Скромность Романовых

1613-1619 годы

Прекрасная цель, к которой стремилось доброе сердце верного Сусанина, была достигнута почти в то самое время, как он умирал от рук убийц своих: московские послы нашли молодого Михаила в совершенной безопасности у родительницы его, в Ипатьевском монастыре. Весело приблизились они к этим священным стенам, заранее радуясь счастью показать усердие свое новому царю прежде других подданных. В грамоте, которую они везли к нему, народ так трогательно умолял его принять корону русскую, корона эта была так знаменита, блеск, окружающий престол, так пышен и приятен, что никто из послов никак не воображал, что молодой боярин мог даже минуту помедлить с согласием на такое счастье. Но как же обманулись эти люди! Они не знали, какая скромность отличала семейство будущих царей их. И Михаил, и кроткая мать его не только не обрадовались, но даже испугались высокой чести, им предложенной. Первый, несмотря на молодость, обыкновенно гордую и высоко о себе думающую, совсем не считал себя способным быть государем обширного царства Русского, вторая, воспитав в смирении милое дитя свое, совсем не приготовив его к величию, еще более трудному по причине чрезвычайной молодости Михаила, и зная, какие опасности окружали в это бурное время престол русский, видела одни бедствия в неожиданной перемене судьбы сына своего и, проливая слезы, никак не соглашалась благословить его на царство. Напрасно умоляли их послы и все знатнейшие бояре и духовенство: они с твердостью отказывались и говорили, что считают дерзостью думать о таком предложении и никогда не примут его.

Все поражены были неожиданной горестью, лишаясь царя, с таким восторгом всеми избранного, царя, скромность и добродетели которого уже в шестнадцатилетнем возрасте так много обещали народу. Не зная, что делать в этом затруднительном положении, добрые предки наши прибегли к обыкновенному помощнику своему - Богу и, усердно помолясь ему в соборной церкви Богородицы, пошли с крестами и образами еще раз убеждать государя Михаил и родительница его вышли им навстречу, приложились к образам и вместе с ними вошли в церковь. Начались новые просьбы, полились новые слезы, но уже плакала не одна смиренная Марфа, плакал весь народ, умоляя ее о согласии. Главный из послов, рязанский архиепископ Феодорит, представлял ей расстроенное состояние России и все несчастья, какие терзали ее с тех пор, как, сиротея без царя, она лишилась могущественного защитника своего и сделалась игралищем государей и собственных злодеев, говорил все, что сердце, любящее отечество, может придумать самого убедительного, но, видя, что все слова его имеют мало успеха, сказал наконец, что Бог в день Страшного суда спросит у сына ее отчет в счастье того народа, который от него одного ожидал окончания своих бедствий и был отвергнут им. Мысль о том, что Бог, ниспосылая Михаилу высокую судьбу царя, без сомнения, ниспошлет ему и силы к исполнению трудных обязанностей его, заставила ее решиться. Она подняла полные слез взоры к небу, взяла за руку сына и, подведя его к образу Богородицы, сказала: «Велик Господь и чудны дела его! Воле его никто не может противиться! Тебе, о Матерь Божия, предаю дитя мое!»

Согласие матери обещало согласие сына, и Михаил, как ни огорчался опасным величием будущей судьбы своей, как ни боялся всей важности новых обязанностей, должен был согласиться. Архиепископ тут же надел на него животворящий крест царский, а старший боярин поднес скипетр. Это было 14 марта 1613 года.

Спустя несколько дней государь выехал из Костромы и, останавливаясь во многих городах для занятия делами государственными, а в монастырях - для молитвы, не прежде 29 апреля приехал в Москву. Не буду рассказывать вам, друзья мои, с каким восторгом народ встречал его во всех местах этого путешествия и наконец в самой Москве. В это время Москва, сожженная, разграбленная, обезображенная, перестав считать себя сиротой, не замечала печальных развалин своих и в очаровании радости казалась для всех горделивой, пышной и прекрасной. Зато добрый Михаил замечал эти развалины, проезжая по улицам московским. О, как хотелось ему утешить бедных москвитян! Как хотелось ему поскорее возвратить им прежнее счастье!

С первых дней своего царствования он начал заботиться об этом и в полной мере оправдал надежды русских, несмотря на все трудности, какие нужно было ему преодолеть, управляя государством, со всех сторон разоряемым. Жестокие враги нашего отечества еще не усмирились: шведы - в северных областях, поляки и помощник их, гетман запорожских казаков Сагайдашный,- в западных, изменник Заруцкий - в Астрахани продолжали свои злодеяния. Первые действовали именем принца Филиппа, вторые - именем Владислава, который наконец и сам пришел с войском к Москве требовать короны русской, третий - с так называемой царицей Мариной еще не оставлял безумной надежды завладеть со временем престолом и, покорив Астрахань, жил там царем и уже отправлял посольства к персидскому шаху Аббасу, прося его покровительства и помощи против русских.

Вот сколько опасностей угрожало Михаилу! Но с твердостью, осторожностью и благоразумием он всегда находил средства избегать или совсем уничтожать их.

Прежде всего он постарался избрать в советники свои самых достойных из тех бояр и воевод, которые участвовали в спасении отечества. Разумеется, что первые места занимали князья Пожарский и Трубецкой и знаменитый гражданин Нижнего Новгорода Минин. Но последний недолго пользовался своим счастьем. Жизнь при дворе была не по нему: доброе сердце его, привыкшее к простоте, тосковало по родине, несмотря на все милости царские, и спустя три года Минин выпросил у государя позволения отправиться домой. В том же году он скончался и погребен в нижегородской соборной церкви Преображения Господня.

Итак, выбрав себе умных и верных советников, наградив всех, кто показывал усердие свое в несчастное время междуцарствия, и простив всех раскаявшихся изменников, молодой государь, коронованный 13 июля того же 1613 года, принялся за устройство царства, почти разрушенного.

Из многочисленных врагов России прежде всех погиб Заруцкий. Усмирить его помог тот самый шах Аббас, от которого он ожидал покровительства. Зная о его злодействах, умный шах не поддался на обман и, уважая царя русского, выдал посланнику его чиновников Заруцкого. Вскоре Заруцкий услышал, что к Астрахани приближается отряд войск, посланный против него из Москвы, под начальством князя Одоевского. Злодей испугался и вместе с Мариной и сыном ее бежал на один из островов реки Урал. Но князь Одоевский и там отыскал его, взял в плен и, успокоив бедных астраханцев, страдавших под жестокой властью бунтовщика, привез его в Москву. Здесь и он, и сын Марины были казнены, а сама она умерла с досады и горя в темнице.

Освободив Россию от этих внутренних врагов, молодой царь в то же время старался усмирить внешних. Заботясь гораздо более о спокойствии подданных, чем о распространении своих владений, он благоразумно согласился на мир со Швецией. Этот мир, заключенный в 1617 году в Столбове, близ нынешнего Тихвина, не был выгоден Михаилу, потому что он должен был уступить Швеции Ингерманландию и Карелию и отказаться от прав своих на Лифляндию и Эстляндию, но зато Новгородская область благословила умеренность царя своего, и несчастные жители ее отдохнули от бедствий, какие несколько лет терпели от шведских войск и Делагарди.

В следующем, 1618 году Михаил заключил мир и с Польшей. Читатели мои знают, что Владислав вместе с атаманом Сагайдашным был уже под стенами Москвы. Ему очень хотелось надеть на себя славную корону русскую, и потому не удивительно, что он даже и разбойников брал в союзники свои: запорожские казаки с атаманом своим были настоящие разбойники. Кроме того, Владислав привел с собой наемное войско венгров и немцев и старался сколько мог возмутить против царя жителей всех областей, мимо которых проходил, но все это было напрасно: пятилетнее правление так утвердило русских в привязанности их к Михаилу, так явно показало им все прекрасные качества и все умные распоряжения его, так убедило их в мысли, что он один может спасти отечество от погибели, что жадный королевич польский почти везде встречал отказы на бесчестные предложения свои и только разве силой мог заставить жителей некоторых городов и селений изменить законному государю. Другим препятствием для намерений Владислава были храбрые полководцы Михаила, между которыми более всех отличались князья Пожарский и Трубецкой, окольничий Годунов и воевода Жеребцов. Первые три заставили Владислава отступить от Москвы, последний - от Троицкого монастыря. Это священное место, так часто защищавшее отечество наше, опять спасло его: здесь Владислав в первый раз почувствовал невозможность завладеть престолом России и отказался от этого безрассудного намерения. Он послал в монастырь к воеводе Жеребцову и келарю Авраамию грамоту, в которой писал, что соглашается переговорить о мире.

Вы можете представить себе, друзья мои, что после всех ужасов, какие происходили в России от этой продолжительной войны с поляками, предки наши очень обрадовались предложению королевича, и царь Михаил Феодорович тотчас же отправил в монастырь для мирных переговоров одного из первых бояр своих - Шереметева с двумя дьяками - Болотниковым и Сомовым. Они съехались с польскими министрами и чиновниками в деревне Деулиной, лежавшей в трех верстах от монастыря, и после многих споров с обеих сторон согласились помириться на четырнадцать лет и шесть месяцев.

Это перемирие дорого стоило России: она должна была уступить Польше много городов своих, в том числе Смоленск, Чернигов, Новгород-Северский и Стародуб. Но эта потеря заменялась лестным вознаграждением: кроме того, что все войска польские оставляли Россию, родитель доброго Михаила Филарет Никитич получил свободу после девятилетнего плена в Варшаве.

Не знаю, что описать вам, милые читатели мои, - тихую радость отца, какую чувствовал добродетельный Филарет, когда узнал, что Бог так милостиво вознаграждал его продолжительные страдания и с такою славой возвращал на родину в объятия милого сына и царя, уже несколько лет прославляемого народом, или ту пылкую радость сына при одной мысли о близком свидании с нежным родителем? Вам не понять еще чувств счастливого отца, и маленьким сердцам вашим гораздо ближе сыновняя радость молодого Михаила.

Итак, послушайте об этом. В то время по всей России и старики, и дети рассказывали друг другу о том, с каким нетерпением ожидает царь отца своего, какие почести готовит ему, с какой заботливостью посылает государственных чиновников встречать его во всех городах, где он будет останавливаться. О, как бы желала я, чтобы все вы, маленькие друзья мои, навсегда оставили в памяти то, что рассказывает нам история об этом глубоком уважении царя Михаила Феодоровича к своему родителю! После такого высокого примера, верно, никто из вас не захотел бы быть непочтительным к своему папеньке или неблагодарным к маменьке, а каждый старался иметь хотя бы часть того прекрасного чувства, с которым Михаил выехал из Москвы навстречу отцу и, увидев его, упал перед ним на колени, несмотря на свое царское достоинство. Бояре и народ, видевшие это, навсегда сохранили уверенность в счастье отечества: добрый сын не мог не быть и добрым отцом и государем.

Михаил в этот счастливый день не хотел радоваться один: он осыпал милостями всех подданных, простил всех преступников, освободил всех заключенных и, наконец, заложил каменную церковь во имя того святого, чья память праздновалась в день возвращения Филарета.

Со времени этого возвращения счастье России еще более утвердилось: она имела теперь как будто двух государей, или, лучше сказать, одного государя в двух лицах. Со свежими юношескими силами Михаила, с пылким усердием его молодого сердца соединилась вся зрелость ума, вся опытность его родителя. Как благодетельно было для России это соединение! Все дела государственные шли в стройном порядке: сын с уважением принимал советы отца, отец не имел другой цели, кроме счастья и славы России. Во всех грамотах царских писали так: «Государь, Царь и Великий Князь Михаил Феодорович всея России и отец его, Великий Государь, Святейший Патриарх Филарет Никитич Московский и всея России, указали…» - Филарет Никитич посвящен был в патриархи вскоре после приезда своего из Польши. Неотступные просьбы сына, бояр и всего народа склонили митрополита принять это высокое звание.