Лекция 4: Греция в архаический период и создание классического греческого полиса

Так называемый архаический период, охватывающий VIII— VI вв. до н. э., является началом нового важного этапа в истории древней Греции. За эти три столетия, т. с. за сравнительно короткий исторический срок, Греция далеко обогнала в своем развитии соседние страны, в том числе и страны древнего Востока, которые до того времени шли в авангарде культурного прогресса человечества. Архаический период был временем пробуждения духовных сил греческого народа после почти четырехвекового застоя. Об этом свидетельствует невиданный взрыв творческой активности.

Вновь после длительного перерыва возрождаются, казалось бы, навсегда забытые виды искусства: архитектура, монументальная скульптура, живопись. Воздвигаются из мрамора и известняка колоннады первых греческих храмов. Высекают из камня и отливают в бронзе статуи. Появляются поэмы Гомера и Гесиода, удивительные по глубине и искренности чувства лирические стихи Архилоха, Саффо. Алкея и многих других поэтов. Первые философы— Фалес. Анаксимен. Анаксимандр — напряженно размышляют над вопросом о происхождении вселенной и первооснове всех вещей.

Стремительный рост греческой культуры в течение VIII — VI вв. до н. э. был непосредственно связан с проходившей в это время Великой колонизацией. Ранее (см. «Ранняя древность», лекция 17) было показано, что колонизация вывела греческий мир из состояния изоляции, в котором он оказался после крушения микенской культуры. Греки сумели многому научиться у своих соседей, в особенности у народов Востока. Так, у финикийцев было заимствовано алфавитное письмо, которое греки усовершенствовали, введя обозначение не только согласных, но и гласных; отсюда ведут свое происхождение и современные алфавиты, включая русский. Из Финикии или из Сирии в Грецию попал секрет изготовления стекла из песка, а также способ добычи пурпурной краски из раковин морских моллюсков. Египтяне и вавилоняне стали учителями греков в астрономии и геометрии. Египетская архитектура и монументальная скульптура оказали сильное влияние на зарождавшееся греческое искусство. У лидийцев греки переняли такое важное изобретение, как денежная чеканка.

Все эти элементы чужих культур были творчески переработаны, приспособлены к насущным потребностям жизни и вошли как органические составные части в греческую культуру.

Колонизация сделала греческое общество более подвижным, более восприимчивым. Она открывала широкий простор перед личной инициативой и творческими способностями каждого человека, что способствовало высвобождению личности из-под контроля рода и ускоряло переход всего общества на более высокий уровень экономического и культурного развития. В жизни греческих полисов на первый план выдвигаются теперь мореплавание и морская торговля. Первоначально многие из колоний, находившихся на отдаленной периферии эллинского мира, оказались в экономической зависимости от своих метрополий.

Колонисты остро нуждались в самом необходимом. Им не хватало таких продуктов, как вино и оливковое масло, без которых греки вообще не представляли себе нормальную человеческую жизнь. И то и другое приходилось доставлять из Греции на кораблях. Из метрополий в колонии вывозилась также глиняная посуда и другая домашняя утварь, затем ткани, оружие, украшения и т. п. Эти вещи привлекают к себе внимание местных жителей, и те предлагают в обмен на них зерно и скот, металлы и рабов. Незатейливые изделия греческих ремесленников первоначально не могли, конечно, конкурировать с высококачественными восточными товарами, которые развозили по всему Средиземноморью финикийские купцы. Тем не менее они пользовались большим спросом на удаленных от главных морских путей рынках Причерноморья, Фракии, Адриатики, где финикийские корабли появлялись сравнительно редко. В дальнейшем более дешевая, но зато и более массовая продукция греческого ремесла начинает проникать и в «заповедную зону» финикийской торговли — в Сицилию.

Южную и Среднюю Италию, даже в Сирию и Египет — и постепенно завоевывает эти страны. Колонии мало-помалу превращаются в важные центры посреднической торговли между странами древнего мира. В самой Греции главными очагами экономической активности становятся полисы, стоящие во главе колонизационного движения. Среди них города острова Эвбея, Коринф и Мегара в Северном Пелопоннесе, Эгина, Самос и Родос в Эгейском архипелаге, Милет и Эфес на западном побережье Малой Азии.

Открытие рынков на колониальной периферии дало мощный толчок совершенствованию ремесленного и сельскохозяйственного производства в самой Греции. Греческие ремесленники упорно совершенствуют техническое оснащение своих мастерских. На всю последующую историю античного мира никогда больше не было сделано столько открытий и изобретений, как за три столетия, составляющие архаический период. Достаточно указать на такие важные новшества, как открытие способа пайки железа или бронзового литья. Греческие вазы VII—VI вв. до н. э. поражают богатством и разнообразием форм, красотой живописного оформления. Среди них выделяются сосуды работы коринфских мастеров, расписанные в так называемом ориентализирующем, т. е. «восточном», стиле (его отличают красочность и фантастическая причудливость живописного декора, напоминающие рисунки на восточных коврах), и более поздние вазы чернофигурного стиля, в основном афинского и пелопоннесского производства. Изделия греческих керамистов и бронзолитейщиков свидетельствуют о высоком профессионализме и далеко продвинувшемся разделении труда не только между отраслями, но и внутри отдельных отраслей ремесленного производства. Основная масса керамики, вывозившаяся из Греции на внешние рынки, изготовлялась в специальных мастерских квалифицированными гончарами и художниками-вазописцами. Специалисты-ремесленники уже не были, как когда-то, бесправными одиночками, стоявшими вне общины и ее законов и нередко не имевшими даже постоянного места жительства. Теперь они образуют весьма многочисленную и довольно влиятельную социальную прослойку. На это указывает не только количественный и качественный рост ремесленной продукции, но и появление в наиболее экономически развитых полисах особых ремесленных кварталов, где селились ремесленники одной определенной профессии. Так, в Коринфе начиная уже с VII в. до н. э. существовал квартал гончаров — Керамик. В Афинах аналогичный квартал, занимавший значительную часть старого города, возник в VI в. до н. э. Все эти факты говорят о том, что в течение архаического периода в Греции произошел исторический сдвиг огромной важности: ремесло окончательно отделилось от сельского хозяйства как особая, совершенно самостоятельная отрасль товарного производства. Соответственно перестраивается и сельское хозяйство, которое может теперь ориентироваться не только на внутренние потребности семейной общины, но и на рыночный спрос. Связь с рынком становится делом первостепенной важности. Многие греческие крестьяне имели в те времена лодки или даже целые корабли, на которых они доставляли продукты своих хозяйств на рынки близлежащих городов (сухопутные дороги в гористой Греции были крайне неудобны и небезопасны из-за разбойников). В ряде районов Греции крестьяне переходят от выращивания плохо удававшихся здесь зерновых культур к более доходным многолетним культурам — винограду и масличным: превосходные греческие вина и оливковое масло пользовались огромным спросом на внешних рынках в колониях. В конце концов многие греческие государства вообще отказались от производства своего хлеба и стали жить за счет более дешевого привозного зерна.

Итак, основным результатом Великой колонизации был переход греческого общества со стадии примитивного натурального хозяйства на более высокую стадию товарно-денежного хозяйства, для которой требовался универсальный эквивалент товарных сделок. В греческих городах Малой Азии, а затем и и наиболее значительных полисах европейской Греции появляются свои монетные стандарты, подражающие лидийскому. Еще до этого во многих областях Греции использовались в качестве основной меновой единицы небольшие металлические (иногда медные, иногда железные) бруски, называвшиеся оболами (букв, «спицы», «вертела»). Шесть оболов составляли драхму (букв, «горсть»), так как такое их количество можно было захватить одной рукой. Теперь эти древние названия были перенесены на новые денежные единицы, которые также стали называться оболами и драхмами. Уже в VII в. в Греции были в ходу два основных монетных стандарта — эгинский и эвбейский. Эвбейский стандарт был принят помимо острова Эвбея также в Коринфе, Афинах (с начала VI в.) и во многих западногреческих колониях, в остальных местах пользовались эгинским. В основу обеих систем денежного чекана была положена весовая единица, именуемая талантом (Талант как весовая единица был заимствовал из Передней Азии; здесь был распространен вавилонский талант (бильту, около 30 кг) из 60 мин, или 360 сиклей, и финикийский талант (киккар, около 26 кг, что равно эвбейскому таланту) из 60 мин, или 360 сиклей. Эгипский талант весил 37 кг.— Примеч. ред.), которая в обоих случаях делилась на 6000 драхм (драхмы обычно чеканились из серебра, обол — из меди или бронзы). «Деньги делают человека» — это изречение, приписываемое некоему спартанцу Аристодему, стало своеобразным девизом новой эпохи. Деньги во много раз ускорили начавшийся еще до их появления процесс имущественного расслоения общины, еще более приблизили полное и окончательное торжество частной собственности.

Сделки купли-продажи распространяются теперь на все виды материальных ценностей. Не только движимое имущество: скот, одежда, утварь и т. п., но и земли, считавшиеся до сих пор собственностью не отдельных лиц, а рода или всей общины, свободно переходят из рук в руки: продаются, закладываются, передаются по завещанию или в качестве приданого. Уже упоминавшийся Гесиод советует своему читателю регулярными жертвоприношениями добиваться расположения богов, «чтобы,— заканчивает он свое наставление,— покупал ты участки других, а не твой бы — другие».

Продаются и покупаются и сами деньги. Богатый человек мог отдать их в долг бедняку под процент, по нашим понятиям очень высокий (18% годовых в те времена не считалось слишком высокой нормой)[15]. Вместе с ростовщичеством появилось долговое рабство. Обычным явлением становятся сделки самозаклада. Не имея возможности своевременно расплатиться со своим кредитором, должник отдает в заклад детей, жену, а затем и самого себя. Если долг и накопившиеся по нему проценты не выплачивались и после этого, должник со всем своим семейством и остатками имущества попадал в кабалу к ростовщику и превращался в раба, положение которого ничем не отличалось от положения рабов, взятых в плен или купленных на рынке. Долговое рабство заключало в себе страшную опасность для молодых и еще не окрепших греческих государств. Оно истощало внутренние силы полисной общины, подрывало ее боеспособность в борьбе с внешними врагами. Во многих государствах принимались специальные законы, запрещавшие или ограничивавшие закабаление граждан. Примером может служить знаменитая солоновская сейсахтейя («стряхивание бремени») в Афинах (см. о ней ниже). Однако чисто законодательными мерами едва ли удалось бы искоренить это страшное социальпое зло, если бы рабам-соплеменникам не нашлась замена в лице рабов-чужеземцев, Широков распространение этой новой и для того времени, безусловно, более прогрессивной формы рабства было непосредственным образом связано с колонизацией. В те времена греки еще не вели больших войн с соседними народами. Основная масса рабов поступала на греческие рынки из колоний, где их можно было приобрести в больших количествах и по доступным ценам у местных царьков. Рабы составляли одну из главных статей скифского и фракийского экспорта в Грецию, массами вывозились из Малой Азии, Италии, Сицилии и других районов колониальной периферии.

Избыток дешевой рабочей силы на рынках греческих городов впервые сделал возможным широкое применение рабского труда во всех основных отраслях производства. Покупные рабы появляются теперь не только в домах знати, но и в хозяйствах зажиточных крестьян.

Рабов можно было увидеть в ремесленных мастерских и купеческих лавках, на рынках, в порту, на строительстве укреплений и храмов, на горных разработках. Везде они выполняли самую тяжелую и унизительную работу, не требовавшую специальной выучки. Благодаря этому у их хозяев — граждан полиса создавался избыток свободного времени, который они могли посвятить занятиям политикой, спортом, искусством, философией и т. п. Так закладывались в Греции основы нового рабовладельческого общества и вместе с тем новой полисной цивилизации, резко отличающейся от предшествующей ей дворцовой цивилизации крито-микенской эпохи. Первым и наиболее важным признаком, свидетельствующим о переходе греческого общества от варварства к цивилизации, было образование городов. Именно и архаическую эпоху город впервые по-настоящему отделился от деревни и политически, а также экономически подчинил ее себе. Это событие было связано с отделением ремесла от сельского хозяйства и развитием товарно-денежных отношений[16].

Почти все греческие города, за исключением колоний, выросли из укрепленных поселков гомеровской эпохи — полисов, сохранив за собой это древнее название. Между гомеровским полисом и сменившим его полисом архаическим имелось, однако, одно весьма существенное различие. Гомеровский полис был в одно и то же время и городом и деревней, так как никаких других соперничающих с ним поселений на подвластной ему территории не существовало. Архаический полис, напротив, представлял собой столицу карликового государства, в состав которого кроме него самого входили также деревни (по-гречески комы), располагавшиеся по окраинам территории полиса и политически от него зависевшие.

Следует также учитывать, что в сравнении с гомеровским временем греческие полисы архаического периода стали крупнее. Это укрупнение происходило как за счет естественного прироста населения, так и за счет искусственного слияния нескольких поселков деревенского типа в один новый город. К этой мере, называвшейся по-гречески синойкизм, т. с. «совместное поселение», прибегали многие общины для того, чтобы укрепить свою обороноспособность перед лицом враждебных соседей. Но больших городов в современном понимании этого слова в Греции еще не было. Полисы с населением в несколько тысяч человек были исключением: в большинстве городов численность жителей не превышала, по-видимому, и тысячи человек. Пример архаического полиса — древняя Смирна, откопанная археологами; часть ее находилась на полуострове, закрывавшем вход в глубокую бухту — удобную корабельную стоянку. Центр города был обнесен оборонительной стеной из кирпича на каменном доколе. В стене было несколько ворот с башнями и смотровыми площадками. Город имел правильную планировку: ряды домов шли строго параллельно друг другу. В городе действовало несколько храмов. Дома были довольно вместительны и удобны, в некоторых из них обнаружены даже терракотовые ванны.

Главным жизненным центром раннегреческого города была так называемая агора, служившая местом народных собраний граждан и в то же время использовавшаяся как рыночная площадь. Свободный грек проводил здесь большую часть своего времени. Здесь он продавал и покупал, здесь же в сообществе других граждан полиса занимался политикой — решал государственные дела; здесь, на агоре, он мог узнать все важные городские новости. Первоначально агора была просто открытой площадью, лишенной каких бы то ни было построек. Позднее на пей стали устраивать деревянные или каменные сиденья, ступенями поднимавшиеся друг над другом. На этих скамьях размещался народ во время собраний. В еще более позднее время (уже в конце архаического периода) по сторонам площади воздвигались специальные навесы — портики, защищавшие людей от лучей солнца. Портики превратились в излюбленное прибежище мелочных торговцев, философов и всякой праздношатающейся публики. Прямо на агоре или неподалеку от неё располагались правительственные здания полиса: булевтерий — здание городского совета (буле), пританей— место для заседаний правящей коллегии пританов, дикастерий — здание суда и т. п. На агоре же выставлялись для всеобщего ознакомления новые законы и распоряжения правительства.

Среди построек архаического города заметно выделялись своими размерами и великолепием убранства храмы главных олимпийских богов и знаменитых героев. Отдельные части наружных стен греческого храма были раскрашены в яркие тона и богато украшены скульптурой (также раскрашенной). Храм считался домом божества, и оно присутствовало в нем в виде своего изображения.

Первоначально это был всего лишь грубый деревянный идол, имевший весьма отдаленное сходство с человеческой фигурой.

Однако к концу архаической эпохи греки уже настолько усовершенствовались в пластическом искусстве, что высеченные ими из мрамора или отлитые в бронзе статуи богов вполне могли бы сойти за живых людей (греки представляли себе своих, богов человекоподобными существами, наделенными даром бессмертия и сверхчеловеческим могуществом). В праздничные дни бог, наряженный в свою лучшую одежду (для таких случаев в каждом храме имелся специальный гардероб), увенчанный золотым венком, милостиво принимал дары и жертвоприношения от граждан полиса, являвшихся в храм в торжественной процессии. Прежде чем приблизиться к святыне, процессия проходила через город под звуки флейт с гирляндами живых цветов и зажженными факелами, в сопровождении вооруженного эскорта. С особым великолепием справлялись празднества в честь божества данного полиса.

У каждого полиса был свой особый покровитель или покровительница. Так, в Афинах это была Афина Паллада. в Аргосе — Гера, в Коринфе — Афродита, в Дельфах — Аполлон. Храм бога-«градодержателя» находился обычно в городской цитадели, которую греки называли акрополем, т. е. «верхним городом». Здесь хранилась государственная ка:ша полиса. Сюда поступали штрафы, взимавшиеся за различные преступления, и все другие виды доходов государства. В Афинах уже в VI в. вершина неприступной скалы акрополя была увенчана монументальным храмом Афины — главной богини города.

Известно, как много места занимали в жизни древних греков атлетические состязания. Начиная с древнейших времен в греческих городах устраивались специальные площадки для упражнений молодежи — они назывались гимнасиями. и палестрами. Юноши и подростки проводили там целые дни независимо от времени года, усердно занимаясь богом, борьбой, кулачными боями, прыжками, метанием копья и диска. Ни один большой праздник не обходился без массового атлетического состязания — агона, в котором могли принимать участие все свободнорожденные граждане полиса, а также специально приглашенные чужеземцы.

Некоторые агоны, пользовавшиеся особой популярностью, превращались в межполисные общегреческие празднества. Таковы знаменитые Олимпийские игры, на которые каждые четыре года стекались атлеты и «болельщики» со всего греческого мира, включая даже и самые отдаленные колонии. Государства-участники готовились к ним не менее серьезно, чем к предстоящей военной кампании. Победа или поражение в Олимпии были делом престижа каждого полиса. Победителя-олимпионика благодарные сограждане осыпали поистине царскими почестями (иногда даже разбирали городскую стену, чтобы расчистить путь для триумфальной колесницы победителя: считалось, что персона такого ранга в обычные ворота пройти не может).

Таковы основные элементы, из которых складывалась повседневная жизнь гражданина греческого полиса в архаическую эпоху, а также и в более позднее время: коммерческие сделки на агоре, словопрения в народном собрании, участие в важнейших религиозных церемониях, атлетических упражнениях и состязаниях.

А так как всеми этими видами духовной и физической деятельности можно было заниматься только в городе, то греки не представляли себе нормальной человеческой жизни вне городских стен. Лишь такой образ жизни считали они достойным свободного человека — настоящего эллина, и в этом особом образе жизни они видели свое главное отлично от всех окружающих «варварских» народов.

Порожденный мощным всплеском экономической активности, которым сопровождалась Великая колонизация, раннегреческий город, в свою очередь, стал важным фактором дальнейшего экономического и социального прогресса. Городской уклад жизни с характерным для него интенсивным товарообменом и другими видами хозяйственной деятельности, в которых принимали участие массы людей самого различного происхождения, с самого начала вступил в противоречие с тогдашней структурой греческого общества, основанной на двух главных принципах: принципе сословной иерархии, разделяющем всех людей на «лучших», или «благородных», и «худших», или «низкорожденных», и принципе строгой обособленности отдельных родовых союзов как друг от друга, так и от всего внешнего мира. В городах начавшийся уже ранее, в связи с переселением в колонии, процесс ломки межродовых барьеров пошел особенно быстрыми темпами. Люди, принадлежавшие к разным родам, филам и фратриям, не только живут теперь бок о бок, в одних и тех же кварталах, но и вступают в деловые и просто дружеские контакты, заключают брачные союзы. Постепенно начинает стираться грань, отделяющая старинную родовую знать от состоятельных купцов и землевладельцев, вышедших из простонародья. Происходит сращивание этих двух прослоек в единый господствующий класс рабовладельцев. Главную роль в этом процессе играли деньги — наиболее доступный и наиболее мобильный вид собственности. Это хорошо понимали уже современники описываемых событий. «Деньги в почете всеобщем. Богатство смешало породы»,— восклицает мегарский поэт VI в. Феогнид.

С ростом городов связан прогресс в области внутриполиспого и международного права. Необходимость дальнейшего развития товарно-денежных отношений, сплоченно всего населении полиса в единый гражданский коллектив трудно было согласовать с традиционными принципами родового права и морали, в соответствии с которыми каждый чужак — выходец из чужого рода или фратрии воспринимался как потенциальный враг, подлежащий уничтожению или превращению в раба. В архаическую эпоху эти воззрения постепенно начинают уступать свое место более широким и гуманным взглядам, согласно которым существует некая божественная справедливость, распространяющаяся в равной степени на всех людей, независимо от их родовой или племенной принадлежности. С таким представлением мы сталкиваемся уже в «Работах и днях» Гесиода, беотийского поэта VIII в. до н. э., хотя его ближайшему предшественнику— Гомеру оно совершенно чуждо. Боги, в понимании Гесиода, внимательно следят за правыми и неправыми делами людей. Для этой цели на землю посланы «три мириада стражей бессмертных... правых и злых человеческих дел соглядатаи, бродят по миру всюду они, облеченные мглою туманной»[17].

Главной блюстительницей права является дочь Зевса — богиня Дике («Справедливость»). О реальном прогрессе общественного правосознания свидетельствуют древнейшие сборники законов, приписываемые знаменитым законодателям: Драконту, Залевку, Харонду и др. Судя по сохранившимся отрывкам, кодексы эти были еще очень несовершенны и содержали в себе немало архаичных правовых норм и обычаев: в основе своей законы Драконта и им подобные были записью уже существовавшего обычного права. Многие из этих законов уходят своими корнями в глубины первобытной эпохи, как, например, экзотический обычай привлечения к судебной ответственности «совершивших убийство» животных и неодушевленных предметов, с которым мы сталкиваемся в одном из дошедших до нас фрагментов из законов Драконта. Вместе с тем сам факт записи права нельзя не оценить как положительный сдвиг, поскольку он свидетельствует о стремлении положить предел самоуправству влиятельных семей и родов и добиться подчинения рода судебному авторитету полиса. Запись, законов и введение правильного судопроизводства способствовали изживанию таких старинных обычаев, как кровная месть или мзда за убийство. Теперь убийство уже не считается частным делом двух семей: семьи убийцы и семьи его жертвы. В решении спора участвует вся община, представленная ее судебными органами.

Передовые нормы морали и права распространяются в эту эпоху не только на соотечественников, но и на чужеземцев, граждан других полисов. Труп убитого врага уже не подвергался надругательствам (ср., например, «Илиаду», где Ахилл надругался над телом погибшего Гектора), а выдается родственникам для предания земле. Свободных эллинов, захваченных в плен на войне, как правило, не убивают и не превращают в рабов, а возвращают на родину за выкуп. Принимаются меры для искоренения морского пиратства и разбоя на суше. Отдельные полисы заключают между собой договоры, гарантируя личную безопасность и неприкосновенность имущества граждан, если они окажутся на чужой территории. Эти шаги к сближению были вызваны реальной потребностью в более тесных экономических и культурных контактах. В известной мере это вело к преодолению былой замкнутости отдельных полисов и постепенному развитию общегреческого, или, как тогда говорили, панэллинского, патриотизма. Однако дальше этих первых попыток дело не пошло. Единым народом греки все-таки не стали.

Именно города были в архаический период главными очагами достижений передовой культуры. Здесь получила широкое распространение новая система письма — алфавит.

Он был намного удобнее слогового письма микенской эпохи: состоял всего из 24 знаков, каждый из которых имел твердо установленное фонетическое значение. Если в микенском обществе грамота была доступна лишь немногим посвященным, входившим в замкнутую группу писцов-профессионалов, то теперь она становится общим достоянием всех граждан полиса (каждый мог овладеть элементарными навыками письма и чтения в начальной школе). Новая система письменности впервые явилась поистине универсальным средством передачи информации, которое с одинаковым успехом могло применяться и в деловой переписке, и для записи лирических стихов или философских афоризмов. Все это обусловило быстрый рост грамотности среди населения греческих полисов и, несомненно, способствовало дальнейшему прогрессу культуры во всех основных ее областях.

Однако весь этот прогресс, как обычно бывает в истории, имел и свою оборотную, теневую сторону. Стремительное развитие товарно-денежных отношений, вызвавшее к жизни первые города с их передовой, жизнеутверждающей культурой, отрицательно отразилось на положении греческого крестьянства. Аграрный кризис, являвшийся главной причиной Великой колонизации, не только не утих, но, напротив, начал свирепствовать с еще большей силой. Почти повсеместно в Греции мы наблюдаем одну и ту же безотрадную картину: крестьяне массами разоряются, лишаются своих «отеческих наделов» и пополняют ряды батраков — фетов. Характеризуя обстановку, сложившуюся в Афинах на рубеже VII—VI вв. до н. э., перед реформами Солона, Аристотель писал: «Надо иметь в виду, что вообще государственный строй был олигархическим, но главное было то, что бедные находились в порабощении не только сами, но также их дети и жены. Назывались они пелатами и шестидольниками, потому что на таких арендных условиях обрабатывали поля богачей (Не со псом ясно, что хотел сказать Аристотель этой фразой. Шестидольники могли отдавать землевладельцу либо 5/6, либо 1/6 урожая. Последнее кажется более вероятным, так как при существовавшей земледельческой технике вряд ли крестьянин мог бы прокормить семью одной шестой долей урожая с участка такого размера, какой он мог обрабатывать вместе с женой и детьми.). Вся же вообще земля была в руках немногих. При этом, если эти бедняки не отдавали арендной платы, можно было увести в кабалу и их самих, и детей. Да и ссуды у всех обеспечивались личной кабалой вплоть до времени Солона». В той или иной мере эта характеристика приложима и ко всем другим районам тогдашней Греции.

Коренная ломка привычного житейского уклада весьма болезненно действовала на сознание людей архаической эпохи. В поэме Гесиода «Работы и дни» вся история человечества представлена как непрерывный упадок и движение вспять от лучшего к худшему. На земле, по мысли поэта, уже сменились четыре человеческих поколения: золотое, серебряное, медное и поколение героев. Каждое из них жило хуже, чем предыдущее, но самый тяжкий удел достался пятому, железному поколению людей, к которому причисляет себя и сам Гесиод. «Если бы мог я не жить с поколением пятого века! — горестно восклицает поэт. — Раньше его умереть я хотел бы иль позже родиться».

Сознание своей беспомощности перед лицом «царей-дароядцев» («Цари» (басилеи) у Гесиода, так же как и у Гомера, — представители местной родовой знати, стоящие во главе общины.), по-видимому, особенно угнетало поэта-крестьянина. Об этом говорит включенная в поэму Гесиода «Басня о соловье и ястребе»:

Басню теперь расскажу я царям, как они неразумны.
Вот что однажды сказал соловью пестрогласному ястреб.
Когти вонзивши в него и неся его в тучах высоких.
Жалко пищал соловей, пронзённый кривыми когтями,
Тот же властительно с речью такою к нему обратился:
«Что ты, несчастный, пищишь? Ведь намного тебя я сильнее!
Как ты не пой, а тебя унесу я, куда мне угодно,
И пообедать могу я тобой, и пустить на свободу.
Разума тот не имеет, кто мериться хочет с сильнейшим;
Ни победит он его — к уннженью лишь горе прибавит!»
Вот что стремительный ястреб сказал, длиннокрылая птица.

В те времена, когда Гесиод создавал свои «Работы и дни», могущество родовой знати в большинстве греческих полисов оставалось еще непоколебимым.

Спустя каких-нибудь сто лет картина коренным образом меняется.

Об этом мы узнаем из стихов другого поэта, уроженца Мегары Феогнида. Феогнид, хотя по рождению он принадлежал к высшей знати, чувствует себя очень неуверенно в этом меняющемся на глазах мире и, также как и Гесиод, склонен весьма пессимистично оценивать свою эпоху. Его мучает сознание необратимости социальных перемен, происходящих вокруг него:

Город наш все ещё город, о Кирн, но уж люди другие,
Кто ни законов досель, ни правосудья не знал,
Кто одевал себе тело изношенным мехом козлиным
И за стеной городской пасся, как дикий олень.
Сделался знатным отныне.
А люди, что знатными были,
Низкими стали. Ну, кто б все это вытерпеть мог?

Стихи Феогнида показывают, что процесс имущественного расслоения общины затрагивал не только крестьянство, но и знать. Многие аристократы, обуреваемые жаждой наживы, вкладывали свое состояние в различные торговые предприятия и спекуляции, но, не имея достаточной практической сметки, разорялись, уступая место более цепким и изворотливым выходцам из низов, которые благодаря своему богатству подымаются теперь на самую вершину социальной лестницы. Эти «выскочки» вызывают в душе поэта-аристократа дикую злобу и ненависть. В мечтах он видит народ возвращенным в его прежнее, полурабское состояние:

Твердой ногой наступи на грудь суемыслящей черни,
Бей ее медным бодцом, шею пригни под ярмо!..
Нет под всевидящим солнцем, нет в мире широком народа,
Чтоб добровольно терпел крепкие вожжи господ...

(Перевод Л. Пиотровского.)

Действительность, однако, разбивает эти иллюзии глашатая аристократической реакции. Возвращение вспять уже невозможно, и поэт это сознает.

Стихи Феогнида запечатлели разгар классовой борьбы, тот момент, когда взаимная вражда и ненависть борющихся партий достигли своей высшей точки. Мощное демократическое движение охватило в это время города Северного Пелопоннеса, в том числе и родной город Феогнида Мегару, также Аттику, островные полисы Эгейского моря, ионийские города Малой Азии и даже отдаленные западные колонии Италии и Сицилии.

Повсюду демократы выдвигают одни и те же лозунги: «Передел земли и отмена долгов», «Равенство всех граждан полиса перед законом») (исономия), «Передача власти народу» (демократия). Это демократическое движение было неоднородно по своему социальному составу. В нем принимали участие и богатые купцы из простонародья, и зажиточные крестьяне, и ремесленники, и обездоленные массы сельской и городской бедноты. Если первые добивались прежде всего политического равенства со старинной знатью, то последних гораздо больше привлекала идея всеобщего имущественного равенства, что означало в тогдашних условиях возвращение назад, к традициям общинного родового строя, к регулярным переделам земли. Во многих местах доведенные до отчаяния крестьяне пытались осуществить на практике патриархальную утопию Гесиода и вернуть человечество обратно в «золотой век». Воодушевленные этой идеей, они захватывали имущество богачей и знати и делили его между собой, сбрасывали со своих полей ненавистные закладные столбы[18], сжигали долговые книги ростовщиков. Защищая свою собственность, богачи все чаще пускают в ход террор и насилие, и таким образом накапливавшаяся веками классовая вражда перерастает в настоящую гражданскую войну. Восстания и государственные перевороты, сопровождавшиеся зверскими убийствами, массовыми изгнаниями и конфискациями имущества побежденных, становятся в это время обычным явлением в жизни греческих городов-государств. Феогнид в одной из своих элегий обращается к читателю с предупреждением:

Пусть еще в полной пока тишине наш покоится город, — Верь мне, недолго она в городе может царить. Где нехорошие люди к тому начинают стремиться, Чтоб из народных страстей пользу себе извлекать. Ибо отсюда — восстанья, гражданские войны, убийства, Также монархи,— от них обереги нас, судьба!

Упоминание о монархах в последней строке — весьма симптоматично:

во многих греческих государствах длившийся иногда десятилетиями социально-политический кризис разрешался установлением режима личной власти. Истощенная бесконечными внутренними смутами и распрями полисная община уже не могла противостоять притязаниям влиятельных лиц на единоличную власть, и в городе устанавливалась диктатура «сильного человека», который правил, не считаясь с законом и с традиционными учреждениями: советом, народным собранием и т. д. Таких узурпаторов греки называли тиранами (Само это слово заимствовано греками из лидийского языка и первоначально не имело бранного значения.), противопоставляя их древним царям — басилеям, правившим на основании наследственного права или всенародного избрания.

Захватив власть, тиран начинал расправу со своими политическими противниками. Их казнили без суда и следствия. Целые семьи и даже роды отправлялись в изгнание, а их имущество переходило в казну тирана. В позднейшей исторической традиции, в основном враждебной тирании, само слово «тирания» стало в греческом языке синонимом беспощадного кровавого произвола. Чаще всего жертвами репрессий становились выходцы из старинных аристократических фамилий. Острие террористической политики тиранов было направлено против родовой знати. Не довольствуясь физическим истреблением наиболее видных представителей этой социальной группы, тираны всячески ущемляли её интересы, запрещая аристократам заниматься гимнастикой, собираться на совместные трапезы и попойки, приобретать рабов и предметы роскоши. Знать, являвшаяся наиболее организованной и вместе с тем самой влиятельной и богатой частью общины, представляла наибольшую опасность для единоличной власти тирана. С этой стороны ему постоянно приходилось ожидать заговоров, покушений, мятежей.

По-иному складывались отношения тирана с народом. Многие тираны архаической эпохи начинали свою политическую карьеру в качестве простатов т. е. вождей и защитников демоса. Знаменитый Писистрат, захвативший власть над Афинами в 562 г. до н. э., опирался на поддержку беднейшей части афинского крестьянства, которая обитала в основном во внутренних гористых районах Аттики. «Гвардию» тирана, предоставленную Писистрату по его просьбе афинским народом, составил отряд из трехсот человек, вооруженных дубинами — обычное оружие греческого крестьянства в то смутное время. С помощью этих «дубиноносцев» Писистрат захватил афинский акрополь и таким образом стал хозяином положения в городе. Находясь у власти, тиран задабривал демос подарками, бесплатными угощениями и увеселениями во время праздников. Так, Писистрат ввел в Афинах дешевый сельскохозяйственный кредит, ссужая нуждающихся крестьян инвентарем, семенами, скотом. Он учредил два новых всенародных празднества; Великие Панафинеи и Городские Дионисии и справлял их с необыкновенной пышностью[19]. Стремлением добиться популярности среди народа были продиктованы и приписываемые многим тиранам меры по благоустройству городов: строительство водопроводов и фонтанов, сооружение новых великолепных храмов, портиков на агоре, портовых построек и т. д. Все это, однако, еще не дает нам права считать самих тиранов «борцами» за народное дело. Главной целью тиранов было всемерное укрепление владычества над полисом и в перспективе — создание наследственной династии. Осуществить эти замыслы тиран мог, лишь сломив сопротивление знати. Для этого ему и нужна была поддержка демоса или по крайней мере благожелательный нейтралитет с его стороны. В своем «народолюбии» тираны обычно не шли дальше незначительных подачек и демагогических посулов толпе. Никто из известных нам тиранов не пытался осуществить на деле основные лозунги демократического движения: «Передел земли» и «Отмена долгов». Никто из них ничего не сделал для того, чтобы демократизировать государственный строй полиса. Напротив, постоянно нуждаясь в деньгах для выплаты жалованья наемникам, для своих строительных предприятий и других надобностей, тираны облагали подданных неизвестными ранее налогами. Так, при Писистрате афиняне ежегодно отчисляли в казну тирана 1/10 своих доходов. В целом тирания не только не способствовала дальнейшему развитию рабовладельческого государства, но, напротив, тормозила его.

Тактика, применявшаяся тиранами по отношению к народным массам, может быть определена как «политика кнута и пряника».

Заигрывая с демосом и пытаясь привлечь его на свою сторону как возможного союзника в борьбе со знатью, тираны в то же время боялись народа. Чтобы обезопасить себя с этой стороны, они нередко прибегали к разоружению граждан полиса и вместе с тем окружали себя наемными телохранителями из числа чужеземцев или отпущенных на свободу рабов. Всякое скопление людей на городской улице или площади внушало тирану подозрения; ему казалось, что граждане что-то затевают, готовят мятеж или покушение; жилище тирана располагалось обычно в городской цитадели — на акрополе. Только здесь, в своем укрепленном гнезде, он мог чувствовать себя хотя бы в относительной безопасности.

Естественно, что в таких условиях действительно прочного союза между тираном и демосом не было и не могло быть. Единственной реальной опорой режима личной власти в греческих городах-государствах, в сущности, была наемная гвардия тиранов. Тирания оставила заметный след в истории ранней Греции. Колоритные фигуры первых тиранов — Периандра, Писистрата, Поликрата и др. — неизменно привлекали к себе внимание позднейших греческих историков. Из поколения в поколение передавались легенды об их необыкновенном могуществе и богатстве, об их сверхчеловеческой удачливости, вызывавшей зависть даже у самих богов,— таково известное предание о Поликратовом перстне, сохраненное Геродотом[20]. Стремясь придать больше блеска своему правлению и увековечить свое имя, многие тираны привлекали к своим дворам выдающихся музыкантов, поэтов, художников. Такие греческие полисы, как Коринф, Сикион, Афины, Самос, Милет, стали под властью тиранов богатыми, процветающими городами, украсились новыми великолепными постройками. Некоторые из тиранов вели довольно успешную внешнюю политику.

Периандр, правивший в Коринфе с 627 по 585 г. до н. э., сумел создать большую колониальную державу, простиравшуюся от островов Ионического моря до берегов Адриатики. Знаменитый тиран о-ва

Самос Поликрат за короткое время подчинил своему владычеству большую часть островных государств Эгейского моря. Писистрат успешно боролся за овладение важным морским путем, соединявшим Грецию через коридор проливов и Мраморное море с Причерноморьем. Тем ие менее вклад тиранов в социально-экономическое л культурное развитие архаической Греции нельзя преувеличивать. В этом вопросе мы вполне можем положиться на ту трезвую и беспристрастную оценку тирании, которую дал величайший из греческих историков Фукидид. «Все тираны, бывшие в эллинских государствах,— писал он,— обращали свои заботы исключительно на свои интересы, на безопасность своей личности и на возвеличение своего дома. Поэтому при управлении государством они преимущественно, насколько возможно, озабочены были принятием мер собственной безопасности; ни одного замечательного дела они не совершили, кроме разве войн отдельных тиранов с пограничными жителями». Но имея прочной социальной опоры в массах, тирания не могла стать устойчивой формой государственного устройства греческого полиса. Позднейшие греческие историки и философы, например Геродот, Платон, Аристотель, видели в тирании ненормальное, противоестественное состояние государства, своеобразную болезнь полиса, вызванную политическими смутами и социальными потрясениями, и были уверены, что долго это состояние продолжаться не может.

Действительно, лишь немногие из греческих тиранов архаического периода сумели не только удержать за собой захваченный ими престол, но и передать его по наследству своим детям (Самым продолжительным было правление династии Орфагоридов в Сикионе (670—510 гг. до н. э.). На втором месте стоят коринфские Кипселиды (657—583 гг. до н. э.), на третьем — Писистратиды (560—510 гг. до н. э.)).

Тирания лишь ослабила родовую знать, но окончательно сломить ее могущество не могла, да, вероятно, и не стремилась к этому. Во многих полисах вслед за свержением тирании снова наблюдаются вспышки острой борьбы. Но в круговороте гражданских войн постепенно зарождается новый тип государства — рабовладельческий полис.

Формирование полиса было результатом настойчивой преобразовательной деятельности многих поколений греческих законодателей. О большинстве из них мы почти ничего не знаем. Античная традиция донесла до нас лишь несколько имен, среди которых особенно видное место занимают имена двух выдающихся афинских реформаторов — Солона и Клисфена и великого спартанского законодателя Ликурга. Как правило, наиболее значительные преобразования проводились в обстановке, острого политического кризиса. Известен ряд случаев, когда граждане того или иного государства, доведенные до отчаяния бесконечными распрями и смутами и не видевшие иного выхода из создавшегося положения, избирали одного из своей среды посредником и примирителем.

Одним из таких примирителей был Солон. Избранный в 594 г. до н. э. на должность первого архонта[21] с правами законодателя, он разработал и осуществил широкую программу социально-экономических и политических преобразований, конечной целью которых было восстановление единства полисной общины, расколотой гражданскими междоусобицами на враждующие политические группировки. Наиболее важной среди реформ Солона была коренная реформа долгового права, вошедшая в историю под образным наименованием «стряхивание бремени» (сейсахтейя). Солон и в самом деле сбросил с плеч афинского народа ненавистное бремя долговой кабалы, объявив все долги и накопившиеся по ним проценты недействительными и запретив на будущее сделки самозаклада. Сейсахтейя спасла крестьянство Аттики от порабощения и тем самым сделала возможным дальнейшее развитые демократии в Афинах. Впоследствии сам законодатель с гордостью писал об этой своей заслуге перед афинским пародом:

Какой же я из тех задач не выполнил,
Во имя коих я тогда сплотил народ,
О том всех лучше перед Времени судом
Сказать могла б из олимпийцев высшая —
Мать черная Земля, с которой снял тогда
Столбов поставленных я много долговых,
Рабыня прежде, ныне же свободная.

(Перевод С. И. Радцига.)

Освободив афинский демос от тяготевшей над ним задолженности, Солон, однако, отказался выполнить другое его требование — произвести передел земли. По словам самого Солона, в его намерение вовсе не входило «в пажитях родных дать худым и благородным долю равную иметь», т. е. полностью уравнять знать и простонародье в имущественном и социальном отношении. Солон попытался лишь приостановить дальнейший рост крупного землевладения и тем самым положить предел засилью знати в экономике Афин. Известен закон Солона, запрещавший приобретать землю свыше определенной нормы. Очевидно, эти меры имели успех, так как в дальнейшем, на протяжении VI и V вв. до н. э., Аттика оставалась но преимуществу страной среднего и мелкого землевладения, в которой даже самые большие рабовладельческие хозяйства не превышали по площади нескольких десятков гектаров.

Еще один важный шаг в сторону демократизации афинского государства и укрепления его внутреннего единства был сделай в конце VI в. (между 509 и 507 гг.) Клисфеном (Между Солоном и

Клисфеном в Афинах правил тиран Писистрат, а затем его сыновья. Тирания была ликвидирована в 510 г. до н. э.). Если реформы Солона подорвали экономическое могущество знати, то Клисфен, хотя и сам выходец из знатного рода, пошел еще дальше. Главной опорой аристократического режима в Афинах, так же как и во всех других греческих государствах, были родовые объединения — так называемые филы и фратрии. С древнейших времен весь афинский демос делился на четыре филы, в каждую из которых входило по три фратрии. Во главе каждой фратрии стоял знатный род, ведавший ее культовыми делами. Рядовые члены фратрии обязаны были подчиниться религиозному и политическому авторитету своих «вождей», оказывая им поддержку во всех их предприятиях.

Занимай господствующее положение в родовых союзах, аристократия держала под своим контролем всю массу демоса. Против этой политической организации Клисфен и направил свой главный удар. Он ввел новую, чисто территориальную систему административного деления, распределив всех граждан по десяти филам и ста более мелким единицам — демам. Филы, учрежденные Клисфеном, не имели никакого отношения к старым родовым филам.

Более того, они были составлены с таким расчетом, чтобы лица, принадлежавшие к одним и тем же родам и фратриям, были впредь политически разобщены, проживая в разных территориально-административных округах. Клисфен, по выражению Аристотеля, «смешал все население Аттики», не считаясь с его традиционными политическими и религиозными связями. Таким образом ему удалось решить одновременно три важные задачи: 1) афинский демос, и прежде всего крестьянство, составлявшее весьма значительную и вместе с тем наиболее консервативную его часть, был освобожден из-под древних родовых традиций, на которых основывалось политическое влияние знати; 2)были прекращены нередко возникавшие распри между отдельными родовыми союзами, угрожавшие внутреннему единству афинского государства; 3) были привлечены к участию в политической жизни те, кто до этого стоял вне фратрий и фил и в силу этого не пользовался гражданскими правами. Реформы Клисфена завершают собой первый этап борьбы за демократию в Афинах. В ходе этой борьбы афинский демос добился больших успехов, политически вырос и окреп. Воля демоса, выраженная путем общего голосования в народном собрании (экклесия), приобретает силу обязательного для всех закона. Все должностные лица, не исключая и самых высших — архонтов и стратегов[22], выбираются и обязаны отчитываться перед народом в своих действиях, а в том случае, если допущена какая-нибудь провинность с их стороны, могут быть подвергнуты тяжелому наказанию.

Рука об руку с народным собранием работал созданный Клисфеном совет пятисот (буле) и учрежденный Солоном суд присяжных (гелием). Совет пятисот выполнял при народном собрании функции своеобразного президиума, занимаясь предварительным обсуждением и обработкой всех предложений и законопроектов, поступавших затем на окончательное утверждение в экклесию. Поэтому декреты народного собрания в Афинах начинались обычно с формулы: «Постановили совет и народ». Что касается гелиеи, то она была в Афинах высшей судебной инстанцией, в которую все граждане могли обращаться с жалобами на несправедливые решения должностных лиц. Как совет, так и суд присяжных избирались жеребьевкой по десяти филам, учрежденным Клисфеном. Благодаря этому в их состав могли попасть наравне с представителями знати также и рядовые граждане. Этим они в корне отличались от старого аристократического совета и суда — ареопага.

Впрочем, до полного торжества демократических идеалов было ещё далеко. Сложившаяся в результате реформ Солона и Клисфена система государственного управления оценивалась древними как умеренная форма демократии. Наибольшим значением в политической жизни Афин пользовалась прослойка зажиточного крестьянства, оттеснившая на задний план как старую земельную знать, так и торгово-ремесленные слои городского населения. Зажиточные крестьяне — зевгиты[23] составляли политически активное ядро народного собрания. Из них же формировалось тяжеловооруженное гоплитское[24] ополчение, которое становится теперь решающей силой на полях сражений, почти совершенно вытеснив с них аристократическую конницу. Малоземельные крестьяне, равно как и городская беднота, активного участия в управлении государством в то время еще не принимали, хотя формально и те и другие считались афинскими гражданами. Следует иметь в виду, что начиная со времени Солона доступ во многие из правительственных учреждений был ограничен в Афинах высоким имущественным цензом. Так, членом совета мог стать лишь человек, принадлежавший к разряду зевгитов, т. е. тот, кто получал со своей земли не менее двухсот мер годового дохода. Самый высокий ценз был установлен для должности архонта — не менее пятисот мер годового дохода. Представители последнего, четвертого по счету разряда фетов[25] были допущены только в народное собрание и в суд присяжных. Потребовалось не одно десятилетие упорной политической борьбы для того, чтобы принцип гражданского равноправия был последовательно проведен в Афинах.

Афинская демократия дает представление лишь об одном из возможных путей развития раннегреческого полиса. В течение архаического периода в Греции возникло много очень разнообразных типов и форм полисной организации. Один из самых своеобразных вариантов полисного строя сложился в Спарте — крупнейшем из дорийских государств Пелопоннеса. Начиная уже с древнейших времен социально-экономическое развитие спартанского общества приняло не совеем обычное направление. Основавшие Спарту дорийцы пришли в Лаконию как завоеватели и поработители местного ахейского населения. Примерно с середины VIII в. в Спарте, как и во многих других греческих государствах, стал ощущаться острый земельный голод. Возникшая в связи с этим проблема избыточного населения требовала своего незамедлительного решения, и спартанцы решили ее по-своему: они нашли выход в расширении своей территории за счет ближайших соседей. Главным объектом спартанской агрессии стала Мессения, богатая и обширная область в юго-западной части Пелопоннеса. Борьба за Мессению, происходившая в VIII—VII вв. до н. э., завершилась в конце концов полным завоеванием и порабощением ее населения. Захват плодородных мессенских земель позволил спартанскому правительству приостановить надвигавшийся аграрный кризис. В Спарте был осуществлен широкий передел земли и создана стабильная система землевладения, основанная на строгом соответствии между числом наделов и числом полноправных граждан. Вся земля была поделена на 9000 приблизительно одинаковых по своей доходности наделов, которые были розданы соответствующему числу спартиатов[26]. В дальнейшем правительство Спарты внимательно следило за тем, чтобы величина отдельных наделов оставалась все время неизменной (их нельзя было, например, дробить при передаче по наследству), а сами они не могли переходить из рук в руки посредством дарения, завещания, продажи и т. д. Были поделены и прикрепленные к земле государственные рабы-илоты из числа покоренных жителей Лаконии и Мессении. Сделано это было с таким расчетом, чтобы на каждый спартанский клер (земельный надел) приходилось по нескольку илотских семей, которые своим трудом обеспечивали всем необходимым самого владельца клера и всю его семью.

В результате этой реформы спартанский демос превратился в замкнутое сословие профессиональных воинов-гоплитов, осуществлявших силой оружия свое господство над многотысячной массой илотов.

Подневольный труд илотов избавлял спартиатов от необходимости добывать себе пропитание и оставлял им максимум свободного времени для занятий государственными делами и с овершенствования в военном искусстве. Последнее было тем более необходимо, что после завоевания Мессении в Спарте создалась крайне напряженная обстановка: здесь была нарушена основная заповедь рабовладельческой экономики, сформулированная впоследствии Аристотелем: избегать скопления больших масс рабов одного этнического происхождения. Илоты, составлявшие большинство среди трудового населения Спарты, говорили на одном и том же языке и мечтали только о том, как бы сбросить ненавистное иго спартапских завоевателей[27]. Удержать их в повиновении можно было только с помощью систематического беспощадного террора.

Постоянная угроза илотского мятежа требовала максимальной сплоченности и организованности спартиатов. Поэтому одновременно с переделом земли в Спарте была проведена целая серия реформ, вошедших в историю под именем «законов Ликурга»[28]. Реформы эти в короткий срок до неузнаваемости изменили облик спартанского государства, превратив его в военный лагерь, все обитатели которого были подчинены казарменной дисциплине. С момента рождения и до смерти спартиат находился под неусыпным наблюдением особых должностных лиц (они назывались зфорами, т. е. «надзирателями»), которые обязаны были следить за неукоснительным исполнением всеми гражданами законов Ликурга.

В этих законах было предусмотрено все вплоть до мельчайших деталей, таких, как покрой одежды и форма бороды и усов, которые дозволялось носить гражданам Спарты. Закон строжайше обязывал каждого спартиата отдавать своих сыновей, как только им исполнится семь лет, в специальные лагеря — агелы (букв. «стадо»), где их подвергали зверской муштре, воспитывая в подрастающем поколении выносливость, хитрость, жестокость, умение приказывать и повиноваться и другие качества, необходимые «настоящему спартанцу». Взрослые спартиаты в общеобязательном порядке посещали совместные трапезы — сисситии, ежемесячно выделяя на их устройство определенное количество продуктов. В руках правящей верхушки спартанского государства сисситии и агелы были удобным средством контроля за поведением и настроениями рядовых граждан. Государство в Спарте активно вмешивалось в личную жизнь граждан, регламентируя деторождение и супружеские отношения.

В соответствии с принципом «ликургова строя» все полноправные граждане Спарты официально именовались «равными», и это были не пустые слова. В Спарте действовала на протяжении почти двух столетий целая система мер, направленных к тому, чтобы свести к минимуму любые возможности личного обогащения и тем самым приостановить рост имущественного неравенства среди спартиатов. С этой целью была изъята из обращения золотая и серебряная монета. Согласно преданию, Ликург заменил ее тяжелыми и неудобными железными оболами, уже давно вышедшими из употребления за пределами Лаконии. Торговля и ремесло считались в Спарте занятиями, позорящими гражданина. Ими могли заниматься лишь периеки, (букв, «живущие вокруг») — неполноправное население небольших городков, разбросанных по территории Лаконии и Мессении на некотором удалении от самой Спарты. Практически все пути к накоплению богатства были закрыты перед гражданами этого необыкновенного государства. Впрочем, даже если кому-то из них удалось бы сколотить состояние, воспользоваться им под бдительным надзором спартанской полиции нравов он все равно не смог бы. Все спартиаты независимо от их происхождения и общественного положения — исключения не делалось даже для стоявших во главе государства «цареи»[29] — жили в совершенно одинаковых условиях, как солдаты в казарме, носили одинаковую простую и грубую одежду, ели одинаковую пищу за общим столом в сисситиях, пользовались одинаковой домашней утварью. На производство и потребление самых незначительных предметов роскоши в Спарте был наложен строжайший запрет. Ремесленники из числа периеков изготовляли лишь самую простую и необходимую утварь, орудия труда и оружие для снаряжения спартанской армии. Ввоз же в Спарту чужеземных изделий был категорически запрещен законом. Спартанскому правительству удалось сплотить граждан перед лицом порабощенных, но постоянно готовых к возмущению илотов. Обладая большим запасом внутренней прочности, «община равных» смогла в дальнейшем выдержать такие серьезные испытания, какими были, например, великое восстание илотов 464 г. (так называемая III Мессенская война) или Пелопоннеская война 431 — 404 гг. до н. э. Принесла свои плоды и упорная военная тренировка, которой спартанцы предавались всю жизнь с неослабным рвением. Знаменитая спартанская фаланга (тяжеловооруженная пехота, державшаяся в сомкнутом строю) долгое время не знала себе равных на полях сражений и заслуженно пользовалась славой непобедимой. Спарта сумела еще до начала V в. до н. э. установить свою гегемонию над большей частью Пелопоннеса, а впоследствии попыталась распространить ее также и на всю остальную Грецию. Однако великодержавные претензии Спарты опирались лишь на ее военную силу. В экономическом и культурном отношении она сильно отставала от других греческих государств. Установление «ликургова строя» резко затормозило развитие спартанской экономики, вернув ее вспять, почти на стадию натурального хозяйства гомеровской эпохи. В атмосфере сурового военно-полицейского режима с его доведенным до абсурда культом равенства постепенно захирела, а затем и совсем исчезла яркая и своеобразная культура архаической Спарты[30]. После Тиртея, воспевшего подвиги, совершенные спартанскими воинами во время Мессенских войн, Спарта не дала ни одного значительного поэта, ни одного философа, оратора, ученого. Полный застой в социально-экономической и политической жизни и крайнее духовное оскудение — такой ценой пришлось расплачиваться спартанцам за свое господство над илотами. Замкнувшаяся в себе, отгородившаяся от внешнего мира глухой стеной вражды и недоверия, Спарта постепенно становится главным очагом политической реакции на территории Греции, надеждой и опорой всех врагов демократии.

Итак, мы познакомились с двумя крайними, наиболее различавшимися формами раннегреческого полиса. Первая из этих двух форм, сложившаяся в Афинах в результате реформ Солона и Клисфена, обеспечивала гражданам гармоническое развитие личности и оказалась более способной к развитию и, следовательно, исторически более перспективной в сравнении со второй — казарменной спартанской формой полиса. Афины не знали свойственной Спарте полной политической дискриминации всех людей физического труда. Именно Афинам суждено было стать в дальнейшем главным оплотом греческой демократии и вместе с тем крупнейшим культурным центром Греции, «школой Эллады», как скажет позднее Фукидид.

Говоря о существенных различиях в общественном и государственном устройстве Афин и Спарты, мы не должны упускать из виду то общее между ними, что позволяет считать их двумя разновидностями одного и того же типа государства, а именно полиса. Любой полис представляет собой самоуправляющуюся, или, как говорили греки, автономную общину, чаще всего не выходящую за пределы одного, обычно небольшого города и его ближайших окрестностей (отсюда общепринятый в современной научной литературе перевод термина полис — «город-государство»). Государства, превышающие по своим размерам эту обычную для полиса норму, встречаются в Греции лишь в виде исключения (примерами могут служить как раз Афины и Спарта, на территории которых кроме главного города, давшего имя своему государству, были еще и другие города). Основная особенность полисной организации, отличающая ее от всех других видов рабовладельческого государства, заключается в том, что здесь в управлении государством участвуют в какой-то, хотя, конечно, далеко не в равной, мере все члены данной общины, а не только избранная их часть, входящая в чрезвычайно узкий круг придворной знати, как мы чаще всего наблюдаем это в монархиях древнего Востока, Гражданская община (демос) практически сливается здесь с государством[31].

Даже в наиболее консервативных и политически отсталых греческих полисах вроде той же Спарты все полноправные граждане имели доступ в народное собрание, которое считалось носителем высшей суверенной власти в государстве[32]. Его заключительная фраза гласила: «Сила и власть пусть принадлежат народу».). Будучи выражением коллективной воли граждан полиса, решения народного собрания имели силу общеобязательного закона. В этом проявляется важнейший политический принцип, лежащий в основе полисной организации, — принцип подчинения меньшинства большинству, личности коллективу. Выше мы уже видели на примере Спарты, какие парадоксальные формы принимало подчас это всемогущество закона. Да и в других греческих государствах оформленная как закон власть коллектива над личностью и имуществом отдельного гражданина нередко простиралась весьма далеко. В Афинах, например, любой человек, какое бы высокое положение в обществе он ни занимал, мог оказаться изгнанным за пределы государства без всякой провинности с его стороны лишь на том основании, что этого хотело большинство его сограждан[33]. Используя свое право верховного контроля над жизнью и поведением отдельных граждан, полис активно вмешивался в экономику, сдерживая рост частной собственности и сглаживая, таким образом, имущественное неравенство внутри гражданской общины.

Примерами такого вмешательства могут служить уже известная нам солоновская сейсахтейя в Афинах, приписываемый Ликургу земельный передел в Спарте и аналогичные экономические реформы в других полисах[34].

Для своего времени полис может считаться наиболее совершенной формой политической организации господствующего класса. Его главное преимущество перед другими формами и типами рабовладельческого государства, например перед восточной деспотией, заключается в сравнительной широте и устойчивости его социальной базы и в тех широких возможностях, которые он давал для развития частного рабовладельческого хозяйства. Полисная община объединяла в своем составе как крупных, так и мелких собственников, богатых земле и рабовладельцев и просто свободных крестьян и ремесленников, гарантируя каждому из них неприкосновенность личности и имущества и вместе с тем определенный минимум прав, и прежде всего права собственности на землю внутри полиса. В правоспособности греки видели основной признак, отличающий гражданина от негражданина. В то же время полис был военно-политическим союзом свободных собственников, направленным против всех порабощенных и эксплуатируемых и преследующим две основные цели: 1) удерживать в повинности уже имеющихся рабов; 2) организовывать военную агрессию против стран «варварского» мира, обеспечивая тем самым пополнение рабовладельческих хозяйств необходимой им рабочей силой.

Литература:

Андреев Ю.В. Греция в архаический период и создание классического греческого полиса./История Древнего мира. Расцвет Древних обществ. - М. .-Знание, 1983 - с. 69-93

Примечания:

1

Во всех музеях мира хранится множество изделий из древней бронзы, но изделий из железа сохранилось гораздо меньше, а те, что сохранились, представляют собой бесформенные комки корродированного металла.

2

3акалка стального оружия впервые упоминается в «Одиссее», созданной в VIII в. до н. э. Разумеется, получаемый тогда металл значительно отличался от литой стали нового времени.

3

Далее ряд лекций, относящихся ко второму периоду древности, будет все ещё посвящен обществам раннего типа.

15

Как мы видели выше, в древней Передней Азии предшествовавшего периода процент был значительно выше. Снижение процента — показатель повышения товарности хозяйств и, следовательно, некоторого снижения их зависимости от ростовщического кредита, господство которого в Греции оказалось недолгий. — Примеч. ред.

16

Впрочем, сами греки видели главный признак города не с торгово-ремесленной деятельности, а в политической самостоятельности поселения, его независимости от других общин. В их понимании городами (полисами) могли считаться и неукрепленные поселки, обладавшие независимостью по причинам военно-политического характера.

17

Здесь и далее переводы В.В. Вересаева.

18

Эти столбы воздвигались кредитором на поле должника в знак того, что поле являлось залогом уплаты долга и могло в случае его неуплаты быть отобрано.

19

В программу Городских Дионисий входили театральные представления. Согласно преданию, в 536 г. до н. э, при Писистрате была осуществлена первая в истории греческого театра постановка трагедии.

20

Предание рассказывает, что гостивший у Поликрата, тирана о-ва Самос, египетский царь посоветовал ему пожертвовать самым дорогим, что у него было, дабы боги не позавидовали его счастью. Поликрат бросил в море свой перстень, но на следующий день рыбак принес ему в дар большую рыбу, и брошенный перстень нашелся в её брюхе. Египетский царь покинул Поликрата, считая его обреченным, и вскоре тот действительно погиб.

21

Архонты (букв, «начальствующий») — правящая коллегия должностных лиц, состоявшая из девяти человек. Первый архонт считался председателем коллегии. По его имени в Афинах обозначался год.

22

Стратегами в Афинах назывались военачальники, командовавшие армией и флотом. Коллегия из десяти стратегов была учреждена Клисфеном.

23

3евгит — от греч. зевгос — «ярмо», «упряжка». Упряжка из двух волов была главной рабочей силой в хозяйстве крестьянина (возможно, это слово происходит от места, которое воин нанимал в строю. — Примеч. ред.).

24

Гоплит — пеший воин, имеющий полный комплект тяжелого защитного вооружения: поножи, панцирь, шлем и щит. В отличие от воинов гомеровской эпохи гоплиты сражались в сомкнутом строю, так называемой фалангой.

25

Феты — букв, «поденщики», «батраки». В этот разряд входили граждане, получавшие менее двухсот мер годового дохода с земли, а также те, у кого земли вообще не было.

26

Спартиаты — обычное наименование полноправных граждан Спарты в источниках.

27

По свидетельству Геродота, в спартанской армии, сражавшейся против персов при Платеях (479 г. до н. э.), на каждого полноправного спартиата приходилось по семь илотов.

28

О жизни и деятельности Ликурга не сохранилось никаких достоверных свидетельств. Не удалось установить с достаточной точностью и время его реформ. Многие из современных историков считают его вымышленной личностью. Наиболее вероятно, что «ликургов строй» в окончательном виде сложился не ранее чем к концу VII — началу VI в. до н. э. — Примеч. ред.

29

Начиная с древнейших времен Спартой управляли два «царя», принадлежавшие к двум различным династиям. Власть «царей» была пожизненной, но ее сильно ограничивал постоянный надзор со стороны эфоров. Всей полнотой власти «цари» пользовались лишь во время войны в качестве верховных главнокомандующих спартанской армии.

30

Археологические раскопки на территории Спарты показали, что в VII — первой половине VI в. здесь находился один из самых значительных центров художественного ремесла во всей Греции. Изделия лакейских ремесленников этого времени не уступают лучшим изделиям афинских, коринфских и эвбейских мастеров.

31

Разумеется, следует иметь в виду, что размеры и численность самих полисных общин могли колебаться в очень широких пределах в зависимости от тех критериев гражданских прав, которые использовались в различных греческих государствах. Если в Афинах: во времена расцвета демократии во второй половине V в. насчитывалось около 45 тыс. полноправных граждан, то в Спарте их число даже и в годы наивысшего подъема её могущества не превышало 9—10 тыс. человек. Впрочем, в Греции существовали и такие полисы, в которых весь гражданский коллектив состоял из нескольких сотен или даже нескольких десятков человек.

32

Этот принцип был сформулирован уже в древнейшем из всех дошедших до нас политических документов — так называемой «Ретро Ликурга» (около VIII в. до н. э.

33

В таких случаях проводилось общее голосование, в котором бюллетенями служили глиняные черепки. Отсюда название этой процедуры — остракизм, букв. «черепкование». Каждый из участников голосования писал на своём черепке имя того человека, который, по его мнению, представлял в данный момент наибольшую опасность для государства. Тот, кто собирал таким образом наибольшее число голосов, изгонялся из Афин сроком на десять лет. Изобретение остракизма приписывалось к древности Клисфену. Заметим, что институт остракизма предполагает поголовную грамотность граждан.

34

Во многих полисах контроль государства над частном собственностью граждан носил систематический характер. Наиболее типичными его проявлениями можно считать различные запреты н ограничения, налагавшиеся на покупку и продажу земли, так называемые литургии- — повинности в пользу государства, выполнявшиеся наиболее зажиточными гражданами; законы против роскоши и т. д.