66. В ПЕКЛЕ ГРАЖДАНСКОЙ

Казакам, сохранившим нейтралитет и даже многим из тех, кто поддержал красных, очень скоро пришлось пожалеть об этом. Казачьи Войска были объявлены упраздненными. Развернулся террор и бесчинства комиссаров и красногвардейцев. Расстреливали офицеров, семьи белых, часто просто богатых казаков, чтобы прибрать к рукам их имущество. Убивали священников. Например, на Кубани священослужителей истребили в 22 станицах, о. Ионнну Пригоровскому в Пасхальную ночь прямо в церкви выкололи глаза, отрезали уши и нос, размозжили голову. Обращали алтари в отхожие места, упражнялись на стенах и иконах в хамском остроумии. У казаков отнимали землю, катились «реквизиции». В ответ вспыхнули восстания в Ейском отделе, под Армавиром, Кавказской. Но казаки перед этим сами послушно сдали оружие, и каратели с пушками и пулеметами топили мятежи в крови. Станицы разоряли дотла, за экспедициями тащились обозы иногородних, которые грабили любое добро, зверски замучивали раненых, казачек, детей. На Дону большевистская власть расправами и грабежами настроила против себя не только казаков, но и иногородних. Пришлые комиссары не считались и с местными «казачьими большевиками». Возмущенный «красный атаман» Голубов выпустил арестованного помощника Каледина Митрофана Богаевского, стал возить его по митингам, чтобы он говорил «всю правду». Но об этом узнало красное начальство, послало отряд. Богаевского расстреляли, а Голубов бежал и был убит казаками.

И стала разгораться партизанская война. В Сибири Б.М. Анненков дерзким налетом на Омск захватил знамя Ермака и под ним стал формировать белые отряды. Активизировался Дутов. В апреле войсковой старшина Лукин с 500 казаками овладел Оренбургом, разгромив 5-тысячный гарнизон. Но вскоре Лукин был предательски выдан красным и расстрелян. Отбивалось от большевиков Уральское Войско во главе с атаманом Толстовым — единственное, где не произошло раскола. Здесь не было иногородних, не стоял земельный вопрос, а уральские казаки-староверы восприняли советскую власть однозначно: как приход антихриста. На Кубани, в горах Баталпашинского отдела, собрал Волчью сотню Шкуро.

А после заключения Брестского мира немцы двинулись на Украину. И бегущие от них части красногвардейцев советское правительство начало отводить отнюдь не на север для прикрытия Москвы. Нет, Германии большевистские лидеры не опасались — а отступающие части направили на восток, в казачьи области. И когда на Дон хлынула эта саранча, пожирающая все на своем пути, грабящая и насильничающая, казаки взорвались. Восстание покатилось, охватывая станицу за станицей. Красных стали бить и изгонять. Только сейчас большевики снова вспомнили о красных казачьих деятелях. Но Подтелков и Кривошлыков, направленные с большой суммой денег агитировать казаков «за революцию», были пойманы и повешены. В освобожденном Новочеркасске собрался Круг спасения Дона и избрал атаманом П.Н. Краснова, дав ему неограниченные полномочия — которых так не хватало Каледину. Было решено принимать в казаки всех иногородних, которые сражаются против большевиков. Но Круг провозгласил и создание суверенного государства «Всевеликое Войско Донское».

Еще один взрыв произошел на Востоке. На Транссибирской магистрали взбунтовались эшелоны Чехословацкого корпуса, который большевики попытались разоружить. Это стало детонатором цепи восстаний от Самары до Владивостока. Создавались белые отряды, примкнули и казаки — уральцы, оренбургцы, сибирцы. Из Маньчжурии двинулся в Забайкалье Семенов. Его поддержали амурцы и уссурийцы во главе с атаманом Калмыковым. От большевиков быстро очистили Сибирь и Урал. А Добровольческая армия Деникина после того, как помогла донцам, развернула наступление на Кубань. Теперь-то станичники встречали ее с распростертыми объятиями, красные армии громились, был освобожден Екатеринодар.

К сожалению, успехи оказались непрочными. Ведь «российскую карту» по-прежнему разыгрывали все кому не лень, иностранные державы, всевозможная политическая сволочь. И на Востоке в правительствах возобладали «учредиловцы» — эсеры, меньшевики. В то время как красные укрепляли армию, призывали профессионалов-военспецов, расстрельными методами насаждали дисциплину, «учредиловцы» восстановили практику Керенского. Принялись разваливать собственные войска «демократией», урезали права начальников, не доверяли офицерам. А с казаками вообще не желали взаимодействовать, как с «контрреволюционной» силой. И быстрые победы столь же быстро сменились поражениями. Кончилось тем, что офицерские организации и сибирские казаки атамана Иванова-Ринова произвели в Омске переворот. Свергли демократическую Директорию и передали власть адмиралу Колчаку, получившему титул Верховного Правителя России.

На Украине немцы восстановили пост гетмана, им стал генерал Павел Петрович Скоропадский. Но армию ему создавать не позволили, реальная власть осталась у оккупантов. Точно так же в Крыму было создано марионеточное татарское правительство Сулькевича. А Дон в течение месяца очистил свою территорию. Краснов провел мобилизацию 25 возрастов, переформировал стихийные отряды в дивизии и корпуса. Он был и превосходным хозяйственником. Налаживалась гражданская жизнь, открывались учебные заведения, заработали войсковые заводы и фабрики, был создан даже свой флот. Однако все это было достигнуто ценой альянса с Германией. Из чисто практических соображений он выглядел вполне разумным, воевать одновременно с немцами и большевиками Дон не мог. Впрочем, эти силы выглядели несопоставимыми. Германские части вели себя с казаками корректно, дружелюбно, жители Каменской и Усть-Белокалитвенской даже сами пригласили их, чтобы избавиться от красных. Немцы, захватив и включив в границы Украины никогда не принадлежавший ей Донбасс, на остальные казачьи земли не претендовали. И с ними было заключено соглашение, установился взаимовыгодный торг: германцы поставляли оружие и боеприпасы (русские, трофейные). А Дон расплачивался столь необходимыми для немцев хлебом, салом, мясом.

Но ведь все это подразумевало признание гибели России! Следовательно, ничего другого и не остается, кроме как поудобнее устроиться на ее обломках. И фигура Краснова в данном отношении немцев удовлетворяла. Выходец из знаменитого рода донских генералов, блестящий лейб-гвардеец, талантливый литератор. В 1909 г., создавая по распоряжению наказного атамана Самсонова «Картины былого Тихаго Дона», он расписывал, как же это здорово, что Петр прижал казачью вольницу, как хорошо, что в результате тех или иных реформ «постепенно, шаг за шагом, казаки плотно сливались с русским населением всей империи» [63]. Теперь же объявлял: России больше нет, а значит, Дон должен быть самостоятельным государством. Поэтому казакам нужно только изгнать большевиков, твердо встать на границах своих территорий и не пускать к себе эту заразу. В перспективе следует помочь спасти Москву от воров и насильников, но потом не вмешиваться в русские дела и зажить вольной житухой — «Здравствуй Царь в кременной Москве, и мы, казаки, на Тихом Дону!» [97]

Германия сепаратизм всячески поощряла. Ведь расчленение России как раз соответствовало ее стратегическим планам в ходе Мировой войны. При посредничестве немцев Краснов налаживал контакты со Скоропадским, снова вел переговоры о Юго-Восточном союзе с кубанскими самостийниками, астраханским атаманом Тундутовым. На поприще дипломатии Краснова совсем занесло. Он обратился к германскому императору с просьбой признать суверенитет не только Дона, но и Кубанского, Терского, Астраханского Войск, Северного Кавказа. Просил у Вильгельма содействия, чтобы Украина вернула Дону Таганрог, а Россия отдала «по стратегическим соображениям» Воронеж, Камышин и Царицын, при этом приложил карту на высочайшее Вильгельмово утверждение. Просил оказать давление на советское правительство, чтобы установить между ним и Доном мирные отношения. Взамен обещал «не допускать на свою территорию враждебные германскому народу вооруженные силы», экономические льготы. А фельдмаршалу Эйхгорну писал: «Если бы Вы помогли Донскому Войску окрепнуть в полной мере», то оно могло бы стать союзником и против Антанты. Стараниями генерала Африкана Богаевского письма увидели свет, вызвав бурю возмущения. Кубань официально отреклась от контактов с Красновым [43].

Таким образом антибольшевистские силы оказались расколоты. Колчак — и все восточные Казачьи Войска, как и Деникин с кубанцами и терцами стояли за единую и неделимую Россию, провозглашали верность прежнему союзу с Антантой. А Дон, Астрахань, Украина, Крым выступали сепаратистами, союзниками Германии и ее сателлитов. Правда, сотрудничество все же поддерживалось, без этого было нельзя — Дону и Добровольческой армии Деникина приходилось сражаться «спина к спине». Краснов передавал добровольцам часть оружия, полученного от немцев, выделял денежные займы. Но о дружбе говорить не приходилось, отношения оставались прохладными. И если Германия, цыкнув на большевиков, вынудила их признать неприкосновенность Украины, то относительно Дона Берлин пальцем о палец не ударил. Немцам было выгодно, что красные и казаки увязли в борьбе друг с другом. И на границах Войска Донского война не прекращалась.

А осенью ситуация резко изменилась. Германия потерпела поражение в войне и рухнула в хаос собственной революции. На Украине народное восстание смело правительство Скоропадского. Возглавила его Директория — по своему составу социалистическая, но вдобавок крайне националистическая. Под ее эгидой стало активно возрождаться украинское казачество. Батальоны в петлюровской армии именовались «куренями», солдаты — «сичевыми стрельцами». В разных городах возникали свои «коши», батьки-атаманы. В этот период появилось даже «еврейское казачество». Распевало песню: «Тому мы голову снесем, кто нападет на наш родной Бердичев!» И храбро рубилось со всяческими «интернационалистами», защищая свой город и заслужив полное уважение со стороны самых что ни на есть «щирых» украинцев.

Однако к осени 1918 г. красные успели отмобилизовать полуторамиллионные вооруженные силы, и, окрылившись теперь идеей «мировой революции», на всех фронтах перешли в наступление. Разлад в стане противников использовался в полной мере. Так, среди оренбургских казаков значительную долю составляли башкиры — и красное руководство переманило башкирского сепаратиста Валидова, наобещав ему «автономию». Его части перешли на советскую сторону. И пали Оренбург, Уфа, Уральск. А украинские «козаки», нарядившись в широкие шаровары и шапки со шлыками, очень весело пили, плясали, спивали, палили в воздух. И в атаки лихо бросались. Но, по сути, оставались сборным ополчением, регулярные части легко громили их. К тому же национализм и сепаратизм среди тогдашних украинцев корней не имели. И многие повстанцы переходили к красным. Просто из желания быть с Россией.

Худо пришлось и Дону. В течение 1918 г. советские войска несколько раз предпринимали на него наступления. Их отражали, но большевики имели возможность создавать и бросать на Дон все новые дивизии. А казаки стояли на фронте одни и те же. Сменить их было некому… Зима 1918/19 гг. выдалась морозная. Метели засыпали неглубокие окопы. Боевые действия шли уже не из соображений тактики, а за жилье. Отступающие сжигали что могли. Части жались к населенным пунктам, набивались в обгорелые дома, затыкали окна мешками и согревались животным теплом. От красных на Дон пришел тиф и косил казаков похлеще всяких пуль и снарядов. Они держались из последних сил. Ведь большинство из них воевало с 1914 г., они очень устали. А уход немцев с Украины открыл Дон с запада, линия фронта сразу увеличилась на 600 км. И Войско Донское стали обтекать с трех сторон 10-я, 9-я, 8-я и 13-я красные армии общей численностью 124 тыс. штыков и сабель. У казаков было в строю всего 38 тысяч. Вынужденных теперь растягивать фронт, затыкать дыры.

Правда, в Черное море вошли корабли Антанты. И Краснов обратился за помощью к англичанам и французам. Надо сказать, прогерманскую ориентацию ему в вину не поставили, отнеслись с пониманием. Но… дело в том, что и Запад спасать Россию отнюдь не собирался! Ллойд-Джордж открыто заявлял в парламенте: «Целесообразность содействия адмиралу Колчаку и генералу Деникину является тем более вопросом спорным, что они борются за единую Россию. Не мне указывать, соответствует ли этот лозунг политике Великобритании». Поддержать белую Россию значило допустить ее в круг держав-победительниц, а красную можно было пустить в передел вместе с государствами, проигравшими войну.

Идею расчленения нашей страны масонские правительства Антанты восприняли с энтузиазмом. От Краснова, впрочем, потребовали объединиться с Добровольческой армией, но при посредничестве англичан Донская армия перешла в подчинение Деникину только в оперативном отношении, а автономия Войска была сохранена. Антанта установила теплые контакты с националистическими правительствами Закавказья, Прибалтики, северокавказскими сепаратистами, на Украине поддержала петлюровцев. А 5 союзных дивизий, высаженных в Одессе, не двинулись дальше прибрежной зоны — они предназначались для прикрытия Бессарабии, которую Запад подарил Румынии. Казаки же были не румынами и не эстонцами, им поддержки не полагалось. Британский генерал Пуль, пообещавший помощь и отдавший приказ о переброске на Дон английской бригады, был за это тут же снят с должности.

Деникин прислал на Дон отряды добровольцев, но крупных сил он выделить не мог, поскольку на Ставрополье началось сражение с 11-й красной армией. И Краснов уговаривал казаков продержаться еще немного. Шел на хитрости. Когда в Таганрог приехала группа французских и английских младших офицеров, атаман пригласил их быть гостями, возил по станицам, демонстрируя: вот, мол, союзники, они уже здесь! Иностранные лейтенанты гудели на банкетах в свою честь, в тостах щедро рассыпали обещания. Но вместо подмоги на Дон приехал французский капитан Фукэ с чрезвычайными полномочиями от главнокомандующего Франше д'Эспре. И предъявил вдруг требования, чтобы Войско признало над собой «высшую власть» Франции «в военном, политическом, административном и внутреннем отношении». Чтобы атаман отныне распоряжался и действовал только «с ведома капитана Фукэ» [97]. Чтобы Дон оплатил все убытки французских фирм и граждан, имевших собственность на его территории…

А безоглядное лавирование Краснова и иллюзии, которыми он увлекал Дон, дали только отрицательный результат. То он призывал казаков освободить свои земли и замириться на границах, то манил надеждами на покровительство немцев, то скорой помощью французов и англичан — а ее не было. И атаману больше не верили. Ползли слухи — обман… измена… Казаки мерзли, вшивели и погибали на позициях. И надломились. Боевые действия замерли. Начались стихийные, а потом и целенаправленные контакты с красными. Большевистские агитаторы внушали: «Вы что же, против всей России надеетесь устоять? Вас мало, а Россия велика». «Мы вашего не трогаем, и вы нас не трогайте. Идите по домам. Вы сами по себе, мы сами по себе». Разъясняли: «Раньше на Дону безобразничала Красная гвардия, а сейчас все уже по-другому, сейчас Красная Армия, в ней дисциплина». «Ваш атаман продался немцам за 4 миллиона».

И под Рождество Христово 1919 г. 28-й Верхне-Донской, Казанский и Мигулинский полки бросили фронт. Пошли домой встречать праздник. А на сам праздник в станицах появились агенты Троцкого с пачками денег. Ведрами выставляли водку, только в Вешенской на угощение станичников было пущено 15 тыс. руб. И казаки на своих сходах признали Советскую власть. Вслед за этим и в соседнем, Хоперском округе, полки начали оставлять позиции. Тем более что здесь со стороны красных действовал корпус казака Миронова. Многие с оружием переходили к нему. Сперва поодиночке, потом сразу 4 полка. Во фронте образовалась огромная брешь, куда стали вливаться советские дивизии. Казаки встречали их хлебом-солью…