти" (слова Алекс?ева на Гос. Сов.) Поливанонскую Комиссію и ея д?ятельность. Она сод?йствовала разложенію арміи своим потворством демагогіи людей, которые или не понимали "психологію арміи" или сознательно стремились к ея уничтоженію. Она шла на поводу сов?тских демагогов. Она "холопски" ухаживала за солдатами, по выраженію дневника Куропаткина. Однако, в оц?нку ею разработанных м?ропріятій по "демократизаціи арміи", осуществленіе которых началось в министерство Гучкова, привносится слишком много из поздн?йших переживаній и многое из того, что было, р?шительно забывается. Касаясь мартовскаго періода революціи, приходится внести много поправок к утвержденіям мемуаристов и историков — о "пресловутой комиссіи" Поливанова и о "нел?пых реформах" Гучкова (Керенскій в "Д?л? Корнилова"). Надо прежде всего отказаться от тенденціи, к которой излишне склонен Деникин, вс?х сторонников демократизаціи арміи относить к числу демагогов и оппортунистов[410]. Возражая на посмертныя воспоминанія Гучкова, Деникин особенно определенно высказался: в арміи были "люди долга и присп?шники революціи" — сам Гучков дал повод для такого высказыванія, характеризуя генералов, пытавшихся итти с правительством, "революціонными карьеристами".

Психологія отношенія к революціонным событіям бол?е сложна, ч?м это хотят изобразить пуристы мысли. Она не может быть разложена в отношеніи военных по элементарному масштабу монархических симпатій Шульгина: на "лучших"', которые гибнут, и "худших", которые приспособляются. Можно преклониться перед людьми, гибнущими за свои идеи, хотя бы и чуждыя эпох?; можно с уваженіем отнестись к ц?льности натуры гр. Келлера, не пріявшаго революціи и ушедшаго в отставку; можно проникнуться величайшей симпатіей к прямолинейности людей, не способных итти на компромиссы — к таким, несомн?нно, принадлежал один из наибол?е грозных, ярких и посл?довательных обличителей "демагогов" и "оппортунистов" ген. Деникин. Но сочувственная персональная оц?нка далеко не равнозначуща признанію объективнаго факта ц?лесообразности поведенія т?х, которые во имя "долга" безнадежно оставались на старом берегу. Ген. Деникин лично к числу таковых, конечно, не относится. "Да, революціи отм?нить нельзя было" — пишет он в своих "Очерках". "Я скажу бол?е: то многочисленное русское офицерство, с которым я был единомышлен, и не хот?ло отм?ны революціи. Оно желало, просто требовало одного: прекратить, революціовизированіе арміи сверху. Другого сов?та никто из нас дать не мог".

Зд?сь н?которая невольная игра словами, ибо "революція" неизб?жно требовала и "революціонизированія арміи" — именно "сверху". Без этого темный, некультурный народ стал бы, несомн?нно, добычей демагогіи, но демагогіи уже правой. Тот, кто хот?л изб?жать кровавой реставраціи, тот, кто считал происшедшій переворот исторической необходимостью, должен был "революціонизировать" народ. И каждый приказ высшаго начальства, говорившій в т? дни о свобод?, о задачах и ц?лях новаго политическаго строя, фактически революціонизировал армію. Ген. Деникин, как и вся либеральная (или в?рн?е консервативно—либеральная) общественность, под революціей понимал лишь политическій переворот. В д?йствительности, как не раз уже подчеркивалось выше, происходило н?что бол?е глубокое, захватившее вс? стороны соціальнаго и культурнаго быта народа. С этим нельзя было не считаться, и это должно было опред?лять линію поведенія всякаго сознательнаго русскаго гражданина, способнаго свои соціальныя или иныя привилегіи принести в жертву интересам Россіи и народа. Чувство отв?тственности — ея, к сожал?нію, было, д?йствительно, слишком мало — должно было заставить и революціонную идеологію в точном смысл? слова приспособляться к реальным національным и государственным интересам. Им?ются пред?лы осуществимаго для каждаго отр?зка времени. Они опред?ляются потребностями и сознаніем народа. Когда искусственное "революціонизированіе сверху" не считается с этим сознаніем, оно становится своего рода общественным преступленіем.

Приведенныя сентенціи, быть может, н?сколько элементарны: он? им?ет ц?лью вновь и вновь отм?тить, что в реальной жизни всегда метод стоит на первом план?. Все д?ло в том, как люди инакомыслившіе приспособлялись к революціи. Люди всегда останутся людьми, со вс?ми своими достоинствами и недостатками — во вс?х профессіях, сословіях и классах: офицерскіе кадры не представляли вовсе собой какую-то "обособленную соціально-психическую группу". Ген. Рузскій, как мы вид?ли, явился на парад в Псков? 5 марта с императорскими вензелями на погонах, и один выд?лялся среди всей толпы — его сопровождали оваціей; полк. Цабель из императорской свиты по собственной иниціатив? спорол вензеля и оказался одиноким даже среди своих собственных солдат на аналогичном парад? в Ставк?. "Общей трусостью, малодушіем и рабол?піем перед новыми властелинами многіе перестарались", — утверждает Врангель, разсказывающій, припомним, как он в Петербург? "постоянно ходил по городу п?шком в генеральской форм? с вензелями Насл?дника Цесаревича на погонах... и за все время не им?л ни одного столкновенія". Возможно, что и "перестарались". Но не всегда это только "малодушіе" и даже не инстинкт, заставлявшій индивидуума сливаться с массовым настроеніем и, быть может, нац?плять "красный бант". Среди возбужденной толпы эмоціи приходилось подчинять доводам разума для того, чтобы изб?жать эксцессов — всегда вредных, всегда опасных. Врангель разсказывает, как он 17 марта в день полкового праздника Амурскаго казачьяго полка, когда на парад? вм?сто привычных боевых сотенных значков увид?л красные флаги и был встр?чеи марсельезой вм?сто полкового марша, демонстративно реагировал на "маскарад", заявив, что не желает сид?ть под "красной юбкой"[411] и пить традиціонную чарку во славу Амурскаго войска. "Недовольство" в полку не привело в данном случа? к осложненіям — это всетаки было среди казаков, бол?е консервативно настроенных. Сколько раз игнорированіе со стороны команднаго состава на фронт? "красной тряпки", так или иначе сд?лавшейся символом революціи, приводило к серьезным столкновеніям и ставило перед начальством опасныя испытанія сохраненія дисциплины в частях. Может быть, ген. Шольц, упоминавшійся в записи Селивачева, вынужден был н?сколько демонстративно устраивать манифестаціи сочувствія перевороту для того, чтобы доказать, что он "не н?мец". "С этим обстоятельством (т. е. с подозрительным отношеніем к внутреннему "н?мцу") приходилось сильно считаться в виду настроенія солдат" — должен признать строгій Деникин, разсказывая, как Алекс?ев и он вынуждены были отказаться от полученнаго заданія, так как у единственнаго подходящаго кандидата для выполненія отв?тственнаго порученія фамилія была н?мецкая. Приспособленіе очень часто являлось т?м "тяжелым долгом", т?м "крестом, который каждый должен (был) взять на себя и нести его безропотно". Генерал, внесшій только что приведенныя слова в дневник от 13 марта (большой противник "демократизаціи" арміи, скорб?вшій о том, что "хам"[412] идет в армію), с горестью должен был через 5 м?сяцев записать: "до чего исподлились, до чего исхамились мы, старшіе. начальники, при новом революціонном режим?". Компромисса с сов?стью властно требовала жизнь — в этом было и оправданіе его.

С такими оговорками и подойдем к краткому обзору т?х м?ропріятій по реформ? военнаго быта, которыя были осуществлены в март?. Окончательный итог д?ятельности того "рокового учрежденія", печать котораго, по мн?нію Деникина, — лежит р?шительно на вс?х м?ропріятіях, погубивших армію[413], т. е. Особой Комиссіи под предс?дательством Поливанова, может быть подведен только при разсмотр?ніи вс?х посл?дующих явленій в жизни арміи, связанных с общим ходом революціи.

5 марта был опубликован приказ (№ 114) по военному в?домству, включавшій в себя четыре пункта:

1) Отм?нялось наименованіе "нижній чин" и зам?нялось названіем '"солдат";

2) Отм?нялось титулованіе и зам?нялось формой обращенія: г-н генерал и т. д.;

3) Предписывалось вс?м солдатам, как на служб?, так и вн? ея, говорить "вы";

4) Отм?нялись вс? ограниченія, установленныя для воинских чинов и воспрещавшія куреніе на улицах и в общественных м?стах, пос?щеніе клубов и собраній, ?зду внутри трамваев, участіе в различных союзах и обществах, образуемых с политическими ц?лями.

Содержаніе приказа военнаго министра было выработано в первом же зас?даніи Поливановской комиссіи, офиціально сконструировавшейся лишь на другой день (Половцов утверждает, что и самый текст, написанный Пальчинским, был принят Комиссіей). Комиссія "демагогов" состояла не только из "младотурок" ("талантливых полковников и подполковников" — Якубовича, Туманова, Туган-Барановскаго и близких им Белабина, Лебедева, Андогскаго и др.), но и заслуженных генералов — Поливанова, Мышлаевскаго, ак. Стеценко, Аверьянова, Архангельскаго, Михневича (посл?дній присутствовал, во всяком случа?, в зас?даніи 4-го), бол?е молодых генералов — Аносова, Каменскаго, Потапова, Рубец-Масальскаго, членов военной комиссіи Врем. Комитета Савича и Энгельгардта, инж. Пальчинскаго, кап. I ранга Капниста (из "кружка" Рейнгартена). В Комиссіи был поднят, но не разр?шен еще вопрос об отданіи чести и взаимном прив?тствіи чинов арміи.

Приказ № 114, в д?йствительности довольно "скромный" по своему внутреннему содержанію, через Ставку был для отзыва сообщен командующим арміями. Это было сд?лано по иниціатив? самой Ставки, при чем предлагалось командующим запросить мн?ніе начальников отд?льных частей (вплоть до командиров полков) и направить отв?ты непосредственно в министерство, "дабы военный министр, а с ним и Правительство услышали голос всего офицерскаго состава арміи". Шляпников, им?вшій возможность пользоваться недоступным нам архивным матеріалом, приводит н?которые из этих отзывов. Главком С?вернаго фронта высказался сам очень опред?ленно: приказ "возраженій не вызывает. Считаю невозможным теперь внесеніе в него каких-либо изм?неній в сторону отнятія или ограниченія уже предоставленных прав, так как это может вызвать нежелательный посл?дствія и потерю налаживающагося дов?рія. По вопросу об отданіи чести присоединяюсь ко второму р?шенію Комиссіи ген. Поливанова, т. е. полагаю желательным сохранить взаимное, прив?тствіе вн? службы между вс?ми военнослужащими в военной форм?". Брусилов полагал, что в вопрос? об отданіи чести возможно отм?нить "становку во фронт", но безусловно необходимо сохранить прикладываніе руки к козырьку, как общій порядок отданія чести во вс?х случаях, как взаимное прив?тствіе военнослужащих. Признавал главком Юго-Зап. фронта "безусловно вредным" участіе нижних чинов в союзах "с политическою ц?лью" — "вм?шательство арміи в политику, помимо разлагающаго вліянія на необходимую ей дисциплину... всегда будет одной из угроз твердости государственной власти". Командиры отд?льных частей в общем отв?тили, как и главнокомандующіе. Любопытно, что сводка мн?ній команднаго состава Особой арміи (т. е. гвардейской преимущественно), переданная военному министру 21-го, признавала желательной отм?ну вс?х бытовых ограниченій, производимую приказом № 114. Возраженіе касалось лишь политической жизни арміи, при чем командный состав двух корпусов высказался положительно и в этом отношеніи, при условіи недопустимости собраній на фронт? в пред?лах расположенія частей. Однако вс? д?лали одно изъятіе: "исключительность переживаемаго момента требует, в вид? изъятія из правил участія арміи в выборах в Учр. Собраніе и в опред?леніи через своих представителей образа правленія, но на этом и должна закончиться политическая жизнь арміи". Довольно характерен по своей мотивировк? отзыв ген. Крейнс, начальника сводной пограничной п?хотной дивизіи, находившаго, что отм?на ограниченій связанных с политической жизнью арміи, "невыгодна даже для демократической республики". "При полной демократической республик?, — писал Крейнс, — нельзя запрещать даже реакціонных политических кружков, желающих возвращенія самодержавія, иначе полной свободы не будет, а изм?нится форма, а не суть. Нельзя тогда запрещать и пропаганду пацифистов, ...а их у нас немало. Если же запретить крайнія теченія, т. е. пропаганду пацифистов, автократическаго правленія и анархизма, то для наблюденія за выполненіем сего, необходимо опять, хотя бы в иной форм?, ввести Охранное Отд?леніе жандармеріи, столь ненавистной вс?м — тогда опять будет изм?неніе формы, а не сущности в нашем стро?. Если полная политическая свобода, то ею пользоваться должны вс? граждане страны, а армія, гд? граждане находятся временно, должна быть вн? политики, она обязана принять ту форму правленія и поддерживать ее в крайности силою оружія, которую установил народ, будь то конституціонно-монархическое правленіе или республиканско-демократическое — безразлично". "Неужели вс? забыли или не знают психологію массы, — как легко ее повести в какую угодно сторону под впечатл?ніем минуты, конечно, талантливому вождю, военному или народному — безразлично. Солдаты сознают и хорошо сознают, к чему направлены вс? эти льготы. Они знают, что этим хотят привлечь их великую силу для борьбы с опасностью реакціи, к которой они не пожелают вернуться без этого"...

Сама Ставка, не дожидаясь отв?тов из арміи, немедленно же реагировала на приказ военнаго министра. 7-го была послана офиціальная телеграмма за подписью Лукомскаго, от имени нач. Штаба верховнаго главнокомандующаго. Ставка присоединялась относительно отданія чести к установленію взаимнаго прив?тствія при условіи, что первым прив?тствовать должен обязательно младшій[414]. В Ставк? также считали "совершенно недопустимым" участіе солдат в политической жизни. "В настоящее время, — говорила телеграмма Ставки, — армія признала государственный переворот за совершившійся факт, признала новое правительство, и надо, чтобы она оставалась спокойной, пока не будет налажено новое государственное строеніе, и ея мысли (курсив мой) не были заняты политическими вопросами. Мы, вс? начальники, с своей стороны приложим вс? силы к тому, чтобы армія свято выполнила свой долг перед родиной в борьб? с врагом, но необходимо не забывать, что в противном случа?, голос арміи может быть грозен, и в какую сторону выльется движеніе в арміи — предвид?ть трудно. Во всяком случа?, втягиваніе арміи в политику приведет к тому, что будет невозможно продолжать войну"...

Разд?лял ли лично Алекс?ев такой нежизненный в обстоятельствах момента военный ригоризм в отношеніи "политики", который проявился в офиціальной телеграмм? Ставки от имени нач. Штаба? В дневник? полк. Пронина говорится, что Алекс?ев "непосредственно" послал военному министру тот отзыв, который в д?йствительности являлся офиціальным отв?том Ставки — поэтому и отправлен был за подписью Лукомскаго. И хотя телеграмма говорила подчас уже изв?стными нам словами Алекс?ева (была ссылка, напр., на французскую революцію и пр.), т?м не мен?е приходится заключить, что личное мн?ніе Алекс?ева ц?ликом не совпадало с офиціально выраженным ригоризмом. По крайней м?р? через четыре дня в разговор? с предс?дателем Сов?та Министров Алекс?ев говорил: "В боевых линіях, в громадном большинств? частей совершенно спокойно, настроеніе, хорошее... Далеко не в таком положеніи находятся войсковыя части и запасные полки войскового тыла: б?дность в офицерском состав?, энергичная агитація д?лают свое д?ло... Веду переговоры с главнокомандующими об организаціи особых комитетов с участіем в их состав? наибол?е надежных и ум?ренных представителей Сов?та Р. Д., работников Земгора и офицеров. Желательно, чтобы эти комитеты объ?хали войсковыя части, установили связь между войсками и Сов?том Депутатов и были готовы, при возникновеніи гд?-либо броженія командировать своих членов для разъясненія и бес?д с солдатами. Лично у меня такая организація сложилась.... Как только получу вс? отв?ты, пойду к вам с представленіем в надежд?, что вы поддержите эту мысль. Равным образом я просил бы назначить комиссара Врем. Правительства для пребыванія в Ставк? и для установленія нравственной и д?ловой связи между Штабом и Правительством". Интересно отм?тить, как этот призыв Алекс?ева к главнокомандующим фронтов преломился в воспоминаніи современника, сд?лавшагося вскор? ближайшим помощником Алекс?ева. "В половин? марта — пишет, Деникин — я был вызван на сов?щаніе к командующему 4-й арміей, ген. Рагоз?... Нам прочли длинную телеграмму ген. Алекс?ева, полную безпросв?тнаго пессимизма о начинающейся дезорганизаціи правительственнаго аппарата и развал? арміи; демагогическая деятельность Сов?та Р. и С. Д., тягот?вшая над волей и сов?стью Врем. Правит., полное безсиліе посл?дняго; вм?шательство обоих органов в управленіе, арміей. В качеств? противод?йствующаго средства против развала арміи, нам?чалась... посылка государственно-мыслящих делегатов из состава Думы и Сов?та Р. и С. Д. на фронт для уб?жденія... На вс?х телеграмма произвела одинаковое впечатл?ніе: Ставка выпустила из своих рук управленіе арміей".

Как в д?йствительности представляли себ? д?ло подлинные противники "политики" в арміи, видно из рапорта старших офицеров 52-й п?х. дивизіи, поданнаго 9 марта за подписью 17 начальников командующему 8-ой арміей, т. е. ген. Каледину. Для них революціи вообще н?т, есть только высочайшій манифест 3-го марта, по которому верховная власть передана Временному Правительству. Их рапорт — протест против единоличных д?йствій военнаго министра из штатских, которому чужды потребности моральных свойств арміи и который под давленіем Сов?та реформирует армію в "дух? соц.-дем. партіи", ц?ль которой уничтожить армію и, сл?довательно, возможность самостоятельнаго существованія русскаго народа. Приказ Гучкова — это "раскр?пощеніе нижних чинов", что должно породить "чувство озлобленія и ненависти" к офицерскому составу. Рапорт полагал "безотлагательными", между прочим, сл?дующія м?ропріятія: внутренній уклад арміи оставить неприкосновенным, не допуская в ней политики, агитаціи политических партій... (перед лицом смерти в окопах и в пол? бок о бок друг с другом офицеры и солдаты давно друзья и братья, и не понимающія этого лица, стоящія во глав? управленія, но далекія от д?йствительной жизни арміи, вносят своими приказами и воззваніями нежелательную и пагубную рознь в военную семью); подтвердить от лица Правительства смертную казнь по возвращеніи посл? заключенія мира вс?м т?м, кто отдается; добровольно в пл?н; дезертиров карать за первый поб?г физическим наказаніем, за второй — смертной казнью; усиленіе наказаній для нарушителей дисциплины... Самое удивительное то, что рапорт требовал "возстановленія порядка в стран? без всякаго кровопролитія".

Рапорт, очевидно, был переслан в Ставку, и его составителям был преподан политическій урок в вид? письма ген. кварт. Лукомскаго 20 марта на имя ген. Каледина. "Вполн? присоединяясь к принципіальной точк? зр?нія и мн?нію, выраженному старшими офицерами 32-ой п?х. дивизіи", — начиналось письмо, — "должен сообщить, что, повидимому, они не совс?м правильно рисуют себ? обстановку, при каких условіях возникло и принуждено в настоящее время работать Врем. Правительство". Зат?м Лукомскій, дав краткое и ясное изложеніе политических причин, приведших к перевороту, и условій, при которых возникло правительство, продолжал: "И в настоящее время встать в явную оппозицію и принять какія-либо р?пштельныя м?ры против Сов?та Р. и С. Д. было бы крайним абсурдом со стороны Врем. Прав, и посл?днему необходимо согласовать свои распоряжен і я с требованіями момента . Безспорно, что м?ропріятія Врем. Прав., касающіяся взаимоотношеній между офицерами и солдатами, так р?зко нарушающія в?ковой уклад внутренней жизни арміи, не могут безбол?зненно не отразиться на посл?дней. Задача переживаемаго момента настоятельно требует, чтобы этот бол?зненный процесс арміи прошел постепенно, без сильных потрясеній и в соотв?тствіи с новым государственным строем. Чрезвычайно полезно в д?л? правильнаго пониманія и объясненія событій текущаго момента государственной жизни организовать особые комитеты из выборных офицеров и солдат, в коих офицеры, входя в нужный контакт с солдатской массой в лиц? ея дов?ренных представителей, не ст?сняемых в эти моменты совм?стнаго обсужденія дисциплиною, могли бы нравственно на них возд?йствовать и в полной м?р? проявить силу своего моральнаго, умственнаго и чисто военнаго авторитета. Выдвигать же, в настоящій переходный момент, в виду предстоящих операцій и неспокойнаго положенія тыла, какіе либо лозунги, идущіе вразр?з с политикой Врем. Прав., было бы актом политического безумія, свид?тельствующаго лишь о том, что обстановка, нын? создавшаяся в стран?, не ясна. Всякія р?зкія м?ры и требованія в настоящее время могут погубить все и создать лишь кошмарное кровавое междоусобіе и, как сл?дствіе, подчиненіе Германіи.... Когда угар пройдет, то, естественно, можно будет принять ряд м?р для укр?пленія в арміи дисциплины, но пока надо напрягать вс? силы к тому, чтобы армія перенесла тяжелую бол?знь и окончательно не развалилась. Временное Правительство и, в частности, военный министр, отлично понимают положеніе и, д?лая уступки в изм?неніях уклада внутренней жизни арміи, д?лают лишь то, чего изб?жать теперь нельзя ".

"Рапорт" начальников 32 п?х. див., конечно, не был одиноким. В матеріалах, напечатанных Шляпниковым, им?ется еще обращеніе офицеров 3-го сиб. горно-артил. дивизіона, примыкавшее к лозунгу: "арміи вн? политики". "Первый приказ министра" — утверждало это обращеніе — "роет пропасть между солдатами и офицерами, которой не было, ибо вопрос о взаимоотношеніях строго регламентировался уставом". Теперь "в сознаніи полуграмотнаго, а подчас и совс?м неграмотнаго солдата полный сумбур". "Мы, офицеры, с самаго начала великих событій для Россіи, сум?ли сплотить вокруг себя солдат, но уже сейчас наша работа сведена к нулю. "Вы" или "ты", это — первое яблоко раздора, которое брошено в нашу т?сную и дружную военную семью, этим самым нашему единенію с солдатами положен конец. Солдаты поняли это, как ограниченіе власти офицера, — офицера, который в бою им?ет право жизни и смерти. Его авторитет подорван... Не станем скрывать, что не одни германскіе и австрійскіе офицеры идут с револьверами сзади атакующих ц?пей, приканчивая слабых духом — каждый наш ротный, и батальонный, и полковой командир им?ет на своей сов?сти не одну жизнь... Мы, близко стоящіе к бою, считаем это явленіе нормальным... Судите же сами, какой пустяк "ты" или "вы" по сравненію с ужасом войны"... "Ваш второй приказ нарушает давнишнюю традицію корпуса офицеров русской арміи. До сих пор в своей сред? мы не им?ли офицеров-евреев. Нація, заклеймившая в эту войну себя на наших глазах клеймом позора !.. Если вы не вид?ли, как каждый еврей старался сдаться в пл?н и передать противнику наши военныя тайны, то мы знаем достаточное количество таких прим?ров... Эти м?ры — второе яблоко раздора, брошенное вали в нашу среду". "Вы" и "евреи" единственно конкретный матеріал, на котором останавливается "обращеніе", повторяющее слова, н?когда направленныя Милюковым в адрес стараго правительства: "Что это — глупость пли изм?на?" Авторы "обращенія" отв?чают, что это "недостаточное знаніе русской арміи" и ставят своей задачей открыть министру "глаза на суть д?ла".

Тему о безграмотных поднимает и "памятная записка" ген. лейт. Циховича (XII армія), пом?ченная 12 марта. Она проникнута другим настроеніем. Автор, повидимому, был искренним сторонником происшедшей перем?ны, покончившей с "кошмаром распутинских и протопоповских вакханалій", подавшей надежду, что "теперь вс? силы страны будут обращены на борьбу с вн?шним врагом". Мало того, он сум?л сохранить в своей части "дух и дисциплину" (отзыв Куропаткина). "Ув?ренно скажу, — писал Цихович, — что арміи, равной нашей, не было в мір?... Армія наша была и есть несравненной... Введеніе в армію политики на глазах наших её разъ?дает... Политика поглотила теперь все... Роковая ошибка та, что началась сп?шная ломка арміи, сильной до того, — ломка исключительно в угоду политик? и на основаніи теорій, пригодных, может быть, для Швейцаріи, но вредных для такого государства, как наше, и при сложной политической обстановк?, его окружающей... То, что нам прививают, было бы хорошо, если бы армія состояла сплошь из интеллигентов, окончивших университет. Но в?дь у нас 75% крестьян, и почти половина в рот? неграмотные. Вс? новыя реформы непонятны и даже такая невинная, как переход с отеческаго "ты" на чуждое нашему крестьянству иностранное "вы", вызывает улыбки и взаимную неловкость". Мотив этот в р?шеніи вопроса о переход? на обращеніе на "вы" повторяется очень часто. Врангель излагал его Милюкову при пос?щеніи Петербурга, когда военный министр был в отсутствіи: "русскій простолюдин сызмальства привык к обращенію на "ты" и в таком обращеніи не видит для себя обиды". Всегда однако забывали при этом прибавить, что в деревенском быту и барин именовался на "ты".

Вліяніе Алекс?ева на отв?т, посланный 32 п?х. дивизіи, очевидно. Позиція, обрисованная в этом документ?, находится в явном противор?чіи с офиціальным заключеніем, которое 7-го Ставка послала в военное министерство но поводу приказа № 114. Противор?чіе можно объяснить т?м, что корректный и щепетильный Алекс?ев, занимая формально пост лич. нач. штаба при руководящем направленіи в. кн. Ник. Ник.[415], не считал себя в прав? в офиціальном документ?, отправленном в центр, проводить личный взгляд и в отв?т? пытался дать объективную сводку главенствовавших в арміи или в Ставк? мн?ній.

Рапорт старших офицеров 32 п?х. дивизіи требовал от военнаго министра проведенія законов о реформ? арміи только с одобренія Военнаго Сов?та и санкціи Гос. Думы. Посл?днее требованіе являлось посл?дствіем той путаницы в умах, которую породила (см. ниже) неясная конструкція Врем. Правительства; первое же требованіе было выполнено. Военный Сов?т к Петербург? из старших генералов — "якобы хранитель опыта и традицій арміи", по выраженію Деникина — в зас?даніи 10 марта, выразил "полную свою солидарность с т?ми энергичными м?рами, которыя Врем. Пр. принимает в отношеніи реформы наших вооруженных сил, соотв?тственно новому укладу жизни в государств? и арміи, в уб?жденіи, что эти реформы наилучшим образом будут способствовать скор?йшей поб?д? нашего оружія и освобожденію Европы от гнета прусскаго милитаризма"...

Итак, в военной сред? Гучкова упрекали за то, что он д?йствует под вліяніем Сов?та, а в протоколах Исп. Ком. 6 марта записано: "военный министр всячески уклоняется от прямых сношеній с Исп. Ком. и, повидимому, не склонен подчиняться р?шеніям Сов?та". Было постановлено "отправить к военному министру делегацію"... для переговоров об изданіи приказа № 2 и настаивать на необходимости выборнаго начала офицерскаго состава и созданія третейскаго суда, который регулировал бы "отношенія между офицерами и солдатами". (О результатах переговоров делегація должна доложить Исп. Ком. для окончательнаго р?шенія вопроса о приказ? № 2).

Жизнь, д?йствительно, била ключем в Сов?т?, хотя д?ятельность его комиссій и носила довольно анархическій характер. Не усп?л Исп. Ком. принять "разъясняющій" приказ № 2 и отправить делегацію к военному министру, как прибыла упоминавшаяся уже депутація от Рузскаго, под вліяніем которой Исп. Ком. р?шил задержать выпуск "приказа № 2", но было уже поздно — приказ депешей по радіо-телеграфу с царскосельской станціей был сообщен на фронт "для точнаго исполненія", хотя формально он относился только к Петербургу. Текст этого документа, весьма мало напоминающій по своей форм? "приказ", гласил:

1. Приказ № 1 Сов?та Р. и С. Д. предложил вс?м.. воинским частям избрать соотв?тственные... комитеты, но приказ не устанавливал, чтобы эти комитеты избирали офицеров... Комитеты эти должны быть избраны для того, чтобы солдаты Петроградскаго гарнизона... могли через представителей комитетов, участвовать в общеполитической жизни страны и в частности заявлять в Сов?т Р. и С. Д. о своих взглядах на необходимость принятія т?х или иных м?ропріятій. Комитеты должны также в?дать общественныя нужды каждой части. Вопрос же о том, в каких пред?лах интересы военной организаціи могут быть совм?щены с правом солдат выбирать себ? начальников, передан на разсмотр?ніе в разработку спеціальной комиссіи. Вс? произведенные до настоящаго времени выборы офицеров, утвержденные и поступившіе на утвержденіе военнаго начальства, должны остаться в сил?...

2. До того времени, когда вопрос о выборных начальниках будет разр?шен вполн? точно, Сов?т признает за комитетами... право возражать против назначенія того или иного офицера. Возраженія эти должны быть направлены в Исп. Ком. С. Р. Д., откуда они будут представляться в военную комиссію, гд? наряду с другими общественными организаціями участвуют и представители Сов?та Р. и С. Д., как учрежденія, руководящаго вс?ми политическими выступленіями петроградских солдат. Этому своему выборному органу солдаты обязаны подчиняться в своей общественной и политической жизни. Что же касается до военных властей, то солдаты обязаны подчиняться вс?м их распоряженіям, относящимся до военной службы...

4. Для того, чтобы устранить опасность вооруженной контр-революціи, Сов?т Р. и С. Д. выставил требованіе о неразоруженіи Петроградскаго гарнизона, завоевавшаго Россіи ея политическую свободу, а Врем. Прав, приняло на себя обязательство не допускать такого разоруженія, о чем и объявило в своей правительственной деклараціи. В согласіи с этой деклараціей... комитеты обязаны наблюдать за т?м, чтобы оружіе петроградских солдат от них не отбиралось, что и было указано в приказ? № 1.

5. Подтверждая требованія, изложенныя в §§ 1-7 приказа № 1, Исп. Ком. отм?чает, что н?которыя из них уже приводятся в исполненіе Врем. Правительством.

"Приказ № 2" вм?сто того, чтобы разъяснить, вс?м своим контекстом запутывал еще больше. Разъясненіе о том, что "приказ № 1" не предлагал производить выборов команднаго состава, д?йствительно, "надоумил", как предполагает один из изсл?дователей вопроса (Рабинович), в н?которых м?стах этот выбор произвести... Вечером 6-го к военному министру явилась сов?тская делегація — контактная комиссія, как называет ее Гучков в воспоминаніях, приписывая себ? иниціативу ея вызова. На основаніи разсказа ген. Потапова, который цитирует Деникин, не указывая происхожденія документа, "зас?даніе было очень бурным. Требованіе делегаціи Гучков признал для себя невозмозкным и н?сколько раз выходил, заявляя о сложеніи с себя званія министра". "С его уходом, — сообщает Потапов, — я принимал предс?дательствованіе, вырабатывалось соглашеніе, снова приглашался Гучков, и зас?даніе закончилось воззваніем, которое было подписано от Совдепа Скобелевым, от Комитета Гос. Думы мною и от правительства Гучковым... Воззваніе аннулировало приказы № 1 и № 2, но военный министр дал об?щаніе проведенія в арміи бол?е реальных, ч?м он предполагал, реформ по введенію новых правил взаимоотношеній команднаго состава и солдат". Сам Гучков изображает отм?ченныя перипетіи в вид? прелюдіи к "приказу № 2". Зд?сь сказалась не только забывчивость, но и стилизація воспоминаній в опред?ленном направленіи. "Чтобы парализовать распространеніе приказа № 1, — пишет Гучков, — мн? пришлось созвать контактную Комиссію при военно-морском министерств?, чтобы попытаться ее уб?дить во вред? приказа для боеспособности арміи. Я, конечно, мог отм?нить приказ властью министра, но такая отм?на не им?ла бы никаких практических посл?дствій... Открывая созванное мною сов?щаніе, я старался уб?дить присутствовавших членов Сов?та Р. и С. Д. в необходимости отм?ны приказа № 1". В изображеніи Гучкова зас?даніе вовсе не носило такого бурнаго характера, как в пов?ствованіи Потапова. "По т?м зам?чаніям, какія д?лали члены комиссіи, я вид?л, что они почти уб?дились моими выводами и готовы стать на мою точку зр?нія. Тогда я вышел в сос?днюю комнату и просил их обсудить мои возраженія, зат?м сообщить мн?, к какому р?шенію они пришли". Ген. Потапов потом сообщил Гучкову, что "большинство опред?ленно склонялось к отм?н? приказа в какой-либо форм?, которая не была конфузна для Сов?та р. и с. д., но Стеклов-Нахамкес был непреклонен" (Гучков, понятно, объясняет это связью с "н?мецким штабом"). Компромиссное р?шеніе не удовлетворило министра, но, с другой стороны, министр понимал, что, если он откажется от предложеннаго соглашенія, "изложеніе будет еще хуже". "Я вызвал к себ? тов. мин. ген. Поливанова — продолжает Гучков — и предложил ему срочно образовать под его предс?дательством Комиссію из членов Ген. Штаба(?) для разсмотр?нія предложеній Сов?та р. и с. деп. Я над?ялся этим выиграть время и как-нибудь частным образом повліять на руководителей Сов?та. Комиссія ген. Поливанова разсмотр?ла вопрос и единогласно постановила, что нужно согласиться с предлагаемым компромиссом, как на меньшее зло. Посл? этого Сов?т издал приказ № 2"... Хронологическая неточность сама по себ? выдает Гучкова. Исторія изданія "приказа № 2" достаточно запутана и другими мемуаристами. Наибол?е правдивую версію дал Шляпников, но и его версія требует н?которых поправок. Иниціатором "приказа № 2" был сам Исп. Ком. В этом н?т никаких сомн?ній, так как в протокол? зас?данія Исп. Ком. 3-го значится: "в виду возникших недоразум?ній, в связи с приказом № 1 по петроградскому гарнизону, поручено военной комиссіи разъяснить этот приказ". Р?шеніе это, очевидно, было принято под вліяніем протестов, раздавшихся в образовавшейся "солдатской секціи" Сов?та, им?вшей на первых порах свой исполнительный комитет, и в частном сов?щаніи членов Исп. Ком. с группой офицеров. Так надо понимать упоминаніе Станкевича, что "военные" разъяснили вред "приказа № 1". Объединенная военная комиссія, функціонировавшая под предс?дательством Потапова — этот "штаб революціи" продолжал формально состоять при Врем. Комитет? — и разработала проект "приказа № 2" (текст приказа написан рукою все того же Соколова). Он подвергся обсужденію в первом неофиціальном зас?даніи не оформившейся еще Поливановской комиссіи, т. е. наканун? того дня, когда сов?тская делегація с представителем Военной Комиссіи им?ла бес?ду с военным министром. Приказ пом?чен был 5-м марта, но в Исп. Ком. он поступил лишь 6-го. Трудно представить себ?, что содержаніе его не дошло своевременно до Гучкова. Приказ передавался по радіо Военной Комиссіей, которая упрощенно называла себя Комиссіей Врем. Правительства: Потапов присутствовал на зас?даніи 6-го у Гучкова в качеств? представителя этой Комиссіи (Гучков в воспоминаніях говорит: "я пригласил также участвовать в моем сов?щаніи... Потапова, который, как было изв?стно, был близок к соціалистическим кругам и мог, сл?довательно, больше меня импонировать членам комиссіи"). В офиціальном отчет? о д?ятельности Военной Комиссіи среди выполненных работ упомянуто "распространеніе приказа № 2"...

Точный текст того воззванія, которое было принято на зас?даніи у Гучкова и которое названо в протокол? Исп. Ком. от 7-го "приказом № 3", гласил: "Исп. Ком. сообщает войскам фронта о р?шительной поб?д? над старым режимом. Мы ув?рены, что войска фронта с нами и не позволят осуществиться попыткам вернуть старый режим. Мы же, представители петроградских рабочих и солдат, об?щаем стоять зд?сь на страж? свободы. Ея укр?пленію может пом?шать внутренняя вражда среди арміи, рознь между офицерством и солдатами, и на вс?х гражданах лежит сейчас обязанность сод?йствовать налаживанію отношеній между солдатами и офицерами, признавшими новый строй Россіи. И мы обращаемся к офицерам с призывом — проявить в своих служебных и неслужебных отношеніях уваженіе к личности солдата-гражданина. В разсчет? на то, что офицеры услышат наш призыв, приглашаем солдат в строю и при несеніи военной службы строго выполнять воинскія обязанности . Вм?ст? с т?м Комитет сообщает арміям фронта, что приказы 1 и 2 относятся только к войскам петроградскаго округа, как и сказано в заголовк? этих приказов. Что же касается арміи фронта, то военный министр об?щял немедленно выработать в соглашеніи с Исп. Ком. Сов?та Р. и С. Д. новыя правила относительно солдат и команднаго состава". Подписи Гучкова под этим документом не стояло, но было сказано, что "воззваніе составлено по соглашенію с военным министром". К "приказу № 3" и должны быть отнесены слова Гучкова в воспоминаніях: "Я своей подписи под этим приказом не поставил, но согласіе на него дал посл? одобренія его Комиссіей Генеральная Штаба"[416].

В осуществленіе достигнутаго соглашенія Поливановской комиссіи и надлежало разработать законодательныя нормы, в которых должна была вылиться реформа военнаго министерства. Кодификація требовала продуманности. Но д?ло было не только в неизб?жной "бюрократической" волокит?, сам Гучков, говорившій на фронтовых сов?щаніях, что он "большой сторонник демократизаціи арміи", признается, что им давалась инструкція затягивать — ''не торопиться" для того, чтобы "выиграть время" (но свид?тельству Куропаткина, пом. воен. министра ген. Новицкій возмущался д?ятеяьностью Поливановской комиссіи, которая "работает на разложеніе арміи").

Медлительность военнаго министерства мало соотв?тствовала настроеніям и темпу работ революціоннаго Сов?та. Уже 9-го не только был разработан проект "общих прав солдата", получившій впосл?дствіи бол?е пышное неофиціальное наименованіе "деклараціи", но и принят общим собраніем солдатской секціи Сов?та и опубликован 15 марта в "Изв?стіях". Между Поливановской комиссіей и сов?тской комиссіей существовал постоянный контакт, и н?т ничего удивительнаго в том, что "декларація" была выработана при непосредственном участіи как бы представителя военнаго министра полк. Якубовича. По существу она принципіально ничего новаго не устанавливала по сравненію с приказом № 114 — только бол?е выпукло формулировала "права" и бол?е демонстративно подчеркивала отм?няемое, как уничтоженіе т?лесных наказаній, сохраненіе института денщиков только в д?йствующей арміи на добровольном начал?. Она отв?чала и на вопрос, оставшійся открытым в приказ? № 114, и разр?шала его в смысл? отм?ны "всякаго отданія чести". Самый скользкій вопрос о выборности команднаго состава не был затронут — солдатская секція по выраженію Суханова, о выборном начальств? "забыла ". У авторов приказа № 114 не было логических основаній отвергать "декларацію". Вопрос мог итти только о иной формулировки и переработк? н?которых пунктов, как, напр., вопрос об отданіи "чести". Совершенно поэтому естественно, что Поливановская комиссія санкціонировала "декларацію" к удивленно военнаго министра, как он разсказывает в поздн?йших воспоминаніях — одобрила в тому же "единогласно, без поправок". Это не так — "поправки" были. Так, напр., в том же вопрос? об "отдач? чести" было прибавлено, что "устанавливается взаимное добровольное прив?тствіе". Были и бол?е существенныя поправки: к пункту, что "солдат не может быть подвергнут наказанію или взысканію без суда", было добавлено: "в боевой обстановк? начальник им?ет право под своей личной отв?тственностью принимать м?ры, до прим?ненія вооруженной силы включительно, против не исполняющих его приказаній подчиненных".

Для психолога солдата в революціонную эпоху т? пункты, которые особливо отм?чали составители "деклараціи", были вопросами больными в силу характера дисциплины старой арміи. Возьмем вопрос об "отдач? чести". Достаточно привести одну только бытовую иллюстрацію. Ген. Верцинскій, командовавшій гвардейской стр?лковой дивизіей, разсказывает на основаній данных, им?вшихся в штаб? 8-й арміи, во глав? которой в начал? войны стоял Брусилов, что посл?дній "приводил встр?ченных им во время своих прогулок солдат и приказывал их пороть за неотданіе ему чести". Какая разница с Алекс?евым, который, по словам в. кн. Ан. Вл., "конфузился", когда ему становились во фронт! Однако, факты свидетельствуют, что этот вопрос отнюдь все же не захватывал "революціонной психологіи" солдатской массы и что он, в?роятно, в бытовом порядк? разр?шился бы сам собой. Суханов пытается утверждать, что в середин? марта в Петеребург?, кром? юнкеров, давно никто не отдавал чести. Это крайне преувеличено относительно Петербурга, как мы могли удостов?риться при характеристик настроеній первых мартовских дней. 25 апр?ля прі?хавшій из Туркестана Куропаткин записал: "На улицах честь отдают лучше и чаще, ч?м дв? нед?ли назад". Так было и в других м?стах. Тот же Верцинскій, про?зжая Кіев но дорог? на Кавказ в середин? марта, отм?чает отданіе чести встр?чным офицерам "почти вс?ми". Еще р?зче, конечно, ставился вопрос о т?лесных наказаніях, не говоря уже о том непредусмотр?нном законом бытовом явленіи, которое в общежитіи образно именовалось "мордобитіем". И зд?сь приведем одну только иллюстрацію. Головин разсказывает о приказ? все того же Брусилова — главнокомандующаго Юго-Западнаго фронта — о порк? 50 ударами розог ис?х нижних чипов маршевых рот, которые приходили в части с недостатком выданнаго им вещевого довольствія. Наконец, о деньщиках — этот институт еще в 10 г. в Дум? казацким депутатом был назван "рабским"... "Забитый солдат, в котором при старом режим? не вид?ли челов?ка", как чрезм?рно преувеличенно сказал на московском Госуд. Сов?щаніи челов?к весьма ум?ренных политических взглядов проф. Озеров, не мог не реагировать остро на свою прежнюю приниженность посл? революціоннаго переворота.

Задержка в распубликованіи новых проектированных правил приводила лишь к инцидентам — на них, со слов Рузскаго, указывали, напр., в своем отчет? члены Врем. Комитета, пос?тившіе С?верный фронт. В войсках изв?стен уже был проект Поливановской комиссіи, и м?стное военное начальство, стоя на формальной точк? зр?нія, требовало во имя поддержанія дисциплины обязательное выполненіе старых правил и грозило преданном военно-полевому суду (приказ Радко-Дмитріева). Ставка подтверждала это требованіе. В конц? концов Рузскому пришлось "пріостановить объявленіе распоряженія Ставки" по арміям С?вернаго фронта.

Военный министр отказался утвердить "декларацію прав солдата" (Гучков ошибочно относит в воспомінаніях к "концу апр?ля" документ, якобы полученный им от Сов?та с предложеніем разослать его в приказ? по арміи;. "Декларація" была опубликована 9-го мая при новом военном министр?. Таким образом, между принятіем Сов?том проекта и офиціальным распубликованіем прошло ровно два м?сяца . "Декларація" в арміи была изв?стна. Она соотв?тствовала тому всеобщему напряженному ожиданію, что дисциплина будет организована на "новых началах", о котором говорили в своих отчетах думскіе депутаты на основаніи непосредственных бес?д с солдатами. Мало того, по нескладиц? тогдашней постановленіе Сов?та 9 марта могло быта принято, как новый "приказ" от Сов?та типа приказов № 1 и № 2. Н?т сомн?нія, что сов?тскіе дирижеры разсматривали постановленіе 9 марта, как утвержденіе принципов, установленных солдатской секціей, а самый текст лишь, как проект будущаго приказа. В черновых записях протоколов Исп. Ком. указанія на обсужденіе проекта в самом Исп. Ком. мы не встр?чаем — в протокол? 10 марта говорится только о требованіи "л?вых" настаивать на "реализаціи об?щанія пересмотр?ть порядки в д?йствующей арміи". Но в публикаціи 15 марта был один термин, вносившій путаницу: сказано было, что отм?няются статьи устава, противор?чащія положеніям "настоящаго приказа", т. е. приказа предполагаемаго. В этой преждевременной публикаціи нельзя вид?ть закулисной махинаціи "большевиков", как это д?лает Милюков в "Россіи на перелом?". Большевики к "деклараціи", выработанной в солдатской секціи Сов?та, относились отрицательно и вид?ли в ней проявленіе реакціонных в?яній.

Сов?т обсудил не только "права солдат", но и согласно устанавливаемым им положеніям, что "солдаты им?ют право внутренней организаціи", солдатская секція, под руководством с.-р. прап. Утгофа, разработала и "положеніе о войсковых комитетах" (районных и полковых), учреждаемых для р?шенія различных вопросов, касающихся "внутренняго быта" войсковых частей. Проект отвергал выборное начало команднаго состава и оговаривал, что вопрос "боевой подготовки и боевых сторон" д?ятельности части обсужденію в комитет? не подлежит. Проект "положенія" был опубликован в "Изв?стіях" 24 марта. Обсуждала вс? эти вопросы и "комиссія о реформах" ген. Поливанова. Уже на третьем своем зас?даніи 9 марта она поручила Ген. Штабу разработать положеніе о ротных комитетах, признавая желательным согласовать министерскій проект с предложеніями солдатской секціи Сов?та и военной комиссіи Временнаго Комитета Гос. Думы.

Пока же на фронт? происходили "самочинныя" д?йствія и самопроизвольно зарождались организаціи, существованіе которых м?стным военным властям приходилось неизбежно санкціонировать. Так сложилось "армейское самоуправленіе" в XII арміи — сложилось "самостоятельно, почти без всякаго вліянія со стороны Петрограда", как отм?чала "памятная записка" Сов?та офиц. деп. названной арміи, поданная Временному Правительству[417], и получило свою собственную организаціонную форму прим?нительно к л?стным условіям: из полковых комитетов — солдатских и офицерских, а иногда и см?шанных — выд?лялись комитеты дивизіонные и корпусные, завершая пирамиду Сов?та солдатских и офицерских депутатов при штаб? арміи[418]. "Памятная записка" подчеркивала, что армейская организація, существованіе которой можно начать с 9 марта, возникла "при полном сочувcтвіи командующаго арміей" (Радко-Дмитріева), сдерживавшаго "несочувствіе" к самоуправленію армейскому "низшаго команднаго состава". По мн?нію составителей "памятной записки" протекшія дв? нед?ли позволяют положительно оц?нить полученные результаты: "Боевая служба несется образцово"... "Неорганизованныя выступленія и случаи самосуда над нелюбимыми начальниками прекратились совершенно. Исчезли жалобы на недостаточное довольствіе... И даже дезертирство, такое доступное и легкое в виду отсутствія надзора в тылу, не повысилось, а наоборот значительно сократилось. Конечно, такая картина, могущая показаться слишком идиллической, наблюдается только в частях, гд? начальство шло навстр?чу новому порядку... В других частях, гд? самоуправленіе не встр?чало сочувствія начальства, до сих пор чувствуется неув?ренность, напряженіе, разобщенность между солдатами и офицерами и, как сл?дствіе, ослабленіе единства и боевой силы части. Очень многіе войсковые начальники, препятствующіе введенію новаго порядка, вовсе не являются принципіальными противниками самоуправленія в арміи, но... протестуют против введенія самоуправленія только потому, что оно не подтверждено приказом по военному в?домству и представляется им преступленіем, самовольством. В виду этого необходимо скор?йшее проведеніе приказа по военному в?домству обязательных и общих для всей арміи форм воинскаго самоуправленія". Иниціаторы шли дальше и предлагали военному министру сконструировать Всероссійскій Общеармейскій Сов?т военных депутатов, как орган постояннаго представительства д?йствующей арміи, который создал бы живую связь между правительством и арміей и дал бы правительству "возможность в своих д?йствіях опереться на 8 мил. штыков и д?йствовать твердо и ув?ренно, не считаясь ни с какой оппозиціей, откуда бы она ни шла". Вс? тыловые сов?ты — "случайные сов?ты" — подлежали, по этому плану, роспуску и зам?н? правильным представительством.

Тактика Радко-Дмитріева[419] не была единичной на фронт?. Деникин упоминает о ген. Цуриков?, командовавшем VI арміей на Румынском фронт?, который с первых же дней согласился на введеніе комитетов и послал даже телеграмму командирам корпусов сос?дней арміи с доказательством пользы нововведенія. Также Деникин упоминает, что главнокомандующій Кавказским фронтом "еще до узаконенія военных организацій приказал, чтобы "распоряженія, касающіяся устройства и быта; арміи, проходили через Сов?т солдатских депутатов". В военное министерство с разных сторон шло немало донесеній о польз?, которую приносили д?лу "самозванные" комитеты — они "вносили успокоеніе, постепенно связывая офицеров с солдатами". (См., напр., телеграммы с Зап. фронта). Мы вид?ли, сколь значительны должны быть поправки к утвержденію Деникина ("Об исправленіях исторіи"), что Гучков услышал из арміи по вопросу об ея демократизаціи "вопль осужденія". Этого не было.

При таких условіях верховной власти не оставалось ничего другого, как пытаться легализировать комитеты — "прибрать их к рукам". "Так мы и поступили", — заключает Гучков в воспоминаніях. 28-го в Ставк? состоялось сов?щаніе, на котором поб?дила компромиссная позиція, и 30-го Алекс?евым, не принадлежавшим к числу людей, для которых недоступна чужая аргумеyтація[420], было издано "временное положеніе об организаціи чинов д?йствующей арміи и флота". В основу этого "положенія" лег проект, разработанный под руководством Колчака для Черноморскаго флота и сообщенный, очевидно, в Ставк? — Верховским.

Может ли возникнуть хоть какое-нибудь сомн?ніе, что авторитет Правительства и верховнаго командованія безконечно выиграл бы, если бы иниціатива и новая организація арміи всец?ло находились в их руках? Они достигли бы большаго, если бы "временное положеніе" 30-го, зам?нененное через дв? нед?ли статутом Поливановской комиссіи[421], было бы издано 9 марта, когда все еще было в броженіи и когда еще не пришлось бы закр?плять сущее, как стало это неизб?жно поздн?е. Дезорганизующее вліяніе безспорно оказало то обстоятельство, что в связи с изм?неніями "положеній" приходилось переизбирать войсковые комитеты — в н?которых м?стах "до четырех раз" в теченіе одного м?сяца (жалоба, которую записал в свой путевой дневник ген. Масленников при пос?щеніи Особой арміи 18 апр?ля). Почти столь же неизб?жно было и то пагубное явленіе, которое родилось из факта образованія комитетов явочным порядком — они в сущности, нер?дко продолжали д?йствовать уже в порядк? "обычнаго права'' и придавали новой "наибол?е свободной в мір?" арміи подчас характер уродливаго своеобразія: протоколы Исп. Ком. зафиксировали такую достаточно яркую бытовую черту — представитель тылового лужскаго комитета докладывал 11 марта: "хорошій гарнизон. Во глав? комитета капитан, с ним вм?ст? зас?дают представители населенія, далее женщины"... Едва ли нормальным можно признать тот факт, что в 80 сиб. полку первым председателем солдатскаго комитета был священник.

Каких результатов могла бы достигнуть на первых порах иниціатива военной власти, показывает д?ятельность "иниціатора захвата солдатскаго движенія в руки команднаго состава", адм. Колчака в Черноморском флот?. Наибол?е серьезные большевицкіе историки должны признать, что Колчаку "д?йствительно удалось добиться огромных усп?хов — в теченіе почта двух м?сяцев, на севастопольских судах, в гарнизонах и среди рабочих царили... идеи поб?доносной войны. Севастопольская военная организація создает проект устава, основной мыслью котораго является усиленіе мощи флота и арміи"... Колчак считал необходимыми комитеты, которые вносили "порядок и спокойствіе", и он мог на митингах открыто заявлять, что "приказ № 1" для него не обязателен — его выслушивали спокойно.

Адм. Колчак принадлежал, несомн?нно. к числу крупных индивидуальностей[422]. Можно думать, что иниціатива Ставки была бы поддержана не за страх, а за сов?сть большинством команднаго состава и по внутреннему уб?жденію и по выработанной традиціи дисциплины — этому чувству чести военный среды. Так ярко посл?днее выразил ген. Селивачев записью в дневник но поводу "запроса" военнаго министра об отношеніи к приказу № 114: "не знаю, как отв?тят мои командиры полков... Я же лично дам такой отв?т: "для меня, как челов?ка военнаго, всякій приказ военнаго министра непреложен к исполненію; обсуждать затронутые вопросы я считаю возможным лишь до т?х пор, пока они не вылились в форму приказа. Т?м бол?е вопросы внутренней жизни войск, которые должны основываться на принципах, а не на разнообразной обстановк?, повел?вающей в бою; как начальник, я не мог бы дов?рять своему подчиненному, позволяющему себ? критиковать отданный мною приказ"...[423]. Показательным прим?ром может служить и ген. Марков, дневник котораго цитирует Деникин. Первые дни в X арміи на Зап. фронт? — время колебаній и сомн?ній. "Вс? ходят с одной лишь думой — что-то будет? Минувшее вс? порицали, а настоящаго не ожидали. Россія лежит над пропастью, и вопрос еще очень большой — хватит ли сил достигнуть противоположнаго берега" (запись 6 марта). "Все то же. Руки опускаются работать. Исторія идет логически посл?довательно. Многое подлое ушло, но и всплыло много накипи". Прочитав какое то "постановленіе" в "Изв?стіях" за "немедленное окончаніе войны", экспансивный автор дневника запишет: "погубят армію эти депутаты и Сов?ты, а вм?ст? с ней и Россію" (9-го). Проходит н?сколько дней и Марков уходит с головой в ''сов?ты" и "комитеты". 30 марта он вносит в дневник: "Спокойное, плодотворное зас?даніе армейскаго съ?зда до глубокой ночи". И позлее: "Я в?рю, что все будет хорошо, но боюсь — какой ц?ной"... В записях современников из числа военных часто раздаются жалобы па непригодность кадровых офицеров для выпавшей им роли политических воспитателей солдат, что препятствует развитію иниціативы командованія. Но не боги горшки обжигают, и эта "удручающая" политическая "незр?лость" все же, как свид?тельствуют многочисленные прим?ры, очень скоро приспособилась к революціонной обстановк?.

Ген. Деникин, склонный с н?которым излишеством прим?нять статистическій метод, опред?лил, что 65% начальников арміи не оказали достаточно сильнаго протеста против "демократизаціи" (т. е. "разложенія" арміи). Подобное утвержденіе по существу является лучшим отв?том на обвиненіе в "демагогіи". На эти 65% возлагает отв?тственность и Гучков в воспоминаніях, написанных в эмиграціи уже тогда, когда вынужденная обстоятельствами демократическая тога 17-го года, мало соотв?тствовавшая самым основам политическаго міросозерцанія перваго военнаго министра революціоннаго правительства, была сброшена. Вс?х своих ближайших помощников по проведенію реформы он обвинял в демагогіи — они потакали революціи по соображеніям карьеры[424]. Свид?тельство самооправдывающагося мемуариста, вспоминающаго былые дни в ином настроеніи, ч?м они им переживались, не может быть убедительным в силу своей тенденціозности.

Было бы наивно предположить, что военное командованіе при самых благопріятных условіях могло бы своей энергичной иниціативой устранить то основное роковое противор?чіе, которое вытекало из самой дилеммы, вставшей перед обществом и народом: революція и война. Так, может быть, могли думать немногіе энтузіасты, разд?лявшіе почти мистическіе взгляды адм. Колчака на благотворное вліяніе войны на челов?ческій организм и готовые повторять за ним, что революція открывала в этом отношеніи новыя перспективы[425]. Жизнь была прозаичн?й, и всей совокупностью условій, которыя были очерчены выше, властно нам?чался как будто бы один путь, опред?ленный в дневник? писательницы, не раз цитированной (Гиппіус), словами: "надо д?йствовать об?ими руками (одной — за мир, другой — за утвержденіе защитной силы)".

Еще опред?ленн?е было мн?ніе В. Д. Набокова, принадлежавшаго к числу т?х, которые полагали, что одной из причин революціи было утомленіе от войны и нежеланіе ее продолжать... Но только мн?ніе это сложилось уже в процесс? революціи и сильно отражало в себ? слишком субъективное воспріятіе д?йствительности. В сознаніи Набокова вырисовывался единственно разумный выход — сепаратный мир[426]. "Душа арміи", конечно, улет?ла с фронта, как выразился позже зам?нившій Радко-Дмитріева ген. Парскій. "Вернуть эту душу" не в силах были революціонныя организаціи, ибо он? не могли "имперіалистическую" войну превратить в войну "революціонную" и обречены были на противор?чивое балансированіе в пред?лах формулы "революціоннаго оборончества", сд?лавшейся офиціальным знаменем сов?тской демократіи. Эта формула, стремившаяся сочетать старые взгляды Циммервальда с новыми патріотическими заданіями, которыя ставила революція, не могла устранить причин распада арміи.

Для продолженія войны нужен был пафос, то есть активное д?йствіе, — защитная сила была формулой пассивной, которая могла получить д?йственное значеніе лишь при н?которых опред?ленных вн?шних условіях. Раз их не было, формула теряла свою политическую обостренность. Многіе из находившихся непосредственно на фронт? сознавали рождавшуюся опасность. Так ген. Селивачев, знакомясь с планом проектировавшагося прорыва с участка 6 арм. корпуса, записал 11 марта: "Предстоящая операція, говоря откровенно, крайне пугает меня: подъема в войсках н?т, совершившійся переворот притянул к себ? мысли арміи, которая безусловно ждала, что с новым правительством будет окончена война, и каждый, вернувшись домой, займется своим д?лом. А тут опять бои... Какія бы громкія фразы ни говорили от "Сов?та Р. и С. Д.", уставшій от войны и ея ужасных лишеній солдат не подымется духом больше, нежели он подымался при цар?, а со стороны офицеров едва ли что можно ожидать кр?пкаго: старые — оскорблены, а молодые — неопытны"... В?роятно, внутренне сознавали то же и руководящее круги революціонной демократіи. И не только соображенія отвлеченныя, идеологическія, но и психологическія настроенія — реалистическія, толкали демократію на путь поисков всеобщаго мира через Стокгольмскія сов?щанія и путем пацифистских декларацій.

Другая точка зр?нія совпадала с офиціальной позиціей правительств зап.-европейской демократіи и гласила, что "мир может быть достигнут только путем поб?ды". Через 25 л?т, когда мір переживает вновь катастрофу, кто скажет опред?ленно, на чьей сторон? было больше утопіи, и какой путь тогда для культуры и челов?чества был бол?е ц?лесообразен?[427].

Масс?, естественно, чужда была отвлеченная постановка вопроса. Отсюда возникала та драма в душ? "простого челов?ка", о которой говорил в августовском московском сов?щаніи с. р. Вржосек, выступавшій от имени петроградскаго Сов?та офицерских депутатов: "с одной стороны, мы говорим: боритесь до полнаго конца, вы должны поб?дить во имя свободной родины, а с другой стороны, мы нашему пролетаріату, нашей арміи, стран?, наибол?е б?дной духовными и матеріальными силами, задаем такую колоссальную задачу, которую не может взять на себя ни один пролетаріат міра. И если вы, с одной стороны, говорите: "боритесь", с другой стороны, указываете на Стокгольм и говорите: "ждите оттуда мира", разв? вы не понимаете, какую драму создаете вы в душ? челов?ка, как вы разрываете ее на дв? части. Мы — теоретики, мы — люди народной мысли, конечно, сум?ем примирить противор?чія и в этих изгибах не потеряться. Но неужели вы думаете, что широкія народный массы не ждут д?тски просто в?стей мира, как совершенно опред?леннаго указанія оттуда. И разв? вы думаете, что так легко стоять перед смертью?... Нечелов?ческим ужасом наполняется душа — так разв? можно в то же самое время его смущать мыслью о мир? и говорить: ты должен думать одновременно и о борьб?, и о мир?"[428].

Вот почва, на которой развивалась в арміи бацилла, порожденная эксхатологіей фанатичнаго вождя большевиков. В силу своего собственнаго внутренняго противор?чія революціонная демократія не сум?ла, как не сум?ло этого по другим причинам и Временное Правительство, оказать должное противод?йствіе разлагающей, упрощенной по своей прямолинейности, пропаганд? последователей ленинской политики[429].

Вовсе не надо принадлежать по своим политическим взглядам к числу "реакціонеров", как полагает в своих воспоминаніях Керенскій, для того, чтобы признать полную правоту Алекс?ева, писавшаго 16 апр?ля Гучкову: "положеніе в арміи с каждым днем ухудшается... армія идет к постепенному разложенію". Верховный главнокомандующій лишь удивлялся безотв?тственности людей, писавших и говоривших о "прекрасном" настроеніи арміи. Количество мрачных сужденій о состояніи арміи возрастает. Изв?стный нам прапорщик-интеллигент из Особой арміи, бывшій скор?е в первый нед?ли посл? революціи оптимистом, употребляет уже слова: "армія погибает" (5 мая). И все же положеніе было вовсе не так безнадежно, как оно казалось пессимистам. Спасал, в?роятно, тот "здравый смысл русскаго народа'', о котором в первые дни революціи кн. Львов говорил Алекс?еву. Надо было не над?яться на "чудо" (так Набоков опред?ляет апр?льскія настроенія военнаго министра), а только ближе присмотр?ться к жизни.

Большевицкіе историки впосл?дствіи должны были признать, что процесс разложенія арміи "шел гораздо медленн?е, ч?м можно было ожидать", и что этому замедленно сод?йствовали органы армейскаго самоуправленія. Трудно во многом не согласиться с т?м, что говорил на московском сов?щаніи "представитель армейских и фронтовых комитетов" Кучин, хотя отд?льныя м?ста его р?чи, не без основанія, вызывали довольно шумные протесты части собранія. Вот что он говорил о роли, которую сыграло в арміи новое "самоуправленіе". "Что сд?лали комитеты? — спрашивают зд?сь. Зд?сь указывают на ц?лый ряд явленій разложенія. Указывают, что моральнаго подъема н?т, что дисциплина пала и т. д. и т. д., и что в этом виноваты комитеты. Н?т, мы утверждаем, что если бы в первые дни революціи в арміи не были созданы эти организаціи солдатской массы[430], эти организаціи, объединившія солдат и офицеров, то мы не знаем, что было бы в арміи, которая в страшно трудной обстановки освободилась под выстр?лами врагов от рокового гнета... Что сд?лали комитеты с перваго дня революціи? Они произвели огромную работу организаціи массы... (я дальше м?стами д?лаю н?которую перестановку в посл?довательности н?сколько необработанной и разбросанной р?чи). Мы знаем, если вы вид?ли солдата в первые дни революціи, ...с какой стихійной потребностью он шел и чувствовал, что ему нужно говорить, нужно организовываться. У него ничего не было. Ему нужно было давать то, чего он не знал. Это давали комитеты... Кто же первый... стал на защиту необходимости нормальных отношеній солдат с офицерами? Комитеты. Я утверждаю это про XII армію, представителем которой я являюсь... Революція... не игрушка. Если она была мучительной в арміи, если ц?лый ряд конфликтов был в арміи, то это потому, что это — революція... огромная масса освободилась от рокового гнета... Она со многих случаях проявила незаконно, может быть, позорно свой гн?в... Но что, если бы не было комитетов?... Если сейчас в отд?льных арміях мы переживаем період отсутствія антагонизма между солдатами и офицерами... в этом по существу законом?рном и стихійном процесс? главное м?сто занимает работа армейских комитетов... Зат?м возникал ц?лый ряд чрезвычайно важных вопросов... Мы знаем, что не было ни одного комитета из ответственных представителей солдатских и офицерских масс, который... не принял бы участія в борьб? с разлагающим братаніем. Если сейчас н?т братанія в арміи, то эту роль, несомн?нно, сыграли армейскіе комитеты"...

Р?чь фронтового представителя соціалистической демократіи была произнесена в момент, отдаленный от мартовских переживаній уже ц?лой полосой революціи, которую в отношеній арміи он сам охарактеризовал "періодом разложенія и дезорганизаціи". Этот "второй період" жизни арміи оратор пытался односторонне представить неизб?жным "стихійным процессом революціи" — "это вина всего, что произошло, это вина не людей и организаціи, это б?да россійской революціи, которая произошла в момент міровой войны и задыхалась в этой ужасной войн?". Первый період революціи — говорил Кучин — прошел, как сознательная д?ятельность н?которых элементов солдатской массы, за которыми сл?по и радостно шла солдатская масса, выходившая на сцену сознательной жизни. Во второй період... прошел мучительный процесс в глубинах народной жизни". "Солдатская масса обрадовалась революціи, как скорому приходу мира". "Стихійную потребность мира" армейскіе комитеты пытались влить в "русло международной борьбы за мир" и "энергичной обороны страны". "Не всегда удавались эту идею воплотить в сознаніи широких масс", которыя разочаровались в революціи, не давшей "всего, что он? хот?ли" и которыя начали "самостоятельно переваривать всю ту огромную массу вопросов, которые в их мозг, в их жизнь выкинула революція". Естественно, он? не могли справиться с такой задачей — на этой почв? рождались дезорганизаторскія настроенія, которыя, как в опред?ленном кристалл?, собирались вокруг "большевизма". "Не большевизм самостоятельно родил то ужасное, что было в арміи, не большевизм безотв?тственный, но большевизм жандармскій, потому что жандармы и городовые вступали в армію под лозунгом большевизма и были т?м ферментом, который разлагал т? настроенія, которыя создались в арміи".

В данном случа? Кучин сл?довал роковому usu'у, установившемуся в значительном большинств? революціонной демократіи под вліяніем роста, как казалось, реставраціонных настроеній посл? польских дней, реабилитировать идейный большевизм и дезорганизаторскую работу объяснить происками "контр-революціонеров", которые д?йствуют "под флагом большевизма" (см. "Золотой ключ"). Это было тактически ошибочно и неправильно по существу. Объективное установленіе факта о зловредной роли, которую сыграли отправляемые на фронт жандармы, несомн?нно правильно[431].

Н?сколько отвлеченное построеніе, представителя фронтовой демократіи, соціологически, в?роятно, правильное (поправка должна быть сд?лана, может быть, в сторону примата пропаганды "безотв?тственных" элементов) противопоставлялось той систем? оздоровленія арміи, которая, по его выраженію, сводилась к репрессивным "м?рам жел?за и крови" и которой аплодировало на Гос. Сов?щаніи так называемое "правое" крыло. Кучин, бол?я "ужасами в арміи", указывая, что "эту тоскующую, ищущую безплодно пути к своему возрожденію массу темных людей, нельзя представлять себ? взбунтовавшимися рабами, которых "покорностью можно заставить жить так, как надо"[432]. Спор этот вводит нас непосредственно во "второй період" жизни арміи, лишь началом своим захватывающій эпоху перваго Временнаго Правительства. В сущности основное положеніе фронтового делегата, говорившаго от имени революціонной демократіи, косвенно подтвердил в своей р?чи и первый верховный главнокомандующій революціоннаго времени. В своем слов?, полном заостренной горечи за пережитое и страданіем за судьбы арміи, Алекс?ев объективно не мог оц?нить того недавняго прошлаго, которое тогда было еще жгучим настоящим и, не добром помянув выборные коллективы, все же подлинный вождь арміи признал, что в н?драх своего здороваго организма армія могла переварить "ядовитую пилюлю" в вид? "приказа № 1", но ее разрушала не встр?чавшая должнаго противод?йствія пораженческая (употребим для простоты и отчетливости термин из языка дореволюціоннаго — его употребили Каледин и Маклаков в своих р?чах на Гос. Сов.) агитація — "с этим трудн?е было бороться".

В апр?л?, повторяем, еще рано было говорить о "чуд?", которое одно только могло спасти армію. Вслушаемся в отчеты уполномоченных Врем. Комитета, пос?тивших фронт в апр?л?. Мы не мм?ем офиціальнаго отчета депутатов Мансырева и Филоненко, командированных 5 апр?ля на Юго-Западный фронт и вернувшихся 21-го. Но Мансыров в воспоминаніях разсказал о своих впечатл?ніях. Воспоминанія Мансырева, правда, очень далеки о воспроизведенія былой д?йствительности с точностью, доступной мемуаристу, но едва ли он сильно погр?шил против общаго впечатл?нія вынесеннаго из по?здки: "Юго-Западный фронт производил впечатл?ніе хорошее". Такое же заключеніе, по его словам, вынесли и два других думца — Шаховской и Кузьмин, которые одновременно были на фронт?. "Мы пос?тили — вспоминает Мапсырев — свыше 25 полков, не считая отд?льных небольших отрядов, а также разных митингов, составлявшихся по пути из солдат и м?стных жителей... Настроеніе патріотическое, полное готовности к наступленію, недурная дисциплина и даже отсутствіе р?зкаго антагонизма между солдатами и офицерами; бывали кое какія недоразум?нія, но мы их сравнительно легко ликвидировали" — депутат ?здил с сов?тскими делегатами ("н?сколько хуже" было настроеніе в VIII Калединской арміи).

Об апр?льских настроеніях в Особой арміи мы им?ем опубликованныя выдержки из офиціальнаго отчета членов Думы Масленникова и Шмакова о по?здк? на фронт в середин? м?сяца. Резюме их доклада довольно пессимистично: "сравнивая дух арміи в настоящее время и в первые дни революціи при пос?щеніи С?вернаго фронта, к сожал?нію, приходится констатировать, что та пропаганда, которую вела Германія у нас в тылу через своих вольных и невольных провокаторов и шпіонов, а также пропаганда на фронт? под видом перемирія и братанія сд?лали свое губительное д?ло... Усп?х нежелательной пропаганды в н?которых частях лежит в том, что он бьет по самому больному м?сту. Вс? устали воевать — большевицкая пропаганда пропов?дует скор?йшее прекращеніе активных военных д?йствій (оборонительная война и мирный конгресс)... Вот почему так кр?пко. укоренилось неправильное пониманіе мира без анексій, как отказ от всякой наступательной войны... Огромная масса солдат рада в?рить в то, что н?мцы пойдут на вс? требованія, выставленныя русской демократіей. Н?мцы, отлично учтя это настроеніе, всячески стараются его поддержать и развивать, прекратив обстр?л наших позицій и пропов?дуя свое миролюбіе организованным и планом?рно проводимым братаніем. Зараза, идущая из тыла, одинаковая с пропагандой н?мцев, уб?ждает мен?е сознательную часть солдат в возможности их мыслей и чаяній".

Подводя итоги, депутаты проявили склонность обобщить наблюденія, ими сд?ланныя в отд?льных случаях. Это опред?ленно вытекает из отчета, представленнаго в вид? поденных записей от 11 до 19 апр?ля. Просл?дим их вкратц?. 11-го депутаты в Луцк?, гд? пребывал штаб Особой арміи. Ген. Балуев с "большой похвалой" отозвался о д?ятельности комитета арміи, предс?дателем котораго по избранію состоял иниціатор и организатор съ?зда арміи полк. Малыхин. При нем продуктивно работает "согласительная комиссія", в?дающая разбором конфликтов, которые возникают на почв? отношеній между солдатами и офицерами. (Депутаты приводят прим?р, как солдатами был см?щен командир полна и выбран другой — комиссія "быстро" добилась подчиненія новому командиру, назначенному Валуевым). Описывают депутаты пос?щеніе Полоцкаго полка. Кричат "ура", качают и несут до экипажей... В р?чах "в?рное пониманіе смысла девиза "без анексій и контрибуцій", отсутствуют р?чи большевицкаго направленія". То же в Тобольском полку, который в образцовом порядк? в церемоніальном марш? под звуки марсельезы проходит перед депутатами. По заявленію командира, девиз полка: "война до поб?днаго конца без анексій и контрибуцій"... 13-го заканчивается объ?зд 5-го корпуса — впечатл?ніе "благопріятное". "Всюду налажена д?ятельность комитетов, не вызывающая столкновеній с начальством... В смысл? боеспособности солдат... несомн?нно в наступленіе пойдут. Объясняется это интенсивной борьбой комитетов с пропагандой большевиков. Отношеніе к Дум? и Временному Правительству (подчеркивается иногда необходимость единенія посл?дняго с Сов?том С. и Р. Д.) крайне благожелательное. Отношеніе к депутатам восторженное... Зам?чаніе депутата (Масленникова), что Сов?т не должен стремиться к законодательной власти и т?м бол?е управленію страной, в виду опасности двоевластія. — не вызывает протеста, наоборот одобряется. Солдаты всюду выставляют своим девизом демократическую республику". 15-го депутаты пос?щают Временец — штаб XI арміи ген. Гутора. Зд?сь на армейском съ?зд? депутаты впервые услышали р?чь большевицкую — предс?датель съ?зда прап. 11 финл. полка, бывшій секретарь "л?вых фракцій Гос. Думы" заявил, что армія будет "драться до конца" ("мы будем голы, босы, но будем драться за свободу пролетаріата") только в случа? выясненія истинных нам?реній наших союзников, дабы Россіи была дана гарантія, что борьба идет не за капиталистическія ц?ли союзников". Отв?т Масленникова "все же удовлетворил" съ?зд, на зас?даніях котораго чувствовалась "д?ятельная пропаганда большевиков". Под крики "ура" депутатов "выносят на руках". 16-го пос?щеніе штаба 2 гвард. корпуса — депутатам устраивается "восторженный пріем в Волынском, Кегсгольмском и Петроградском полках"... 17-го солдаты гвардіи 1 и 4 стр?лковых полков требовали удаленія "вс?х баронов, фонов и прочих шпіонов", а также офицеров, которым было выражено недов?ріе запасным батальоном в Царском Сел?[433]. В зас?даніи корпусного комитета поднимался вопрос о созыв? Учр. Собранія. Рабочій солдат (большевицкаго направленія) настаивал на скор?йшем его созыв?; большинство же (крестьяне) просили ходатайствовать об отложеніи созыва "до окончанія войны" в виду невозможности провести посредством "правильной агитаціи" "элементы, которые представляли бы д?йствительный голос крестьянства. Депутаты отм?чали "крайне благожелательное настроеніе всего собранія". 19-го пос?щеніе Гренадерскаго полка — того самаго, в котором д?йствовал прославившійся потом поручик большевик Дзевалтовскій. Вновь крики "ура", "оваціи". Но среди р?чей солдат отм?чают фразы: "штык против н?мцев, приклад против внутренняго врага". Были произнесены дв? "крайнія р?чи" — угроза удалить "вон" правительство, если оно не пойдет об руку с Сов?том, и требованіе заключенія бывш. императора и Петропавловскую кр?пость.. Однако, возраженіе Масленникова встр?чает "полное сочувствіе" собранія. Вновь "оваціи и ура". При пос?щеніи гвардейских сапер в Несв?ж? впервые за всю по?здку был очень остро затронут вопрос о мир?" одним из членов президіума комитета, утвержденным штабом "редактором латышской газеты", который указывал на "мирную конференцію, как на скор?йшій способ ликвидировать войну". В р?чах не было "ни одного слова, враждебнаго к Германіи", т?м не мен?е в конц? собранія крики "ура" и т. д. В связи с обнаружившимся "крайним направленіем" солдат в штаб? I корпуса, депутаты отм?чают разсказы "очевидцев", как п?хота препятствовала артиллеріи прекращать "братанія", возникавшія по иниціатив? "германцев" и принимавшія в н?которых частях корпуса "прямо уродливыя формы" на Пасху[434].

Вот главн?йшее, как думается, что можно извлечь из записей, сд?ланных уполномоченными Врем. Комитета (отчет напечатан, к сожал?нію, с купюрами). Какое можно сд?лать заключеніе о настроеніях на других фронтах? Показательным явленіем был многолюдный армейскій съ?зд, собравшійся в Минск? и зас?давшій с 7 по 17 апр?ля. Это был съ?зд "военных и рабочих депутатов арміи и тыла Западнаго фронта" (присутствовало около 1200 делегатов). Первый армейскій съ?зд, прив?тствовали думскіе депутаты Родзянко и Родичев. От Исп. Ком. прибыла делегація, в состав которой входили Чхеидзе и Церетелли. Суханов в воспоминаніях бьет в литавры по поводу усп?ха сов?тской делегаціи — съ?зд им?л "огромное значеніе для завоеванія арміи Сов?том": съ?здом всец?ло овлад?ли сов?тскіе люди, сов?тскія настроенія и лозунги, вся вообще сов?тская атмосфера. Резолюціи съ?зда повторяли без всяких поправок и дополненій резолюціи всероссійскаго сов?тскаго "Сов?щанія". "Минскій фронтовый съ?зд знаменовал собой радикальный перелом всей революціонной конъюнктуры и завершеніе сов?тской поб?ды над арміей". Мемуарист post factum придал минскому съ?зду совершенно не то значеніе, которое он им?л.

Съ?зд проходил в конечных чертах в атмосфер? взаимнаго дов?рія. "Демосфены от плутократіи", как выражается мемуарист, появились в Минск? вовсе не для того, чтобы противопоставить какую то особую политику "думско-правительственных сфер" политик? революціонной демократіи посл? правительственной деклараціи по вн?шней политик?. Формально позиціи обоих политических центров не расходились. "Именитые столичные делегаты от Сов?та держали себя также с тактом. Чхеидзе говорил о необходимости единенія фронта и тыла для того, чтобы свобода стала, д?йствительно, "величайшим праздником". Защит? свободы посвятил свою р?чь Церетелли, указывавшій, что сепаратный мир был бы гибелью для Россіи. Скобелев высказывал ув?ренность, что армія не допустит удушливых газов с распада и установит единеніе солдат и офицеров и т. д. Их выступленія были "сплошным тріумфом", но также "восторженно рукоплескала" аудиторія и "революціонно-патріотическим" фразам думских делегатов. При открытіи съ?зда выступили представители французской и англійской военных миссій. С энтузіазмом воспринята была и р?чь новаго главнокомандующаго ген. Гурко, этого подлинного военнаго вождя и хорошаго оратора, по характеристик? иностраннаго наблюдателя проф. Легра[435]. Такое одинаковое отношеніе ко вс?м ораторам возбуждает даже возмущеніе со стороны Легра: «c'est eecoeurant» записывает он в дневник. В д?йствительности это свид?тельствует лишь о настроеніи аудиторіи[436]. Никаких общих политических резолюцій, кром? резолюціи всероссійскаго Сов?щанія Сов?тов, ник?м не было предложено — естественно, что он? и были приняты без поправок и дополненій.

Но важно, что резолюція о войн?, хотя предс?дателем съ?зда был избран большевик Позерн, глава м?стнаго сов?та, заявившій себя, однако, перед открытіем от?зда соц. демократом, стоящим на платформ? сов?тскаго "Сов?щанія", была принята 610 голосами против 8 при 46 воздержавшихся. "Пораженцы" вс?х мастей должны были стушеваться перед настроеніем делегатов, в большом количеств? прибывших из "окопов". Ленинскіе выученики, появившіеся на авансцен?, не торжествовали и в секціонных зас?даніях съ?зда, гд? обсуждались д?ловые вопросы: так в секціи но организаціи арміи, разрабатывавшей проект обновленія комманднаго состава, подавляющим большинством было отвергнуто выборное начало. Съ?зд объявил дезертирство из арміи "позором и изм?ной д?лу революціи" и требовал добровольнаго немедленнаго возвращенія в свои части покинувших фронт. В состав фронтового комитета на съ?зд? было выбранно 27 офицеров, 35 солдат, 10 рабочих и 3 врача. В состав этого комитета съ?зд включил свящ. Еладинцова, который прив?тствовал съ?зд от имени "горсточки революціоннаго духовенства". Перед закрытіем съ?зда ген. Гурко выступил с р?чью, предостерегавшей от междуокопных переговоров с н?мцами, которые скрывали таким путем свои продвиженія на фронт?. "Война — говорил главнокомандующій — кончится не отказом от анексій и контрибуцій, а тогда, когда одна воля будет подавлена другой. Мы должны сломить волю врага, и тогда провозглашённыя идеи самоопред?ленія будут проведены в жизнь. Разрушив германскій милитаризм, мы скажем: "не см?йте держать столько войск, быть постоянной угрозой міру"...

Приблизительно в это время англійскій посол пос?тил предс?дателя кабинета министров, котораго он застал в "очень оптимистическом настроеніи". Бьюкенен на основаніи данных, доставленных англійскими (военными) атташе, которые вернулись с фронта, обращал вниманіе Правительства на состояніе арміи и настаивал на запрещеніи соціалистическим агитаторам пос?щать фронт. Львов совершенно не разд?лял пессимизма посла. Львов — записывает посл?дній — успокоил меня, сказав, что на фронт? есть только два слабых пункта: Двинск и Рига (т. е. С?верный фронт). Армія, как ц?лое, кр?пка, и вс? попытки агитаторов уничтожить дисциплину не будут им?ть усп?ха: "Правительство может разсчитывать на поддержку арміи и даже петроградскій гарнизон, не говоря уже о войсках на фронт?, которыя предложили уничтожить Сов?т рабочих" (Бьюкенен был "весьма озабочен", что Правительство "безсильно освободиться от контроля Исп. Ком."). "Правительство — прибавил Львов — не может принять подобных предложеній, не подвергая себя нападкам в том, что оно замышляет контр-революцію".

Что же это был только самообман, присущій идиллистически настроенному премьеру, или выраженіе офиціальнаго оптимизма, вынужденнаго вм?шательством иностраннаго посла? Допустим и то, и другое, и всетаки открывшіяся возможности вовсе не были проблематичны, ибо д?йствительность не была так безнадежна, как она впосл?дствіи рисовалась н?которым мемуаристам. В апр?л? армія сохраняла свою силу, и недаром министр ин. д?л. связанный с проф. Легра старыми дружественными личными отношеніями, говорил ему 17 апр?ля, что серьезнее наступленіе задерживается только вопросом о продовольствіи арміи, затрудненным дезорганизаціей транспорта, а Ставка на запрос великобританскаго ген. штаба от имени союзников о сроках наступленія довольно категорически сообщила, что наступленіе назначено на середину мая[437].

Если мы вернемся к мартовским дням, то должны будем признать, что перспективы возможностей открывались еще большія. Этими возможностями не сум?ли воспользоваться. Слова приведеннаго выше согласительнаго воззванія ("приказа № 3") довольно наглядно передают нам нервную обстановку еще не улегшагося возбужденія первых революціонных дней — дней "св?тлых, но еще тревожных", по характеристик? одновременно изданнаго приказа по Преображенскому полку ("св?тлыми, ясными" назвал их даже Алекс?ев — быть может, больше по тактическим соображеніям — на Государ. Сов?щаніи в Москв?). Закр?пить "свободу", в которой н?т еще полной ув?ренности, провозглашеніем urbi et orbi новаго правительственнаго принципа, именовавшагося "завоеваніями революціи"; увлечь колеблющіяся и сомн?вающіяся души красивыми лозунгами-деклараціями, дать вн?шнюю коллективную форму выраженія накопленному индивидуальному энтузіазму — вот могучи стимул момента, заглушавшій подчас вс? партійныя или иныя соображенія.

Революціонная фразеологія всегда, конечно, на грани демагогіи, ибо она забывает "милліоны моментов будущаго", которые предстоит пережить (слова ген. Алекс?ева на Гос. Соц.). Но каждый отд?льный момент запечатлевается волнующими сценами искренняго пафоса. Прислушаемся к голосу современника — он достаточно знаменателен. В газет? "Р?чь" — в той газет?, позицію которой через короткій промежуток времени дневник Гиппіус будет опред?лять словами "круглый враг всего, что касается революціи" — разсказывалось о повышенном настроеніи, царившем 13 марта на первом объединенном зас?даніи представителей образовавшагося Сов?та офицерских депутатов петроградскаго гарнизона и Исполнительнаго Комитета, на котором обсуждался проект "деклараціи" прав солдата (присутствовали и иностранные офицеры). Это была торжественная манифестація единенія солдат и офицеров. В "общем энтузіазм?, поц?луях и слезах" принимается резолюція, призывающая в основу "прочнаго братскаго единенія" положить чувство "взаимнаго уваженія... чести и общее стремленіе стоять на страж? свободы". Мрачно настроенный Деникин, чуждый "иллюзіям", во вс?х этих манифестаціях усмотрит (по крайней м?р? в воспоминаніях) лишь "лживый пафос" (генерал попал в Петербург уже тогда, когда очередные будни стали стирать флер первых дней). Скептики скажут (с изв?стной правдивостью), что д?йствительность была далека от таких идиллій и дадут прим?ры разительнаго противор?чія. И т?м не мен?е забыть об этих (пусть даже поверхностных) настроеніях — значит нарушить историческую перспективу. Нельзя усмотр?ть только "ложный пафос" в грандіозной и торжественной манифестаціи, которую явили собой похороны "жертв революціи" на Марсовом пол? 23 марта[438], или в аналогичных, сантиментальных сценах на фронт? (уполномоченные Врем. Ком. отм?чали "братаніе" офицеров и солдат 23-го в Двинск?, когда, присутствовавшіе плакали); не только "ложный пафос", заставлял рыдать "буржуазную" и "пролетарскую" толпу, собравшуюся на концерт-митинг 25 марта в Маріинском театр?, который был организован в пользу "жертв революціи" комитетом Волынскаго полка и на котором присутствовали члены иностраннаго дипломатическаго корпуса и активно участвовали представители Правительства и Сов?та (выступали Керенскій и Чхеидзе). Палеолог вспоминает, что, когда Фигнер развертывала перед аудиторіей скорбный мартиролог погибших за д?ло свободы и похоронный марш в оркестровом исполненіи придавал политической р?чи патетическій характер религіозных поминок, большинство присутствовавших плакало[439]. Только славянская душа (ame slave) способна, по мн?нію француза-реалиста, так реагировать на слово. Но это было и это захватило вс?х. Керенскій обм?нивался в Кронштадт? поц?луем с Рошалем (!!)..., "слезы" и "объятія" отм?чает Бубликов на первом зас?даніи съ?зда промышленников, собравшегося в Москв? 19-го и "единодушно" прив?тствовавшаго "сверженіе презр?нной царской власти" (выраженіе Рябушинскаго на Гос. Сов. в Москв?). "Всенародным торжеством — вспоминает Гольденвейзер — был "Праздник революціи", организованный в Кіев? 16 марта: это было вн?шнее выраженіе того подъема, т?х приподнятых радостных настроеній, того "почти" полнаго единства мыслей и чувств, с которыми переживал Кіев "медовый м?сяц" революціи.

Подобнее настроеніе не могло не отражаться и на отношеніи к войн?. Даже самые "непримиримые противники войны" — большевики, еще не шли дальше лозунга "войны без поб?дителей и поб?жденных". Карикатурой на д?йствительность являются утвержденія, подобныя т?м, какія можно найти в исторических изысканіях военнаго историка Головина, не усомнившагося написать без всяких оговорок про "начало революціи", что "крайнія соціалистическія партіи с большевиками во глав?" в ц?лях "углубленія революціи" толкали солдатскія массы к бунту и убійству офицеров, не останавливаясь перед полным разрушеніем самого организма арміи". Дезорганизаторская работа большевиков, не могших по своей численности оказывать большого вліянія на р?шенія Исп. Ком., была в сущности далека в то время от такой пропов?ди. Оберучев разсказывает, как неистовый и истерическій будущій главковерх Крыленко, занимавшійся в эмиграціи перефразировкой ленинских призывов против войны, на фронтовом съ?зд? в Кіев? в апр?л? высказался за наступленіе. Позиція "защиты революціоннаго отечества", которой держалось без колебаній большинство Исп. Ком., и которая может быть выражена поздн?йшим заявленіем Церетелли на московском Гос. Сов?щаніи: "сторонники сепаратнаго мира придут, только перешагнув через труп революціи", не могла вести к сознательному разрушенію арміи. Ц?лью реформ, разрабатывавшихся солдатской секціей Сов?та, являлось укр?пленіе — может быть эфемерное — военнаго организма...

По мн?нію ген. Врангеля, в "р?шительныя минуты" посл? переворота не было сд?лано со стороны старших военных руководителей "никакой попытки овлад?ть сверху психологіей арміи"... Мы вид?ли, что это было не совс?м так. Но, повидимому, Врангель разд?лял в то время позицію Деникина, первое впечатл?ніе котораго при полученіи циркулярной телеграммы Алекс?ева было, как мы знаем, формулировано словами: "Ставка выпустила из своих рук управленіе арміей". Ставка упустила момент не в смысл? захвата армейскаго революціоннаго движенія в свои руки. Н?т! "Грозный окрик верховнаго командованія, поддержанный сохранившей в первыя дв? нед?ли дисциплину и повиновеніе арміей, быть может, мог поставить на м?сто переоц?нившій свое значеніе Сов?т, не допустить "демократизаціи" арміи и оказать соотв?тствующее давленіе на весь ход политических событій, не нося характера ни контр-революціи, ни военной диктатуры" — пишет автор "Очерков русской смуты", передавая не то вывод современника, не то заключеніе историка. "Лояльность команднаго состава и полное отсутствіе с его стороны активнаго противод?йствія разрушительной политик? Петрограда — по словам Деникина — превзошли вс? ожиданія революціонной демократіи"...

Сам Деникин совершенно не склонен был итти на уступки — по собственным словам, он, в качеств? главнокомандующаго фронтом, подчеркнуто с самаго начала держался системы полнаго игнорированія комитетов. Період разработки новых реформ застал Деникина на посту нач. штаба верх, главнокомандующего, что не могло не оказывать несомн?ннаго вліянія на позицію Ставки . Ссылаясь на знаніе "солдатской психологіи", Деникин говорит, что строевые начальники не желали придавать армейским реформам (признавая ц?лесообразность н?которых из них — устраненіе "н?которых отживших" форм) характер "завоеваній революціи": надо было д?йствовать "исподволь, осторожно". Рецепт довольно утопичный в обстановк? революціоннаго д?йствія. Какими силами можно было удержать армію в пред?лах стараго дисциплинарнаго устава? Зд?сь между "генералитетом", принявшим переворот, и "революціонной демократіей", активно участвовавшей в переворот?, лежала непроходимая пропасть, отчетливо опред?ленная в р?чи Кучина на Гос. Сов?щаніи и в деклараціи, прочитанной Чхеидзе от имени революціонной демократіи: "солдаты будут уходить от революціи и в ней разочаровываться"...[440].

Алекс?ев, как много раз мы могли усмотр?ть, отнюдь не держался такой непримиримой позиціи. В март? у него не было того раздраженнаго чувства разочарованія, которое так отчетливо проявилось в поздн?йших письмах и записях дневника. Верховный главнокомандующій ум?л тактично сглаживать шероховатости Ставки, куда "хлынули", по выраженію Деникина, см?щаемые, увольняемые и недовольные генералы.

"Лойяльная борьба", напоминающая весьма отвлеченныя директивы командиров 32 п?х. див. о водвореніи порядка во время революціи "без кровопролитія", привела бы не только к преждевременному конфликту с Правительством, но роковым образом превратила бы Ставку, д?йствительно, в центр контр-революціи. Не трудно допустить возможность появленія на фронт? р?шительнаго генерала, не поддавшагося "иллюзіям" и с тенденціей "водворить порядок". Экспансивный Крымов, участник "дворцоваго переворота", подготовлявшагося до революціи Гучковым и др., встр?тив в 20-х числах марта вызваннаго в Петербург Деникина, говорил ему: "Я предлагал им (правительству) в два дня расчистить Петроград одной дивизіей — конечно, не без кровопролитія ... Ни за что! Гучков не согласен. Львов за голову хватается: "помилуйте, это вызвало бы такія потрясенія! Будет хуже". На днях у?зжаю к своему корпусу: не стоит терять связи с войсками, только на них и надежда". Надо думать, что подобный разговор Крымова с н?которыми членами Правительства им?л м?сто — иначе не мог бы записать н?что совс?м аналогичное Бьюкенен со слов кн. Львова. Врангель на основаніи бес?ды с Крымовым посл? его возвращенія в 3-й конный корпус, начальником котораго он был назначен вм?сто гр. Келлера, придает н?сколько иной характер крымовским планам. "Ген. Крымов, повидавши Гучкова, Родзянко, Терещенко  и других своих политических друзей, вернулся значительно подбодренным" — пишет Врангель[441]: "По его словам, Врем. Пр., несмотря на кажущуюся слабость, было достаточно сильно, чтобы взять движеніе в свои руки. Необходимость этого яко-бы в полной м?р? учитывалась членами Врем. Правительства". Крымов заявлял, что "надо д?лать ставку на казаков"... Если не Крымов, мог быть и другой — по сговору или без в?дома правительства. В н?которых военных кругах мысль о "расчистк?" революціоннаго Петербурга была популярна. Наприм?р, в записях Куропаткина, относящихся к началу мая, попадается имя командующаго VI арміей ген. Горбатовскаго, который предлагал средство для борьбы с развалом арміи "нев?роятное": "сформировать корпус или полкорпуса из офицеров и силою уничтожить петроградскій Сов?т С. и Р. Д."[442]. Врангель утверждает, ссылаясь, между прочим, на заявленія "вс?х полков" Уссурійской дивизіи, которой он командовал, что "ряд войсковых частей обращался с заявленіями к предс?дателю Правительства, в коих указывалось на готовность поддержать новую власть и бороться со вс?ми попытками внести анархію в страну". Но Правительство "не р?шалось опереться на предлагаемую ему самими войсками помощь". Гучков при по?здках на фронт "неизм?нно громко заявлял", принимая депутаціи от разнаго рода частей, что Правительство "ни в какой помощи не нуждается, что никакого двоевластія н?т, что работа Правительства и Сов?та Р. и С. Д. происходит в полном единеніи". Дневники Болдырева, Селивачева, Легра вносят существенную поправку: в неофиціальных, полуинтимных бес?дах, на которых рождаются конспиративные зат?и, военный министр говорил н?что другое. На Госуд. Сов?щаніи и Милюков вспоминал "длинную вереницу депутаціи от арміи, тогда еще не разложившейся, проходивших перед нами в Маріинском дворц? и тревожно спрашивавших нас, Временное Правительство перваго состава: "Правда-ли, что в Петроград? двоевластіе, правда ли, что вам м?шают самочинныя организаціи? Скажите нам, и мы вас освободим от них". Я помню и наши смущенные отв?ты: "Н?т, н?т, это преувеличено... Были, правда, попытки, по теперь все приходит в равнов?сіе, в порядок"...

Безд?йствіе Правительства толкнуло ген. Врангеля на прямой путь конспираціи — созданія в центр? тайной военной организаціи. В дни апр?льскаго правительственнаго кризиса не только были нам?чены зачатки этой организаціи (образован был "небольшой штаб", куда бар. Врангель привлек своих однополчан гр. Палена и гр. Шувалова, раздобывши "кое какія средства"), но, если пов?рить словам мемуариста, "прочно" налажена была связь со "вс?ми военными училищами и н?которыми воинскими частями", "отлично" была поставлена разв?дка — был уже "разработан подробный план занятія главн?йших центров города и захвата вс?х т?х лиц, которыя могли бы оказаться опасными"... Надо было отыскать имя. "Ни в состав? Правительства, ни среди окружающих его общественных д?ятелей" не было челов?ка, способнаго "твердой и непреклонной р?шимостью" положить "пред?л дальн?йшему развалу страны". "Его надо было искать в арміи среди немногих популярных вождей. К голосу такого вождя, опирающагося на армію, не могла не прислушаться страна, и достаточно р?шительно заявленное требованіе, опирающееся на штыки, было бы выполнено. Считаясь с условіями времени, имя такого вождя должно было быть достаточно "демократичным". Таких имен Врангель знал "только два" — ген. Лечицкаго и ген. Корнилова. С упомянутыми генералами начались переговоры...

К чему могла, бы привести гражданская междоусобица, которой так старалось в первые р?шающіе дни революціи изб?гнуть верховное командованіе? Гадальныя карты о судьбах Россіи каждый будет раскладывать по своему разуму и предвид?нію. Позорный конец войны? Сепаратный мир? Преждевременный развал Россіи? Реставрація при сод?йствіи н?мцев? "Не каждому дано вид?ть, что можно" — резонерствовал Маклаков на Государственном Сов?щаніи. "Политическая программа момента диктуется не волею партій, а волею исторіи" — говорил он, полагая, что эту "волю" познает "своим инстинктом" "глубинная темная масса народа". — "Россія за революцію себя не продаст". Сколько иллюзій семнадцатаго года разбила жизнь, ...исторіи им?ет право установить лишь факт, что вс? т? предначертанія, которыя рождались в сред? военнаго командованія, были чужды психологіи момента и в силу этого неосуществимы. "Покуда в?рят и хотят этой революціи, покуда революціонная власть исполняет свой долг, защищает Россію и ведет Россію, до т?х пор см?шны какіе бы то ни было заговоры" — констатировал Маклаков на Государственном Сов?щаніи. То, что могло быть еще сомнительным в август?, было безспорной истиной для марта и апр?ля. Непродуманныя политическія авантюры (план ген. Врангеля оказался в точном смысл? слова пуфом, встр?тив весьма небольшіе отклики в "правых" кругах) творили лишь злое д?ло для Россіи. "Достаточная скрытность" никогда не является гарантіей и особенно в той сред?, которой не свойственны конспиративные замыслы. Таинственные слухи ползли, с?яли разлад, создавали напряженную общественную атмосферу и расширяли плацдарм, на котором могли возрастать плоды демагогіи крайняго сектора революціонной демократіи.