|
||||
|
Дорога в бессмертие 13 апреля 1942 годаЭтот день стал своеобразной точкой отсчета для всех бойцов и командиров окруженной группировки войск 33-й армии. Большинство из них вместе с командующим армией генерал-лейтенантом М. Г. Ефремовым, честно выполнив воинский долг, сложили свою голову за Родину, навсегда оставшись в нашей памяти символом мужества, воинской доблести и чести. Немногим бойцам и командирам западной группировки удалось вырваться из окружения. Но именно благодаря им мы имеем сегодня бесценные сведения, позволяющие познать и оценить всю глубину трагедии, разыгравшейся юго-восточнее Вязьмы зимой — весной 1942 года, и особенно в середине апреля. Единственным архивным документом, дающим хотя бы общее представление о ходе ведения боевых действий западной группировкой 33-й армии в окружении в феврале — апреле 1942 года, является доклад, подготовленный начальником оперативного отдела армии полковником С. И. Киносяном 30 июля 1942 года, под названием: «Описание операции 33 армии по овладению гор. Вязьма с 20.1 по 20.4.42 г.»[405]. Однако последний период боев описан в нем очень коротко и к тому же весьма неточно: возможно, вследствие отсутствия информации. Вместе с тем надо отметить, что если изучению боевого пути 33-й армии от Наро-Фоминска до Вязьмы историками практически не было уделено никакого внимания, то трагические события, связанные с гибелью западной группировки, уже давно тревожили умы многих. Однако закрытость основной части архивных фондов, в которых были сосредоточены, пусть и незначительные по количеству, документы того периода, сводили на нет эту работу. Хотя надо сказать, что никто из тех, кто интересовался последними днями окруженной группировки 33-й армии, не пытался воссоздать целостную картину происшедшего. Предпринимались отдельные попытки М. М. Ефремовым, С. Д. Митягиным, В. П. Крикуновым, А. П. Игнатовым, С. М. Голициным, И. А. Потемкиным и др. найти ответы на некоторые вопросы, связанные с гибелью командарма и окруженных соединений, а также разобраться с причинами забвения подвига бойцов и командиров 33-й армии, но не более того. Однако в условиях жесточайшей цензуры тех лет эти темы были под строгим запретом, и немногочисленные исследователи не имели никаких шансов на то, чтобы события, связанные с гибелью западной группировки 33-й армии, стали достоянием не только широкой общественности, но даже и узкого круга историков. Тот, кто занимался тогда изучением истории Великой Отечественной войны, прекрасно знал, что с этой темой лучше не связываться: иначе можно было потерять многое, если не все. Первой удачной попыткой рассказать широкой читательской аудитории о событиях, происшедших юго-восточнее Вязьмы зимой — весной 1942 года, была книга Ю. Б. Капусто «Последними дорогами генерала Ефремова», вышедшая в 1992 году. Хотя Юлия Борисовна и не пыталась описать ход боевых действий западной группировки 33-й армии в окружении, ей, как непосредственной участнице тех событий, удалось отдельными штрихами показать всю глубину трагедии, постигшей бойцов и командиров окруженных соединений. Этой мужественной женщине пришлось приложить воли и целеустремленности не меньше, чем в апреле 1942 года в окружении, чтобы ее книга, пусть даже и в сильно искаженном виде, смогла увидеть свет! Она не раз отмечала, что в жизни ей было столь тяжело только дважды: во время прорыва из окружения с ефремовцами и во время сдачи этой книги в печать. Вот как живем: в мирное время, как на войне. Кто-то может возразить, что еще в 1967 году вышла книга А. П. Виноградова и A. A. Игнатовой «Герой-командарм», но она была посвящена жизненному и боевому пути генерала Ефремова, и события весны 1942 года там освещены весьма коротко и крайне неправдоподобно. Однако авторов нельзя ни в чем упрекнуть: им просто не дали написать того, что было на самом деле. Очень большую помощь в сборе информации для написания книги оказали Ю. Б. Капусто ветераны 33-й армии, и особенно А. Н. Краснов и С. Д. Митягин. Эти два поисковика-самородка в 70–80-е годы прошлого столетия проделали поистине титаническую работу по возвращению из небытия подвига воинов-ефремовцев. Особенно надо отметить деятельность Станислава Дмитриевича Митягина, который на протяжении многих десятилетий после войны по крупицам собирал данные, касающиеся того периода. Работал он здесь совсем не случайно: в те трагические дни в составе окруженной группировки пропал без вести его отец — интендант 3 ранга Митягин Дмитрий Николаевич, начальник 4-го отделения штаба 338-й СД. Десятки фамилий славных защитников Родины вернул из небытия Станислав Дмитриевич, сотни останков советских воинов были найдены поисковым отрядом под его руководством, но отца своего он так и не нашел. Тем не менее проведенная им работа позволила не только вернуть из небытия подвиг, совершенный воинами 33-й армии, но и в значительной степени восстановить картину последних дней существования окруженной группировки армии. Во многом благодаря ему удалось добиться присвоения генерал-лейтенанту М. Г. Ефремову звания Героя Российской Федерации. Автору этих строк посчастливилось на протяжении почти десяти лет работать бок о бок с этим удивительным человеком, постигая тайну гибели генерала Ефремова. С. Д. Митягин и А. Н. Краснов[406] собрали богатый материал, основную часть которого составляют воспоминания бойцов и командиров 33-й армии, сражавшихся в окружении. И та часть информации, которая оказалась по какой-то причине недоступна в архиве, была с лихвой компенсирована ими кропотливой исследовательской и поисковой работой в этом направлении. На протяжении многих лет, изо дня в день, пользуясь тем, что были еще живы многие из тех бойцов и командиров, на чью долю выпала эта нелегкая судьба, они собирали и собрали этот уникальный материал, в котором простым солдатским языком рассказывается о пережитом в те трагические дни. На основе собранного материала А. Н. Краснов и С. Д. Митягин могли бы весьма достоверно восстановить и описать последние дни окруженной группировки, но, увы, этого не произошло. Как часто бывает в жизни, значительную часть своей кипучей энергии они истратили впустую, в бесплодных спорах друг с другом, а времени на главное у них не осталось. Хорошо зная толк в поисковой работе, они так и не разобрались в своих взаимоотношениях: в итоге потеряли и мы, и наши история, в буквальном смысле слова. 18 декабря 1988 года Александр Николаевич Краснов умер. Станислав Дмитриевич многие годы продолжал работать в этом направлении один, но возраст и ряд других объективных причин резко затруднили сбор информации. Но, слава богу, он сохранил несколько десятков толстых тетрадей с бесценными поисковыми записями, а также всю переписку с ветеранами, насчитывающую более тысячи их писем. Автор предлагает свою точку зрения на происшедшие события, основанную на имеющемся архивном материале, воспоминаниях тех ветеранов 33-й армии, с которыми ему довелось лично встречаться и беседовать, а также рассказах и письмах бойцов и командиров, оказавшихся в его распоряжении. Этому во многом также способствовал и тот факт, что на протяжении последних десяти лет мы вместе со Станиславом Дмитриевичем исходили и изъездили вдоль и поперек весь этот район, узнав от местных жителей ряд новых подробностей о событиях той поры. * * *Несмотря на то что начало движения колонны было намечено на 23 часа 13 апреля 1942 года, выход начался намного позже. Об этом нет никаких документальных подтверждений, но практически все воспоминания командиров и красноармейцев, оставшихся в живых, свидетельствуют об этом. Первопричиной этому было то, что дисциплина в соединениях и частях к этому времени резко упала. Бойцы и командиры окруженных соединений были измотаны до такой степени, что многое из того, что понятно сознанию нормального человека, было абсолютно не приемлемо для них, доведенных голодом, холодом и всеми другими невзгодами до крайностей. Особенность обстановки заключалась еще и в том, что буквально за последние три дня положение дел в частях и соединениях окруженной группировки изменилось настолько, что, по сути дела, об организованном и продуманном сопротивлении врагу не могло быть и речи. Если на 5 апреля 1942 года в 113, 160, 338 и 329-й СД насчитывалось, соответственно, 2228, 2242, 3446 и 855 человек, то к началу прорыва из окружения численность дивизий уменьшилась вдвое, а то и втрое, зато намного больше стало раненых и больных. О морально-психологическом состоянии бойцов и командиров говорить уже не приходится. Дивизии западной группировки, оказавшиеся в повторном кольце врага — 113-я и 160-я, потеряли все, что у них было из материальной части тяжелого вооружения и тылов. 338-я СД, хотя и смогла более-менее организованно отойти в район Шпыревского леса, также понесла очень большие потери в личном составе и материальной части. Штаб дивизии практически отсутствовал. Комдив Кучинев с обмороженными ногами находился при штабе артиллерии дивизии. Полки дивизии, после оставления занимаемых ими населенных пунктов и отхода к Шпыревскому лесу, разбрелись. В указанном районе находились только 1138-й СП, 910-й АП и отряд капитана Рощина, именовавшийся 1134-м СП, имевший в своем составе около 150 человек[407]. 1136-й СП и остатки 329-й СД, находившиеся все это время в оперативном подчинении 338-й СД и сражавшиеся вместе с ней, по непонятной причине оказались в глубине Шпыревского леса непосредственно около деревни Шпырево. Остается только удивляться, как в такой сложнейшей оперативной обстановке командарму, штабу оперативной группы, командирам соединений и частей удалось каким-то образом сорганизовать действие подчиненных подразделений по прорыву из окружения. Тем не менее выход частей из Шпыревского леса начался только около трех часов ночи, вместо запланированных 23 часов 13 апреля. Бойцы и командиры, после того как их части и подразделения сосредоточились в указанном районе, уснули таким сном, что многих не удалось разбудить даже к началу выхода, и часть из них так и осталась спать, когда колонна уже тронулась. Об этом рассказывал в своих воспоминаниях военный переводчик разведотдела штаба армии Н. Н. Бунин, который сражался все это время в составе окруженной группировки. Его отец, полковник Николай Лаврентьевич Бунин, был начальником отдела кадров 33-й армии. Согласно приказу командарма первый эшелон должны были составлять 338-я и 160-я стрелковые дивизии. Дивизии должны были, выделив сильные авангарды и боковое охранение, выдвигаться каждая по своему маршруту, что позволяло колоннам обладать определенной степенью маневренности при встрече с противником, а также иметь одну из сторон, смежную друг с другом, защищенную соседом. Решение, принятое командармом, не было чем-то новым в военном деле, но являлось вполне рациональным и продуманным в сложившейся ситуации, вобрав в себя имевшийся к тому времени опыт при выполнении подобных боевых задач. Во втором эшелоне должна была действовать 113-я стрелковая дивизия, являвшаяся арьергардом западной группировки войск. Ее задача заключалась в том, чтобы, сдержав натиск противника на рубеже Федотково, Семешково, Лутное, Красное, путем ведения боевых действий методом подвижной обороны дать возможность оторваться основной части окруженной группировки. Затем, под прикрытием своего арьергарда и различного рода заграждений, отойти в указанном направлении по маршруту 160-й СД. Каждая дивизия в соответствии с приказом командарма № 027 от 12 апреля 1942 года имела свою полосу наступления, в границах которой они должны были совершать марш и последующий прорыв из окружения. Вместе с тем в приказе не был указан конкретный маршрут выдвижения для каждой дивизии. По всей видимости, это было обусловлено тем, что в условиях отсутствия достоверных сведений о силе и возможностях противника в указанных полосах наступления командирам представлялось право, сообразуясь с обстановкой, самостоятельно выбирать маршрут движения колонны. Направление движения колонны 160-й СД просматривалось без каких-либо вопросов, так как ее части, сосредоточившиеся в районе Шпырево, могли выдвигаться отсюда только по единственной дороге, которая выходила из Шпырева в южном направлении, пересекала дорогу Беляево — Буслава и вела далее через населенные пункты Родня и Пожошка на Шумихино. Построение колонны дивизии было следующим: довольно сильный по численности авангард (около 400 человек), выделенный от 160-й СД, часть подразделений дивизии, оперативная группа штаба армии, главные силы 160-й СД, колонна легкораненых, обоз с тяжелоранеными и больными, небольшая по численности саней колонна тыла. В арьергарде шел 1136-й СП 338-й СД. 338-я СД в соответствии с приказом командарма должна была выдвигаться правее 160-й СД, по дорогам, проходившим южнее населенных пунктов Родня, Пожошка, Малая Бославка и далее в юго-восточном направлении. Сразу надо оговориться, что слово «дивизия» в дальнейшем говорит не о том, что речь идет о стрелковой дивизии как таковой, а только о принадлежности частей, подразделений, бойцов и командиров к соответствующему воинскому формированию. К этому времени каждая из дивизий в лучшем случае была по составу равна двум-трем стрелковым батальонам. Но даже при этой условности 338-я СД находилась в самом тяжелом положении. В результате ожесточенных боев в районе Цынеево и Малые Коршуны дивизия потеряла практически весь свой штаб, от которого в живых осталось всего несколько командиров: многие погибли, еще больше пропало без вести. В ходе последующих боев погиб начальник политотдела дивизии батальонный комиссар Е. И. Замогильный. Крайне негативно сказалось на организации управления подчиненными частями предательское бегство в начале апреля на одном из последних самолетов начальника штаба дивизии полковника Я. П. Тетушкина, который покинул район боевых действий без разрешения командира дивизии и командующего армией, якобы вследствие полученного им ранения. Да, это был тот самый Тетушкин, который отказался принять командование дивизией после ранения командира дивизии полковника В. Г. Кучинева на подступах к Вязьме в начале февраля 1942 года. Сразу же после бегства Тетушкина в управлении 338-й СД прошло партийное собрание коммунистов, на котором осудили действия Тетушкина и его поступок. Командующий армией в тот же день отправил в адрес членов Военного совета армии шифротелеграмму следующего содержания:
Начальник Особого отдела 33-й армии Д. Е. Камбург тогда же отправил в адрес начальника Особого отдела Западного фронта следующую телеграмму:
Просто удивительно, но неожиданно для всех командующий Западным фронтом генерал армии Жуков взял Якова Петровича под свою защиту. И если командира 329-й СД полковника K. M. Андрусенко, честно сражавшегося с врагом, но не избежавшего с дивизией разгрома, генерал Жуков в один миг снял с должности и отдал под суд Военного трибунала, то Тетушкин не только избежал Жуковского гнева, но и приобрел в нем своего покровителя, который позволил ему уйти от ответственности за совершенное преступление. А некоторое время спустя произошло и вовсе сенсационное событие, о котором после войны еще долго вспоминали ветераны 338-й СД: генерал армии Жуков подписал на «старого, утомляющегося, с плохим здоровьем» полковника представление о назначении его на должность командира 141-й стрелковой дивизии! Вот какие анекдоты! История так и не открыла тайну — в чем был секрет подобной лояльности полководца к Якову Петровичу? Мало того, несколько позднее, когда Сталин потребовал представить список пропавших без вести и вышедших из окружения старших офицеров, генерал Жуков подал в их числе и Тетушкина.
Случайная ошибка или список включал всех, кто остался в живых? Ни о какой случайности не могло быть и речи, ведь начальник штаба 33-й армии генерал Кондратьев, когда из штаба фронта поступило распоряжение о предоставлении списка старших офицеров, вышедших из окружения, доложил следующее:
Как видно, полковника Тетушкина в этом списке нет. Чем так приворожил Георгия Константиновича Жукова Яков Петрович Тетушкин? Наглостью своего поступка или тем, что этот поступок был совершен по отношению к командующему 33-й армией генерал-лейтенанту Ефремову?  Полковник Я. П. Тетушкин Из письма бывшего судьи Военного трибунала 338-й СД Максютова Ивана Петровича:
Нет, никто не судил полковника Тетушкина за побег, никто не снижал его в воинском звании. Весна и лето 1942 года были очень тяжелыми для страны и армии, и ему повезло: было не до него. Есть еще один интересный факт из жизни беглого полковника: 10 июля 1942 года командир 141-й СД полковник Я. П. Тетушкин отправил в адрес члена Политбюро и секретаря ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкова письмо, в котором высказал, так сказать, свое видение войны, начиная от плохой дисциплины среди бойцов и командиров, заканчивая ржавыми винтовками и хорошим видом пленных немецких солдат и офицеров. В своем письме полковник Тетушкин не преминул отметить следующее:
И в таком духе еще несколько листов и о деятельности начальников, и о работе их штабов, и о снабжении. Причем очень интересная концовка письма, в которой разошедшийся Яков Петрович Тетушкин советует члену Политбюро и секретарю ЦК ВКП(б): «Выводы из этого делайте сами». Правда, о том, что он подло бежал из района окружения 33-й армии, высадив из самолета тяжелораненого офицера, он почему-то не написал. Сказалась, наверное, «природная скромность». Многие замечания Тетушкина по организации боевых действий, поддержанию воинской дисциплины среди бойцов и командиров вполне обоснованы. Только сам начальник штаба 338-й СД был из той категории командиров, которые умели красиво говорить и писать (и рисовал Яков Петрович, кстати, тоже очень хорошо), но при первом же выстреле оказывались далеко от переднего края, забывая обо всем. Хорошо известно, что генерал Г. К. Жуков, так же как и генерал А. И. Еременко, отмечал, что генерал-лейтенант М. Г. Ефремов слишком интеллигентно управляет войсками, не ругается и не распускает рук, а здесь товарищ Тетушкин вдруг вспомнил факт того, что Михаил Григорьевич бил командиров по лицу. Кто-то из них троих явно врет. К началу выхода из окружения в 338-й СД сложилась такая ситуация, что все управление остатками частей дивизии осуществлялось через штаб артиллерии дивизии во главе с начальником артиллерии дивизии полковником Н. М. Панковым. Обстановка усугублялась еще и тем, что полковник В. Г. Кучинев, не полностью оправившийся после ранения, в ходе последних боев сильно обморозил ноги. Комдив-338 вместе с начальником артиллерии дивизии последние дни находились при 910-м АП, который к вечеру 12 апреля сосредоточился в лесу, в 1,5 км юго-восточнее Жолобово, недалеко от высоты с отм. 206,2, через которую шла лесная тропинка к шпыревской дороге. По воспоминаниям оставшихся в живых участников тех событий, с самого начала движения колонны 160-й СД и оперативной группы штаба армии, как только прошли лощину Цикунова, или, как ее называли бойцы, «лощину раненых» (там находился обоз с ранеными и больными), начали возникать различные негативные моменты. Дисциплина марша отсутствовала. Многие командиры и бойцы во время марша отстали от своих подразделений, приняв решение пробиваться за линию фронта мелкими группами. Вот что пишет о начале выхода инструктор пропаганды 910-го АП 338-й СД политрук И. А. Снетков:
Василий Дмитриевич Сторублев, не выдержавший тогда всех трудностей и сдавшийся несколько дней спустя в плен немцам, в своем письме к Ю. Б. Капусто, уже много лет спустя, рассказывал: «…Я шел в одном стаде, как баран, да еще голодный, измученный…» Ему, старому солдату, нечего было стесняться: свои десять лет он честно отсидел в лагерях после войны. Он никого не предавал, но терпеть все это дальше просто не мог и сдался в плен уже в самом конце выхода из окружения. Под прикрытием темноты и леса первые два километра пути колонна преодолела сравнительно быстро. Примерно за километр-полтора до выхода колонны 160-й СД к дороге Беляево — Буслава, которая, по данным разведки, контролировалась противником, неожиданно произошло совсем необъяснимое: справа по ходу движения в общую колонну 160-й СД начали входить подразделения 338-й СД. Это создало скучивание войск на маршруте движения. После некоторого замешательства, не без участия генерала Ефремова, порядок был восстановлен, и колонна в составе уже двух дивизий продолжила движение вперед, однако прежней стройности уже не было: подразделения и части перемешались, несколько отодвинув в глубь колонны небольшой обоз штаба оперативной группы, что затем и привело к самым негативным последствиям. Из «Описания операции 33 армии по овладению гор. Вязьма», подготовленного полковником С. И. Киносяном:
Анализ обстановки и характера действий соединений окруженной группировки в тот период позволяет, по мнению автора, сделать однозначный вывод о том, что выход 338-й СД на маршрут 160-й СД был не случайностью, а заранее спланированным командованием 338-й СД шагом. В доказательство этого утверждения говорит следующее. Согласно отданному 11 апреля 1942 года командующим армией распоряжению, 338-я СД должна была занять исходный район, находившийся 1 км южнее Красное. После занятия противником населенных пунктов Красное и Щелоки место исходного района для дивизии было изменено и перенесено в район Жолобово. Однако после сдачи района частям 113-й СД, как и требовал этого приказ командарма, дивизия, следуя в указанный район, неожиданно «… сбилась с направления, и только к вечеру 13.4 удалось ее разыскать и установить с ней связь, вывести в свой район сосредоточения»[413]. Таким образом, еще на этапе подготовки к выходу из окружения командование 338-й СД предприняло попытку занять иной район, чем тот, который был определен приказом командарма. Уже тогда явно прослеживалась попытка полковника Кучинева под любым предлогом уклониться от совершения марша по маршруту, который был определен приказом командующего. Поэтому дивизия и заняла район юго-восточнее Жолобова недалеко от лесной дороги, которая напрямую выводила на маршрут 160-й СД. К тому же не факт, что было так, как написано в докладе полковника С. И. Киносяна: дивизию удалось «разыскать и вывести в свой район сосредоточения». Возможен и такой вариант: констатировав факт выхода 338-й СД в другой район, представитель оперативной группы штаба армии слукавил, доложив о том, что дивизия была выведена в свой район, а может быть, командир дивизии полковник Кучинев только пообещал, что дивизия сейчас займет указанный район, а офицер штаба не проконтролировал исполнение. Допускается и такое: прибывший офицер оперативной группы вывел дивизию на свое место, но она затем заняла прежнее свое положение. Как бы то ни было, можно смело утверждать следующее: если бы дивизия заняла указанный ей район, она никогда бы не вышла на маршрут 160-й СД именно в этом месте. Случайно сбиться со своего маршрута, как написано об этом докладе полковника Киносяна, командир 338-й СД полковник Кучинев тоже не мог. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что за время выдвижения с дивизией к Вязьме он в течение почти двух недель совершал марш один и ни разу не заплутал и не сошел с указанного ему маршрута, преодолев за это время около 100 км! Так что ошибиться в «двух соснах», находясь всего в 1,5 км от указанного ему района, он никак не мог. На местности и по карте Кучинев ориентировался просто прекрасно. В чем угодно мог ошибиться бывший дворянин и бывший офицер царской русской армии, а тогда полковник Красной Армии В. Г. Кучинев, но только не в этом. Можно долго говорить на эту тему, начиная с того, что маршрут 338-й СД был намного опаснее и тяжелей, чем у 160-й СД, и заканчивая тем, что в том состоянии, в котором дивизия находилась, она вряд ли бы прошла более двух километров. Полковник Кучинев хорошо понимал, что единственным условием, при котором он и его бойцы и командиры могли уцелеть в этой мясорубке, могло быть только продвижение в одной колонне со всеми. Если бы Кучинев пошел тем направлением, которое ему было указано в приказе командарма, то он уже через полчаса вступил бы в бой с противником в районе Беляево. Дальше на указанном ему направлении все до единого населенного пункта занимал враг, то есть все его движение было бы сплошным боем. Но это теория, а на практике 338-я СД дальше Беляева продвинуться бы не смогла и навечно осталась бы там. Полковник Кучинев прекрасно это понимал и поэтому сознательно ушел со своего маршрута. К тому же за несколько часов до начала выдвижения случилась трагедия в 1136-м СП 338-й СД. Во время артиллерийского обстрела противником района деревни Шпырево, в окрестностях которой по неизвестной причине были сосредоточены подразделения полка, один из снарядов попал в группу командиров 1136-го СП, в результате чего погибли командир полка майор П. П. Андреев и несколько офицеров. Смерть майора Андреева самым негативным образом отразилась на морально-психологическом состоянии личного состава полка, красноармейцы очень уважали своего командира и были уверены в том, что с ним они смогут выйти из окружения. Этот, с позволения сказать, маневр 338-й СД не только «спутал все карты», но и привел к тому, что колонна 160-й СД, в составе которой следовали штаб оперативной группы армии и обоз с тяжелоранеными, превратилась в длинную, незащищенную со всех сторон вереницу частей и подразделений, которым в случае встречи с противником было бы очень сложно организованно принять бой. Двигаясь такой колонной, окруженная группировка войск 33-й армии резко снизила свои, и без того невысокие, боевые и маневренные возможности. Что получило свое подтверждение уже во время первого столкновения с противником на дороге Беляево — Буслава. Спустя несколько месяцев после выхода из окружения командир 338-й СД полковник В. Г. Кучинев неожиданно получил приказ письменно доложить о ходе боевых действий подчиненной ему дивизии в составе западной группировки 33-й армии во время прорыва из окружения. Очень странно, но полковник Кучинев не стал в своем объяснении останавливаться ни на разгроме штаба дивизии, ни на побеге полковника Тетушкина, что на самом деле существенным образом затруднило управление подчиненными частями. Не стал он и описывать подробностей выхода, хотя именно Владимиру Григорьевичу было что сказать. Интересно ведь получается: Кучиневу, раненному, с обмороженными ногами, удалось вырваться из окружения, а здоровому и физически развитому Ефремову, находившемуся вместе с ним в одной группе, — нет. В объяснительной нет ни единого слова о том, как проходил выход из окружения и почему 338-я СД шла не по своему маршруту. Абсолютно ничего не говорится о распоряжениях, которые получались от командующего армией. Ни одним словом не обмолвился командир 338-й СД о том, почему уже в районе Новой Михайловки 338-я СД действовала отдельно от группы командарма. Почему? Потому, что все эти действия явно шли вразрез с полученным от командующего армией приказом. Вызывает неподдельное удивление и тот факт, что В. Г. Кучинев в подтверждение сказанного им берет в свидетели полковника Тетушкина, подло сбежавшего из района окружения без его же разрешения, и полковника Киносяна, который также улетел из района окружения за неделю до того, как окруженная группировка пошла на прорыв. Так что ни Киносян, ни тем более Тетушкин не могли быть свидетелями того, что на самом деле происходило в период выхода из окружения. Почему же именно на них ссылается Кучинев? Этот вопрос навсегда остался без ответа. Как, впрочем, и вопрос о том, почему доклад о выходе из окружения было приказано полковнику Кучиневу написать не сразу, а уже по прошествии нескольких месяцев? Кто мог дать такую команду? Все это тоже загадка. Сбившись в одну общую колонну, бойцы и командиры двух дивизий продолжили движение в таком составе, не задумываясь о возможных последствиях. Да и что-либо изменить уже было невозможно: буквально через две-три минуты колонна была подвергнута сильному артиллерийскому и минометному обстрелу противником. Снаряды и мины рвались в самой гуще колонны, справа и слева от нее. Особенно в тяжелом положении оказался обоз с тяжелоранеными, который только начал выдвижение: повернуть назад было невозможно. Этот АД продолжался минут пятнадцать-двадцать. Потери частей были очень большими. Об этом и сейчас свидетельствуют двенадцать крупных по размерам ям, находящихся в 600–700 метрах от дороги Беляево — Буслава, где много лет спустя после войны были обнаружены останки бойцов и командиров, погибших тогда. Преодолев первые минуты смятения, бойцы и командиры, находившиеся в голове колонны и наименее пострадавшие от огня вражеской артиллерии, бегом устремилась к дороге Беляево — Буслава. Однако здесь их поджидал противник. Разгорелся жестокий бой. По всему периметру Шпыревского леса, на путях лесных дорог, и особенно на их перекрестках, занимали огневые позиции пулеметчики, были выставлены разного рода дозоры и секреты. Основная их задача заключалась в том, чтобы с началом выдвижения колонны частей 33-й армии вызвать огонь артиллерии, располагавшейся на огневых позициях у деревни Шумихино в районе высоты с отм. 202,3, и одновременно оповестить об этом специально подготовленные мобильные подразделения пехоты, усиленные танками и бронетранспортерами, находившиеся в Беляево и Буславе. Оказать серьезное сопротивление такой массе людей эти небольшие по численности группы противника в одном конкретном месте не могли, к тому же ночь и лесной массив значительно затрудняли ведение боя. Немецкие полевые командиры, планировавшие эту операцию, довольно хорошо продумали порядок своих действий, прекрасно понимая, что в ходе одного боя им не справиться со всей окруженной группировкой. Поэтому основной целью противника было — постепенное расчленение группировки войск 33-й армии на мелкие части, с последующим их пленением или уничтожением. Все окрестные лесные дороги были пристрелены немецкой артиллерией. Как и в любом бою, самый большой урон наносили нашим подразделениям пулеметные расчеты противника, которые, по воспоминаниям очевидцев, буквально косили перебегавших дорогу командиров и красноармейцев своим огнем. Немецкие пулеметчики, полностью блокировавшие подступы к дороге Беляево — Буслава в районе небольшой лесной поляны, заставили бойцов и командиров прорываться в обход этого места. Наши бойцы стали обходить противника со всех сторон, поставив его в крайне тяжелое положение. Часть вражеских огневых точек была уничтожена бойцами, действовавшими в авангарде колонны. Однако огонь противника по-прежнему был настолько плотным, что перейти дорогу было очень сложно.  Дорога Беляево — Буслава. Именно в этом месте шла на прорыв окруженная группировка 33-й армии во главе с М. Г. Ефремовым. Снимок 2008 г. Николай Николаевич Бунин, переводчик разведотдела армии, вспоминал:
Есть сведения, что, с целью введения противника в заблуждение, генерал Ефремов еще за сутки до начала прорыва из окружения приказал командиру 113-й СД полковнику Миронову отправить один из полков в район Федотково, с тем чтобы сымитировать в этом районе прорыв из окружения и отвлечь противника от дороги Беляево — Буслава. По приказу полковника Миронова с этой задачей в район Федотково был отправлен 1292-й СП под командованием капитана И. С. Степченко. Достоверных данных о результатах действия полка нет, вместе с тем, по воспоминаниям бывшего начальника штаба полка младшего лейтенанта П. И. Побегайло, полк получил задачу играть роль бокового охранения, продвигаясь в восточном направлении. Достигнув деревни Песково, повернуть на север и, прорвав оборону противника, выйти к своим. Однако полк не смог пробиться к Песково и оказался в лесном массиве, находящемся в районе населенных пунктов Борисенки, Староселье, Малая Бославка. После долгих метаний в этом районе, непонятно каким образом разойдясь с группой командарма, 1292-й СП очутился в окрестностях деревни Шпырево. Затем вновь вышел в лес севернее Малая Бославка, откуда и начал выход из окружения в район партизанского отряда Жабо. Из воспоминаний Петра Исидоровича Побегайло:
Несмотря на сильный пулеметный огонь, примерно треть колонны смогла преодолеть дорогу Беляево — Буслава. Вражеская пехота под натиском наших бойцов была вынуждена отойти, большая ее часть была уничтожена. Однако на помощь противнику, оборонявшемуся в районе перекрестка Шпыревской дороги и дороги Беляево — Буслава, из деревни Беляево, расположенной всего в полутора километрах от этого места, успело прибыть до роты пехоты с двумя танками и несколькими бронетранспортерами.  Даже сейчас, 67 лет спустя, Шпыревский лес и его окрестности хранят немало свидетельств ожесточенных боев воинов 33-й армии с противником Вражеское командование было неплохо осведомлено о возможных направлениях действий окруженной группировки: красноармейцы и младшие командиры, в больших количествах ежедневно пропадавшие без вести, подпитывали врага необходимой информацией, как с этим ни боролись особисты и политработники. К тому же в значительной степени поспособствовал разглашению планов командования окруженной группировки перенос наступления на сутки позже. Около двух тысяч бойцов и командиров 338-й СД, оперативной группы штаба армии, ряда подразделений 160-й и 329-й СД, которым посчастливилось прорваться через дорогу, продолжили движение по направлению к деревне Родня. Эту часть колонны возглавлял генерал Ефремов. Противник не пытался преследовать прорвавшуюся группу, посчитав свою задачу на данном этапе выполненной: окруженную группировку 33-й армии удалось расчленить на две части, и обе они продолжали оставаться в кольце его окружения. Основная часть колонны, примерно около 4500–4600 человек, считая и обоз с ранеными, который перед началом выдвижения вместе с медицинским персоналом и охраной насчитывал 2650 человек, пройти через дорогу не смогла. Прибывшее из д. Буслава подкрепление, совместно с другими подразделениями противника, кинжальным огнем отбросило прорывавшихся в глубь леса. Врагу удалось намертво перекрыть дорогу не только в этом месте, но и на всем ее протяжении от Беляева — Буславы. К этому времени сюда подоспели еще несколько подразделений из других населенных пунктов. Попытки окруженных прорваться на других участках дороги ни к чему не привели, и они, понеся большие потери, были вынуждены отойти к Шпыреву, где по-прежнему находилась основная часть обоза с тяжелоранеными. Уже развиднелось, тем не менее противник не стал преследовать отошедшие группы наших бойцов и командиров, явно не желая вести бой в лесной чаще. С этого времени окруженная группировка 33-й армии действовала двумя частями. Первую часть составляли те бойцы и командиры, кому удалось вместе с командармом прорваться через дорогу Беляево — Буслава и продолжить движение к Родне и далее на Новую Михайловку. Во вторую входили части и подразделения, которым не удалось прорваться в эту ночь через дорогу, общей численностью немногим более четырех с половиной тысяч человек. Помимо 160-й СД, тылового обоза, а также обоза с ранеными, к ней еще относилась и 113-я СД, которая в то время, когда главные силы окруженной группировки пытались прорываться через дорогу Беляево — Буслава, продолжала сдерживать вражескую пехоту на рубеже Федотково, Семешково. Во время артиллерийского обстрела противника и в ходе боя у дороги Беляево — Буслава погибло около 700–800 бойцов и командиров. Среди погибших, по всей видимости, оказался и начальник штаба 160-й СД подполковник В. М. Русецкий, о котором с той поры ничего не было известно, однако свидетелей его гибели не было. Основные потери окруженные понесли от огня артиллерии — около 400–500 человек. Еще около пятисот человек во время артиллерийского обстрела и боя в районе дороги в суматохе случайно, а некоторые и сознательно, поодиночке и отдельными небольшими группами разбежались в других направлениях. Имеющиеся данные о том, что на этом участке дороги имел место многочасовой бой с противником, мягко говоря, не соответствуют действительности. Сошедшиеся здесь «нос к носу» в ночном бою в лесу наши и немецкие части просто не могли вести многочасового боя, ибо он тогда просто бы шел до полного истребления одной из сторон, тем более что противопоставить бронированной технике врага нашим командирам и красноармейцам, кроме винтовок и пистолетов, было нечего. У ефремовцев была одна цель — прорваться через дорогу, тем более что в сознании многих бойцов и командиров окруженной группировки эта дорога была как бы той чертой, которая отделяла их от главных сил. Многие, кому удалось прорваться через дорогу Беляево — Буслава, тогда и в самом деле думали, что они уже вырвались из окружения. Об этом после войны рассказывали на своей встрече те из бойцов и командиров, кому удалось уцелеть и дожить до Победы. Не соответствует действительности и рассказ о том, что генерал Ефремов с наганом в руке в полный рост первым перебежал дорогу, увлекая за собой остальных, и получил ранение в области спины. В этом не было никакой необходимости. Командарм — на то он и командарм: главная его задача руководить войсками, а не «шашкой махать» и бежать в первой шеренге атакующих. К тому же не надо забывать о том, что впереди шел авангард, потом часть главных сил, а уже затем оперативная группа штаба во главе с командующим. Судьба еще предоставит генералу Ефремову случай вспомнить свою боевую молодость, но это будет не в этот день. Никакого ранения Михаил Григорьевич в этом районе не получал: об этом свидетельствует вскрытие его тела, произведенное в 1943 году. После того как прорвавшаяся часть окруженной группировки двинулась к д. Родня, те, кому не удалось этого сделать, стали отходить к деревне Шпырево. С величайшим трудом командирам и политработникам удалось навести порядок среди деморализованных красноармейцев и младших командиров. Командиру 160-й СД полковнику Н. Н. Якимову и комиссару дивизии Н. И. Коншину удалось собрать южнее Шпырево в районе лощины Цикунова, возле обоза с ранеными, около полутора тысяч бойцов и командиров. Почти три часа ушло на то, чтобы разобраться с убитыми и ранеными, а также с обозами: тыловым и тяжелораненых. На узкой лесной дороге развернули остатки этих обозов, отнесли и сложили в стороне убитых: хоронить их было некогда. Перед выходом только обоз с тяжелоранеными имел в своем составе 199 саней, то есть длина его составляла около 2 км. Поэтому, когда начался артобстрел противника, а затем и бой у дороги, половина обоза с тяжелоранеными еще даже не успела отъехать от лощины Цикунова, где он находился последние сутки. Многие раненые и больные погибли во время артобстрела противника. Бывший командир партизанского отряда В. И. Ляпин, находившийся в авангарде 160-й СД, писал после войны:
А вот как описывает начало прорыва из окружения западной группировки 33-й армии полковник С. И. Киносян в отчетном документе под названием «Описание операции 33 армии по овладению гор. Вязьма»:
Со второй половины дня 13 апреля связь с западной группировкой 33-й армии отсутствовала, что значительно затрудняло ведение согласованных действий по оказанию ей помощи соединениями 43-й и 49-й армий. Предположения, почему не стало связи с западной группировкой армии, были разные. Ряд должностных лиц Западного фронта, в частности генерал армии Г. К. Жуков, считали, что генерал Ефремов приказал выключить радиостанцию армии по соображениям безопасности.  Начальник связи 33-й армии полковник Н. К. Ушаков Имелись сведения, что радиостанция утонула вместе с радистом во время перехода через болотистую местность в районе деревни Ключик 16 апреля 1942 года. За что якобы начальником Особого отдела армии капитаном госбезопасности Д. Е. Камбургом был расстрелян начальник связи армии полковник Н. К. Ушаков. Кстати, это наиболее распространенная версия. Но она имеет один существенный изъян: если радиостанция утонула 16 апреля, то почему не было связи 13–15 апреля? Значит, дело не в этом. Указанная полковником С. И. Киносяном причина отсутствия связи вследствие того, что радиостанция осталась в обозе, который не смог преодолеть дорогу Беляево — Буслава, представляется автору наиболее вероятной. В отрезанной противником колонне осталась не только часть обоза, где и находились сани, в которых передвигался радист с радиостанцией, но и незначительное количество командиров и бойцов, входивших в состав оперативной группы штаба. Скорее всего сани вместе с радистом и радиостанцией попали под огонь артиллерии и были уничтожены, или радиостанция пришла в негодность вследствие повреждения ее во время артобстрела. В рассказах командиров, которые выходили из окружения в группе командарма, имеются противоречивые сведения, касающиеся причины отсутствия связи и судьбы полковника Н. К. Ушакова.  Начальник особого отдела 33-й армии капитан госбезопасности Д. Е. Камбург. Фото сделано в марте 1942 г. В своих воспоминаниях о выходе из окружения офицер связи штаба 113-й СД, находившийся все эти дни при штабе оперативной группы армии интендант 2 ранга Ахромкин Алексей Петрович, писал:
В то же время есть показания одного из воинов-ефремовцев, который после войны рассказал о том, что он, находясь в одном из концлагерей, разговаривал с полковником Ушаковым, который, по его словам, был в том бою ранен и захвачен в плен.  Офицер связи штаба 113-й сд Ахромкин А. П., прошедший весь путь в группе генерала Ефремова и плененный незадолго до гибели командарма Начальник артиллерийского снабжения 160-й СД майор А. Р. Третьяков, вышедший из окружения 18 апреля 1942 года в районе Большого Устья, также свидетельствует о том, что он лично видел, как полковник Ушаков был тяжело ранен во время прорыва через дорогу Беляево — Буслава и никто его не расстреливал. Третьяков хорошо знал Ушакова и ошибиться не мог. В архиве сохранился еще один очень интересный документ:
Таким образом, 17 апреля, когда группа командарма находилась в районе Новой Михайловки, была зафиксирована работа радиостанции оперативной группы штаба армии, однако сигнал был очень слабым, вероятно по причине разряженности аккумуляторных батарей. А возможно, это была «радиоигра» разведки противника, которой после уничтожения обоза удалось захватить радиостанцию оперативной группы штаба армии. Версий много. Однако с большой долей вероятности можно констатировать, что наиболее вероятная причина отсутствия связи с командармом во время прорыва из окружения заключалась в том, что сани с радиостанцией оказались отрезанными от группы командарма. Кстати, лет двадцать назад в ходе поисковых работ в районе Шпыревского леса была найдена радиостанция, подобная той, что была в оперативной группе штаба армии. Сейчас она является одним из экспонатов музея с. Темкино. Может быть, это и есть та самая радиостанция?  Бывший военный комиссар Темкинского района Смоленской области майор запаса Е. М. Сидоров показывает радиостанцию, найденную в Шпыревском лесу Потеря обоза привела к еще одному крайне негативному последствию. Вместе с радиостанцией колонна потеряла все свои скудные запасы продовольствия. И до этого было очень тяжело с продовольствием, теперь его не стало совсем. Оставшиеся дни окруженные питались всем, что попадалось им на глаза, начиная от побегов молодых елок до уже разложившихся трупов лошадей, случайно обнаруженных в тех местах, где они шли на прорыв. Имелись, пусть и немногочисленные, случаи людоедства. Прорвавшиеся через дорогу Беляево — Буслава подразделения продолжили под покровом темноты продвигаться вперед, когда неожиданно по колонне был открыт сильный артиллерийский и минометный огонь, а на подходе к опушке леса 1 км северо-западнее д. Родня колонна была встречена сильным пулеметным огнем противника. В ходе короткого боя авангарду удалось уничтожить и рассеять противника, и колонна продолжила движение в направление д. Пожошка. Наступило утро 14 апреля 1942 года. Командование 12-го АК противника, штаб которого находился в деревне Добрая, находившейся всего в 13 километрах южнее Шпырево, получив сообщение о начале выдвижения окруженной группировки в направлении Родня, Шумихино, отдало приказ командирам частей, чьи подразделения занимали здесь оборону, принять решительные меры по недопущению прорыва наших войск в указанном направлении. Для чего было приказано, используя результаты артиллерийского и минометного огня, задержать продвижение частей армии на маршруте движения, используя, где это позволяла сделать местность, танки и другую бронетехнику. Одновременно командиры 15-й и 131-й пехотных, 3-й моторизованной, 5-й и 20-й танковых дивизий, чьи части были задействованы в ликвидации окруженной группировки 33-й армии, получили приказ активизировать свои действия, с тем чтобы максимально сузить занимаемый ею район. Продвигаясь по дороге от Родни до Пожошки и выйдя на опушку леса 600 м восточнее д. Пожошка, колонна была встречена пулеметным огнем противника практически в упор. 160-я СД, действовавшая в авангарде, понесла очень большие потери. Завязался тяжелый бой, проходивший под диктовку противника, который успел подготовиться в этом районе к упорной обороне. Ситуация складывалась таким образом, что противник, подтянув часть своих подразделений с дороги Беляево — Буслава, мог окружить колонну в этом районе, полностью блокировав пути отхода ей. Генерал Ефремов понял, что продолжить движение по дороге на Шумихино теперь вряд ли удастся: везде были заслоны врага, усиленные танками и другой бронетехникой. Тогда командарм принял единственно верное в этой обстановке решение — не ввязываясь в затяжные и кровопролитные бои с противником, свернуть в лес и продолжить движение параллельно выбранному маршруту, используя для этого имевшиеся лесные дороги и просеки. Оставив прикрытие, основная часть прорвавшейся группы свернула в лес и продолжила движение по лесу в направлении высоты с отм. 191,5, находившейся в 2,5 км северо-восточнее д. Пожошка. Впереди выдвигался майор П. Ф. Толстиков с группой проводников, которые вели колонну в указанном им направлении. Перед тем как свернуть в лес, колонна была вынуждена бросить на опушке все имеющиеся в ее распоряжении сани и возки и продолжить путь пешком. «Оставил здесь свои сани и командарм, — вспоминал впоследствии Василий Иванович Ляпин, — коней всех забрали с собой, ведя их под уздцы по узким лесным тропинкам». Вскоре противник открыл сильный артиллерийский и минометный огонь по предполагаемому району нахождения колонны. Оторвавшись под прикрытием арьергарда от немецкой пехоты, колонна, пройдя около двух километров, по приказу генерала М. Г. Ефремова остановилась в районе высоты на дневной отдых. Тем более что дальнейшее движение было связано с большой опасностью — с утра активизировала свои действия немецкая авиация. Сразу после остановки на отдых командарм собрал командиров частей, оказавшихся с ним в этой колонне на небольшое совещание, в ходе которого уточнил дальнейший порядок действий. Артиллерия противника продолжала беспрестанно обстреливать Шумихинский лес. Анатолий Сизов, четырнадцатилетний мальчишка, сын погибшего партизана, проживавший до войны в деревне Малое Виселево и проделавший весь путь в группе командарма, вспоминал: «…Много людей поубивало там. Немцы постоянно обстреливали и бомбили лес. Казалось, что этому аду не будет конца. Снаряды с корнем вырывали большие деревья, летели сучья, срезанные осколками. Здесь погибли от разрыва снаряда мой товарищ и знакомый повар из 160-й СД…» Остаток дня так и провели в лесу, в 3 км северо-западнее деревни Шумихино, где, по данным разведки, в это время находился большой немецкий гарнизон. Так прошел день 14 апреля 1942 года. Несмотря на все пережитое, прорыв в Шумихинский лес добавил красноармейцам и командирам сил и энергии. Многие из тех, кто здесь находился, считали, что главное сделано, осталось только дойти до Новой Михайловки. Накануне наступления до личного состава была доведена задача, которая заключалась в том, чтобы выйти к Новой Михайловке и там встретиться с войсками 43-й армии. Из воспоминаний ветеранов:
Ближе к вечеру стали собираться в дорогу и, как только стемнело, продолжили движение. Впереди шел авангард, выделенный от 338-й СД, так как подразделения 160-й СД, находившиеся до этого в голове колонны, понесли очень большие потери в ходе предыдущих боев и уже не могли обеспечить безопасное продвижение колонны. За авангардом выдвигались главные силы 338-й СД, оперативная группа штаба армии, подразделения 160-й и 329-й СД. В арьергарде находился отряд, собранный из разных частей и подразделений. Из журнала боевых действий 33-й армии:
Оперативная сводка Западного фронта № 209 к 8.00 15.04.42 г. Штаб Запфронта Карта 500 000, 100 000:
Вернемся к той части окруженной группировки, которой не удалось прорваться через дорогу Беляево — Буслава. К середине дня не сумевшие преодолеть дорогу части и подразделения под командованием командира 160-й СД полковника Якимова отошли к Шпыреву и расположились 1,5 км юго-восточнее деревни. Посланные во все стороны разведгруппы вскоре возвратились назад с неутешительными сведениями: везде был противник. Вскоре удалось установить связь с командиром 113-й СД полковником Мироновым. Два малочисленных полка дивизии около трех часов дня 14 апреля под угрозой окружения противником, который начал мелкими группами просачиваться им в тыл, были вынуждены оставить занимаемый рубеж и стали отходить к Шпырево. К 18 часам 1288-й и 1290-й СП сосредоточились в районе Шпыревского леса. Сведений о местонахождении 1292-го СП не было. Через некоторое время состоялось совещание командования 113-й и 160-й СД, на котором было принято решение выходить из окружения в направлении села Песково. Планировалось лесными дорогами выйти к Песково, выдвигаясь по маршруту: лес 1,5 км южнее Шпырево, вдоль реки Семезга, лес 1 км севернее села, и, уничтожив противника в населенном пункте, преодолеть р. Угра северо-восточнее его. В дальнейшем колонна должна была продвигаться по лесным массивам, расположенным на восточном берегу р. Угра. Конечной целью был населенный пункт Большое Устье[419], который, по имевшимся сведениям, занимали части 43-й армии. Надо отметить, что был намечен крайне тяжелый, если не сказать, абсолютно бесперспективный, маршрут. Конечно, сейчас рассуждать очень легко: но, по всей видимости, выбор его был обусловлен отсутствием достоверных данных о противнике. Общее руководство колонной взял на себя командир 113-й СД полковник К. И. Миронов. Однако самым главным вопросом, который предстояло решить, был вопрос: что делать с ранеными? Было ясно, что забрать с собой всех раненых и больных не было никакой возможности: изможденные бойцы и командиры сами держались на ногах из последних сил. Было принято решение: обоз с тяжелоранеными оставить здесь в районе Шпырево под присмотром санитаров и местных жителей, а всех остальных, кто мог идти, забрать с собой. Очень сложным было для всех это решение, но иного выхода не было. Оставалось только уповать на милость противника, но фашисты не проявили никакого снисхождения к раненым. Судьба обоза с тяжелоранеными и больными оказалась весьма трагичной. После того как он был захвачен противником, все тяжелораненые и тифознобольные были расстреляны. Остальные раненые бойцы и командиры были помещены в лагерь для военнопленных в Вязьме, где большинство из них погибло. В живых остались единицы. Вместе с ранеными в Шпыревском лесу были расстреляны главный эпидемиолог 33-й армии военврач 2 ранга Капусто Михаил Леонтьевич и партизанский врач Афанасьев Григорий Николаевич, которые до последней минуты находились с ранеными, оказывая им помощь. Старший батальонный комиссар Кривошеев, вышедший из окружения 21 апреля 1942 года, докладывал:
Колонна командарма всю ночь совершала марш по направлению к Новой Михайловке. Пройдя лесными дорогами от высоты с отм. 191,5, 4 км северо-западнее Щумихино до опушки леса севернее Малой Буславки и повернув в районе большой поляны на юго-восток, колонна к утру 15 апреля 1942 года достигла высоты с отм. 191,6, севернее которой расположилась на отдых. Все надеялись, что здесь, у этого села, они встретятся с 43-й армией, которая по приказу генерала Жукова должна была выйти именно в этот район. Но чем ближе подходила колонна к Новой Михайловке, тем тревожнее становилось на душе у бойцов и командиров. Грохота боя слышно не было, а это свидетельствовало о том, что частей 43-й армии здесь нет. Разведка, высланная по приказу командарма, через некоторое время вернулась, подтвердив самые худшие предположения: немецкая пехота с танками занимала оборону не только в Новой Михайловке, но и вдоль всего тракта Кобелево — Климов Завод. Командарм собрал командиров на короткое совещание, поставив задачу: дневное время использовать для отдыха и подготовке к прорыву через дорогу. Генерал Ефремов принял решение: с наступлением темноты нанести сильный удар по врагу, оборонявшемуся на подступах к Новой Михайловке, и, прорвав его оборону, продолжить движение к р. Угра. Предположительно группа командарма насчитывала в тот момент 1200–1300 человек. В то время, когда колонна во главе с командармом совершала марш по направлению к Новой Михайловке, колонна частей 113-й и 160-й СД, а также ряда других подразделений, оказавшихся в районе Шпыревского леса, под командованием командира 113-й СД полковника К. И. Миронова совершала марш по направлению к Пескову. Начав выдвижение около 23 часов 14 апреля, колонна уже через полтора часа вышла к опушке леса северо-западнее Песково. Пока подразделение, выделенное в разведку, уточняло расположение огневых средств и опорных пунктов противника в районе села и на подступах к р. Угра, личный состав получил возможность для небольшого отдыха. Разведка противника была произведена поверхностно, и, когда колонна продолжила движение в направлении Песково, она была неожиданно для нее встречена сильным пулеметным огнем. Завязался ожесточенный бой. Встретив упорное сопротивление немецкой пехоты, поддерживаемой огнем артиллерии, минометов и трех танков, 113-я и 160-я СД, понеся большие потери, попытались продолжить наступление, действуя в обход Песково с юга, но были отброшены назад огнем противника. После чего дивизии были вынуждены отойти к опушке леса, откуда начинали свой прорыв. В ходе боя был ранен в ногу командир 113-й СД полковник Миронов. После сосредоточения всей группы в лесу командованием обеих дивизий было принято решение изменить направление выхода из окружения и попытаться форсировать р. Угра в районе Абрамова. Наступившее утро не позволяло скрытно выйти в запланированный район, поэтому было решено днем не предпринимать никаких активных действий, а переждать в лесу. Начало марша было отложено на вечер. Ранение полковника Миронова хотя и не было опасным для жизни, полностью лишило его возможности двигаться. Бойцы соорудили из подручных средств носилки, на которых планировалось поочередно нести комдива. День в целом прошел спокойно, несмотря на то что самолеты-разведчики противника усиленно пытались уточнить местонахождение колонны. По свидетельству начальника артиллерии 113-й СД полковника Бодрова, дивизия была разбита на две части. Передовую часть, в которую входили подразделения боевых частей, возглавил начальник штаба дивизии подполковник Н. С. Сташевский и оставшуюся часть, где находился раненый комдив, — военный комиссар дивизии старший батальонный комиссар Коншин Николай Иванович. Действиями частей 160-й СД руководили полковник Н. Н. Якимов и подполковник И. К. Кириллов. Пока окруженная группировка предпринимала попытки пробиться к главным силам Западного фронта, штаб 33-й армии и фронта терялся в догадках: почему нет связи с окруженными частями и где они сейчас находятся. Сталина и Жукова все больше беспокоила судьба командующего 33-й армией. Правда, не за жизнь генерала Ефремова волновались они, а за то, чтобы в плен врагу не попал живым очередной командарм. Для сбора данных по выходу из окружения западной группировки войск при штабе 33-й армии была создана оперативная группа во главе со старшим помощником начальника 1-го отделения штаба армии майором В. И. Кондыревым, куда стекалась вся информация, которая пока была довольно скудной. Никаких конкретных сведений о местонахождении частей западной группировки, за исключением данных авиаразведки, не было. Из оперативной сводки штаба Западного фронта № 210 к 20.00 15.04.42 г.:
Поздно вечером 15 апреля командующий 43-й армией генерал Голубев отдал распоряжение командирам подчиненных дивизий о проведении общего наступления с задачей: пробиться навстречу группе генерала Ефремова, прорывавшейся из окружения.
Однако наступление своей цели не достигло, несмотря на то что потери принимавших в наступлении частей вновь были очень большими. Но самое интересное заключается в том, что никто в группе командарма, находившейся в это время северо-западнее Новой Михайловки, на удалении всего в 5–6 километров, даже не слышал шума боя. Проведя весь день в лесу в районе высоты с отм. 191,6, группа генерала Ефремова готовилась с наступлением темноты предпринять попытку прорыва через Кобелевский тракт. Около десяти часов вечера все стало приходить в движение. Бойцы и командиры начали подтягиваться к опушке леса, находившейся между Новой Михайловкой и Ключиком, занимая исходное положение для наступления. Несмотря на то что командиры получили все необходимые указания о порядке действий, события у Новой Михайловки развивались совсем по другому плану, чем это было предусмотрено решением командарма. Сейчас можно сколько угодно говорить о долге и воинской чести, но у каждого человека свое понятие этих терминов. С одной стороны — большинство бойцов и командиров понимали, что только благодаря активным действиям всей группы можно прорвать кольцо окружения противника и пробиться к своим. С другой стороны — обозленность, вызванная сложившейся обстановкой, безразличием, проявленным командованием Западного фронта к их судьбе, отсутствием питания, большими потерями личного состава, привела к тому, что большая часть бойцов и командиров видела свое спасение в том, чтобы прорываться из окружения маленькой группой людей. Многие считали, что такой большой группой из окружения не выйти. Об этом никто не говорил вслух, но действия основной части бойцов и командиров было направлено на то, чтобы оторваться от основной массы и действовать самостоятельно. Это самым отрицательным образом сказывалось на состоянии воинской дисциплины, как среди бойцов, так и среди командиров. Все как будто чувствовали беду, и надо сказать, что предчувствие их не обмануло. После того как отряд командарма распадется на ряд мелких групп, выход из окружения будет более походить на просачивание через боевые порядки немецких подразделений, нежели на ведение боевых действий. Практически из каждой такой группы к своим смогут пробиться хотя бы несколько бойцов и командиров, и только группа командарма будет окружена и практически полностью уничтожена. Лишь несколько человек были захвачены противником в плен, остальные погибли в своем последнем бою в районе Горнево, несколько восточнее села Слободка, 19 апреля 1942 года. Забегая несколько вперед, надо отметить парадоксальность ситуации, которая сложилась в период прорыва из окружения. По воспоминаниям оставшихся в живых, имелось немало случаев, когда красноармейцы, объединяясь в группу для выхода из окружения, не принимали в ее состав своих же командиров, как это ни странно звучит. Нередкими были случаи, когда группами руководили младшие офицеры, а старшие состояли у них в подчинении. Например, ответственный секретарь дивизионной партийной комиссии 160-й СД старший батальонный комиссар Кривошеев, докладывая о том, как ему удалось выйти из окружения, в своем объяснении пишет:
Наиболее наглядным примером в этом отношении является тот факт, что самой большой группой в 670 человек, которая вышла впоследствии к отряду майора В. В. Жабо, командовал вначале капитан И. С. Степченко, а затем недавно получивший воинское звание подполковника И. К. Кириллов, а ведь в ее составе было три полковника: два командира дивизии (Якимов и Кучинев) и начальник артиллерии 338-й СД Панков, а также военный комиссар и начальник политотдела 113-й СД — Коншин и Молчков. Многие красноармейцы, младшие, а порой и средние командиры, не надеясь на благополучный исход прорыва, уходили в леса якобы для организации партизанских отрядов, и командиры никак не могли повлиять на подобные явления. Надо сказать и о том, что значительное число партизан, сражавшихся в последнее время в составе стрелковых частей, самовольно оставили их еще до начала выхода из окружения, направившись в родные места, где многие из них уже в самое ближайшее время были схвачены карателями по доносу своих же соотечественников и расстреляны. В период выхода из окружения появилась еще одна кровоточащая проблема: практически не было никакой возможности оказывать помощь раненым, и по условиям обстановки, и ввиду отсутствия медикаментов. По воспоминаниям оставшихся в живых ветеранов, тяжелораненых и раненных в ноги бросали там, где их настигла эта беда. В лучшем случае оставляли оружие, 2–3 патрона и убегали от них. Именно убегали — так говорили ветераны. Было стыдно и больно, но иного выхода просто не было. Оказать им какую-то помощь не представлялось возможным: многие красноармейцы и командиры, даже не будучи раненными, сами из последних сил еле передвигали ногами. О продуктах питания речь вообще не велась: их не было ни у кого. Тяжело было всем: и бойцам, и командирам. А. Я. Якимов рассказывал, что многие не выдерживали свалившихся на их плечи бед и невзгод. Шедший вместе с ним в составе группы Ефремова его товарищ старший лейтенант Зигун, доведенный всем этим до крайности, на четвертый день пути застрелился. Но было еще и такое, о чем рассказывать своими словами просто невозможно. Вилор Павлович Юношев, многие годы пытавшийся узнать судьбу своего отца, старшего лейтенанта Юношева Павла Петровича, командовавшего артиллерийским дивизионом 910-го АП 338-й СД, весной 1982 года получил письмо от бывшего политрука И. А. Снеткова, хорошо знавшего его отца и выходившего с ним из окружения. В своем письме он пишет:
Существующее представление о том, что после боя за Новую Михайловку выход из окружения приобрел вид неуправляемого процесса, несколько неточно. По мнению автора, это произошло еще до прорыва группы генерала Ефремова через тракт Кобелево — Климов Завод у Новой Михайловки. Обстановка в окруженной группировке к тому времени была очень сложной, что и получило свое подтверждение уже в этот же вечер. Не успели еще все красноармейцы и командиры занять указанное им положение, как авангард, выделенный от 338-й СД, неожиданно для всех, намного раньше установленного командармом времени, устремился через тракт Кобелево — Климов Завод. Эффект внезапности в данном случае сработал полностью. Используя замешательство врага, который не ожидал такой прыти от окруженных, авангарду удалось прорвать его оборону в районе Новой Михайловки и продолжить наступление в направлении высоты с отм. 179,5. Противник, оказавшийся на пути этой раскаленной до предела человеческой лавы, был буквально растоптан и отброшен в сторону. Прорывавшиеся также понесли очень большие потери, но, несмотря на это, уже через полчаса бой шел в районе высоты, находившейся в полутора километрах юго-восточнее Новой Михайловки. Самое удивительное, что в эту атаку устремилась значительная часть бойцов и командиров 338-й СД, многие из которых не относились к авангарду. В этой группе непонятно каким образом оказались и командир 338-й СД полковник Кучинев, и большинство подчиненных ему командиров. Как и почему это смогло произойти, остается загадкой. В. Г. Кучинев никогда об этом не вспоминал. «Случайный» выход колонны 338-й СД на маршрут 160-й СД, как две капли воды нашел свое отражение в «случайной» атаке Новой Михайловки. Полковнику Кучиневу и начальнику артиллерии дивизии полковнику Панкову повезло: с небольшой группой бойцов и командиров им впоследствии удалось, совершив двенадцатидневный марш по тылам противника, выйти в район действия партизанского отряда майора Жабо. Но многие не смогли преодолеть эту дорогу. Конечно, нельзя сказать, что происшедшее — результат злого умысла полковника Кучинева, но разве от этого стало легче остальным? Весьма точную характеристику дал ему командующий 49-й армией генерал-лейтенант Захаркин, в подчинении которого он впоследствии находился:
То, что удалось отряду Кучинева, не удалось главным силам группы генерала Ефремова. Но самое интересное было в том, что в составе группы Кучинева непонятно каким образом оказались майор П. Ф. Толстиков и вся группа проводников. Учитывая, что основная часть группы командарма дорогу перейти не смогла, положение ее после этого еще более ухудшилось. Людей, которые бы знали этот район местности, не осталось. Теперь группе генерала Ефремова предстояло идти наугад, не зная не только расположения обороны противника, но и особенностей местности. Это еще хорошо, что рядом случайно оказался обычный деревенский мальчишка Толик Сизов, который был родом из Малого Виселево и неплохо знал близлежащие окрестности, в противном случае было бы совсем худо. Из объяснения старшего помощника начальника оперативного отдела штаба 33-й армии майора Толстикова Павла Федоровича, вышедшего из окружения 18 апреля 1942 года:
Очень странное и очень неправдоподобное объяснение, особенно если, читая его, смотреть на топографическую карту. Вникнем в суть написанного.  Участники встречи ветеранов-ефремовцев, сражавшихся в окружении, у памятника генералу Ефремову в Вязьме. 1993 г. Разведка доложила, что группа Ефремова пошла севернее Ключика, то есть северо-восточнее Новой Михайловки. Майор Толстиков, услышав стрельбу, двинулся в направлении высоты с отм. 179,5, рассчитывая, что там ведет бой колонна главных сил под командованием Ефремова. Но ведь высота с отм. 179,5 находится юго-восточнее Новой Михайловки, то есть в противоположной стороне! И от нее до Ключика более 2 км. Как генерал Ефремов со своей группой вообще мог оказаться в этой точке, да к тому еще и впереди майора Толстикова? По словам Толстикова, посланные им бойцы два раза без проблем перешли Кобелевский тракт — к группе Ефремова и назад, в то же время никому из основной группы командарма не удалось преодолеть дорогу в этом месте и пришлось прорываться севернее Ключика. К тому же очень тяжело верится в то, что генерал М. Г. Ефремов додумался бы до того, чтобы отправить вместе с ним всех проводников. Все, что пишет Толстиков, далеко, очень далеко от истины. История выхода из окружения западной группировки войск 33-й армии очень запутана и крайне неоднозначна в описании. Официальных архивных документов, в которых рассказывается о выходе из окружения, как уже отмечалось, сохранилось очень мало, и они не позволяют увидеть целостную картину происшедшего. Эти документы практически полностью представлены в данной главе. Основная же часть информации почерпнута из послевоенных воспоминаний бойцов и командиров, которым удалось выйти из окружения или, пройдя все круги ада немецкого плена, остаться в живых и возвратиться после Победы домой. Возможно, что не все было так, как об этом рассказали после войны в своих письмах бойцы и командиры. Возможно, что ими были забыты какие-то отдельные важные моменты тех событий, а может быть, иногда в рассказах проскальзывала обида за то, что другим удалось выйти из окружения, а на их долю выпало почти три года унижений и скитаний по лагерным баракам и позор плена. Вернемся к событиям в районе Новой Михайловки. Противник, придя в себя, открыл ураганный огонь из пулеметов и танков, которые были расположены севернее и южнее Новой Михайловки и использовались им в качестве огневых точек. Закрыв брешь в своей обороне, вражеская пехота заставила оставшуюся часть группы, которая с некоторым опозданием предприняла попытку пересечь тракт Кобелево — Климов Завод, повернуть назад. Артиллерия противника в этот период огонь не вела, ввиду того, что бой принял настолько ожесточенный характер, что наступающих и обороняющихся порой разделяли всего несколько десятков метров. Командарм, видя, что преодолеть дорогу у Новой Михайловки не представляется возможным, дал команду на отход в исходное положение. Потеряв около ста человек, группа отошла к лесу, а затем углубилась в него метров на 300–400. На опушке леса было оставлено боевое охранение. Через некоторое время на небольшой поляне собрались оставшиеся в живых командиры частей и подразделений, здесь же были командиры из состава оперативной группы штаба армии. Постановка задач была недолгой: командарм принял решение попытаться прорваться через дорогу несколько севернее Ключика. В составе группы Ефремова осталось к этому времени не более семисот человек. Группа бросилась к Ключику, однако и здесь их поджидал враг. Непосредственно у деревни находились подготовленные позиции нескольких пулеметных расчетов, которые открыли губительный огонь по ефремовцам. Сильный огонь вела по наступавшим минометная батарея, расположенная здесь же, у Ключика. От Новой Михайловки открыл огонь один из танков. Части противника, которым было поручено уничтожение окруженной группировки войск 33-й армии в этом районе, безусловно, не имели столько сил и средств, чтобы буквально каждый метр дороги Кобелево — Климов Завод прикрыть войсками. Для этого и не было никакой необходимости, так как труднопроходимая, из-за сильного таяния снега во многих местах, местность, превратившая низины в полноводные ручьи, позволяла противнику перехватывать наиболее вероятные направления движения больших и маленьких подразделений окруженной группировки, что и было сделано противником. Бой севернее Ключика был яростным. Полностью уничтожив оборонявшегося на подступах к деревне врага, группа во главе с командармом, также понесшая большие потери, пересекла дорогу севернее деревни и углубилась в лес. Именно здесь, много лет спустя, после войны найдет А. Н. Краснов вместе со своим поисковым отрядом две братских могилы, в одной из которых были найдены останки пулеметчика с пулеметом Дегтярева на груди. Останки погибших в этом районе воинов 33-й армии были перезахоронены в братской могиле у дороги, недалеко от бывшей д. Горнево, где сейчас стоит обелиск, посвященный командарму. Здесь же, у Ключика, была найдена немецкая медаль за боевые действия во Франции: сюда, как раз накануне боев, были переброшены немецкие части из Франции. Есть сведения, что прежде чем идти в район Новая Михайловка, Ключик, авангард пытался пробиться к д. Рупасово, но, встретив сильный огонь противника, был вынужден отойти. Возможно, это было сделано для того, чтобы ввести противника в заблуждение относительного истинного направления движения колонны, и в районе Рупасово действовала какая-то часть группы. Может быть, этого и не было. Однако это и не столь важно. Остается непреложным фактом, что в ночь на 16 апреля колонна командарма предприняла прорыв через дорогу Кобелево — Климов Завод в районе Новой Михайловки и Ключика. Об этом говорится практически во всех воспоминаниях оставшихся в живых бойцов и командиров. В то время, пока группа командарма прорывалась через Кобелевский тракт в районе Ключика, полковник Кучинев во главе уже значительно поредевшего отряда вышел к д. Жары, где натолкнулся на хорошо подготовленную оборону противника. После короткого и ожесточенного боя группа Кучинева была вынуждена отойти назад к высоте с отм. 179,5. Немецкая артиллерия нанесла сильный огневой налет по району леса, куда отошла группа, нанеся ей большие потери и посеяв панику в ее рядах. Спасаясь от огня противника, бойцы и командиры стали разбегаться в разные стороны. Группа оказалась разбитой на ряд мелких групп, которые стали самостоятельно прорываться из окружения. Именно в составе одной из этих групп и вышел из окружения майор П. Ф. Толстиков. Полковник Кучинев, поняв, что прорвать вражескую оборону на этом участке не удастся, с небольшой группой бойцов и командиров повернул назад. Владимир Григорьевич решил выходить из окружения в район действия партизанского отряда Жабо, для чего сначала было необходимо вернуться в Шумихинский лес и, обойдя Слободку с запада, двигаться по направлению на юг. Обмороженные ноги плохо слушались Кучинева, и если бы не помощь полковника Панкова, вряд ли комдив-338 вышел бы к своим. Пройдя севернее Ключика, колонна под командованием командарма, в которой на тот момент насчитывалось уже не более шестисот человек, продолжила движение в направлении д. Малое Виселево, до которой оставалось не более полутора километров. Бойцам и командирам казалось, что для соединения с главными силами осталось совсем немного — выйти к р. Угра. Никто не знал, что противоположный берег, который казался всем спасительным местом, был занят противником. Деревня Костюково, служившая для всех ориентиром надежды, находилась в руках противника.  Кто звал тебя на нашу землю? Рано утром 16 апреля 1942 года, подойдя к реке и увидя спасительный противоположный берег, бойцы и командиры, не раздумывая, бросились в ледяную воду, в надежде переплыть реку и забыть о многодневном кошмаре окружения, постоянном риске быть захваченным в плен. Главное — доплыть! Но неожиданно с противоположного берега открыли огонь сразу несколько пулеметов противника. «Тысячи ракет вспыхнули над рекой», — вспоминал Анатолий Николаевич Сизов. Не поняв, что происходит, бойцы и командиры еще некоторое время по инерции шли к воде, но когда рядом начали десятками падать их товарищи, сраженные вражескими пулями, поняли — здесь западня. Потеряв около ста человек убитыми и ранеными, людская волна хлынула обратно, теряя по пути своего отступления еще десятки убитых и раненых. «…Уже светало, — рассказывал Сизов, — и видно было, как Угра красной течет от крови. Красная вода просачивалась сквозь льдины. Вот рядом уже спасение за рекой, рядом свои! Все сразу прахом пошло. Нет! Верили еще. Шли за командармом, но раньше крылья за плечами шумели — теперь этого не было…». Старший сержант Щуковский из 160-й СД, находившийся, по его словам, в группе охраны командарма, также подтверждает выход группы командарма к Угре, несмотря на то что его сведения о переправе командарма через реку несколько неправдоподобны, но это не главное:
В то же время отдельные бойцы и командиры, в частности А. П. Ахромкин[426], отрицают выход группы генерала М. Г. Ефремова к Угре. Но, несмотря на некоторую противоречивость воспоминаний ветеранов (было бы намного хуже и неправдоподобно, если бы их рассказы совпадали), в целом данные о том, что группа командарма была у Угры, напротив Костюкова, подтверждаются. Ошеломленные случившимся, бойцы и командиры некоторое время находились в растерянности. Однако генерал Ефремов быстро сообразил, что, пока не поздно, надо предпринимать какие-то меры, ибо противник мог окружить здесь всю группу, оказавшуюся волею судьбы прижатой к реке на небольшом участке местности. Поднявшись на верх Антипова рва, командарм попытался с группой командиров по карте оценить сложившуюся обстановку и наметить порядок дальнейших действий, но неожиданно подъехавшая к Хохловке колонна бронетехники противника открыла огонь из пулеметов и заставила группу спуститься в овраг. Кстати, этот довольно рядовой момент запомнили многие из тех, кто остался жив, рассказывая о нем в своих воспоминаниях. Спешившись на северной окраине деревни, немецкая пехота открыла ураганный огонь по скопившейся у нижней дороге группе командарма, препятствуя ее продвижению к лесу, находившемуся всего в 300–400 м от нее. Со стороны Костюкова также продолжали поливать окруженных свинцом немецкие пулеметы. Вместе с тем противник не пытался предпринимать активных действий, понимая, что в том состоянии, в котором находились сейчас окруженные бойцы и командиры, они могли смести их, не задумываясь о цене своей жизни. Стало совсем светло. Наступило утро 16 апреля. По команде командарма группа, прикрываясь огнем выделенных пулеметных расчетов, смогла, несмотря на потери, преодолеть поле. Углубившись в мелколесье, она продолжила движение к верхней дороге. Пробившись ко второй, как ее называли местные жители, верхней дороге, которая вела из Хохловки на Большое Виселево, группа, немного передохнув, с боем устремилась через поле в лес, располагавшийся восточнее Хохловки. Много бойцов и командиров осталось на этом поле. Анатолий Сизов вспоминал:
Отдышавшись и собрав раненых, группа, в которой уже насчитывалось не более 400–500 человек, продолжила движение по лесу, но уже в обратном, юго-западном, направлении, продвигаясь назад к Ключику. Из воспоминаний Н. A. Луганова, жителя деревни Большое Виселево:
Колонна продолжила движение по залитым водой лесным тропинкам в направлении деревни Ключик, которая находилась не так далеко. Когда деревня Ключик осталась справа, колонна сделала небольшой поворот влево и, пройдя около километра, остановилась на отдых в лесу юго-восточнее Ключика. Обессилившие от трехдневных походов и постоянных боестолкновений с противником, мокрые и голодные бойцы и командиры упали там, где стояли. Командарм понимал, что пройти днем незаметно для врага такой группой Кобелевский тракт невозможно. Поэтому было принято решение дожидаться ночи здесь, а под покровом темноты предпринять попытку прорыва. В эту же ночь, когда группа Ефремова прорывалась через Кобелевский тракт в районе Новой Михайловки и Ключика, а затем вышла к реке Угра в районе Костюкова, 113-я и 160-я СД предприняли попытку форсирования Угры в Абрамово. Как только землю окутали сумерки, колонна тронулась в путь. Опустившийся на землю туман не только был на руку нашим бойцам и командирам, но и создавал дополнительные трудности: ориентироваться в лесу было очень сложно. За время выдвижения колонна уменьшилась почти вдвое. Многие отстали сознательно, не надеясь уже на благополучный исход, многие были истощены и физически, и морально настолько, что уже были не в состоянии переносить эти муки и сдались на милость судьбе. Выйдя на опушку леса, примыкавшую к западному берегу р. Угра, как раз в месте изгиба реки, бойцы и командиры попали под сильный пулеметный огонь противника. Завязался огневой бой. Обстановка ухудшалась еще и тем, что резко разлившаяся Угра представляла собой очень опасную водную преграду, даже учитывая то, что значительная ее часть еще была скована льдом. Достаточно сказать о том, что уровень воды в ней только в течение 16 апреля поднялся на 70 см, а к 20 апреля — на 485 см! Несмотря на все это, действовавшие впереди группы подполковника Н. С. Сташевского и полковника В. С. Бодрова самоотверженно бросились к реке и предприняли отчаянную попытку преодолеть ее. В ходе этого броска погибли многие бойцы и командиры, но примерно 300 человек, по воспоминаниям Бодрова, смогли достичь противоположного берега и, уничтожив противника, оборонявшегося в этом районе, продолжили движение по лесу. Противник открыл по лесному массиву сильный минометный и артиллерийский огонь, однако отряду удалось все-таки пробиться в глубь леса. Как часто бывает в подобной обстановке, оставшейся части колонны пробиться на восточный берег р. Угра не удалось. Противник усилил артиллерийский огонь, и остатки частей 113-й и 160-й СД были вынуждены под огнем врага отойти к лесу, западнее дороги Песково — Федотково. Во время обстрела был убит командир 113-й СД полковник К. И. Миронов. Есть свидетельские показания, что он погиб от пули снайпера, когда его несли на носилках. Похоронили его где-то в лесу, место захоронения затерялось. Командование оставшимися подразделениями дивизии принял военный комиссар 113-й СД старший батальонный комиссар Н. И. Коншин, который после войны вспоминал:
Остановимся несколько подробнее на дальнейших действиях прорвавшихся групп подполковника Н. С. Сташевского и полковника В. С. Бодрова. Сосредоточившись в лесу западнее Абрамова, прорвавшаяся группа бойцов и командиров разделилась на две неравные части, и после непродолжительного отдыха обе группы продолжили движение. Первую группу, меньшую по численности, возглавил подполковник Н. С. Сташевский, вторую — полковник В. С. Бодров. Таким образом, по замыслу командиров, группы приобретали большую мобильность и становились менее заметными для противника, который будет пытаться настигнуть и уничтожить группы. После выхода из леса обе группы продолжили движение, обходя д. Абрамово с юга, то есть продвигаясь между населенным пунктом и рекой Угрой, чем на первых порах сбили противника с толку, который явно ожидал, что они продолжат движение по небольшим лесочкам, расположенным севернее Абрамова. Именно в этих местах немцы подготовили засады, используя в них, кроме пехоты, еще и несколько танков, прибывших из Дубровки и Прокшина. Этот маневр и позволил в последующем 77 бойцам и командирам из состава обеих групп пробиться к своим. Группа под командованием начальника штаба 113-й СД подполковника Сташевского, которая первой продолжила движение, по неизвестной причине сбилась с пути (а может быть, умышленно пошла этой дорогой) и вышла к населенному пункту Козлы, в котором находилось до роты пехоты и пять танков. В ходе завязавшегося ожесточенного боя с противником группа понесла большие потери. Были убиты командир группы подполковник Н. С. Сташевский и большая часть бойцов и командиров. В живых осталось около двадцати человек, которые смогли оторваться от преследовавшей их вражеской пехоты и, повернув на северо-восток, продолжили движение в направлении высоты с отм. 177,8, лес северо-восточнее Колодезки. В последующем лишь 12 бойцов и командиров из состава этой группы смогли прорваться к своим. Полковник В. С. Бодров[427] со своей группой продолжил движение по лесу, направляясь к высоте с отм. 177,8, расположенной в 3 км восточнее д. Абрамово. Час спустя группа вышла на опушку леса 1 км северо-восточнее Кобелева, где был организован четырехчасовой отдых. В ночь с 16 на 17 апреля отряд возобновил движение в направлении д. Гуляево. Переправившись через ручей Канава и выйдя к дороге Кобелево — Долженки, отряд был обстрелян противником. Однако основной части бойцов и командиров удалось прорваться в лес и продолжить движение по лесу между Кобелевом и Гуляевом. Вскоре бойцы достигли р. Уйка, которая сильно разлилась в последние дни, превратившись в настоящую водную преграду. Весь день бойцы готовились к переправе через нее. Не дожидаясь темноты, отряд форсировал речку и двинулся лесами в направлении Бочарова. В лесу севернее д. Ваулинки отряд был окружен противником. Однако бойцы и командиры подпустили пехоту противника поближе и уничтожили ее. В ночь с 17 на 18 апреля 1942 года в районе деревни Бочарово группа в количестве 65 человек под командованием полковника Бодрова Василия Семеновича вышла в расположение наших войск[428]. Как стало известно впоследствии, это была самая большая группа из состава окруженной группировки 33-й армии, сумевшая прорваться через Угру. Из оперативной сводки штаба Западного фронта № 211 к 8.00 16.04.42 г.:
По показаниям оставшихся в живых бойцов и командиров, а также данным летчиков 33-й армии и Западного фронта, в районе Хохловка, Жары, Новая Михайловка, Ключик в этот период сосредоточилось до двух тысяч человек. С этого момента прорыв стал осуществляться мелкими группами по 40–60 человек. Было ли на это распоряжение командарма или это уже был жест отчаяния обезумевших от многодневных боев без сна и питания людей, неизвестно. Известно только то, что единого руководства окруженными частями уже не было. Надо отметить, что опыт войны и характер ведения боевых действий в окружении так и оказался неизученным нашей военной наукой, несмотря на то что на долю наших войск в годы войны выпало немало «котлов» — больших и малых. Наши военачальники до сих пор питают различные иллюзии относительно выхода из окружения. Для многих из них это что-то наподобие прогулки по лесу, и уставы, созданные ими, — застывшая догма, требующая шаблонных действий, без учета реальностей обстановки. В боевом уставе записано:
То есть помирай, но собирайся в большое стадо и тащи за собой всю имеющуюся технику, которой в этих условиях цена — ломаный грош. Большинство солдат и офицеров противника, кому пришлось воевать против нас, всегда отмечают непреклонное мужество, отвагу и героизм наших воинов, одновременно подчеркивая прямолинейность, шаблонность и бесхитростность действия наших войск, что продолжается до сих пор. Сразу же после того, как прекратилась связь с окруженной группировкой, командованием Западного фронта предпринимались активные меры по ее восстановлению. Было принято решение сбросить в район, где вели боевые действия окруженные соединения, несколько групп радистов, с целью найти генерала Ефремова и восстановить с ним связь. Почти все они попали в расположение врага и погибли. Только двадцатилетней радистке Марии Козловой удалось 21 апреля 1942 года обнаружить одну из групп, которую возглавлял командир 1292-го СП 113-й СД капитан И. С. Степченко, и установить связь штаба фронта с ней. Однако выйти на группу командарма ей не удалось, к тому времени генерал Ефремов и большая часть его группы уже погибли. В боевом приказе генерал-майора авиации Клевцова от 16 апреля 1942 года, доведенном до летчиков, разъяснялось, что это задание является особо важным:
Командующие 43-й и 49-й армиями отдали приказы в подчиненные дивизии о направлении в район боевых действий разведгрупп, которые должны были постараться установить связь с группой генерала Ефремова. Однако все их попытки оказались тщетными — командарма с его группой никто так и не обнаружил. Из документов оперативного отдела штаба 33-й армии:
Информация 43-й армии о положении частей к 12 часам 16 апреля 1942 года, переданная заместителем начальника оперативного отдела штаба 43-й армии майором В. В. Турантаевым:
Из суточного оперативного донесения группы армий «Центр» за 16 апреля 1942 года:
Днем, когда группа генерала Ефремова находилась юго-восточнее Ключика, бойцы и командиры отчетливо слышали канонаду боя, которая доносилась с направления Красный Октябрь, Жары. По всему было видно, что там вели боевые действия части 43-й армии. Командарм принял решение предпринять ночью наступление навстречу им. Дождавшись глубокой ночи, группа во главе с командармом предприняла попытку прорваться в сторону д. Жары, однако противник встретил ее сильным ружейно-пулеметным и минометным огнем. Понеся большие потери, группа отошла в лес северо-западнее Жары. Некоторое время спустя, пользуясь ночной темнотой, группа ринулась через Кобелевский тракт между Новой Михайловкой и Ключиком. Бойцы и командиры, действовавшие во главе колонны, смогли прорваться через дорогу, но вскоре противник открыл сильный ружейно-пулеметный и автоматный огонь. Прорыв группы между двумя населенными пунктами вновь не позволил противнику использовать на этом участке артиллерию и огонь минометов, из-за боязни поразить свои войска. Однако, как только группа углубилась в лес северо-восточнее Новой Михайловки, немецкие артиллеристы открыли сильный артиллерийский огонь, от которого погибло и было ранено большое количество бойцов и командиров. Как вспоминают некоторые очевидцы, тяжелораненых начальника артиллерии армии генерала П. Н. Офросимова и адъютанта командарма майора М. Ф. Водолазова несли на самодельных носилках. Вскоре от полученных ран они скончались и были похоронены севернее высоты с отм. 191,6. Пересказать все страдания, выпавшие на долю окруженных, невозможно. Но если живым и здоровым было просто тяжело, то положение раненых и тяжелобольных продолжало оставаться просто безнадежным. Бойцы и командиры, вышедшие живыми из этого ада, вспоминали:
Днем 17 апреля остатки значительно поредевшей группы командарма находились в лесу северо-западнее Новой Михайловки, планируя с утра продолжить свое движение. Из оперативной сводки штаба Западного фронта № 214 к 20.00 17.04.42 г.:
Из переговоров майора Кондырева, руководителя группы по сбору информации о действиях западной группировки войск 33-й армии со штабом Западного фронта:
Запись переговоров по прямому проводу начальника штаба Западного фронта генерал-майора В. С. Голушкевича и командующего 43-й армией генерал-лейтенанта К. Д. Голубева вечером 17 апреля 1942 года: «ГОЛУБЕВ: Здравствуйте. Прошу доложить генералу армии тов. ЖУКОВУ результаты опроса двух командиров, которые с группой в 20 человек вышли сегодня из окружения в районе юго-восточнее ГОРОДЕЦ. Говорили с ними я и тов. БОГОЛЮБОВ. Один — начальник арт. снабжения 160-й СД майор ТРЕТЬЯКОВ, а второй — комендант Особого отдела 160-й СД мл. лейтенант НАЗАРОВ. Докладываю самую суть: 1. По их словам, ЕФРЕМОВ с группой в 2000 человек с утра 14.04.1942 года шел от ПЕСКОВСКОГО (ШПЫРЕВСКОГО) леса в направлении деревни ЖАРЫ. Имели бой, после чего ЕФРЕМОВ повернул с группой (с группой в 500 человек) в сторону МАЛОГО ВИСЕЛЕВА. Не доходя МАЛОГО ВИСЕЛЕВА, в лесу также был бой, где принимали участие и танки противника. Младший лейтенант НАЗАРОВ доложил, что он видел Ефремова в последний раз в 3.00 16.04.1942 года. Оба этих командира по своей инициативе организовали группу, с которой и вышли в этот район, о котором я доложил. 2. Они подтверждают, что в районе ГОРОДЕЦ и к югу сплошная оборона и наличие проволоки. 3. Они высказывают предположение, что в лесах южнее и юго-западнее МАЛОГО ВИСЕЛЕВА находится значительная группа и, возможно, сам товарищ Ефремов. 4. Наши мероприятия: В 21.00 18.04.1942 года назначена еще раз общая атака с категорическим требованием бросить в бой все, что имеем с целью прорвать оборону и выручить части товарища ЕФРЕМОВА. Кроме действующих трех разведывательных групп, о которых мы донесли, приказываю наряду с ними организовать серию мелких атак. ГОЛУШКЕВИЧ: Получается странная вещь: небольшие группы голодных, изможденных людей без всякой артиллерии с боями проходят всю глубину оборонительной полосы противника. В то же время, как ваша целая армия не может прорвать эту оборону, имея при этом большое насыщение артиллерии. В расположении противника есть промежутки, и эти группы проходят через них, встречая, возможно, небольшое сопротивление немцев, которое и преодолевают. Самый верный и лучший способ выручить ЕФРЕМОВА — ваш прорыв. Вы должны понять тяжелейшее положение ЕФРЕМОВА и с продовольствием, и с боеприпасами и не должны надеяться на то, что ЕФРЕМОВ сам прорвется, а должны сами очистить для него дорогу. Такая задача поставлена перед вами ГЛАВКОМОМ, и ВОЕННЫЙ СОВЕТ армии головой отвечает за ее выполнение. Необходимо как можно скорее уточнить район нахождения основной массы сил ЕФРЕМОВА, с тем чтобы можно было сбросить продовольствие и патроны с воздуха. Организуйте опрос вышедших из окружения людей и немедленно донесите результаты»[437]. Безусловно, очень интересный вопрос был задан начальником штаба Западного фронта генерал-майором В. С. Голушкевичем. Как могло такое получиться? Два месяца целая армия, при поддержке авиации и артиллерии, пыталась пробиться к окруженным и не смогла. А голодные, с одними винтовками и автоматами, почти без боеприпасов, бойцы и командиры 33-й армии десятками проходят к своим войскам через насыщенную оборону противника!  Командир 53-й сд полковник А. Ф. Наумов (в центре) с офицерами штаба недалеко от рощи «Сапожок». Именно полки 53-й сд форсировали Угру и заняли д. Большое Устье. На снимке хорошо видно, как сильно разлилась Угра. Конец апреля 1942 г. Сложно, очень сложно ответить на этот вопрос. Сказать о том, что армия не вела здесь активных боевых действий, — ни в коем случае нельзя, о чем красноречиво свидетельствует журнал боевых действий 5-й Гвардейской стрелковой дивизии 43-й армии. Жесточайшие бои, очень большие потери, а результата нет никакого. И причина здесь одна: не умели мы как следует воевать, не умели. Противник, имея меньше сил и средств, дрался на два фронта: и против окруженных частей 33-й армии, и против соединений 43-й армии. И везде смог одержать верх. Очень большое значение имеет в бою морально-психологический фактор, стремление и жажда победы. Вот и смог противник противостоять ударам частей и соединений 43-й армии, которые вели боевые действия без должного напора и целеустремленности, без должной подготовки войск к бою со стороны командиров. Да и некогда было готовиться. Каждый день бой, какая там подготовка. Зато смогли голодные, очумевшие от многодневных непрерывных боев, без сна и отдыха, почти без боеприпасов, бойцы и командиры 33-й армии пройти оборону врага и вырваться к своим, противника и смерть неуемною жаждою жизни победив! Пусть не так и много смогло пробиться, но пробились! А почему хотя бы сотня-другая бойцов 43-й армии не смогла этого сделать?  Братская могила воинов 33-и и 43-й армий у слияния рек Воря и Угра (у бывшей деревни Большое Устье). Раньше здесь помпезно производилось перезахоронение останков бойцов и командиров, найденных в этих местах. Теперь все поросло травой высотой с человеческий рост. Добраться сюда можно только пешком или на вертолете Из суточного оперативного донесения группы армий «Центр» за 17 апреля 1942 года:
Из оперативной сводки штаба Западного фронта № 215 к 8.00 18.04.42 г.:
Четвертые сутки соединения и части окруженной группировки вели боевые действия без сна и нормального отдыха. На исходе были боеприпасы. Постоянно мокрая одежда, и особенно обувь, привела к тому, что значительная часть окруженных оказалась подвергнутой простудным заболеваниям. Все больше давал о себе знать голод. Никакого питания не было начиная с начала движения колонны на прорыв. Начиная с середины марта, окруженные части постоянно испытывали большие перебои во всем и особенно в продовольствии и боеприпасах. Многие годы после войны, изредка касаясь темы боевых действий 33-й армии в окружении зимой и весной 1942 года, официальная историография подчеркивала, что командование Западного фронта делало все возможное по обеспечению окруженных частей всеми необходимыми материальными средствами. Красивая фраза, показывающая заботу командования о своих войсках. А что понимать под фразой «все возможное»? Чего и сколько вообще нужно было войскам 33-й армии, об этом никто никогда не говорил. И таких данных даже и не было в штабе фронта. Зато их посчитали в штабе 33-й армии. Соболев Алексей Михайлович, бывший в тот период старшим помощником начальника разведывательного отдела 33-й армии, спустя двадцать лет писал:
Сколько реально получала материальных средств окруженная группировка, было показано ранее, так что положение, в котором оказались бойцы и командиры в последние дни боев, было просто катастрофическим, но западная группировка 33-й армии сражалась, несмотря ни на что. Генерал Ефремов хорошо понимал, что долго находиться в районе Новой Михайловки нельзя. Вражеская авиация постоянно наносила бомбовые удары по предполагаемым местам нахождения окруженных частей и подразделений. Пехота противника постоянно сжимала кольцо окружения, выслеживая каждую группу окруженцев. В последние дни на подкрепление к немецким частям, которые вели боевые действия с окруженными частями 33-й армии, прибыло значительное подкрепление. Это место хорошо запомнил на всю свою жизнь помощник начальника 8-го (шифровального) отдела 33-й армии техник-интендант 2 ранга Якимов Иван Васильевич, который в период окружения ежедневно общался с генералом Ефремовым по обязанностям своей службы. Вот что он рассказал в своем письме:
Группа командарма по-прежнему оставалась самой большой среди всех групп, которые продолжали прорываться с боями в восточном направлении, не считая оставшихся отрезанными подразделений и частей 113-й и 160-й СД. Но в отношении этих малочисленных дивизий противник пока не предпринимал активных действий, предполагая, по всей видимости, сначала уничтожить тех, кому удалось прорваться через дорогу Беляево — Буслава и находившихся в районе Новая Михайловка, Хохловка, Жары, Дегтянка, а затем уже приняться за них. Бойцы и командиры 113-й и 160-й СД после неудачной попытки форсирования Угры в районе Абрамова стали прорываться из окружения по отдельности. Остатками частей 160-й СД руководил начальник оперативного отделения дивизии подполковник И. К. Кириллов. Группой численностью около 150 бойцов и командиров 113-й СД командовал военный комиссар дивизии Н. И. Коншин. 1292-й СП под командованием капитана Степченко, насчитывавший к этому времени примерно 400 человек, находился в районе деревни Шпырево, не имея никаких данных о местонахождении других групп. Эти и другие, более меньшие по численности, группы, после бесполезных попыток прорваться через Угру в восточном направлении, видели теперь свое спасение только в выходе в район действия партизанского отряда майора Жабо. В сложившейся обстановке это было единственно верное решение, однако никто из них не знал точно, где находился отряд Жабо. Тем не менее все группы спонтанно начали движение по лесу в западном направлении с тем, чтобы затем выйти в лесной массив, расположенный южнее дороги Вязьма — Юхнов, а дальше уже действовать по ситуации. Понимая, что противник старается держать оборону против прорывавшихся частей окруженной группировки 33-й армии, располагаясь по всей длине тракта Кобелево — Климов Завод, что позволяло ему быстро концентрировать силы на тех участках, где происходила попытка прорыва, благодаря мобильности своих подразделений и наличию дороги, командарм решил попытаться пройти оборону противника в другом направлении. Оценив сложившуюся обстановку и местность в предполагаемом направлении движения, генерал Ефремов, по всей видимости, решил, обойдя Новую Михайловку с запада, выйти в лес восточнее д. Ломенка, а затем, идя мелколесьем, выйти в район населенного пункта Горнево. Там, уже действуя по обстановке, обойти Горнево с востока или запада по лесу и попытаться пробиться через дорогу Юхнов — Вязьма между населенными пунктами Тибейкино и Слободка в южном направлении и уйти в глухой лесной массив, который начинался сразу за дорогой. План действий был вполне реальным, оставалось только воплотить его в жизнь. Проведя весь день и вечер в лесу северо-западнее Новой Михайловки, с наступлением ночи группа продолжила движение, обходя деревню с севера на юг лесом. Всю ночь командиры и бойцы медленно продвигались в выбранном направлении. Утром группа вышла в район примерно 1,5–2 км севернее д. Горнево. Было принято решение осуществить здесь дневной отдых, с тем чтобы с наступлением темноты продолжить движение. Неизвестно, что послужило причиной того, что противник обнаружил местонахождение группы командарма, которая вынуждена была принять бой. Преследуемая противником группа с боем продолжила свой путь в направлении д. Горнево. Здесь, в лесу восточнее деревни Горнево, группа вступила в свой последний бой с противником, где практически полностью погибла. В ходе ожесточенного боя с противником, окружившим группу с трех сторон, генерал-лейтенант М. Г. Ефремов получил тяжелое ранение и, потеряв возможность двигаться и активно сопротивляться врагу, застрелился из своего пистолета выстрелом в правый висок. Это произошло во второй половине дня 18 апреля 1942 года. Так оборвалась жизнь видного советского военачальника и безмерно уважаемого всеми бойцами и командирами человека, который выше всего ставил выполнение своего воинского долга перед Родиной, которой он беззаветно служил на протяжении всей своей жизни. Одновременно с ним застрелились еще несколько командиров. Алексей Петрович Ахромкин, который почти до самого конца был в составе группы генерала Ефремова, так описал последние события в своем письме к С. Д. Митягину:
Принято считать, что воюют солдаты и офицеры, а генералы только наносят на карты задачи и направления наступления войск. Однако это далеко не так. Великая Отечественная война стала войной, в которой на защиту Отечества поднялись все: и дети генерального секретаря и членов правительства, и дети рабочих и крестьян, и солдаты и генералы, не то, что творится сейчас. Когда одни господа, заседающие в правительстве или Думе, принимают решение на ту или иную бойню, а гибнут там дети самых обездоленных слоев населения. Об исключениях говорить не будем. В годы Великой Отечественной войны погибли, умерли от ран и болезней и ушли из жизни по другим обстоятельствам 421 генерал и адмирал Красной Армии и Военно-Морского флота, и среди них двадцать командармов. По имеющимся сведениям, в живых из группы командарма остались три человека: Анатолий Николаевич Сизов, деревенский мальчишка, прошедший с группой генерала М. Г. Ефремова весь этот путь, и две молодые девушки, судьба которых в силу различных обстоятельств так и осталась неизвестной, причем об одной из них неизвестно ничего: ни имени, ни фамилии. А вот о второй, наоборот, было известно немало, но она почему-то оказалась вне поля зрения А. Н. Краснова и С. Д. Митягина. Речь идет о Елене Дмитриевне Снегиревой, которая чудом осталась жива и многие годы приезжала в день Победы в село Слободка Угранского района Смоленской области, выступала перед школьниками, рассказывала о героическом подвиге воинов 33-й армии, совершенным ими в этих местах зимой/весной 1942 года. Постепенно следы ее затерялись. Известно только, что она была родом из деревни Гайдуки Спас-Демянского района Калужской области. Может, кто-то знает или знал Елену Дмитриевну и может что-то рассказать о ее судьбе? О том, что чудеса возможны, автор убедился совсем недавно. Буквально летом 2008 года удалось разыскать еще одного свидетеля той трагедии — бывшего фельдшера 495-го отдельного медицинского батальона 160-й СД Куликову (тогда Крылову) Александру Яковлевну! Кто бы мог подумать, что спустя столько лет будет найден еще один боец из группы командарма. Точнее, даже надо сказать, она сама нашлась после публикации в газете «Ежедневные новости Подмосковья» статьи известного журналиста, историка и поисковика В. В. Степанова, посвященной работе автора этих строк над книгой о судьбе генерала Ефремова и окруженной группировки 33-й армии. Александра Яковлевна сама позвонила в редакцию, и уже через два дня она рассказывала о войне, о тех трагических событиях весны 1942 года. И хотя Александра Яковлевна следовала не рядом с генералом Ефремовым, а была на некотором удалении от него, все равно ее воспоминания о тех событиях очень интересны.  Куликова (Крылова) Александра Яковлевна, бывший фельдшер 160-й сд Военная судьба Александры Яковлевны на самом деле оказалась весьма нелегкой. Молодой 19-летней девчонкой с двумя кубиками в петлицах она в июле 1941 года попала на фронт в 24-ю армию, в командование которой недавно вступил генерал-майор К. И. Ракутин. Вместе с этой армией попала в «Вяземский котел», но смогла в составе одной из групп выйти из окружения и после многочисленных проверок попала в 160-ю СД командарма 2 ранга Ф. В. Орлова. Сражалась с дивизией в окружении. Выходила из окружения в группе командарма. Сразу после того, как генерал Ефремов застрелился, она вместе с остальными бойцами и командирами была пленена противником. Только в 1944 году Александра Яковлевна смогла вырваться из плена, но на этот раз особисты были «более бдительны». «Тебя, с… надо было бы расстрелять: два раза попала в окружение!» — вспоминала она слова тех иродов с темно-синими петлицами, которые допрашивали ее. Александра Яковлевна вскипела, ее быстро, соответствующим образом, поставили на место, но расстреливать не стали. И уже через неделю простой красноармеец А. И. Крылова ехала к новому месту службы. Воинского звания лейтенант ее, конечно же, лишили. А то как же — два окружения, и все жива!  Шурочка Крылова перед убытием в составе 160-й сд под Вязьму. Декабрь 1941 года Горько было ей все это вспоминать — столько бед, горя, лишений вытерпеть, и тебя еще после этого к стенке. Где ты, справедливость, на этом свете? Неужели Бог не видел и не видит всего этого? Но на память о той войне у нее осталась дорогая ей фотография, где она, молодая и красивая, стоит в офицерской форме. О том последнем дне Александра Яковлевна рассказывает так:
Герой-командарм не мог обременять сопровождавших его командиров и бойцов своей немощностью и, понимая, что дальше он просто может потерять сознание и попасть в руки врага живым, застрелился. К тому же противник был совсем рядом, обложив со всех сторон уже совсем малочисленную группу командарма. Но самые интересные и важные сведения о выходе из окружения группы командарма сохранил для нас Анатолий Николаевич Сизов[442], в тот момент простой пятнадцатилетний деревенский мальчишка, ставший волею судьбы непосредственным свидетелем гибели командарма. Вот что он рассказал летом 1982 года М. М. Ефремову и С. Д. Митягину, этот разговор был записан ими на магнитофонную пленку и передается в том виде, как имеется:
Поначалу к рассказу А. Н. Сизова о последних минутах жизни командующего 33-й армией все отнеслись скептически, в том числе и сын командарма Михаил Михайлович Ефремов, свято хранивший все, что касалось памяти отца. Сказать и рассказать можно что угодно, как подтвердить сказанное? Но неожиданно этот факт получил свое, прямо детективное, продолжение. Станислав Дмитриевич Митягин, разыскивая участников тех событий, неожиданно вышел на одного ефремовца — бывшего командира роты связи 784-го отдельного батальона связи 329-й СД С. И. Ключанских, который в своем письме обещал рассказать при встрече ему нечто такое, что, может быть, никому до сих пор неизвестно. Спустя некоторое время С. И. Ключанских приехал в Москву и рассказал С. Д. Митягину, что в апреле 1942 года при выходе из окружения недалеко от населенного пункта Павлова Пристань встретил в лесу деревенского мальчика, с ним была девушка-военнослужащая. Этот паренек видел своими глазами, как застрелился генерал Ефремов. И Ключанских пересказал, насколько позволила память, историю, которую рассказал ему этот мальчик. Это было просто поразительно! Мало того, что был найден свидетель гибели командарма, его данные оказались перепроверены, и таким неожиданным образом! Как вы поняли, Ключанских и был тем лейтенантом, которого встретил в двадцатых числах апреля 1942 года в лесу Анатолий Сизов! Сведения А. Н. Сизова были в значительной степени подтверждены также показаниями Щуковского, сержанта из охраны командарма, а много лет позднее одним из бойцов окруженной группировки Сторублевым, сдавшимся в плен и прошедшим все круги ада — плен, жизнь на чужбине, возвращение на Родину, пребывание в местах не столь отдаленных. Все было в его жизни. Уже находясь в преклонном возрасте, не стесняясь своего прошлого, В. Д. Сторублев сам вышел на Митягина и рассказал свою версию происшедшего, включая гибель командарма, которая незначительно отличалась от рассказанного Сизовым. Из оперативной сводки штаба Западного фронта № 216 к 20.00 18.04.42 г.:
Переговоры по прямому проводу генерал-майора Н. Д. Псурцева, начальника связи Западного фронта, с комбригом Д. П. Онуприенко: «18.04.42. У АППАРАТА ПСУРЦЕВ. Здравствуйте, тов. ОНУПРИЕНКО. Генерал ГОЛУШКЕВИЧ сейчас у Главкома, если у Вас есть что-нибудь новенького, он просил срочно доложить, его особенно интересуют сведения об ЕФРЕМОВЕ, в частности материал, который Вам сообщили красноармейцы, вышедшие из группы ЕФРЕМОВА. О каких красноармейцах в количестве 4 человек докладывал ГОЛУШКЕВИЧУ майор КОНДЫРЕВ и почему произошла такая путаница? Из вашего доклада видно, что речь идет о красноармейцах, вышедших до 13 числа, как понимать это — скажите, после 13 числа кто-нибудь вышел из группы ЕФРЕМОВА или нет, сколько же вышло человек после 13 числа? Или нет ни одного. ОНУПРИЕНКО. Здравствуйте, тов. генерал. Прошу доложить ГОЛУШКЕВИЧУ, что красноармейцы, вышедшие 13 числа, с группой ЕФРЕМОВА связаны не были. Это люди 160 дивизии, которые были отрезаны от ЕФРЕМОВА в районе высоты 11 числа, отряд в количестве 400 человек сосредоточился в лесу юго-восточнее КЛЮЧИКИ, обошел МАЛО-ВИСЕЛЕВО с запада, форсировал р. УГРА северо-западнее 200 мтр. КОСТЮКОВО и вышел в лес юго-восточнее высоты 169,3, с южной опушки леса повел наступление 13.04 на БОЛ. УСТЬЕ, уничтожил одну минометную батарею и до 150 чел. ворвалось в БОЛ. УСТЬЕ под воздействием артиллерийского огня, по докладу якобы с нашей стороны (восточный) отряд БОЛ. УСТЬЕ оставил и разошелся группами в разных направлениях, дальнейшие судьбы этого отряда вышедшие красноармейцы и один лейтенант не знают. Вышедший красноармеец 113-й СД, по данным 43-й АРМИИ, еще не прибыл, в 43 его также нет, есть данные, что он оставлен с группой разведчиков ГОЛУБЕВА в районе ЖАРЫ. Сегодня ночью в район НОВО-МИХАЙЛОВКА выбрасываю двух человек с радиостанцией, если удастся установить, хотя бы часть с группой ЕФРЕМОВА вышедшего красноармейца 113-й СД на рассвете 18.04 посажу самолет в районе МИХАЙЛОВКА. Вот все, что известно о группе ЕФРЕМОВА. Связи с ЕФРЕМОВЫМ не имею с 18.30 13.04. Все. Речь идет о четырех человеках: два красноармейца, один лейтенант, другой мл. лейтенант, высланные в разведку от 160-й СД, которые с группой ЕФРЕМОВА связи не имели, а вели бой в районе выс. 201, 5 и высланы были еще 11 числа. Сейчас же есть данные — вышел красноармеец из 338-й СД или 113-й СД, но группы ЕФРЕМОВА, как только он прибудет в 43-ю АРМИЮ, положение будет установлено. Почему КОНДЫРЕВ перепутал, не знаю, сейчас выясню. Все. После 13 нет ни одного, если не считать о котором есть сведения, что он с разведкой ГОЛУБЕВА. Все. До свидания»[446]. Текст донесения командира 17-й СД Военному совету 43-й армии:
Из суточного оперативного донесения группы армий «Центр» за 18 апреля 1942 года:
Из оперативной сводки Западного фронта № 217 к 8.00 19.04.42 г.:
Разведдонесение ВВС 43 армии 8.30 19.04.1942 года карта 100 000.
Даже противник был поражен стойкостью и мужеством бойцов и командиров окруженных частей и лично генерала М. Г. Ефремова. Нечасто в годы войны враг относился с таким уважением к нашим солдатам и офицерам. Во второй половине дня 19 апреля 1942 года, при стечении большого количества жителей села Слободка, военнопленных, содержавшихся в сельской церкви, превращенной немцами в импровизированный концлагерь, состоялись похороны командарма, которого принесли на самодельных носилках наши военнопленные. По рассказам очевидцев, все собрались у церкви, с северной стороны которой была выкопана военнопленными могила для генерала. Военнопленные были построены таким образом, что обступали носилки с телом Ефремова с трех сторон, в каре, если сказать военным языком. Здесь же находились и немецкие солдаты, стоявшие гарнизоном в Слободке. Жались в кучу деревенские ребятишки, стояли тихо старики и женщины. Скорбно молчали ефремовцы. Молчали и враги. Это был молчаливый салют мужеству генерала, мужеству его бойцов и командиров, тем, кто остался безвестным лежать в лесах и оврагах, и тем, кто, собирая последние силы, упрямо шел навстречу к своим, чтобы снова сражаться с врагом.  Тело генерал-лейтенанта М. Г. Ефремова перед захоронением. 19 апреля 1942 г. Снимок найден у убитого немецкого офицера По воспоминаниям местных жителей, перед тем как тело генерала М. Г. Ефремова было предано земле, к церкви на автомобиле подъехал то ли генерал, то ли полковник, посмотрел на генерала, отдал воинское приветствие и уехал. А вот что рассказал А. П. Ахромкин, оказавшийся в церкви среди других военнопленных:
Есть сведения, что немецкий офицер, руководивший этим мероприятием, сказал, обращаясь к немецким солдатам: «Солдаты! Вы должны воевать за великую Германию так же, как воевал за Россию генерал Ефремов!» Это ли не высшая оценка тому, как выполнили свой воинский долг, сражаясь более двух с половиной месяцев в окружении, доблестные бойцы и командиры соединений и частей 33-й армии во главе с генерал-лейтенантом Ефремовым Михаилом Григорьевичем!  Так выглядела могила генерала М. Г. Ефремова во время оккупации с. Слободка немецкими захватчиками. Снимок 1942 г.  Сразу же после освобождения села в марте 1943 года на могиле командарма была установлена пирамидка со звездочкой На следующий день один из жителей Слободки установил на могиле командарма фанерную дощечку, на которой было написано:
Из оперативной сводки Западного фронта № 218 к 20.00 19.04.42 г.:
Из суточного оперативного донесения группы армий «Центр» за 19 апреля 1942 года:
 Козлова Мария Александровна — героическая женщина, совершившая прыжок в район, где находились окруженные части 33-й армии, помогла спасти жизни многим бойцам и командирам  Жегало (Козлова) Мария Александровна. Послевоенное фото Из оперативной сводки штаба Западного фронта № 219 к 8.00 20.04.42 г.:
Из оперативной сводки штаба Западного фронта № 222 к 20.00 20.04.42 г.:
Приземлившаяся ночью 20 апреля 1942 года на опушке леса в 1 км северо-западнее Малой Бославки радистка М. А. Козлова после недолгого блуждания по лесу встретила группу бойцов во главе с майором Бурнашевым, командовавшим в свое время двумя батальонами 131-го СП 9-й гв СД. Вместе с ними она вскоре оказалась в глубине леса, где находились подразделения 1292-го СП 113-й СД под командованием капитана И. С. Степченко. То, что этой героической двадцатилетней девушке удалось так благополучно приземлиться всего в километре от населенных пунктов Шумихино и Малая Бославка, занятых врагом, было величайшей случайностью. Позднее Мария Козлова вспоминала, что, отойдя от места своего приземления несколько десятков метров, она присела возле сосны и заснула, словно для этого и прыгала, чтобы здесь, в окруженном фашистами лесу, выспаться. Вот какое было напряжение перед вылетом у Марии Александровны, для которой этот прыжок с парашютом был первым в жизни. После благополучного выполнения этого задания и спасения 670 бойцов и командиров 33-й армии Марию Козлову лично примет генерал армии Г. К. Жуков и, внимательно выслушав ее рассказ, вручит орден Боевого Красного Знамени, которым она была награждена Военным советом Западного фронта за свой подвиг. Звезду Героя — пожалели.  Рабочая карта штаба группы армий «Центр». Положение войск по состоянию на 20 апреля 1942 года Из донесения, отправленного в штаб Западного фронта:
Из суточного оперативного донесения группы армий «Центр» за 20 апреля 1942 года:
Вернемся к событиям, происшедшим после приземления М. А. Козловой на восточной опушке Шумихинского леса. Поначалу Марии Александровне никто не поверил, что она послана для розыска группы генерала М. Г. Ефремова, а ретивый представитель Особого отдела предложил даже немедленно расстрелять ее, как немецкого шпиона. Целые сутки ушли у Марии Козловой на то, чтобы убедить командиров в том, что она действительно тот человек, за кого себя выдает, и предлагала немедленно организовать связь с «большой землей». Командиры боялись того, что вдруг Козлова на самом деле является шпионом и, передав противнику по радиостанции координаты местонахождения отряда, предаст их. После долгих раздумий ответственность за ее действия взял на себя военный комиссар 1292-го СП Г. Ф. Мусланов[456], дав добро на вхождение в связь со штабом армии. В течение дня и ночи на 21 апреля отряд капитана Степченко совершил по лесам довольно рискованный 18-километровый марш. Пройдя севернее Шумихина и повернув на юг, не доходя Пожошки, колонна вышла в лес, расположенный западнее Слободки. Поразительно, но противнику не удалось обнаружить отряд, хотя за это время он не раз проходил в непосредственной близости от него. Во многом этому способствовал густой туман, окутавший землю в этот день. К утру 21 апреля отряд сосредоточился в глубине леса, в 1 км юго-западнее от высоты с отм. 203,6. В 9 часов 45 минут 21 апреля, войдя в связь со штабом фронта, М. А. Козлова подтвердила выполнение поставленной задачи и обнаружение большой группы бойцов и командиров окруженных частей 33-й армии. В это время отряд Степченко насчитывал около 500 человек, однако назвать это воинской частью можно было условно. Неделя без пищи и отдыха, по колено в воде, постоянная угроза пленения противником породили в людях полнейшую апатию ко всему происходящему вокруг них, полное безразличие к своей судьбе. В последние дни значительно участились случаи самоубийств. Остается только удивляться, как капитану И. С. Степченко, военному комиссару полка батальонному комиссару Г. Ф. Мусланову удалось совладать с этой массой людей. Не надо забывать о том, что большинство личного состава отряда составляли присоединившиеся к ним бойцы и командиры, отставшие от своих частей умышленно или вследствие особенностей боевой обстановки. Руководить такими людьми было очень сложно. Достаточно сказать о том, что когда эта колонна вышла из окружения в расположение отряда Жабо, то на 670 бойцов и командиров приходилось всего 227 винтовок, и это при том условии, что, как писал впоследствии в своих воспоминаниях Н. И. Коншин, оружие валялось в лесу повсюду. Разговор по прямому проводу майора Кондырева со штабом Западного фронта:
В течение дня капитан Степченко и штаб фронта обменялись еще несколькими радиограммами. Штабом фронта были отданы необходимые инструкции на выход группы из окружения в южном направлении и соединение с партизанским отрядом майора Жабо, который одновременно получил задачу выслать с подходом группы разведку и вывести окруженных в свой район. Кроме этого, в ночь на 22 апреля планировалось сбросить в район нахождения группы боеприпасы, продовольствие, медикаменты и кожаную обувь. Из оперативной сводки Западного фронта № 222 к 20.00 21.04.42 г.:
В ночь с 21 на 22 апреля в район, указанный капитаном Степченко, были сброшены с самолета продовольствие, боеприпасы и медикаменты. Бывший начальник штаба 1292-го СП Петр Исидорович Побегайло сохранил для нас воспоминания о том, как происходила подготовка к приему материальных средств:
Рано утром в лес западнее Слободки, в район расположения отряда капитана И. С. Степченко, вышла группа под командованием военного комиссара 113-й СД старшего батальонного комиссара Н. И. Коншина, которая имела в своем составе около 100 человек. Некоторое время спустя сюда же подошла небольшая группа бойцов и командиров под командованием подполковника Кириллова. В ее составе находился раненный еще накануне выхода из окружения командир 160-й СД полковник Н. Н. Якимов. Ближе к вечеру в этот же район вышла группа бойцов и командиров во главе с командиром 338-й СД полковником Кучиневым и начальником артиллерии дивизии Панковым. Таким образом, общая численность личного состава, находившегося здесь, выросла до 700 человек.
Личный состав отряда весь день 22 апреля готовился к маршу в район действия партизанского отряда Жабо. Впервые за десять последних дней бойцы и командиры смогли принять пищу, оказали необходимую помощь раненым и больным. Разбив отряд на группы, капитан Степченко поставил задачи по подготовке к маршу, перераспределив между ними сброшенное ночью с самолетов продовольствие. Окруженные особенно ожидали помощи с обувью, ведь большинство бойцов и командиров продолжали носить мокрые валенки, которые давно пришли в полную негодность. Но обуви среди сброшенных им тюков не оказалось. Как позднее стало известно, фронтовые тыловики не смогли найти 500 пар сапог для окруженных. И еще пять суток им пришлось идти в мокрых валенках по заполненным водой лощинам и перелескам. Только спустя пять суток, когда группа уже вышла в расположение отряда майора Жабо, ей были сброшены сапоги, белье и обмундирование. Как только стемнело, группа тронулась в путь. Воспользовавшись очень густым туманом, удалось незаметно для врага такой большой массой людей пройти дорогу Вязьма — Юхнов между населенными пунктами Слободка и Якимцево, в том месте, где лес очень близко примыкал к ней. Окрыленный успехом отряд быстро углубился в лес. Старший батальонный комиссар Н. И. Коншин вспоминал:
Пройдя ночью по сильно заболоченному лесу едва различимыми дорогами и тропами около 8 км, отряд остановился на отдых в лесу севернее населенного пункта Митьково в 500 м восточнее высоты с отм. 210,5. Было 23 апреля 1942 года. Многие из тех, кто был тогда в составе этого отряда, навсегда запомнили этот день. День, когда они почувствовали, что появилась реальная возможность вырваться из этого ада, несмотря на то что впереди был совсем нелегкий путь. Отдохнув несколько часов, отряд продолжил движение. Продолжал стоять густой туман, под прикрытием которого колонна продолжила движение в направлении населенного пункта Подсосенки, обходя болото под названием Трясучка с запада. Из оперативной сводки штаба Западного фронта № 226 к 20.00 23.04.42 г.:
К вечеру отряд сосредоточился на лесной поляне в 1,5–2 км восточнее Подсосенки. Во время привала по инициативе подполковника Кириллова и старшего батальонного комиссара Коншина состоялось совещание, в ходе которого было принято решение, что отряд возглавит подполковник И. К. Кириллов, комиссаром отряда будет Н. И. Коншин, штаб 1292-го СП во главе с младшим лейтенантом П. И. Побегайло будет выполнять обязанности штаба отряда. С военной точки зрения принятое решение было абсолютно правильным. Как-то все было не так, не по-военному: отрядом, в котором следовали три полковника, несколько подполковников, майоров и батальонных комиссаров, командовал капитан. Однако это решение было принято Степченко и Муслановым с явной обидой. Конечно, понять их можно. Выполнив самую главную задачу — выведя отряд из окружения, они как бы становились ненужными и отодвигались на второй план. Но они напрасно так думали. Вышедшие из окружения бойцы и командиры, оставшиеся после войны в живых, всегда вспоминали капитана Степченко, батальонного комиссара Мусланова и подполковника Кириллова как своих спасителей. Они и в самом деле оказались на высоте своего положения — не растерялись и смогли спасти такую большую группу людей. Надо отдать должное подполковнику Кириллову Иосифу Константиновичу, который за время нахождения в составе окруженной группировки не раз с риском для жизни решал самые ответственные задачи. Следует отметить, что его штатная должность была — начальник оперативного отделения 160-й стрелковой дивизии, но, несмотря на это, именно ему генерал Ефремов поручил в начале февраля 1942 года оборону самого опасного участка в районе населенного пункта Горбы, на стыке 113-й и 338-й СД. Так было и в апреле 1942 года, когда именно его полковник К. И. Миронов назначил командовать авангардом во время прорыва из окружения к главным силам западной группировки 1288-го СП и штаба 113-й СД. И все эти задачи успешно были решены им. После отдыха в районе леса восточнее д. Подсосенки отряд под командованием подполковника Кириллова продолжил движение в направлении д. Леоново. Надо сказать, что смена командования отрядом не прошла незамеченной штабом фронта. Когда в его адрес ушла очередная радиограмма, отправленная Марией Козловой и подписанная на этот раз Кирилловым и Коншиным, из штаба фронта последовал вопрос: «С чем связана смена командования отрядом?» Несмотря на последовавшее объяснение, что командование отрядом принято старшим по воинскому званию начальником, в штабе фронта забили тревогу, не поверив этому сообщению. Последовал ряд новых вопросов: штаб фронта посчитал, что отряд попал в руки врага. И только после того, как на проверочный вопрос: «Пусть батальонный комиссар Коншин сообщит, в каком году он закончил военно-политическую академию?» был получен правильный ответ, в штабе фронта успокоились. Этот факт лишний раз свидетельствует о том, что в военном деле нет мелочей. Из оперативной сводки штаба Западного фронта № 228 к 20.00 24.04.42 г:
Сосредоточившись к 15 часам 24 апреля в районе большой поляны, 1 км северо-западнее деревни Андроново, бойцы и командиры впервые за последнее время смогли спокойно отдохнуть, не боясь быть обнаруженными противником: в эти места враг боялся заходить. Вскоре сюда прибыли партизаны-проводники из состава отряда майора Жабо, которые должны были провести группу через Мокрое болото в расположение наших войск. Вечером авиацией фронта в район поляны были сброшены продукты и боеприпасы. Начав утром следующего дня марш, отряд уже через сутки, 27 апреля 1942 года, вышел к деревне Петрищево, где располагался партизанский отряд майора В. В. Жабо и части 4-го ВДК. Утром следующего дня все командиры по приказу командующего Западным фронтом генерала Г. К. Жукова были вывезены самолетом на «большую землю». Так закончилась операция 33-й армии по овладению Вязьмой. Подводя итог боевых действий соединений и частей западной группировки войск 33-й армии во время прорыва из окружения, необходимо отметить, что пробиться к своим войскам (к главным силам Западного фронта и партизанскому отряду майора В. В. Жабо) удалось немногим более девятисот бойцов и командиров. Более точная картина следующая. Согласно сохранившимся в архиве данным, до 10 мая 1942 года в полосе 43-й и 49-й армий вышли из окружения 221 человек. Из этого количества 43 человека были указаны в списках дважды. Всего известны фамилии 178 бойцов и командиров, которым удалось выйти к главным силам Западного фронта. В район действия отряда майора Жабо в составе отряда подполковника Кириллова вышло 670 бойцов и командиров. Таким образом, получается, что из окружения, по имеющимся официальным данным, вышли 848 человек. Некоторая часть бойцов и командиров, по воспоминаниям ветеранов, смогла пробиться к своим несколько позднее и не попала уже ни в какие списки и доклады. Часть осталась на занятой врагом территории и вошла в состав партизанских отрядов, хотя об их действиях в этом районе после разгрома западной группировки 33-й армии и до освобождения войсками Красной Армии в марте 1943 года нет никаких сведений. Но и в данном случае эта цифра вряд ли будет выше 900–950 человек. Позволю напомнить, что за неделю до прорыва из окружения, по состоянию на 5 апреля 1942 года[462], в частях окруженной группировки насчитывалось 9504 человека, и еще около 2000 человек находилось на излечении в инфекционном госпитале и медицинских батальонах дивизий, то есть всего было около 11 500 бойцов и командиров. Таким образом, получается, что только в ходе выхода из окружения погибли, пропали без вести и были взяты в плен около 10 500 человек, а всего за период боев под Вязьмой только безвозвратные потери западной группировки 33-й армии составили около 19 000 человек. В значительной степени дополняют рассказ о последних днях боевых действий соединений и частей окруженной группировки доклады, донесения и объяснительные записки бойцов и командиров, оставшихся в живых и пробившихся к своим войскам, сохранившиеся в ЦАМО РФ. Эти документы, написанные «по горячим следам» боев, не нуждаются в каких-либо дополнительных пояснениях, несмотря на имеющиеся в них некоторые противоречия и несоответствия действительности, они живые свидетели происшедшей трагедии в те апрельские дни 1942 года. Из объяснительной записки начальника артиллерийского снабжения 160-й СД майора А. Р. ТРЕТЬЯКОВА, перешедшего в ночь с 17 на 18 апреля 1942 года линию фронта в районе д. Большое Устье.
Рассказ старшего сержанта Щуковского, военнослужащего 160-й СД:
Донесение начальника артиллерии 113-й СД полковника В. С. Бодрова:
Описание выхода из окружения группы красноармейцев: А. Т. Четвергова (160-я СД, 978-й АП), Н. В. Рузакова (113-я СД, обе) и М. Г. Маяченковой (338-я СД, 1136-й СП), написанное с их слов и подписанное ими:
Дополнение к рассказу красноармейцев: А. Т. Четвергова, Н. В. Рузакова и М. Г. Маяченковой:
Несомненно, особый интерес представляет доклад старшего помощника начальника оперативного отдела штаба 33-й армии майора Толстикова Павла Федоровича, вышедшего из окружения 18 апреля 1942 года:
Краткое описание выхода из окружения военюриста 1 ранга заместителя военного прокурора 33-й армии Зельфы Александра Александровича:
Этот документ требует не только пояснения, но и некоторого анализа. Станислав Дмитриевич Митягин не без основания считает, что многое из написанного A. A. Зельфой чистая выдумка. Восстанавливая на протяжении многих десятилетий картину происшедшего в те апрельские дни 1942 года, в ходе многочисленных встреч с ветеранами 33-й армии, которым удалось тогда выйти из окружения, и, в частности, в беседах с бывшим старшим лейтенантом Титковым Владимиром Владимировичем (проживал в городе Москве. — Прим. автора) ему удалось многое проверить из того, о чем написал Зельфа. Однако мало что из его рассказа соответствовало действительности. Из письма Митягина Станислава Дмитриевича:
В свете информации, изложенной С. Д. Митягиным, безусловный интерес представляет собой описание выхода из окружения бывшим офицером связи штаба 113-й СД Ахромкиным Алексеем Петровичем, который с 10 апреля 1942 года находился, в соответствии с принятым генералом М. Г. Ефремовы решением, при штабе 33-й армии. Это письмо было написано А. П. Ахромкиным в 1975 году. Вот его содержание:
Надо отметить, что воспоминания Алексея Петровича отличаются от рассказов других бойцов и командиров тем, что многое из того, о чем он написал, нашло свое подтверждение. К тому же А. П. Ахромкин был в составе группы Ефремова почти до самого конца. А самое главное, природа наградила его довольно хорошей памятью. И когда С. Д. Митягин семь лет спустя попросил Алексея Петровича ответить на ряд вопросов, касавшихся некоторых событий и судьбы отдельных командиров, то он подробно дал на них ответ, в то же время, касаясь того, о чем уже писал несколько лет назад, рассказал почти то же самое, ничего не исказив. У нас есть возможность сравнить эти два письма:
Фамилия Жорова Исаака Соломоновича, появившаяся вроде бы невзначай, постепенно все больше и больше стала фигурировать в рассказах оставшихся в живых бойцов и командиров 33-й армии, когда шла речь о последних днях окруженной группировки, и особенно после ее разгрома. Многие из тех поисковиков, кто детально изучал обстоятельства гибели командарма, склонны считать, что гибель генерал-лейтенанта М. Г. Ефремова и командиров оперативной группы штаба армии совсем не случайное явление. Их гибель во многом загадочна, хотя доказать это много лет спустя, да еще при полном отсутствии свидетелей, уже практически невозможно. Но вот порассуждать на эту тему можно и нужно. Как бы то ни было, но из всех более-менее крупных групп, которые пробивались с боем из окружения, не вышла только группа командарма. Уже только этот факт навеивает на размышление причин происшедшего. Не секрет, что уже сразу после войны появились данные о том, что в окружении генерала М. Г. Ефремова был предатель. Появились они и в западной литературе, в книге Эдварда Кукриджа «Гелен: шпион века»:
Все изложенное выше довольно запутанно и спорно, начиная от удара на Ржев, заканчивая сосредоточением противником значительных сил под Юхновом. Тем не менее этот факт имеет право на жизнь. Особенно ярыми приверженцами версии о том, что в окружении генерала М. Г. Ефремова действовал предатель, были А. Н. Краснов и С. Д. Митягин. Скажу откровенно, автор не разделяет их точку зрения, хотя допустить факт нахождения в окружении генерала М. Г. Ефремова (а может, даже в штабе 33-й армии или Западного фронта) предателя вполне возможно. Однако если этот человек действительно находился в составе группы командарма, основную часть которой составляли командиры штаба армии, то его действия были сведены на нет сложностью передачи каких-либо данных о местонахождении группы командарма, как по средствам связи, так и посыльными, если имела место разветвленная шпионская сеть, что маловероятно. Мобильных телефонов тогда не было, да этот вид связи в тех местах и сейчас не работает, а радиостанции в те годы были настолько громоздкими, что не заметить их было нельзя. Тем более что от такого человека, как Д. Е. Камбург, нельзя было ничего утаить. Однако коль существовала такая точка зрения, остановим на ней наше внимание. А. Н. Краснов считал, самой темной личностью в составе группы генерала Ефремова был как раз И. С. Жоров, чему имеется немало свидетельств. Александр Николаевич и Станислав Дмитриевич довольно много поработали в этом направлении, собрав весьма интересный материал. Но если мы завели речь о Жорове, то его деятельность, по мнению автора, нельзя рассматривать без связи с A. A. Зельфой. У исследователей трагической гибели окруженной группировки 33-й армии деятельность главного хирурга 33-й армии И. С. Жорова вызывала особое внимание, с чем нельзя не согласиться. В первую очередь на это наталкивает протокол допроса Исаак Соломоновича, а также ряд других документов из архива НКВД-КГБ, составленных при его задержании и обыске 13 марта 1943 года. Главный хирург армии И. С. Жоров прибыл в состав окруженной группировки в марте 1942 года по личному приказу генерала М. Г. Ефремова и провел, как он писал после войны, «очень большую работу по возвращению в строй больных и раненых бойцов и командиров окруженной группировки армии». В то же время бывший командир роты связи 1136-го СП 338-й СД Хомяк Павел Герасимович в письме к А. Н. Краснову написал буквально следующее:
В начале апреля 1942 года, когда оперативная обстановка в районе боевых действий окруженной группировки резко ухудшилась, И. С. Жоров отказался улетать на «большую землю» на одном из последних самолетов, хотя имелись и возможность, и распоряжение на это командарма. Поступок Жорова значительно поднял его авторитет в глазах командующего армией. Это был как раз тот период времени, когда сбежал полковник Я. П. Тетушкин, резко захандрил полковник С. И. Киносян. За принятое Исааком Соломоновичем решение генерал М. Г. Ефремов еще долго ставил его в пример всем командирам. Так что врач Жоров был не из трусливого десятка. Вместе с тем имеется ряд документов и воспоминаний, которые позволяют посмотреть на деятельность И. С. Жорова совсем с другой стороны. И особый интерес в этом плане вызывает протокол допроса, в котором Исаак Соломонович сразу же пытается навязать следователю мысль о том, что у генерала М. Г. Ефремова был предатель и, по его мнению, им являлся начальник связи полковник Ушаков, который поддерживал связь по радиостанции с какими-то партизанами-предателями. Факт очень интересный хотя бы тем, что больше никто из бойцов и командиров 33-й армии, проходивших проверку в органах НКВД-КГБ, не пытался выдвигать «столь смелое» предположение. Об этом сказал только Жоров. Зачем ему надо было поднимать вопрос о предательстве в окружении Ефремова?! Причем предателем, по его словам, был не кто иной, как начальник связи армии полковник Ушаков, явно намекая на его возможность передать противнику нужную информацию посредством радиосвязи. Не вдаваясь в подробности деятельности И. С. Жорова в марте — апреле 1942 года, и особенно во время последних боев окруженной группировки войск 33-й армии, вызывает очень много вопросов его поведение на оккупированной противником территории почти в течение года. С какой стати имел такую степень свободы на занятой врагом территории Жоров — коммунист и еврей по национальности? Нет надобности напоминать о чудовищных зверствах фашистов по отношению к евреям в годы войны, а здесь такое доверие и симпатия. Что-то здесь не так. Следует отметить, что Особый отдел НКВД 33-й армии, после того как И. С. Жоров был задержан в марте 1943 года, довольно активно начал заниматься расследованием деятельности главного хирурга 33-й армии на оккупированной врагом территории, причем на деле с его документами была поставлена пометка: «Обвиняется в измене Родины». Однако уже ровно через сутки после задержания Жорова органами НКВД (!) поступил чей-то приказ (?) отправить его в Особый отдел НКВД Западного фронта, где он через два дня (невиданная для наших карательных органов любезность!) был отпущен на свободу после заключения, сделанного следователем капитаном госбезопасности Черновым. На протоколе допроса от 16 марта 1943 года стоит резолюция: «Из-под стражи освободить». Есть сведения, что причиной столь быстрого прекращения дела в отношении И. С. Жорова стал звонок одного из близких знакомых Исаака Соломоновича, занимавшего очень высокий пост в Наркомате здравоохранения СССР и приближенного к самому «товарищу Сталину» и бывшего хорошим другом «товарища Берии». Это спасло Жорова от дальнейшего расследования и больших неприятностей. Кстати, три года назад автору удалось найти одного из свидетелей и сотоварищей Исаака Соломоноъича «по активной совместной работе в тылу врага», с кем они довольно близко контактировали в тот период. Безусловно, он мог бы многое рассказать о деятельности Жорова на оккупированной врагом территории. Мир, как говорится, тесен. Но когда с ним беседовал автор этих строк, данный товарищ, сославшись на то, что прошло уже очень много времени с тех пор, вспомнить что-либо интересное из жизни Исаака Соломоновича не смог. Что поделать, «возраст» и срок давности, конечно, дают о себе знать, хотя выглядел и чувствовал себя этот почти 88-летний человек просто великолепно. Давайте на время оставим свидетельские показания, воспоминания ветеранов, архивные материалы и просто порассуждаем. И. С. Жоров и A. A. Зельфа выходят из окружения в группе командарма. Все гибнут, а они необъяснимым путем остаются в живых. Причем ни тот, ни другой никогда и никому не рассказывают о том, как это им удалось и при каких обстоятельствах они отстали от группы генерала Ефремова. Почему? Чего им бояться? И. С. Жоров пишет о героическом спасении тысячи раненых, о чем угодно, но только не о последнем бое командарма и его спутников. A. A. Зельфа после войны вообще ничего и никого, кроме Жорова, не помнит. Как так может быть? Просто странно. Сын генерала Ефремова — М. М. Ефремов, А. Н. Краснов, С. Д. Митягин, другие исследователи сбились с ног, ищут свидетелей гибели командарма, а они молчат до самой своей смерти. Причем когда А. Н. Краснов все-таки вышел на И. С. Жорова и задал ему этот вопрос, тот отказался на него отвечать. Группа командарма разгромлена. Жоров и Зельфа в своих черных кожаных пальто, явно выделявшиеся на фоне серых шинелей, невзирая ни на что, идут дальше к Угре по территории, сплошь и рядом занятой врагом. Самое интересное, что в живых не осталось ни одного свидетеля их героического перехода. Бывает же такое: во все периоды их героической деятельности есть свидетели, а в это время нет. С кем они выдвигались к Угре, мы не знаем, и они не говорят об этом. Абсолютное большинство бойцов и командиров противник на этом пути переловил, перестрелял, на крайний случай — ранил, а они целехоньки — ни царапины! Ну да ладно, такое, хотя и крайне редко, но было. Вместе выходят к Угре, но преодолевают ее отдельно друг от друга, чему, к счастью, есть свидетели, хотя в своих воспоминаниях пишут, что готовились плыть вместе. Зачем и почему обманывали? Вместе так вместе, отдельно так отдельно. Значит, есть какая-то тайная причина этому, если Зельфа божится своим партийным билетом, что они вместе готовились переплывать Угру. И здесь, надо же, спустя сорок лет находится тот самый старший лейтенант В. В. Титков, командир роты 160-й СД, на которого ссылался Зельфа, как на свидетеля их форсирования Угры. Чудом оставшийся в живых во время выхода 33-й армии из окружения, уцелевший на полях других сражений Великой Отечественной войны, В. В. Титков в письме Митягину написал о том, что он никакого Жорова тогда «в глаза не видел». Интересно, просто очень интересно, что сказал бы Зельфа в ответ на эти слова! Но, увы, к этому времени он уже находился в мире ином. Далее. A. A. Зельфа вместе с В. В. Титковым и другими товарищами благополучно переплывает Угру, а Жоров неожиданно оказывается в плену. Тогда вопрос: «А чего бы им не плыть вместе, на одном плоту, тогда бы и переплыли к своим или не переплыли». Значит, кому-то был очень нужен другой сценарий развития событий? Или Жоров обеспечивал проход Зельфы к Угре и положительный результат форсирования ее заместителем военного прокурора 33-й армии? Странно все как-то. Генерал Ефремов в начале апреля предлагает Исааку Соломоновичу улететь на «большую землю» — тот категорически отказывается. Прямо мистика: есть шанс выжить, а он ищет смерти! Полковник Киносян пытается всеми путями улететь из района окружения, спастись, а Жоров не боится плена. Герой, да и только! Здесь друг и товарищ Зельфа плывет на тот берег, а он где-то прячется в кустах на берегу и не желает плыть вместе с ним. И. С. Жорову обязательно надо не доплыть до противоположного берега, надо остаться на территории, занятой врагом! Немецкие солдаты берут Исаака Соломоновича и его спутников в плен и помещают в вяземский лагерь, где они погибают, а его — еврея и коммуниста — нацисты отпускают на свободу лечить наших больных. Ну просто фантастика! Если читатель думает, что товарищ Жоров имел чисто русскую внешность и говор, то глубоко ошибется. Как раз наоборот. А если у кого-то в голове есть мысль, что он мог скрыть свою национальность и партийность, можете тоже сильно сомневаться — это почти никому не удалось. Отдельные наши военнопленные, оказавшиеся тогда в Вяземском лагере, в самый кратчайший срок «вывели на чистую воду» почти всех евреев, политработников и коммунистов, порой даже без какой-либо выгоды для себя. Может же так везти в жизни товарищу Жорову! Главного эпидемиолога 33-й армии, военврача 2 ранга, еврея по национальности, Капусто Михаила Леонидовича, его товарища по санитарному отделу армии, фашисты тогда же, в апреле 1942 года, расстреляли в Шпыревском лесу, а его нет! За какие заслуги?! Мало того, отпустили на свободу, нисколько не боясь, что он куда-то скроется. А он и не пытался исчезать, будучи уверенным в том, что его фашисты не тронут! Откуда такая уверенность? Почти год (!) Исаак Соломонович свободно разгуливал по территории, занятой врагом, ведя, как он пишет, тайную агитационную работу против захватчиков и не боясь разоблачения: поразительное мужество и стойкость настоящего советского человека.  Жоров Исаак Соломонович Накануне прихода Красной Армии Жоров неожиданно благополучно скрывается в ближайшем лесу. Оказывается, здесь обитал какой-то партизанский отряд, о существовании которого никто даже и не знал. Так называемые партизаны за год своего существования ни одного немецкого пса не пристрелили в ближайшей округе, а сидели и ждали, когда к ним прибежит героический главный хирург 33-й армии И. С. Жоров. Бывает же такое! Но самое интересное заключается в том, что немецкая администрация даже пальцем не пошевелила в поисках профессора, а ведь противник при желании мог одним отделением прочесать этот лесок вдоль и поперек. Сказка, и все тут. И вот, наконец, Исаак Соломонович у своих, в особом отделе НКВД 33-й армии. Возбуждается уголовное дело, заводится папка, на которой сверху следователем написано: «Обвиняется в измене Родины», и вдруг на следующий же день (!) приказ: выпустить И. С. Жорова на свободу. Пришла Победа. Многие годы Исаак Соломонович и не вспоминает о своей героической деятельности в составе окруженной группировки. Мало того, он постоянно чего-то боится и просит незабвенного A. A. Зельфу дать ему справку, подтверждающую его героическую деятельность в составе окруженной группировки 33-й армии. Естественно, A. A. Зельфа дает ему такую справку, в которой многое абсолютно не соответствует действительности. А с какой стати справку дает Зельфа? Кто он такой, чтобы ее давать? Есть архив, который имеет право выдавать соответствующие документы. На крайний случай, в полном здравии был начальник кадров 33-й армии Бунин Николай Лаврентьевич, который, как кадровик, мог засвидетельствовать этот факт, но выбирается именно Зельфа! В то же время зачем Жорову эта справка? Чего он так боится, ища подтверждение тому, чего не было? Интересная сказка, но что-то здесь не так! В жизни есть немало необъяснимых явлений и разного рода феноменов. Одним из них является и чудодейственное спасение Жорова. Глядя на все это, начинаешь верить в то, что есть чудеса на свете похлеще пирамид Гизы. Поэтому автор, как человек, верящий в чудо, не берет на себя ответственность делать какие-либо далеко идущие выводы и, чтобы не навязывать читателю свое мнение, представляет на его суд еще несколько документов. Из письма Краснова Александра Николаевича к ветерану-ефремовцу Хомяку Павлу Герасимовичу:
А вот письмо бывшего работника Смоленского областного партархива Н. Галицкой к Краснову Александру Николаевичу:
Еще один очень интересный документ:
Зачем была нужна эта справка Жорову? Почувствовал что-то неладное или просто так, на всякий случай? Но никто просто так справок не собирает: их собирают с какой-то целью. И почему все, что связано с выдачей этой справки Исааку Соломоновичу, не выходит за круг фамилий Зельфа и Легейда? Где хотя бы один Иванов или Смирнов? А теперь дадим слово бывшему командиру роты 160-й СД Владимиру Владимировичу Титкову, на которого ссылается товарищ Зельфа. Ах, как жаль, что он не услышал их при жизни!
Воспоминания о встрече со своим бывшим подчиненным старшим сержантом Семиным, с которым он одно время выходил из окружения, командир 2-й минометной батареи 338-й СД старший лейтенант Абрамов Кузьма Григорьевич, не желая того, уличил A. A. Зельфу и И. С. Жорова во лжи, рассказав правду о том, как и с кем плыл на плоту Жоров:
Кстати, начались сомнения относительно чудодейственного спасения И. С. Жорова и его роли в гибели группы командарма вот с этого письма А. Н. Краснова С. Д. Митягину, написанного еще 19 декабря 1981 года. Им и закончим свои рассуждения на эту щепетильную тему:
Работая над этим материалом, мне неожиданно пришла мысль о том, что автор когда-то уже слышал о Жорове, причем в очень ярких тонах. Точно! Ведь это именно об Исааке Соломоновиче шла речь в книге Цезаря Самойловича Солодаря «Дикая полынь». Найдя на книжной полке эту книгу, разыскал рассказ о героическом профессоре. Не привести здесь этот рассказ просто нельзя. Ибо этот рассказ — эталон лжи, лицемерия и в то же время явный, как сейчас говорится, «заказ», ибо написать такую ересь умный человек просто так не мог. За этим, очевидно, стоит какой-то умысел. Тем более, уважаемый читатель, вы сейчас более-менее осведомлены, чем занимался И. С. Жоров на территории, занятой врагом, и условиях его жизни в тот период, а теперь ознакомьтесь с тем, что пишет Цезарь Самойлович:
Комментировать этот рассказ нет никакого смысла. Ибо ложь налицо. Вы когда-нибудь слышали о том, чтобы противник за голову какого-нибудь врача обещал гору денег? Главное, за голову командарма-33 — ни пфеннинга, а за умнейшую голову Жорова — щедрая награда. К тому же с какой стати обнимавшемуся с немцами Жорову коротать свое время в картофельной яме? После прочтения этой сказки уже не вызывает никакого сомнения тот факт, что в жизни Жорова в этот момент было что-то нечисто. Вряд ли он предал группу генерала Ефремова — не было у него такой возможности, но факт сотрудничества с немецкими оккупантами почти не вызывает сомнения, а зачем тогда собирать справки, пытаться навести тень на Ушакова, что он предатель, заказывать еще одному Цезарю Самойловичу столь дешевый рассказ о его подвигах в тылу врага. Весь рассказ Цезаря Самойловича об Исааке Соломоновиче — чистая ложь, но с одним его выводом нельзя не согласиться, где Ц. С. Солодарь пишет о том, что «советские люди ни в понятие „друг“, ни в понятие „враг“ не вкладывают никаких национальных признаков». Это — правда. Люди, и не только советские, а все абсолютно, подразделяются на врагов и друзей не по национальному признаку, а по своим деяниям и помыслам. Так уж получилось, что чем больше накапливалось сведений о последних днях боев окруженной группировки, тем больше возникало вопросов, но иногда отыскивались и потрясающие находки. Много лет назад, прочитав книгу Ю. Б. Капусто, запал в душу ее рассказ о том, как шел к деревне Шумихино один человек, «…шел как бы сдаваться, а когда подошел к деревне вплотную, вскинул пистолет и открыл огонь по немецким расчетам (в деревне стояли пушки) и, прежде чем был уничтожен, много успел. (А ведь тоже — пропавший без вести!)…»[472]. Кто бы мог подумать, что много лет спустя судьба приведет автора вместе с поисковым отрядом «Судьба человека» в эти места. В один из апрельских дней 2004 года мы оказались в Шумихине, забытой богом деревушке, где проживала на тот момент всего одна семья, Функтиковы: Петр Григорьевич и Нина Дмитриевна. Им было уже за восемьдесят. На нашу удачу, Нина Дмитриевна прожила здесь всю свою жизнь и хорошо помнила, что делалось в окрестных местах в период, когда здесь вела боевые действия 33-я армия. Ей было тогда пятнадцать лет. Многое поведала она нам, рассказывая о тех апрельских днях 1942 года, и в конце своего рассказа вспомнила случай, как она сказала, который произошел 20 апреля 1942 года (именно 20 апреля!) и все время стоит у нее перед глазами. И рассказала историю о неизвестном офицере, который шел один на немцев, находившихся в деревне, и стрелял из нагана. Только ее рассказ отличался от книжного большей правдивостью. Никого из врагов не смог убить тогда капитан (Да! Именно капитан — была уверена Нина Дмитриевна, сколько бы мы ее ни переспрашивали. — Прим. автора), слишком далеко до них было, а наган — оружие ближнего боя. Но самое удивительное — немецкие солдаты, стрелявшие по нему из винтовок, тоже не могли в него попасть! Так и шел заговоренный капитан на противника, готовясь мертвой хваткой вцепиться им в горло. Подойдя совсем уже близко к домам и расстреляв все патроны, капитан поднял с земли большую палку и пошел с ней на врага. В это время один из немецких солдат, находившийся за углом сарая, застрелил его выстрелом в спину. И упал капитан возле большой красивой плакучей ивы, распустившей свои ветви, словно косы. Она и сейчас стоит на окраине деревни, вблизи дороги на Борисенки, каждую весну, наверное, вспоминая храброго капитана. Так сражались и умирали бойцы и командиры 33-й армии! Но впереди было еще нечто не менее значимое и неожиданное. На наш вопрос о том, знает ли она, где его похоронили, Нина Дмитриевна ответила утвердительно и показала на место расположения отчего дома, который располагался по соседству с тем, в котором они сейчас живут. Оказывается, что в этот день у нее умер отец, и немецкий офицер приказал, чтобы их похоронили в сенцах дома, где они тогда жили: отца — справа, неизвестного офицера слева от входа в дом. Кладбище было в лесу напротив, где как раз всего несколько дней назад проходила группа генерала Ефремова. Немцы сами боялись туда ходить и никого из местных жителей не пускали. Поэтому она хорошо запомнила и этот случай, и дату смерти офицера. Пройдя к месту бывшего отчего дома, она без труда показала то место, где был захоронен офицер (отца перезахоронили на деревенском кладбище в 2002 году, а офицер так и продолжал лежать в своей могиле). В этот же день на глубине 40–60 см мы нашли останки храброго капитана, еще одного безвестного героя-ефремовца, которого позднее перезахоронили в братской могиле воинов, находящейся на восточной окраине села Слободка. В этой могиле уже покоятся останки почти трех сотен воинов 33-й армии, найденные поисковыми отрядами в близлежащей местности, а на могиле так и нет никакого памятника. Спасибо Александру Николаевичу Краснову, который двадцать лет назад установил здесь со своим отрядом памятный знак, да несколько позднее администрация деревни сделала небольшое ограждение, которое, кстати, сейчас уже и не позволяет хоронить найденные останки погибших воинов. При капитане была найдена гильза от винтовочного патрона, в которой, возможно, была какая-то записка, но в силу того, что она оказалась не завальцованной, написанное не сохранилось. А еще при нем были обнаружены две монетки, достоинством три и пять копеек, 1940 года выпуска, новые, как будто только что выпущенные Монетным двором. Так и храним мы эти находки, как память о тех событиях, как свидетельство о том, насколько удивительна русская душа — временами добрая и чуткая, временами абсолютно безразличная ко всему. Подводя итоги боевых действий 33-й армии в районе восточнее Вязьмы зимой — весной 1942 года, необходимо отметить тот факт, что в мае — июне 1942 года, сразу после окончания боевых действий на Вяземском направлении, группа операторов Оперативного управления Генерального штаба Красной Армии под руководством полковника К. Ф. Васильченко[473], по распоряжению начальника Генерального штаба маршала Б. М. Шапошникова, провела детальный анализ боевых действий 33-й и 43-й армий Западного фронта в январе — апреле 1942 года на этом направлении. Подготовленный группой офицеров Оперативного управления отчет характеризуется взвешенным и подробным разбором действий соединений и частей 33-й и 43-й армий на всех этапах операции, с учетом полученных от командования фронта боевых задач. Кроме этого, операторы дали исчерпывающую оценку деятельности командования и штаба Западного фронта в этот период[474]. Давая оценку деятельности командующего Западным фронтом в период выдвижения 33-й армии к Вязьме, в докладе, в частности, отмечалось:
В ходе оценки боевых действий непосредственно у Вязьмы отмечалось: «…Группа Белова и западная группировка 33-й армии общим командованием объединены не были и действовали каждая самостоятельно…», что было просто удивительным само по себе. Особое внимание было уделено тому, при каких обстоятельствах противнику удалось отрезать ударную группировку 33-й армии от главных сил фронта, давая оценку возможностям армии по решению сразу нескольких задач: наступать на противника и обеспечивать действия ударной группировки, удалившейся на значительное расстояние от главных сил: «…жизнь подтвердила, что наступление может дать должный результат только в том случае, когда у наступающего будут имется вторые эшелоны и резервные части, без этого на развитие наступления рассчитывать нельзя. Первые эшелоны должны немедленно и энергично преследовать сломленного в обороне противника, вторые эшелоны закреплять достигнутый успех первых эшелонов, их усиливать и развивать наметившийся успех. Но это может быть тогда, когда наступающий на направлении главного удара будет иметь достаточно сил и средств, хорошо организованное взаимодействие родов войск и их управление…». В отчете отмечалось, что командование Западного фронта, вместо того чтобы, как требовала этого сложившаяся обстановка, объединить усилия 43-й и 49-й армий на этом направлении, ничего в этом отношении не сделало: «…армии продолжали вести бой, каждая на своем направлении без тесного взаимодействия». В то время как восточная группировка 33-й армии втянулась в упорные бои, имея незначительные продвижения на отдельных направлениях, соединения западной группировки вели боевые действия с противником, не имея должного материального обеспечения, нанося ему ощутимые потери в живой силе и технике. В середине марта 1942 года, благодаря успешно проведенной операции противником, разъединяющий коридор увеличился с 2 км до 7–8 км. С этого дня положение частей западной группировки с каждым днем стало ухудшаться. «Части западной группировки, — отмечается в документе, подготовленном группой операторов Генерального штаба, — проявляя подлинный героизм, при большом недостатке в боеприпасах и продовольствии остановили дальнейшее наступление противника, нанеся ему большой урон в живой силе. В этой исключительно тяжелой обстановке для западной группировки 33-й армии командующий Западным фронтом в своей директиве за № к/191 от 24.03 ничего лучшего не придумал, как бросить упрек войскам, дерущимся без снарядов, патронов и продовольствия, о слабой их сопротивляемости. И далее поставил задачу: — Необходимо т. Ефремову организовать оборонительные действия так, чтобы ни в коем случае не допускать сдачи занимаемой территории и не допускать сужения района действий группы. Для ускорения очистки тылов т. Ефремову выделить часть сил в помощь 160-й СД, которой поставить задачу захватить Абрамово и наступать в направлении Долженки навстречу 43-й армии. Наступление начать с утра 25.03. Как прочие приказы Западного фронта, так и этот страдал прежним недостатком, который не учитывал действительной обстановки, состояние войск, их обеспеченности и прочее. Приказ отдавался скорее для приказа, а не для выполнения его войсками». В последующем, давая оценку действиям войск Западного фронта по спасению окруженных соединений и частей 33-й армии, в отчете отмечается: «…С 28 по 31.03 43-я армия производит перегруппировку, перенося центр тяжести на удар южной группировки. С этой целью южная группировка усиливается 17-й и 93-й СД, на правом фланге армия перешла к обороне. 31.03 впервые командующим Западным фронтом директивой за № 3844 от 31.03 целеустремленно направляются действия 43-й и 49-й армий для помощи западной группировке: 1. Ввиду полной безрезультатности атак в центре армии, атаку прекратить. 2. 217-й, 238-й СД и 34-й СБР перегруппироваться на участок Павлово, Русиново и силами трех стрелковых дивизий, одной СБР уничтожить противника в районе Русиново, Павлово, Стененки, после чего этой ударной группой развивать наступление в направлении Слободка, Добрая, взаимодействуя с 43-й армией, которая своей левофланговой ударной группировкой наносит удар в направлении Шумихина. Мероприятия — хорошие, но слишком запоздалые и пользы по обеспечению выхода западной группировки не принесли. На основе этой директивы 49-я армия производит перегруппировку к своему правому флангу, которую заканчивает к утру 3.04. 43-я армия закончила перегруппировку к своему левому флангу к 1.04 и в 10.00 переходит в наступление, овладевает Красная Горка, форсирует р. Угра и ведет бой на непосредственных подступах Бол. Устье. Это было вполне достаточным сигналом для противника, чтобы он обратил внимание на это направление. Видя угрозу, противник быстро начал перебрасывать подкрепления в район Бол. Устье. Бои приняли затяжной характер, и развития наступления 43-я армия не получила. 3.04 43-я армия приводит свои части в порядок и готовится для возобновления наступления, не видя активных действий в этот день. Зато 49-я армия ударной группой в 8.00 3.04 переходит в наступление, врывается в Павлово и весь день ведет безрезультатный бой в населенном пункте. В ночь на 4.04 ударная группировка 43-й армии снова переходит в наступление, а с 6.00 4.04 возобновляет наступление ударная группа 49-й армии, но положительных результатов обе ударные группы не добились. После чего снова наступает пауза для подготовки возобновления наступления. Из этого примера видно, насколько командармы 43-й и 49-й армий действовали несогласованно даже в том случае, когда их ударные группы имели локтевую связь и наступали на одном направлении. Торопливость и поспешность при переходе в наступление без должной подготовки и твердого налаживания взаимодействия и согласованности своих действий с действиями соседа продолжали резко отражаться в отрицательную сторону на проведении общей операции двух армий. Противник 28.03 производит попытку недостаточными силами сломить сопротивление частей западной группировки на фронте Никитинки, Морозово, Манулино. Несмотря на настойчивость его атаки, части западной группировки отбили все атаки противника с большими для него потерями. 1.04 после предшествовавших неудачных атак противник обрушивается авиацией на боевые порядки западной части западной группировки 33-й армии, и после ожесточенного боя ему удается овладеть Мал. Коршунами, но дальше развить успеха он не смог. И только 4.04 противник, подтянув силы, снова переходит к активным действиям с юга на Аракчеево и с востока на Козлы. Положение западной группировки становится критическим. 10.04 43-я армия переходит в наступление и вводит в бой 18-ю ТБР. Насколько наступление было не обеспечено и не организовано взаимодействие родов войск, видно из того, что все введенные в действие танки были выведены противником из строя в первый день боя и только 13.04 части армии окончательно овладевают Бол. Устье. В дальнейшем как 43-я, так и 49-я армии продвинуться не смогли, топтались на месте до окончательной ликвидации противником западной группировки 33-й армии. 11.04 противник с юга и севера повел наступление против обессиливших частей западной группировки, которые в течение последних 1,5 месяца вели непрерывные бои, отбивая многочисленные атаки противника. К исходу дня ему удалось рассечь западную группировку и отрезать полк 113-й СД в районе Горбы, Стукалово от основных сил. Несмотря на все трудности, полк разорвал кольцо окружения, уничтожил гарнизон противника в Молоденах. Захватил трофеи и пленных и 12.04 соединился с основными силами западной группировки. 12.04 противник форсировал р. Угра и овладел на восточном берегу реки Коростелями, Красным. Западная группировка заканчивала последние дни своего существования. 12.04 командующий Западным фронтом отдает последнюю невыполненную директиву за № к/202 по обеспечению выхода западной группировки 33-й армии. Эта директива, как и все прочие, была явно невыполнима, и никто из указанных соединений ее не выполнил. С вечера 13.04 всякая связь с частями западной группировки теряется. Части группы разрозненными отрядами начали пробиваться на восток. Как целое организованное соединение, западная группировка прекратила свое существование. Опыт показывает, что раздробленными силами успеха не добиться ни на одном направлении. Там, где ищешь решения, должны быть сосредоточены основные силы всех родов войск, в том числе и авиации. Только последовательными сосредоточенными ударами можно добиться успеха оперативного значения». Апофеозом отчета является вывод, к которому пришли офицеры Генерального штаба, по чести сказать, иного вывода, если непредвзято и честно оценивать обстановку и ход боевых действий войск Западного фронта на Вяземском направлении, сделать было и нельзя. В заключительной его части офицеры Генерального штаба констатируют:
Поиски командующего армией генерала М. Г. Ефремова и сбор информации об участи бойцов и командиров окруженных частей и соединений продолжались и после 20 апреля 1942 года, несмотря на то что боевые действия в районе, где шла на прорыв окруженная группировка войск, полностью затихли. На протяжении еще многих дней штаб 33-й армии ежедневно докладывал о ходе розыска командующего армией генерала М. Г. Ефремова и выхода из окружения бойцов и командиров:
Постепенно стали появляться первые сведения о том, что командарм погиб вместе со своими бойцами и командирами где-то в районе д. Горнево, на границе Калужской и Смоленской областей, и похоронен солдатами противника в селе Слободка, тогда Темкинского района Смоленской области. Последнее известие абсолютно не вписывалось в существовавшие на тот момент взгляды на ведение войны с фашистской Германией, и об этом старались не говорить вслух. Хранить военную и государственную тайну тогда умели: уж слишком жестоким могло быть наказание за ее разглашение. Однако Сталин не был бы Сталиным, если бы не довел дело до конца, не уточнив все подробности гибели и место захоронения командарма-33. Верховный Главнокомандующий по-прежнему очень болезненно относился к каждому факту попадания в плен военачальников подобного ранга. К тому же крайне неудачно закончившиеся в конце весны — начале лета 1942 года боевые действия Красной Армии под Харьковом, где были окружены и уничтожены 6-я и 57-я армии и армейская группа генерала Бобкина, и севернее Новгорода, в районе Мясного Бора, где попала в окружение и была уничтожена 2-я ударная армия во главе с генералом Власовым, только породили новую волну недоверия вождя к своим генералам. На начало лета 1942 года не была достоверно известна судьба не только генерала М. Г. Ефремова, но и командующего 6-й армией генерал-лейтенанта А. М. Городнянского, командующего 57-й армией генерал-лейтенанта К. П. Подласа, командующего армейской группой генерал-майора Л. В. Бобкина, заместителя командующего войсками Юго-Западного фронта генерал-лейтенанта Ф. Я. Костенко и др. генералов, занимавших должности пониже. Было о чем задуматься Иосифу Виссарионовичу. А когда поступили сведения о том, что один из его и генерала Г. К. Жукова любимцев — командующий 2-й ударной армией генерал-лейтенант A. A. Власов — объявился у противника и выказал горячее желание бороться «с ненавистным ему сталинским режимом», отец всех народов был просто вне себя от ярости. Так что товарищ Сталин не мог быть спокоен до тех пор, пока не получил достоверных сведений о судьбе командующего 33-й армией. Не последнюю роль в том, что вождь не верил в смерть генерала М. Г. Ефремова, сыграло сообщение, которое было доложено Сталину Главным разведывательным управлением Красной Армии в конце апреля 1942 года:
Боевые действия на советско-германском фронте весной и летом 1942 года проходили под диктовку немецкого командования, поэтому Верховный Главнокомандующий был вынужден заниматься решением различных важных военных и государственных задач. О гибели генерала Ефремова никто больше не вспоминал, и казалось, что Сталин навсегда поставил в этом деле точку. Но это только казалось. После освобождения в 1943 году города Вязьмы и Вяземского района И. В. Сталин неожиданно отдал распоряжение о создании правительственной комиссии, которая должна была уточнить участь командующего 33-й армией генерал-лейтенанта Ефремова Михаила Григорьевича, расследовать причину его гибели и установить место захоронения. Комиссию было приказано возглавить члену Политбюро ВКП(б), члену Военного совета Западного фронта генерал-лейтенанту Н. A. Булганину. В комиссию, кроме официальных должностных лиц, специалистов военной медицины, были включены лица, которые непосредственно знали генерала М. Г. Ефремова, а также его сын старший лейтенант М. М. Ефремов и представитель Особого отдела 33-й армии майор госбезопасности В. В. Блохин. В работе комиссии на определенных ее этапах также принял участие фотограф Становов Александр Иванович. В ходе работы комиссии, которая проводилась 23–25 апреля 1943 года, ровно год спустя после гибели командарма, была установлена причина его смерти, а также установлено место, где погиб командарм. По результатам работы комиссии на имя Сталина И. В. была отправлена телеграмма:
 Такой стала могила генерала М. Г. Ефремова после окончания войны  Наро-Фоминский район. Совхоз «Первомайский». Построение школы младших лейтенантов 33-й армии для вручения наград воинам, вышедшим из окружения. Май 1942 г. Акт судебно-медицинского вскрытия трупа генерал-лейтенанта М. Г. Ефремова автор из этических соображений не считает целесообразным опубликовывать, вместе с тем необходимо отметить, что он позволил в ходе работы снять многие спорные вопросы. Так, было установлено, что генерал Ефремов покончил жизнь самоубийством не сразу после ранения, а некоторое время спустя. Получив ранение, генерал Ефремов еще некоторое время шел, вернее, его вели под руки бойцы. Затем, когда боль стала невыносимой, он присел у дерева, недалеко от опушки леса, и несколько минут спустя застрелился. Об этом свидетельствует тот факт, что во время вскрытия по каналу прохождения пули были обнаружены мелкие осколки раздробленной кости. Подобное могло иметь место только в том случае, если человек пытался двигаться. Движение вызывало у раненого адскую боль, что и привело к самоубийству. Об этом рассказал М. М. Ефремову патологоанатом, производивший вскрытие тела М. Г. Ефремова. Результаты работы комиссии были доложены Сталину 1 мая 1943 года. Положение на фронтах было очень тяжелое, поэтому, по всей видимости, вождь, занятый другими, более важными делами, не оставил на документе никакой резолюции.  Немногие из тех, кому посчастливилось выжить Однако, как только закончилась Великая Отечественная война, Сталин неожиданно вспомнил о генерал-лейтенанте Ефремове и отдал распоряжение установить ему памятник в Вязьме. Неожиданное потому, что в ходе войны погибло более двадцати командующих фронтами и армиями, среди которых были и генералы армии, и дважды Герои Советского Союза, но Сталин вспомнил именно о М. Г. Ефремове, которого не удостоил в годы войны за подвиг, совершенный им под Вязьмой, даже ордена. Справедливости ради надо отметить, что командующий фронтом генерал армии Г. К. Жуков, как бы извиняясь за случившееся, приказал всех, кто вышел из окружения, обязательно наградить. Все командиры были удостоены орденов Красного Знамени, а рядовой и начальствующий состав были награждены орденами Красной Звезды или медалями. Уже через год в Вязьме, разрушенной до основания немецко-фашистскими захватчиками, был установлен величественный монумент работы выдающегося советского скульптора Вучетича Евгения Викторовича (кстати, тоже бойца 33-й армии), посвященный командующему 33-й армией генерал-лейтенанту М. Г. Ефремову и его воинам. Это был первый памятник, установленный после войны по решению Советского правительства. На фотографии, запечатлевшей момент открытия памятника, хорошо видны разрушенные жилые здания вокруг него. Страна, разоренная войной в прямом и переносном смысле слова, ставит памятники тем, кто отстоял ее свободу и независимость! Это ли не признание заслуг командарма и его бойцов и командиров за совершенный ими подвиг!  Митинг после вручения наград. Выступает новый командующий 33-й армией генерал-майор В. Н. Гордов  В октябре 1946 года в центре Вязьмы генералу Ефремову и его бойцам и командирам был установлен величественный памятник. Момент открытия памятника. Фото 1946 г.  Общий вид памятника генералу М. Г. Ефремову и бойцам 33-й армии работы выдающегося советского скульптура Е. В. Вучетича, сражавшегося в составе 33-й армии под Вязьмой Ходили разговоры, что Сталин приказал не просто поставить памятник генералу М. Г. Ефремову, а отлить его из гильз снарядов и патронов, собранных на полях боев под Вязьмой. Если это легенда, то легенда красивая, лишний раз подтверждающая мысль о том, что не просто так решил Верховный Главнокомандующий соорудить первый памятник именно командующему 33-й армией и его воинам, видно, были у него на это какие-то особенные основания. Примечания:4 См.: Боевой состав Советской Армии. Часть 1. Июль — декабрь 1941 г. — М.: ВНУГШ, 1963. С. 50–51. 40 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 6, л. 4–5. — Подчеркнуто автором. 41 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 13, л. 58. 42 ЦАМО РФ, ф. 208, оп. 2511, д. 24, л. 323–324. 43 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 13, л. 58. 44 ЦАМО РФ, ф. 3391, оп. 1, д. 2, л. 7. 45 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 1, л. 33. — Подчеркнуто автором. 46 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 13, л. 66. 47 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 1, л. 32. 405 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 179. 406 Краснов Александр Николаевич родился в 1933 г. Жил в городе Кондрове Калужской области. В детстве потерял кисть правой руки во время неосторожного обращения с немецкой гранатой. Всю свою жизнь посвятил поисковой работе, возглавляя один из первых в стране поисковых отрядов «Поиск». Проделал со своими сподвижниками поистине титаническую работу на местах последних боев соединений и частей окруженной группировки 33-й армии, вернув из небытия имена многих воинов, павших в этих местах. Со своим поисковым отрядом перезахоронил останки сотен бойцов и командиров, обнаруженных в районе восточнее Вязьмы. Умер 18 декабря 1988 года. — Прим. автора. 407 На самом деле 1134-й СП 338-й СД, сумевший под командованием командира полка капитана Логинова в середине марта 1942 года вместе с 364-м КАП пробиться из района Кобелева, где они некоторое время находились в окружении, к главным силам Западного фронта, приводил себя в порядок, доукомплектовывался, готовясь к боевым действиям с врагом. — Прим. автора. 408 ЦАМО РФ, ф. 338, оп. 5879, д. 13, л. 302. 409 ЦАМО РФ, ф. 208, оп. 2513, д. 157, л. 11. 410 ЦАМО РФ, ф. 48, оп. 3412, д. 143, л. 135–136. 411 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 177, л. 125. 412 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 179, л. 68. 413 Там же, л. 66. 414 См.: Ляпин В. И. Тайна Шпыревского леса. — М.: «Русавиа», 2006. С. 142. 415 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 179, л. 68. 416 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 177, л. 44. 417 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 26, л. 97. 418 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 174, л. 63. 419 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 177, л. 106. 420 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 177, л. 152. 421 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 174, л. 65. 422 ЦАМО РФ, ф. 208, оп. 2511, д. 1123, л. 280. 423 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 177, л. 152. 424 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 177, л. 71–72. 425 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 177, л. 70–71. 426 Ахромкин Алексей Петрович в ходе прорыва из окружения все время находился рядом с генералом Ефремовым и буквально в день гибели командарма попал в плен. Всю войну находился в немецком концлагере, где и встретил Победу. Много лет спустя после войны его нашел С. Д. Митягин, с которым он и поделился своими воспоминаниями о выходе группы генерала Ефремова из окружения. — Прим. автора. 427 Бодров Василий Семенович (1893–1958), генерал-лейтенант артиллерии. В Красной Армии с августа 1918 года. Войну встретил генерал-майором. Будучи начальником артиллерии 43-й армии, 7 ноября 1941 г. постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) за большие потери артиллерийского вооружения в период отхода к Москве был лишен воинского звания генерал-майор, снят с должности и назначен начальником артиллерии 113-й СД. В должности начальника артиллерии дивизии полковник Бодров зарекомендовал себя исключительно с положительной стороны. После гибели генерала П. Н. Офросимова был назначен начальником артиллерии 33-й армии. В этой должности воевал до конца войны. — Прим. автора. 428 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 134, л. 13. 429 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 174, л. 67. 430 См.: Боевой Устав Сухопутных войск. Часть 2. — М., ВИ. С. 254. 431 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 177, л. 13. 432 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 177, л. 14. 433 ЦАМО РФ, ф. 500, оп. 12462, д. 591, т. 2, л. 14–15. 434 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 174, л. 45. 435 Там же, л. 31. 436 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 174, л. 31. 437 ЦАМО РФ, ф. 208, оп. 2511, д. 1435, л. 197. 438 ЦАМО РФ, ф. 500, оп. 12462, д. 591, т. 2, л. 23–24. 439 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 174, л. 73. 440 См.: Соболев A. M. Разведчики уходят в поиск. — М.: ВИ, 1963. С. 118–119. 441 Требуется уточнение. Обязанности прокурора исполнял A. A. Зельфа. Председатель Военного трибунала В. В. Крюков в окруженной группировке никогда не был. Возможно, что это был И. С. Жоров. Это очень интересный факт, но об этом несколько ниже. — Прим. автора. 442 Сизов Анатолий Николаевич родился в 1927 году, проживал в деревне Малое Виселево (сейчас деревня не существует), тогда Знаменского района Смоленской области. В апреле 1942 года проделал весь путь в составе группы генерала М. Г. Ефремова, став невольным свидетелем гибели командарма 18 апреля 1942 года. В апреле 1942 года взят в плен, несмотря на свой юный возраст (во время задержания у него было обнаружено оружие — пистолет командарма, который он забрал после его гибели). Был насильно угнан в Германию, где с 1942 года по май 1945 года работал в Эльзасе на различных работах. После окончания войны трудился и жил в г. Москве. Умер в 1987 году. — Прим. автора. 443 Рубцово, так местные жители называли село Рупасово. — Прим. автора. 444 Плотина у мельницы д. Нижняя Тарасовка. Место ее расположения и сейчас видно, хотя уже много лет нет ни деревни, ни мельницы. — Прим. автора. 445 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 177, л. 50. 446 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 279, л. 108–109. 447 ЦАМО РФ, ф. 500, оп. 12462, д. 591, т. 2, л. 38. 448 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 174, л. 80. 449 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 177, л. 50. 450 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 174, л. 82. 451 ЦАМО РФ, ф. 500, оп. 12462, д. 591, т. 2, л. 50. 452 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 174, л. 85. 453 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 174, л. 84. 454 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 177, л. 72. 455 ЦАМО РФ, ф. 500, оп. 12462, д. 591, т. 2, л. 59. 456 Батальонный комиссар Мусланов Григорий Федорович, выйдя из окружения, сражался с немецкими захватчиками на различных фронтах Великой Отечественной войны, закончил войну Героем Советского Союза. Именно ему вместе с легендарным летчиком Героем Советского Союза А. П. Маресьевым выпала честь зажечь Вечный огонь на могиле Неизвестного солдата у Кремлевской стены 8 мая 1967 года. — Прим. автора. 457 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 177, л. 94. 458 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 174, л. 87. 459 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 174, л. 93. 460 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 174, л. 98. 461 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 174, л. 103. Кожаная обувь опять не была сброшена отряду. — Прим. автора. 462 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 174, л. 19–20. 463 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 177, л. 57–59. 464 Там же, л. 70–71. 465 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 177, л. 105–108. 466 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 177, л. 179. 467 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 177, л. 181–182. Майор Турантаев — офицер штаба по розыску генерала М. Г. Ефремова. — Прим. автора. 468 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 177, л. 70–72. 469 См.: Э. Кукридж. Гелен: шпион века. — Смоленск: Русич, 2001. С. 108. 470 Чистая ложь. Товарищ Зельфа пишет о том, что не знал о судьбе своего дорогого товарища И. С. Жорова до 1949 года, в то же время первые допросы Исаака Соломоновича проводились майором госбезопасности Блохиным в особом отделе НКВД 33-й армии. В штабе армии не было человека, который не знал бы об этом факте. Заместитель военного прокурора армии просто не мог не знать этого! Зельфа не просто кривил душой, а обманывал сознательно. Весьма неправдоподобно выглядит связывание плота из 6–8 бревен тремя парами нательного белья. По свидетельству очевидцев, один комплект белья был давно отдан на повязки раненым. Далее. Попробуйте повторить этот трюк в спокойной обстановке, не говоря уже о той, в которой они находились, — у вас ничего не получится. Да и бревна просто так валяться и дожидаться их в этом месте не могли: разве только немецкие солдаты заранее заготовили их им для переправы. Но самое главное, после войны случайно нашелся офицер, с которым они плыли на плоту, — командир роты 160-й СД старший лейтенант В. В. Титков. Владимир Владимирович рассказал, что они сделали маленький плот, связав его стропами парашюта, найденными в лесу, и что никакого Жорова он тогда не видел. Товарищ Зельфа многое бы мог рассказать компетентным органам по этому поводу, но, увы, он к этому времени уже отошел в мир иной. — Прим. автора. 471 См.: Солодарь Ц. С. Дикая полынь. — М.: Правда, 1986. С. 80–81. 472 См.: Капусто Ю. Последними дорогами генерала Ефремова. — М.: ИПЛ, 1992. С. 74. 473 Васильченко Константин Федорович. Родился 9 января 1899 года в г. Орджоникидзе Донецкой области. Полковник (29.11.39), генерал-майор (203.11.42). В Красной Армии с 15 июня 1918 года. С 28 июля 1940 года проходил службу в оперативном управлении Генерального штаба РККА. С 14.03.42 — старший помощник начальника Западного направления. С 23.07.42 — заместитель начальника Западного направления. С 03.05.46 — заместитель начальника Оперативного управления Генерального штаба. С 21.05.48 — помощник начальника Главного Оперативного управления по ПВО. С 16.02.55 — начальник штаба Воронежского военного округа. Награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденами Кутузова 2-й ст. и Отечественной войны 1-й ст. — Прим. автора. 474 ЦАМО РФ, ф. 8, оп. 11627, д. 1509, л. 1-56. 475 ЦАМО РФ, ф. 8, оп. 11627, д. 1509, л. 55. 476 ЦАМО РФ, ф. 388, оп. 8712, д. 134, л. 16. 477 См.: Митягин С. Д. Боевые действия под Вязьмой: операция или имитация? // Военно-исторический архив № 3, 1998. С. 121–122. |
|
|||
|
Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке |
||||
|
|
||||
