Исследования последних десятилетий, принадлежащие ученым ряда смежных специальностей, окончательно установили, что родиной человека является Африка. Именно на территории Восточной Африки в районе Восточно-Африканского рифта 2,5 млн лет назад далекие предки современного человека стали изготовлять первые самые примитивные каменные орудия, что означало решительный шаг к выделению человека из животного мира, к которому он до этого принадлежал. Первая, древнейшая волна миграции с территории прародины в Евразию, когда продолжалось изготовление тех же самых примитивных орудий, которые изготовлялись и в Африке, имела место около двух миллионов лет назад. Эта первая волна миграции достигла Центральной Азии, а около 600—500 тыс. лет назад произошло первоначальное заселение Горного Алтая.

Вторая волна миграции, связанная с распространением появившихся на Ближнем Востоке более совершенных каменных орудий, начавшаяся около 450—350 тыс. лет назад, привела со временем к появлению первых стоянок человека на территории Восточной Европы и Сибири.

Палеолит. Наиболее древние стоянки человека раннего палеолита на территории современной Украины и Молдавии относятся к так называемой ашельской эпохе, начавшейся около 300 тыс. лет назад. Исследователи полагают, что сюда, в южную часть Восточной Европы, древний человек пришел с запада, из центральной части Европы. Большие скопления на ашельских стоянках костей млекопитающих говорят о том, что главным занятием человека этой эпохи была охота. Он уже умел пользоваться огнем и изготовлять разные виды каменных орудий — ножи, скребки для сдирания и очистки шкур, которые использовались в качестве одежды. Большие трудности для расселения человека по территории Восточной Европы создало начавшееся в конце ашельской эпохи днепровское оледенение. Льды на территории Восточной Европы достигали районов современных Днепропетровска и Калача. Льды покрывали и Западно-Сибирскую равнину, а более южные, соседствующие с ледниками земли представляли собой безлесную тундростепь.

Более широкое расселение человека по территории северной части Евразии началось в эпоху мустье, около 130— 90 тыс. лет тому назад. Стоянки человека этой эпохи встречаются как на Северном Кавказе, так и в южной части Восточно-Европейской равнины от Приазовья до бассейна Десны и в южной части Сибири. Люди этой эпохи были также охотниками, но в их жизни известное место стало занимать уже и собирательство, и приготовление растительной пищи, о чем говорят находки каменных пестов и ступок. Человек эпохи мустье изготовлял уже более сложные и разнообразные каменные орудия и начал изготовлять орудия из кости. К этому времени относятся и первые погребения человека — свидетельство существования каких-то религиозных представлений. Эти погребения позволяют судить о физическом типе человека этого времени — неандертальца (от названия местечка Неандерталь, где в 1856 г. были обнаружены его останки). По своим физическим особенностям неандерталец значительно отличался от современного человека. Исследователи в настоящее время полагают, что неандерталец представлял своего рода тупиковую ветвь в процессе формирования человека. В эпоху позднего палеолита на смену неандертальцу пришли другие антропоиды — прямые генетические предки современных людей. К этой эпохе исследователи относят формирование трех главных рас, на которые делится человечество: европеоидной, негроидной и монголоидной.

Эпохой мустье завершился на территории Восточной Европы период раннего палеолита — той исторической эпохи в развитии человечества, когда люди умели изготавливать только каменные орудия. Примерно 40—35 тыс. лет тому назад здесь начался период позднего палеолита. Климат в эту эпоху продолжал оставаться суровым, ледники на территории Восточно-Европейской равнины еще достигали Верхней Волги. Несмотря на это, в период позднего палеолита появились стоянки на Печоре и в Приуралье, было заселено Забайкалье, поселения этого времени обнаружены и на территории Якутии. Каменные орудия становились в этот период все более многочисленными и разнообразными, появились и составные, в которых каменные детали соединялись с деревянными или костяными. Главным источником пищи и одежды оставалась охота. Появились мотыгообразные орудия, которыми могли рыхлить землю. Поскольку охота продолжала оставаться главным занятием человека позднего палеолита, люди предпочитали селиться в местах, наиболее удобных для охоты, — у воды, чтобы подстерегать идущих на водопой животных. Поэтому следы поселений этого времени обнаруживаются в долинах рек Днестра, Днепра, Дона, Енисея и Ангары. Люди этого времени уже стали строить искусственные жилища, используя для этого черепа и кости мамонтов — древних слонов, на которых они охотились. Безраздельное господство охотничье-собирательского хозяйства не требовало развития тесных связей между сравнительно небольшими по размеру коллективами людей (большими семьями), однако определенные связи существовали, о чем говорит распространение на обширных территориях одинаковых приемов обработки камня. Для этой эпохи можно уже отметить наличие определенных различий между группами археологических памятников на определенной территории. На территории Восточной Европы выделяют десять таких групп. Археологические данные говорят о появлении в позднем палеолите первых произведений искусства — вырезанных из кости фигурок людей и животных. Среди них важное место занимали изображения обнаженных беременных женщин свидетельство особого почитания женщины-матери, продолжательницы человеческого рода. Появление этих изображений — свидетельство развития, формирования духовных потребностей людей этой далекой эпохи. Об этом же говорит появление погребений, в которых вместе с умершими археологи находят украшения и оружие. К этой же эпохе относится и появление на территории Восточной Европы древнейшего памятника живописи — фресок на стенах Каповой пещеры (на территории совр. Башкирии). На стенах пещеры минеральными красками нарисованы мамонты, лошади, носорог — появление этих изображений, очевидно, было связано с тем местом, которое занимала охота в жизни людей позднего палеолита.

Эпоха мезолита. В новую эпоху — мезолита (8— 5,5 тыс. лет до н.э.) произошли весьма существенные изменения климатических условий: таяние ледника, формирование нового растительного покрова на ранее холодных степях в южной части Восточной Европы, формирование лесов в ее северной части. Перемены в животном мире, связанные с исчезновением крупного зверя, на которого охотились люди палеолита, требовали перехода к иным способам охоты. С поисками этих способов связано крупнейшее изобретение мезолита — лук и стрелы. О новых способах говорит и появление в эту эпоху первых находок орудий рыболовства (рыболовных крючков из костей, сетей и др.). Особенно разнообразными становятся каменные орудия — от наконечников для стрел до массивных каменных топоров, еще более широкое распространение получают составные орудия. Изучение характера орудий труда и поселений позволило археологам разделить территорию Восточной Европы на три зоны: южную (Крым, Кавказ, Прикаспийская область, Южный Урал), лесостепную и лесную. Очевидно, уже в эту эпоху зародились различия в ведении хозяйства и образа жизни, связанные с разным характером природно-климатических условий в этих зонах.

К этому времени исследователи относят существование так называемой ностратической макросемьи — языковой общности, распад которой привел в дальнейшем к образованию индоевропейской, уральской, алтайской и некоторых других языковых семей. Реконструкция ностратического праязыка показала, что он не включал понятия, связанные с земледелием и скотоводством, а только те, что были связаны с охотой, рыболовством и собирательством. Носителями ностратического праязыка было, по-видимому, все древнейшее население Передней и Южной Азии, Европы и Северной Евразии. Не случайно характерные для этой зоны приемы обработки камня существенно отличаются от приемов обработки камня в восточной зоне — сфере обитания предков носителей сино-тибетских языков.

В эпоху мезолита завершилось заселение человеком северной части Евразии: человек дошел до берегов Северного Ледовитого и Тихого океанов. К этой же эпохе следует отнести и начало заселения Америки людьми, переправившимися через Берингов пролив.

Эпоха неолита. Огромный скачок в развитии человеческого общества произошел в эпоху неолита (примерно 5500— 2000 гт. до н.э.), когда при сохранении еще каменных орудий труда постепенно начался переход от охотничье-собирательского хозяйства к производящему. Продолжалось совершенствование каменных орудий, археологами открыты целые шахты, где добывали и обрабатывали камень. К традиционным способам обработки камня добавились такие, как шлифование, пиление и заточка. Большое значение имело появление настоящего каменного топора, что дало возможность на севере Восточной Европы рубить лес и строить жилища. В эпоху неолита стали повсеместно изготовлять глиняные сосуды для приготовления пищи. К этой эпохе относится и зарождение ткачества.

Главный, определивший все последующее развитие человечества процесс перехода от охотничье-собирательского хозяйства к хозяйству производящему развивался на территории Восточной Европы неравномерно: более быстро на южных территориях, испытывавших сильное влияние первых очагов цивилизации, возникших на Ближнем Востоке, более медленно на удаленных северных и восточных территориях. Переход к земледелию наметился на Кавказе и в Бугско-Днестровском регионе, на территории лесостепной Украины, Южной Белоруссии и Верхнего Поднепровья. В лесной зоне Восточной Европы продолжало сохраняться охотничье-собирательское хозяйство.

Охотничье-собирательское хозяйство сохранялось на территориях, обозначаемых условными терминами, — «уральский неолит» (Прикамье и бассейн северного течения Оби) и «ангарский неолит». Здесь наряду с охотой значительным был удельный вес рыболовства.

Таким образом, уже в эпоху неолита наметилась неравномерность развития различных регионов северной части Евразии. Если в южной части Восточной Европы намечается переход к новым орудиям труда и новым формам хозяйства, то в лесной зоне Восточной Европы традиционный характерный для эпохи неолита образ жизни населения с набором соответствующих орудий сохранялся до I тысячелетия до н.э., на территории Сибири — еще дольше.

К эпохе неолита, когда на отдельных территориях складываются заметно отличные друг от друга археологические культуры, лингвисты относят и распад характерных для более раннего времени больших языковых общностей и формирование современных языковых семей. Тем самым есть основания полагать, что носители отдельных археологических культур эпохи неолита принадлежали одновременно и к отдельным формирующимся этноязыковым общностям. К сожалению, по отношению к этой эпохе нет оснований пойти дальше такой общей постановки вопроса.

Бронзовый век. Наметившиеся перемены, начавшаяся выработка способов хозяйствования, соответствовавших разным природно-климатическим условиям, завершились в последующую эпоху человеческой истории, получившую условное название «бронзовый век», когда на смену орудиям и изделиям из камня пришли орудия и изделия из бронзы — сплава меди и олова. Их появление явилось свидетельством зарождения древнейшего в мире металлургического производства. Зародившись на Ближнем Востоке, это производство стало распространяться по территории Восточной Европы в V—IV тысячелетиях до н.э.

На территории Молдавии и Правобережной Украины сложился очаг земледельческой трипольской культуры. Развивавшееся постепенно мотыжное земледелие сочеталось здесь со скотоводством и охотой, характер хозяйства вел к быстрому истощению плодородия обрабатываемых участков, и это заставляло трипольцев часто менять места своих поселений. В степях Причерноморья и Северного Кавказа как главный вид производственной деятельности человека утверждается скотоводческое хозяйство. На территории восточноевропейских степей следы деятельности этого населения нашли свое отражение в памятниках сформировавшейся к середине III тысячелетия до н.э. так называемой ямной культуры (от характерного для всей ее территории обряда погребения умерших в ямах, над которыми возводились курганы). Ряд исследователей, сопоставляя данные археологии и лингвистические реконструкции, основанные на сравнительном изучении языков индоевропейской семьи, пришли к выводу, что именно восточноевропейские степи были в III тысячелетии до н.э. очагом обитания племен индоиранской языковой группы, именно отсюда происходила миграция этих племен на территорию Индии (так называемые племена ариев) и Ирана. С этого времени и в течение очень длительного периода скотоводы восточноевропейских степей были иранцами по своему языку. Это ираноязычное население, скорее всего, и оставило памятники более поздних археологических культур, которые пришли в степях на смену памятникам ямной культуры.

Вместе с тем лингвистические исследования говорят об очень древних, до миграции скотоводческих племен степной зоны в Иран и Индию, контактах древних индоиранцев с носителями финно-угорских языков. Очевидно, среди соседей населения, оставившего памятники ямной культуры, были племена финно-угорской языковой семьи. Данные лингвистической реконструкции позволяют говорить, что прародина носителей языков этой группы находилась в таежной зоне — области распространения ели, сосны, пихты, а также северного оленя, соболя, куницы. Господствовало у них охотничье-рыболовное хозяйство. Их связывают с культурами позднего неолита, сохранявшимися здесь до II тысячелетия до н.э.

Есть также основания для того, чтобы говорить о достаточно раннем появлении на территории Восточной Европы племен, принадлежавших к древнеевропейской ветви индоевропейской языковой семьи, которая в историческом развитии разделилась на славянские, балтские, германские и другие племена. На пространстве между Вислой и Днепром сложилась, распространившись на огромной территории от Южной Скандинавии и Рейна до Камы и Волги, так называемая культура шнуровой керамики и боевых топоров, которую связывают с племенами, принадлежащими к этой ветви индоевропейской языковой семьи. Часть таких племен вторглась с запада на территорию Среднего Поднепровья, ассимилировав население, принадлежавшее к трипольской культуре. Другая волна этих племен вторглась на территорию Восточной Европы через Прибалтику, охватив большие пространства от Псковского озера на западе до Камы на востоке, оставив памятники так называемой фатьяновской культуры. Эта ветвь древних индоевропейцев вела комплексное хозяйство, в котором особое значение имело скотоводство того типа, который был характерен для лесных районов. Обилие на стоянках «фатьяновцев» находок боевого оружия говорит о большой роли, которую в их жизни играла война, прежде всего с местным финно-угорским населением. Преемственная связь между этими древними индоевропейцами и славянскими и балтскими племенами на территории Восточной Европы более позднего времени пока не устанавливается.

Полное развитие характерные для бронзового века процессы в степной зоне Сибири получили с середины II тысячелетия до н. э. с появлением здесь памятников так называемой андроновской культуры на территории от Урала до Енисея и от тайги до Тянь-Шаня. У носителей этой культуры уже господствовало скотоводческое хозяйство. Началась интенсивная разработка находившихся на этой территории рудных месторождений. В их жизненном обиходе широко использовались металлические изделия: оружие, орудия труда, предметы быта.

Позднее на смену андроновской пришли другие культуры, сходные с ней по основному хозяйственному типу. В лесной зоне Сибири сохранялось сложившееся здесь ранее охотничьерыболовецкое хозяйство, в котором продолжали преобладать каменные орудия.

Появление более совершенных орудий труда, переход от охотничье-собирательского хозяйства к производящему, выработка в разных природных зонах разных типов хозяйства, которые им в наибольшей степени соответствовали, — все это вело к росту производительных сил, к накоплению разного рода материальных ценностей в распоряжении сформировавшихся человеческих обществ.

Нет возможности судить о социальной организации людей на самых ранних этапах развития человечества. Лишь аналогии, сопоставление с данными этнографии о наиболее отсталых народах на территории земного шара позволяют заключать, что древнейшей формой человеческого объединения был коллектив людей, связанных между собой кровным родством. Об одной из важных сторон жизни такого первобытного коллектива данные археологии дают достаточно полное и точное представление: в условиях, когда скромных возможностей такого коллектива хватало только на воспроизводство условий существования, распределение благ между членами коллектива было строго уравнительным, и в его составе не выделялись какие-либо группы, занимавшие особое, привилегированное положение. С ростом производительных сил (с ростом эффективности всех способов улучшения материальных и духовных условий жизни), с накоплением в распоряжении общества не только необходимого, но и прибавочного продукта, с выделением групп населения с особой специализацией (примером могут служить первобытные металлурги), с объединением отдельных родовых общин в более широкие общности — племена, где все дела уже не могли решаться на общем собрании всех членов коллектива, это первоначальное равенство нарушилось, и из общества стала выделяться верхушка, в руках которой оказывалось право распоряжения все большей частью производимых обществом или получаемых им в порядке обмена материальных ценностей. Как показывают наблюдения этнографов, пути формирования такой верхушки были многообразными даже у племен, принадлежавших к одному хозяйственному типу. Данные археологии, конечно, не позволяют реконструировать ход развития такого процесса, но они позволяют определенно утверждать, что в эпоху бронзового века такая верхушка уже существовала и в ее распоряжении сосредотачивались уже значительные материальные ценности. Естественно, что наиболее ощутимыми были сдвиги в этом направлении в южных районах, где были более благоприятные условия для накопления прибавочного продукта и ощущалось воздействие мощных очагов цивилизации Ближнего Востока, в которой уже существовали и общество, разделенное на классы, и государственная власть, и города. Примером может служить богатое захоронение кургана у г. Майкопа на Северном Кавказе, где были обнаружены золотые и серебряные украшения, две золотые диадемы, золотые и серебряные сосуды.

Греческие города-государства Северного Причерноморья. С VIII в. до н.э. в письменных источниках появляются сведения о племенах, обитавших на территории Восточной Европы. Так, в сочинении «отца истории» Геродота (в V в. до н.э.) сохранились сведения о том, что его современникам — скифам — в степной зоне Восточной Европы предшествовали племена киммерийцев. Киммерийцы упоминаются в клинописных надписях VIII—VII вв. до н.э., когда их набеги разоряли богатые страны Ближнего Востока. Круг сведений о них очень ограничен, в частности он не позволяет решить вопрос об этнической принадлежности этих племен. Напротив, сохранился довольно широкий круг сведений о племенах скифов, которые в VII в. до н.э. пришли на смену киммерийцам и уже в это время совершали набеги на страны Передней Азии. Скифы господствовали в южной части Восточной Европы вплоть до III в. до н.э.

Сравнительно обширные сведения о скифах, имеющиеся в распоряжении исследователей, связаны с тем, что расселение скифов на юге Восточной Европы совпало с греческой колонизацией северного побережья Черного моря. Наиболее ранняя из греческих колоний появилась в середине VII в. до н.э. в устье Днепро-Бугского лимана на современном острове Березань. За ней возник целый ряд других поселений, со временем превратившихся в города, — на берегу Бугского лимана, на южном побережье Крыма, Таманском полуострове и затем близ устья Дона.

Так как материковая Греция была не в состоянии прокормить всю массу проживавшего там населения, местные городские центры предпринимали походы в соседние регионы, чтобы найти там территорию, пригодную для основания колоний. Много греческих городов возникло в Южной Италии, на Сицилии, на берегах Пиренейского полуострова и Южной Франции, Африки, севера Эгейского и Мраморного морей. На новую почву колонисты переносили порядки, характерные для городов-государств материковой Греции, где шел процесс формирования рабовладельческого общества античного типа. Наиболее значительными среди греческих колоний на северном побережье Черного моря были Ольвия (недалеко от Николаева), Херсонес (на месте совр. Севастополя), Пантикапей (на месте совр. Керчи), Керкинитида (на месте совр. Евпатории), Фанагория на Таманском полуострове, Танаис (недалеко от Ростова-на-Дону). Каждая колония представляла собой город-государство, которым управляли власти, выбиравшиеся членами полиса — городской общины. В таком городе только члены городской общины обладали всей полнотой гражданских и политических прав, проживавшие в городе чужеземцы — метэки — были ограничены в своих правах, а принадлежавшие членам городской общины рабы были полностью бесправными, рассматривались в правовых текстах как «говорящие орудия». Труд рабов использовался в ремесленных мастерских и пригородных хозяйствах членов общины. Колонии были крупными центрами торговли, выступавшими в роли посредников между скифами и материковой Грецией. При их посредничестве из Восточной Европы в города материковой Греции поступали необходимый им хлеб, пушнина, мед и т.п., а в обратном направлении двигались разнообразные ремесленные изделия, ткани, предметы роскоши, в которых нуждалось скифское общество, особенно его социальные верхи. Греческие города-государства на Черноморском побережье существовали с VI в. до н.э. в течение ряда столетий, с образованием Римской империи они вошли в ее состав и пришли в упадок с упадком этой державы.

Протогосударство скифов. Благодаря многообразным контактам греческих колоний со скифами, сведения о них становились достоянием греческого общества. Обширный раздел со сведениями о территории расселения, хозяйстве, общественном строе и обычаях скифов поместил в составе своей «Истории» Геродот. Немногие сохранившиеся данные о языке скифов говорят о том, что они были иранцами, как и более ранние племена, заселявшие южную часть Восточной Европы. Их появление ученые обычно относят к IX—VIII вв. до н.э. Здесь объединение скифских племен охватывало обширную территорию от нижнего течения Дуная до Дона. За Доном начинались земли ираноязычных племен сарматов. В состав скифского объединения входили племена, заметно различавшиеся по образу жизни и хозяйству. Часть племен, живущих в бассейне Южного Буга, вблизи Ольвии, занималась производством зерна на продажу. Это были, судя по известиям Геродота, каллипиды (эллино-скифы). На север от них были алазоны, далее к северу — скифы-пахари, занимавшие лесостепь между Днестром и Днепром. На нижнем правобережье Днепра и в степях Крыма находились скифы-кочевники, а местами и земледельцы. Скифы-земледельцы обрабатывали землю уже не мотыгой, а более совершенным орудием — плугом (в легенде о появлении у скифов царской власти упоминается упавший с неба золотой плуг). Плуг этот, по-видимому, был деревянным и не имел железных частей. Использование новых орудий способствовало росту производительности земледелия, так что из земледельческих районов Побужья хлеб поступал не только в греческие колонии, но позднее и в материковую Грецию.

Большая же часть скифских племен, занимавшая в объединении доминирующее положение, вела кочевой образ жизни, постоянно перемещаясь по степи в кибитках с большими стадами лошадей и овец. Как предметы их обычного питания Геродот упоминает кобылье молоко и мясо животных.

От Геродота мы знаем, что в VII в. до н.э. скифы господствовали в Передней Азии, воевали с Ассирией, были в Закавказье. В VI в. до н.э. далекие походы прекратились, так как началось хозяйственное сотрудничество с греческими городами Причерноморья. Глубокий след в истории скифов оставила война с Дарием I Гистаспом. Военные силы скифов разделялись на три войска, каждое из которых возглавлял «царь». Главным из них был Идамфирс, а два других — Скопасис и Таксасис — подчинялись ему. При приближении врагов вожди обратились к соседям, и на помощь скифам пришли савроматы, будины и гелоны. Однако многие отказали в помощи (андрофаги, агафирсы, тавры и др.). Когда в 512 г. до н.э. персидский царь Дарий направился походом на скифов и, перейдя Дунай, вступил на их землю, скифы со своими повозками стали уходить в степь, и против такой тактики персидская армия оказалась бессильной. Кочевья скифов были для нее недоступны, а скифские конники — прекрасные стрелки из лука — постоянно тревожили ее своими нападениями. В жизни скифов-кочевников война занимала большое место: те, кто не принес с войны головы убитых врагов, становились предметом общественного презрения.

Большие различия в способе хозяйствования и утвари разных племен, входивших в скифское объединение, неоднократно приводили исследователей к заключению, что скифы-пахари и скифы-кочевники — это два разных этноса, объединенных в одном союзе. В настоящее время такое заключение нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть. Важно отметить мирный характер сосуществования кочевого и земледельческого населения в южной части Восточной Европы, что в последующем, начиная с эпохи Великого переселения народов, в лесостепной зоне Восточной Европы сменяется враждебным противостоянием.

Процесс разложения первобытно-общинных отношений и формирования классового общества у скифских племен зашел уже достаточно далеко. Из совокупности скифских племен, по свидетельству Геродота, выделились «храбрейшие и многочисленнейшие скифы, прочих скифов почитающие своими рабами». Владения этих «царских скифов» находились к востоку от Днепра и охватывали территорию между рекой Молочной и Доном. К числу «царских скифов» принадлежали правители, стоявшие во главе всего скифского объединения. Эти правители избирались из членов одного царского рода, но, вызвав недовольство соплеменников, они могли потерять власть. Так, Геродот рассказывает о том, как скифы низложили своего правителя Скила (начало V в. до н.э.), который пытался жить по греческим обычаям, так как с началом контактов с греческими городами Причерноморья часть представителей скифской знати воспринимала и элементы эллинской культуры.

Вместе с тем положение правителей на лестнице социальной иерархии было весьма высоким. Судя по рассказам Геродота, на похоронах скифского правителя убивали десятки людей — природных скифов, десятки лошадей, «первенцев» всякого другого скота и хоронили вместе с правителем, очевидно, чтобы они служили ему в загробном мире. В царскую могилу, над которой насыпалась высокая земляная насыпь, клали и золотые чаши, из которых правитель пил на пирах. Свидетельства Геродота нашли подтверждение при раскопках больших (иногда высотой до 20 м и в диаметре до 400 м) курганов IV в. до н.э., таких как Чертомлык, Толстая Могила, Куль-Оба, Солоха и других, в которых было обнаружено множество золотых и серебряных чаш, кубков, блюд, ожерелий, браслетов, колец, золотых чеканных блях, не говоря уже о мечах и луках в золотых ножнах, костях десятков людей и лошадей. Найденные в курганах изделия созданы греческими мастерами и отчасти скифскими ремесленниками. Шедеврами ювелирного искусства являются знаменитая чертомлыцкая серебряная чаша с изображениями обрядовых эпизодов из жизни скифов, ваза из Куль-Обы с изумительными «жанровыми картинками» скифской боевой жизни, костяной гребень с золотой обкладкой, насыщенной «звериным» орнаментом, и, наконец, изумительная пектораль с ее тончайшими изображениями символов животного мира. Для скифского прикладного искусства в целом характерен так называемый звериный стиль. В частности, известны изображения зверей, как бы застывших в движении, будь то олени, или козлы, или барсы, львы, медведи, или кони. Так как захоронения — глубокие и сложные по конструкции — в курганах царей располагались, по свидетельству Геродота, у днепровских порогов, то в курганах, расположенных около Никополя и Керчи, были, видимо, похоронены представители скифской знати. А это еще одно свидетельство глубокого социального расслоения скифского общества.

На рубеже V—IV вв. до н.э. внутреннее развитие скифского общества достигло такого уровня, что стало формироваться классовое общество, а вслед за тем было положено начало образованию государства. На территории степной Скифии, на нижнем Днепре около Никополя образовался крупный протогородской центр, так называемое Каменское городище. Поселение занимало очень большую площадь — 12 кв. км. Большая часть городища была занята людьми, изготовлявшими разные изделия из кости и глины, ткани, обнаруживаются здесь и многочисленные остатки металлургического производства, в частности горнов. По-видимому, жители городища снабжали железными изделиями значительную часть степной Скифии. Особыми укреплениями от остальной территории городища была отделена его центральная часть, где находились жилища скифской знати.

Временем расцвета скифской державы исследователи согласно считают IV в. до н.э., к которому относится правление царя Атея, который к 40-м гг. IV в. до н.э. завершил объединение всей страны от Азовского моря до Дуная. Двигаясь за Дунай, 90-летний Атей вступил в войну с Филиппом, отцом Александра Македонского, но потерпел поражение и был убит. С этого времени прекратилось господство скифов в восточноевропейских степях, а размеры скифского царства сократились и за скифами остались лишь низовья Днепра и степной Крым с центром в Неаполе (на месте современного Симферополя). Во II в. н.э. крымские скифы стали угрожать греческим городам, в частности Херсонесу. Однако они потерпели поражение от Митридата Евпатора. Окончательно скифы сошли с политической сцены во второй половине III в. под напором готов.

В рассказах Геродота о скифах сохранился ряд сведений о племенах, которые были северными и северо-восточными соседями скифов.

О племенах, живших на север от скифов, — неврах, андрофагах и граничивших с территорией «царских скифов» меланхленах Геродот записал, что их обычаи и образ жизни близки к обычаям и образу жизни скифов-кочевников. Замечания Геродота позволяют локализовать эти племена в северной части лесостепной зоны Восточной Европы, где сохранились археологические памятники, близкие к тем, которые мы находим на более южных территориях.

Сарматы. К востоку от скифских пределов жили близкие скифам по языку племена савроматов, или сарматов. Их жизнедеятельность была основана на скотоводстве, что в ту эпоху было типичным для родоплеменных социумов бескрайних степей Подонья, Поволжья и Южного Урала. Наряду со скотоводством у сарматов были развиты гончарное производство, ткачество, резьба по кости, литейное и кузнечное ремесло, достигшие высокого уровня и некоторой специализации, когда речь идет о разработках богатейших медных руд Южного Урала.

В конце IV — III в. до н.э. родоплеменной строй сарматов претерпевал стадию разложения, появления бедных и богатых и, вероятнее всего, собственности отдельных семейств на скот, хотя земля и медные рудники, скорее всего, были родовой или племенной собственностью.

Особенностью раннего этапа развития сарматского общества было особое положение женщин. Они участвовали в войнах и охотах, владея оружием наравне с мужчинами. В курганных захоронениях погребение женщины располагалось в центре, в окружении погибших членов ее рода. Из двух больших племенных союзов один был поволжский, а другой — самароуральский. Это были весьма воинственные сообщества, для которых война была средством накопления богатства верхушкой общества. Сарматы участвовали в борьбе скифов с персидским войском Дария, хотя нападали и на самих скифов, захватывая скот и рабов. Рост населения, включение в союзы новых племен способствовали захвату новых территорий.

Переход к производящему земледельческому хозяйству в лесной зоне. О племенах, занимавших северную, лесную зону Восточной Европы, у греческих авторов V в. до н.э. и более позднего времени сохранились лишь неясные, полулегендарные сведения. О положении дел в северной части Восточной Европы судим по-прежнему по данным археологии. В VII—VI вв. до н.э. здесь сформировался ряд археологических культур, просуществовавших почти до эпохи переселения народов. По числу важных особенностей археологические памятники этого времени в северной части Восточной Европы можно разделить на две части: к западу от линии Рижский залив — озеро Селигер — Тула — Киев и к востоку от нее. Эти различия в характере археологических памятников исследователи соотносят с областями распространения балтской и финно-угорской гидронимий, одна из которых — балтская — также находится к западу от этой линии, а другая — финно-угорская — к востоку. Это позволяет связывать носителей более западных культур с балтскими, а восточных — с финно-угорскими племенами.

С племенами восточных балтов исследователи связывают днепро-двинскую культуру, занимавшую междуречье Днепра и Двины (VIII в. до н.э. — IV в. н.э.). В хозяйстве носителей этой культуры важную роль играло скотоводство и, что особенно важно, земледелие. Таким образом, и в этой части Восточной Европы наметился важный переход от охотничье-собирательского хозяйства к производящему. Земледелие было, по-видимому, подсечно-огневым, с ручной обработкой земли, в которой принимало участие все население. Если на раннем этапе существования этой культуры ее носители пользовались почти исключительно костяными изделиями, то затем их сменили железные орудия — серпы, ножи, топоры и др. Так производство и обработка металла стали характерной чертой жизни населения лесной зоны Восточной Европы. Еще одна важная особенность жизни носителей днепро-двинской культуры — появление поселений, окруженных земляными валами и рвами. Это указывает на частые столкновения между отдельными группами населения, рост роли войны в жизни общества.

На востоке поселения днепро-двинской культуры граничили с поселениями носителей дьяковской культуры (VII в. до н.э. — VII в. н.э.), которых исследователи считают возможными предками таких угро-финских племен на северо-востоке Восточной Европы, как меря и весь. По характеру своего хозяйства носители дьяковской культуры отличались от носителей культуры днепро-двинской. В их хозяйстве роль земледелия была второстепенной, ведущей отраслью являлось скотоводство — разведение лошадей, служивших прежде всего пищей и не использовавшихся как тягловая сила. Как и носители днепро-двинской культуры, носители культуры дьяковской перешли постепенно от использования изделий из кости к изготовлению изделий из железа. Поселения носителей дьяковской культуры были также окружены земляными валами и рвами, иногда укреплениями из деревянных срубов. Судя по находкам вещей, поселения в южной части ареала дьяковской культуры поддерживали контакты со скифским миром.

Между лесной и лесостепной зонами Восточной Европы обозначилась в эту эпоху существенная разница в уровне развития. В более суровых, неблагоприятных условиях лесной зоны ни переход к производящему хозяйству, ни использование более совершенных железных орудий не привели в эту эпоху к такому накоплению прибавочного продукта, который сделал бы возможным появление серьезных имущественных различий в среде носителей этих культур.

Сказанное об этих культурах можно в значительной мере отнести и к памятникам городецкой культуры (VII в. до н.э. — IV в. н.э.), охватывавшей территорию между реками Окой, Цной и Волгой. Некоторые исследователи считают носителей этой культуры предками мордвы. Занятиями населения здесь также было коневодство и примитивное земледелие. Железные изделия появились, но были еще немногочисленны.

Территорию Заволжья и Приуралья занимают памятники ананьинской культуры (VII—II вв. до н.э.). Носителей этой культуры считают предками коми, удмуртов и угорских племен. В их хозяйстве преобладало скотоводство, здесь разводили лошадей, коров, овец, свиней. Наряду с этим заметную роль играла охота, особенно на пушных зверей. Существовало здесь и подсечное земледелие, на что указывают находки серпов и мотыг. У носителей этой культуры основные изделия были железными. Созданные здесь железные изделия получили распространение и за пределами ареала памятников ананьинской культуры. Городища здесь были также укреплены валами и рвами. О росте роли войны в жизни общества говорят многочисленные находки оружия — боевых топоров и железных кинжалов. Такое оружие часто хоронили вместе с его владельцем. В V—IV вв. до н.э. в некоторых поселениях ананьинской культуры появляются каменные стелы на могилах с изображением знаков оружия, а затем и изображения вооруженных мужчин. Появление таких изображений над наиболее богатыми погребениями говорит о выделении в обществе племенной верхушки, которая начинает присваивать себе часть произведенного прибавочного продукта. Накоплению богатства, вероятно, способствовало ее участие в межплеменном обмене, где могли найти применение произведенные в этом ареале железные изделия и шкурки пушных животных. Во II в. до н.э. — V в. н.э. на смену ананьинской пришла на этой территории пьяноборская культура. Жизнь населения в эпоху существования этой культуры не подверглась существенным переменам. Лишь заметно увеличилось количество городищ, что говорит о растущей плотности населения в этом регионе.

Сибирь в I тысячелетии до н.э. К тому времени, когда утвердилось господство скифов в восточноевропейских степях, в степной зоне Сибири не только получили широкое распространение железные изделия, но и сложилась археологическая культура, в ряде аспектов очень сходная со скифской. Большое сходство обнаруживают между собой вооружение, элементы конского убора, так называемый звериный стиль, в котором выполнены произведения искусства, обнаруживается сходство и ряда других предметов инвентаря. Антропологические данные говорят о европеоидном облике населения большей части этой зоны (монголоидным было в этот период лишь население Забайкалья). Учитывая соседство обитателей этой зоны не только с ираноязычными сарматами, но и ираноязычными народами Средней Азии, некоторые из которых, как, например, саки, также были кочевниками, ряд исследователей полагают, что это население степной зоны Сибири было близко к скифам не только в культурном, но и в этноязыковом отношении.

Подобно скифскому обществу, в обществе степной зоны Сибири обнаруживаются черты заметного социального расслоения. Об этом наглядно свидетельствуют захоронения вождей в Пазырыкских курганах на территории Горного Алтая.

Погребенных вождей сопровождало большое количество посуды и одежды, украшенной золотыми вышивками, бронзовые и серебряные зеркала, музыкальные инструменты, фрагменты золотых изделий, похищенных в древние времена грабителями. Вместе с вождями были похоронены лошади в богато украденной конской сбруе.

В некоторых районах Южной Сибири, в удобных для этого местах (в частности, на Верхнем Енисее) наметился переход к поливному земледелию, которое сочеталось со скотоводческим хозяйством.

Если положение в лесной зоне Европы в конце I тысячелетия до н.э. и в первые века н.э. было более или менее стабильным, если не считать постоянных мелких конфликтов между отдельными локальными группами населения, то в лесостепной зоне Европы происходили значительные перемены, начавшиеся с упадка скифского объединения.

Сарматы Причерноморья и Подонья. По сведениям греческого историка Диодора Сицилийского, скифское объединение распалось с вторжением на его территорию с востока, из-за Дона, ираноязычных племен сарматов. Археологи относят эти события к III—II вв. до н.э. Лишь часть сарматских племен разместилась на землях скифов, другая продолжала оставаться на территории степного Предкавказья. Хотя Диодор писал о всеобщем истреблении скифов пришельцами, судя по данным археологических исследований, имело место скорее смешение местного населения с пришельцами, близкими к ним по языку и образу жизни. Как и скифы, сарматы вели скотоводческое хозяйство, разводя главным образом лошадей и овец. Походы сарматов достигали римских придунайских провинций.

Античные авторы приводят названия ряда племен, на которые делилась сарматская общность. Эти сведения подкрепляются наблюдениями археологов о различиях погребальных обрядов в разных частях территории расселения сарматов. По общему мнению исследователей, сарматское общество было более архаическим, чем скифское. Сравнительно высокое положение в этом обществе занимали женщины, которые наравне с мужчинами участвовали в войне (во многих женских погребениях находят лук и стрелы). К I—II вв. н.э. и здесь есть основания говорить о достаточно далеко зашедшей социальной дифференциации общества. В богатых погребениях этого времени археологами обнаружены золотые и серебряные изделия, художественные изделия из бронзы, привозные сосуды, большое количество золотых бляшек, нашивавшихся на одежду. С I в. н.э. для обозначения ираноязычных племен в южной части Восточной Европы античные авторы все чаще начинают использоваться название «аланы», что, возможно, связано с притоком новой волны ираноязычных кочевников с востока. К IV в. н.э. это название утвердилось как общее обозначение ираноязычных племен, заселявших Подонье и Предкавказье.

Сарматы заселили большую часть Скифии, они постепенно вливались в состав населения античных городов Причерноморья. Этот процесс сопровождался развитием оседлости, переходом к земледелию и занятиям ремеслами. В античных городах все более заметную роль начинала играть сарматская знать.

В IV в. н.э. ираноязычные племена Причерноморья и Южного Приуралья подверглись нашествию гуннов. Часть из них была увлечена гуннами на запад, часть — ассимилирована славянами и тюрками. На Северном Кавказе сарматы-аланы стали предками осетинского народа.

Контакты с сарматами и скифами имели большое значение для племен горных районов Северного Кавказа, где в эпоху поздней бронзы и раннего железа сложилась своеобразная кобанская культура (XI—VII вв. до н.э.). Главным занятием носителей этой культуры было овцеводство. Лошадь использовалась для верховой езды, земледелие значительной роли не играло. Памятники этой древней культуры отличались высоким мастерством, с которым изготовлялись здесь изделия из бронзы — пояса, браслеты, кинжалы, изогнутые боевые топоры. Позднее потомки носителей кобанской культуры испытали на себе сильное влияние культуры скифов.

В сочинениях античных авторов племена, которые жили по среднему и нижнему течению Кубани и в Восточном Приазовье, фигурируют под названием меотов, производным от античного названия Азовского моря — Меотиды. Эти племена исследователи рассматривают как предков племен абхазскоадыгской языковой группы. Они испытывали на себе сильное культурное влияние со стороны скифов и сарматов.

Боспорское царство. Важную роль в жизни Северного Причерноморья играло Боспорское царство, возникшее в V в. до н.э. и просуществовавшее до IV в. н.э. В состав царства входили территории Керченского и Таманского полуостровов, низовьев Дона, а к IV в до н.э. и земли по нижнему течению Кубани. Его столицей был основанный милетцами на месте древнего эмпория в первой половине VI в. Пантикапей (совр. Керчь).

Первоначально Боспорское государство объединило несколько независимых греческих городов-полисов. Однако выгодное географическое и стратегическое положение города способствовало стремительному росту его экономического и политического могущества. Помимо приморской части с глубокой бухтой, город располагался на склонах знаменитой горы Митридат, на вершине которой был акрополь с храмами и общественными сооружениями. Город был обнесен крепостными стенами. Поблизости от него по берегам пролива и Черного моря располагалось много мелких поселений, а на восточном берегу пролива (уже в Азии) появились крупные города: Фанагория, Гермонасса, Корокондама, Кепы, а позднее Горгиппия (на месте современной Анапы), ставшая крупнейшим экономическим центром государства.

К середине IV в. до н.э. Боспор превратился в большую державу, возглавлявшуюся единоличными правителями, сначала династии Археанактидов (из знатного греческого рода), а потом династии Спартокидов, вышедшей, как полагают ученые, уже из «варварской» племенной знати.

Экономика Боспора опиралась на развитое земледелие восточной оконечности крымских черноземных степей, приносивших обильные урожаи, развитое скотоводство, виноградарство, виноделие и рыболовство. Огромную роль играл экспорт зерна прежде всего в Афины, а в поздний период истории Боспора (с III в. до н.э.) вывоз скота, рыбы и рабов был ориентирован на Родос, Пергам, Кос, Синопу.

В целом же экономика Боспора основывалась на взаимовыгодных связях греческих колонистов и социальной верхушки местного «варварского» населения. В обмен на хлеб, соленую и вяленую рыбу, скот, кожи, меха и рабов из Греции в Боспор везли вино, оливковое масло, дорогие ткани, изделия из металла, мрамор, статуи, художественные вазы. Кроме того, в боспорских городах одним из главных ремесел было изготовление разнообразнейшей керамики (амфоры, пифосы, посуда, черепица и т.д.). Особенно развито было ювелирное производство. В мастерских боспорских ювелиров были созданы многие шедевры ювелирного искусства, обнаруженные в скифских захоронениях и погребениях меотской знати.

В период своего расцвета Боспорское государство вело длительные и ожесточенные войны с местными (скифскими, меотскими, а позднее сарматскими) племенами, что не могло не подорвать его могущества. В III—II вв. до н.э. внутри династии Спартокидов идет борьба за власть, города Боспора проявляют стремление к автономии. Все это вызвало длительный упадок Боспорского государства и лишь в начале I в. н.э. положение Боспора стабилизируется, вновь крепнут торговые связи теперь уже с малоазийскими городами, островом Самос, Египтом. Связи с Римом и Италией не обрели постоянного характера. Наоборот, резко активизируются экономические отношения с племенами Крыма, Подонья и Прикубанья, большую роль стали играть Фанагория и Горгиппия. Танаис стал главным транзитным пунктом потока товаров на север и восток черноморских степей вплоть до Приволжья. В города проникает местное население.

Менялся и политический строй Боспора. Его цари сосредоточили огромную власть, вплоть до жреческих функций. Они были богатейшими землевладельцами, владельцами промыслов и крупнейшими купцами. Система управления государственной территорией основывалась на полномочиях наместников. Боспорская аристократия имела теперь местные, в частности сарматские, корни. Но силы Боспора были уже не те, учитывая резкое усиление варварского нажима в III в. н.э. на Римскую империю вообще и Боспорское царство и греческие города-полисы в частности. В связи с этим римские гарнизоны для борьбы с варварами при Нероне появились уже и в Боспорском государстве, а боспорский царь, хотя и формально, стал именоваться «другом кесаря». Тем не менее в середине III в. гибнет Танаис, отряды северных племен проникают в степной Крым и захватывают скифский Неаполь. Упадок, был неизбежен.

Начало миграций кочевых племен Сибири на запад. В лесостепной зоне Сибири также происходили перемены, связанные с передвижениями кочевых племен. В конце III — начале II в. до н.э. союз кочевых племен хунну (сюнну китайских источников), обитавший ранее на границах с Китаем, переместился на территорию Южной Сибири. Здесь они одержали ряд побед над народом «юэчжи» и рядом других племен. О народе «юэчжи» сохранились и другие сведения. Известно, что он участвовал в разгроме Греко-Бактрийского царства в Средней Азии. Ряд исследователей отождествляет «юэчжи» с носителями пазырыкской культуры. С поражением «юэчжи» в борьбе с хунну хронологически совпадают перемены в составе населения степной зоны, на смену европеоидному приходит здесь монголоидное население — очевидно, племена, пришедшие вместе с хунну из Центральной Азии. Это население оставило памятники так называемой таштыкской культуры (I в. до н.э. —

IV— V вв. н.э.) на территории Минусинской котловины. К этому времени относятся важные перемены в хозяйственной жизни региона. Начинается переход к пашенному земледелию, о чем говорят находки железных лемехов от несохранившихся деревянных пахотных орудий, и одновременно на соседних территориях скотоводство из придомного становится полукочевым. Тесная связь «таштыкской культуры» с археологическими культурами на этой территории в последующее время позволяет видеть в носителях этой культуры предков тюркских народов (в частности, хакасов), живущих в настоящее время на территории Южной Сибири.

Духовная жизнь общества лесостепной воны Северной Евразии в I тысячелетии до н.э. Данные археологии позволяют судить не только о развитии производительных сил и (в какой-то мере) о социальной организации общества, они дают и определенный материал для характеристики духовной жизни общества в I тысячелетии до н.э. Это прежде всего касается данных об обрядах погребения на территории отдельных археологических культур. Об этих обрядах отчасти речь уже шла выше в связи с характеристикой предметов, находившихся в погребениях. Бронзовый век (преимущественно в южных частях Восточной Европы) принес появление погребений с богатым набором разнообразных предметов, с останками убитых жен и слуг. Это говорит о формировании представлений о существовании загробного мира, где захороненные в этих погребениях вожди будут продолжать вести жизнь, подобную той, которую они вели в этом мире.

Сообщения Геродота о скифах позволяют судить о том, что современное ему скифское общество V в. до н.э. обладало уже достаточно сложной и развитой системой религиозных воззрений. Хотя скифы Геродота не строили храмов, у них существовали представления о том, что порядком в окружающем мире управляет пантеон богов, которых Геродот отождествлял с разными богами греческого пантеона. Этим богам приносили обильные жертвы главным богатством скифов — скотом, а скифскому богу войны жертвовали и часть захваченных пленных. Важной частью представлений скифов о мире были предания о появлении человека и создании человеческого общества. Первый человек Таргитай появился на свет благодаря браку главы скифского пантеона богов с женским божеством, обитавшим в водах Днепра, т.е. брачному союзу между небесной и земной стихией. Другое предание об упавших с неба золотых предметах — плуге и ярме, секире и чаше — отражает древние представления, восходящие к эпохе упоминавшейся выше древней индоиранской общности, для которой было характерно трехчленное деление общества на жрецов, воинов и земледельцев в соответствии с тремя важнейшими функциями общества — установление связи с богами, война, хозяйственная деятельность, впоследствии вылившееся в систему каст древнеиндийского общества. Согласно записанному Геродотом преданию тот из сыновей Таргитая, кто сумел овладеть этими предметами, стал царем скифов. Реальное деление скифского общества не соответствовало этим представлениям, которые сохранялись в сознании лишь как часть древнего культурного наследия. Анализ этих свидетельств Геродота наглядно показывает, какой сложной духовной жизнью жило общество I тысячелетия до н.э. и как ограничены наши знания о ней.

В заключение укажем еще один потенциальный источник сведений о духовной жизни человека столь далеких времен — это созданные им памятники искусства. Первые памятники искусства, отражавшие начальные шаги осознания человеком своего места и его восприятие этого мира, относятся, как уже отмечалось, еще к эпохе палеолита. В эпоху бронзового и раннего железного века многие окружавшие человека предметы его быта и орудия изготовлялись настолько тщательно, что превратились в настоящие произведения искусства. Богатство и разнообразие форм и мотивов всех этих предметов является наглядным доказательством богатства и интенсивной духовной жизни человека того времени. Однако расшифровка образного языка всех этих памятников при отсутствии столь же богатых параллельных источников информации, характеризующих другие стороны духовной деятельности человека, является нелегкой задачей. Хорошо известно, что на ряде сосудов, найденных в погребениях, помещены изображения сцен из жизни скифов — укрощение лошадей (разные стадии этого процесса), изображение мужчин, которые шьют меховую одежду, помещенное между изображениями лошади и коровы, изображение скифов, которые лечат друг друга, и т.д. Хотя эти сцены выполнены с большой жизненной конкретностью, исследователи полагают, что они имели символическое значение. В пользу этого говорит тот факт, что многие из этих изображений помещены на сосудах, игравших важную роль при осуществлении жертвоприношений. Согласно одному из толкований на этих предметах изображены важные сюжеты скифской мифологии. Так, по гипотезе Д. С. Раевского, на знаменитой вазе из КульОбы изображен ряд сюжетов сохранившейся у Геродота одной из легенд о происхождении царской власти у скифов. Согласно этой легенде Геракл (под именем которого скрывается один из богов скифского пантеона) имел трех сыновей от брака с змееногой богиней. Когда они подросли, им было предложено натянуть лук Геракла. Двое старших не сумели натянуть лук и были изгнаны из страны, а младший, Скиф, выдержал испытание и стал предком скифских царей. В соответствии с этим сюжетом на вазе (согласно Раевскому) изображены: Геракл, показывающий лук одному из сыновей; сын, успешно натягивающий тетиву; два других сына, помогающих друг другу после ранений, полученных при неудачном исполнении испытания. Однако далеко не все изображения можно объяснить, основываясь на сохранившихся текстах. Еще большие сложности возникают при интерпретации памятников, связь которых с конкретной действительностью не столь очевидна, не говоря уже о богатом и разнообразном орнаменте, который покрывает предметы быта и орудия. В этой области сохраняются широкие возможности для будущих исследований.

В I тысячелетии до н.э. и начале н.э. на территории Восточно-Европейской равнины и Сибири процессы поступательного развития, ведущие к образованию классового общества с присущими ему развитыми формами организации жизни и культуры, протекали всего быстрее и интенсивнее в южной части, лесостепной и степной зоне, в мире кочевых ираноязычных племен. Их северные соседи, племена, занимавшие лесную зону Восточной Европы и Сибири, заметно отставали от них по уровню своего развития. С эпохи Великого переселения народов такое положение в Восточно-Европейском регионе стало постепенно меняться.

Славяне (первоначально «словене» — от «слово» — говорящие на понятном языке, в отличие от «немцев») входят в состав языковой семьи индоевропейских народов и пришли в Европу из Малой Азии вместе с предками индоевропейцев в III тысячелетии до н.э. Праславянский язык, как он реконструируется на основе сопоставления между собой данных всех славянских языков, из всех языков индоевропейской семьи обнаруживает наиболее тесные связи с языками германцев и балтов. Следовательно, прародину славян следует искать на территории, где возможен был тесный контакт с теми и другими.

Этим определяется ареал поисков тех археологических культур, которые можно было бы связать с древними славянами.

Уровень развития древнеславянского общества. О принадлежности тех или иных археологических культур древним славянам идут споры. Ряд ученых (например, Б. А. Рыбаков) начинают историю праславян на территории Восточной Европы с так называемой чернолесской культуры VIII—VII вв. до н.э., равно оценивая как праславянскую и милоградскую культуру. Наиболее обоснованной, учитывающей новейшие исследования, представляется гипотеза, разработанная В. В. Седовым.

Первая археологическая культура, которую предположительно можно связывать с древними славянами — праславянами, — это культура так называемых подклошовых погребений. Ее характерной особенностью было то, что погребальные урны покрывали колоколовидным сосудом — клошем. Главные памятники этой культуры (IV—II вв. до н.э.) концентрировались в бассейне Средней и Верхней Вислы, на востоке границы ее распространения включали Припятское Полесье и Волынь. Предполагается, что в это время славяне еще представляли собой единую языковую общность, говорившую на разных диалектах праславянского языка. На этой территории складывается в конце II в. до н.э. и существует здесь до начала Vb. н.э. пшеворская культура. Сфера ее распространяется из первоначального очага заселения далеко на юго-восток, достигая Верхнего Поднестровья, и на запад. Соседствует с ней во II в. до н.э. — II в. н.э. близкая ей зарубинецкая культура, занимая Припятский район и Поднепровье, включая реки Сож и Сейм. Памятники восточного (Висленского) региона пшеворской культуры обнаруживают много черт преемственной связи с более поздними, уже достоверно славянскими памятниками. Носители пшеворской культуры были земледельцами, на их поселениях обнаружены железные сошники — части несохранившихся орудий, использовавшихся при вспашке земли. Сохранились на поселениях и обугленные зерна возделывавшихся ими сельскохозяйственных культур — пшеницы, ржи, овса, проса, гречихи. Оружие, многие орудия труда и бытовые предметы носители пшеворской культуры изготавливали из железа. Существовали специальные центры, изготавливавшие такие изделия для целой округи. С III в. н.э. было освоено производство посуды на гончарном круге. Появление на территории пшеворской культуры богатых погребений с неизвестным ранее обрядом трупоположения в курганах, по мнению исследователей, стало результатом контактов носителей пшеворской культуры со скифо-сарматским населением Причерноморья.

Славяне и их соседи в Причерноморье. В IV—III вв. до н.э. сарматы, двигавшиеся на запад из-за Волги, громя скифов, достигли Днепровского левобережья. А на правобережье Днепра они уже засвидетельствованы античными авторами в I в. до н.э. Видимо, здесь сарматы постепенно смешались с пшеворским населением. Двигаясь далее на запад, к Днестру и нижнему Дунаю, сарматы потеснили даков, отчасти смешиваясь и с ними. На севере Причерноморья сарматы проникали и в лесостепь, вступая в контакт с земледельцами так называемой позднезарубинецкой культуры. На юге Причерноморья шел процесс смешения сарматов с осколками позднескифских племен.

Основу населения восточных районов бытования пшеворской культуры составляли славяне, в жизненное пространство которых (Мазовия, Подляшье, Волынь) вторглись готы, пришедшие сюда с севера. В свою очередь, покидая этот регион, готы мигрировали в междуречье Днепра и низовьев Дуная (конец II—III в. н.э.). Здесь готы частично смешались с гето-дакийским населением и остатками сарматов. Другая часть готов устремилась в низовья Днепра, а в середине III в. н.э. — в район нижнего Дона и Меотиды.

Наивысшего могущества союз готов достиг в правление вождя Германариха в середине IV в. н.э. В эпических песнях, прославлявших его подвиги, приводился перечень народов Восточной Европы, подчинявшихся якобы его власти. Перечень этот сохранился в сочинении историка VI в. Иордана. Среди этих народов упоминаются даже эсты на побережье Балтийского моря — предки современных эстонцев. Ясно, что перед нами характерные для эпических песен преувеличения. Важно, однако, что в этом перечне обнаруживаются названия некоторых угро-финских племен, хорошо известных по источникам более позднего времени. Так, «mordens» этого перечня — это древнейшее упоминание мордовских племен, a «merens» — меря, угро-финские племена, проживавшие в районе будущего Ростова Великого. Это позволяет предполагать, что к этому времени в лесной зоне Восточной Европы уже шел процесс формирования известных нам по более поздним источникам угро-финских племен (предков современных марийцев, мордвинов, удмуртов, вепсов и др.). Часть этой лесной зоны занимали балтские племена (предки современных латышей и литовцев, а также та ветвь балтов, которая расселялась по территории современной Белоруссии).

Во II—IV вв. н.э. на огромном пространстве Северного Причерноморья складывается полиэтничная, поскольку она включала и сарматский, и готский, и славянский компоненты, Черняховская культура. Черняховцы испытали огромное влияние римской цивилизации, большая часть использовавшихся в этом ареале изделий довольно точно следовали образцам позднеримской провинциальной культуры. В захоронениях этой культуры встречаются и римские монеты, и римские украшения, римские изделия из стекла и глиняные подражания стеклянным сосудам, и, конечно, римская, провинциальная по своему типу лощеная керамика. Перемежающиеся захоронения готов, сарматов, славян наводят некоторых исследователей на мысль о смене родовой общины на территориальную. Это согласуется и со свидетельствами высокого уровня земледелия (сошники тяжелого типа с плужным ножом для вспашки целины), а также высокоразвитых ремесел — металлургического, ювелирного, гончарного и др.

По мнению ряда исследователей, в лесостепной зоне междуречья Днестра и Днепра, включая и его левобережье, там, где до формирования Черняховской культуры жили сарматы, в

II—IV вв. н.э. резко возрастает роль славянского компонента. Об этом говорит, в частности, появление здесь характерных для пшеворской культуры и неизвестных ранее местному ираноязычному населению погребений по обряду трупосожжения.

Наибольшее количество таких погребений обнаруживается в Среднем Поднепровье и верховьях Днестра. На его основе сложился славяно-иранский симбиоз, давший начало антскому периоду в истории восточных славян (археологи идентифицируют поздних антов и их потомков с так называемой пеньковской культурой VI—VIII вв. н.э.).

Уровень социального развития древних славян. К сожалению, весь период славянского этногенеза является временем бесписьменной жизни этносов и до нас сохранилось ничтожное количество свидетельств. Исключением являются материалы археологических раскопок. Однако памятники материальной культуры не позволяют в полной мере охарактеризовать условия хозяйственной жизни населения, подчас не в силах дать достаточный материал об этнической природе населения тех или иных регионов, не говоря уже об уровне социально-политического развития.

Впрочем, у ученых есть возможность хотя бы примерного решения вопросов, связанных с изучением, в частности, социальной истории славян. Ею является изучение лексики той эпохи, которая связана с праславянским периодом их жизни — периодом относительного единства диалектов.

Если выясняется, что в лексическом фонде большинства славянских языков (а их было около полутора десятков) то или иное слово сохранилось в одной и той же функции, то с большой вероятностью, а иногда и точностью можно полагать, что оно было в праславянском языке.

Так, например, общеславянскими являются такие земледельческие термины, как «целина», «борозда», «гонъ» (расстояние прохода плугом по полю без отдыха лошади или вола, участок пашни определенной длины и т.д.), «лехъ» — вспаханная полоса поля шириной в 4—8 борозд (загонов) или полоса поля шириной в разброс вручную сеяного зерна, а также производные лексемы: «леха», «лешить», «лешка» и т.д. Общеславянской является лексема «плуг» и обозначения его деталей («лемеш», «чертадло», «чересло» и др.). Для всех славянских языков общими являются такие термины, как «рожь», «ярь», «бор» (разновидность проса), «гной» (навоз) и др.

Общеславянскими являются и обозначения жилища и его деталей — «истьба» (изба), «дверь», «двор», «дым» (и дым, и дом). Весьма важно наличие общеславянского термина, «кут» (печной угол в избе, запечье), что предполагает существование жилища с печью-каменкой или глиняной печью в одном из его углов. Именно такие жилища обнаружены археологами на тех территориях, где, по данным письменных источников, жили славяне. Такие лексемы, как-«хижа» (хижина), «халупа», по всей вероятности, говорят о легкости и бедности жилых построек. Не менее важны и следующие термины социального характера: «господин» (хозяин), «господарь» и, с другой стороны, такие лексемы, как «беда», «беден», «худоба», «бездомовен», означающие бедность и нищету в качестве свидетельства имущественного расслоения. Важнейшую информацию несут общеславянские лексемы «грабеж», «крадение», «красть», означающие наличие социальных антагонизмов, «мзда» (неофициальное вознаграждение). Принципиально важны лексемы «наимник» (наемник), глаголы «наимати», «наяти», «нанята», означающие существование социального расслоения, а также такие лексемы, как «корысть» (трофей), «добыток», глаголы «добыти», «делба» (дележ), «дел» (доля). Более того, общеславянскими были такие термины, как «гость» (в значении «тот, кто угощает», а в сербохорватском и древнерусском — пришлый торгующий чужестранец), а также «купець» (тот, кто покупает), «купити», «купья» (купля), «цена» (в значении «стоимость»). Эти лексемы отражают резкое усложнение структуры и функции общества на пути к обретению критерия трудовых затрат на создание предметов жизнеобеспечения.

Наконец, упомянем такие общеславянские лексемы, как «князь» (сохранившаяся в начальном значении «военный вождь», «глава»). Важнейшее значение имеют общеславянские «дружина», а также «наместник», т.е. заместитель, преемник, наследник. Вполне возможно бытование лексемы «держава» (власть, сила, господство). У праславян бытовало и понятие «мыто» в значении «подарок, вознаграждение, взятка, пошлина, налог»; термин «дань» в значении «налог, подать», что причастно уже к понятию политического управления социумом. Лексема «корчма», означающая «угощение, винная лавка, постоялый двор с вином», позволяет предположить наличие системы, напоминающей обмен потребительными стоимостями, и т.д. В довершение можно упомянуть такие термины, как «город», «крепость», «граница», «дорога», которые завершают своего рода эскиз сложного в социальном и политическом плане общества с явными чертами социального расслоения, наличия политической власти, внедрившихся элементов торговых отношений, формирующих понятие стоимости и повлекших появление своего рода эмбрионов налоговых сборов. Вряд ли такое общество находилось на стадии племенного строя в традиционном его понимании. Его явное активное разложение и создание политических общественных организмов вполне очевидно.

Уровень развития древних славян на территории их первоначального очага расселения был настолько высок, что есть основания полагать, что в славянском обществе уже в то время низшей социальной ячейкой его организации стал не коллектив родственников (большая семья из нескольких поколений), а соседская община, организация людей, объединенных не родственными связями, а прежде всего необходимостью совместно решать хозяйственные вопросы, связанные с огромным трудом по освоению целины.

Таким образом, уже ко времени миграции из первоначального очага расселения на территории Восточной Европы древние славяне по уровню развития стояли значительно выше, чем проживавшие здесь угро-финские и балтские племена.

Думается, что период Великого переселения народов в VI вв. заметно активизировал эту тенденцию. В частности, минимальная возможность убедиться в реальности такой тенденции появляется при изучении лексики, общей для южных славян и славян восточных, при том что функции этой лексики у западных славян уже резко отличны от двух первых групп. Подобная ситуация поддается довольно уверенному осмыслению при допущении, что эта лексика, вероятно, фиксирует уже состоявшееся разделение западных и восточных славян, но весьма недавнее отчленение славян южных от восточных (приднепровских). Возможно, что эти процессы связаны, во-первых, с отрывом от основной своей части и дальнейшим движением большой совокупности носителей пшеворской культуры на юго-восток с последующим включением их в полиэтничную Черняховскую культуру, а во-вторых, с движением антского населения в V—VI вв. в Подунавье и позже из Балканский полуостров. Частичные следы этого передвижения фиксируют некоторые названия балканских общностей (дугувиты), схожих с поднепровскими славянами (дреговичи). Скорее всего, эта миграция «унесла» с собой тот лексический фонд, который, по мнению ряда ученых, сформировало черняховско-антское население лесостепи междуречья Днестра и Днепра. В свою очередь, этот лексический фонд опирался на праславянское наследие.

Во всяком случае, общие элементы лексики, свойственные южным и восточным славянам, свидетельствуют об уже довольно резком социальном размежевании. Прежде всего термин «глота», в древнейшей функции означающий «сорняк, мусор», но, вместе с тем, имеющий уже и оценочный высокомерный смысл социального плана, «толпа, сброд». Во-вторых, четырем южнославянским языкам и древнерусскому присущ термин «имовит», что означает «зажиточный, состоятельный» (у западных славян этой функции лексемы нет). Далее, македонскому, сербохорватскому, словенскому и древнерусскому языкам общей является лексема «госпуда» (женский род), что означает «совокупность господ», а старославянский язык сохранил лексему «госпуда» лишь в наиболее древней функции — «гостиница, постоялый двор», как и во всех западнославянских языках.

Весьма интересно, что термин «мытарь» в значении сборщика пошлин сохранился в старославянском, болгарском, сербохорватском, словенском, чешском и древнерусском. Общим для старославянского, старосербохорватского, старочешского и древнерусского языков является слово «цята», означающее мелкую монету. Термин «начальник» фигурирует в старославянском, болгарском, македонском, сербохорватском и древнерусском. В болгарском, сербохорватском, чешском и древнерусском есть лексема «даньник» в значении «вассал, подданный». Следовательно, даже на основе этой, далеко не полной информации можно предполагать, что в лесостепном междуречье Днепра и Днестра восточные славяне антской эпохи в период Великого переселения народов достигли уровня, при котором оказалось возможным возникновение протогосударства.

Вторжения кочевых племен и славяне. Во второй половине IV в. южные территории Восточной Европы были охвачены волной миграций кочевых племен теперь уже из Центральной Азии, которые стали характерной приметой региона на протяжении длительного хронологического периода. Речь идет о кочевых племенах гуннов (хунну). Это были типичные кочевники-скотоводы. Стремительное разложение родового строя привело к появлению племенной аристократии и социальному расслоению. Острота внутренних противоречий повлекла за собой создание сильной власти, сплотившей хуннский социум и открывшей путь к захватническим войнам. Как уже упоминалось, в середине I в. до н.э. хунны распались на две части, и одна из них откочевала в Семиречье и Приуралье. Аммиан Марцеллин, описавший события гуннского нашествия в 90-х гг. IV в. н.э., характеризует их как людей коренастого сложения, «чудовищной и страшной» внешности. «Все они, не имея ни определенного места жительства, ни домашнего очага, ни законов, ни устойчивого образа жизни, кочуют по разным местам... с кибитками, в которых они проводят жизнь... гоня перед собой упряжных животных и стада, они пасут их». Главная забота хунну-скотоводов лошади.

Как известно, скотоводы-кочевники самой логикой жизни вынуждены были вести экстенсивное хозяйство, постоянно нуждаясь в новых пастбищах, часто захватываемых силой. К тому же кочевой образ жизни стал предпосылкой к созданию воинской организации, охватывающей практически весь социум. Как и всегда в таких случаях, рано или поздно «народ-воин» превращается в страшную агрессивную силу. Союз кочевых племен хунну, потерпевший поражение в борьбе за власть на сибирских степях, двинулся на запад, вовлекая в свои ряды попадавшиеся на дороге кочевые племена. В 70-х гг. IV в. племена хунну появились на Северном Кавказе, разорив кочевья алан в придонских степях. В борьбе с ними потерпели поражение и бежали к границам Римской империи готы Германариха, были взяты и разрушены города Боспорского царства, включая его столицу Пантикапей, разграблены многие греческие города Северного Причерноморья. Дикие орды кочевников «все наполняли резней и ужасом». Подверглись разгрому и поселения носителей Черняховской культуры. Гунны вскоре ушли на земли Нижнего, а потом и Среднего Подунавья, откуда стали нападать на земли сначала Восточной, а затем — Западной Римской империи. Объединивший все гуннские орды в мощный союз их вождь Аттила (445—454 гт.) подчинил себе некоторые соседние германские племена, а также славян верховьев Вислы и Одера. Гунны контролировали через сына Аттилы Элака и славян Северного Причерноморья. Вторжение гуннов в Европу имело важные последствия. После разгрома объединение носителей Черняховской культуры распалось, и славяне, ряды которых постоянно пополнялись за счет миграции с севера, стали главным земледельческим этносом на юге Восточной Европы. Со смертью Аттилы гуннская держава распалась и началась великая славянская миграция. Вслед за гуннами в середине V в. в восточноевропейских степях появились новые кочевые племена, тюркские по языку. Племена кутургуров и утургуров поселились в бассейне Дона и Приазовья, а протОболгары — в Прикубанье. Для VI—VII вв. нам ничего неизвестно о каких-либо конфликтах между ними и славянами.

Климат и миграции славян на юг и восток. Великое переселение народов создавало грандиозные критические ситуации в ряде европейских регионов. Более того, они были усугублены резким изменением климата в Европе. С конца IV в. н.э. происходит сильное похолодание; особенно суровым был Vb. (самый холодный за прошедшие две тысячи лет). Похолодание вызвало интенсивное увлажнение и стремительный рост количества осадков. Ученые полагают, что эти изменения сопровождались трансгрессией Балтийского моря, т. е. наступлением моря на сушу, поднятием грунтовых вод, повышением уровня рек и озер, заболачиванием больших пространств, затоплением полей и поселений, вымыванием плодородного слоя почв и т.п. Огромные бедствия постигли, в частности, Ютландию, ряд германских племен вообще покинул родные места.

Эти грозные процессы вызывали постоянный отток населения из Висло-Одерского региона. Среднеевропейское население сдвигалось на юг и восток. Миграция населения из районов пшеворской и вельбарской (готской) культур, помимо движения к среднему Дунаю и далее на юг, перемещалась и на восток, в частности в будущие северорусские земли. Если в первой половине I тысячелетия н.э. развитие балтских и финских этносов находилось все еще на стадии раннего железного века и охотничье-собирательских форм деятельности, то с конца IV — V в. на территориях их расселения под воздействием миграции славян происходят постепенные изменения материальной культуры, нарастают количество и ассортимент предметов быта пшеворской и даже вельбарской культур (например, появляются более совершенные по форме серпы, каменные ручные жернова и др.). Именно с этого времени в дополнение к таким зерновым культурам, как пшеница, ячмень, просо, появляются рожь и овес из Висло-Одерского региона.

Мигрирующие славянские переселенцы постепенно осваивали верховья Днепра, район озер Ильмень и Чудского, междуречья Волги и Клязьмы, районы Верхней Волги.

В итоге нашествия гуннов достижения черняховцев были уничтожены, как и часть полиэтничного населения. Вместе с тем значительные группы населения лесостепных пространств левобережья Днепра уцелели и стали основателями новой жизни, следы которой получили у археологов название пеньковской культуры, имеющей признаки преемственности с Черняховской культурой. Это были анты-пеньковцы, жизнедеятельность которых прослеживается до конца VII в. н.э.

Вместе с тем еще в период бытования Черняховской культуры в III—IV вв. в междуречье Дуная и Прута начинают проникать славяне. На относящейся к этому времени «Певтингерове карте» отмечено, что здесь обитают «венеды» — этим именем авторы поздней античности и раннего Средневековья обозначали славян. Вместе с гуннами часть черняховцев (видимо, анты) проникают и на среднее течение Дуная. В V—VI вв. происходит массовое расселение славян-антов в левобережье нижнего Дуная. По мнению ряда исследователей, импульсы миграции в пределы среднего Дуная исходили из среднего Повисленья, из районов пшеворской и отчасти вельбарской (готской) культур. В VI-—VII вв. славяне уже преобладали и в Нижнем, и в Среднем Подунавье. А Среднее Подунавье стало исходным центром движения на Балканы.

Вторжения славян в Подунавье и на Балканы. Важным явлением европейской истории VI—VII вв. стали вторжения славян на территорию Восточной Римской империи, которые привели к крушению рабовладельческого строя на огромной территории Балканского полуострова.

До начала VI в. в сочинениях византийских авторов славяне не упоминаются, но в VI в. положение резко изменилось. Первые нападения славян на территорию Восточной Римской (Византийской) империи начались в начале третьего десятилетия VI в. и к середине VI в. приобрели широкий размах. Нападения происходили на всем протяжении северной границы империи, проходившей по Дунаю. Нападая на византийские земли, славяне не могли в то время захватывать укрепленные крепости, их набеги имели поначалу грабительский характер. Захватывая добычу и пленных, славяне уводили и уносили их на свои земли к северу от Дуная. Положение осложнилось, когда в 565— 567 гг. на Среднем Подунавье поселился пришедший из Центральной Азии через степи Северного Причерноморья союз аварских племен, создавших здесь свое государство — Аварский каганат. Правители каганата подчинили своей власти славянское население Среднего Подунавья. Начались походы на Балканы, в которых совместно участвовали авары и славяне. В этих условиях византийским военачальникам становилось все труднее удерживать линию обороны на Дунае. Пытаясь избавиться от набегов, византийские императоры были вынуждены уплачивать дань аварам. Вместе с аварами славяне Подунавья добивались значительных успехов, но в битвах авары посылали их вперед и отбирали лучшую часть добычи. Восточные славяне-анты аварам не подчинялись и предпринимали нападения на Восточную Римскую империю самостоятельно.

В начале VII в. наступил перелом — система византийской обороны на Дунае рухнула, но это не привело к установлению власти аваров на Балканах. Восстание славян Подунавья во главе с Само в 30-х гг. VII в. привело к ослаблению Аварского каганата. В этих условиях происходило заселение Балкан массами передвигавшегося с севера славянского населения. На огромных территориях Балканского полуострова (за исключением укрепленных городов на морском побережье) византийская власть перестала существовать, славянские племена поселились даже на Пелопоннесе. Лишь к началу IX в. ценой больших усилий византийским императорам удалось установить свою власть над территорией материковой Греции. Одновременно с улучшением к V—VIII вв. климатических условий часть славянских племен двинулась на запад, заселив оставленные ранее германскими племенами земли между Одером (Одрой) и Эльбой (Лабой). Так обозначилось разделение славян на три ветви: западных, восточных и южных.

Общественный строй древних славян в VI—VII вв. Сочинения византийских авторов, писавших о борьбе славян с Восточно-Римской империей, сохранили ряд важных свидетельств о политическом строе древних славян. Согласно их сообщениям, носящим общий характер, у границ империи располагались два больших объединения славян — славян (носителей пражско-корчакской культуры) и антов. По свидетельству византийского историка VI в. Прокопия Кесарийского, славяне и анты ничем не отличались друг от друга по языку и обычаям. Объединение антов охватывало лесостепную территорию между Днепром и Днестром, объединение славян располагалось на запад от этой территории. Как установлено исследователями, название «ант» — иранского происхождения и расшифровывается как «конец», «край» (очевидно, в значении «житель окраинной области»). Поскольку само объединение находилось на той территории, где проживало ранее ираноязычное население, то есть основание полагать, что оно сложилось как симбиоз пришедших с севера славян с местными иранцами. Свидетельством такого смешения могут служить иранские заимствования, характерные только для древнерусского языка (такие слова, как топор, хата, собака). Об этом же говорит и присутствие в восточнославянском языческом пантеоне таких богов иранского происхождения, как Хоре, иранский бог Солнца и

Семарл — священная птица иранской мифологии — Симург. Возможно, иранского происхождения и название славянского божества Стрибог.

Оба этих обширных объединения — славяне и арты — определяются обычно как племенные союзы (наиболее распространенная форма организации общества в догосударственный период). Более подробная характеристика таких структур будет дана ниже, здесь же пока отметим, что эти охватывающие обширную территорию структуры были рыхлыми по своему характеру. Показательно, что в нападениях на Византию люди, принадлежавшие и к одному и к другому объединению, ни разу не выступили как единое целое. Более того, в 30-х гг. VI в. между ними шла война. Византийские авторы, и в частности Прокопий Кесарийский, не знают у них каких-либо особых органов управления; как место, где решаются все дела, постоянно выступает Народное собрание. Все это характеризует общество древних славян в качестве общества, стоявшего на догосударственной стадии развития. Социальная дифференциация также еще не получила сильного развития. Об этом говорит и патриархальный характер рабства — обращенные в рабство пленники после определенного срока получали свободу, т. е. отсутствовал значительный слой, заинтересованный в систематическом использовании чужого труда. Впрочем, ряд исследователей считает, что миграция на Балканы осуществлялась главным образом из малоразвитых, с менее благоприятным климатом районов днепровского Полесья. Этой точки зрения придерживаются и некоторые лингвисты. В то же время мощные удары по Византии совершались многочисленными княжескими дружинами поднепровского лесостепья, где жили потомки пеньковцев-антов и где археологами обнаружено в кладах наибольшее количество трофеев, захваченных в Византии. Это были наиболее развитые районы Поднепровья, и, возможно, уровень политической организации был там более высоким.

Как сказались вторжения славян на Балканы и последовавшие затем массовые переселения на уровне развития славянского населения Восточной Европы? Сам размер миграций, хотя на этот счет не имеется каких-либо точных подсчетов, должен был быть весьма значительным, так как в противном случае славяне не смогли бы быстро ассимилировать местное фракийское и иллирийское население. Некоторые указания на то, что переселения охватили даже достаточно удаленные от Балкан территории, имеются. Так, в византийском источнике VII в. «Чудеса Св. Димитрия» неоднократно упоминается славянское племя «драгувитов», проживавшее недалеко от побережья Эгейского моря. Это название исследователи справедливо сближают с известным по древнерусским свидетельствам восточнославянским племенным союзом дреговичей, обитавшим на болотистых землях Полесья, откуда и его название — жители болот (от слав, дрягва — болото). На юге в местах обитания драгувитов никаких болот нет, поэтому есть все основания видеть в них часть племени дреговичей, переместившуюся в процессе миграций далеко на юг. По отношению к таким далеко отстоявшим от границ античного мира территориям последствия перемен были скорее негативными — уход, отток на юг значительной части населения.

Существенно иначе обстояло дело на более близких к территории Византийской империи славянских землях Юго-Восточной Европы. Хотя общественный строй восточных славян лесной зоны в эпоху вторжений сохранял первоначально, как уже отмечалось, свой традиционный характер, резкое увеличение роли войны в жизни общества закономерно вело к росту роли и значения военных предводителей, носивших, по-видимому, с праславянских времен название «князь». В уже упоминавшихся «Чудесах Св. Димитрия» неоднократно говорится о князьях отдельных славянских племен на территории Македонии, возглавлявших эти племена не только в военное, но и в мирное время. Это явление в жизни древних славян приобретает особое значение, если учесть, что у ряда соседствовавших со славянами этнических общностей (эстов, ливов, прусов) еще и в XIII в. институт княжеской власти отсутствовал, и войну вели вожди, избиравшиеся на время похода. Очевидно, уже в это время славяне по уровню общественного развития опережали ряд других этносов на территории Восточной Европы.

Есть основания полагать, что подобные князья появились и у славян на севере от Дуная. Так, византийский автор конца VI в. Менандр упоминает «Мезамера, сына Идаризия, брата Келагаста», который «приобрел величайшую силу у антов». Он, вероятно, уже обладал властью, передававшейся по наследству. Опасаясь, что он может стать во главе всех антов, авары убили Мезамера, когда он ездил послом к аварскому кагану. На этих близких к Византии землях, откуда долгое время предпринимались нападения и куда привозили богатую добычу (часть ее дошла до нашего времени в составе богатых кладов, найденных на юге современной Украины), создавались благоприятные условия для консолидации и выделения из общества социальной элиты, в руки которой попадала значительная часть захваченных ценностей.

На перемены такого рода указывает появление на территории антов в VI в. поселений нового типа — протогородских центров. Их в настоящее время известно два — у села Зимно в бассейне реки Южный Буг и так называемое Пастырское городище в районе реки Тясмин на территории Черкасской области современной Украины. От окружающих сельских поселений эти центры отличало прежде всего наличие укреплений (в Пастырском городище были использованы укрепления скифского времени). Археологи обнаружили на их территории целый ряд кладов и многочисленные следы ремесленной деятельности. Все это позволяет рассматривать эти два центра как поселения выделившейся из общества социальной элиты, где вместе с ней проживало обслуживавшее ее нужды зависимое население.

В VII в. жизнь в обоих центрах была насильственно прервана и более не возобновилась. Объяснение находим в сообщениях византийских авторов.

Анты и авары во второй половине VI — начале VII в. В 60-х гт. VI в. на Дунае под властью хана Баяна образовался Аварский каганат и начались ожесточенные войны аваров с Византией. В тот же период, когда был убит Мезамир, стали подвергаться набегам аваров, постоянно завершавшимся захватом и угоном пленных, и земли антов. Стремясь воспрепятствовать набегам славян на земли империи, византийская дипломатия разжигала конфликты между славянскими племенами и аварами. В конце 70-х гг. VI в. византийские власти дали возможность войскам аварского кагана Баяна неожиданно напасть со своей территории на союз склавинов, который отказывался платить дань аварам. К началу VII в. авары настолько усилились, что империя стала искать у антов помощи против них. Тогда каган в 602 г. послал своего полководца Апсиха «истребить племя антов». По мнению ряда ученых, именно тогда были разрушены протогородские центры антов, их военно-племенной союз распался, после 602 г. имя «анты» исчезает со страниц греческих авторов. Конечно, все местное население не было уничтожено, ибо селения пеньковцев-антов существовали в течение всего VII в. н.э.

Исчезновение протогородов не означало всеобщего регресса. Для пеньковской культуры поздних антов характерно сравнительно быстрое возрождение кузнечного ремесла за счет сохранения традиции провинциально-римской культуры. Ряд вскрытых археологами железоделательных центров позволяет предположить развитие территориальной специализации в черной металлургии. Железо плавили в стационарных наземных горнах, на высоком уровне была ковка железа и сырцовой стали. Активно развивалось бронзолитейное дело и ювелирное ремесло. Разумеется, основу экономики по-прежнему составляли земледелие и приселищное скотоводство.

В сочинении византийского историка VI в. Прокопия Кесарийского сохранились свидетельства о славянах и антах. Существеннейшая подробность касается единого языка: «У тех и других единый язык, совершенно варварский» (Прокопий не поясняет, что же означает «варварский»), «Внешностью, — пишет историк, — они друг от друга ничем не отличаются, ибо все они высоки и очень сильны телом...» Жителю Средиземноморья жилища антов показались «жалкими хижинами», хотя это были, скорее всего, полуземлянки срубного типа с печью-каменкой в углу. Прокопий подчеркивает, что «все они часто меняют место жительства», что может быть объяснимо экстенсивным характером земледелия с периодическим обновлением пашенных угодий. В конце VI в. император Маврикий составил некий портрет славян и антов. «Племена славян и антов... многочисленны и выносливы, легко переносят жар, холод, дождь, наготу, недостаток в пище. К прибывающим к ним иноземцам они относятся ласково... Находящимся в плену они... ограничивая [срок рабства] определенным временем, предлагают им выбор: желают ли они за известный выкуп возвратиться восвояси, или остаться там... на положении свободных и друзей».

Небезынтересны и древнейшие из известных нам свидетельства Прокопия Кесарийского о религиозных верованиях древних славян. Согласно его сообщениям их религия была уже достаточно сложной. Наряду с верованиями в божеств низшего порядка, которые отождествлялись с теми или иными конкретными объектами природы (например, с реками), существовала вера в управляющих миром богов высшего порядка, из которых главным был Бог — «создатель молний». Вероятнее всего, Перун.

IV-VII вв. в степной зоне Сибири также были временем больших перемен. Эти столетия ознаменовались и рядом массовых миграций — перемещений значительных масс населения на новые места обитания, а также были временем появления и распада крупных политических объединений.

После ухода гуннов на запад в Центральной Азии утвердилось господство племен, которые назывались в китайских источниках жуань-жуанями, а в европейских — аварами. Их этническая принадлежность вызывает споры между исследователями. Утверждая свое господство, глава жуань-жуаней, первым из известных нам кочевых правителей носивший титул кагана, обрушил удары на своих соседей на западе и северо-западе — кочевые тюркоязычные племена, и последние были вынуждены уйти на запад, за Волгу.

Главе жуань-жуаней, кагану, подчинялись многие кочевые племена. Он претендовал на равноправное положение с правителями царств, на которые к VI в. разделился Китай. Стремясь ослабить жуань-жуаней, китайские политики стали побуждать к выступлению против них находившийся в сфере их влияния союз двенадцати племен, вошедшии в историю под самоназванием «тюрки».

Тюркский союз племен сложился во второй половине V в. н.э. на территории Алтая. Глава союза «великий ябгу» (великий князь) признавал себя вассалом кагана и давал ему дань железом с расположенных на территории племенного союза рудников. Подчинив себе ряд кочевых племен и заключив союз с китайским царством Западная Вэй, глава тюрок Бунын поднял восстание. В развернувшейся войне жуань-жуани (авары) потерпели поражение и вместе с союзными племенами бежали на запад. Бунын в 551 г. был провозглашен каганом — главой нового политического объединения — Тюркского каганата.

Благодаря завоеваниям его брата Истеми и сыновей образовалась огромная «кочевая империя», границы которой простирались от Тихого океана до Волги. Правители тюрок поставили в зависимость от себя царства Северного Китая, заставив их выплачивать дань. Захватив обширные территории в Средней Азии, они вышли к границам Ирана. Более поздняя тюркская традиция связывала с первыми правителями тюрок — Буныном и Истеми — и создание административного устройства, и установление законов. Преобразования состояли прежде всего в создании на основе традиционного племенного деления десятеричной военной организации. Каждое из таких племен должно было выставлять на войну отрад из 10 тыс. всадников. С этими политическими событиями были связаны крупные перемены в культурной жизни тюркских народов. Тюркские правители стали привлекать к себе на службу выходцев из Согда (одна из областей Средней Азии) и использовать для своих нужд согдийскую письменность, а в первой половине VII в. на основе согдийского письма был создан алфавит, точно соответствовавший фонетическим особенностям тюркского языка. В дальнейшем это новое письмо широко использовалось целым рядом тюркских народов в эпоху раннего Средневековья.

Огромная «кочевая империя» была внутренне непрочной. Что касается входивших в ее состав земледельческих территорий и городов, в их внутреннюю жизнь правители тюрок не вмешивались, ограничиваясь сбором дани. В среде кочевого населения сохранялось традиционное племенное деление. Не случайно Истеми назывался «каганом десяти племен». Данные археологии показывают, что, хотя на всей территории каганата и распространились некоторые общие формы предметов материальной культуры (седла, луки, стрелы, украшения), одновременно четко выделяются три археологические культуры, отличающиеся друг от друга, в частности по характеру погребального обряда, что предполагает и определенные различия в верованиях (их связывают с енисейскими кыргызами, алтайскими тюрками и племенами кимаков — кипчаков). Очевидно, под властью тюркских каганов племена сохраняли внутреннюю самостоятельность. К этому следует добавить, что в среде самой верхушки тюрок не было единства. Традиционное деление войска на два крыла, за которым последовало и соответствующее разделение территории, привело к концу VI в. к разделению Тюркской державы на Восточный и Западный каганаты, между которыми стали возникать конфликты. В 603 г. единая держава окончательно распалась. Кочевые племена объединяла вокруг тюркских каганов перспектива удачных походов в соседние богатые страны, захвата богатой добычи и получения дани. Если Западный каганат в первой половине VII в. еще располагал определенными возможностями экспансии на территории Средней Азии, то Восточный с конца VI в. сталкивался на своих границах уже с единым и все более усиливавшимся Китаем. Каганат втягивался в длительные и тяжелые войны, не приносившие добычи. Началось отпадение зависимых племен. Правитель тюрок Эль-каган попытался опираться не на традиционные органы управления, находившиеся в руках родоплеменной знати, а на служивших ему китайцев и согдийцев, что стало источником серьезных социальных конфликтов. В итоге Эль-каган потерпел поражение и попал в плен к китайцам (630). В конце 50-х гг. VII в. аналогичная судьба постигла и ослабленный межплеменными распрями Западный каганат. История быстрого усиления и последовавшего за ним быстрого упадка Тюркского каганата явилась как бы прообразом судьбы целого ряда возникавших в степной зоне Сибири и Центральной Азии крупных политических объединений кочевников.

С начала VII в. и до начала IX в. в нашем распоряжении отсутствуют письменные источники, которые сообщали бы нам что-либо о том, что происходило в лесной и лесостепной зоне Восточной Европы. Лишь ретроспективный анализ более поздних источников и данные археологических исследований позволяют составить общее представление о том, что происходило в этой части Восточной Европы в VII—-VIII вв.

Расселение славян в Восточной Европе. Эти столетия были временем, когда интенсивно продолжалось расселение славян в лесной и лесостепной зоне Европы. Его осложняли и усиливали миграции в Восточную Европу с других частей заселенного славянами ареала, начало которым было положено с середины I тысячелетия н.э. Расселение славян сопровождалось ассимиляцией живущих на этих территориях угро-финских и балтских племен, впрочем, к VII—VIII вв. можно отнести лишь начало этого процесса. Более быстро ассимиляция протекала там, где земледельцы-славяне сталкивались с племенами, ведущими охотничье-собирательское или скотоводческое хозяйство. При таком ведении хозяйства плотность населения была невелика, поэтому славяне без больших препятствий могли осваивать здесь под пашню новые земли, а немногочисленные местные жители вливались в их ряды.

В новейшей литературе предприняты попытки реконструировать генезис восточнославянских «племенных» союзов, связав его с общей картиной генезиса праславян. Одна из таких реконструкций выглядит следующим образом.

Как уже указывалось, предшественниками восточных славян на территории Восточной Европы были представители ряда крупных праславянских групп населения. Локализацию первичной совокупности праславян ученые расценивают по-разному. Одни считают прародиной регион Дуная, другие — земли между Западной Двиной и Припятью. Новейшие изыскания определяют, что исходным плацдармом миграционной волны

IV— VII вв. были места обитания суково-дзедзицких (ляшских) славян Эльбо-Вислинского междуречья, эволюционировавших на основе северной части пшеворской культуры. Около середины I тысячелетия и в третьей его четверти на территорию Подвинья, Смоленского Поднепровья и далее на восток в лесную зону, вплоть до Волго-Клязьминского междуречья, двигалась переселенческая волна этих праславянских племен, важным индикатором праславянской основы которых ученые-археологи считают, в частности, наличие женских «браслетообразных» височных колец с «не завязанными концами». К сожалению, история не сохранила этнонима этих групп населения, осваивавших территорию Волго-Клязьминского междуречья.

С рубежа VII—VIII вв. в Полоцко-Витебском Подвинье и Смоленском Поднепровье на этой же древней основе идет процесс становления смоленско-полоцких кривичей. С древней основой связаны и иные переселенцы. В первую очередь это словене ильменские и псковские кривичи. С конца VII — VIII в. в Приильменье формируется тип захоронений — так называемая культура сопок. Постепенно ильменские словене укоренились в бассейне Ильменя (Илмера) с реками Шелонью, Ловатью, Метой, а также частью Полужья и землями на восток до рек Молога и Чадогоща. Кривичи, как считают некоторые исследователи, получили свой этноним от балтского Kreio — отделяю, отрезаю, что означало также окраинную область славянского мира (впрочем, латыши до сих пор называют русских kries). Псковские кривичи компактно располагались вблизи Псковского озера. Древний Изборск несколько позже, возможно, был племенным центром одной из общностей кривичей. Маркером псковских кривичей археологи считают захоронения в виде «длинных курганов».

В материальной культуре праславян и их потомков было много схожего. Это неукрепленные селища на возвышенных пространствах по берегам рек, речек и водоемов, расположенных в удобных для устройства пашни и выпаса скота местах. Они были небольшими, в 5—20 дворохозяйств, расположенных бессистемно отдельными группами дворов. Между ними располагались хозяйственные постройки и ямные сооружения. Иногда селения имели рядную застройку. Типичные славянские жилища —полуземлянки квадратной или прямоугольной конфигурации, углубленные в грунт на 0,5—1 м, со стенами срубной или столбовой конструкции и двускатной крышей. В одном из углов однокамерного жилища была каменная или глинобитная печь, по стенам вырезаны лежаки из грунта, иногда застеленные деревянным покрытием. Пол был земляной, изредка покрыт досками. В жилище вели вырезанные в грунте ступеньки.

Следующей крупной племенной группой, ставшей основой формирования большой совокупности восточнославянских племен, являлись носители так называемой пражско-корчакской культуры, восходящей в свою очередь к южной части древних пшеворцев. Выше уже упоминалось, что пространство пражско-корчакской культуры, сложившееся в итоге длительных миграций, огромно: от Верхней Эльбы и Среднего Дуная на западе до Киевского Поднепровья на востоке; от Средней Вислы на севере до Прикарпатья на юге. Восточная оконечность ее локализуется Волынью, югом Припятского Полесья и правобережьем Киевского Поднепровья. По мнению В. В. Седова, на этой территории в V—VII вв. обитали дулебы, разобщенные после покорения аварами на несколько групп, давших основу для развития в VI—IX вв. целого ряда восточнославянских новообразований: бужан (волынян), древлян, дреговичей и полян. Раннее местоположение бужан находилось в верховьях Буга, а также рек Стыри и Горыни, а позднее они переместились на Волынь. В Припятском Полесье в округе будущего города Турова локализовались дреговичи, а в районе правых притоков Припяти — Ужа и Тетерева была основная территория древлян. Наконец, среднее Поднепровье занимали поляне.

В левобережье лесостепного Поднепровья в V—VII вв. жили, как говорилось выше, потомки антов-черняховцев, создавших пеньковский тип материальной культуры. С конца VII в. под влиянием пришлого, по всей вероятности также славянского, населения здесь развивается волынцевский тип материальной культуры, постепенно трансформировавшийся в роменскую (левобережье Днепра), боршевскую (верховья Дона) и окскую (верховья Оки) культуры. Памятники этих культур обнаружены на территории Подесенья, бассейна Сейма, Сожа, верховьев Окского бассейна, а также поречий Сулы, Пела,

Ворсклы и верховьев течений Северского Донца и Дона. Именно в этом регионе потомки антов образовали широко известные общности северян, радимичей, вятичей, а также славянского населения в верховьях Дона, соседившего с салтовской культурой Хазарии.

Другая ветвь потомков антской группы праславян локализуется на юго-западе. Это уличи, первоначально располагавшиеся по Днепру чуть южнее полян, затем оттесненные в район междуречья Днестра и Буга, и тиверцы, локализуемые во второй половине I тысячелетия в бассейне Днестра. Есть предположения, что теснимые с конца IX в. волнами тюрок-кочевников (печенегов и половцев) тиверцы ушли в Закарпатье. Еще одна ветвь антских потомков — восточные хорваты, — точнее, один из четырех разбросанных по разным регионам осколков большой этнической общности, — располагалась в верховьях Днестра в Прикарпатье.

Приход славян на территорию Восточной Европы из разных частей славянского ареала, их взаимодействие с иными этническими общностями способствовали появлению у отдельных объединений славян присущих только им материальных предметов, обычаев и, возможно, особенностей религиозных верований. Вместе с тем весьма вероятно, что взаимодействие с разными этническими общностями ускоряло распад родовых связей, закладывало основы становления соседских земледельческих общин. К концу VIII в. славяне занимали уже весьма значительные территории в лесной и лесостепной части Восточной Европы. Именно в VII—VIII вв. славяне широко расселились по территории Восточной Белоруссии и прилегающих областей России, поселились в бассейне Оки и в районе озера Ильмень. К VI в. относится начало заселения славянами Волго-Клязьминского междуречья. Примерно в VIII в., сменив антов-пеньковцев, иная волна славян заселила территорию Левобережной Украины, и славянская колонизация достигла Северского Донца и Дона. Миграция в область более суровых природно-климатических условий могла сказаться на динамике развития формирующихся общностей лесной зоны Восточной Европы.

Объединения восточных славян в VII—VIII вв. Сохранился ряд свидетельств о сложившихся на территории Восточной Европы объединениях славян, существование которых, вероятно, относится уже к этому времени. Перечень таких объединений сохранился в написанном в середине X в. сочинении византийского императора Константина Багрянородного «Об управлении государством». Однако само их образование относится к более раннему времени, так как названия некоторых из них читаются уже в тексте «Баварского географа», составленного в Баварии сочинения середины IX в., содержавшего перечень народов, живших на восток от границ Франкской империи.

В пределах лесной и лесостепной зоны Восточной Европы размещалось 12 восточнославянских объединений. На обширной территории такого объединения не могло проживать какоето одно племя. Отсутствие на территории расселения восточных славян в VII—VIII вв. протогородских центров не позволяет видеть в этих объединениях просто политические образования. Напротив, есть основания полагать, что в жизни их членов большую роль играло представление о кровнородственной связи. Представление об общем родстве подкреплялось преданиями о происхождении всех членов объединения от одного общего родоначальника. Так, в «Повести временных лет» происхождение радимичей и вятичей возводилось к основателям родов — двум родным братьям Радиму и Вятко.

Однако названия многих объединений передают отличительные черты среды обитания: древляне (жители лесов), дреговичи (жители болот — дрягвы), поляне (жители полей), уличи (жители территории крутого поворота реки Днепр — «угла»), бужане (жители района реки Буг) и т.д. Видимо, восточнославянские объединения имели различные темпы разложения родоплеменных традиций. Автор «Повести временных лет» явно выделяет из всех славянских групп Восточной Европы чистоплотных полян, отмечая у них единобрачие и существование большой патриархальной семьи, так как отмечаются контакты трех поколений. Подчеркнута стыдливость, проявлявшаяся, видимо, в тесном бытовом общении мужчин и женщин перед снохами, сестрами, матерями, родителями, а также свекровями и деверями. Отсюда следует, что состав семьи — это мать, отец, сыновья и их жены (с детьми), а также дочери с мужьями (и детьми). Такая семья составляла, по-видимому, целое село. И наоборот, изображая быт вятичей, северян и радимичей, живущих также селами, летописец подчеркивает отсутствие у них публичной процедуры бракосочетания (вместо этого — похищение на игрищах между селами невест с их Согласия), наличие многоженства (две-три жены) и грубость в общении. Он также подчеркивает наличие у ряда общностей особого обряда захоронения (они после сожжения умершего, «собравше кости, вложаху в судину малу и поставляху на столпе на путех»), замечая при этом, что у вятичей данный обычай сохранялся вплоть до начала XII в. Это дает основание видеть в объединениях восточных славян этого времени племенные союзы — объединения ряда родственных племен, форму организации общества, которая возникла на последнем этапе разложения родового строя.

Несмотря на активно идущий процесс размывания племенного строя и становления соседских связей, несущими конструкциями политических структур все еще служили родовые связи. Впрочем, ряд исследователей считают, что племенные союзы были уже территориальными объединениями.

В древнерусских источниках о восточнославянских племенных союзах сохранились лишь самые общие сведения. Гипотетически представить себе характер образований такого типа можно по более поздним данным о племенном союзе пруссов (балтские племена, проживавшие на территории современной Калининградской области Российской Федерации и смежных с ней областей современной Польши) конца XII—XIII вв.

Прусский союз складывался из более десятка племен, делившихся в свою очередь на ряд более мелких единиц, которые исследователи условно называют «волостями». В политическом отношении союз был структурой достаточно рыхлой и непрочной. Когда прусский союз подвергся в XIII в. нашествию немецких крестоносцев, ни одного раза дело не дошло до совместного выступления всех прусских племен против захватчиков. Не только отдельные племена, но подчас и отдельные «волости» самостоятельно вели военные действия и заключали соглашения. По существу, единственной связью, объединявшей всех пруссов, были межплеменные собрания, созывавшиеся вокруг наиболее почитаемых центров языческого культа; здесь, однако, не столько принимались важные политические решения, сколько выполнялись обряды, которые должны были снискать благоволение богов для всей общности пруссов.

Единственным по-настоящему прочным объединением была низшая общественная ячейка — волость, коллектив свободных, равноправных людей, которые были одновременно и членами народного собрания, решавшими все важные, касающиеся интересов коллектива вопросы, и членами ополчения, созывавшегося для защиты своей территории. Этих людей объединяли между собой и прочные хозяйственные связи. Анализ данных о прусских «волостях» показал, что размерами занимаемой территории одна «волость» могла значительно отличаться от другой, но численность населения была стабильной, не превышавшей цифры 1000 взрослых мужчин — глав семей. В условиях, когда все население «волости» должно было участвовать в решении всех важных вопросов, количество населения в таком объединении не могло превышать данной цифры. С увеличением на территории «волости» населения происходило ее разделение на несколько частей, каждая из которых организовывала свою жизнь таким же образом, как и первоначальная «волость». Путем такого длительного процесса «отпочкования» и складывался племенной союз, состоявший из достаточно слабо связанных между собой однородных самоуправляющихся структур.

Историческая память восточных славян относила к этому времени и появление в ряде восточнославянских племенных союзов княжеской власти. Так, у полян сохранялась память о Кие, который вместе с двумя братьями основал на среднем течении Днепра «град» и назвал его своим именем: город Кия — Киев. О нем рассказывали, что он путешествовал в Константинополь — столицу Византийской империи, где «честь велику прия от царя». Сохранялась и память о том, что после смерти Кия и его братьев «держати почаша род их княженье в полех», т.е. у полян. К сожалению, этим и ограничиваются все наши сведения о восточнославянских князьях этого времени.

Все сказанное об основных чертах племенного союза пруссов есть основание относить и к восточнославянским племенным союзам VII—VIII вв. Ряд факторов, о которых речь пойдет ниже, способствовал тому, что в восточнославянских племенных союзах общественные ячейки низшего уровня отличались особой прочностью. Связано это было с особыми условиями, в которых велось земледельческое хозяйство на территории Восточной Европы.

Особенности земледелия восточных славян в VII—VII вв. Как показывает анализ лексики праславянского языка, славяне были земледельческим народом еще на территории первоначального очага расселения. Этим они отличались от некоторых других этнических общностей в этой части Европы, у которых преобладало скотоводство и охотничье хозяйство. На севере и юге Восточной Европы первоначально использовались две разные системы земледелия. В лесостепных районах господствовал перелог как средство очистки пашни от сорняков, а обработка участков могла продолжаться в течение ряда лет. На севере, в лесной зоне, наряду с перелогом использовалась подсечно-огневая система земледелия. Посев производился на участках, где предварительно выжигался лес, а зола использовалась как удобрение. Первые два-три года на росчистях 10—15 -летнего леса можно было получить сравнительно хороший урожай, но затем земля истощалась. В 2—3 раза более высокий урожай давали росчисти 40—50-летних лесов, но их сведение было чрезвычайно сложной задачей, требовавшей длительных совместных усилий большого количества людей, не говоря о сведении столетних и двухсотлетних лесов. К такому трудоемкому способу получения урожая нельзя было прибегать постоянно. Обе системы земледелия следует охарактеризовать как экстенсивные и приносившие в итоге достаточно скромный урожай.

Значение VII—VIII вв. в истории восточнославянского земледелия заключается в том, что именно в это время земледелие стало главной, господствующей отраслью хозяйства, по сравнению с которой скотоводство, охота, бортничество имели гораздо меньшее значение. Сложилось положение, при котором плохой урожай зерновых означал голод. Не случайно зерновые культуры в языке славян обозначались словом «жито» — жизнь.

В эти же века наметился переход от охарактеризованных выше систем земледелия к примитивному двухполью с озимым и яровым полем (сведения о посеве славянами зерновых два раза в год встречаются уже в источниках X в.). При такой системе земледелия объем производившегося продукта должен был заметно возрасти, причем в зависимости от ситуации размеры яровых полей могли резко отличаться от размеров полей озимых. Важно, однако, принять во внимание, что развитие земледельческого хозяйства на территории Восточной Европы происходило в природных условиях, гораздо менее благоприятных, чем в других частях Европы. Во-первых, следует отметить неблагоприятные климатические условия. Так, для земледельческих работ оставался очень короткий рабочий сезон — с начала мая до начала октября, что требовало от земледельца крайне напряженных усилий на небольшом отрезке времени, но и при этом не всегда удавалось добиться такой степени обработки земли, которая была возможна при более длительном сезоне работ. Кроме того, отметим, что и на протяжении этого отрезка времени климатические условия не были стабильными. Открытость Восточно-Европейской равнины для суровых северных ветров приводила к гибели растений и во время суровых, но бесснежных зим, и во время весенних и осенних заморозков. На юге противоположную опасность создавали вторжения сухих юго-восточных ветров, приводящих к губительным засухам. Во-вторых, земледелец сталкивался здесь (это прежде всего относится к лесной зоне) с низким плодородием подзолистых почв, более плодородные почвы встречались на Восточно-Европейской равнине лишь южнее условной линии Киев — Калуга — Нижний Новгород. К тому же со времен Великого переселения те, кто пришли из центра Европы и пережили катастрофические заводнения низменных площадей, предпочитали теперь земли на возвышенных водоразделах, что усложняло условия производства. Воздействие этих факторов приводило к тому, что, несмотря на все усилия земледельца, урожайность зерновых в среднем даже в XVIII в. оставалась крайне низкой — сам-3, а при неблагоприятных условиях — сам-2. Неудивительно, что и при переходе к двухполью земледельцы часто забрасывали через определенный срок свои наделы, чтобы использовать плодородие новых неистощенных участков земли.

Все это делало отдельное хозяйство неустойчивым перед лицом этих неблагоприятных факторов. Для преодоления трудностей земледелец постоянно нуждался во взаимодействии с соседями. И это делало объединение соседей — соседскую общину у восточных славян, во многом аналогичную общине других европейских народов, — особенно прочной.

Хазарский каганат и славяне. В степной части Восточной Европы в VII—VIII вв. сложилось положение, существенно отличавшееся от того, что было в VI—VII вв. Постоянные передвижения кочевых племен через территорию этого региона в Европу прекратились. Барьером для их движения стало объединение хазарских племен, обосновавшееся на Нижней Волге к началу VII в. В середине VII в. в борьбе с ними потерпели поражение племена болгар. Часть из них ушла на север, на земли в среднем течении Волги, другая, во главе со своим вождем Аспарухом, — на запад, на Балканы, где в конце VII в. образовалось Первое Болгарское царство. С этого времени хазары стали на длительный период времени полными хозяевами восточноевропейских степей. Первоначально объединение это входило в состав Тюркского каганата, а с его распадом в первой половине VII в. стало самостоятельным. Образовалась особая держава — Хазарский каганат, правитель которого принял высший в кочевой иерархии титул кагана. Главный господствующий этнос каганата, хазары, кочевал в основном в степях Придонья, Прикубанья, на Нижнем Поволжье. Когда к IX в. положение каганата осложнилось, границы этой территории на западе были защищены рядом крепостей в нижнем течении Дона. Одна из них, Саркел, была поставлена на левом берегу Дона в устье Цимлы в 30-х гг. IX в. византийскими мастерами. Поскольку через территорию <•

каганата проходили важные торговые пути, здесь возник ряд городов — важных центров международной торговли. Главным из которых был Итиль, основанный в середине VIII в. в низовьях Волги. Зимой после летнего кочевья там останавливался каган со своей свитой. Торговые пошлины приносили значительные доходы, что давало возможность принимать на службу отряды мусульманских наемников. Верховная власть кагана распространялась на обширные территории Восточной Европы и Предкавказья. На территории Северного Кавказа разворачивались войны хазар с правителями Арабского халифата, и правители княжеств в горной части Дагестана меняли свою ориентацию исходя из того, на чьей стороне был перевес. В зависимости от хазар находились племенные объединения угро-финских народов Среднего Поволжья, лежавшие на север от хазарских владений на Волге (буртасы, мордва, марийцы) и волжские болгары. В древнерусском летописании сохранились сведения о том, что граничившие с Хазарским каганатом восточнославянские племенные союзы (поляне, радимичи, северяне, вятичи) в IX в. уплачивали дань хазарам. Как и в других объединениях кочевников, верховные правители не вмешивались во внутреннюю жизнь территорий с земледельческим населением, ограничиваясь взиманием дани. Разумеется, уплата дани, когда в руки хазар переходила существенная часть произведенных жителями этих союзов материальных ценностей, должна была тормозить поступательное развитие этих объединений восточных славян, но это было меньшим злом, чем постоянные вторжения кочевников, характерные для предшествующего периода. Установление гегемонии Хазарской державы в степной зоне Восточной Европы способствовало тому, что восточные славяне (прежде всего та их часть, которая граничила со степью) могли в течение длительного времени жить в сравнительно мирных условиях. Имело значение и то, что, благодаря установлению на достаточно длительное время политической стабильности, установились и стали функционировать торговые пути, связавшие земли Восточной Европы, заселенные восточными славянами, с такой высокоразвитой областью средневекового мира, как Арабский халифат, что способствовало ускорению развития как восточнославянской, так и ряда других этнических общностей на территории Восточной Европы.