Данная книга повествует о драматических событиях, произошедших на Западной Украине в первые недели боевых действий на советско-германском фронте. С 22 по 30 июня 1941 года в полосе ответственности 5-й и 6-й армий Юго-Западного фронта разыгралось одно из самых крупных танковых сражений Второй мировой войны. С обеих сторон в нем участвовало не менее 3600 танков. Анализ сил и средств германских и советских группировок, состав танкового парка, а также повествование о ходе противоборства опирается на документы из государственных архивов и на материалы различных военно-исторических исследований.

Прежде чем начать детальный анализ особенностей планирования военных действий Красной Армии в предстоящей войне, следует сказать несколько слов о концептуальных взглядах советского руководства на характер предстоящего вооруженного противоборства.

В статье «Единая военная доктрина и Красная Армия» М. В. Фрунзе писал, что противоречие между буржуазией и пролетариатом «может быть разрешено только силой оружия в кровавой схватке классовых врагов. Иного выхода нет», — считал известный советский политический деятель, полководец и военный теоретик — и быть не может[1]. Он утверждал также, что «победит лишь тот, кто найдет в себе решимость наступать, сторона только обороняющаяся, неизбежно обречена на поражение»[2].

Таким образом, становится понятно, что Красная Армия готовилась к наступательной войне. Основы стратегического развертывания советских вооруженных сил на случай полномасштабных военных действий с Германией в окончательном виде сформировались в октябре 1940 года и оставались неизменными до 22 июня 1941 года.

Считалось, что Советскому Союзу «необходимо быть готовым к борьбе на два фронта: на западе против Германии, поддержанной Италией, Венгрией, Румынией и Финляндией, и на востоке — против Японии»[3]. Допускалось также выступление на стороне нацистского блока и Турции. Основным театром военных действий признавался Западный, а главным противником — Германия. В последние месяцы перед войной ожидалось, что вместе с союзниками она развернет на западе СССР 230–240 дивизий, более 20,5 тыс. орудий, около 11 тыс. танков и свыше 11 тыс. самолетов всех типов. Предполагалось, что Япония выставит на востоке 50–60 дивизий, почти 9 тыс. орудий, более 1 тыс. танков и 3 тыс. самолетов[4].

Всего, таким образом, по оценке Генерального штаба РККА, вероятные противники могли противопоставить Советскому Союзу 280–300 дивизий, примерно 30 тыс. орудий, 12 тыс. танков и 14–15 тыс. самолетов.

Согласно записке по основам стратегического развертывания, разработанной Василевским и Жуковым 15 мая 1941 года, а также расчету, произведенному 14 июня Н. Ф. Ватутиным, в состав группировки для войны на Западе из 303 дивизий Красной Армии назначались 237, то есть 78,2 % (из них в составе первого стратегического эшелона 186 дивизий. — Примеч. авт.), для действий на Дальнем Востоке — 31 дивизия, для обороны Крыма — 3, Кавказа — 21, Средней Азии — 10 и побережья Белого моря — 1. На западе намечалось иметь 51 танковую дивизию из 61 и 25 моторизованных из 31. Здесь же должны были действовать все противотанковые бригады, 72,5 % артиллерийских полков резерва Главного командования, все воздушно-десантные корпуса и основная часть авиации[5].

Необходимо признать, что Генеральный штаб еще в бытность руководства этим органом маршалом Б. М. Шапошниковым довольно точно определил места сосредоточения и развертывания группировок вермахта в предстоящей войне с Советским Союзом. Немецкие специалисты только начинали разрабатывать свои планы, а в Генштабе уже шла работа по подготовке «ответного удара».

Боевой состав* советских войск на Западной Украине к началу военных действий

* Источник: Боевой состав Советской Армии. Ч. 1. М., ВНУ ГШ. Военно-исторический отдел, 1964, с. 8–10, 16, 18, 23–24.

Численный состав* советских войск на Западной Украине к началу военных действий

* Источник: Боевой и численный состав Вооруженных Сил СССР в период Великой Отечественной войны (1941–1945 гг.). Статистический сборник № 1. М., ИВИ МО РФ, 1994, с. 13–14, 16–17.

В соответствии с оценкой противника и общим замыслом отражения его нападения намечалось два варианта стратегического развертывания главной группировки войск на Западе: вариант «южный» и вариант «северный». В одном случае она могла быть развернута к югу от Брест-Литовска, а в другом — к северу от него. Первоначально все зависело от политической обстановки, которая могла сложиться к началу войны, а потом «в дело вмешались» и другие объективные и субъективные факторы.

Советское военно-политическое руководство и лично Сталин, придававшие большое значение экономическому фактору в вооруженной борьбе, сделали правильный вывод: война коалиций буржуазных государств против СССР не может быть молниеносной, она растянется по времени на несколько лет и потребует длительного напряжения всех сил. Поэтому волевым решением вождь и определил, что Германия будет стремиться в первую очередь захватить экономические районы — Украину и Кавказ. Вот почему в октябре 1940 года (5 октября 1940 года руководством партии и правительства обсуждался доклад, подготовленный руководством Наркомата обороны и Генштаба на тему: «Об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на Западе и Востоке в 1940–1941 гг.». — Примеч. авт.) он приказал военным исходить из того, что главный удар германские войска нанесут из района Люблина на Киев. Подобное положение и легло в основу создания плана «южный».

14 октября 1940 года доработанный вариант плана «южный» был представлен правительству на утверждение и в целом принят. Одновременно было решено «довести до ума» и другой вариант — «северный». По нему основная группировка войск развертывалась в полосах Прибалтийского и Западного Особых военных округов.

Разработку «южного» и «северного» вариантов планов на местах планировалось закончить к 1 мая 1941 года.

Одновременно предлагались на утверждение частные планы боевых действий против Финляндии, Румынии и Турции, что, по мнению разработчиков, придавало общему оперативному плану определенную гибкость и давало возможность развернуть группировки войск на театрах военных действий в зависимости от конкретно складывающейся военно-политической обстановки.

Следует учесть, что к началу войны советское руководство так и не сумело создать единый оперативный план по использованию вооруженных сил по борьбе с Германией и ее союзниками. Действия Красной Армии, Военно-морского флота СССР, внутренних и пограничных войск НКВД СССР, а также других органов государственной власти в случае начала боевых действий определяли несколько документов.

Главным из них являлся «Соображения об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на Западе и Востоке на 1940–1941 гг.». На основе этого документа предполагалось разработать единый детальный план предстоящей войны, но сделать этого не успели. Как уже говорилось, «Соображения…» были разработаны к началу октября 1940 года, и по февраль 1941 года каких-либо особых принципиальных изменений в документ не вносилось. Но 4 февраля 1941 года начальником Генштаба стал Г. К. Жуков, за месяц до этого блестяще показавший себя на штабных оперативно-стратегических играх, выступая при этом именно за германскую сторону. По его указанию начальник оперативного управления ГШ генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин составил «План разработки оперативных планов», в соответствии с которым в феврале 1941 года Генштабом был разработан ряд важнейших оперативных документов. В марте — мае Н. Ф. Ватутин совместно со своим заместителем генерал-майором A. M. Василевским на основе указаний начальника ГШ и новых разведданных вносили существенные уточнения в план стратегического развертывания вооруженных сил СССР.

Руководство Генштаба считало, что ни в коем случае нельзя отдавать инициативу действий германскому командованию. В рабочих вариантах «Соображений…» предлагалось вообще «упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск»[6]. Однако подобные действия не вязались с общей политикой советского руководства, да и время для подобного замысла было упущено. Следовало предпринимать кардинальные меры по отражению готовящегося удара противника и обеспечению в этих условиях стратегического развертывания. Но и это в полной мере сделать не удалось. Идеи 1940 года продолжали оставаться в основе наших планов, хотя ситуация была уже другой.

Предпосылкой к развернувшемуся на территории Западной Украины грандиозному танковому сражению стало оперативно-стратегическое планирование советского военного командования.

Общий замысел боевых действий РККА в случае нападения на СССР реализовался следующим порядком. На первом этапе активной обороной прочно прикрыть границы в период сосредоточения соединений и объединений Красной Армии и не допустить вторжения войск врага на территорию Советского Союза. На втором этапе мощными ударами наступательных группировок войск фронтов КА нанести решительное поражение противнику, выйти на рубеж реки Висла, а в дальнейшем развивать наступление на Краков, Бреслау и выйти к верхнему течению реки Одер.

Укомплектованность 5-й армии Юго-Западного фронта на 22 июня 1941 года

Из двух вариантов ведения боевых действий так называемый «южный» считался более предпочтительным. В соответствии с ним основные действия вел Юго-Западный фронт, имевший задачу — мощным ударом на люблин-бреславском направлении в первые же дни войны отрезать Германию от Балканских стран, вывести их из войны, лишив тем самым германский рейх важнейших экономических баз.

Однако понимание «первых дней войны» как сроков проведения крупной стратегической операции неразрывно связано с политическими решениями. При разработке общих планов ведения военных действий, и войсковых операций в частности, Генштаб РККА исходил из тезиса о современном приведении в действие механизма мобилизации и развертывания вооруженных сил под влиянием политической обстановки. Соответственно наши штабисты традиционно учитывали временной период протяженностью в несколько недель, пока противоборствующие стороны будут постепенно втягиваться в боевые действия под «аккомпанемент» дипломатических нот и ультиматумов, а затем и вооруженных инцидентов на границе. После завершения развертывания войск по всем правилам военного искусства того времени противоборствующие силы, как правило, начинали свои первые операции — «наступления с решительными целями» на асимметричных направлениях. Тот, кто был успешнее в подобном противоборстве, и выигрывал начальный период войны.

В записке об основах развертывания войск, датированной сентябрем 1940 года, задачи Юго-Западного фронта, разворачиваемого на базе Киевского Особого военного округа, формировались следующим образом: «Во взаимодействии с левофланговой армией Западного фронта силами Юго-Западного фронта нанести решительное поражение Люблин-Сандомирской группировке противника и выйти на р. Висла. В дальнейшем нанести удар в общем направлении на Кельце, Краков и выйти на р. Пилица и верхнее течение р. Одер». Детализировался этот план в так называемой записке начальника штаба Киевского Особого военного округа М. К. Пуркаева, составленной в декабре 1940 года: «Ближайшая стратегическая задача — разгром, во взаимодействии с 4-й армией Западного фронта вооруженных сил Германии в районах Люблин, Томашув, Кельце, Радом и Жешув, Ясло, Краков и выход на 30 день операции на фронт р. Пилица, Петроков, Оппельн, Нейштадт, отрезая Германию от ее южных союзников. Одновременно прочно обеспечить госграницу с Венгрией и Румынией. Ближайшая задача — во взаимодействии с 4-й армией Западного фронта окружить и уничтожить противника восточнее р. Висла и развивать наступления в направлениях: на Кельце, Петроков и на Краков». Реализация этого плана была возможна в случае резкого усиления КОВО за счет переброски войск из Одесского, Северо-Кавказского, Харьковского и Московского военных округов и полного отмобилизования Киевского Особого военного округа с изъятием транспорта и лошадей из народного хозяйства.

Весь комплекс мероприятий по прикрытию государственной границы осуществлялся на основе «Плана обороны государственной границы», который являлся составной частью плана стратегического развертывания Вооруженных сил. Мобилизационные действия определялись мобпланом — МП-41, утвержденным 12 февраля 1940 года.

На период мобилизации и сосредоточения войск должны были действовать планы прикрытия, предписывающие «Упорной обороной укреплений по линии госграницы прочно прикрыть отмобилизование, сосредоточение и развертывание войск округа». Нужно отметить, что план прикрытия КОВО слабо учитывал географические особенности приграничной местности и был рассчитан на достаточно длительный период развертывания сил противоборствующих сторон. А полоса местности в районе Львова и особенно севернее города до параллели Дубно изобиловала болотистыми районами, затруднявшими использование танков. Таким образом, в случае начала «молниеносной войны» 5-я армия не могла быть быстро усилена механизированными корпусами РККА, которые (4, 8, 15, 16 мк) были сосредоточены в районе Львова и отделены от полосы 5А болотистой местностью. Похожий план прикрытия был в ЗапОВО, где сильнейшее соединение округа — 6-й мехкорпус — находилось в районе Белостока с целью маневра по радиальным направлениям в «белостокском выступе». Отличие плана КОВО было только в масштабах — маневров по радиальным направлениям в «львовском выступе» предполагалось осуществлять не одним, а четырьмя мехкорпусами. Так что планы развертывания наших приграничных округов сильно не отличались друг от друга и опирались на единую смысловую концепцию начала войны по представлениям советского руководства.

Но немецкий «сценарий» начала боевых действий резко отличался от всего того, к чему готовились политические и военные органы Советского Союза. В отличие от польской кампании, когда за год до начала войны Речи Посполитой были предъявлены ультимативные требования, или войны на Западе, когда развертывание войск противоборствующих сторон заняло более полугода, никаких ультимативных требований СССР не предъявлялось. Советский Союз, изгнанный из Лиги Наций и подписавший с Германией пакт «Молотова — Риббентропа», представлялся нацистам слабым дипломатическим игроком. По представлениям Гитлера англо-американские демократии — не только правящие круги, но и большая часть населения, считали коммунизм еще большим злом, чем нацизм и не испытывали к Советскому Союзу какого-либо сочувствия. А других сильных союзников для СССР в то время больше вообще не существовало. Поэтому задача выбивания СССР как игрока на дипломатическом поле и не ставилась. А полное молчание по дипломатическим каналам стало для Германии сильным ходом против дезориентированного советского руководства. Под завесой волны дезинформации у границ Советского Союза концентрировались военные группировки. Разведорганы СССР представляли взаимоисключающую информацию и осознание надвигающейся войны пришло уже слишком поздно. Политические решения, определявшие механизм мобилизации и развертывания, безнадежно запоздали. Заложенные в планах так называемой «первой операции» армии, корпуса и дивизии были «размазаны» по трем эшелонам без оперативной связи друг с другом, каждый из которых был слабее сосредоточенных и отмобилизованных армий германских вооруженных сил.

В соответствии с доктринальными положениями «о глубокой наступательной операции» основой подвижных механизированных соединений должны были стать бронетанковые войска. Перед началом войны подавляющее большинство танков РККА были объединены в механизированные корпуса со штатной численностью в 1031 танк. Тем самым одним махом уничтожалось в течение десятилетия созданное видовое многообразие танковых войск РККА, а соединения и части, предназначенные для поддержки пехоты, исчезали вовсе. Похоже, что в этом случае происходило упрощенное копирование немецкого опыта. Действительно, в Третьем рейхе начали создавать танковые группы, состоящие из нескольких танковых и пехотных дивизий, предназначенных для маневренных наступательных задач. Только немецкие дивизии продолжали оставаться самостоятельными соединениями (с соответствующим тыловым снабжением, связью, управлением и т. д.), а в случае изменения тактических задач весь германский «конструктор» легко разбирался на составные части. Механизированные корпуса РККА являлись единым организмом — «боевым слоном», — предназначенным «топтать врага», как в древние времена, в определенной тактической схеме. Раздергивание мехкорпуса на части «вырывало из слона одну из его ног», особенности штатной структуры не позволяли танковым и моторизованным дивизиям действовать в полной мере автономно. Но в целом, особенно на первый взгляд, наступательные амбиции Киевского Особого военного округа были вполне обеспечены необходимым количеством бронетанковой техники.

Для этих целей в составе Киевского Особого военного округа (с началом войны развертываемого во фронт. — Примеч. авт.) к началу военных действий с Германией и ее союзниками было развернуто восемь механизированных корпусов, имевших в своем составе на 1 июня 1941 года 5894 танка. Из них по типам: 189 КВ-1, 89 КВ-2, 51 Т-35, 386 Т-34 (линейных), 128 Т-34 (радийных), 215 Т-28, 632 БТ-7 (линейных), 487 БТ-7 (радийных), 31 БТ-7А, 97 БТ-7М (линейных), 104 БТ-7М (радийных), 276 БТ-5 (линейных) и 65 БТ-5 (радийных), 127 БТ-2, 230 Т-26 образца 1931 года (двухбашенных), 746 Т-26 (линейных), 722 Т-26 (радийных), 16 ХТ-26, 113 ХТ-130, 67 ХТ-133, 26 ТТ-26, 26 ТУ-26, 2 СТ-26, 33 Т-26 (тягача), 70 Т-40 (линейных), 14 Т-40 (радийных), 405 Т-37 (линейных), 87 Т-37 (радийных), 70 Т-38 (линейных), 5 Т-38 (радийных), 371 Т-27, 23 Т-27 (тягача) и 9 самоходных орудий СУ-5. До 22 июня 1941 года в состав этой армады влилось еще несколько десятков танков. Таким образом, не считая бронеавтомобилей, только танков в составе КОВО было не менее 6 тысяч. Общее количество танковой техники вермахта, сосредоточенной для нападения на СССР, составляло 5062 танка, а в составе сил 1-й танковой группы вермахта, действующих на юго-западном направлении, было не менее 600 немецких и 90–100 венгерских и словацких танков (последние в состав 1 ТГр не входили. — Примеч. авт.).

Касаясь представленной в настоящей книге численности советской бронетанковой техники КОВО, следует сказать, что автор приводит некую совокупную цифру, составленную им из архивных отчетов ЦАМО РФ по боевым действиям мехкорпусов РККА в первые месяцы войны (в отдельных из них численность танкового парка приводится по памяти участников событий, так как все документы были уничтожены в первые дни войны. — Примеч. авт.) и анализу военно-исторической мемуарной литературы, авторы которой также опираются на свои воспоминания и отчеты ЦАМО РФ.

Можно пойти и другим путем, обобщив предвоенные ведомости РККА на 1 и 22 июня. Это будут данные, которые подавали в соответствующие управления Наркомата обороны и Генштаба РККА. Поэтому численность приводимых цифр бронетанковой группировки КОВО может отличаться на десятки машин, но это не меняет главного.

Боевой и численный состав механизированных корпусов КОВО на 22 июня 1941 года[7]

* На 1 июня 1941 rода в КОВО вне состава мехкорпусов числилось еще 383 бронеавтомобиля: 32 БА-20 линейных, 280 БА-20 радийных, 69 ФАИ и 2 Д-8/Д-12.

** Все КВ.

Соотношение сил КОВО и группы армий «Юг» к 22 июня 1941 года[8]

* В 1-й танковой группе вермахта на 22 июня 1941 года числилось 580 танков.

Укрепленные районы на новой границе («Линия Молотова») на территории КОВО[9]

* ОПУЛАБ — отдельный пулеметно-артиллерийский батальон.

** В Ковельском УРе была оборудована только полоса обеспечения (предполье), проходившая вдоль государственной границы и состоявшая из 14 батальонных районов и одного отдельного ротного опорного пункта.

Июнь 1941 года танковые войска округа встретили в состоянии настоящего хаоса реорганизации. У стрелковых корпусов были отняты танки непосредственной поддержки, корпуса формирования 1940 года были раздерганы на части, мехкорпуса формирования 1941 года вообще не представляли собой боевые единицы. Если мы сравниваем не «брутто-численность» танков КОВО и 1-й танковой группы вермахта, а число пригодных к использованию инструментов ведения войны — танковых и моторизованных дивизий, то картина получится весьма далекой от страшного перевеса РККА «в танках». В Киевском Особом военном округе имелось всего 6 соединений, которые худо-бедно можно было использовать в качестве самостоятельных. Это 8-я танковая и 81-я моторизованные дивизии 4-го мехкорпуса, 10-я танковая дивизия 15-го мехкорпуса, 12-я танковая и 7-я моторизованные дивизии 8-го механизированного корпуса, 15-я танковая дивизия 16-го механизированного корпуса. Только вышеперечисленные соединения были хотя бы теоретически эквивалентны германским танковым дивизиям, а также были способны выполнять маневры, полагающиеся подвижному соединению. Остальные не имели для этого достаточного количества автомашин. Итого: четыре танковые и две моторизованные дивизии. Это вполне сравнимо с числом подвижных соединений 1-й танковой группы, состоящей из пяти танковых (9, 11, 13, 14-й и 16-й) и трех моторизованных (16, 25, СС «Викинг») дивизий. В качестве моторизованного соединения (дивизии) можно считать бригаду из СС «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер». Если сравнивать не количество танков противоборствующих сторон, а организационные структуры, то совокупность полностью боеспособных соединений КОВО и 1-й танковой группы вполне соразмерны друг другу.

Оперативная плотность войск* к началу боевых действий на Западной Украине

* Источник: Операции Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне. М., 1958, т. 1, с. 135–136.

Таким образом, типичная российская «болезнь» — патологическая страсть к непрерывной, перманентной реорганизации, свела на нет все количественные преимущества сил КОВО над противником, и в первую очередь преимущество в бронетанковой технике. Очень похожая ситуация была с авиацией, артиллерией и отчасти с автомобильной техникой. Однако именно танки вскоре станут «главным действующим лицом» на данном ТВД.

Отражая наступательные доктрины противоборствующих сторон, две крупные бронетанковые группировки столкнулись в одном из крупнейших танковых сражений Второй мировой войны.

Киевским Особым военным округом (с 22 июня 1941 года — Юго-Западным фронтом) командовал генерал-полковник М. П. Кирпонос. Членом Военного совета округа был корпусной комиссар Н. Н. Вашугин, а начальником штаба — генерал-лейтенант М. А. Пуркаев. Генерал-полковнику М. П. Кирпоносу было 53 года. Как и многие командиры Красной Армии, он являлся выходцем из «самых простых» слоев населения, в данном случае — из бедной украинской крестьянской семьи. Мальчик был талантливый, так как год учился в церковно-приходской школе, а затем три года в земской школе, но из-за недостатка средств в семье обучение пришлось закончить. В 1915 году будущий полководец работал лесником, и только война дала ему «путевку в жизнь» — вскоре Кирпоноса призвали рядовым солдатом в 126-й запасной пехотный полк. После окончания в 1916 году инструкторских курсов по обращению с иностранными винтовками, а в 1917 году — военно-фельдшерской школы, он был отправлен на Румынский фронт в качестве ротного фельдшера 285-го Ольгопольского пехотного полка. В разгаре была Февральская революция, и Кирпонос с головой окунулся в «большую политику»: сначала его избрали председателем околоточного солдатского комитета, а затем председателем полкового комитета, товарищем (заместителем) председателя Ревкома 5-й пехотной дивизии, а в ноябре 1917 года — председателем Рады 26-го корпуса.

Демобилизовавшись в феврале 1918 года, М. П. Кирпонос возвратился в родное село Вертиевка Черниговской губернии и в мае того же года вступил в члены ВКП(б). В родных краях он начал формирование повстанческих отрядов, которые вели борьбу с немецко-австрийскими оккупантами и гайдамаками. В сентябре 1918 года М. П. Кирпонос с одним из отрядов влился в состав 1-й Советской Украинской Повстанческой дивизии. После этого он назначается комендантом города Стародуб и формирует 22-й Советский Украинский полк, который затем стал 2-м Богунским полком 44-й стрелковой дивизии. В июне 1919 года М. П. Кирпонос был назначен помощником начальника дивизионной Школы красных командиров. За организацию и активное участие в партизанской борьбе и в боях на Украинском фронте он был награжден Реввоенсоветом СССР грамотой и именным «маузером» № 355205.

Видно, что особыми военными талантами в Гражданскую Кирпонос не блистал. По душе ему была политическая, штабная или административно-хозяйственная работа. Фактически с 1921 года по 1939-й он ею и занимался. Помощник начальника хозяйственной школы, помощник комиссара 2-й Киевской школы червонных старшин имени ВЦИК — вот «кредо» будущего командующего Юго-Западным фронтом. В 1927 году Кирпонос оканчивает Академию имени М. В. Фрунзе и продолжает службу в 41-й Перекопской стрелковой дивизии, где вершиной его карьеры стала должность начальника штаба. С 1934 по 1939 год он был начальником и комиссаром Казанского пехотного училища имени Верховного Совета Татарской АССР. Должность комбрига была присвоена ему 26 октября 1935 года.

Ничего не предвещало стремительного развития карьеры. Но началась финская война, а опытных командиров после бурного периода репрессий катастрофически не хватало. Уже комдив М. П. Кирпонос в декабре 1939 года стал командиром 70-й стрелковой дивизии. Соединение ему досталось очень неплохое, да и план, важнейшим элементом которого стала 70 сд, позволял ее командиру отличиться.

«Молодой комдив» проявил себя в этих условиях с самой лучшей стороны. Ведомое им соединение, входившее в 7-ю армию, штурмовало Выборг. На подступах к этому городу 70 сд совершила 6-суточный переход по льду Финского залива в тыл группировки противника, перерезала дорогу Выборг — Хельсинки и обеспечила успех всей операции. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 марта 1940 года эта дивизия была награждена орденом Ленина, а М. П. Кирпоносу было присвоено звание Героя Советского Союза.

И тут человек, который и дивизией-то командовал всего несколько месяцев, взлетел на самую вершину советской военной иерархии. С июня 1940 года до февраля 1941 года он руководил войсками Ленинградского военного округа, а с февраля 1941 года — войсками Киевского Особого военного округа. Какие бы ни проходили репрессии в конце 30-х годов, а все же управленческая верхушка командного состава РККА неплохо лично знала друг друга: по совместной службе на командных должностях, учебе в академиях, работе в штабах. Но Кирпонос в эту «обойму» никак не входил. По воспоминаниям начальника оперативного отдела штаба Киевского Особого военного округа И. Х. Баграмяна, при встрече нового командующего, принимавшего у Г. К. Жукова гигантский КОВО, никто о нем толком ничего не знал. Служба Кирпоноса по большей части проходила вдали от «центров военной мысли» Красной Армии на «захолустных», второстепенных должностях.

Внешне совсем не молодой командующий производил очень приятное впечатление. Всегда подтянутый, с отличной фигурой строевика, умевший носить, в том числе и столь любимую им парадную форму, он также отличался подчеркнутой выдержанностью и спокойствием. Перед подчиненными создавалось впечатление, что это опытный стратег и полководец. Однако бывалые командиры и штабисты, плотно взаимодействовавшие с Кирпоносом по службе (в том числе К. К. Рокоссовский и Н. К. Попель), отмечали неспособность командующего оперативно реагировать на динамично изменяющиеся условия боевой обстановки. Являясь отличным исполнителем, Кирпонос был слабым стратегом. Как говорил Н. К. Попель, «он еще не созрел до такого поста». Тем более, что малоопытному командующему КОВО противостоял один из опытнейших военачальников вермахта — генерал-фельдмаршал фон Рунштедт. В кампаниях против Польши и Франции последний командовал группой армий (фронтом), которая с большим успехом действовала на направлении главного удара.

Начальник штаба Киевского Особого военного округа (а затем и Юго-Западного фронта) генерал-лейтенант М. А. Пуркаев по своему духу и характеру был скорее ближе к немецким генералам, нежели последнее поколение советских военачальников «сталинского призыва».

Несмотря на то что происходил он из простой мордовской семьи (родился в эрзянском селе Налитове. — Примеч. авт.), Максиму Алексеевичу еще в царское время удалось закончить реальное училище, что давало право поступать в высшие учебные заведения империи. В 1915 году его направили в школу прапорщиков, откуда Пуркаев вышел офицером, но сразу на фронт не попал, а служил в учебном подразделении. В дни революции сразу же примкнул к большевикам и воевал в Красной Армии. В 1919 году вступил в ВКП(б). В боях против Колчака командовал полком, был награжден орденом Красного Знамени. Служебная карьера Пуркаева не отличалась резкими взлетами, но уже в апреле 1938 года он возглавил штаб Белорусского военного округа. Сослуживцы считали его суховатым, но уважали за ровность характера и высокую эрудированность. Пуркаев свободно владел немецким и французским языками, а с августа 1939 года был советским военным атташе в Германии. Там «на связи» с женщиной-прислугой его пыталась завербовать германская разведка, но атташе нашел силы сам сообщить о своей «слабости» в Москву и после недолгих разбирательств в столице его вновь отправили в Рейх. Правда, проработал он в Германии недолго, немцы сами «выдавили» неудобного комкора на родину. В декабре он прибыл в СССР, а с февраля 1940 года Пуркаев был вновь назначен начальником штаба БОВО, а с июля 1940 года — начальником штаба Киевского Особого военного округа. Избежавший сталинских чисток, Пуркаев наряду с Шапошниковым мог по праву считаться классическим образцом российского штабного офицера. Даже внешне он не походил на бритоголовых командиров РККА «эпохи Тимошенко», имея солидную прическу и пенсне на носу.

Пуркаев по праву считался крупным знатоком штабной работы, особенно хорошо знал службу войск и организационно-мобилизационную работу. Отличные отношения он имел с генералом A. M. Василевским, с которым вместе служил в 48 сд. Ну и, конечно, насчет боеспособности германской армии у него не было никаких иллюзий.

Третий член руководящего «триумвирата» — корпусной комиссар Н. Н. Вашугин — являлся классическим порождением событий 1937–1938 годов. Чрезмерно вспыльчивый и прямолинейный, он служил в Красной Армии с 1919 года и карьера его двигалась скорее по кругу, нежели вверх. В 1930 году он стал командиром-комиссаром стрелкового полка, потом работал в политуправлении РККА, затем — на высших стрелково-тактических курсах «Выстрел», и вновь стал командиром полка (Военную академию имени М. В. Фрунзе он закончил в 1933 году, а курсы «Выстрел» — в 1937 году). И вдруг с этого «поста» Вашугин был выдвинут на должность члена Военного совета Ленинградского военного округа! Во время войны с Финляндией он был членом Военного совета ЛВО, а осенью 1940 года его направили на Украину — членом Военного совета Киевского Особого военного округа. Этот недалекий, но в общем-то неплохой человек искренне полагал, что безоглядное выполнение вышестоящих указаний и выверенное идеологическое слово помогут Красной Армии победить любого врага.

Фактически по своим взглядам на управление войсками Пуркаев и Вашугин соотносились как «лед и пламя», а Кирпоносу, отличавшемуся спокойствием и рассудительностью, приходилось впоследствии лавировать между ними, принимая некое компромиссное решение.

Обеспеченность советских войск продовольствием и фуражом* к началу боевых действий на Западной Украине

* Источник: ЦАМО РФ, ф. 15, оп. 11624, д. 236, лл. 6–7, 11.

Командующий округом, согласуясь с указаниями Генерального штаба РККА, расположил 5, 6, 26-ю и 12-ю армии вдоль границы СССР с Венгрией, Словакией и Польшей.

Из восьми мехкорпусов пять были сосредоточены вблизи государственной границы и оперативно подчинялись нашим приграничным общевойсковым армиям КОВО.

12-я армия (командующий генерал-майор П. Г. Понеделин), находившаяся на границе с Венгрией и Словакией, имела в оперативном подчинении 16-й механизированный корпус.

26-я армия (командующий генерал-лейтенант Ф. Я. Костенко), со штабом в городе Самбор, прикрывала южный фланг «львовского выступа». В ее оперативное подчинение был передан 8-й механизированный корпус РККА.

6-я армия (командующий генерал-лейтенант И. Н. Музыченко) находилась в центральной части «львовского выступа». Штаб армии находился в городе Львове. Этой армии были оперативно подчинены 4-й и 15-й механизированные корпуса.

Состав и силы, приданные 6-й общевойсковой армии РККА, позволяли предполагать, что именно в этом районе советское командование опасалось основного удара сил вермахта. Однако подобные планы сбылись лишь частично. Всю силу германской атаки пришлось испытать 5-й общевойсковой армии и приданному ей 22-му механизированному корпусу РККА.

5-я армия (командующий генерал-майор танковых войск М. И. Потапов, член Военного совета дивизионный комиссар М. С. Никишев, начальник штаба армии генерал-майор Д. С. Писаревский) входила в состав Киевского Особого военного округа и дислоцировалась по границе СССР на территории Западной Украины.

Численный состав* артиллерийского парка КОВО на 22 июня 1941 года

* Источник: ЦАМО РФ, ф. 45, оп. 11624, д. 236, лл. 8–9, д. 145.

В состав 5-й армии входили 15-й и 27-й стрелковые корпуса, 22-й механизированный корпус (всего пять стрелковых, две танковые и одна моторизованная дивизии), 62-я и 14-я смешанные авиационные дивизии. Армия была усилена гаубичным артиллерийским полком РГК, а также тремя зенитными артиллерийскими дивизионами. Кроме того, ей (5А) подчинялись войска Ковельского, Владимир-Волынского, а также часть Струмиловского укрепленных районов. Непосредственно на границе службу несли 90-й и 98-й пограничные отряды. Всего в армии насчитывалось 102 533 человека, 4903 пулемета, 2577 автоматов, 2018 орудий и минометов (из них минометов — 864, в том числе калибра 50-мм — 504), 804 автомашины (по штату полагалось 6554) и 10 602 лошади. В 22-м механизированном корпусе РККА на 22 июня 1941 года находилось 707 танков (по другим данным, 652 танка. — Примеч. авт.). В 19-й танковой дивизии было 163 легких танка (34 БТ, из них: 6 БТ-7 линейных, 6 БТ-7 радийных, 14 БТ-5 линейных, 3 БТ-5 радийных, 5 БТ-2 со спаренными двумя 7,62-мм пулеметами ДА-2; 129 Т-26, из них: 47 однобашенных радийных, 75 однобашенных линейных и 7 огнеметных танков), 41-я танковая дивизия имела 415 танков (в том числе 31 КВ-2, 342 Т-26, 41 ХТ-26), 215-я моторизованная дивизия имела в своем составе 129 танков (в основном легких БТ-5). Прибывшие за 7–8 дней до начала войны танки КВ-2 не имели ни одного снаряда к 152-мм пушкам, некоторые из них имели технические неисправности, а водительский состав не был подготовлен к эксплуатации подобной техники вообще. 23-й мотоциклетный полк мехкорпуса также не был полностью укомплектован материальной частью[10]. В других частях и соединениях армии насчитывалось еще около 30 легких танков и бронеавтомобилей. В составе наших авиационных дивизий было 387 самолетов (истребителей — 174, бомбардировщиков — 213). Из них самолеты устаревших конструкций составляли 74 %.

Следует учитывать, что в армии происходила реорганизация стрелковых и авиационных соединений, а 22-й механизированный корпус только еще формировался, осуществлялись перевооружение и оснащение войск новой техникой.

В войсках армии было крайне мало транспортных средств, а это ограничивало их подвижность. Штабы соединений и частей 22-го механизированного корпуса были укомплектованы личным составом на 50–60 % и плохо слажены. Большинство армейских частей связи (полк, два батальона и девять отдельных рот) планировалось формировать с объявлением мобилизации, поэтому на 22 июня 1941 года в армии имелся всего лишь один батальон связи.

К началу войны соединения 5-й армии дислоцировались по условиям мирного времени. Они находились в лагерях и военных городках на удалении от 10 до 220 км от государственной границы. Например, части 45-й стрелковой дивизии дислоцировались в семи населенных пунктах, удаленных от границы и рассредоточенных по фронту и в глубину на 20–60 км, а 124-я стрелковая дивизия дислоцировалась отдельными гарнизонами в 10 населенных пунктах[11]. Все это требовало много времени для их «вытягивания» из мест дислокации и занятия района прикрытия.

Под прикрытием государственной границы перед войной было принято понимать сумму мероприятий, направленных на обеспечение мобилизации, сосредоточения и развертывания вооруженных сил для ведения войны. Эти мероприятия должны были осуществляться по «плану обороны государственной границы», исходя из которого в округах и армиях соответственно разрабатывались свои планы.

В соответствии с директивой Военного совета округа 5-я армия должна была прикрывать главное операционное направление округа — Люблин — Ровно — Киев. Она имела задачу прикрыть государственную границу в полосе (175 км) Пинск, Влодава, Крыстынополь, Кременец и не допустить прорыва войск противника на советскую территорию. Особое внимание уделялось обеспечению направлений: Холм (Хелм) — Ковель, Красныстав — Киверцы, Замостье — Дубно.

Предусматривалось, что стрелковые войска будут оборонять заранее оборудованные в инженерном отношении позиции перед фронтом и на линии укрепленных районов в тесном взаимодействии с гарнизонами их огневых сооружений.

В мае 1941 года на основании директивы округа командующий армией принял свое решение, а штаб разработал план прикрытия.

Замысел командующего армией сводился к тому, чтобы, опираясь на оборонительные сооружения предполья и укрепленных районов, не допустить прорыва противника на территорию страны (Советского Союза). Основное поражение противнику предполагалось нанести в главной полосе обороны и перед ее передним краем силами стрелковых дивизий во взаимодействии с укрепленными районами и авиацией. В случае прорыва противника через главную полосу предусматривалось уничтожить его ударами резерва и бомбардировщиками.

Оперативное построение армии строилось только в один эшелон с выделением сильного резерва.

Первый эшелон армии составляли 2 стрелковых корпуса, в связи с чем армейский район прикрытия был разделен на 2 основных участка.

В состав участка прикрытия № 1 (фронт 84 км) включались войска 15-го стрелкового корпуса (45, 62 сд) и подчиненные ему разные части и подразделения. Начальником участка был назначен командир корпуса полковник И. И. Федюнинский, комиссаром — полковой комиссар М. П. Быстров. Войска корпуса имели задачу, опираясь на заранее подготовленные оборонительные рубежи Ковельского укрепленного района, прикрыть государственную границу на участке Влодава, Парыдубы, Ковель и не допустить вторжения противника на советскую территорию, особенно прочно обеспечивая направление Холм — Ковель.

Участок делился на 2 подучастка, каждый из которых должен был прикрываться усиленной стрелковой дивизией совместно с гарнизоном укрепленного района. 45-я стрелковая дивизия должна была оборонять государственную границу на фронте 58 км, а 62-я стрелковая дивизия — на фронте 26 км.

Участок № 2 должны были прикрывать войска 27-го стрелкового корпуса (87, 124 сд) и подчиненные ему части и подразделения (командир корпуса — генерал-майор П. Д. Артеменко, комиссар — бригадный комиссар В. Н. Кофанов). Они имели задачу, опираясь на заранее подготовленные оборонительные рубежи от Владимир-Волынского укрепленного района и 2 узла обороны Струмиловского укрепленного района, прикрыть государственную границу на фронте Парыдубы, Крыстынополь (фронт в 92 км) и не допустить продвижения противника в направлениях Красныстав — Киверцы, Замостье — Ровно. Участок также был разделен на 2 подучастка. В состав первого из них входили части 87-й стрелковой дивизии, второго — 124-й стрелковой дивизии.

В резерве армии находились 22-й механизированный корпус и 135-я стрелковая дивизия из состава 27-го стрелкового корпуса. С вводом в действие плана прикрытия 135-я стрелковая дивизия должна была к 11 часам седьмого дня мобилизации сосредоточиться в районе Горохов (в 40 км от государственной границы) в готовности к действиям в направлениях Горохов — Порыцк и Горохов — Сокаль. 22-й механизированный корпус — к 8 часам второго дня ввода в действие плана прикрытия выйти в район Ковеля (в 60 км от государственной границы) в готовности к нанесению удара по противнику в направлениях Ковель — Любомль и Ковель — Владимир-Волынский.

Таким образом, по плану прикрытия, командующий армией стремился прикрыть все операционные направления. Но ввиду того, что армии предстояло оборонять широкую полосу, в полтора раза превышавшую предвоенные нормативы, она не могла создать необходимых плотностей сил и средств. Они были в 1,5–2 раза ниже, чем плотности, предусмотренные предвоенными взглядами.

Планом предусматривалось создавать предполье (полосу обеспечения), основную полосу и тыловой армейский рубеж. К моменту принятия решения сооружения Ковельского УР только начали строиться, поэтому главной полосой для 45-й и 62-й дивизий 15-го стрелкового корпуса должно было служить предполье, оборудованное в инженерном отношении на глубину 2–5 км.

87-я и 124-я дивизии 27-го стрелкового корпуса должны были обороняться на всей линии сооружений Владимир-Волынского и Струмиловского УР, где к лету 1941 года была оборудована в инженерном отношении одна позиция глубиною до 2 км. Укрепленные районы к началу войны находились в стадии строительства. Плотность введенных в строй сооружений была низкой и составляла 2,2–2,8 на 1 км фронта (по плану — свыше 5 сооружений на 1 км фронта).

Перед передним краем 87-й стрелковой дивизии было оборудовано предполье, для обороны которого назначались усиленные стрелковые батальоны от полков первого эшелона.

Тыловой оборонительный рубеж за укрепленными районами не возводился. Его строительство было запланировано, но его предполагали развернуть только в случае возникновения войны.

Для поддержки пограничных отрядов, которые несли службу непосредственно вдоль Западного Буга, от каждой стрелковой дивизии первых эшелонов стрелковых корпусов назначались отряды поддержки пограничных войск в составе от усиленной стрелковой роты до стрелкового батальона РККА. Они высылались по вызову начальника пограничного отряда и должны были прибыть к месту назначения не позднее чем через 1–6 часов.

С объявлением тревоги батальоны укрепленных районов (укрепленные районы имели по 3 отдельных пулеметных батальона, роту связи и саперную роту. — Примеч. авт.) должны были через 2–3 часа занять оборону в долговременных огневых сооружениях и поступить в распоряжение командиров дивизий, в полосах обороны которых располагались их сооружения[12].

Для быстрого выхода войск к оборонительным позициям во всех дивизиях были подготовлены и изучены командным составом маршруты выхода частей и подразделений в заданные районы, предусмотренные планом прикрытия. На местности с командирами и штабами дивизий и корпусов были проиграны варианты действий соединений армии по плану.

В связи с тем что армия оборонялась на широком фронте, артиллерию (5-й армии) планировалось применять децентрализованно: полковая придавалась батальонам, артиллерийские группы поддержки пехоты поступали в распоряжение командиров полков, а группы дальнего действия — в распоряжение командиров дивизий. При недостаточно высокой подвижности артиллерии такое применение было наиболее целесообразным, так как обеспечивало боевую самостоятельность подразделений, частей и соединений.

План прикрытия предусматривал следующий порядок материального обеспечения. В течение первых десяти дней военных действий всем частям 5А, кроме авиации, разрешалось израсходовать только по 2,5 боекомплекта боеприпасов, по 3 заправки горючего для боевых и по 4 заправки для транспортных машин. Подвоз всех видов снабжения предполагалось осуществлять разным транспортом из соединений и частей.

Таким образом, 5-я армия предназначалась для обороны одного из важнейших направлений. Однако для создания непреодолимой обороны имевшихся в армии сил и средств накануне войны было недостаточно. Оборона армии была неглубокой, а силы и средства распределялись почти равномерно. Войскам первого эшелона для занятия районов прикрытия требовалось от четырех до шести часов. Сосредоточение же подразделений и частей, выделенных в состав резервов, планировалось в более поздние сроки. Окончательное создание группировки армии ввиду некомпактной дислокации ее соединений и частей могло закончиться лишь на седьмой день после ввода в действие плана прикрытия. Все это создавало большие трудности в выполнении задач, поставленных армии.

Фактически до середины июня руководство округа и армии, связанные «по рукам и ногам» общей политикой И. В. Сталина по отношению к Германии, не имело возможности полноценно готовиться к надвигающейся войне. Только 14 июня 1941 года советским руководством была организована известная политическая акция — в «Известиях» опубликовали сообщение ТАСС, завуалированным языком дипломатии призывавшее немцев к переговорам. Когда ответа не последовало, Красная Армия на западном направлении стала готовиться к полноценной войне.

Общие процессы затронули и КОВО. Ближе к границе выдвигались «глубинные» стрелковые корпуса. Они с 18 июня находились на марше и подходили в районы: 31 ск (200, 193, 195 сд) — Карпиловка, Березно, Кобылье; 36 ск (228, 140, 146 сд) — Дубровка, Лабунь, Староконстантинов; 37 ск (141, 80, 139 сд) — Ямполь, Волочинск, Янов; 55 ск (169, 130, 189 сд) — Новая Ушица, Шпиков, Могилев-Подольский; 49 ск — две стрелковые дивизии перевозились по ж/д в район Гусятин, Ярмолинцы и 199 сд подходила в район Погребища походом. Выдвигались к границе и стрелковые соединения армий прикрытия. В течение 16–18 июня были сняты с полигонов и выдвинуты ближе к границе 45-я и 62-я стрелковые дивизии 5-й армии и 41-я стрелковая дивизия 6-й армии. 18 июня получила приказ на выдвижение в освободившийся после ухода 62-й дивизии лагерь Киверцы под Луцком 135-я стрелковая дивизия 5-й армии. 19 июня из Генштаба было получено распоряжение о создании на базе управления КОВО управления Юго-Западного фронта и о передислокации его в Тарнополь. Вечером 20 июня в Тарнополь убыл ж/д эшелон штаба округа, а на следующий день выехала автоколонна с оставшейся техникой и людьми. Фактически началась реализация мероприятий, заложенных в план прикрытия, так как управление округа должно было переместиться в Тарнополь на второй день мобилизации.

Но было слишком поздно. Германское командование уже успело сосредоточить у границ группировку вторжения. Словно мозаика, картина надвигающейся войны стала складываться в умах советского военно-политического руководства. 21 июня в полосе ответственности 5-й армии перешел на советскую сторону сапер 75-й пехотной дивизии вермахта Альфред Лискоф. Он сообщил о готовящемся на утро 22 июня наступлении германской армии. О перебежчике начальник штаба Юго-Западного фронта М. А. Пуркаев сообщил начальнику Генштаба Г. К. Жукову. Незадолго до этого сообщения, в 19.00 21 июня, в Кремле началось заседание Политбюро, на котором выступал вернувшийся из Берлина военно-морской атташе Воронцов. И без того невеселым новостям окончательно добавил трагизма Г. К. Жуков, явившийся на совещание в 20.50 и сообщивший о Лискофе.

Результатом этого заседания стала Директива № 1, гласившая:

«1. В течение 22–23 июня 1941 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПриБОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО». Войскам предписывалось «быть в полной боевой готовности, встретить внезапный удар немцев или их союзников».

В первую часть ночи директива дошла до округов, а затем началась ее передача в армии. Существенно удлинила путь документа в войска необходимость его расшифровки. Политическое руководство Советского Союза решило не вводить планы прикрытия в полном объеме, запретив переход и перелет границы. Поэтому вместо краткого приказа «Приступить к выполнению плана прикрытия 1941 г.» объединения и соединения получили зашифрованную директиву с ограничениями по вводу плана прикрытия. Таким образом, на оповещение войск для приведения их в боевую готовность вместо 25–30 минут ушло в среднем 2 часа 30 минут. В 5-й армии текст директивы был сообщен командарму только в 2 часа 30 минут ночи 22 июня. В начале четвертого М. И. Потапов лично обзвонил командиров корпусов и приказал поднять войска по тревоге. Времени на приведение в боевую готовность войск на направлении главного удара оставалось чрезвычайно мало.

В подобных условиях даже соединения и части первого эшелона армий прикрытия, в число которых входила и 5А, имевшие постоянную боевую готовность в пределах 6–9 часов (2–3 часа на подъем по тревоге и сбор, 4–6 часов — на выдвижение и организацию обороны), не получили этого времени. Вместо указанного срока они располагали не более чем 30 мин., а некоторые соединения вообще не были оповещены. Сказались также слабая подготовка и сколоченность органов управления. Задержка, а в ряде случаев и срыв передачи команды были обусловлены и тем, что противнику удалось в значительной степени нарушить проводную связь с войсками в приграничных районах. В результате не всегда имелась возможность быстро передать свои распоряжения. Поэтому для многих частей сигналом боевой тревоги явились разрывы бомб и снарядов противника в их расположении.

Разработка плана нападения на Советский Союз стала «коллективным творчеством» обеих германских штабных структур — ОКХ и ОКВ.

Ведущее место занял германский штаб сухопутных войск (ОКХ) вермахта во главе с его начальником генерал-полковником Ф. Гальдером. Объяснялось это не только решающей ролью сухопутных войск в предстоящей войне на Востоке, но и наличием в составе планирующего органа наиболее квалифицированных штабных кадров, а также стремлением начальника ОКХ реализовать собственную концепцию ведения войны с Красной Армией. Наряду с Генштабом активную роль в планировании «восточного похода» играл штаб оперативного руководства вермахтом (ОКВ) во главе с генералом А. Йодлем, получавшим указания и замечания непосредственно от фюрера. Участие главных штабов ВВС и ВМС было лишь частичным и касалось в основном использования авиации и флота, а не общих проблем.

Впервые реально конкретные задачи по разработке проектов замысла войны против Советского Союза были поставлены Ф. Гальдером перед начальником оперативного отдела Генштаба полковником X. Грейфенбергом 22 июля 1940 года. Впоследствии группу планирования возглавлял генерал Э. Маркс, а с сентября 1940 года — вновь назначенный первый обер-квартирмейстер и постоянный заместитель начальника Генштаба, впоследствии широко известный генерал Ф. Паулюс. Под руководством последнего сотрудники Генерального штаба продолжали разрабатывать соображения относительно группировки войск для войны против СССР, порядка и стратегического сосредоточения и развертывания. По всем возникающим вопросам Паулюс обращался к командующему сухопутными войсками Браухичу и начальнику штаба ОКХ Гальдеру. 29 октября 1940 года Гальдеру была представлена памятная записка «Первоначальный набросок Генерального штаба ОКХ относительно оперативных принципов ведения войны против Советского Союза». В документе отмечалось преимущество германских войск над советскими в наличии боевого опыта, а потому и возможность их успешных действий в условиях маневренной быстротечной войны. Паулюс считал, что для достижения решающего превосходства в силах и средствах важно прежде всего обеспечить внезапность нападения. Для этого он предлагал разработать сложную систему дезинформации советского руководства. Подобно его предшественнику генералу Э. Марксу, Паулюс главное внимание сосредоточил на мероприятиях, ограничивающих войска Красной Армии в возможности отступать в глубь страны и вести подвижную оборону. Перед немецкими группировками ставилась задача создавать бреши на решающих направлениях, охватывать, окружать и уничтожать войска противника, не позволяя им отходить в глубь бескрайних просторов Советского Союза.

Боевой состав танковых дивизий 1-й танковой группы вермахта* на 22 июня 1941 года

* Не входя в состав 1-й танковой группы вермахта, группу армий «Юг» поддерживали 190, 191, 197-й и 243-й дивизионы штурмовых орудий в составе 21 САУ StuG III каждый, а также 102-й батальон огнеметных танков (30 танков B-1bis) и 670-й танко-истребительный дивизион.

** Кроме обычных танков в состав 36-го танкового полка 14-й танковой дивизии входили танки, оснащенные аппаратурой подводного хода.

Параллельно усилиям штаба сухопутных войск по указанию Йодля уже в штабе оперативного руководства ОКВ велась разработка собственного плана «очередного похода» на Восток. Йодль намеревался сопоставить его с вариантом генштаба ОКХ, с тем, чтобы в окончательном виде представить фюреру наиболее оптимальный проект плана. Основываясь на указаниях Гитлера, Йодль приказал своему подчиненному из отдела обороны страны (оперативного) подполковнику Б. Лоссбергу подготовить проект директивы «восточного похода» и провести исследования, связанные с привлечением для войны против СССР Финляндии, Турции и Румынии. Свой документ Лоссберг завершил 15 сентября 1940 года. В отличие от варианта Генштаба ОКХ здесь планировалось создание трех стратегических группировок: двух севернее непроходимых припятских болот, одной — южнее них. Главный удар предполагалось нанести центральной группировкой между Днепром и Западной Двиной, с тем чтобы рассечь советские силы в районе Минска, а затем наступать в общем направлении на Москву. Согласно этому документу северная группировка должна была наступать из Восточной Пруссии на рубеж Западной Двины с целью овладеть Прибалтикой, а потом Ленинградом. Южная группировка наносила бы удары на обоих флангах с задачей окружить и уничтожить советские войска на территории Западной Украины, а в ходе последующего наступления форсировать Днепр, овладеть остальными территориями Украины, установить при этом непосредственную связь с центральной группировкой. В дальнейшем намечалось объединить усилия всех трех стратегических наступательных группировок для достижения рубежа Архангельск, Горький, Волга (до Сталинграда), Дон до впадения в Азовское море.

Боевой состав группировки противника*, действующей против советских войск на территории Украины и Молдавии (22.06–6.07 1941 года)

* Источник: Сборник материалов по составу, группировке и перегруппировке сухопутных войск фашистской Германии и войск бывших ее сателлитов на советско-германском фронте за период 1941–1945 гг. М., 1955. Вып. 1, с. 10–12.

Численный состав группировки противника*, действующей против советских войск на территории Украины и Молдавии (22.06–6.07 1941 года)

* Приведено только по частям группы армий «Юг».

В соответствии с указаниями фюрера и после серии штабных игр на картах план нападения на СССР стал обретать все более реальные очертания.

Соотношение сил и средств 5-й армии Юго-Западного фронта и противостоящих ей германских войск на 22 июня 1941 года[13]

Соотношение сил и средств первого эшелона 5-й армии Юго-Западного фронта и противостоящих ей германских войск на 22 июня 1941 года[14]

18 декабря 1940 года после внесения некоторых уточнений в подготовленный проект похода на Восток Гитлер подписал директиву № 21 верховного главнокомандования, получившую условное наименование «Вариант Барбаросса» и явившуюся главным руководящим документом войны против Советского Союза. В ней вооруженным силам Германии ставилась задача «разгромить Советскую Россию в ходе одной кратковременной кампании», для чего предполагалось использовать все сухопутные войска за исключением тех, которые выполняли оккупационные функции в Европе, а также примерно две трети ВВС и небольшую часть ВМС. Стремительными операциями и глубоким и быстрым продвижением танковых клиньев германская армия должна была уничтожить войска, находившиеся в западной части СССР, и не допустить отхода их боеспособных частей в глубь страны. В дальнейшем, быстро преследуя отступающие силы Красной Армии, германские войска должны были достичь линии, откуда советская авиация не в состоянии совершать налеты на Третий рейх. Конечная цель кампании — выйти на линию Волга, Архангельск, создать там, в случае необходимости, условия немецким ВВС для воздействия на советские промышленные центры на Урале.

Подписанием директивы № 21 была завершена разработка общего плана войны Германии против Советского Союза. Следующим по значимости «военным документом для войны на Востоке» стала директива по стратегическому сосредоточению и развертыванию войск, разработка которой была закончена в месячный срок. Как раз тогда — 9 января 1941 года — в Бергхофе состоялось совещание руководящего состава вермахта, на котором Гитлер, урезонивая шапкозакидательские настроения своих генералов, подчеркнул, что не следует недооценивать Красную Армию, хотя она и представляет собой «глиняный колосс баз головы». Он потребовал выделить самые лучшие силы и осуществлять операции таким образом, чтобы отрезать советские войска в Прибалтике и не заниматься постепенным их вытеснением по всему фронту. Таким образом, первоочередной победой вермахта в операции «Барбаросса» должна стать победа на северо-западном ТВД. Быстрое овладение Прибалтикой, по мнению фюрера, было необходимо для беспрепятственной доставки железной руды со Скандинавского полуострова. Победа уже на Украине была не главной задачей германских стратегов.

Авиапарк и аэродромы базирования 5-го авиакорпуса 4-го воздушного флота люфтваффе на 22 июня 1941 года

31 января 1941 года «все было кончено». Директива ОКХ № 050/41 по стратегическому сосредоточению и развертыванию вермахта в этот день была подписана Браухичем, а 3 февраля ее одобрил Гитлер. Этот документ, существенно не изменившийся до 22 июня 1941 года, развивал и конкретизировал принцип войны против СССР, определяя конкретные задачи всем группам армий, армиям и танковым группам на глубину, которая обеспечивала достижение ближайшей стратегической цели: уничтожение войск Красной Армии к западу от Днепра и Западной Двины. В ней была указана дислокация штабов групп армий, армий и танковых групп во время подготовки к нападению на СССР, определены разграничительные линии между группами армий и армиями. Предусматривались также мероприятия по взаимодействию войск с ВВС и ВМС, сотрудничеству с государствами-союзниками, переброске войск, сохранению тайны и срокам представления донесений и других документов.

В соответствии с директивой ОКХ № 050/41 штабы групп армий, ВВС и ВМС разрабатывали и составляли собственные планы боевых действий. Задачи группы армий «Юг» распределялись следующим образом:

«а) Группа армий „Юг“ наступает своим усиленным левым флангом в общем направлении на Киев, имея впереди подвижные части. Общая задача — уничтожить советские войска в Галиции и Западной Украине к западу от р. Днепр и захватить своевременно переправы на Днепре в районе Киева и южнее, создав тем самым предпосылки для продолжения операций восточнее Днепра. Наступление следует провести таким образом, чтобы подвижные войска были сосредоточены для удара из района Люблина в направлении на Киев.

В соответствии с этой задачей армии и танковая группа, руководствуясь непосредственными указаниями командования группы армий „Юг“, должны обеспечить выполнение следующих задач:

11-я армия обеспечивает прикрытие румынской территории от вторжения советских войск, имея в виду жизненно важное значение Румынии для ведения войны. В ходе наступления войск группы армий „Юг“ 11-я армия сковывает противостоящие ей вражеские силы, создавая ложное впечатление стратегического развертывания крупных сил, и по мере дальнейшего развития обстановки путем нанесения во взаимодействии с авиацией ряда ударов по отходящим войскам противника препятствует организованному отходу советских войск за Днестр.

1-я танковая группа во взаимодействии с войсками 17-й и 6-й армий прорывает оборону войск противника, сосредоточенных близ границы между Рава-Русской и Ковелем, продвигаясь через Бердичев — Житомир, своевременно выходит на р. Днепр в районе Киева и южнее. В дальнейшем, не теряя времени, согласно указаниям командования группы армий „Юг“, продолжает наступление вдоль Днепра в юго-восточном направлении с тем, чтобы воспрепятствовать отходу за р. Днепр вражеской группировки, действующей в Западной Украине и уничтожить ее ударом с тыла.

17-я армия прорывает оборону противника на границе северо-западнее Львова. Быстро продвигаясь своим сильным левым флангом, она отбрасывает противника в юго-восточном направлении и уничтожает его. В дальнейшем эта армия, используя успешное продвижение войск танковой группы, без промедления выходит в район Винницы, Бердичева и, смотря по обстановке, продолжает наступление в южном или юго-восточном направлении.

6-я армия во взаимодействии с соединениями 1-й танковой группы прорывает вражеский фронт в районе Луцка, прикрывая северный фланг группы армий от возможных атак со стороны Припятских болот, своими главными силами по возможности с максимальной быстротой следует на Житомир вслед за войсками танковой группы. Войска армии должны быть готовы по указанию командования группы армий повернуть свои главные силы на юго-восток, западнее р. Днепр с тем, чтобы во взаимодействии с 1-й танковой группой воспрепятствовать отходу за Днепр вражеской группировки, действующей в Западной Украине, и уничтожить ее».

В операциях на Западной Украине предполагалось задействовать войска зависимых от Германии стран-сателлитов. Словакия выставила на войну армейский корпус, состоящий из 1-й и 2-й пехотных дивизий, а также моторизованной «Подвижной» бригады, в которой имелся батальон легких танков Lt.vz.35 и бронеавтомобили. Именно последнее из указанных соединений реально и использовалось в приграничных боях. 369-й хорватский полк имелся в 100-й германской легкопехотной дивизии. Однако такая помощь не могла существенно повлиять на характер глобального противостояния. На данном ТВД единственно относительно значимым союзником Германии была Венгрия.

Венгерские силы, объединенные в Карпатскую группу войск под командованием генерал-полковника Ференца Сомбатхея должны были сковать на границе группировку советских войск, а в случае общего отступления Красной Армии пересечь границу и преследовать противника (Венгрия объявила войну СССР только 27 июня 1941 года. — Примеч. авт.). Структурно группа войск, в советской литературе именуемая 8-м армейским корпусом или просто армейским корпусом, состояла из 1-й и 2-й мотобригад, 1-й кавбригады, 1-й бригады горных стрелков и 8-й бригады пограничников. Мотобригады и кавалерия входили в состав особого «Подвижного» корпуса. 9-й и 11-й танковый батальоны бригад состояли из трех танковых рот по 18 легких танков «Толди I» в каждой — всего 54 машины (108 — в двух мбр), 11-й бронекавалерийский батальон имел две смешанные роты из танкеток CV 3/35 и легких танков «Толди I», но боеготовых танков было 81 (это общая цифра для всего «Подвижного» корпуса. — Примеч. авт.).

Танки «Толди I» вооружались 20-мм самозарядным противотанковым ружьем 36М «Солотурн» и особой опасности для советских танков не представляли. Тем не менее венгерские войска в целом могли сковать корпусную группировку советских войск и усложнить Красной Армии ведение операций по маневренной обороне.

Таким образом, германские планы по уничтожению советской группировки на Украине можно сравнить с клещами, имеющими асимметричные захваты. Первый «захват» состоял из механизированных соединений, а второй — из пехотных.

К началу войны перед фронтом 5-й армии были развернуты силы 6-й полевой армии и 1-й танковой группы, составлявшие ударную группировку германской группы армий «Юг».

6-я полевая армия имела в своем составе 4 армейских корпуса (17, 29, 55-й и 44-й). 1-я танковая группа состояла из трех моторизованных корпусов (3, 14-й и 48-й). Всего в ударной группировке германских войск насчитывалось 12 пехотных, 5 танковых и четыре моторизованные дивизии[15].

В немецкую 6-ю армию в этот период входили: 9, 44, 56, 57,62, 75, 111, 168, 297, 298, 299-я пехотные и 213-я охранные дивизии; в 1-ю танковую группу — 9, 11, 13, 14-я и 16-я танковые дивизии, а также моторизованные — 16, 25, СС «Викинг» и СС «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер» (последняя являлась бригадой. — Примеч. авт.).

Группу армий «Юг» поддерживал 4-й воздушный флот (1000 самолетов). В целом группировка превосходила войска 5-й армии в силах и средствах в 2–3 раза.

Несмотря на незначительное превосходство противника в танках, он имел ряд существенных качественных преимуществ перед танковыми соединениями 5-й армии. Основная масса советских танков представляла собой разнотипную технику с различными тактико-техническими характеристиками.

Формируемые танковые, а также моторизованные соединения, части, их штабы были слабо обучены и слажены, в то время как немецкие соединения были полностью отмобилизованы, а также оснащены всем необходимым для маневренной войны — вооружением и техникой, имели боевой опыт. 6-я полевая армия (командующий генерал-полковник фон Рейхенау) считалась одной из лучших в вермахте. Ее называли победительницей столиц. Она первой вошла в Брюссель, ее солдаты и офицеры маршировали по бульварам Парижа в июне 1940 года.

Ударным «кулаком» немецкой группировки стала 1-я танковая группа, имевшая в своем составе 728 боевых машин: 219 Pz.Kpfw.II, 100 Pz.Kpfw.III с 37-мм пушкой, 225 Pz.Kpfw.III с 50-мм орудием, 100 Pz.Kpfw.IV и 54 командирских танка. Осознавая, что в составе КОВО имелась самая многочисленная бронетанковая группировка Красной Армии, германское командование не направило в 1-ю танковую группу ни одну дивизию с танками чешского производства Pz.Kpfw.35(t) или Pz.Kpfw.38(t).

Все танковые соединения группы имели полки двухбатальонного состава, оснащенные техникой немецкого производства. Вместе с тем 1-ю танковую группу отличало комплектование дивизиями формирования 1940 года. Ни одна из них не могла похвастаться участием в качестве танкового соединения в польской кампании и только 9-я танковая имела опыт французской кампании (до этого она была 4-й легкой дивизией). Однако последняя формировалась в Вене, а боеспособность австрийских частей всегда была заметно ниже немецких. Основную тяжесть дубненских боев вынесли дивизии, которые были детищем реорганизации танковых войск, начатой в июле 1940 года. Число танковых дивизий вермахта в результате этой реорганизации было удвоено. Удвоение числа дивизий происходило путем дробления танковых бригад существующих дивизий и создания на базе высвобождающихся танковых полков новых соединений. Теперь во всех танковых дивизиях вермахта был один танковый полк двух или трех батальонного состава вместо двух. В значительной степени это компенсировалось количественным и качественным наращиванием ударных возможностей танковых рот батальонов. Перед французской кампанией рота средних танков по штату от 21 февраля 1940 года состояла из восьми танков Pz.IV, шести Pz.II и одного командирского танка на шасси Pz.I. Штат K.St.N.1175 от 1 февраля 1941 года предусматривал в составе роты средних танков 14 танков Pz.IV и 5 Pz.II. Фактически во всех танковых дивизиях к началу «Барбароссы» отсутствовал 3-й взвод в роте, и она насчитывала 10 Pz.IV. Еще более радикальные изменения коснулись легких танковых рот. Перед французской кампанией в составе таких подразделений было всего семь Pz.III, восемь Pz.II, четыре Pz.I и один командирский танк на шасси Pz.I. Штат февраля 1941 года предусматривал уже семнадцать танков Pz.III и пять Pz.II. Так «тройки» на долгие два года стали основой танкового парка вермахта. Здесь следует сказать несколько слов о традиционно преувеличиваемой радиофикации немецких танковых войск. Реально приемопередатчики были у командиров подразделений от взвода и выше. По штату февраля 1941 г. в легкой танковой роте приемопередатчики FuG 5 устанавливались на трех Pz.II и пяти Pz.III, а на двух Pz.II и двенадцати Pz.III ставились только приемники FuG 2. В роте средних танков приемопередатчики имели пять Pz.IV и три Pz.II, а два Pz. II и девять Pz.IV — только приемники. Различались приемники FuG 2 и приемопередатчики FuG 5 длиной штыревых антенн, у первых она была 1,4 м, а у вторых — 2 м. На Pz.I приемопередатчики FuG 5 вообще не ставились, за исключением специальных командирских klPz.Bef.Wg.I.

Все танковые дивизии группы армий «Юг» в июне 1941 года имели танковые полки в составе двух батальонов по одной роте средних и по две роты легких танков в каждом. Танковые полки дивизий формировались из уже получивших боевой опыт частей. Так, 15-й танковый полк 11-й танковой дивизии ранее был в составе 5-й танковой дивизии, 4-й танковый полк 13-й танковой дивизии — в составе 2-й танковой дивизии, 36-й танковый полк 14-й танковой дивизии — в составе 4-й танковой дивизии и 2-й танковый полк 16-й танковой дивизии — в составе 1-й танковой дивизии. Вскоре после формирования 11-я и 14-я танковые дивизии получили боевое крещение в операции «Марита» весной 1941 года на Балканах. 16-я танковая дивизия в ходе «Мариты» была в резерве, а для 13-й танковой дивизии «Барбаросса» стала дебютом боевой карьеры как танкового соединения. В некоторой степени все это компенсировалось тем, что новые дивизии формировались из уже получивших опыт польской и французской кампаний пехотных соединений. Тем не менее «новички» в лице 13-й и 16-й танковых дивизий были поставлены командованием во второй эшелон 3-го и 48-го моторизованных корпусов соответственно.

Разумеется, если по советским меркам танковые дивизии 1-й танковой группы были хорошо укомплектованы, то внутри вермахта были свои признаки высокой комплектности. К таким признакам, в частности, относилось оснащение мотопехоты соединений полугусеничными БТР типа Sd.Kfz.251. В танковых дивизиях группы армий «Юг» они присутствовали только в масштабах роты. Это были: 1-я рота 9-го мотопехотного полка 9-й танковой дивизии, 1-я рота 110-го мотопехотного полка 11-й танковой дивизии и 1-я рота 66-го мотопехотного полка 13-й танковой дивизии. Рота мотопехотного полка на БТР штатно состояла из 13 бронетранспортеров Sd.Kfz.251: 10 линейных Sd.Kfz.251/1 и 3 Sd.Kfz.251/10 командиров взводов, вооруженных 37-мм противотанковой пушкой. В 14-й и 16-й танковых дивизиях БТР просто отсутствовали. Одним словом, образ немцев как поголовно вооруженных пистолетами-пулеметами МР-40 и передвигающихся исключительно на «гробообразных» БТР — не более чем плод фантазии кинематографистов. БТР Sd.Kfz.251 был «сравнительно редкой птицей», и подавляющее большинство моторизованной пехоты вермахта передвигалось на марше на грузовиках, а в бою на «своих двоих». Самоходная артиллерия в танковых дивизиях группы армий «Юг» была представлена 701-й батареей самоходных орудий из шести установок 15 cm sIG Sfl.Ausf.Pz.I Ausf.B. (150-мм тяжелое пехотное орудие на шасси танка Pz.I) в 9-й танковой дивизии. Еще одним признаком хорошей технической оснащенности были 10-см корпусные орудия, заменявшие четыре из двенадцати 15-см тяжелых гаубиц в артиллерийском полку. Бронебойный снаряд 10-см корпусной пушки К18 весом 15,56 кг и начальной скоростью до 827 м/с мог поражать любой советский танк до КВ-2 включительно. Летом 1941 года 10-см корпусных орудий не имела ни одна танковая дивизия 1-й танковой группы, кроме 11-й. В столкновениях с KB им приходилось рассчитывать только на 88-мм зенитки и 10-см К18, приданные из корпуса. 16-я танковая дивизия получила К18 только к сражению под Харьковом в мае 1942 года. Парадоксально, но дивизия, оказавшаяся под ударом танков Т-34 и KB 8-го механизированного корпуса под Дубно, была одной из самых слабых в группе армий «Юг» и даже не имела боевого опыта как единое соединение.

Помимо танковых дивизий в состав 1-й танковой группы входили моторизованные пехотные дивизии. Это были 16-я и 25-я моторизованные дивизии. В отличие от обычных пехотных дивизий они имели два, а не три полка пехоты, которые были, однако, полностью моторизованы. Артиллерийский полк моторизованных дивизий был трехдивизионного состава в отличие от четырех дивизионов в обычной пехотной дивизии, но орудия в нем буксировались полугусеничными тягачами. От танковых соединений вермахта и одноименных соединений РККА моторизованные дивизии отличало отсутствие танков (они их получили в количестве одного батальона только в 1942 году). Предназначались моторизованные дивизии для прикрытия флангов наступающих танковых дивизий. Особняком от армейских моторизованных пехотных дивизий стояли моторизованные части СС. В подчинении 1-й танковой группы на 22 июня 1941 года находились два таких соединения: мотопехотная бригада СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» (всего четыре батальона мотопехоты, слабый двухдивизионный артполк) и моторизованная пехотная дивизия СС «Викинг». «Викинг» был заметно сильнее своих армейских собратьев, поскольку имел не два, а три моторизованных пехотных полка трехбатальонного состава. В свою очередь «Лейбштандарт» был единственным моторизованным соединением группы армий «Юг», имеющим штатную гусеничную бронетехнику. Еще в мае 1940 года он обзавелся батареей САУ StuG III из 6 орудий, на 19 июня 1941 г. их было уже семь. «Викинг» получил «штурмгешютцы» только в сентябре 1941 года. Также «Лейбштандарт» имели достаточно мощное противотанковое вооружение. Каждый из четырех мотопехотных батальонов бригады имел три 50-мм противотанковых орудия Pak 38 и четыре 37-мм Pak 35/36. Для сравнения, пехотные дивизии первой волны имели всего по два 50-мм Pak 38 в полку. В худшую сторону эсэсовцы отличались от армейцев боевой подготовкой и поэтому их предпочитали использовать для решения вспомогательных задач.

Дополнительно соединения из 1-й танковой группы вермахта были усилены отдельными дивизионами САУ StuG III (штат — 21 штурмовое орудие). 3-й моторизованный корпус получил 191-й дивизион, а 48-й моторизованный — 197-й дивизион. В распоряжении штаба 1-й танковой группы находился 670-й танкоистребительный дивизион САУ вермахта, оснащенный 47-мм чешскими ПТО, установленными на базе танков Pz.Kpfw.I в полуоткрытой рубке. Эта часть имела в своем составе 27 боевых машин. Кроме самоходных противотанковых пушек в 3-м моторизованном корпусе 1-й танковой группы имелся 652-й дивизион истребителей танков из 36 орудий Рак 35/36 (ПТО калибром 37 мм). Артсистемы буксировались с помощью грузовиков[16].

Войска 6-й полевой армии и 1-й танковой группы имели задачу: во взаимодействии с 17-й полевой армией прорвать оборону советских войск на фронте Крыстынополь, Влодава и, продвигаясь через Сокаль, Дубно, Новоград-Волынский, выйти к Днепру, захватить переправы, затем, наступая вдоль этой реки на юг, отрезать пути отхода советских войск за Днепр (глубина задачи — 470 км).

Севернее действовали 4-я полевая армия и 2-я танковая группа, а южнее — 17-я полевая армия противника.

На направлении главного удара войск 6-й полевой армии и 1-й танковой группы на участке Крыстынополь, Устилуг противнику удалось создать решающее для прорыва превосходство в силах и средствах.

Моторизованные и пехотные дивизии первого эшелона противника в 3–5 раз превосходили войска первого эшелона 5-й армии на этом направлении, а от устойчивости ее обороны во многом зависела способность КОВО выполнить определенную в планах задачу.

Таким образом, к утру 22 июня 1941 года для войск армии сложилась крайне неблагоприятная обстановка. Соединения армии, не будучи приведены в полную боевую готовность, оказались сильно рассредоточенными на широком фронте и на большую глубину. Их положение в полной мере не отвечало задаче отражения мощного внезапного удара полностью сосредоточенной и развернутой в ударных группировках германской армии.

План прикрытия государственной границы в полосе 5-й армии должен был вводиться в действие с получением телеграммы о мобилизации или условной телеграммы за подписью командующего, члена Военного совета и начальника штаба округа: «Приступите к выполнению КОВО-41». На основании этих документов штаб армии посылал соединениям телеграмму: «Луцк. Вскрыть пакет №…».

В ночь на 22 июня 1941 года события на границе развертывались в следующей последовательности.

Командующий армией, а также командиры корпусов и дивизий, не имея приказа на приведение войск в боевую готовность и на развертывание их для немедленного занятия подготовленных на границе рубежей, с тревогой следили за подозрительной активностью немецких войск на противоположной стороне.

С наступлением темноты по ту сторону границы пограничниками и армейской разведкой отмечалось большое оживление, явственно доносился рокот танковых моторов, шум тракторов.

Как уже упоминалось, около полуночи (с 21 на 22 июня 1941 года, но чуть ранее — в районе 20.00–20.30. — Примеч. авт.) в полосе 5-й армии, южнее н/п Владимир-Волынский, на нашу сторону перешел немецкий солдат-антифашист Альфред Лискоф из 222-го пехотного полка 74-й пехотной дивизии. Когда ему стало известно, что начнется нападение на Советский Союз, он, рискуя быть застреленным своим охранением или советскими пограничниками, тихо пустился вплавь через пограничную реку и уже почти у нашего берега, запутавшись в водорослях, чуть было не утонул. На помощь подоспели пограничники из 4-й комендатуры Владимир-Волынского отряда и вытащили его полуживым из воды. Придя в себя, перебежчик рассказал, что на том берегу все готово к наступлению, вторжение начнется в 4 часа утра. Объясняя причину своего перехода на сторону Советского Союза, он заявил: «Желание бежать из ненавистного мира гитлеровских ужасов зрело во мне давно. Но надо было ждать удобного случая. И вот эта удобная минута настала… Я выждал, пока был отдан приказ о наступлении, и ночью вплавь переправился через реку»[17]. Об этом было доложено командующему округом и в Москву. Военный совет округа без санкции Москвы ввести в действие план прикрытия не решился.

Ночью 22 июня 1941 года на имя Военного совета округа поступила упомянутая выше директива НКО и начальника Генштаба. Вот полное ее содержание:

«1. В течение 22–23 июня 1941 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение немцев может начаться с провокационных действий.

2. Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения.

Одновременно всем войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.

3. Приказываю:

а) В течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки наших укрепленных районов на государственной границе.

б) Перед рассветом 22.6.1941 г. рассредоточить по всем полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, а затем тщательно ее замаскировать.

в) Все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно.

г) Противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов.

д) Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить»[18].

Ввиду того, что в штабе 5-й армии был получен не установленный условный сигнал, а директива, содержавшая целый ряд оговорок, командующий армией ставил задачи войскам по телефону, коротко передавая командирам соединений требования директивы. Поэтому, а также из-за частого нарушения связи диверсантами, оповещение дивизий заняло около часа и продолжалось примерно до 3 часов 20 минут.

Поднятые по тревоге соединения и части армии форсированным маршем выдвигались к границе: 45-я стрелковая дивизия — на рубеж Грабово, Рымачи; 62-я стрелковая дивизия — к Западному Бугу на рубеж Бережцы, Радзехов; 87-я стрелковая дивизия — на рубеж западнее Владимир-Волынского, а 124-я стрелковая дивизия — вдоль границы южнее.

22 июня 1941 года в 03.30 тысячи вражеских орудий открыли огонь по советским пограничным заставам, войсковым штабам, узлам связи и районам расположения частей и соединений. Одновременно сотни германских бомбардировщиков нанесли удары по аэродромам, войскам и городам на глубину до 400 км от границы, включая Киев. Противнику удалось вывести из строя до 40 % авиации 5-й армии.

После артиллерийской и авиационной подготовки в бой вступили штурмовые отряды, которые атаковали отдельные долговременные сооружения и захватывали мосты. За штурмовыми отрядами через Буг переправились главные силы первого эшелона наступавшей группировки противника — 8 пехотных и 2 танковые дивизии 6-й полевой армии и 1-й танковой группы. Для того чтобы нарушить связь и посеять панику, вместе со штурмовыми отрядами переправлялись группы диверсантов, переодетых в красноармейскую форму. В ближайшем тылу высаживались мелкие группы парашютистов. Основные усилия противник сосредоточил на направлениях: Бережцы — Ковель (наступали 56-я и 62-я пехотные дивизии); Устилуг — Владимир-Волынский (наступали 298, 44-я пехотные и 14-я танковая дивизии); Сокаль — Дубно (наступали 75, 57, 297, 9-я пехотные и 11-я танковая дивизии).

Первыми вступили в неравный бой с германскими оккупантами пограничники, а также гарнизоны укрепленных районов. Они проявили необычайную стойкость и героизм. Вот один из многочисленных примеров отваги и мужества советских пограничников.

На рассвете передовые части противника атаковали пограничные наряды 13-й заставы 90-го Владимир-Волынского пограничного отряда. Застигнутая врасплох, горстка наших храбрецов во главе с лейтенантом A. B. Лопатиным не дрогнула и вступила в смертельную схватку с врагом. Когда все ДЗОТы и блокгаузы в опорном пункте были разбиты, пограничники перешли в подвальные помещения разрушенного здания и продолжали вести бой. Они 11 дней дрались в окружении. 1 июля противник устроил подкоп и подорвал здание. Все доблестные защитники погибли. После войны пограничной заставе, вставшей на охрану границы в районе, где сражалась и погибла 13-я застава, было присвоено имя A. B. Лопатина.

Мужественно сражались и воины пограничных укрепленных районов. Одним из ДОТов Струмиловского укрепрайона командовал младший лейтенант Д. С. Кулиш. В первые же часы войны ДОТ был окружен врагом и подвергся методической осаде. Немцы в упор расстреливали его из мощных орудий. Бойцы задыхались в ядовитом дыму, но отбивались с неослабевающим мужеством. Отчаявшись заставить советских бойцов сложить оружие, солдаты вермахта подтащили к ДОТу взрывчатку. Тогда горстка героев совершила внезапную вылазку и в рукопашной схватке уничтожила вражеских саперов. Бой разгорелся с новой силой.

И таких гарнизонов в укрепленных районах было множество. Огневые точки на советской границе, их малочисленные, но стойкие гарнизоны явились первым препятствием, с которым столкнулась огромная германская армия в своем марше на Восток.

Глубокое чувство восхищения вызывали подвиги советских летчиков, танкистов и артиллеристов. Свято выполняя требования присяги, во имя победы над захватчиками они не щадили своей жизни.

Командир звена 46-го истребительного полка 14-й смешанной авиационной дивизии старший лейтенант И. И. Иванов в 04.25 в воздушной схватке с группой вражеских самолетов в районе Дубно израсходовал весь боезапас. Тогда Иванов настиг немецкий самолет и отрубил ему хвост. Произошло это в том районе, где в 1914 году известный русский летчик П. Н. Нестеров совершил первый в мире воздушный таран против австрийского самолета-разведчика. За подобный самоотверженный подвиг И. И. Иванову 2 августа 1941 года посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза[19].

Обстановка, в которой оказались соединения 5-й армии в самом начале войны, была чрезвычайно тяжелой. Командиры стремились как можно быстрее вывести подчиненные им части и подразделения в свои районы у границы. Они рассчитывали на то, что противник действует ограниченными силами и его смогут на границе задержать пограничники и войска, находящиеся в укрепленных районах. Однако противник ввел сразу главные силы, и его передовым частям к 8.00 удалось преодолеть реку Западный Буг. Сложность обстановки усугублялась и тем, что управление войсками армии было нарушено. Диверсанты взрывали мосты и железнодорожные пути, телефонно-телеграфные линии, уничтожали воинские склады.

Соединения 15-го стрелкового корпуса, поднятые по тревоге, совершили марш из районов дислокации, во встречных боях отбросили передовые подразделения 56-й и 62-й пехотных дивизий противника и заняли свои участки. Но противнику все же удалось ценою больших потерь удержать небольшой плацдарм на стыке 45-й и 62-й дивизий 5-й армии.

Боевые действия повсеместно носили ожесточенный характер. Особенно упорными они были в районе Любомля, где действовали части 45-й стрелковой дивизии (командир дивизии генерал-майор Г. И. Шерстюк, комиссар — полковой комиссар С. И. Белобородов). Взаимодействуя с подразделениями пограничного отряда и приданным мотострелковым полком 41-й танковой дивизии, они героически отстаивали город, прикрывая подступы к важнейшему узлу дорог — Ковелю, где должен был сосредоточиться 22-й механизированный корпус. За двое с половиной суток было отражено 9 атак 56-й и 62-й пехотных дивизий врага. Особо отличился 61-й стрелковый полк полковника Г. С. Антонова. Только батальон старшего лейтенанта М. Ф. Скрипникова уничтожил около тысячи немецких солдат[20].

Наши части неоднократно переходили в контратаки, нанося врагу значительные потери. В ходе боев советские воины проявляли разумную инициативность и находчивость. Так, политрук Бутарев из 45-й стрелковой дивизии в критический момент боя заменил погибшего командира роты. Под его командованием рота уничтожила 84 немецких солдата и 3 офицеров, захватила 6 пулеметов, 40 гранат и 6 тысяч патронов. Лишь 25 июня ценой больших усилий и потерь противнику удалось занять Любомль.

Тяжелые бои вели части 62-й стрелковой дивизии (командир дивизии полковник М. П. Тимошенко). Дивизия в упорном бою отражала атаки 62-й пехотной дивизии противника. Некоторым частям соединения приходилось вести бой в окружении. Так, 44-й стрелковый полк дивизии был окружен немецкими войсками, командир дивизии собрал свой небольшой резерв и сам повел его на выручку полку. Узнав об этом, в яростную штыковую атаку кинулись и окруженные во главе с заместителем командира полка по политической части батальонным комиссаром Н. И. Бессоновым. Бесстрашие и решительность сделали свое дело — полк вырвался из окружения. Несмотря на численное превосходство противника, части 15-го стрелкового корпуса выдержали первый удар врага.

Основные события развернулись в полосе 27-го стрелкового корпуса. Противник на участке Владимир-Волынский — Крыстынополь ввел в бой 11 дивизий, в том числе 3 танковые.

Исключительную стойкость духа показали части 87-й стрелковой дивизии под командованием генерал-майора Ф. Ф. Алябушева. Получив сведения от пограничников о прорыве противника в направлении Устилуг — Владимир-Волынский, командир 87-й дивизии решил силами двух полков с ходу атаковать противника и выйти в полосу оборонительных сооружений.

Удар частей дивизии оказался настолько неожиданным для противника, что, несмотря на значительное его превосходство, он был отброшен к государственной границе, а полки дивизии вышли на свои участки и заняли в них оборону. К полудню, возобновив атаки, пехота противника прорвалась в стыке между 16-м и 283-м стрелковыми полками и захватила Устилуг. Командир дивизии выдвинул против прорвавшихся танков два дивизиона артполка. Под их прикрытием части 87-й дивизии контратаковали противника, освободили Устилуг. В ходе боевых действий дивизия уничтожила 16 танков противника. Отбросив противника за Буг, части дивизии в течение двух дней удерживали участок государственной границы.

Германское командование широко применяло так называемую тактику «танковых клиньев». Оно обычно сосредоточивало на узком фронте крупные силы танков и наносило удары по стыкам и флангам наших войск. Действуя таким образом, немецкие войска 24 июня ценой больших потерь захватили Владимир-Волынский. 16-й стрелковый и 212-й гаубичный полки, оборонявшие город, отошли в направлении Луцка, где соединились с частями 135-й стрелковой дивизии. Основные силы дивизии оказались отрезанными юго-восточнее города.

Окруженные войска упорно сражались, часто отвлекая на себя значительные силы противника. Враг ничего не жалел, чтобы уничтожить наши войска. Атака следовала за атакой.

Немцам удалось отсечь 96-й стрелковый полк. Но командир полка подполковник Е. И. Василенко создал ударную группу и повел ее в контратаку. Немцы не выдержали и расступились. Части дивизии вновь соединились и стали сражаться с еще большим упорством. 25 июня части дивизии вырвались из окружения[21].

На пути прорвавшейся группировки противника южнее Владимир-Волынского встали артиллеристы 1-й противотанковой бригады РГК, которой командовал генерал-майор К. С. Москаленко. Бригада была отлично оснащена. Она имела в своем составе 2 пушечных артиллерийских полка, а также минно-саперный и автотранспортный батальоны и подразделения обслуживания. В каждом полку было по 2 дивизиона 76,2-мм пушек (24 орудия), по 2 дивизиона 85-мм пушек (36 орудий) и по дивизиону 107-мм (12) и 37-мм (8) орудий и 36 пулеметов ДШК. Таким образом, в бригаде было 48 орудий 76-мм, 48 орудий 85-мм, 24 орудия 107-мм, 16 орудий 37-мм и 72 пулемета ДШК. Но, по воспоминаниям К. С. Москаленко в 1-й противотанковой бригаде РГК 107-мм орудия были заменены на 85-мм артсистемы образца 1939 года. Получается, что в бригаде имелось 48 орудий 76,2-мм, 72 орудия 85-мм, 16 орудий 37-мм и 72 пулемета ДШК. Бригада была полностью обеспечена снарядами, в том числе бронебойными.

1 апбр заняла выгодные позиции на путях наступления 14-й танковой дивизии противника и открыла по врагу огонь. Генерал-майор К. С. Москаленко отдал командирам полков строгий приказ: «Подпустить танки на прямой выстрел и только наверняка открывать огонь». Основной удар противника пришелся по дивизиону капитана А. Н. Феоктистова. Особенно метко били расчеты, которыми командовали сержанты Т. Н. Москвин и П. И. Тугин. Они первыми выстрелами снесли башни головных танков. Подбитые и горящие машины преградили путь следовавшим за ними танкам. Чем ближе подходили немецкие танки к огневым позициям, тем меньше их оставалось. Однако некоторым из них удалось прорваться к нашим огневым позициям. Отважные артиллеристы встречали их связками гранат. В этом бою бригада подбила 70 танков и бронемашин, много мотоциклов и другой техники 14-й танковой дивизии[22].

Выдвижение 124-й стрелковой дивизии генерал-майора Ф. Г. Сущего из-за интенсивного воздействия авиации противника происходило медленно. Враг, который имел подавляющее превосходство (против 124-й стрелковой дивизии наступали основные силы 44, 55-го армейских и 48-го моторизованного корпусов), занял Сокаль, Крыстынополь — важные переправы через Буг и устремился вперед. Дивизия вынуждена была занять оборону на рубеже Ромаш, Стоянов (полоса 20 км).

На этом рубеже противник был остановлен. Однако ему удалось определить стык между 5-й и 6-й армиями. В этот промежуток была перегруппирована 11-я танковая дивизия вермахта, передовые части которой к исходу 22 июня продвинулись в направлении Дубно до 20 км. Это поставило 124-ю стрелковую дивизию в трудное положение. Германские войска обошли ее с флангов, но воины дивизии продолжали вести упорные бои, нанося врагу невосполнимые потери. Пленные немецкие солдаты утверждали, что в некоторых ротах оставалось по 8–10 человек. Однако положение на фронте было тяжелым. Враг бросал в бой свежие силы.

Таким образом, противник все-таки вклинился в оборону армии, его войска прорвали тактическую зону обороны в центре и на левом фланге 5-й армии и продвинулись на глубину 35–40 км.

Учитывая такую неблагоприятную обстановку и не имея сил для воздействия на войска немцев, прорвавшиеся в стык с соседом слева, командующий 5-й армией генерал М. И. Потапов стал принимать меры к тому, чтобы остановить продвижение врага в направлении Луцка.

С утра 23 июня командующий 5-й армией решил ввести в сражение свой резерв с задачей разгромить противника на Владимир-Волынском направлении. Согласно его решению, 1-я противотанковая бригада должна была, заняв огневые позиции 10 км восточнее города Владимир-Волынский, не допустить продвижения противника в сторону Луцка и обеспечить совместно с частями 15-го стрелкового корпуса сосредоточение и развертывание для удара соединений 22-го механизированного корпуса со 135-й стрелковой дивизией из района Ковель в направлении Устилуг. Контрудар планировался на 20 часов 23 июня.

Однако противник упредил 1-ю противотанковую бригаду в выходе на указанный ей рубеж. Она вынуждена была отходить. Сосредоточение же 22-го механизированного корпуса из-за интенсивного воздействия авиации противника, изношенности машин и недостатка транспорта задерживалось. На Луцком направлении складывалась тяжелейшая обстановка.

Для исправления положения привлечена была 41-я танковая дивизия. С первых часов войны 41-я танковая дивизия 22-го механизированного корпуса была, по существу, рассредоточена по всей полосе обороны 5-й армии и использовалась по подразделениям. Мотострелковый полк был придан 45-й стрелковой дивизии, два танковых батальона — командиру 87-й стрелковой дивизии, 5 танков было придано для охраны штаба 5-й армии. 24 июня 20 танков выделили в 45-ю и 30 танков — в 62-ю стрелковые дивизии, а 2 роты — для охраны командного пункта 15-го стрелкового корпуса.

Командующий армией решил частью сил 15-го стрелкового корпуса с 41-й танковой дивизией прочно удерживать занимаемый рубеж и не допустить прорыв противника через Любомиль, обеспечивая ковельское направление, а силами резерва нанести контрудар с двух направлений: 215-й моторизованной дивизией во взаимодействии с частью сил 15-го стрелкового корпуса из района Туропин в направлении Владимир-Волынского, а 19-й танковой дивизией во взаимодействии со 135-й стрелковой дивизией 27-го стрелкового корпуса из района Торчин в направлении Войница — Владимир-Волынский. Войскам было приказано сосредоточиться к 4 часам 24 июня в исходных районах.

Противник на этом направлении имел 5 дивизий и около 200 танков. Это позволило ему добиться превосходства над нашими войсками в 2 раза — по личному составу, в 2,4 раза — по артиллерии, в полтора раза — по противотанковым орудиям. И только в танках соединения из 5-й армии превосходили противника в 2,2 раза. При таком соотношении сил и господстве вражеской авиации в воздухе нельзя было рассчитывать на значительный успех армейского контрудара. При этом выдвижение 22-го механизированного корпуса по-прежнему осуществлялось крайне медленно, что позволяло противнику принять меры к отражению контрудара.

Стремясь упредить войска резерва 5-й армии в сосредоточении и развертывании, танковые части противника утром 24 июня с ходу атаковали в районе Войница стрелковый полк 135-й стрелковой дивизии и отошедшую сюда 1-ю противотанковую бригаду. К 14 часам противнику удалось продвинуться на 5–6 км, создав угрозу прорыва на Луцк.

В 14.00 24 июня 19-я танковая и 135-я стрелковая дивизии после короткой артиллерийской подготовки атаковали части 14-й танковой и 299-й пехотной дивизий и отбросили их на запад до 20 км. Но немцы не захотели смириться с этим. В район боев противник перебросил 13-ю танковую дивизию. Над полем боя появились группы вражеских бомбардировщиков. Они непрерывно наносили удары по нашим контратакующим войскам, чрезвычайно осложняя их действия и не давая возможности своевременно подвезти боеприпасы и горючее для танков. Условия борьбы для танкистов сложились крайне неблагоприятные. Несмотря на это, они настойчиво стремились решить поставленную им боевую задачу. В ходе ожесточенных боев погибли командир корпуса генерал-майор М. С. Кондрусев, все командиры полков 19-й танковой дивизии, был тяжело ранен командир 19-й танковой дивизии генерал-майор Семенченко. Несмотря на ранение, он продолжал управлять боем. За проявленное мужество генерал Т. Д. Семенченко первым среди танкистов был удостоен звания Героя Советского Союза. На какое-то время противника удалось задержать, но вскоре он вновь устремился вперед, вынудив советские части начать отход за реку Стырь в районе Луцка.

К исходу дня противник обошел с флангов части 19-й танковой и 135-й стрелковой дивизий Красной Армии и создал угрозу их окружения. Было решено отвести войска на исходные позиции.

Совместно с корпусом в районе Войницы использовалась 1-я противотанковая артиллерийская бригада генерал-майора К. С. Москаленко. Наши артиллеристы уничтожили 42 танка противника. Отражая атаки, насмерть стоял дивизион под командованием С. А. Глущенко. Наводчик И. И. Непотачев метким огнем уничтожил 6 танков, а орудийный расчет во главе с И. И. Гайденко сжег 7 вражеских машин[23].

215-я моторизованная дивизия из-за медленного выдвижения частей смогла перейти в наступление только в 18.00. К исходу дня она вышла в район Овадно. Противник силами 298-й пехотной дивизии оказал сильное сопротивление и остановил наступление. Части 215-й моторизованной дивизии перешли к обороне и вели бой до 16.00 25 июня, сдерживая его продвижение к Луцку.

Боевые действия войск 22-го механизированного корпуса и 135-й стрелковой дивизии имели и положительное значение. В результате контрудара была ослаблена сила первоначального удара 6-й армии противника, нанесены потери ударной группировке, замедлен темп ее продвижения. Эти удары позволили командованию Юго-Западного фронта подтянуть на направление главного удара противника свой резерв. В полосу 5-й армии выдвигались 31-й стрелковый, 9-й и 19-й механизированные корпуса.

Однако, несмотря на всю ожесточенность танковых боев и героизм личного состава войск, разгромить ударную группировку 6-й полевой армии в районе Владимир-Волынского по ряду причин нам не удалось. Отрицательно сказалась поспешная организация контрудара. Корпус вступил в сражение без тщательной разведки противника и местности. Части 19-й танковой дивизии вступали в бой с марша, по частям, при слабом обеспечении наступления огнем артиллерии. Наступление 19-й танковой и 135-й стрелковой дивизий поддерживал всего лишь один артиллерийский полк (24 орудия). Войска корпуса очень слабо прикрывались от ударов авиации противника, так как не имели средств противовоздушной обороны. Из-за отсутствия связи у командующего армией с 62-й авиадивизией контрудар осуществлялся без авиационной поддержки, а 14-я авиадивизия не могла обеспечить надежное прикрытие войск от ударов с воздуха в условиях господства авиации противника. И, наконец, отрицательно сказалось отсутствие боевого опыта, в результате чего слабо применялся маневр в бою, наносились только лобовые удары, нарушалось управление войсками в ходе боя.

Неудачный исход контрудара вынудил войска 5-й армии к отступлению на новый рубеж. Свой отход армия осуществляла с тяжелыми боями. К 26 июня войска армии отошли на рубеж: 15-й стрелковый корпус — Мызово, Голобы, а 27-й стрелковый корпус — за реку Стырь. В это время подвижные соединения противника заметно продвинулись вперед и находились в 20–40 км восточнее этого рубежа. 11-я танковая дивизия противника 25 июня заняла Дубно и стала продвигаться на Острог, а 13-я танковая дивизия овладела Луцком, форсировала реку Стырь и приблизилась к Ровно. Это создало угрозу флангам и тылу соединений армии.

Таким образом, в результате очень ожесточенных приграничных сражений с 22 по 26 июня войска 5-й армии вынуждены были отступить на 50–80 км в глубь страны. И хотя армия не смогла выполнить всей задачи, поставленной ей планом прикрытия государственной границы, в упорных боях ее части и соединения замедлили наступление противника, что позволило командованию Юго-Западного фронта подтянуть на направление главного удара вражеских войск свежие резервы.

Войска 5-й армии действовали в тяжелейших условиях начала войны с исключительным мужеством и доблестью. Они продемонстрировали замечательные боевые качества, стойкость, патриотизм и нанесли врагу тяжелые потери.

Вот как об этом писал впоследствии, после войны, бывший генерал немецкой армии А. Филиппи: «Бои на юго-западном направлении, особенно в приграничных областях, были тяжелыми и кровопролитными… Постоянное наращивание сил противника, усиление его сопротивления, активизация артиллерии и авиации, переход его от обороны к контрударам и контратакам, в силу чего наши войска несли большие потери, достигавшие 200 человек в сутки на дивизию, наши части заметно были утомлены — все это рассеяло надежды на достижение успеха в ближайшее время».

Необходимо при этом учитывать, что 5-й армии пришлось отражать внезапное нападение главных сил ударной группировки противника. Боевые действия развернулись на широком фронте во всей полосе армии, носили динамичный и маневренный характер. Они развивались по отдельным направлениям, главным образом вдоль шоссейных дорог. Между соединениями имелись большие промежутки. Враг широко использовал танковые и моторизованные соединения для стремительного продвижения в глубину нашей обороны через открытые пространства на флангах соединений и частей. Войска 5-й армии уступали противнику в подвижности и не всегда могли своевременно предпринять контрманевр.

Одной из важных и наиболее сложных проблем являлась проблема своевременного развертывания войск армии. В условиях неясной и резко меняющейся обстановки и ввиду настойчивого стремления командования соединений и частей действовать в соответствии с предвоенным планом и во что бы то ни стало занять назначенные им рубежи и районы прикрытия, в первые же часы действия войск в основном носили характер встречных боев. В последующем, исчерпав наступательные возможности, соединения и части переходили к обороне на необорудованной в инженерном отношении местности в широких полосах под ударами превосходящих сил противника.

Войска 5-й армии не смогли осуществить целый ряд активных мероприятий только потому, что противник с первых же часов военных действий захватил господство в воздухе. Его авиация наносила непрерывные удары по нашим войскам. Отсутствие надежного авиационного и зенитного прикрытия облегчало противнику достижение своих целей. Ему удалось совершить в полосе 5-й армии 2 глубоких прорыва, потребовавших от советского командования срочных мер с целью задержать их дальнейшее развитие.

Согласно директиве № 3 Юго-Западный фронт должен был нанести удар в общем направлении на Люблин, окружить и уничтожить противника, наступавшего на фронте Владимир-Волынский, Крыстынополь, и к исходу 24 июня овладеть районом Люблина. Учитывая силы и средства, имевшиеся и в составе нашего фронта, и у противостоявшего противника, задача была ему вполне по плечу. И тем не менее она уже не соответствовала той обстановке, что сложилась на Украине к исходу первого дня войны. Двух суток, отведенных на овладение Люблином, до которого войскам предстояло еще пройти свыше 120 км, было явно недостаточно. Начальник штаба фронта генерал Пуркаев считал, что только полное сосредоточение механизированных корпусов потребует не менее трех-четырех суток, а за это время противник, естественно, успеет продвинуться еще дальше. Пуркаев предлагал обратиться к Главному командованию за разрешением создать на рубеже укрепленных районов, вдоль старой государственной границы, прочную оборону, то есть сначала остановить врага, а уже затем, перейдя в контрнаступление, разгромить его. Генерал Кирпонос, соглашаясь с доводами начальника штаба генерала М. А. Пуркаева, стоял на том, что приказ есть приказ и его нужно выполнять во что бы то ни стало. Командующего поддержал член Военного совета корпусной комиссар Н. Н. Вашугин.

Развернувшиеся споры по поводу реализации Юго-Западным фронтом директивы № 3 и телеграммы Верховного командования, ее подтверждающей, хорошо описывает в книге «Так начиналась война» И. Х. Баграмян, в ту бытность начальник оперативного отдела штаба ЮЗФ. Он-то и принес М. А. Пуркаеву эту телеграмму.

«Начальник штаба Юго-Западного фронта, опасаясь разновременного ввода в бой наших основных сил и неблагоприятного для нас встречного танкового сражения, выдвинул Кирпоносу следующее предложение:

— Нам, товарищ командующий, остается только доложить в Москву о сложившейся обстановке и настоятельно просить об изменении задачи. Мы сейчас можем только упорными боями сдерживать продвижение противника, а тем временем организовать силами стрелковых и механизированных корпусов, составляющих наш второй эшелон, прочную оборону в глубине полосы действий фронта на линии прежних Коростенского, Новоград-Волынского, Шепетовского, Староконстантиновского и Проскуровского укрепленных районов. Остановив противника на этом рубеже, мы получим время на подготовку общего контрнаступления. Войска прикрытия после отхода за линию укрепленных районов мы используем после как резерв. Именно такое единственно разумное решение я вижу в создавшейся обстановке.

На минуту воцарилось молчание. Генерал Кирпонос в глубокой задумчивости вертел в руках карандаш. Первым заговорил корпусной комиссар.

— Все, что вы говорите, Максим Алексеевич, — он подошел к карте, — с военной точки зрения, может быть, и правильно, но политически, по-моему, совершенно неверно! Вы мыслите как сугубый военспец: расстановка сил, их соотношение и так далее. А моральный фактор вы учитываете? Нет, не учитываете! А вы подумали, какой моральный ущерб нанесет тот факт, что мы, воспитывавшие Красную Армию в высоком наступательном духе, с первых дней войны перейдем к пассивной обороне, без сопротивления оставив инициативу в руках агрессора! А вы еще предлагаете допустить фашистов в глубь советской земли!..

Переведя дыхание, член Военного совета уже более спокойно добавил:

— Знаете, Максим Алексеевич, друг вы наш боевой, если бы я вас не знал как испытанного большевика, я подумал бы, что вы запаниковали.

Заметив, что на широкоскулом загорелом лице Пуркаева заходили желваки, Вашугин мягко добавил:

— Извините, я не хотел вас обидеть, просто я не умею скрывать то, что думаю.

Опять наступила тишина. Наконец Кирпонос оторвал взгляд от карты и медленно заговорил:

— Думаю, что вы оба правы. Против оперативной целесообразности ваших предложений, Максим Алексеевич, возразить нечего. У них одна уязвимая сторона: старые укрепленные районы не готовы принять войска и обеспечить им благоприятные условия для успешной обороны.

— Да, но войска второго эшелона с помощью саперов смогут быстро привести эти укрепрайоны в боевую готовность…

Не ответив на реплику Пуркаева, Кирпонос в прежнем спокойном тоне продолжал:

— Но со своей стороны, не лишены логики и соображения Николая Николаевича. Приказ есть приказ: его нужно выполнять. А если каждый командующий, получив боевой приказ, вместо его неукоснительного выполнения будет вносить свои контрпредложения, то к хорошему это не приведет. Конечно, взять к концу двадцать четвертого июня Люблин мы вряд ли сумеем. Но попытаться нанести мощный контрудар по вторгшимся силам противника мы обязаны. Для этого мы сможем привлечь до пяти (потом и шести. — Примеч. авт.) механизированных корпусов.

Я считаю, что главная задача теперь состоит в том, чтобы быстро сосредоточить мехкорпуса к полю сражения и одновременно нанести мощный контрудар. Нужно, Максим Алексеевич, немедленно довести до войск соответствующие боевые распоряжения и проследить за их выполнением. Особое внимание следует уделить обеспечению надежного прикрытия механизированных корпусов с воздуха во время выдвижения и ввода в сражение. Вместе с этим следует поставить Потапову задачу: всеми силами и средствами его армии во взаимодействии с правым крылом шестой армии при поддержке основных сил фронтовой авиации не допустить дальнейшего продвижения фашистских войск в глубь нашей территории».

Кирпонос принял решение нанести два удара по флангам главной группировки противника — с севера и юга, причем каждый силами трех механизированных корпусов, в которых в общей сложности насчитывалось 3700 танков (4, 8, 15, 22, 9, 19-й механизированные корпуса. — Примеч. авт.). Генерал армии Г. К. Жуков, прибывший в штаб фронта вечером 22 июня, одобрил его решение.

В этот же период на других участках Юго-Западногого фронта события развивались следующим образом.

В полосе 6-й армии германские войска ворвались в Струмиловский укрепленный район, когда его батальоны только занимали ДОТы. Ударом 3-й кавалерийской дивизии немцы были все-таки выбиты из укреплений. Был успешно отражен и натиск основных сил 17-й немецкой армии, которые наступали на Львов. Тесное взаимодействие полевых войск с гарнизонами ДОТов и пограничниками сделали их оборону труднопреодолимой.

22 июня 17-я немецкая армия не достигла сколько-нибудь серьезных результатов. В 19.00 штаб Рунштедта, докладывая в ОКХ обстановку в полосе армии, сообщал: «Сопротивление противника окрепло, в особенности перед фронтом 4-го армейского корпуса; проводятся контратаки». Против корпуса действовала 41-я стрелковая дивизия генерала Г. Н. Микушева. Не добилась 17-я армия успеха и в полосе 26-й армии.

Во втором эшелоне 6-й общевойсковой армии находились 4-й и 15-й механизированные корпуса.

4-й механизированный корпус был одним из самых укомплектованных соединений Киевского Особого военного округа. Корпус состоял из 8-й и 32-й танковых дивизий, 81-й моторизированной дивизии, 3-го мотоциклетного полка, 184-го отдельного батальона связи, 48-го отдельного моторизированного инженерного батальона. К началу войны в составе 8-й танковый дивизии всего было 325 танков: 50 KB, 140 Т-34, 68 Т-28, 31 БТ-7, 36 Т-26. Кроме танков имелось 57 бронемашин БА-10. 32-я танковая дивизия на 22 июня 1941 года имела следующие исправные танки: 49 KB, 173 Т-34, 31 БТ-7, 70 Т-26, 38 Т-27. 2 танка KB имелось в штабе корпуса. Этим соединением (4 мк) командовал генерал-майор A. A. Власов.

15-й механизированный корпус состоял из 10-й танковой дивизии, 37-й танковой дивизии, а также 212-й моторизированной дивизии, 25-го мотоциклетного полка, 544-го отдельного батальона связи, 65-го отдельного моторизированного инженерного батальона. В 10-й танковой дивизии на 22 июня 1941 года имелось исправных 63 KB, 37 Т-34, 44 Т-28, 147 БТ-7, 19 Т-26 и 8 ХТ-26. Кроме этих танков имелись бронемашины различных марок. В 37-й танковой дивизии всего было 315 танков: 1 KB, 32 Т-34, остальные Т-26. Около 100 легких танков находились в 212 мд. Корпусом командовал генерал-майор И. И. Карпезо[24].

Несмотря на то что 4-й и 15-й мехкорпуса были очень неплохо укомплектованы техникой и другой материальной частью (особенно 4-й мехкорпус, имевший около 400 новейших танков Т-34 и КВ. — Примеч. авт.), использовать их боевой потенциал в полной мере в приграничных сражениях не удалось. Усилиями командующего штаба Красной Армии генерала армии Г. К. Жукова, находившегося на Юго-Западном фронте с вечера 22 июня, 4-й механизированный корпус РККА был раздроблен на части. Его 8-я танковая дивизия должна была наносить удар по противнику, прорвавшемуся северо-западнее Львова, в районе Немирова, а 32-я — на юго-запад, где по данным, как потом выяснилось, ложным, действовало до 300 танков противника.

В ночь на 25 июня генерал Жуков приказал повернуть 8-ю танковую дивизию 4-го мехкорпуса на северо-восток. К этому времени она потеряла в боях 92 танка. Еще большие потери были связаны с техническими неисправностями. К вечеру 27 июня из 385 имевшихся в исправном состоянии танков в исходный район прибыло 65 машин, сведенных в один танковый полк. Таким образом, ослабленный на маршах и в боях, «раздерганный» по частям 4-й мехкорпус не мог быть выведен из боя и как-то участвовать в планируемых наступательных операциях Юго-Западного фронта.

В полосе обороны 6-й армии шли упорные бои. Стойко оборонялись воины 6-й армии на рава-русском направлении. Генерал-фельдмаршал фон Рунштедт предполагал, что после захвата Равы-Русской в сражение будет введен 14-й моторизированный корпус вермахта. По его расчетам, это должно было произойти к утру 23 июня. Но все планы Рунштедта сорвала уже упомянутая 41-я стрелковая дивизия, которой в течении двух лет командовал генерал-майор Микушев. Несмотря на яростный огонь немецкой артиллерии, массированные удары бомбардировщиков, полки дивизии совместно с батальонами Рава-Русского укрепрайона и 91-го погранотряда пять дней сдерживали продвижение 4-го армейского корпуса 17-й армии вермахта. Дивизия оставила свои позиции только по приказу командующего армией. В ночь на 27 июня она отошла на рубеж восточнее Равы-Русской.

Уже с 24 июня 1941 года стали проявлять себя и украинские националисты. В течение дня личный состав гарнизона Львова — 66-й полк НКВД обстреливался группами выступившего «контрреволюционного» элемента, засевшего в зданиях улиц, прилегающих к казармам полка: большого театра, здания банка, костела и т. д. Управление 10-й дивизии НКВД также обстреливалось из окружающих домов города. Однако с помощью информации от граждан большинство огневых точек было подавлено. Например, для того, чтобы подавить огневую точку на улице Мохнацкого, был вызван танк. В конце концов с 25 июня стрельба на некоторое время прекратилась[25].

26-я армия (командующий генерал-лейтенант Ф. Е. Костенко), имевшая штаб в городе Самбор, прикрывала южный фланг «львовского выступа». В ее оперативное подчинение был передан 8-й механизированный корпус. Корпус имел в своем составе 12-ю и 34-ю танковые дивизии, 7-ю моторизованную дивизию, 6-й мотоциклетный полк, 153-й отдельный батальон связи и 45-й отдельный моторизованный инженерный батальон. На 22 июня 1941 года в составе корпуса имелось следующее количество исправных, боеспособных танков: 71 KB, 49 Т-35, 100 Т-34, 277 БТ, 344 Т-26 и 17 Т-27. Данным соединением командовал генерал-лейтенант Д. И. Рябышев.

Командир 8-го механизированного корпуса генерал Д. И. Рябышев вечером 22 июня, находясь юго-западнее Львова, получил задачу вывести свои соединения в район восточнее города и поступить в подчинение командующего 6-й армией. Но генерал Музыченко, не ознакомленный с общими задачами фронта, повернул его на запад. В свою очередь Кирпонос, который считал, что 8-й мехкорпус уже сосредоточился восточнее Львова, потребовал от его командира ускорить выдвижение на север, в район Броды, чтобы с утра 24 июня совместно с 15-м мехкорпусом атаковать и уничтожить танки противника, прорвавшиеся в н/п Берестечко. Лишь после многочисленных уточнений и согласований Музыченко поставил Рябышеву соответствующую задачу. На выдвижение корпуса потребовалось еще двое суток. Только к утру 26 июня он вышел к Бродам. Из более 800 танков корпуса осталась едва ли половина, другая половина из-за всевозможных поломок отстала почти на 500-км маршруте.

15-й мехкорпус в полном составе выдвинуться в район боевых действий быстро не успел, поэтому 22-й механизированный корпус в его контрударах в первые дни войны поддерживал только сводный танковый отряд 10-й танковой дивизии РККА. Из-за этой неразберихи 11-я танковая дивизия вермахта спокойно продолжала наступление и к исходу 23 июня подошла к н/п Берестечко. В последующие 2 дня боевые действия корпуса свелись к обороне против 297-й пехотной дивизии вермахта, а также к изнуряющим силы личного состава передвижениям с целью занять исходное положение для удара по противнику: то в северо-западном направлении — на Радехов, то в северо-восточном — на Берестечко, так как командование фронта ежедневно меняло боевые задачи. В результате до 26 июня организованно атаковать противника корпус так и не сумел.

В полосе ответственности 26-й армии ожесточенные сражения развернулись также в районе Перемышля, где оборонялись: 99-я стрелковая дивизия полковника Д. И. Дементьева, солдаты 66-го полка НКВД, пограничники 26-й заставы лейтенанта Д. Н. Патарыкина, сводный батальон под командованием старшего лейтенанта Г. С. Поливоды, отряд из 187 местных жителей во главе с секретарем горкома ВКП(б) П. В. Орленко. Город трижды переходил из рук в руки.

В Карпатах оборону занимали дивизии 12-й армии. Так как Венгрия еще не вступила в войну на стороне Германии, на этом участке отмечались лишь отдельные мелкие стычки.

12-я армия (находившаяся на границе с Венгрией и Словакией) имела в своем распоряжении 16- й механизированный корпус. Он состоял из 12-й и 39-й танковых и 240-й моторизированной дивизий, 19-го мотоциклетного полка, 546-го отдельного батальона связи и 78-го отдельного моторизированного инженерного батальона. К началу войны в составе корпуса находилось 608 танков старых марок: небольшое количество средних Т-28 (до батальона в 15-й танковой дивизии), а также легкие танки БТ-5, БТ-7 и Т-26 (5 батальонов в 15 тд, полностью 77-й и 78-й танковые полки 39 тд). 240-я моторизированная дивизия имела танки учебно-боевого парка. Корпусом командовал комдив А. Д. Соколов.

В связи с созданием Южного фронта из 12-й армии в состав нового объединения с 26 июня были переданы 17-й стрелковый, а также 16-й механизированные корпуса. Фактически кроме управления 12-й армии в ней находился один стрелковый корпус — 13-й. Он прикрывал 300-километровый участок границы с Венгрией. Однако в начале июля 16 мк был вновь включен в состав Юго-Западного фронта.

Вечером 25 июня 6-я армия генерал-фельдмаршала Рейхенау на 70-километровом участке от Луцка до Берестечко с ходу форсировала реку Стырь, а 11-я танковая дивизия, почти на 40 км оторвавшись от главных сил, овладела Дубно.

С востока подходили 31, 36-й и 37-й стрелковые корпуса, составлявшие резерв фронта. Они начали выдвижение к границе еще за 4 дня до войны. Боеспособность соединений была невысокой, дивизии выдвигались только с носимым запасом боеприпасов, не имея даже автотранспорта для их подвоза. Соединениям пришлось с ходу, под огнем противника занимать оборону по рекам Стырь и Иква.

Решение о реализации плана контрудара вырабатывалось на Военном совете вечером 23 июня 1941 года. Совещание началось с краткого доклада Пуркаева. Он подвел итог боевых действий войск за первые два дня войны и дал оценку сложившейся обстановке. По его расчетам, утром участвовать в контрударе смогут лишь 15-й и 22-й механизированные корпуса, да и то не всеми силами (в 22-м в назначенный район успеет подойти лишь одна дивизия). Их могут поддержать 135-я стрелковая дивизия и 1-я противотанковая артиллерийская бригада, которые уже втянулись в тяжелые бои. На другие войска полагаться не приходиться: 8-й мехкорпус, уже проделавший большой путь под непрерывным воздействием авиации противника, все еще находится на марше из района Львова; 4-й мехкорпус брошен на отражение наступления врага на львовском направлении и вряд ли примет участие в ударе. Что касается 9-го и 19-го мехкорпусов, то им потребуется для подхода к полю сражения не менее двух суток. 31, 36-й и 37-й стрелковые корпуса находятся в 130–150 километрах и подойдут только через несколько дней.

Таким образом, сил для контрудара было на тот момент слишком мало.

— Если мы так медленно будем подтягивать мехкорпуса, — вскипел Вашугин, — через двое-трое суток от дивизий прикрытия ничего не останется.

— Мы предпринимаем все, что в наших силах, — сказал Пуркаев.

— Вот уже два дня воюем, а пока ни разу по-настоящему не ударили по фашистам. Нужно бить их! И не давать опомниться…

— Одного желания мало, — сухо возразил Пуркаев, — нужно бить противника с толком, а не сломя голову. Ну, нанесем мы удар сначала одним мехкорпусом, и то не одновременно всеми его соединениями. Вызволим, если удастся, окруженную дивизию, а корпус обескровим. Затем перейдем в наступление следующим корпусом и снова вызволим еще одну стрелковую дивизию. А дальше что?.. Враг о том и мечтает, чтобы разгромить наши корпуса поодиночке.

— Не можем же мы выжидать, когда дивизии на наших глазах гибнут, — мрачно проговорил Кирпонос. — Как вы, Максим Алексеевич, не можете этого понять?

— Я понимаю. — В голосе Пуркаева прозвучала досада. — Но нельзя жертвовать большим ради меньшего. Дивизиям нужно отдать приказ — пробиваться из окружения. А через два дня мы в глубине создадим мощные группировки и тогда с разных сторон нанесем такие удары по врагу, что ему не поздоровится. Ведь пять механизированных корпусов — это сила! А бросать их поодиночке — значит лить воду на мельницу противника.

— А мы и не будем бросать в бой мехкорпуса поодиночке.

Кирпонос, водя по карте тупым концом карандаша, пояснил, что сейчас к району вклинения противника уже подошли и вступили в бой соединения 22-го и 15-го механизированных корпусов. 22-й мехкорпус совместно с 135-й стрелковой дивизией и при поддержке 1-й противотанковой артиллерийской бригады нанесут завтра удар по северной танковой группировке противника в направлении на Владимир-Волынский, на соединение с 87-й стрелковой дивизией; 15-й мехкорпус одновременно ударит с юго-востока по южной танковой группировке противника и соединится со 124-й стрелковой дивизией. Это будет, пояснил командующий, наш первый эшелон. А несколько позже, с подходом 4-го и 8-го, а затем 9-го и 19-го мехкорпусов, сила удара утроится.

— Одним словом, — резюмировал он, — иного выхода нет: мы не можем отступать в ожидании сосредоточения всех механизированных корпусов.

Пуркаев угрюмо молчал. Доводы Кирпоноса звучали убедительно. Действительно, большими неприятностями грозит пассивное выжидание полного сосредоточения всех механизированных корпусов. Не дрогнут ли малочисленные войска прикрытия и не покатится ли весь северный фланг нашего фронта на восток?

Вашугин без колебаний поддержал решение командующего: не ожидая сосредоточения всех мехкорпусов, нанести завтра, 24 июня, контрудар по прорвавшимся танковым и моторизованным дивизиям противника лишь теми силами, которые уже подошли к району сражения.

Генерал Кирпонос сформулировал боевые задачи войскам: 5-й армии нанести контрудар силами 22-го мехкорпуса и 135-й стрелковой дивизии в общем направлении на Владимир-Волынский, разгромить части противника, вклинившиеся на Луцком направлении, и соединиться с окруженными полками 87-й стрелковой дивизии. 15-й механизированный корпус, частью сил обороняясь у Радзехува и на подступах к Бродам, основными силами наступает в направлении на Берестечко, чтобы разгромить танковые и моторизованные войска противника, прорвавшиеся из района Сокаля, а затем соединиться с окруженными частями 124-й стрелковой дивизии. Командующему 6-й армией, упорно удерживая занимаемый фронт, следует немедленно вывести 4-й мехкорпус из боя и повернуть его на Радзехув, на поддержку 15-го мехкорпуса. От 8-го мехкорпуса командующий потребовал к утру 24 июня выйти в район Бродов в готовности поддержать 15-й мехкорпус ударом на Берестечко. Для остальных армий задача оставалась прежней — прочной обороной удерживать занимаемые рубежи.

Но реализация этого плана провалилась потому, что на Юго-Западном фронте имелось два центра руководства. Одним являлся командующий фронта Кирпонос, а второй возглавлял начальник Генштаба РККА генерал армии Г. К. Жуков, посланный на ЮЗФ для помощи. Последний, как уже говорилось, «раздергал» 4-й мехкорпус на части, и использовать его в боях в качестве «ударного кулака» уже было нельзя. Да и другие элементы плана Военного совета реализовывались «со скрипом».

Учитывая особую опасность прорыва 48-го и 14-го моторизованных корпусов противника на стыке 5-й и 6-й армий, командующий Юго-Западным фронтом генерал-полковник М. П. Кирпонос принял решение силами уже пяти механизированных корпусов (8, 15, 9, 22-го и 19-го) нанести контрудар по вражеским войскам, прорвавшимся в районы Луцк, Дубно. К моменту принятия решения на контрудар эти корпуса были рассредоточены во всей полосе фронта и для выхода их в исходные районы пришлось провести сложную перегруппировку. В крайне неблагоприятных условиях воздушной обстановки мехкорпуса совершали напряженные марши большой протяженности и, как правило, со значительным запозданием выходили в назначенные им исходные районы и рубежи развертывания. Вследствие этого, а также сложности управления большим количеством мехкорпусов, ввод их в сражение осуществлялся разновременно.

Согласно плану командующего Юго-Западным фронтом, 9-й и 19-й механизированные корпуса, а также 36-й стрелковый корпус должны были наносить контрудары по немецкой атакующей группировке с северо-восточного направления. Оба этих соединения вместе с 31, 36-м и 37-м стрелковыми корпусами составляли оперативный резерв ЮЗФ генерал-полковника М. П. Кирпоноса.

9-й механизированный корпус РККА (командиром 9 мк был генерал-майор К. К. Рокоссовский) состоял из 20-й и 35-й танковых дивизий, 131-й моторизованной дивизии, 32-го мотоциклетного полка, 153-го отдельного батальона связи, 2-го отдельного моторизованного инженерного батальона, 157-го полевого хлебозавода.

В отличие от механизированных корпусов приграничных армий 9 мк находился в стадии переформирования. Сам К. К. Рокоссовский впоследствии вспоминал: «Несчастье заключалось в том, что корпус только назывался механизированным. С горечью смотрел я на походе на наши старенькие Т-26, БТ-5 и немногочисленные БТ-7, понимая, что длительных боевых действий они не выдержат. Не говорю уже о том, что и этих танков у нас было не больше трети положенного по штату. А мотопехота обеих танковых дивизий! Положенных машин у нее не было, но поскольку эта дивизия значилась моторизованной, не имела ни повозки, ни коня»[26].

Действительно, лучшая 20 тд, которая только готовилась получить новую материальную часть, имела в наличии всего 36 легких танков (из них 30 БТ), 35 тд насчитывала в своем составе 123 танка Т-26 (83 из них с 37-мм и 45-мм пушками, 40 — пулеметные). Самой оснащенной в корпусе была 131-я моторизованная дивизия численностью 10 600 человек. В этой дивизии было 122 легких танка БТ-5 и БТ-7. Всего в корпусе насчитывалось 285 танков (из них БТ-5 и БТ-7 было 134 машины).

Не лучше обстояли дела и в 19-м механизированном корпусе (командир генерал-майор танковых войск Н. В. Фекленко). 19 мк состоял из 40-й и 43-й танковых дивизий, 231-й моторизованной дивизии, 21-го мотоциклетного полка, 547-го отдельного батальона связи и 86-го отдельного моторизованного инженерного батальона.

В 40-й танковой дивизии РККА насчитывалось 19 танков Т-26, а также 139 плавающих танков Т-37 в составе 70-го и 80-го танковых полков. 43-я танковая дивизия имела в своем составе 237 танков: 5 KB, 2 Т-34 и 230 Т-26 различных модификаций в 85-м и в 86-м танковых полках. А 231-я моторизованная дивизия получила только 55 танков (132 тп) и имела общую численность 10 тысяч человек.

Первый удар эти корпуса нанесли еще 25 июня, отбросив части 3-го моторизованного корпуса на юго-запад от Ровно. Но развить успех не удалось из-за того, что удар остальных мехкорпусов, ввиду неготовности войск, был перенесен на следующий день.

36-й стрелковый корпус, наступавший вместе с другими механизированными соединениями северной группировки, состоял из 140, 146-й и 228-й стрелковых дивизий.

26 июня 1941 года «северная группировка», включенная в состав 5-й общевойсковой армии, вновь перешла в наступление. Кроме командования 5-й армии действиями 9-го и 19-го механизированных корпусов и 36-го стрелкового корпуса руководила оперативная группа во главе с первым заместителем командующего фронтом генералом Ф. С. Ивановым.

Танковые дивизии из 19-го механизированного корпуса действовали сводными отрядами (полками) из-за того, что основная масса танков осталась на дорогах из-за различных технических неисправностей. Так, в 43-й дивизии РККА в боях участвовали только 76 машин. Преодолевая сопротивление противника, 19-й мехкорпус, которым командовал генерал Н. В. Фекленко, вместе со стрелковой дивизией к исходу дня вышел к Дубно. Действовавший правее 9-й механизированный корпус генерала К. К. Рокоссовского развернулся вдоль дороги Ровно — Луцк и вступил в схватку с 14-й танковой дивизией вермахта. Корпусу удалось остановить немецкое наступление, но дальше он не мог продвинуться ни на шаг.

Несмотря на мужество и храбрость советских танкистов, добиться перелома в боевых действиях советской стороне не удалось. Одна из главных причин неудачных действий советских мехкорпусов в этом сражении была связана с отсутствием организованного взаимодействия между соединениями. Командир 9-го мехкорпуса вспоминал: «…с информацией войск о положении на фронте дело обстояло из рук вон плохо. Информацию проходилось добывать самим. Если о событиях на нашем направлении удавалось более-менее узнавать и догадываться, то о происшедшем на участках других армий Юго-Западного фронта мы ничего не знали. По-видимому, и штаб 5-й армии тоже ничего не знал, ибо он нас не информировал. Связь корпуса со штабом 5-й армии чаще всего отсутствовала, а с соседями периодически прекращалась»[27].

Командир разведывательного батальона 43-й танковой дивизии 19-го мехкорпуса B. C. Архипов более подробно описывал эти события: «…связь была самым слабым нашим звеном. И не только связь между двумя группами мехкорпусов, наносивших удар с юга (8 и 15 мк), но и связь высших штабов с этими группировками — штаба ЮЗФ… и штаба 5-й армии. Слабая, с длительными перерывами радиосвязь была причиной опоздания информации, направляемой с линии фронта в высшие штабы. Поэтому и решения, которые принимались в штабах и в свою очередь передавались на фронт, часто не соответствовали изменившейся боевой обстановке. К примеру, вечером 26 июня, когда, смяв правый фланг 11-й немецкой танковой дивизии и разгромив один из ее танковых полков, наша дивизия вышла к Дубно, никто из нас не знал, что с юга, нанеся огромные потери другим соединениям 48-го германского моторизованного корпуса, успешно продвигается к нам навстречу 8-й мехкорпус КА генерала Д. И. Рябышева… подобная ситуация повторилась и на следующий день, когда все три корпуса — 36-й стрелковый, 8-й и 19-й механизированные — опять наступали на дубненском направлении. Опять мы и наши соседи, стрелки 36-го корпуса, вышли на подступы к Дубно, но не знали, что в город уже ворвалась 34-я танковая дивизия полковника И. В. Васильева из 8-го мехкорпуса. Таким образом, 26 и 27 июня советские танковые клинья дважды и очень глубоко — до 30 км — врезались в оба фланга немецкого 48-го моторизованного корпуса. Однако отсутствие связи между этими клиньями и взаимная неосведомленность не позволили довести дело до логического конца — до окружения 48-го механизированного корпуса между Бродами и Дубно»[28].

27 июня Кирпонос получил от своего заместителя генерала Иванова донесение: «Моральное состояние пехоты 27-го и 36-го корпусов очень низкое. Патронов и снарядов крайне ограничено. Много случаев оставления артиллерии и боевых машин на дорогах и на поле боя. Мною созданы заградительные отряды, но их стремятся обойти полями. Проверяя организованную мной из задержанных разрозненных частей оборону в Ровно, последнюю не обнаружил. Разошлась. Задержать возможное продвижение на Ровно и Острог нечем». А вечером генерал Фекленко сообщал: «Нет ясности в вопросах обеспечения горючим, боеприпасами, совершенно отсутствует кухня. Личный состав питается только сухим пайком, матчасть заправляется несвоевременно, отсутствуют запасные части»[29]. Из-за того, что тылы не успели отмобилизоваться, раненых перевязывали нередко портянками, их не на чем было эвакуировать в тыл.

Несмотря на все эти трудности, сражение разгоралось с новой силой. Войска в упорных боях в районе Дубно, под Луцком и Ровно до 30 июня сковывали 6-ю армию и 1-ю танковую группу противника. Немецкие войска вынуждены были маневрировать в поисках слабых мест. 11-я танковая дивизия, прикрывшись частью сил от удара 19-го мехкорпуса, повернула на юго-восток и овладела Острогом. Но ее все-таки остановила группа войск, созданная по инициативе командующего 16-й армией генерала М. Ф. Лукина. В основном это были части армии, не успевшие погрузиться в эшелоны для отправки под Смоленск, а также 213-я дивизия полковника В. М. Осьминского из 19-го мехкорпуса, пехота которой, не имея транспорта, отстала от танков.

30 июня 1941 года, согласно полученногму приказу от командования Юго-Западного фронта, корпуса со всей группировкой советских войск стали отходить из Западной Украины на рубежи укрепленных районов старой государственной границы 1939 года.

Сформированный в июле 1940 года 8-й механизированный корпус (командир корпуса генерал-лейтенант Д. И. Рябышев, комиссар — бригадный комиссар Н. К. Попель) был включен в состав 26-й армии и располагался в городах Дрогобыч, Тернополь, Стрый, Львов. В состав корпуса входили 12, 34-я танковые и 7-я моторизованная дивизии, а также 6-й мотоциклетный полк и корпусной артполк.

В состав 12-й танковой дивизии входило 2 батальона тяжелых (около 60 танков KB), 4 батальона средних танков (100 танков Т-34), 2 батальона легких танков (БТ-7; БТ-7М), а также боевые машины других типов (в 24-м танковом полку один батальон был укомплектован огнеметными танками ХТ-26). Действия танков поддерживали дивизионные мотострелковый и гаубичные полки.

В состав 34-й танковой дивизии к началу войны входило 47 тяжелых танков Т-35, 10 KB, 2 батальона легких танков (Т-26, БТ), мотострелковый и гаубичный полки.

7-я моторизованная дивизия имела в своем составе не более 100 танков БТ.

По другим данным, также упоминавшимся в отчетах ЦАМО, в составе корпуса всего имелось 71 KB, 49 Т-35, 100 Т-34, 277 БТ, 344 Т-26 и 17 Т-27. Несмотря на расхождения в отчетах о численности материальной части корпуса, следует отметить, что подавляющее большинство советских танков по своим техническим характеристикам (ТТХ) значительно превосходило соответствующие им германские образцы бронетанкового вооружения. К слабым сторонам 8 мк следует отнести недостаточную оснащенность автотранспортом (63 % к штату), его качественное состояние, а также отсутствие опыта и навыков эксплуатации танков новых типов у личного состава корпуса. Тактическая грамотность различных уровней командного и начальствующего состава Красной Армии была гораздо ниже, чем у офицеров танковых войск вермахта. Все это снижало степень боеготовности и не могло не отразиться отрицательно на ходе предстоящих действий.

На рассвете 22 июня 1941 года корпус был поднят по тревоге и к исходу дня сосредоточился в районе Самбора. В 20.40 командующий Юго-Западным фронтом поставил 8-му механизированному корпусу задачу: выйти в район Куровице, Винники и совместно с 6-й армией отразить удар противника в направлении города Броды. Но обстановка очень быстро менялась. Около полудня 23 июня, когда корпус уже совершал марш к северо-востоку, был получен новый приказ — повернуть части на запад и сосредоточить их в районе Яворова. Это было вызвано тем, что силами действовавшей здесь 6-й армии, которая задержала наступление противника западнее Львова, предполагалось нанести контрудар с направления Яворова. В соответствии с этим к 24.00 23 июня корпус сосредоточился в указанном районе без танковых полков 12-й танковой дивизии, которые из-за недостатка горючего остались в н/п Куровице.

Тем временем обстановка снова изменилась. Противнику удалось совершить прорыв в стыке между 5-й и 6-й армиями и развить наступление в направлении Дубно. Утром 24 июня командир 8-го механизированного корпуса получил приказ командующего 6-й армией: войскам корпуса выйти в район Буск, Задвуже.

Боевой состав 8 мк на 22 июня 1941 года[30]

* Из 71 танка KB 5 было на ремонте, а 2 в резерве корпусной разведки.

** В корпусе преобладали последние модификации Т-26 образца 1939 года.

*** В графе «прочие» указаны следующие типы танков: Т-35 — 49, Т-27 — 17, ХТ-133 — 25.

24 июня соединения корпуса начали перегруппировку в новый район, имея два маршрута, оба забитые войсками. Непрерывное движение за сотни километров в пыль, жару, при постоянных атаках немецких самолетов переутомило экипажи. Во второй половине 25 июня корпус, совершив 114-километровый марш, вышел в указанный район, но в пути оставил до 40 % своей техники из-за неисправностей, поломок, отсутствия горючего, эвакосредств и ударов авиации противника.

К этому времени обстановка в полосе 5-й и 6-й армий значительно усложнилась. 1-я танковая группа противника прорвалась в районы Луцк, Острог. Командующий фронтом принял решение ускорить нанесение фронтового контрудара с целью полной ликвидации прорвавшейся группировки противника. 8-му механизированному корпусу была поставлена задача: 25 июня ночным маршем выйти в район северо-западнее города Броды, в 07.00 нанести удар в направлении Броды — Берестечко по прорвавшемуся противнику и к 12.00 овладеть Берестечком. В последующем наступать в северном направлении.

Командир корпуса получил этот приказ лишь в 09.20, находясь в районе Буска на удалении 86 км от исходного положения для наступления. Учитывая это, командующий Юго-Западным фронтом перенес атаку на 09.00 26 июня. Задача корпуса оставалась прежней.

Тем временем войска 5-й армии, в полосе которой должен был наноситься контрудар, после ожесточенных боев в приграничной зоне под натиском превосходящих сил врага отходили за реки Иква и Стырь. Контрудар 8-го механизированного корпуса мог существенно облегчить ее положение.

В 06.00 утра 26 июня 8-й механизированный корпус (без 7 мд, которая к этому времени еще находилась в лесах северо-западнее Бродов, двигаясь на соединение с главными силами) вышел на исходный рубеж Пески, Безодня, Сребно. Таким образом, ввиду часто менявшейся обстановки, 8-й механизированный корпус с 22 по 26 июня совершил 400-километровый марш в очень сложных условиях. По различным причинам, главным образом из-за отсутствия ремонтных средств, корпус потерял во время марша много танков и артиллерии. Отсутствие ремонтных средств не позволяло осуществить быстрое восстановление танков и автомобильного транспорта. Моторесурсы старой материальной части, по существу, были на пределе, так как расход их к началу войны достигал 50 %.

На рассвете 26 июня командир 8-го механизированного корпуса генерал-лейтенант Д. И. Рябышев провел короткую рекогносцировку. В ходе рекогносцировки было выявлено, что перед фронтом корпуса действуют части 16-й танковой и 57-й пехотной дивизий. Местность в районе действий корпуса представляла собой равнину с большим количеством лесных массивов и оврагов, небольших рек. Заболоченные поймы и берега являлись значительным препятствием для танков. Например, река Слоновка, перед которой располагались исходные позиции корпуса, имела ширину 30–40 м, глубину — 1,5–2 м, а заболоченная пойма реки достигала 2 км.

Исходя из обстановки, командир корпуса принял решение и поставил соединениям следующие задачи:

— 34-й танковой дивизии (командир — полковник И. В. Васильев) — атаковать противника в направлении Сребно, Теслучев, уничтожить его в районе Цыгановки, Комаровки, Редков и овладеть Радомышлем;

— 12-й танковой дивизии (командир — генерал-майор Т. А. Мишенин) — форсировать р. Слоновка в районе Пески, уничтожить противника в Лешневе и в дальнейшем наступать в направлении Берестечко;

— 7-й моторизованной дивизии (командир — полковник А. Г. Герасимов) — атаковать противника на участке Бордулаки, Станиславчик и обеспечить действия ударной группы корпуса слева.

Из решения командира корпуса видно, что боевой порядок корпуса строился в один эшелон. Создавались «ударная группа» (из 34 и 12 тд) и «сковывающая группа» (части 7-й моторизованной дивизии).

Вопросы взаимодействия и управления из-за отсутствия времени отработаны были слабо. Управление войсками командир корпуса намечал осуществлять с подвижного наблюдательного пункта, которым служил танк КВ. В связи с тем что радиостанции имелись только на командирских танках, командиры малых подразделений осуществляли непосредственное управление на поле боя при помощи визуальных сигналов.

В 9.00 26 июня ударная группа в составе 34-й и 12-й танковых дивизий без артиллерийской подготовки атаковала противника. Наспех организованная атака, проводившаяся через заболоченную пойму реки, не удалась. Однако и противник, оборонявшийся вдоль северного берега рек Слоновка, Стырь, понес значительные потери от огня наших танков. 34-я танковая дивизия, используя бревенчатые настилы, вторично перешла в атаку и сломила сопротивление немецких войск. К исходу дня она овладела рубежом Цыгановка, Комаровка, разгромив при этом одну колонну танков, уничтожив три батареи и до двух батальонов мотоциклистов, взяв в плен весь личный состав штабов двух батальонов. Продвинуться дальше к северу частям дивизии не удалось, так как в районах Редков, Теслучев противник поспешно организовал противотанковую оборону и остановил наступление советских танков. Наши командиры, не имевшие боевого опыта, пытались сломить сопротивление врага в этих населенных пунктах лобовыми атаками, вместо того чтобы обойти их, но успеха не добились и потеряли 30 танков.

12-я танковая дивизия, имевшая в строю всего лишь 75 танков, атаковала противника, но форсировать реку Слоновка танками не смогла. Тогда было принято решение преодолеть реку сначала мотопехотой, а затем ввести в бой танки. Мотопехота преодолела Слоновку, захватила высоты севернее Лешиева, уничтожив при этом три батареи противника. Чтобы остановить продвижение дивизии, противник нанес массированные удары авиацией по боевым порядкам и тылам наших войск.

7-я моторизованная дивизия РККА перешла в атаку в 13.00, но значительного успеха не добилась.

Наступление 8-го мехкорпуса должны были поддержать соединения 15-го и 4-го мехкорпусов. Однако своевременного выдвижения в район сосредоточения этих соединений организовать не удалось. Еще утром командир 15-го механизированного корпуса генерал И. И. Карпезо, части которого расположились левее 8-го мехкорпуса, докладывал командующему фронтом: «Начало наступления задерживается до сосредоточения 8-й танковой дивизии (4-го мехкорпуса. — Примеч. авт.). Меры по ее розыску принимал вчера и сегодня». Приказ на наступление командир корпуса отдал лишь в 13.40, когда немецкие бомбардировщики нанесли массированный удар. Корпус понес существенные потери. Ко всем прочим бедам он лишился своего командира: сильно контуженный, генерал Карпезо находился в таком глубоком шоке, что танкисты посчитали его убитым и поспешили предать земле. К счастью, отсутствовавший на его похоронах его заместитель полковник B. C. Ермолаев попросил солдат раскрыть могилу, чтобы проститься с любимым командиром. Только это и спасло ему жизнь.

Из-за потери управления не удалось ввести в бой подошедшую из района Немирова 8-ю танковую дивизию, которая к тому же в ходе марша оставила в болотах все свои исправные танки КВ. Основной причиной подобных несогласованных действий механизированных корпусов явилось отсутствие единого руководства этой мощной танковой группировкой со стороны фронтового командования.

Наступление 8-го механизированного корпуса встревожило германское военное руководство. Чтобы отразить контрудар советских танков, генерал-фельдмаршал Рундштедт был вынужден сосредоточить в этом районе крупные силы. В район Берестечко выдвинулись резервы. Командование 48-го корпуса противника в свою очередь также принимало меры к надежному обеспечению своего правого фланга. Вследствие этого соединения 8-го механизированного корпуса не смогли 26 июня развить успех. Он в течение первого дня боя продвинулся от 4 до 15 км, нанес значительные потери противнику, но полностью выполнить поставленную ему задачу не смог. Это было связано еще и с тем, что соединения корпуса начали атаку разновременно и атаковали противника на танконедоступной местности. Поэтому сильного первоначального удара не получилось. Управление в соединениях и частях было организовано слабо. Недостаточная устойчивость радиосвязи вызывала широкое использование посыльных. Не имея специальных средств передвижения, они не смогли обеспечить быстрой передачи приказов и распоряжений командиров.

Однако контрудар механизированных войск Юго-Западного фронта, в котором участвовал и 8-й мехкорпус, на какое-то время задержал наступление 1-й танковой группы Клейста. В целом, сам командующий Юго-Западным фронтом считал, что приграничное сражение было нами проиграно. Глубокое вклинение немецких танков в районе Дубно создавало опасность тем армиям, которые продолжали сражаться в «львовском выступе». Военный совет фронта решил отвести войска на новый оборонительный рубеж, о чем доложил в Ставку, и, не дожидаясь согласия Москвы, отдал армиям соответствующее распоряжение. Однако Ставка не утвердила решения Кирпоноса и потребовала возобновить контрудары. Командующему пришлось отменить только что отданные распоряжения, которые уже начали выполняться войсками.

В связи с сосредоточением крупных сил противника в районе Дубно и продвижением его на Острог командующий фронтом в 06.00 27 июня через начальника управления политической пропаганды фронта бригадного комиссара А. И. Михайлова передал корпусу новый приказ: в 09.00 27 июня нанести удар в направлении Броды, Дубно и к исходу дня овладеть н/п Дубно.

Таким образом, на возвращение в исходное положение, сосредоточение дивизий, организацию боя корпус имел 3 часа.

Исходя из обстановки, командир корпуса поставил 34-й танковой дивизии задачу — ударом в северо-восточном направлении уничтожить противника и к исходу дня выйти в район Дубно. 12-я танковая дивизия должна была наступать на Броды, Верба и к исходу дня выйти в район Птыча, Верба. 7-й моторизованной дивизии Красной Армии предстояло перегруппироваться к востоку, наступать в направлении Броды, Верба и к исходу дня выйти в район Рудня, Верба.

В районе 10.00 27 июня в штаб командира 8 мк прибыл член Военного совета Юго-Западного фронта корпусной комиссар H. H. Вашугин. Угрожая генерал-лейтенанту Д. И. Рябышеву расстрелом, он потребовал немедленно предпринять атаку. Позднее Рябышев вспоминал: «Моих объяснений причин задержки выслушивать не стал. Несмотря на это, я все же высказал ему мое мнение и заявил, что считаю преступлением перед Родиной бросать войска корпуса по частям на явное уничтожение противником. Тем не менее корпусной комиссар потребовал немедленно выполнять приказ по выходу корпуса в район Дубно»[31].

Генерал Рябышев даже под сильным напором Вашугина не в состоянии был сразу повернуть все соединения на новое направление. Поэтому он создал сводный отряд и, по указанию все того же Вашугина, поставил во главе его не командира дивизии, а своего заместителя бригадного комиссара Н. К. Попеля.

К 10.00 часам 27 июня был выслан передовой отряд от 12-й танковой дивизии — 25 тяжелых и средних танков в направлении Теслучев, Дубно с задачей овладеть Дубно. Его, согласно приказу, возглавил бригадный комиссар Н. К. Попель. Остальные части 12-й дивизии выполнить приказ не смогли из-за отсутствия горючего. В 14.00 вслед за передовым отрядом перешла в наступление 34-я танковая дивизия. К исходу дня к ней присоединились, получив горючее, 23-й и 24-й танковые полки 12-й танковой дивизии. Однако остальные части этой дивизии и 7-я моторизованная дивизия 27 июня не успели сосредоточиться и в бой введены не были. Поэтому сила удара корпуса была ослаблена.

Тем не менее удар, нанесенный 8-м механизированным корпусом в середине дня 27 июня, оказался для противника неожиданным. Используя это обстоятельство, передовой отряд и части 34-й танковой дивизии смяли прикрытие противника в районе Теслучева, совершили стремительный бросок на 25–28 км и вышли в район Птыча, Великие Сады.

В боях воины-танкисты проявили беспримерную отвагу и героизм. Вот как об этом рассказывал в книге «В тяжкую пору» бывший комиссар 8-го механизированного корпуса бригадный комиссар Н. К. Попель: «В горячке боя танк KB замполита Жегана пошел на таран. Немецкий танк был разбит. Но у КВ от удара заглох мотор. Жеган и механик-водитель Устинов потеряли сознание. Только наводчик Михайлов вел огонь, пока оставались снаряды. Немцы обратили внимание на неподвижный русский танк, одиноко маячивший на фланге. Немцы решили отбуксировать KB вместе с его экипажем. Подошел Pz.Kpfw.IV, тросом зацепил наш KB и рванул танк с места. Рванул еще раз и потащил. Но вдруг заревел мотор. KB завелся в движении. Устинов схватился за рычаги. Трос натянулся, как струна. Кто кого? Но мотор KB мощнее. Немецкий экипаж на ходу выпрыгнул из машины. Танк был доставлен в наше расположение»[32]. Новые советские танки Т-34 и KB наводили ужас на врага, но их оставалось очень немного в составе корпуса.

В ходе наступления 34-я танковая дивизия уничтожила 23 немецких танка, 20 бронемашин, 9 орудий и до батальона мотопехоты.

В отличие от нашей войсковой разведки, которая помимо рекогносцировки местности с помощью штатных подразделений, а также засылки в «тыл» к немцам военнослужащих, переодетых в гражданскую одежду (что уже достижение после всего нескольких дней войны. — Примеч. авт.) никаких новых методов работы с противником пока не предлагала, абвер вел с нашими командирами «дерзкие игры».

По рации германские специалисты вызывали на прямую связь руководителей наших боевых подразделений и от имени командования пытались либо управлять ими, либо получать информацию о местонахождении и численности наших войск. Не избежал подобного нажима и Попель.

Но хитрый бригадный комиссар потребовал, чтобы «корпус» запросил его по кодовой таблице.

— Ругаются, не хотят, — доложил радист и вдруг заволновался, сказал: — Похоже, что голос заместителя начальника связи.

— Дело темное, — сказал командир 34 тд Васильев. — Может быть, в плен попал и под страхом смерти смалодушничал… Может быть, шпион… А может быть, и Рябышев горячится.

— Темное? — усмехнулся Попель. — Сейчас все ясно будет, — и он приказал радисту передать «Рябышеву», что ответит ему, когда он скажет, какой фирмы у Попеля охотничье ружье.

— Это лучший ключ, — сказал бригадный комиссар. — Если действительно Рябышев, то он не ошибется. Перед войной он охотился моим ружьем. Ну вот, теперь все ясно, — смеялся Попель, добродушно похлопывая по плечу командира 34-й танковой, когда радист доложил, что волна ушла.

— Немцы думают, что мы лопухи и сразу укажем, где им лучше атаковать нас сегодня. Нема дурных! Без хитрых штучек, господин Клейст!

На самом деле в первые дни войны «дурных» было хоть отбавляй. Опыта не было, особенно в вопросах правильного применения вооружения и техники. Например, предполагалось, что с началом войны танки будут окрашены в трехцветный камуфляж, а тактические номера нанесут только на тыльную сторону корпуса и башни, чтобы враг не мог опознать командирские машины. Но краски и времени не оказалось вовсе, а из-за того, что радиостанций было крайне мало, вопрос взаимоопознавания машин стал решающим. В 67-м танковом полку 34-й танковой дивизии батальоны обозначались сначала тонкими белыми полосами, но в бою их невозможно было разглядеть. Победил способ идентификации 68 тп 34 тд, распространившийся затем на всю оперативную группу Попеля, — большой белый треугольник, нанесенный на бортах и тыльной стороне башни танка. Все познавалось на практике. Выяснилось, что противотанковые мины ТМ-35 из-за своей маломощности не могут не то что подорвать вражеский танк, но даже его гусеницу. Пришлось закладывать по нескольку мин сразу. Бои продолжались.

Части 8-го механизированного корпуса прорвались в тыл правофланговым соединениям 1-й танковой группы. Командующий фронтом решил развить достигнутый успех, продолжать наступление уже по тылам немецких соединений, переправившихся через реку Иква, и атаковать противника, действовавшего восточнее Дубно.

С утра 28 июня 34-я танковая дивизия и танковые полки 12-й танковой дивизии, объединенные под общим руководством командира 34-й танковой дивизии полковника И. В. Васильева, возобновили наступление. Наши танкисты разгромили немцев в районе Великие Сады, продвинулись за день боя на 12 км и освободили Дубно. В городе Дубно было захвачено 30 исправных танков, 50 пушек и много другой военной техники противника.

Полковник И. В. Васильев принял решение, использовав трофейные танки Pz.Kpfw.III и Pz.Kpfw.IV, ночью проникнуть в расположение врага севернее Дубно и огнем с близкой дистанции нанести ему как можно больше потерь. Сделать это добровольно вызвались старший батальонный комиссар Ю. И. Новиков, старший политрук И. К. Гуров и 13 других смельчаков-танкистов. Дерзкая операция блестяще удалась. Подойдя к немецкой колонне, в 24.00, по сигналу красной ракеты они расстреливали танки противника и в суматохе исчезали. Из тринадцати танков к утру возвратилось двенадцать. Противнику был нанесен чувствительный удар. 16-я танковая дивизия противника утром не смогла перейти в наступление.

7-я моторизованная дивизия РККА передовым отрядом подошла к деревне Верба и завязала бой с пехотой и танками немцев, а главные силы подошли к н/п Козин, Пляшова, где встретили сопротивление вышедших в этот район частей 75-й пехотной и 16-й танковой дивизий противника. В упорном бою наши части уничтожили 20 танков, 8 орудий, 188 автомашин, разгромили свыше двух батальонов мотопехоты противника. В течение всего дня дивизия вела ожесточенный бой, но и она не смогла сломить сопротивление германских войск и соединиться с 34-й и частью сил 12-й танковых дивизий.

В боях сухопутным войскам впервые эффективно содействовала авиация. Основные силы авиации фронта были направлены против танковой группировки противника, прорвавшейся к городу Острог. В течение двух дней (27–28 июня) наша авиация произвела 1289 самолетовылетов и нанесла противнику большие потери.

Успешные действия советских войск в районе Дубно чрезвычайно встревожили германское Верховное командование. Начальник штаба вермахта Гальдер в своем служебном дневнике 26 июня отметил: «Группа армий „Юг“ медленно продвигается вперед, к моему сожалению, неся значительные потери… Противник все время подтягивает новые силы против нашего танкового клина». 29 июня он записал: «На правом фланге 1-й танковой группы 8-й русский танковый (механизированный. — Примеч. авт.) корпус глубоко вклинился в наше расположение… Это вклинение противника, очевидно, вызвало большой беспорядок в нашем тылу в районе между Броды и Дубно»[33].

Немецкое командование вынуждено было приостановить дальнейшее наступление на этом участке и начало производить перегруппировку сил для того, чтобы парировать удар 8-го механизированного корпуса. В районе юго-восточнее н/п Дубно начали сосредоточиваться 4 пехотные, одна танковая и одна моторизованная дивизии (16 мд).

К 19.00 28 июня противник, подтянув свои силы в районе Пляшова, Козин, Сытно, окружил нашу 7-ю моторизованную дивизию. 34-я танковая дивизия и часть сил 12-й танковой дивизии были обойдены противником юго-западнее Дубно. Таким образом, обстановка резко изменилась. Части корпуса оказались в двух изолированных друг от друга районах.

Генерал-лейтенант Д. И. Рябышев в боевом донесении от 28 июня 1941 года сообщал: «Положение частей тяжелое, прошу поддержать авиацией на 28 июня. Части противника находятся на дороге Верба, Дубно. Танки, вышедшие в район Дубно, отрезаны от 7-й дивизии, какое положение — неизвестно, сильно бомбит авиация. 7-я дивизия понесла большие потери»[34].

Командир корпуса принял решение вывести войска из окружения и сосредоточить их в районе южнее н/п Броды. Но этот приказ был получен только 7-й моторизованной дивизией. В 34-ю и 12-ю танковые дивизии из-за отсутствия связи приказ передать не удалось.

7-я моторизованная дивизия в ночь на 29 июня с большими потерями сумела пробиться из окружения и сосредоточилась в лесах юго-восточнее города Броды.

34-я танковая дивизия и часть сил 12-й танковой дивизии, взорвавшие танки, впоследствии в течение 23 дней отходили по лесам на восток. 24 июля они вышли в район Нежина, где присоединились к другим частям корпуса, выведенного из боя на переформирование.

8-й механизированный корпус понес тяжелые потери: многие воины погибли, в том числе и командир 12-й танковой дивизии генерал-майор Т. А. Мишенин. 34-я танковая дивизия, занявшая Дубно, была окружена немецкими войсками и разгромлена — все танки уничтожены, командир тд полковник И. В. Васильев погиб. Чувствуя свою долю вины за случившееся, член Военного совета фронта H. H. Вашугин покончил жизнь самоубийством.

Гибель комдива 34 описал в своей книге командир танка Григорий Пенежко. Причем танки дивизии не то участвовали во встречном танковом бою, не то прорывались из окружения:

«Васильев ведет в центре боевого порядка три последних КВ. Попель опять на Т-34 — где-то на фланге. Наш танк идет впритирку к корме KB Васильева, который держит курс на запад в обход села Пелча по чистому полю.

Частый огонь противника напоминает дробь барабанов. Я смотрю в перископ и вижу поднимающиеся при разрывах и оседающие тучи земли и немецкие танки. Они катятся строгими рядами, ведя за собой пехоту. Куда ни поверну свой перископ, всюду — немецкие танки. Полукольцом с севера и на юг оцепили они нас.

„Вперед! Вперед!“ — сигналит комдив, и его машина резко вырывается из строя. Танки летят за ним на предельной скорости. Только тонкостенные Т-28, намеренно отстав, ведут огонь с коротких остановок.

KB Васильева, застывая на миг, бьет в упор по встречной лавине. Бью и я из-за его кормы и сразу вижу результат первого выстрела. Трудно промахнуться на пятьсот метров.

С башни KB, с его бортов сыплются искры, снаряд за снарядом попадают в него, отскакивают, как горох от стенки. Один немецкий танк, вырвавшись вперед, мчится на Васильева. Комдив не тратит на него снаряда, таранит дерзкого носом. С немецкого танка сваливается башня.

Теперь все KB жмутся к Васильеву. Приподымается крышка люка, показывается его голова, взмах флажками — сигнал „Вперед!“ В то же мгновение пучок ослепительных искр отскакивает от его башни, вслед за ним второй — от левого борта. Танк вздрагивает и замирает. Из полуоткрытого люка свечой вырывается в небо пламя. Не веря перископу, выглядываю из башни и не хочу верить самому себе: KB весь в огне. Из люков никто не показывается. Жду с замершим сердцем: вот-вот сейчас покажется голова Васильева. Нет, не показывается. Ясно, все кончено, и все-таки я не верю этому. Вспыхивает еще один КВ. Да что это такое? Почему вдруг они горят? Отворачиваю перископ в сторону от танка Васильева. На высотке у села видны длинноствольные пушки. „Зенитки! — мелькает догадка. — Вот кто только мог пробить KB!“»

Конечно, понятно, что танк Васильева был подбит из 88-мм универсальных орудий семейства Flak 18. Но ведь из описанного эпизода можно сделать еще несколько далеко идущих выводов.

Во-первых, командир дивизии из новейшего танка KB управляет своим соединением с помощью флажков. Ясно, что подавляющее число танков дивизии не радиофицировано. В подобных условиях батальоны соединения способны только к простейшим маневрам и не могут, в отличие от немецких танковых подразделений, оперативно реагировать на быстро меняющуюся обстановку, что в свою очередь приводит к тактическим поражениям и неоправданным потерям.

Во-вторых, последняя поставленная танковой группе бригадного комиссара Попеля задача, по воспоминаниям того же Пенежко была доставлена на самолете 30 июля:

«Летчик вручил Попелю карту — приказ штаба фронта.

Приказ гласил: „В районе Пелча — Буды до четырехсот танков противника без горючего и боеприпасов. Спешите уничтожить“».

Само получение приказа обрадовало наших бойцов и командиров. Они не забыты! Но ведь из его содержания четко видно, что никакой стратегии в действиях Юго-Западного фронта нет и в помине. Внешне это выглядело как имитация требуемых свыше контрударов, на самом деле без боеприпасов и продовольствия танковая группа совершала самоубийственный рейд уже по тылам противника. Видимо, 1 июля погиб Васильев, а к 2 июля часть танков была разбита, а у других заканчивалось горючее. Их выводили из строя, снимали пулеметы и оставляли на территории противника. Рейд подвижной группы был окончен. Удивительно вообще, что ее «ядро» во главе с М. К. Попелем вышло к своим, и даже на танках! Вообще бригадный комиссар был не только опытным, но и «фартовым» командиром, да и своим поведением в критических ситуациях он вселял в бойцов и их начальников уверенность и являлся настоящим образцом советского политработника в лучшем смысле этого слова.

Теперь вернемся к обстоятельствам смерти Вашугина. Об этом можно судить из воспоминаний И. Х. Баграмяна, который в тот период являлся начальником оперативного отдела штаба Юго-Западного фронта. В своей книге «Так начиналась война» он писал о событиях 29 июня:

«Генерал Кирпонос принял решение: продолжая активными действиями сковывать главные силы немецкой 6-й армии, усилить удары по прорвавшимся в район Острога танковым соединениям Клейста и тем самым заставить их отказаться от наступления.

Новый боевой приказ был уже готов, когда на КП фронта примчались заместители командира 12-й танковой дивизии полковой комиссар В. В. Вилков и полковник Е. Д. Нестеров. Оба выглядели подавленными. Они доложили, что 8-й мехкорпус в крайне тяжелом положении. Значительная часть его сил во главе с бригадным комиссаром Попелем сражается в окружении. Корпус понес большие потери, оставшиеся люди вымотаны беспрерывными боями.

Во время этого разговора, при котором присутствовали Пуркаев и я, вошел Вашугин. Мы заметили, как он побледнел, но не придали этому особого значения. Подумали, просто переживает человек за неудачу, в которой и он отчасти был повинен. Никто и не мог предполагать, какой это был для него удар. Не дождавшись конца разговора, Вашугин ушел.

А нам предстояло пересматривать все заново. Было ясно, что на 8-й мехкорпус больше рассчитывать нельзя. Командующий приказал вывести из боя уцелевшие его части. Но тогда теряло смысл и наступление 15-го мехкорпуса, тоже истощенного к этому времени до предела. С выводом же этих корпусов резко ослаблялась вся наша ударная группировка. На кого же теперь возлагать задачу разгрома прорвавшихся к Острогу танковых войск противника? Все надежды на армию Потапова. Посильное содействие ей окажут помимо фронтовой авиации лишь 36-й стрелковый корпус и оперативная группа генерала Лукина. Начало перехода этих сил в общее наступление командующий фронтом назначил на 1 июля.

Генерал Кирпонос поручил мне доложить о принятом им решении членам Военного совета. Захватив рабочую карту и свои записи, я направился к Н. С. Хрущеву. Он был необычно грустен. Выслушал мой доклад и без колебаний одобрил намеченные мероприятия. Узнав, что я направляюсь к Вашугину, Никита Сергеевич с горечью сказал:

— Не ходите. Теперь уж не придется ему докладывать. Отвоевался Николай Николаевич…»

Исходя из представленного выше документа, Вашугин застрелился 29 июня, в то время как официально днем его смерти называется 28 июня. Еще одна загадка войны.

Боевые действия нашего 8-го механизированного корпуса западнее Дубно закончились неудачей. Однако наступление его войск сыграло положительную роль. Чрезвычайно опасное для левого крыла фронта продвижение ударной группировки противника на юго-западном направлении в районе Дубно было приостановлено на несколько суток.

Контрудар танковых войск Юго-Западного фронта представлял собой самое крупное танковое сражение в начальном периоде Великой Отечественной войны. В нем с обеих сторон участвовало около 2500 танков. В ходе его войска Юго-Западного фронта нанесли врагу значительные потери и задержали его продвижение на целую неделю. Они начали отход только по приказу Ставки Главного командования 30 июня в связи с неблагоприятным развитием событий на Западном фронте.

Вот как оценивал контрудары мехкорпусов Юго-Западного фронта бывший командующий 3-й немецкой танковой группой генерал Гот: «Тяжелее всех пришлось группе армий „Юг“. Войска противника, оборонявшиеся перед соединениями северного крыла, были отброшены от границы, но они быстро оправились от неожиданного удара и контратаками своих резервов и располагавшихся в глубине танковых частей остановили продвижение немецких войск. Оперативный прорыв 1-й танковой группы, приданной 6-й армии, до 28 июня достигнут не был. Большим препятствием на пути наступления немецких частей были мощные контрудары»[35].

Замедление противником на некоторое время темпов наступления благоприятствовало выводу главных сил 6-й и 26-й армий КА из-под наметившегося охватывающего удара 1-й танковой группы противника и отводу наших войск на рубеж старой государственной границы. Был сорван замысел противника на окружение главных сил Юго-Западного фронта в «львовском выступе».

В целом контрудары наших механизированных корпусов, как уже говорилось, не смогли дать ожидаемых результатов — сорвать дальнейшее продвижение ударной группировки противника, так как слишком неравные были силы и условия ведения боевых действий. Однако в сложившейся в полосе Юго-Западного фронта обстановке нанесение контрударов по вклинившимся боевым группировкам немецкой армии было вполне оправданным и даже необходимым.

Конечно, контрудар нашего 8-го механизированного корпуса и других корпусов мог бы быть более результативным, если бы была возможность предоставить больше времени на его организацию и подготовку войск. Но такого времени не было. В обстановке, когда противник рвался к Киеву, нужно было как можно быстрее проводить активные контрмеры. И, естественно, в этих условиях допускалось немало ошибок в выборе места и времени нанесения ударов, в согласовании действий соединений и частей, в использовании артиллерии и особенно в организации и поддержании взаимодействия. Нередко наступление проводилось в широких полосах, и поэтому не обеспечивалось необходимое превосходство в силах и средствах на избранных направлениях. Характерным является и то, что контрудары проводились в обстановке чрезвычайно стремительного развития событий. Были случаи, когда корпуса в течение дня получали по несколько распоряжений и приказов, коренным образом менявших прежние боевые задачи.

Со стороны большинства общевойсковых командиров в силу сложившихся условий обстановки нарушался основной принцип предвоенных взглядов на боевое применение наших крупных механизированных соединений — принцип массированного их использования. Механизированные корпуса при нанесении контрударов вводились в бой не одновременно и не в полном составе, а по частям, по мере прибытия их к полю боя, что значительно ослабляло силу их ударов.

Командование Юго-Западного фронта, опасаясь окружения армий, оборонявшихся в «львовском выступе», решило в ночь на 27 июня начать планомерный отход. К исходу 30 июня советские войска, оставив Львов, заняли новый рубеж обороны, что в 30–49 км восточнее города. В тот же день в наступление перешли авангардные батальоны «Подвижного» корпуса Венгрии, которая 27 июня объявила войну СССР.

30 июня Кирпонос получил задачу: к 9 июля, используя укрепленные районы на государственной границе 1939 года, «организовать упорную оборону полевыми войсками с выделением в первую очередь артиллерийских противотанковых средств».

Коростенский, Новоград-Волынский и Летичевский укрепленные районы, еще в 30-е годы построенные в 50–100 км восточнее старой государственной границы, с началом войны были приведены в боевую готовность и, усиленные стрелковыми дивизиями, могли стать серьезным препятствием на пути противника. Правда, в системе укрепленных районов имелись разрывы, достигавшие 30–40 км.

Войскам фронта за 8 суток надо было отойти на 200 км в глубь территории. Особые трудности выпадали на долю 26-й и 12-й армий, которым предстоял самый длинный путь, причем при постоянной угрозе удара противника в тыл, с севера, соединениями 17-й армии и 1-й танковой группы. Конечно, главная опасность исходила от 1-й танковой группы Клейста. На киевском направлении рвался к Днепру 3-й моторизованный корпус генерала Маккензена, он-то и мог упредить советские войска в выходе к укрепленным районам. Южнее его, к Шепетовке, в стык между Новоград-Волынским и Летичевским УР, прорывался 48-й моторизованный корпус генерала Кемпфа.

Чтобы помешать продвижению группы Клейста и выиграть время для отвода своих войск, 5-я армия нанесла по ее флангу контрудар с севера силами двух корпусов, которые в предыдущих боях истощили свои силы до предела: в дивизиях 27-го стрелкового корпуса насчитывалось около 1500 человек, а 22-й мехкорпус имел всего 153 танка. Не хватало боеприпасов. Контрудар готовился наспех, атака осуществлялась на 100-км фронте и разновременно. Однако то обстоятельство, что удар пришелся в тыл танковой группе, давало существенное преимущество. Корпус Маккензена был задержан на двое суток, что облегчило войскам Кирпоноса выход из боя.

Потери личного состава советских войск* в ходе стратегической оборонительной операции на Западной Украине (22.06–6.07.1941 года)

* Источник: Россия и СССР в войнах XX века. М., 2001, с. 268.

Потери военной техники и вооружения советских войск* в ходе оборонительной операции на Западной Украине (22.06–6.07.1941 г.)

* Источник: Россия и СССР в войнах XX века. М., 2001, с. 268.

Потери личного состава германских войск* на Западной Украине (22.06–6.07.1941 г.)

* ЦАМО РФ, ф. 500, оп. 12454, д. 65, лл. 44–47, 126, 213, 289, 324, 331; д. 133а, л. 332.

** Без учета 3-й и 4-й румынских армий и венгерского «Подвижного» корпуса.

Они двигались на восток, обгоняя толпы беженцев. В небе то и дело появлялись немецкие самолеты. Нередко возникала паника, особенно при появлении вражеских танков, и собрать подразделения не всегда удавалось. Как тогда отмечалось в политдонесении Юго-Западного фронта, «все внимание начсостава, политорганов и политаппарата частей направлено на ликвидацию паники, повышения бдительности, наведение строгого порядка и организованности на дорогах. В отношении трусов и паникеров усиливались меры репрессий. Созданы заградительные отряды».

Особое беспокойство командиров вызывали военнослужащие РККА, мобилизованные из недавно присоединенных к СССР районов Западной Украины, которые в большинстве не имели никакой военной подготовки, да и не отличались хорошими боевыми качествами. Командование 5-й армии даже пришло к выводу, что «для более успешных действий необходимо освободить части от приписного состава западных областей, так как последние показали неустойчивость в бою».

Войска отходили с большими потерями. Значительную часть техники пришлось уничтожить, так как даже мелкую неисправность нельзя было устранить из-за отсутствия ремонтных средств. В одном только 22-м мехкорпусе подорвали 58 неисправных танков.

6 и 7 июля танковые дивизии противника достигли Новоград-Волынского укрепленного района, оборону которого должны были усилить отходившие соединения 6-й армии. Вместо нее сюда смогли выйти части 5-й армии. Здесь же перешла к обороне выбравшаяся из окружения группа полковника Бланка, созданная из остатков двух дивизий — всего 2500 человек. Два дня подразделения укрепрайона и эта группа сдерживали натиск врага. 7 июля танковые дивизии Клейста овладели Бердичевом, а через день — Новоград-Волынским. Вслед за танковой группой 10 июля с севера и юга обошли укрепленный район пехотные дивизии 6-й армии Рейхенау. Остановить противника и на старой государственной границе не удалось.

Танковое сражение на Западной Украине (впоследствии оно стало составной частью Львовско-Черновицкой стратегической оборонительной операции. — Примеч. авт.) завершилось поражением советских войск. Глубина их отхода составила до 300–350 км. Враг вышел на дальние подступы к Киеву. Хотя оборона Юго-Западного фронта, в отличие от Белоруссии и Прибалтики, еще сохранила некоторую устойчивость, объединения советских войск, в том числе многочисленные механизированные корпуса КОВО, не сумели использовать своего численного превосходства для отражения ударов агрессора и в итоге потерпели поражение. К 6 июля людские потери Юго-Западного фронта и 18-й армии Южного фронта составили 241 594 человека, в том числе безвозвратные — 172 323 человека. Войска лишились 4381 танка, 1218 боевых самолетов, 5806 орудий и минометов. Немцы потеряли всего 22 818 военнослужащих. И в эту цифру входили не только убитые, но и раненые. Соотношение сил изменилось в пользу противника. Владея инициативой и сохранив наступательные возможности, группа армий «Юг» готовила удар из района западнее Киева на юг в тыл Юго-Западному и Южному фронтам.

Объединения, соединения и отдельные части советских войск*, принимавших участие в стратегической оборонительной операции на Западной Украине (22.06–6.07.1941 года)

* Источник: Боевой состав Советской Армии. Ч. 1. М, ВНУ ГШ. Военно-исторический отдел. 1964. С. 8–10, 16, 18, 23–24.

** Передана из состава Южного фронта 25.06.41 г.

1. ЦАМО РФ, ф. 131, оп. 8664, д. 5, л. 38.

2. ЦАМО РФ, ф. 229, оп. 164, д. 6, лл. 11–12.

3. История Второй мировой войны 1939–1945 гг. Т. 4. М.: Воениздат, 1975. 530 с.

4. ИВИ. Документы и материалы, ф. 237, оп. 273, д. 142, лл. 185–186.

5. Боевые действия советских войск в начальном периоде Великой Отечественной войны. М.:ВАФ, 1976. 210 с.

6. Начальный период войны. М.: Воениздат, 1974. 347 с.

7. Внутренние войска в Великой Отечественной войне 1941–1945. Документы и материалы. Под руководством Яковлева И. К. Главное управление Внутренних войск МВД. М.: Юридическая литература, 1975. 725 с.

8. Анфилов В. А. Провал «блицкрига». М.: Наука, 1974. 223 с.

9. Дроговоз И. Железный кулак РККА (танковые и механизированные корпуса Красной Армии 1932–41 г.). М: «Техника — молодежи», 1999. 80 с.

10. Баграмян И. Х. Так начиналась война. М.: Воениздат, 1971. 320 с.

11. Исаев А. 1941: бои на Украине. «Фронтовая иллюстрация» № 4/2004. М.: «Стратегия КМ», 2004. 80 с.

12. Ленский А. Г. Сухопутные силы РККА (в предвоенные годы) / справочник. Санкт-Петербург, 2000. 194 с.

13. Москаленко К. С. На Юго-западном направлении. Кн. 1. М.: Воениздат, 1971. 416 с.

14. Проэктор Д. М. Агрессия и катастрофа. М.: Наука, 1972. 356 с.

15. Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М. Изд-во АПН, 1969. 594 с.

16. Пенежко Г. И. 1941. Записки советского офицера-танкиста. М.: Яуза-пресс, 2010. 640 с.

17. Попель Н. К. В тяжкую пору. М.: Воениздат, 1959. 270 с.

18. Рокоссовский К. К. Солдатский долг. М., Воениздат, 1968. 440 с.

19. Киевский Краснознаменный. М.: Воениздат, 1974. 340 с.

20. Год 1941. Юго-Западный фронт. Львов, Каменяр, 1970. 224 с.

21. Гальдер Ф. Военный дневник. Т. 3. Кн. 1. М.: Воениздат, 1971. 284 с.

22. Филиппи А. Припятская проблема. М. Изд-во иностр. лит., 1959. 208 с.

23. Tomas L. Jentz. Panzertruppen 1933–1942. Schiffer Military History, 1996, p. 320.

^{Обстановка в полосе обороны 5-й армии к 03.00 22 июня 1941 года}

^{План прикрытия 5-й армии согласно предвоенным планам ведения боевых действий войсками Киевского Особого военного округа}

^{Ход боевых действий войск 5-й армии в приграничной зоне с 22 по 28 июня 1941 года}

^{Дислокация 8-го механизированного корпуса накануне войны и перегруппировка его соединений к 26 июня 1941 года}

^{Контрудар 8-го механизированного корпуса Юго-Западного фронта в районе Броды — Дубно с 26 по 28 июня 1941 года}

^{Обстановка на Юго-Западном фронте 22–24 июня 1941 года}

^{Контрудар механизированных корпусов Юго-Западного фронта в районе Луцк, Дубно, Броды 26–29 июня 1941 года}

Примечания:

1

Фрунзе М. В. Собрание сочинений. М., Л., 1929, т. 1, с. 219.

2

Там же, с. 222.

3

ЦАМО РФ, ф. 16 а, оп. 2951, д. 239, л. 198.

4

Там же, д. 241, л. 5.

5

Там же, д. 236, лл. 63–69.

6

Там же, д. 237, лл. 3–4.

7

Ленский А. Г. Сухопутные силы РККА (в предвоенные годы) / справочник. Санкт-Петербург, 2000, с. 76–79.

8

ЦАМО РФ, ф. 229, оп. 9776, д. 3, л. 3.

9

Исаев А. 1941: бои на Украине. «Фронтовая иллюстрация» № 4/2004. М.: «Стратегия КМ», 2004, с. 25.

10

Ленский А. Г. Сухопутные силы РККА (в предвоенные годы) / справочник. Санкт-Петербург, 2000, с. 61–69.

11

Москаленко К. С. На Юго-западном направлении. Кн. 1. М.: Воениздат, 1971, с. 18.

12

Исаев А. 1941: бои на Украине. «Фронтовая иллюстрация» № 4/2004. М.: «Стратегия КМ», 2004, с. 25.

13

Боевые действия советских войск в начальном периоде Великой Отечественной войны. М: ВАФ, 1976, с. 13.

14

Там же, с. 13

15

Thomas L. Jentz. Panzertruppen 1933–1942. Schiffer Military History, 1996, p 186–193.

16

Исаев А. 1941: бои на Украине. «Фронтовая иллюстрация» № 4/2004. М.: «Стратегия КМ», 2004, с. 27.

17

Анфилов В. А. Провал «блицкрига». М.: Наука, 1974, с. 224.

18

Киевский Краснознаменный. М.: Воениздат, 1974, с. 152.

19

Там же, с. 161.

20

Там же, с. 167.

21

Там же, с. 168.

22

Москаленко К. С. На Юго-западном направлении. Кн. 1. М.: Воениздат, 1971, с. 26.

23

Киевский Краснознаменный. М.: Воениздат, 1974, с. 176.

24

Ленский А. Г. Сухопутные силы РККА (в предвоенные годы) / справочник. Санкт-Петербург, 2000, с. 62–64.

25

Внутренние войска в Великой Отечественной войне 1941–1945. Документы и материалы. Под руководством Яковлева И. К. Главное управление Внутренних войск МВД. М.: Юридическая литература, 1975, с. 70–83.

26

Рокоссовский К. К. Солдатский долг. М.: Воениздат, 1968, с. 13.

27

Дроговоз И. Железный кулак РККА (танковые и механизированные корпуса Красной Армии 1932–41 г.). М.: «Техника — молодежи», 1999, с. 47.

28

Там же, с. 47.

29

ЦАМО РФ, ф. 229, оп. 164, д. 6, лл. 11–12.

30

ЦАМО РФ, ф. 131, оп. 8664, д. 5, л. 38.

31

ИВИ. Документы и материалы, ф. 237, оп. 273, д. 142, лл. 185–186.

32

Попель Н. К. В тяжкую пору. М.: Воениздат, 1959, с. 161–162.

33

Гальдер Ф. Военный дневник. Т. 3. Кн. 1. М.: Воениздат, 1971, с. 47, 58.

34

Дроговоз И. Железный кулак РККА (танковые и механизированные корпуса Красной Армии 1932–41 г.). М.: «Техника — молодежи», 1999, с. 47.

35

Начальный период войны. М.: Воениздат, 1974, с. 262.