Царь Федор Алексеевич вступил на престол, когда ему было четырнадцать лет. Не отличаясь хорошим здоровьем, Федор Алексеевич умер в 1682 г., не оставив потомства. Еще во время его царствования при дворе сложились две группировки, враждовавшие между собой. Во главе одной из них стояла Наталия Кирилловна Нарышкина, вторая жена царя Алексея Михайловича, мачеха царя Федора Алексеевича. Во главе другой стояла родная сестра Федора — умная и энергичная царевна Софья. Она опиралась на родственников своей матери, первой жены Алексея Михайловича Марии Ильиничны Милославской (1648–1669). В связи со смертью Федора Алексеевича возникла проблема престолонаследия. По действовавшему обычаю отцу наследовал сын, но у Федора не было детей, поэтому нового царя пришлось избирать. Кроме Федора, у царя Алексея Михайловича от первого брака был еще старший сын Иван, а от второго брака — младший сын Петр. В 1682 г. Ивану исполнилось 15 лет, в то время как Петру было всего 10 лет. Однако Иван, как и его родной брат Федор, не отличался крепким здоровьем. Он страдал глазами, заикался и часто болел. В отличие от Ивана, Петр напротив был крепким, здоровым мальчиком. В итоге выбор пал на Петра. Вступление Петра на престол вызвало недовольство среди Милославских. Они спровоцировали 15 мая 1682 г. мятеж стрельцов, в результате которого на царство были возведены оба брата Иван и Петр. По малолетству братьев, правительницей при них стала царевна Софья (1682–1689).

Во время правления Софьи Нарышкины были отстранены от власти. Петр рос в подмосковном селе Преображенском, где проводил время в военных забавах. Отношения между Петром и Софьей оставались сложными и обострялись из года в год. В ночь на 8 августа 1689 г. тайные сторонники Петра донесли ему, что будто бы Софья готовит стрельцов к походу на Преображенское. Позже выяснилось, что слух был ложным. Однако перепуганный тревожными известиями Петр ускакал из Преображенского в Троице-Сергиеву лавру. Назревала вооруженная борьба, в которой последнее слово оставалось за стрельцами. Но стрелецкие полки, не желая кровопролития, перешли на сторону Петра. Оставшись без вооруженной поддержки, Софья отказалась от власти. По приказу Петра она была заточена в Новодевичий монастырь. После свержения Софьи Петр в течение пяти лет не принимал деятельного участия в управлении государством, перепоручив государственные заботы правительству, сформированному из сторонников Нарышкиных. В январе 1694 г. умерла Наталия Кирилловна Нарышкина. Похоронив мать, Петр I вскоре оставил «марсовые потехи» и занялся неотложными государственными делами.

Для России XVII в. был сложным и противоречивым. Наряду с крупными успехами были и тяжелые поражения. Самым тяжелым и обидным поражением стала утрата Балтийского побережья по Столбовскому мирному договору 1617 г. со Швецией. Вместе с тем были очевидные успехи. Россия вошла в круг ведущих государств Восточной Европы, заставляя считаться с собой Речь Посполиту, Швецию, Австрию, Крымское ханство и Персию. Активно развивались политические и экономические связи с Англией, Голландией и Францией. Успешно закончилась начатая в 1653 г. война с Польшей за Украину. В 1667 г. было подписано Андрусовское перемирие, а в 1686 г. «Вечный мир», по условиям которых Россия возвращала себе Смоленск, Новгород-Северский, Чернигов, захваченные в начале века Речью Посполитой. Киев, Левобережная Украина и Запорожье на правах широкой автономии перешли под власть русского царя.

Медленно, но неотвратимо шло наступление России на владения крымского хана. К 1680-м гг. южная граница Московского государства была прочно закрыта Изюмской, Белгородской, Симбирской и Сызраньской оборонительными линиями, каждая из которых состояла из непрерывной полосы крепостей, частоколов и засек. Укрепления начинались неподалеку от Полтавы, тянулись на Белгород, Воронеж, Тамбов и южнее Симбирска, у города Сызрань, выходили к Волге[429]. В конце века эти укрепления стали надежной базой для организации походов на Крым и Азов.

Однако главным препятствием на пути дальнейшего развития России оставалось отсутствие выхода к удобным морским путям. На юге выход к Азовскому морю запирала сильная турецкая крепость Азов. Турции же принадлежала крепость Очаков, охранявшая выход к Черному морю через Днепр. На северо-западе Россия была отрезана от берегов Балтийского моря и Финского залива шведами. Лишь на севере Россия имела выход к Белому морю, но стоявший здесь Архангельск не мог обеспечить в должной мере торговых связей с Западом. Белое море было сковано льдом в течение 6 месяцев, а путь в Западную Европу через Ледовитый океан был в два раза длиннее, чем путь через Балтийское море. К тому же наиболее развитый в экономическом отношении центр России не имел речного пути к Архангельску. Грузы из Москвы доставлялись зимой гужевым транспортом через Ярославль до Вологды и лишь оттуда следовали по Сухоне и Северной Двине к порту. В этих условиях борьба за выход к морю приобрела первостепенное значение для дальнейшей судьбы Российского государства. Именно на достижение этой цели были направлены все военные и дипломатические усилия Петра I.

В 80-е гг. XVII в. сложилась весьма благоприятная обстановка для начала борьбы с Турцией за Азов. Оттоманская Порта была занята войной в Европе против императора Священной Римской империи германской нации Леопольда I[430]. Для отражения агрессии Османской империи Австрия, Польша и Венеция объединились в союз, который получил название «Священная лига». Вступление России в войну против Турции обеспечивало Петру I поддержку Священной лиги в борьбе за выход к Черному морю. Летом 1695 г. русские войска под командованием Ф. А. Головина, Ф. Я. Лефорта и П. И. Гордона выступили под Азов. Однако овладеть крепостью не удалось. Отсутствие флота не позволило русским блокировать Азов с моря, и турки беспрепятственно доставляли подкрепление своему гарнизону. Гарнизон отбил два штурма, и осенью осада была снята.

В 1696 г. 70-тысячная русская армия при поддержке наскоро построенного флота, лишь после двухмесячной осады смогла овладеть крепостью, которую защищало менее 5000 турок. Но взятие Азова еще не открывало морских путей на Запад, т. к. Керченский пролив и Черное море оставались в руках Турции. Предстояла длительная борьба с Оттоманской Портой. В целях подготовки к новой войне в Воронеже началось строительство крупных военно-морских кораблей. Петр принимает меры по укреплению металлургической промышленности России. Еще находясь под Азовом, царь распорядился усилить поиск полезных ископаемых на Урале.

Наряду с военными приготовлениями, Петр начинает дипломатическую подготовку к предстоящей войне. Азовские походы окончательно убедили его в том, что вести борьбу за выход России к морю невозможно без союзников. Поиск союзников и нейтрализация противников стали главными задачами российской дипломатии и дипломатической разведки. В конце января 1697 г. русский посланник Кузьма Нефиманов после долгих и тяжелых переговоров добился заключения с Австрией и Венецией договора об оборонительном и наступательном союзе против Турции сроком на три года[431]. В том же году в марте Петр направляет в Европу Великое посольство во главе с Ф. Я. Лефортом, Ф. А. Головиным и П. Б. Возницыным. Однако фактически всей работой посольства руководил сам Петр, вписавший себя в состав посольства под именем Петра Михайлова.

Официальная цель Великого посольства была сформулирована думным дьяком Посольского приказа Е. И. Украинцевым как «подтверждение древней дружбы и любви для общих всему христианству дел к ослаблению врагов Креста Господня салтана турского, хана крымского и всех бусурманских орд»[432]. Другими словами, целью посольства была активизация Священной лиги. Кроме того, посольство имело еще одни наказ, составленный лично Петром. Посольству предписывалось нанять на русскую службу иностранных морских офицеров и матросов, закупить морское снаряжение и вооружение для кораблей, вплоть до тканей на морские флаги.

Таким образом, посольство имело как бы две цели: дипломатическими средствами усилить военную активность Священной лиги и обеспечить России выход к Черному морю, а с помощью закупок в Европе военно-морского снаряжения модернизировать отечественный флот для закрепления на море. Петр думал не только о создании современного флота, но и о формировании современной армии. Поэтому не случайно, что в состав посольства был включен майор Преображенского полка Адам Адамович Вейде. В его задачу входило собирать, обрабатывать и обобщать материалы по организации и боевой подготовке иностранных армий. Доклад А. А. Вейде о деятельности саксонской, австрийской, французской и нидерландской армий вошел в историю как «Устав Вейде»[433].

Великое посольство выехало из Москвы 9 марта 1697 г., а 31 марта посольство прибыло в Ригу, которая тогда принадлежала Швеции. Из-за ледохода на Западной Двине посольство задержалось здесь на 11 дней. Шведы встретили Петра достаточно прохладно. Когда царь со своими спутниками хотел осмотреть укрепления Риги, шведские часовые пригрозили стрельбой. То же случилось и при попытке Петра проехать к стоянке голландских кораблей. Этот недружественный прием послужит в дальнейшем одним из поводов к объявлению Швеции войны. В начале мая Великое посольство прибыло в Кенигсберг, где Петр был вынужден задержаться из-за тревожных известий о положении в Польше.

Отношения между Россией и Польшей ко времени начала активной внешнеполитической деятельности Петра I были относительно нормальными. Только два вопроса оставались предметом постоянных разногласий: вопрос о религиозной терпимости и вопрос об Украине. Православное духовенство и миряне постоянно жаловались русским патриархам и царским представителям на притеснения православных со стороны католиков. На Украине же польская шляхта постоянно интриговала, поддерживая недовольство отдельных групп казачества, помогая дезертирам, повстанцам и сторонникам отделения Украины от России. Но неразрешение этих вопросов больше всего беспокоило Петра. Польша, которая по размерам своей территории была вторым государством в Европе после России, находилась после смерти в 1696 г. короля Яна Собеского в состоянии полной анархии.

Особенностью политического устройства Польши было то, что по конституции Речь Посполитая являлась шляхетской республикой с избираемым королем. Отсутствие наследственной монархии приводило к тому, что смерть короля сопровождалась всегда периодами «бескоролевья» и смутой. Соседние с Польшей государства начинали вести между собой ожесточенную борьбу за право посадить на польский престол своего ставленника и этим обеспечить проведение своей политики. Шляхта выбирала короля на заседании сейма. Борьба за голоса депутатов сопровождалась кровопролитными беспорядками и массовой коррупцией выборщиков. Вторая особенность польской конституции заключалась в том, что наряду с королем существовал парламент — сейм, где все решения принимались единогласно: каждый депутат (посол) пользовался правом вето. Это право давало возможность срывать любое предложение или голосование выкриком «Не позволяй!». Подобной процедурой широко пользовались не только польские политические партии, но и иностранные государства: подкупить одного или нескольких депутатов было делом нетрудным.

После смерти короля Яна Собеского, который был союзником России в борьбе против Турции, в Польше развернулась борьба между разными партиями. На престол реально претендовали два кандидата: французский принц де Конти и курфюрст Саксонии Фридрих-Август II. По конституции, на время «бескоролевья» наместником короля являлся архиепископ города Гнезно, так называемый примас[434]. В это время примасом был кардинал Михаил Стефан Радзиевский, который был противником Собеского и поддерживал сторонников французской партии. Голос примаса во время выборов нового короля мог сыграть решающую роль. Поскольку Франция находилась в дружественных отношениях с Турцией, то возникла прямая опасность выхода Польши из антитурецкого союза. Обеспокоенный этим обстоятельством, Петр I дал указание русскому резиденту в Варшаве А. В. Никитину начать борьбу против французской партии и всячески поддерживать кандидатуру Фридриха-Августа. Но принятые Никитиным дипломатические и агентурные меры не дали ощутимых результатов.

В этих условиях Петр I направил 12 июня 1697 г. сейму особое послание, в котором напомнил, что Польша состоит в союзе с Россией, Австрией и Венецией против Турции. Избрание же на престол де Конти приведет к нарушению союзнических обязательств Польши. «Посему, — писал Петр, — мы такого короля французской и турецкой стороны видеть в Польше не желаем»[435]. Послание было дипломатическим шагом Петра, направленным на поддержку в Польше тех, кто выступал против кандидатуры де Конти. Никитин, получив грамоту, немедленно распространил ее копии. Несмотря на противодействие примаса, положение стало меняться в сторону Августа. В июне 1697 г. состоялись выборы короля, на которых победил Фридрих-Август. Но сторонники де Конти не смирились с поражением своего кандидата. Они стали готовить в Польше вооруженное восстание. Мятежники должны были присоединиться к французским частям, которые де Конти намеривался доставить морем, чтобы изгнать Августа из Польши. Получив это известие, Петр написал А. В. Никитину, чтобы он объявил полякам, что Россия не допустит вооруженного вмешательства французов. В противном случае русский корпус во главе с боярином М. Г. Ромодановским, предусмотрительно выдвинутый к литовской границе, войдет на территорию Польши.

Тем временем русская разведка получила информацию о координации французской политики в Польше с политикой Швеции. В октябре 1697 г. к Петру поступили секретные сведения из Вены. Царю доносили, что французы послали к шведскому королю Карлу XII посла де Афона с заданием помочь принцу Конти получить помощь от Швеции. Французы намеревались нанести удар по Польше одновременно: с севера — объединенными франко-шведскими силами, и с юга — турецко-татарскими. Русские дипломаты располагали сведениями, что Швеция склоняется к тому, чтобы принять французский план[436]. Полученная информация позволила Петру принять срочные меры к обеспечению безопасности польских границ. Он направил предупреждение к бургомистру Данцига, чтобы тот не пропускал Конти с войсками в Польшу. Еще раньше Петр послал грамоту датскому королю, в которой просил сделать все возможное для того, чтобы помешать французским войскам переправиться по Балтийскому морю в Польшу. В результате сторонники французского принца де Конти потерпели поражение. Август II в конце 1697 г. окончательно укрепился в Польше. Русской дипломатии удалось удержать Польшу в составе Священной лиги. Однако обстановка в стране оставалась сложной. Король имел свою партию, польская шляхта имела свои партии, поэтому внешняя политика Полыни никогда не была представлена как единая политика государства.

Петр в это время находился в Голландии, где вел переговоры о закупке военных и корабельных припасов в обмен на предоставление Голландии права вести транзитную торговлю с Персией. Вопреки ожиданию, правительство Голландии на просьбы русских послов ответило отказом, пообещав рассмотреть их в будущем. Не добившись от Голландии помощи в оснащении флота, послы начали сами усиленно разыскивать и приглашать на русскую службу специалистов по строительству флота и производству вооружения. В общей сложности Великое посольство завербовало 800 офицеров, инженеров, врачей, матросов и т. п. Кроме того, было закуплено несколько десятков тысяч ружей новейшего образца со штыками, много всякого морского оборудования и военных материалов. В начале января 1698 г. Петр прибыл в Англию, где прошел теоретический курс кораблестроения под руководством инспектора королевского флота сэра Энтони Дина. В апреле Великое посольство оставило Англию и направилось в Австрию. По дороге в Вену Петр остановился в Амстердаме. Здесь он получил первые сведения о распаде антитурецкой коалиции.

Еще в феврале 1697 г. в тайне от России Австрия и Венеция начали переговоры с Турцией при посредничестве Англии и Голландии. Объяснялось это тем, что в это время в Испании доживал последние дни бездетный король Карл II Габсбург. На его наследство претендовали две королевские династии, находившиеся в родственных связях с испанскими Габсбургами, — австрийские Габсбурги и французские Бурбоны. Юридически права Бурбонов были несколько весомее: Людовик XIV был женат на старшей сестре Карла II — Марии Терезии, и их сын считался наследником испанского трона. Император Леопольд I был женат на второй сестре Карла II — Маргарите Терезии и имел от этого брака сына — эрцгерцога австрийского Карла. Оба монарха выступали за права своих жен и сыновей. Европа находилась на пороге большой войны за Испанское наследство. Накануне решающей схватки Австрия не была заинтересована в продолжение войны с Турцией и желала заключить с ней мир.

Англия и Голландия, выступившие посредниками на переговорах, преследовали свои цели. В войне за Испанское наследство между Австрией и Францией Англия и Голландия решили поддержать Австрию. Помогая Австрии заключить мир с Турцией, Англия и Голландия в то же время были заинтересованы в продолжении войны между Турцией и Россией. Цель английской и голландской дипломатии заключалась в том, чтобы оставить Россию в войне с Турцией один на один. В этом случае Австрия получала свободу рук в войне с Францией, а Россия отвлекала на себя силы союзной Франции Турции.

1 мая 1698 г. в Амстердаме Петр получил от русского посланника в Варшаве А. В. Никитина грамоту от императора Леопольда I, в которой тот приглашал Петра принять участие в переговорах о мире и сообщал мирные предложения Турции. К грамоте были приложены и копии шести документов, которыми обменивались между собой Турция, Австрия, Англия и Голландия. Подготовив все в тайне и за спиной России, император хотел лишь соблюсти видимость приличия, приглашая царя присоединиться к уже достигнутой договоренности. Петр все же надеялся спасти антитурецкий союз во время личных переговоров с императором. 11 июня 1698 г. Великое посольство прибыло в Вену. Однако дипломатическая миссия Петра закончилась неудачей. В Австрии и слышать не желали о продолжении войны с Турцией. Тем не менее император пообещал на переговорах поддержать требование России передать ей Керчь.

15 июля 1698 г., получив известие от князя Ф. Ю. Ромадановского о восстании стрельцов, царь спешно покинул Вену. Священная лига окончательно распалась, и нужно было искать новые политические комбинации для достижения стратегической цели — выхода к морям. 24 июля 1698 г. в Кракове Петр узнал, что восстание стрельцов подавлено. Воспользовавшись ситуацией, он решил встретиться с королем Августом. 31 июля 1698 г. в городе Рава-Русская произошла личная встреча Петра и саксонского курфюрста Августа Сильного. Внешне они были очень похожи. Оба высокие, стройные, физически очень сильные, оба молоды (Петру 30 мая исполнилось 26 лет, Августу II было 28 лет). Но в отличие от Петра, Август тратил время не на учебу, а на амурные дела и беззаботное веселье. Неспособный к длительным и планомерным усилиям, курфюрст жаждал быстрой воинской славы. Он выхлопотал себе командование в Венгрии императорской армией, присоединил к ней 8000 своих саксонцев и принял участие в войне против Турции. Но в 1695–1696 гг. войска Августа понесли большие потери. После этого Август перешел из протестантства в католичество и ввязался в борьбу за польский престол. При поддержке России в 1697 г. он стал королем Польши. Между Петром и Августом сразу же сложились дружеские отношения. В ходе переговоров было заключено устное соглашение о союзе против Швеции. Расставаясь, Петр и Август в знак приязни и верности слову обменялись шляпами и шпагами[437]. Так было положено начало нового союза, который получил название «Северный». Окончательное оформление Северного союза произошло 11 ноября 1699 г. в Москве. Август II как саксонский курфюрст обязался немедленно начать войну против Швеции и склонить к союзу Речь Посполитую. К Северному союзу присоединилась и Дания.

Заключение Северного союза означало коренной поворот во внешней политике России. Вместо борьбы за выход к южным морям, Петр ставит своей целью овладение вначале побережьем Балтийского моря. Изменению направления внешней политики России благоприятствовала расстановка сил в Западной Европе. Внимание Франции, Англии, Голландии и Австрии было сосредоточено на подготовке к войне за Испанское наследство, что лишало их возможности оказывать поддержку Швеции.

Однако свободе рук России на севере мешали неурегулированные отношения с Турцией. В 1698 г. в Карловицы, где проходил мирный конгресс Священной лиги и Турции, была направлена русская делегация во главе с Прокофием Богдановичем Возницыным. В ходе переговоров он попытался помешать заключению мирного соглашения между Австрией и Турцией. Свои надежды Возницын связывал с турецким делегатом драгоманом греком Маврокордато, с которым у него были давние связи. Действуя на свой страх и риск, он задобрил Маврокордато подарками и постарался убедить его в необходимости заключить мир с Россией и продолжить войну с Австрией. Австрия в скором времени должна была начать войну против Франции за Испанское наследство. Возницын убеждал Маврокордато в том, что на два фронта Австрия бороться не сможет и Турция легко ее разобьет. Однако из этого ничего не получилось[438]. У турецких властей не было никакого желания воевать. Русской делегации не оставалось ничего другого как продолжить переговоры с Османской империей о мире.

С самого начала работы Карловицкого конгресса союзники поставили Возницына в сложное положение. Послы Австрии, Венеции и Польши, преследуя собственные цели, старались всячески помешать его переговорам с турецкой делегацией. В итоге Турция подписала мир со всеми участниками Священной лиги кроме России. Возницыну пришлось довольствоваться только перемирием. В январе 1699 г. он писал Петру: «Я, сие покорно доношу и очень твоей государевой милости молю: помилуй грешного своего…, а лучше я сделать сего дела не умел…»[439]. Известие от Возницына пришло в то время, когда Петр I вел интенсивные переговоры по заключению военного союза против Швеции. По условиям договора, подписанного 11 ноября 1699 г., Россия обязывалась начать военные действия сразу же после подписания мира, а не перемирия с Турцией. Однако Оттоманская Порта продолжала требовать возвращения Азова и оттягивала подписание мирного договора.

Тогда, по совету Возницына, Петр решает послать к султану послов на корабле. Делегацию во главе с одним из самых талантливых дипломатов России Емельяном Игнатьевичем Украинцевым посадили на 30-пушечный корабль «Крепость» под командой капитана Памбурга. Делегацию снабдили мехами, чаем и другими «предметами воздействия» на турецких чиновников и дали задание: добиться заключения мира, а по дороге разведать все, что можно, описать турецкие берега и положить их на карту. 5 августа 1699 с послы из Таганрога вышли морем в Константинополь, причем до Керчи «Крепость» сопровождали 22 военных судна боле скромного ранга. По замыслу Петра, эта демонстрация морской силы должна была сделать Турцию уступчивой. Появление русского корабля в Константинополе произвело колоссальное впечатление. Все прибежали смотреть на первый русский военный корабль на Черном море. Но реакция турецких властей оказалась совсем иной, чем ожидалась. В правительстве возобладали сторонники войны с Россией. Они уверяли султана, что когда царь построит еще 30 таких кораблей, то он захватит Стамбул.

Переговоры начались 19 ноября 1699 г. и проходили очень трудно. Обычный прием дипломатов заключался в том, чтобы, завышая требования в начале переговоров, добиться желаемого в конце. На требование Украинцева предоставить свободу мореплавания по Черному морю и через проливы турецкая сторона ответила, что «Оттоманская Порта бережет Черное море, как чистую и непорочную девицу, к которой никто прикасаться не имеет»[440]. Переговоры затянулись. Петр торопил Украинцева с заключением мира, дав ему срок закончить переговоры до января 1700 г. Емельян Игнатьевич развернул активную деятельность по вербовке осведомителей и подкупа турецких чиновников. Но только 3 июля 1700 г. Украинцеву удалось наконец подписать мирный договор сроком на 30 лет, отказавшись от требования предоставления свободного мореплавания по Черному морю.

Как только 8 августа 1700 г. курьер доставил в Москву известие о заключении мира, Петр на другой же день вызвал к себе шведского посланника Книпперкрона и объявил войну Швеции. Союзники России — Саксония и Дания — к этому времени уже находились в состоянии войны со Швецией.

Военные действия начались зимой 1700 г. 2 февраля Август II без объявления войны вторгся в Лифляндию и осадил город Ригу. Через месяц в войну вступил датский король Фредерик IV. Русские войска должны были выступить в Ингерманландии и Карелии сразу после подписания мира с Турцией.

Война началась несчастливо для союзников. Датчане были разбиты и в августе 1700 г. заключили мир со шведами. Россия объявила войну Швеции 9 августа 1700 г. В тот же день было послано уведомление Августу II о том, что русские войска начали наступление на город Нарву. По плану главным местом военных действий должна была быть Ингрия — побережье Финского залива. Взятие крепости Нарвы должно было обезопасить русские войска от неприятельского удара с фланга. Первые русские полки подошли к стенам города 23 сентября. Вскоре сюда прибыл Петр I.

26 сентября царь поручил графу Борису Петровичу Шереметеву произвести разведку по дороге к городу Везенбергу, со стороны которого ожидалось наступление шведов. С отрядом нерегулярной конницы численностью 6 тыс. человек Шереметев дошел до Везенберга и, не встретив неприятеля, вернулся с главными силами к городу Пурцу, а отсюда к Пованде, расставив по пути в разных местах для наблюдения кавалерийские отряды. Карл XII, узнав о появлении русских разъездов, отдал приказ разгромить отряд Шереметева. Шведский отряд в 5 тыс. человек занял оставленный Шереметевым Везенберг и двинулся вслед русским войскам. У местечка Вириэла шведы напали на авангард русских войск, но Шереметев успел подойти на помощь и разбить шведов, захватив в плен двух начальников отряда. Пленные показали, что к Нарве движется шведская армия в 30 тыс. человек. Шереметев принял решение отступить, оправдываясь тем, что «в такое время без изб людям невозможно, и больных зело много, и ротмистры многие больны». Петр I был очень недоволен действиями Шереметева и велел ему возвратиться на прежнее место. Шереметев выполнил указ царя. «Пришед назад, — писал он Ф. А. Головину, — в те же места, где стоял, в добром здоровьи. Только тут стоять никакими мерами нельзя для того: вода колодезная безмерно худа, люди от нее болят; поселения никакого нет — все пожжено, дров нет. Кормов конских нет»[441].

Позицию, которую занял Б. П. Шереметев, была очень удобна для обороны. Войска обороняли единственную дорогу, проходившую между двумя утесами. Обойти ее было невозможно, так как кругом лежали болота. Однако вместо того, чтобы разрушить два моста через речушку и изготовиться для сражения со шведскими войсками, Шереметев спешно отступил к Нарве, не собрав сколько-нибудь точных сведений о противнике. Вслед за Шереметевым к Нарве подошел Карл XII. 18 ноября 1700 г. русская армия потерпела здесь самое жестокое поражение за свою историю. Петр потерял всю артиллерию и почти весь офицерский корпус.

Впоследствии главнокомандующий русской армией под Нарвой, наемный австрийский генерал герцог фон Кроа чуть ли не всю вину за поражение свалил на Б. П. Шереметева. В письме к Петру I он писал о себе в третьем лице: «О случае под Нарвой герцог не ведал пока под самым окопом были (шведы); Шереметев никакой ведомости не принес, как что чинится; а как шведы пришли, то ушел он со своею конницею и не пришел до боя: что ж мог герцог вяще чинить, когда все солдаты поушли?»[442] Трудно сказать, в какой мере неточные данные о противнике, полученные Шереметевым, повлияли на исход сражения. Сам Петр I видел причину поражения в недостаточной подготовленности русской армии. Через две недели после жестокого поражения под Нарвой Петр поручил Шереметеву командование конными полками и поставил задачу: «итить в даль для лучшего вреда неприятели». В Восточной Прибалтике началась «малая война», на ведение которой согласились обе стороны. Русской армии требовалось время для реорганизации и восстановления морального духа. Карл XII также не стремился к генеральному сражению. Он считал Россию окончательно выбывшей из войны, поэтому обрушился всеми силами на польского короля Августа.

Первые неудачи в войне, а вслед за этим начавшиеся неурядицы в Польше беспокоили Петра. Приходилось все время следить за тем, что происходит в лагере у саксонцев и поляков. Укрепление дружбы с единственным союзником Августом II стало главной задачей русской дипломатии. В феврале 1701 г. в местечке Виржи Двинского уезда впервые после начала войны оба монарха встретились. После долгих пиршеств и обильного возлияния, на которые Петр не скупился, монархи заключили договор. Петр обещал королю помощь людьми и деньгами, а поляки обязались держать фронт в Лифляндии и Эстонии. В качестве аванса для «награждения» польских сенаторов Петр выложил королю 20 000 рублей[443].

План Петра достиг цели: шведы были вовлечены в длительную войну и увязли в Польше. Кампании 1702, 1703, 1704 гг. проходили по одному сценарию: Карл XII выступал в поход из района Варшавы, Август II, пользуясь уходом шведов, занимал свою столицу. Тогда шведский король возвращался и начинал гоняться за Августом по всей Польше. Саксонцы никогда не отличались искусством в ратном деле, а о польской армии, состоявшей из ополченцев («посполитое руженье»), вообще говорить не приходится. Собственно, войну вели саксонцы и шведы, но на территории Польши. Часть поляков воевала на стороне Августа, часть на стороне Карла XII. Шведский король одерживал победу за победой, но нисколько не заботился об укреплении и организации власти в завоеванных областях. Этот политический промах весьма искусно использовала русская дипломатическая разведка. Стоило Карлу XII удалиться из какой-нибудь местности со своей армией, как ее немедленно занимали сторонники Августа и русского царя. Поэтому все завоевания шведского короля в Польше оказались бесплодными[444].

Но поведение Августа и его отношения со шведами постоянно внушали опасение Петру. Следить за польским королем в 1701 г. был приставлен русский посол при Августе II князь Григорий Федорович Долгорукий. Петр видел в нем человека весьма прозорливого, верного и искусного в дипломатии. Долгорукому потребовалось немного времени, чтобы составить полное представление о польском короле. Это был легкомысленный, тщеславный человек, склонный к авантюрам. Король питал слабость к итальянской опере, увлекался певицами, щедро осыпал их деньгами, которые без стеснения брал из казны. Но аппетиты росли, а денег не хватало, поэтому Август был весь опутан долгами. Кроме того, разведка Долгорукого выявила шведских агентов среди польских министров, духовных особ и королевского окружения. Все это убеждало русского посла в том, что Август ненадежный союзник. О своих наблюдениях князь подробно информировал Петра.

Помимо наблюдения за Августом, Г. Ф. Долгорукий занимался разложением враждебного России лагеря в Польше, состоявшего из сторонников С. Лещинского, Я. Сапеги и примаса Радзиевского. Он старался укрепить позиции сторонников России, добиваюсь предоставления им государственных постов и привилегий. Искушенный в политике, Долгорукий умело использовал весь арсенал дипломатических средств, не гнушаясь лести, угроз и прямого подкупа. В последнем случае мзда выплачивалась «ефимками», медными деньгами, и, как тогда выражались, «мягкой рухлядью», то есть дорогими мехами. В помощь Долгорукому в Польшу из России направлялись также агенты со специальными заданиями. Так, в 1702 г. в Литву был послан урядник Преображенского полка Павел Никифорович Готовцев. В начале задания Готовцеву носили только военно-разведывательный характер: он должен был снабжать русские войска сведениями о движении шведских войск, о шведском короле и отношении к нему польской общественности. Но вскоре Петр поручил ему сложную работу по дипломатической разведке. П. Н. Готовцев был приставлен к сенаторам Вишневецкому и Огинскому с тем, чтобы следить за их связями со шведами. Русской разведке стало известно, что Карл XII и его агентура в Польше (Сапега, Радзиевский и др.) ведут большую работу по привлечению польских магнатов на свою сторону. Готовцев должен был помешать этому и склонить магнатов на сторону России, пообещав им царскую милость и некоторое «знатное число денег»[445].

В 1703 г. Долгорукий установил, что польские магнаты кардинал Радзиевский и князь Сапега на шведские деньги развили необычайную активность, стремясь подкупить или завербовать как можно больше сторонников Карла XII из польской шляхты. В ответ на эти действия Долгорукий начал перекупать польских магнатов на русскую сторону. Но аппетиты польской аристократии постоянно росли. Князь Долгорукий предупреждал Петра, что если шведы закроют доступ к Гданьску (Данцигу), то польские вельможи «и Богу солгут, не токмо нам». Для укрепления союза Долгорукий просил главу Посольского приказа Ф. А. Головина дополнительно «обнадежить мягкой рухлядью» гетмана Вишневецкого, канцлера, епископа Варминского, подканцлера господина Шембека и министра саксонского Флюка[446].

Но ни деньги, ни «мягкая рухлядь» не могли повысить боеспособность армии польского короля. В январе 1704 г. Карл XII ввел войска в Варшаву. Созванный им сейм «свергнул» Августа II, а в конце года Карл «выбрал» нового короля — Станислава Лещинского. Август понял, что без помощи России вновь стать королем ему не удастся. Для Петра было очевидным, что чем дольше станет сопротивляться Август, тем продолжительней будет отсрочка вторжения шведов в Россию. Поэтому Петр I пошел на заключение нового союза с Августом. Оба государя обязались воевать «до безопасного и обоим государствам полезного мира» и не вступать в сепаратные переговоры. Учитывая, что Август не обладал боеспособными войсками, Россия обязалась отправить в его распоряжение 12-тысячный корпус и выдавать польскому королю ежегодную субсидию в 200 тыс. руб.[447]

Осенью 1704 г. в Польшу были двинуты два соединения русских войск: одно под командованием генерал-фельдмаршала Аникиты Ивановича Репнина, другое — генерал-фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева. В 1705 г. общее командование русскими войсками в Польше Петр поручил недавно нанятому на русскую службу генерал-фельдмаршалу Георгу Огильви. Осенью 1705 г. русская армия расположилась в Гродно на зимние квартиры. В декабре того же года Карл XII внезапно вывел большую часть своей армии, находившейся в Силезии на отдыхе, совершил стремительный марш на восток к Гродно и отрезал русскую армию от тех мест, из которых она должна была получать продовольствие. Положение русской армии особенно ухудшилось после того, как Август увел из лагеря саксонцев и кавалерию. Русские войска вынуждены были терпеть жестокие лишения, так как из-за отсутствия кавалерии не могли производить фуражировок. В лагере быстро развилась цинга, тиф и другие болезни, от которых к концу зимы погибло 8000 человек — примерно третья часть всего войска. Надежда на помощь от союзников пропала для русских после известия о страшном разгроме русско-саксонских войск шведами при Фрауштадте. Август II бежал в Краков и в тайне стал готовить союз с Карлом XII[448].

Петр предпринял все меры, чтобы спасти свою армию, осажденную в Гродно. Он послал приказ своим войскам отступать, причем дал подробное разъяснение, как беспрепятственно совершить это отступление. 30 марта 1706 г. Г. Б. Огильви и А. И. Репнин вывели русскую армию из Гродно, уничтожили за собой мост и быстрыми переходами вышли к Днепру. Карл XII смог переправиться через Неман лишь 3 апреля, нагнать же русских ему уже не удалось. Предоставив своей армии двухмесячный отдых, шведский король повернул на запад к границам Саксонии, чтобы здесь в наследственных владениях Августа нанести ему решительный удар. Как только шведские войска вторглись на территорию Саксонии, дипломаты Августа вступили с Карлом в тайные переговоры в замке Альтранштадт, который находился недалеко от Лейпцига[449]. В те самые дни, когда министры Августа II вели переговоры с представителями Карла XII, сам Август, рыдая, выпрашивал у князя А. Д. Mеншикова деньги. Растроганный слезами, Александр Данилович выдал королю из собственных денег 10 тыс. ефимок. Петр одобрил действия Меншикова[450].

Август II оказался в весьма затруднительном положении. С одной стороны, он уже санкционировал унизительный Альтранштадтский мир с Карлом XII, по которому он отрекался от польской короны в пользу Станислава Лещинского, разрывал союз с Россией и обязывался выплачивать за содержание шведской армии колоссальную контрибуцию в 625 тыс. рейхсталеров в месяц. С другой стороны, он хотел сохранить союз с Россией, тем более что под боком находилась русская армия во главе с А. Д. Меншиковым, рвавшимся атаковать шведского генерала Мардефельда у города Калиша. Август II нашел, как ему показалось, самый безопасный выход из этой щекотливой ситуации. Он предупредил шведского генерала о том, что его собираются атаковать объединенные русско-польско-саксонские войска. Август надеялся, что Мардефельд, не ввязываясь в сражение, отступит, но генерал ему не поверил. Сражение началось в 2 часа дня 18 октября 1706 г. Русские войска под командованием Меншикова и «союзные» войска Августа на голову разбили шведского генерала. Большая часть шведской армии полегла на поле боя, лишь немногим кавалеристам удалось выбраться из окружения. 1800 шведов во главе с Мардефелвдом оказались в плену. Потери русских войск были ничтожны — 80 убитых и 320 раненых[451].

После этой победы Август чувствовал себя не как победитель, а как преступник. Чтобы загладить свою вину перед шведами (за то, что он принимал участие в сражении), Август выпросил у Меншикова пленных генералов, якобы для обмена, и послал их Карлу XII в виде подарка. Затем, отпраздновав с Меншиковым победу под Калишем, двинулся в шведский лагерь. 16 декабря Август прибыл в Лейпциг, где отобедал с Карлом и своим противником Лещинским. В знак капитуляции он вручил Карлу XII ту самую шпагу, которую подарил ему в 1698 г. в Раве-Русской Петр I[452]. Тем не менее Август II не внушал доверия Карлу XII. Чтобы заставить Августа выполнять условия договора, шведский король опубликовал тайный Альтранштадский договор и пригрозил оккупацией Саксонии, если Август возобновит союз с Россией. Вероломство Августа оказалось полной неожиданностью для Петра. «Бог весть, какую нам печаль сия ведомость принесла, и только дачею денег беду себе купили», — писал Петр Ф. А. Головину по поводу этой измены[453].

После предательства Августа II вся тяжесть войны легла на плечи одной России. В этой ситуации Петр I решил искать нового кандидата на польский престол. Среди кандидатов были Яков Собеский, сын Яна Собеского, и семиградский князь Ракоци. Но переговоры с ними не дали желаемых результатов. Русской дипломатии ничего не оставалось, как сделать все возможное, чтобы удержать в своих руках влияние на польскую общественность — шляхту. С этой целью Петр решил усилить разведывательную и дипломатическую деятельность в Польше. В 1707 г. новый руководитель Посольского приказа Г. И. Головкин успешно провел переговоры с посольством генеральной конфедерации из Львова, приехавшим в Петербург требовать денег и возвращения Польше украинских территорий. Петр приказал Головкину не скупиться на деньги и не торговаться из-за территорий, а отложить обсуждение этого вопроса. Вскоре Головкин командировал в Люблин Емельяна Украинцева, имевшего уже достаточный опыт тайной дипломатии. Он привез с собой секретный фонд для оплаты польской агентуры и тут же пустил его в дело. Украинцев докладывал, что выплатил «секретно ночным временем» жалованье примасу Шебеку, епископу Куявскому и коронному подканцлеру.

Но не все польские магнаты оказались столь покладисты. Некоторые из них последовали примеру Августа и переметнулись в лагерь шведов. Среди предателей оказались гетманы Вишневецкий и Синицкий. Как только были получены первые сведения о том, что они ненадежны, Петр дал указание усилить за ними наблюдение. Синицкого же царь приказал заманить на вечеринку, напоить и арестовать. Затем ему нужно было предложить впустить в Быков русский гарнизон, а если он не согласится, то разоружить весь его отряд и отправить в Смоленск[454]. В борьбе за влияние на Польшу прошли 1707, 1708 и 1709 гг. Поиски кандидата на польский престол результата не принесли. Единственной подходящей кандидатурой оставался все тот же Август, который не раз по секрету подтверждал свое желание при подходящих условиях снова сесть на польский трон. В России понимали, что такие условия могут возникнуть только после разгрома Карла XII.

В годы Северной войны деятельность российской дипломатии и дипломатической разведки направлялась не только на развитие отношений с союзниками, но и на установление дружественного нейтралитета со странами Европы и Турцией.

Турецкая проблема сводилась к необходимости установления прочного мира с тем, чтобы иметь возможность сосредоточить все силы на северном, балтийском направлении. По условиям заключенного Карловицкого перемирия, а затем Константинопольского мира был найден компромисс, по которому за Россией оставался Азов с прилегающими районами и прекращалась выплата дани крымскому хану. Взамен этого Россия отказалась от захваченных в 1696 г. приднепровских городков и от требования свободы судоходства по Черному морю. Для поддержания мирных отношений с Турцией Петр направляет туда в апреле 1702 г в качестве постоянного дипломатического представителя от России Петра Андреевича Толстого. Таким образом, Петр Андреевич открыл новый этап в истории дипломатической службы Русского государства.

В августе 1702 г. русское посольство торжественно въехало в Адрианополь, где тогда находился султанский двор. При себе Толстой имел наказ Петра в виде «тайных статей», представлявших собой разведывательное задание из 17 параграфов. Русскому послу предлагалось выведать и описать «тамошние народы и их нравы», государственное устройство, определить круг лиц, которые управляют страной. «Разузнать», с какими государствами Порта поддерживает военные и дипломатические отношения, к чему больше склоняется правящая верхушка — к сохранению мира или к подготовке войны. Разведать с какими странами Турция вероятнее всего может начать войну, «какие государства больше всего уважает и какой народ больше любит». Петр интересовался финансовым положением Оттоманской Порты и состоянием ее вооруженных сил. Особое внимание обращалось на морской флот и его действия на Черном море. Толстому предстояло выяснить: не началось ли строительство крепости у Керчи, укрепляются ли, и как, по-старому или «фортециями», города Очаков, Белгород на Днестре, Килия и другие. Не ведется ли обучение турецкой конницы и пехоты по европейскому образцу, каков уровень подготовки бомбардиров и пушкарей, турки они или иноземцы и т. д.[455]

Таким образом Толстому предписывалось вести разведывание всех сторон жизни Оттоманской империи — военной, политической и экономической. Кандидатура П. А. Толстого для выполнения этого задания оказалась более чем удачной. Первым делом он устанавливает дружественные отношения с патриархом Иерусалимским Досифеем. Иерусалим находился тогда под владычеством Османской империи, и духовная власть Досифея распространялась на все ее православное население. Патриарх имел немало влиятельных и верных друзей не только в отдельных провинциях империи, но и в самой Турции. Они то и стали по его просьбе оказывать Толстому помощь в сборе секретной информации.

Сотрудничество Досифея с Толстым оказалось на редкость плодотворным. Так, например, в переписке Толстого с руководителем Посольского приказа Ф. А. Головиным содержится сообщение, что патриарху Досифею удалось получить весьма ценные контрразведывательные материалы. По приказанию Петра на Украине было начато строительство крепости Каменный Затон. Крепость эта привлекла внимание турок, и они направили туда свою агентуру. Видимо, турецкой разведке удалось завербовать кого-то из строителей, ибо силистрийский Юсуп-паша прислал в Великий диван (правительственный орган при султане) чертеж крепости. Патриарху удалось получить копию этого чертежа, которую он передал П. А. Толстому. В августе 1703 г. стараниями патриарха удалось добыть агентурным путем копию грамоты султана с инструкцией турецкому послу. Досифей выполнял поручения, невзирая на смертельную опасность, и Толстой ходатайствовал перед царем о выражении ему благодарности.

Вместе с Досифеем в интересах России трудился и его племянник Спилиот. В основном он доставлял секретную переписку, наладившуюся между патриархом и Толстым. Но иногда и по собственной инициативе Спилиот сообщал русскому послу секретную информацию, давал полезные советы, например, как поступить в том или ином случае во время переговоров с турецкими властями[456]. Следует отметить, что Досифей, Спилиот и другие осведомители Толстого трудились на благо России бескорыстно. Православные народы связывали с ней надежды на освобождение от османского ига. Однако надо отдать должное и туркам, которые сразу разгадали в Толстом недюжинного разведчика. Турецкие власти с самого начала предприняли попытку изолировать русского посла в первую очередь от единоверцев. Христианам было запрещено подходить близко к дому посла, а греков турецкая администрация обязала носить особое платье, не похожее на платье мусульман.

Одна из задач, которая ставилась П. А. Толстому, заключалась в том, чтобы с помощью Турции удерживать крымского хана от набегов на русские земли. Хан был крайне недоволен Константинопольским миром, подписанным между Россией и Турцией. По условиям мира Россия прекращала ежегодную посылку подарков («поминок») крымскому хану и прерывала официальные дипломатические сношения с ним. Отныне официально Россия не признавала хана полноправным властителем. По условиям мира хану запрещалось совершать набеги на Россию, что его крайне не устраивало. Крымский хан постоянно склонял турецкого султана к превентивной войне с Россией. Положение было достаточно напряженным. Война могла вспыхнуть вновь, и на сей раз по инициативе турок. В этой ситуации Толстой впервые в полной мере проявил весь свой талант разведчика.

Основная опасность заключалась в том, что великий визирь Далтабан был горячим сторонником крымского хана. После того как султан отказал татарам в выступлении против России, визирь пошел на соглашение с ханом. Он предложил ему инсценировать бунт против султана, который великий визирь возьмется усмирить сам. Обманув таким образом султана, оба войска объединятся и пойдут на Киев или Азов. Летом 1703 г. татары начали выполнять задуманный план. Толстой, узнав об этом через агентуру, нашел подход к матери султана и рассказал обо всем ей и муфтию (высшему духовному лицу Османской империи), а те в свою очередь султану. Судьба визиря была решена. Султан вызвал его к себе и спросил о цели снаряжения большой рати. Визирь удовлетворительного ответа не дал и был взят под стражу, а затем султан «в ночи велел задавить» его. Опасность войны на время миновала[457].

В 1704 г. Ф. А. Головин дает задание Толстому попытаться втянуть Турцию в вооруженный конфликт с Австрией с тем, чтобы отвлечь императора и султана от русских дел. Толстой немедленно взялся за дело, используя свою агентуру. В письме Головину он доносил: «Начинаю к тому приступать самым секретным образом через приближенных к султану людей, но еще пользы не вижу никакой»[458]. Пессимизм Толстого полностью оправдался. Из этой затеи ничего не вышло, как не удалось этого сделать и Возницыну. В Турции слишком хорошо понимали, где и кто их основной враг.

После трех лет пребывания в Турции Толстой впервые в своей практике столкнулся с такой серьезной проблемой, как борьба с предателями. В 1705 г. он жаловался государственному канцлеру Гавриилу Ивановичу Головину, что не может доверять своим дворовым людям. В этой ситуации Толстой не растерялся и повел себя весьма решительно. В одном из писем к канцлеру он пишет: «У меня уже было такое дело: молодой подьячий Тимофей, познакомившись с турками, вздумал обусурманиться. Бог мне помог об этом сведать. Я призвал его тайно и начал ему говорить, а он мне прямо объявил, что хочет обусурманиться; я его запер в своей спальне до ночи, а ночью он выпил рюмку вина и скоро умер — так его Бог сохранил от беды…»[459]

Не менее решительно П. А. Толстой вел борьбу против турецкой агентуры в России. Турки вербовали агентов главным образом из татар, которые проникали из Крыма, Кубани, Прикаспия в южнорусские области. Нередко турки засылали агентов и из числа христиан. Чаще всего это были греки из дунайских владений султана. Толстому удалось организовать контрразведывательную работу в Константинополе и вовремя получать информацию об агентурных мероприятиях турецкой разведки. Так, в 1703 г. Петр Андреевич сообщил о посылке турецких шпионов в Воронеж и Азов. В директиве Федору Матвеевичу Апраксину Петр I дает указание: «Зело берегитеся шпионов на Воронеже; а на Донское устье можно никого приезжава не пускать, кроме своих матросов, ни крестьян, ни черкас»[460].

Как и всем русским дипломатам за границей в то время, Толстому жилось в Турции тяжело. Жалованье ему платили небольшое, да и то выплачивали не деньгами, а «натурой». Толстому, например, выдавали на год жалованье соболями. Эта «валюта» имела тот недостаток, что была неходкой в те времена. Соболий мех стоил дорого и был доступен только избранным людям. Турецкий султан к тому же, стараясь досадить чем только можно русскому послу, запретил своим подданным, кроме визиря, носить соболий мех. В результате Толстой остался со своим «неликвидным» фондом соболей без денег, что существенно затрудняло получение нужных агентурных сведений. Но и в таких трудных условиях Петр Андреевич продолжал успешно вести дипломатическую разведку. «Недреманным оком, елико возможность допускает, смотрю и остерегаю», — писал он Головину[461].

Так, в начале 1707 г. Толстой через верных людей познакомился с содержанием писем французского посла в Стамбуле Ферриоля, в которых французский дипломат убеждал турецкие власти в необходимости начала военных действий против России. Толстой своевременно отреагировал на закулисные интриги французского посла и пустил в дело залежавшиеся соболя. Муфтий получил от него «два сорока соболей», рейс-эфенди (министр иностранных дел) — сорок соболей. Не остался в обиде и визирь. В результате на созванном султаном тайном государственном совещании победила партия мира, искусно поддерживаемая П. А Толстым. Не без удовольствия Толстой сообщает, что визирь задавил двух самых умных пашей, и восклицает по этому поводу: «Дай Вышний, чтобы и остальные все передавились»[462]. Поход против России не состоялся.

Однако в конце 1708 г. в Турции берут верх антирусские настроения. Военный совет Порты обсуждает конкретные планы султана по ведению наступательных операций против российской армии. К войне начинает готовиться и крымский хан. Весной 1709 г. Петр едет в Азов. В Стамбуле сразу же распространяется слух о возможности нападения российских кораблей на турецкий флот. Положение стало критическим. Толстому с величайшим трудом удалось убедить великого визиря в том, что русский царь не хочет войны, а прибыл в Азов «ради гуляния». И на этот раз России удалось избежать войны. Петр был доволен. В благодарность П. А. Толстой получил заслуженную награду: царский портрет, украшенный бриллиантами.

Среди европейских государств, от которых российская дипломатия добивалась если не союза, то хотя бы дружественного нейтралитета, особое место занимала Англия. Иметь такое сильное государство в числе союзников было очень важно для России. Но интересы России и Англии в бассейнах Черного и Средиземного морей, равно как и в Северной Европе, были различны. После того как обнаружилось, что русское правительство намеревается закрепиться на побережье Финского залива, Англия усилила свои враждебные акции против России. Русская дипломатия, насколько это было возможно, старалась использовать противоречия между европейскими государствами, чтобы нейтрализовать Англию. С этой целью в 1702 г. Петр поручил русским дипломатам выяснить возможность участия Англии в качестве посредника для достижения мира со Швецией. Но русский посланник в Голландии Андрей Артамонович Матвеев в 1702 г. донес Петру, что от Нидерландских штатов и английской королевы благоприятного посредничества ждать не приходится.

К таким выводам Матвеев пришел после разговора со своим «знакомцем», который присутствовал при тайном разговоре английского посланника с друзьями о «северных делах». Английский посланник прямо заявил, что Англия найдет способ поссорить польского короля с Петром и помирить со шведами. Из этого следовало, что Англия вела активную антирусскую политику по развалу блока союзных с Россией государств. Польского союзника России англичане пугали русскими войсками, а датский двор убеждали в том, что появление русских в Балтийском море угрожает интересам Дании. Однако открыто английское правительство не выступало против России.

В феврале 1705 с в Москву приехал английский посланник Карл Витворт, который всячески старался доказать, что английская королева Анна готова выступить посредницей между Швецией и Россией в пользу последней. Россия не могла не считаться с Англией, обладавшей мощным флотом. В конце 1706 г. Петр командировал в Англию Андрея Артамоновича Матвеева с заданием реализовать обещание Витворта о посредничестве и предложить англичанам военный союз. Петр готов был оказать помощь Австрии в войне против Франции за Испанское наследство и соглашался снабжать Англию сырьем при условии оставления за Россией хотя бы одного порта на Балтийском море. Зная, как ревниво англичане относятся к торговле, Петр предложил послу убедить правительство в том, что появление России на Балтийском море будет выгодно для Англии. Русские товары будут быстрее доставляться в страну и станут дешевле.

Вместе с тем понимая, насколько сложно будет вести переговоры с англичанами, Посольский приказ дал указание А. А. Матвееву попытаться добиться успехов на переговорах методами тайной дипломатии. Один из самых талантливых сотрудников приказа, большой знаток европейских международных отношений Петр Павлович Шафиров детально разработал для Матвеева разведывательное задание. Матвеев должен был найти подход к герцогу Мальборо и лорду-канцлеру Годольфину. В инструкции послу предлагалось осторожно «разработать» этих лиц, выяснить, могут ли они быть подкуплены, но деньгами не сорить и даром их не давать. Учитывая богатство «дука Малбурга», Петр, принимавший участие в составлении наказа, готов был заплатить герцогу за содействие в заключение мира 200 и более тыс. ефимок[463].

Все инструкции А. А. Матвеев получил в Гааге в конце ноября 1706 г. В мае 1707 г. он прибыл в Англию. Матвеева приняли, по его словам, «не по примеру других послов». Ему оказывали исключительные знаки внимания, а герцог Мальборо даже предоставил послу для поездки свою яхту. Однако Андрей Артамонович Матвеев не был искушен в искусстве тайной дипломатии. Не в пример своему отцу Артамону Сергеевичу Матвееву, руководителю русской дипломатией при царе Алексее Михайловиче, у него не хватало терпения «обхаживать людей». Он «вербовал» что называется «в лоб». Приехав в Англию и встретившись с Мальборо, Матвеев прямо поставил перед герцогом вопрос: может ли царь надеяться на его помощь? Мальборо ответил лишь вежливой, но ничего не обещающей фразой. Дипломатическая миссия Матвеева закончилась полной неудачей. В середине июля 1708 г. он получил указ царя о возвращении на прежнее место службы в Голландию.

К дипломатическим неудачам Матвеева добавилось и личное оскорбление, нанесенное послу английскими властями. Накануне отъезда, вечером 21 июля, когда Матвеев направился в клуб дипломатов, в Соммерсетхауз, на него напали агенты купеческого шерифа, избили и отвезли в долговую тюрьму якобы за то, что он не уплатил долг в размере 50 фунтов. В тюрьме А. А. Матвеев пробыл несколько часов, пока его не выручил английский купец Стельс, имевший торговые дела с Россией. Интересно, что официальный чиновник Министерства иностранных дел, извещенный о неслыханном оскорблении посла, явился в тюрьму к Матвееву и посоветовал ему подождать до следующего дня, когда будет доложено статс-секретарю, который и расследует дело[464].

Больших успехов добился другой русский дипломатический агент барон Гюйсен. В Вене он узнал о намерении герцога Мальборо содействовать русским замыслам в том случае, если ему будет дано княжество в России. Завязалась переписка. Петр предложил герцогу на выбор: Киевское, Владимирское или Сибирское княжество, если он сможет склонить королеву к посредничеству между Россией и Швецией в пользу России. Кроме того, Петр обещал герцогу в случае успеха переговоров «по вся годы жизни его» выплачивать по 50 000 ефимок с княжества, «камень рубин», какого не найти во всей Европе и орден Св. апостола Андрея Первозванного[465]. Однако стать русским князем «дуку Малбургу» не пришлось. Главное условие Петра для заключения мира со Швецией — оставить Петербург за Россией — было для Англии неприемлемым. Но то, что герцог Мальборо при известных условиях был согласен стать агентом русской разведки, не вызывает сомнения.

Таким образом, на первом этапе Северной войны русская дипломатическая разведка не смогла выполнить задание Петра. После того как разбирательство по «досадительному делу» об оскорблении А. А. Матвеева в Англии было закончено, послом в Лондон был направлен Борис Иванович Куракин. Он сообщил английскому правительству, что Петр доволен разбирательством дела Матвеева и выражает надежду, что Англия будет соблюдать нейтралитет во время войны России со Швецией[466].

Кроме Англии, российская дипломатия искала поддержки у Австрии. В 1700 г. началась разорительная война за Испанское наследство. Французскому королю Людовику XIV удалось посадить на испанский престол своего внука Филиппа Анжуйского. Наследство явно уходило из рук австрийского императора, поэтому все внимание Леопольда I было поглощено этим вопросом. Внешняя политика Австрии на востоке заключалась в том, чтобы втянуть Россию в войну с Турцией, считавшейся союзницей Франции. Таким образом, Австрия превратилась из союзника России по антитурецкой коалиции в ее противника. В задачу русской дипломатии в Австрии входило добиться союза или, по крайней мере, благожелательного нейтралитета между Россией и венским двором.

С этой целью в 1701 г. в Вену был командирован князь Петр Алексеевич Голицын. К сожалению, весь дипломатический опыт работы Петра Алексеевича за границей заключался в том, что он побывал в Италии, где обучался навигационному делу. Сразу после прибытия в Вену Голицын начал жаловаться, что у него ничего не получается из-за отсутствия денег. В Вене тогда правительственные чиновники брали взятки не стесняясь, и брали помногу. Летом 1702 г. на помощь Голицыну в Вену приехал лифляндский дворянин на русской службе Иоганн Рейнгольд фон Паткуль. Прибыв туда как частное лицо, он, тем не менее, быстро вошел в контакт с канцлером Кауницем и нашел с ним общий язык. Кауниц дал Паткулю принципиальное согласие работать в пользу русского царя. Конечно, Кауниц не мог подписывать союзы за императора, но его можно было использовать для решения более скромных задач. Однако вербовка сорвалась главным образом из-за неаккуратности русской казны.

Пообещав Кауницу за услуги щедрое вознаграждение, Паткуль уехал, оставив в Вене П. А. Голицына, у которого за душой не было ни гроша. Кауниц стал постоянно напоминать русскому послу о себе. Он требовал выдать ему и его жене по 5000 червонных, обещанных Паткулем. На все просьбы Голицына прислать срочно денег последовал отказ. В Посольском приказе рассудили, что сначала нужно, чтобы Кауниц доказал чем-нибудь свою преданность царскому величеству. В результате вербовка сорвалась. Агентурная работа русской дипломатии в Австрии при отсутствии денежных средств замерла на долгие годы[467].

Однако усилия российской дипломатии оказались ненапрасными. Мир с Турцией, нейтралитет Англии и Австрии позволили России оправиться от поражения под Нарвой и перейти в наступление. Громадный моральный эффект на русскую армию произвела победа, одержанная русскими войсками под командованием генерал-фельдмаршала Б. П Шереметева 1 января 1702 г. под Эресфером (близ Дерпта). Спустя 10 месяцев русские войска одержали еще одну важную победу: штурмом овладели крепостью Нотебург (Орешек, крепость у истоков Невы из Ладожского озера). В том же году войска Шереметева взяли крепость Ниеншанц, стоявшую у впадения реки Охты в Неву. 16 мая 1703 г. в устье Невы была заложена Петропавловская крепость, положившая основание Петербургу. В 1704 с капитулировал шведский гарнизон в Нарве и Дерпте. В эти первые победы своей вклад внес и русский посол в Швеции князь Андрей Яковлеевич Хилков.

Еще в ходе подготовки к Северной войне Петр сделал все возможное, чтобы эти приготовления остались для Швеции тайной. Это ему вполне удалось. Шведский резидент в Москве Книппер усердно доносил своему правительству о миролюбии и дружеских чувствах Петра. В июне 1700 г. Петр отправил послом в Швецию князя Хилкова. Он должен был подтвердить мирные намерения России и одновременно вести разведку. Но случилось так, что в тот самый день, когда Карл XII принимал у Хилкова верительные грамоты, Петр объявил войну Швеции. Карл, потрясенный коварством московитов, распорядился опечатать имущество посланника Хилкова, а его самого посадить под домашний арест.

Оставаясь под домашним арестом, Хилков в 1701 г. получил право регулярно навещать русских пленных, захваченных под Нарвой. Режим его содержания был смягчен, поскольку Карл хотел в это время обменять его на посла Швеции в России Т. Книппера. Однако Петр I освободил Книппера без обмена. О причинах такого демарша царя можно только догадываться. Вероятно, Андрей Хилков нужен был ему именно в Стокгольме, пока Карл не ограничивал некоторые права посланника и самое важное — его переписку. Пользуясь правом переписки, князь стал передавать в Москву секретные сведения, написанные шифром или тайнописью.

Большинство писем от Хилкова шло в Копенгаген, где находилось российское посольство в Дании, сохранявшей нейтралитет. В частности, от Андрея Яковлевича была получена информация о готовящейся в 1701 г. шведской эскадрой адмирала Шеблада атаке на город Архангельск. Аналогичные сведения поступили от русских представителей в Голландии и Дании, где эскадра готовила снаряжение. Боевые корабли Швеции вышли к Архангельску под видом китобойной флотилии. На подступах к городу эскадра взяла на борт русских лоцманов во главе с кормчим Дмитрием Рябовым, которые специально поджидали шведов. Они посадили два шведских корабля на мель прямо перед спешно и тайно поставленной в гавани Архангельска батареей береговой артиллерии. Эскадра поспешила сдаться, а лоцманы в суматохе сумели спастись[468]. Хилков в течение всей войны оставался единственным русским агентом, от которого можно было получить хоть какие-то сведения о ситуации в Швеции.

В отличие от Петра I, шведский король Карл XII располагал большими возможностями для шпионской и диверсионной деятельности против России. Сразу после начала война с Россией, Карл обратился с манифестом к русским, в котором обещал «жаловать милостью» дворян, духовенство, купцов и крестьян, освободив их от тягостных налогов и произвола царских воевод. Из числа дезертиров, недовольных стрельцов, беглых украинских и донских казаков шведы приступили к вербовке шпионов и диверсантов. Диверсионные акты проводились шведской разведкой по всей России. Так, в 1701 г. Карл XII направил на Украину, в Воронеж и в Азов группы диверсантов-поджигателей. Они должны были поджигать города и села, а в портах — русский флот. Этим агентам шведы выплачивали часть денег при отправлении в русский тыл, а оставшуюся часть при возвращении после выполнения задания. Руководство этими группами осуществлял сам Карл XII и некоторые генералы[469].

Для шпионской деятельности шведы широко использовали перебежчиков, а также своих агентов, внедренных в войска союзников России. Особенно легко шла вербовка агентов в Польше и польской армии. Постоянная борьба между различными шляхетскими партиями открывала для этого неограниченные возможности. Подобно тому как русских информировали Вишневецкий, Огинский и другие агенты, так и шведов снабжали информацией примас Радзиевский, Лещинский, Синицкий, Сапега и другие вельможи. Нередко шведам удавалось внедрить свою агентуру и в ближайшее окружение польского короля, о чем свидетельствует следующий факт. В 1701 г. в местечке Биржи состоялась встреча Петра I с польским королем Августом. Карл установил еще до свидания в Биржах, что такая встреча готовится, и отправил разведчика-офицера родом из Шотландии в расположение саксонских войск. Шотландец поступил на службу к полковнику кирасирского саксонского полка, который нес службу в Биржах при царственных особах. Подкупом ему удалось получить чин поручика. Став офицером, он легко познакомился с секретарями обоих государей, близко сошелся с ними и получал от них все сведения о решениях в Биржах[470]. Однако самым крупным успехом шведской разведки следует считать вербовку гетмана Ивана Степановича Мазепы.

О Мазепе известно, что он родился в 1644 г. где-то на правобережной Украине, находившейся тогда под властью поляков, получил польское образование. Его ждала блестящая карьера на службе у короля, если бы Мазепа не оказался замешан в любовной связи с женой польского шляхтича Фалбовского, который узнал об измене жены от слуг. Фалбовский подстерег Мазепу, когда тот шел на свидание, раздел догола, привязал к лошади головой к хвосту и пустил лошадь[471]. Опозоренный Мазепа бежал в Запорожье, где присоединился к гетману П. Д. Дорошенко. Дорошенко, не надеясь на помощь Москвы, отправил его с миссией в Турцию просить помощи против Речи Посполитой, но по дороге он был схвачен верными Москве казаками и доставлен в Россию.

Здесь И. С. Мазепа дал откровенные показания о замыслах Дорошенко. Его оставили на русской службе, а затем отправили на Украину к гетману Ивану Самойловичу. В 1687 г. на Украине прошли выборы нового гетмана. При активной поддержке фаворита правительницы Софьи В. В. Голицина 25 июля 1687 г. гетманом был избран Иван Степанович Мазепа. Петр хорошо относился к Ивану Мазепе и вполне ему доверял, несмотря на то что на него поступали доносы с обвинениями в измене. Обвинения доказаны не были, поэтому Петр считал их происками врагов Мазепы. В действительности осторожный гетман давно вынашивал план перейти на сторону шведского короля. В тайне от всех он на протяжении всего пребывания в должности вел переписку с польскими магнатами и «косил оком» в сторону Польши. В Москве знали о переписке Мазепы с польским королем Августом II и польскими магнатами. Однако Петру ничего не было известно о его контактах со Станиславом Лещинским и Карлом XII[472]. Победы Карла XII вскружили гетману голову, тем более что Карл сулил ему престол независимой Украины.

Вербовка гетмана И. С. Мазепы проводилась шведской разведкой поэтапно в течение ряда лет. Основным вербовщиком являлась мать польского князя Вишневецкого — княгиня Дольская. Вербовка началась в 1705 г. Сначала шведы подослали к Мазепе от имени Станислава Лещинского шляхтича Вольского. Мазепа, по-видимому заподозрив провокацию, приказал его арестовать и пытать. Показания Вольского он отправил Петру, приложив к ним личное письмо к царю, в котором клялся в верности русскому монарху. Вскоре после этого в работу по вербовке вступила Дольская. В конце 1705 г. Мазепа получил приглашение от Вишневецкого крестить его дочь. На этом семейном празднике Мазепа познакомился с Дольской, которая, видимо, была весьма эрудированной женщиной и хорошим вербовщиком. О чем она говорила с гетманом — неизвестно, но по возвращении домой в Дубно Мазепа послал ей шифр для дальнейшей переписки. С тех пор между ними начался обмен шифрованными письмами. В своих письмах Дольская уверяла гетмана, что ведет о нем переговоры с Лещинским и Карлом XII. В одном из своих писем к Мазепе Дольская сообщила, что имела беседу с генерал-фельдмаршалом Б. П. Шереметевым, который якобы сообщил ей, что вскоре Мазепа будет отстранен от должности, а на его место назначен Меншиков. Это сообщение послужило окончательным толчком для принятия решения. Мазепа вскоре вступил в переписку с Лещинским (через Дольскую) и подготовил свою измену. Таким образом играя на честолюбивых и корыстных стремлениях гетмана, шведам удалось склонить Мазепу на свою сторону.

Активная деятельность шведской разведки часто пресекалась ответными действиями русской контрразведки. В армии борьбой со шпионами руководили командующие войсками. В тылу все сведения о подозрительных лицах поступали в Преображенский приказ, который был учрежден Петром в 1697 г. Вначале функции приказа были довольно разнообразны, но постепенно его деятельность начинает сосредотачиваться на разведке, контрразведке, пресечении преступлений против царя и государства[473]. Бессменным руководителем приказа был князь Ф. Ю. Ромодановский. Всей работой, связанной с разведкой и контрразведкой, руководил лично царь Петр. Донесения о действиях вражеских шпионов шли на имя царя. Петр с ними знакомился и давал точные, лаконичные указания.

Так, например, в феврале 1706 г. генерал-фельдмаршал Огильви сообщил из Гродно, что им задержана женщина, подозреваемая в шпионаже. Дело оказалось весьма запутанным и требовало терпеливого изучения. На допросе женщина показала, что ее перебросили в русский тыл по личному распоряжению шведского короля. С собой она якобы привозила письма Карла II к иностранцам, которые находились на русской службе, с предложением перейти на сторону Швеции. Женщина уверяла, что желающие перейти на службу к королю нашлись и она возила письма «от немцев» к Карлу XII. На допросе она оговорила многих людей, которые видели ее в первый раз. Огильви решил, что ее надо казнить как обычную проститутку, которая оговаривает людей. Петра такое легкомысленное решение возмутило. В ответном письме Огильви он дает краткое и ясное указание: «бабу шпионку» не казнить, а произвести тщательное расследование[474].

В годы Северной войны русская контрразведка вела активную борьбу и против вражеской пропаганды. В русской армии было много иностранных офицеров, особенно старшего ранга, которых Петр за хорошую плату приглашал из всех европейских государств. В то же время царь боролся со всякого рода авантюристами, приезжавшими в Россию за легким заработком. Таких наемников Петр изгонял из страны с позором. Карл XII «подбирал» их и использовал как агитаторов против России. Один из наиболее известных «пашквилянтов» — Мартин Нейгебауэр, или Нейбауэр, был приглашен царем в качестве воспитателя к царевичу Алексею. Но воспитатель оказался пьяницей, развратником и жестоким человеком, и его выгнали из России. Карл XII пригласил его к себе, обласкал и привлек к написанию пропагандистской анонимной брошюры-пасквиля о плохом обращении в России с иностранными офицерами, которых русские намеренно заманивают к себе на службу. Памфлет получил широкое хождение, и русская дипломатическая разведка получила от Петра распоряжение поймать автора. Глава Посольского приказа Ф. А. Головин поручил это дело Иоганну Паткулю. Одновременно были направлены грамоты германским князьям и бургомистрам отдельных городов с призывом бороться с «пашквилянтами» и лживыми «курантописцами» (журналистами). Петр настаивал, чтобы разоблаченные клеветники не оставались безнаказанными и чтобы неприятелей (шведов) лишали возможности распространять лживые сведения и книги под страхом телесных наказаний.

В 1708 г., во время вторжения Карла XII на русскую землю, шведы использовали для пропаганды против России русский шрифт, который они захватили у голландца Тисинга около Данцига. Тисинг заключил с Петром I соглашение, по которому получил право издавать в России книги на русском языке. Шведы же начали печатать этим шрифтом «возмутительные письма» и распространять их по России с помощью своих агентов. Для борьбы «с подметными письмами» Петр приказал изымать их, а каждый случай появления листовки расследовать с целью обнаружения источников их распространения. Но лучшим ответом на вражеские пасквили стала блестящая победа, одержанная русскими войсками под Полтавой.

Карл XII начал свой поход к границам России весной 1708 г. Шведский король намеревался одним генеральным сражением разбить русскую армию, овладеть Москвой и принудить Петра заключить невыгодный мир. Русская армия, уклонясь от генерального сражения, медленно отходила на восток. Тактика Петра заключалась в том, чтобы нападением мелких отрядов на шведскую армию «томить неприятеля» и уничтожать его запасы провианта и фуража. Шведский король отказался от прямого пути на Москву через Смоленск и круто повернул на юг, где на Украине его ожидал изменник Мазепа. Кроме того, Карл XII рассчитывал получить от гетмана помощь войсками, артиллерией и продовольствием.

Однако этим планам не суждено было сбыться. Мазепа привел в шведский стан всего 3–4 тыс. казаков. Обещанной широкой народной поддержки на Украине Карл не нашел. 1 апреля 1709 г. шведские войска начали осаду Полтавы, которая продолжалась три месяца. Тем временем около Полтавы концентрировалась русская армия. Генеральное сражение началось 27 июня 1709 г. наступлением шведской армии на земляные редуты, защищавшие подступы к русскому лагерю. Сражение закончилось полным разгромом шведской армии. На месте сражения шведы оставили свыше 9 тыс. убитых и около 3 тыс. шведов попали в плен. Остатки разгромленной армии во главе с раненым королем в беспорядке бежали к Днепру. Здесь, у Переволочны, 30 июня их настиг А. Д. Меншиков, который захватил еще 17 тыс. пленных. Карл XII вместе с Мазепой в сопровождении небольшого отряда едва спаслись бегством, укрывшись в турецких владениях.

Полтавская победа оказала решающие влияния на весь ход Северной войны. Уничтожение шведской армии обеспечило независимость и безопасность России. Однако заключение мира со Швецией, о чем Петр заговорил уже вдень победы под Полтавой, еще долго оставалось неразрешимой задачей.

Разгром шведской армии под Полтавой позволил Петру провести реформы государственного управления и завершить реорганизацию русской армии. Вооруженные силы России в конце XVII в. находились в полном упадке. Полки нового строя после смерти царя Алексея Михайловича больше не создавались. Основой армии опять стало стрелецкое войско. Петр приступил к формированию регулярной армии в ноябре 1699 г. Русская регулярная армия комплектовалась по системе рекрутских наборов, когда рекруты набирались на пожизненную службу по раскладке на дворы. Такая система легко восполняла людские потери и обеспечивала создание многочисленной армии.

Русская регулярная армия состояла из четырех родов войск: пехоты, конницы, артиллерии и инженерных подразделений. Главным родом войск являлась пехота, имевшая на вооружении ружья (фузеи). Гренадеры, кроме того, имели ручные гранаты. Ружья заряжались с дула, их скорострельность составляла 1–2 выстрела в минуту. Дальность действенного огня составляла 40–50 м, а предельная дальность — 200 м. На ружье полагалось 50 зарядов. Для ведения рукопашного боя в ствол ружья вставлялся багинет (палка с железным наконечником). В 1709 г. багинет был заменен трехгранным штыком. Пехотные и гренадерские полки соединялись в бригады по 2–3 полка. Бригады в свою очередь объединялись в пехотные дивизии. Русская регулярная конница составляла примерно половину общей численности армии. Она отличалась от кавалерии западноевропейских стран своей однородностью. Русская конница была исключительно драгунской. Преимущество драгунской конницы состояло в том, что она могла действовать в конном и пешем строю на любой местности. Конница вооружалась карабинами, саблями и пистолетами. Кавалерийские полки при необходимости сводились в бригады и дивизии временного состава. Для решения частных стратегических задач кавалерийские дивизии сводились в кавалерийские корпуса и усиливались пехотой.

С введением единых калибров в артиллерии начался новый этап в развитии артиллерийской техники. В военном искусстве закрепилась линейная тактика, основанная на использовании гладкоствольного огнестрельного оружия. Основой этой тактики был принцип равномерного расположения сил по всему фронту с целью одновременного использования возможно большего количества огневых средств пехоты и обеспечения организованного и непрерывного огня. При Петре в армии вводится единая форма одежды, воинские звания. Высшим воинским званием было звание генерал-фельдмаршала[475].

В ходе реформы в армии Петр использовал опыт военного строительства европейских государств. Изучением этого опыта занимался Адам Адамович Вейде, который в 1697 г. был включен в состав Великого посольства. В этот же период военные чины русской армии и флота направлялись за границу с разведывательными целями под прикрытием обучения или стажировки в иностранных армиях. Известно, что сам Петр изучал зарубежный опыт организации армии и строительства военно-морского флота, находясь в составе Великого посольства. С этой же целью широко использовались знания офицеров, которые поступали на русскую службу. При Петре в практику вводятся назначения на посты руководителей постоянных миссий за границей военных. Так, послом России в Голландии в 1711 г. был назначен полковник — князь Борис Иванович Куракин, который участвовал в осаде Азова и в Полтавской битве.

В 1701 г. на основе опыта организации армии в европейских странах в русской армии появляется чин генерал-квартирмейстера, первым стал Андрей Федорович Шаховской. Вейде в своем уставе так определяет обязанности генерал-квартирмейстера: «И подобает в сем чину досужему и удобному человеку быть, который бы крепостное строение и особо географию и земные маппы (карты), или чертежи знал и во время нужды, если бы начального инженера у войска не было и осада бы прилучилась, дабы он нападение и раскаты (траншеи) умел учреждать и то на чертеже написав и воеводе отдать мог; сей есть зело трудный и докучный чин; они ни у кого не под началом, кроме единого воеводы, с которым ему всегда подобает искать доброе согласие иметь».

В подчинении у генерал-квартирмейстера находились полковые квартирмейстеры, обер-квартирмейстеры и др. Все эти чины составляли квартирмейстерскую часть. Круг обязанностей генерал-квартирмейстера впервые был закреплен «Уставом воинским», принятым в 1716 г. По «Уставу» ему надлежало в первую очередь «генерально оную землю знать, в которой свое и неприятельское войско обретается». Чины генерал-квартирмейстерской службы должны были уметь «составлять ландкарты», «учреждать» походы, лагеря, «ретраншементы», вести «протокол всем походам и бывшим лагерям». Таким образом, созданная при Петре I генерал-квартирмейстерская часть по своим обязанностям и положению в армии стала основой для формирования Генерального штаба, как самостоятельного органа управления в русской армии. До середины XVIII в. Генерального штаба в таком его понимании в русской армии не существовало, хотя сам термин «генеральный штаб» употреблялся. Под ним понималось собрание вообще всех чинов, составлявших какое-либо высшее управление войск. Так, например, этот термин употреблялся в сочетании: генеральный штаб армии или войск, действующих там-то и там-то.

Генерал-квартирмейстерская служба организовывалась в войсках только на период походов и военных действий. Все ее чины выбирались и непосредственно состояли в подчинении у командующих войсками. После выполнения тех или иных обязанностей они возвращались на прежнее место службы. Поэтому систематической работы по топографии, картографии, обобщению опыта военных действий не велось. Для исполнения сложных квартирмейстерских обязанностей требовались образованные, достаточно подготовленные люди, которых было мало. Видимо, этим можно объяснить почти полное отсутствие сведений о реальном участии генерал-квартирмейстеров в военных действиях[476].

Наряду с реформами в армии Петр проводит коренную реформу высших и центральных государственных учреждений страны. В 1717–1721 гг. вместо приказов учреждаются коллегии, в том числе Военная, Адмиралтейств-коллегия и Иностранных дел. Преобразование Посольского приказа в коллегию Иностранных дел началось вскоре после вступления России в Северную войну. Еще в ходе первого Азовского похода 1695 г. Петр I создал при себе особую дипломатическую канцелярию, получившую позже название Посольской походной канцелярии. Само по себе наличие походной канцелярии не было новшеством. Русские цари и до Петра, направляясь в поход, брали с собой ближних советников из бояр. Петр же изменил порядок управления государством. Во время его отъезда в армию внутренними делами в Москве ведали трое или четверо бояр, которых назначал царь, а внешнеполитическими делами занимался сам Петр. Поэтому походная канцелярия вскоре превратилась в дипломатическую канцелярию. При этом Посольская походная канцелярия существовала параллельно с Посольским приказом, но приобретала все большее влияние. В 1709 г. она стала называться просто Посольская канцелярия и с 1710 г. находилась в Санкт-Петербурге, в то время как Посольский приказ оставался в Москве.

В 1709 г. Петр назначил главой канцелярии графа Гавриила Ивановича Головкина, а его заместителем — подканцлером — барона Петра Павловича Шафирова. Канцлер и подканцлер направляли Посольскому приказу свои предписания. В непосредственном ведении Посольского приказа, оставались лишь административно-хозяйственные дела. 5 апреля 1716 г. Посольская канцелярия была переименована в Посольскую коллегию. 11 декабря 1717 с был издан указ «О штате коллегий и о времени открытия оных». В коллегиях назначались президенты, вице-президенты, советники и асессоры. 15 декабря 1717 с президентом «Иностранных дел Коллегиум» был назначен Г. И. Головкин, вице-президентом — П. П. Шафиров. Завершением устройства Коллегии иностранных дел можно считать 13 февраля 1720 г. В этот день Петр I прислал канцлеру графу Головкину подписанное им «Определение Коллегии иностранных дел», ставшее основным законом этого учреждения.

По своей структуре Коллегия иностранных дел делилась на руководящий орган — Присутствие и исполнительный — Канцелярию. Присутствие представляло собой собрание членов коллегии, состоявшее из 8 человек. Возглавлял коллегию президент, его заместителем был вице-президент. Канцелярия делилась на два отделения. Первое занималось вопросами внешней политики и считалось секретным, поэтому сразу же стало именоваться «Секретной экспедицией Коллегии иностранных дел». Второе занималось хозяйственными и финансовыми делами коллегии, а также ее личным составом и стало называться «Публичной экспедицией Коллегии иностранных дел». Первое — секретное отделение в свою очередь подразделялось на четыре более мелких экспедиции: «экспедицию чужеродных дел на российском языке, экспедицию на иностранных языках, экспедицию на польском языке и экспедицию турецкого и других восточных языков». Посольский приказ по-прежнему оставался в Москве как филиал Коллегии иностранных дел. В 1722 г. он был заменен Московской конторой Коллегии иностранных дел, где находился архив коллегии.

Кроме канцлера Головкина и его заместителя подканцлера Шафирова в состав Коллегии вошли: тайной канцелярии советник А. И. Остерман, канцелярии советник В. В. Степанов, начальник Публичной экспедиции полковник и лейб-гвардии капитан Иван Горохов и три асессора. Один из них, П. В. Курбатов, находился в Петербурге, а два других — Михаил Ларионов и Михаил Петрович Шафиров — в Посольском приказе в Москве.

Президент коллегии, назначавшийся царем, имел большую власть. Он управлял всеми делами коллегии, наблюдал за правильностью делопроизводства, следил за немедленным исполнением высочайших указов. Президент отвечал и зато, чтобы все члены коллегии работали со старанием и прилежанием. Члены коллегии назначались Сенатом. По представлению президента Сенат мог заменить нерадивых сотрудников или понизить их в должности. В центральном аппарате коллегии (в Петербурге и Москве) согласно штату, числилось 142 человека, помимо солдат, вахмистров и сторожей. По штату коллегии 78 человек ее сотрудников должны были находиться за рубежом. Среди них были послы, министры, агенты, консулы, секретари, копиисты, переводчики, ученики, а также священники.

В царствование Петра I учреждаются постоянные дипломатические российские представительства. Тогда они были в Австрии, Англии, Голландии, Испании, Дании, Польше, Пруссии, Мекленбурге, Турции, Франции, Швеции, в вольном имперском городе Гамбурге. В 1723 г. появились русские консульства в Бордо и Кадисе. Кроме того, по штату заграничных учреждений коллегии в Амстердаме находился агент Фанденбург, в Гданьске — Эрдман, в Брауншвейге — Г. X. Шлейниц. В герцогствах Курлявдском и Семигальском[477] пребывал русский комиссар. В Китае и Бухаре — Лoренцо Ланг и Флорио Беневени. При «калмыцких ханах» представителем был назначен подполковник Львов. При Петре дипломатические представители за границей именовались по-разному: чрезвычайные и полномочные послы, чрезвычайные посланники, министры, резиденты, а иногда и агенты. Учрежденная Петром структура Коллегии иностранных дел сохранялась почти без изменений до 60-х гг. XVIII в.

В царствование Екатерины II Коллегия иностранных дел по-прежнему делилась на две экспедиции — секретную и публичную. Секретная экспедиция занималась политическими делами, являясь «политическим департаментом» по сношению с европейскими и азиатскими странами. Публичная экспедиция ведала внутренними делами и состояла из трех отделений — казенных, текущих и почтовых дел. В нее же входил церемониальный департамент. В Москве находились Московская контора и Архив. Однако в связи с проведением губернской реформы 1775 г. все внутригосударственные дела, входившие в ведение Публичной экспедиции, в 1781 г. были переданы в различные ведомства. 4 марта 1782 г. Публичная экспедиция коллегии была упразднена. Незадолго до этого 4 ноября 1781 г. была ликвидирована Московская контора коллегии, а ее дела и дом переданы Московскому губернскому правлению. Московский архив коллегии стал самостоятельным подразделением.

Одновременно со штатом центрального аппарата в 1779 г. Екатерина утверждает штат заграничных учреждений. Звание посла по этому штату было присвоено лишь русскому представителю в Варшаве. Большинство же русских представителей за границей именовались министрами второго ранга. Они состояли при дворах как важнейших держав, так и второстепенных государств. Некоторые представители за рубежом назывались министрами-резидентами. В царствование Павла I вновь была восстановлена Публичная экспедиция коллегии и учреждено несколько новых экспедиций. Так, указом от 16 ноября 1797 г. была организована особая экспедиция «для исправления дел голштинских, ангальтцербтских и эвереских». 8 января 1800 г. учреждается новый штат Коллегой иностранных дел. По штатному расписанию министров 2-го ранга заменили послы и посланники. Послы назначались в Вену, Стокгольм, посланники — в Берлин, Лондон, Копенгаген, Мюнхен, Лиссабон, Неаполь, Турин, Константинополь. В Регенсбурге министра заменил резидент, вместо министров и резидентов в Дрезден и Гамбург были назначены поверенные в делах, а в Данциг и Венецию — генеральные консулы. 8 сентября 1802 г. император Александр I издал манифест об учреждении министерств. Но Коллегия иностранных дел не была упразднена и продолжала существовать еще 30 лет под руководством министра иностранных дел и его товарища. Однако постепенно ее значение падало, усиливалась единоличная власть министра. Окончательно Коллегия иностранных дел была упразднена указом от 10 апреля 1832 г.[478]

Проведенные преобразования позволили усилить боеспособность русской армии и значительно активизировать деятельность дипломатической разведки, которой Петр руководил лично. После Полтавской победы внешняя политика России была направлена на то, чтобы добиться заключения выгодного для России мира со Швецией. Достижение этой цели во Многом зависело от сохранения и расширения Северного союза, а также от сохранения благожелательного нейтралитета со стороны Англии, Австрии и Турции. Труднее всего было сохранить мирные отношения с Турцией, куда бежал после поражения под Полтавой шведский король. Понимая, что войне пока не видно конца, Петр направил к турецкому султану грамоту, в которой выражал твердое желание по-прежнему соблюдать мирные отношения с Турцией: В январе 1710 г. султан Ахмед III принял русского посла П. А. Толстого и торжественно вручил ему грамоту о подтверждении мирного договора 1700 г.

Однако в Стамбуле всерьез опасались, что после победы над Карлом XII может дойти очередь и до Турции. Эту мысль настойчиво пытался внушить султану и шведский король, находившийся при его дворе. Угроза войны возросла после того, как в июне 1710 г. визирем стал противник России Нуман-паша. Он сразу вступил в переговоры с Карлом XII, Станиславом Лещинским и французским королем Людовиком XIV. Все они уверяли визиря, что после победы над Швецией Россия соединится с Австрией и двинется на Османскую империю. Кроме того, Лещинский и Карл XII обещали отдать под покровительство султана всю Речь Посполитую, прямо передать Южную Польшу, украинскую Подолию с Каменец-Подольском и выплачивать Ахмеду III ежегодно 4 млн. дукатов[479]. Не менее заманчивы были и перспективы отвоевать у России Азов и Таганрог. В результате партия сторонников войны с Россией одерживает верх. В 1710 г. П. А. Толстой писал Г. И. Головкину из Стамбула: «Не изволь удивляться, что я прежде, когда король шведский был в великой силе, доносил о миролюбии Порты, а теперь, когда шведы разбиты, сомневаюсь! Причина моему сомнению та: турки видят, что царское величество теперь победитель сильного народа шведского и желает вскоре устроить все по своему желанию в Польше, а потом, не имея уже никакого препятствия, может начать войну и с ними, турками. Так они думают, и отнюдь не верят, чтоб его величество не начал с ними войны, когда будет от других войн свободен»[480].

В середине октября 1710 г. 70-тысячная турецкая армия сосредоточилась в районе Ясс и Бендер. По замыслу Карла XII, одного из активных организаторов похода, война должна была начаться с набега татар на Азов и Киев, чтобы оттянуть основные силы русских в Восточную Украину. Тем временем турецкая армия вступала в Южную Польшу, а навстречу ей от шведских владений в Южной Прибалтике двигался корпус генерала Крассау. Соединившись в Польше, обе армии должны были походом идти на Москву. В конце ноября 1710 г. Толстой получил секретную информацию о том, что у султана предстоит совещание Великого дивана по поводу разрыва отношений с Россией. Петр Андреевич немедленно написал об этом царю, но послание не успело дойти до адресата. Турция разорвала 20 ноября договор с Россией и объявила войну. Первой ее жертвой стал сам русский посол. Нравы в Турции в то время сильно отличались от остальных европейских государств. С объявлением войны весь дипломатический состав миссии противной стороны турки заключали в тюрьму Семибашенного замка. Все имущество послов турецкие власти присваивали себе. Узники содержались в тюрьме в отвратительных условиях до самого окончания войны. Петр Андреевич Толстой разделил участь многих своих коллег и провел в Семибашенном замке почти полтора года.

Петр не стал уклоняться от войны с Турцией. Разработанный им стратегический план войны сводился к тому, чтобы не допустить соединения турок со сторонниками С. Лещинского в Польше и с силами генерала Крассау. Затем, опираясь на помощь молдаван, сербов и других народов Балканского полуострова, перейти в наступление на Стамбул и закончить войну блистательной, молниеносной победой[481]. В своем плане войны Петр возлагал большие надежды на помощь Дунайских княжеств, на Молдавию и Валахию, находившихся под турецким гнетом. Еще в конце 1709 г. господарь Валахии Бранкован направил в Петербург своих представителей, с которыми был подписан секретный договор. В случае войны с Турцией Бранкован обязался перейти на сторону России, организовать восстание сербов и болгар, предоставить в распоряжение России вспомогательный корпус в 30 тыс. человек, обеспечить русскую армию продовольствием. Договор предусматривал, что в будущем Валахия должна была стать независимым княжеством под русским протекторатом.

В апреле 1711 г. был заключен секретный договор с господарем Молдавии Дмитрием Кантемиром. С согласия турецких властей в Россию был направлен посол Кантемира Стефан Лука. Кантемир убедил султана в необходимости послать Луку в Россию для ведения разведки. На самом же деле Лука подписал с Петром секретный договор[482]. Согласно договору Молдавия, после освобождения от власти Турции, расширяла свои границы и становилась наследственным княжеством Кантемира под протекторатом России. К основному договору прилагался второй, дополнительный, на случай неудачной войны с Турцией. Кантемир должен был получить в России владения, равные по своей ценности тем, которые он имел в Молдавии. Кантемир также обещал войска и провиант для русской армии[483]. Соглашения о помощи русской армии были подписаны и с представителями сербов и черногорцев. Сербы обещали Петру вспомогательные войска численностью в 20 тыс. человек, помощь продовольствием и предоставление разведывательных данных о действиях турецких войск. В общей сложности союзники России на Балканах обещали выставить 100-тысячную армию. О действительной военной силе «князьков» царь был хорошо информирован. Сербский полковник Милорадович, которому поручалось организовать восстание черногорцев, доносил Петру, что «все эти воины добрые, только убогие: пушек и прочих военных припасов не имеют»[484].

В первых числах января 1711 г. крымский хан Девлет-Гирей вторгся на территорию России и дошел вверх по Дону до Харькова, грабя и разоряя все, что попадалось ему на пути. Но ни овладеть Азовом, ни пробиться к полякам в Киев ему не удалось. Русская армия нанесла хану несколько серьезных поражений, после которых он вынужден был вернуться в Крым. Весной 1711 г. русская армия в количестве 40–45 тыс. человек двинулась в поход. Петр намеревался раньше турецкой армии вступить в Молдавию и Валахию, чтобы овладеть переправами через Дунай. Кроме этой главной армии было еще две: одна, графа Апраксина (80 тыс. чел.), которая должна была идти Муравским шляхом на Крым, другая — князя Голицына (45 тыс. чел.), которая двигалась от Чигирина на Очаков. Таким образом, для «турецкой акции» вместе с обещанными союзниками силами Петр предполагал иметь армию до 300 000 человек.

В конце мая 1711 г. русская армия вышла к Днепру. Авангард Бориса Петровича Шереметева подошел к Пруту в начале июня и соединился с войсками Кантемира. Но оказалось, что в Молдавии никаких запасов нет, а в 17 полках Кантемира не более 7000 человек. Обозы же с продовольствием для армии, шедшие из Киева, были перехвачены в Польше татарами. Положение становилось серьезным, но военный совет, созванный Петром, принял решение двигаться вперед. Русская армия, испытывая большие затруднения от недостатка припасов, преодолевая сильный зной, вступила в Бессарабию. Петр смело шел вперед, надеясь на союзников в Валахии и помощь, которую обещал оказать Август II. После Полтавы он разорвал Альтранштадский договор и возобновил союз с Петром. Однако 30-тысячная польская армия, дойдя до молдавской границы, остановилась и заняла выжидательную позицию, а господарь Валахии Бранкован перебежал к туркам.

Тем временем великий визирь Баталджи-паша приблизился к Дунаю с 300 000 войском при 500 орудиях. 8 июля от пленного татарина Шереметев узнал, что конница крымского хана уже соединилась с османами и что визирь назначил сражение на 10 июля. Оно, однако, началось раньше. 9 июля 1711 г. около Нового Станелища произошло решающее сражение. Русских войск было 38 тыс. человек при 122 орудиях, турецких 170 тыс. человек и 469 орудий. Потери русской армии составили 2872 человека, турецкой — до 7000 человек[485]. Но необычайный героизм и мужество, проявленные русскими солдатами в этом сражении не изменили положение русской армии. Она оказалась в окружении. Утром 10 июля по повелению Петра из Посольского приказа в османский лагерь был отправлен парламентер с предложением о заключении перемирия, но ответа не последовало.

Готовясь к последнему бою, Петр заготовил указ сенату: «Господа Сенат. Извещаю вам, что я со всем своим войском без вины или погрешности нашей, но единственно только по полученным ложным известиям в семь крат сильнейшею турецкою силою так окружен, что все пути к получению провианта пересечены и что я, без особливых божия помощи, ничего иного предвидеть не могу, кроме совершенного поражения, или что я впаду в турецкий плен. Если случится сие последнее, то вы не должны меня почитать своим царем и государем, и ничего не исполнять, что мною, хотя бы то по собственному повелению от нас, было требуемо, покаместь я сам не явлюся между вами в лице моем; но если я погибну и вы верныя известия получите о моей смерти, то выберите между собой достойнешаго мне в наследники»[486]. В этом документе Петр фактически признает, что российская армия оказалась в серьезнейшем положении из-за отсутствия хорошо организованной разведки. Петр не знал численности турецкой армии, недооценивал ее мобильность и поэтому оказался в окружении.

Но и в этой критической ситуации Петр не потерял присутствия духа. Не получив ответа на предложение о перемирии, Петр решил пробиваться из окружения. Он дал указание готовиться к прорыву, а затем ушел отдыхать в палатку. Жена Петра, Екатерина, которая принимала участие в походе, сама или с чьего-то совета, провела совещание с генералитетом. Генералы доказали царице всю безнадежность такого прорыва. Тогда Екатерина пошла к Петру и уговорила его послать новое письмо к визирю с предложением о перемирии. К письму Екатерина в тайне от Петра приложила все свои драгоценности и деньги. Это и решило дело[487]. Визирь согласился начать переговоры. Для переговоров в турецкий лагерь была послана делегация во главе с подканцлером П. П. Шафировым. От Петра он имел инструкцию идти на все возможные уступки, кроме капитуляции. Для успешного ведения переговоров Шафиров получил «словесно» наказ царя: «Денег не жалеть!»

Шафирову удалось найти подход к турецким должностным лицам и договориться о размерах взяток. Великому визирю предполагалось заплатить 150 000 рублей, другим военачальникам — от 60 до 10 тыс. каждому[488]. По Прутскому договору, подписанному 12 июля 1711 г., Россия возвращала Турции Азов с его округом и обязывалась срыть Таганрогскую крепость, а также укрепления на Днепре и Дону. До исполнения русскими всех пунктов договора турки оставили у себя в качестве заложников П. П. Шафирова и единственного сына фельдмаршала Б. П. Шереметева Михаила Борисовича, которых отправили в Турцию. Хотя Петр возвратился из Прутского похода «не без печали», мирный договор с Турцией позволил России сосредоточить свои усилия на решении основной внешнеполитической задачи — борьбе за укрепление на Балтийском море.

Между тем в Турции на долю П. П. Шафирова выпала тяжелая обязанность быть гарантом выполнения условий Прутского договора. В Стамбуле Петр Павлович Шафиров быстро установил связь с частью агентуры П. А. Толстого, завязал нужные знакомства, привлек новых агентов и стал активно вести разведку в Турции. Ситуация здесь оставалась достаточно сложной. По мирному договору Россия должна была разрушить все укрепления на Азовском море и срыть построенные крепости, но Петр тянул с выполнением этого обязательства. Турция же грозила возобновлением войны, в случае если этот пункт договора не будет выполнен. Шафиров на свой страх и риск дал визирю Балтаджи «обязательное письмо» передать туркам Азов в течение двух месяцев. В ответ он получил от визиря «обнадеживающее письмо», по которому визирь обещал сразу после возвращения Азова и разрушения крепостей немедленно выслать из страны Карла XII. Петр вначале рассердился на самовольные действия Шафирова, но вскоре понял, что другого выхода нет. По истечению двух месяцев туркам показали разрушенный Азов, но города не отдали. В Стамбуле эти действия Петра вызвали новую волну антирусских настроений, которыми воспользовались шведский король и французский посол. Они стали подталкивать султана к новой войне с Россией.

9 декабря Османская империя объявила России войну и денонсировала Прутский договор. Русским представителям — П. П. Шафирову и М. Б. Шереметеву был предъявлен проект нового договора. Турция требовала вывода русских войск из Польши, немедленной передачи Азова, всех южных крепостей, а главное — уступить всю Украину! На такие уступки Россия пойти не могла. 27 января 1712 г. Турция еще раз объявляет войну России. Однако активных приготовлений к началу военных действий не последовало. Турецкие дипломатические представители лишь встретились с Шафировым и передали просьбу к русским дипломатам «дабы они хотя что малое уступили еще по той или сей стороне Днепра для увеселения султана»[489]. Требований передать Украину уже не выдвигается. В конце марта 1712 г. начинаются переговоры о мире.

П. П. Шафиров делает все возможное, чтобы не допустить новой войны. Он подкупает турецкого муфтия, заплатив ему 30 000 левков за то, чтобы тот отказал шведам в их просьбе дать благословение султану на возобновление войны с Россией. Находит общий язык с английским и голландским послами, которые «письмами и словами» склоняли султана к миру. Поддержка со стороны послов Англии и Голландии имела решающее значение. Шафиров писал Петру: «Если б не английский и голландский послы, то нам нельзя было бы иметь ни с кем корреспонденции и к вашему величеству писать, потому что никого ни к нам, ни от нас не пускали, и конечно б тогда война была начата и нас посадили бы, по последней мере в жестокую тюрьму; английский посол, человек искусный и умный, день и ночь трудился, и письмами и словами склонял турок к сохранению мира, резко говорил им, за что они на него сердились и лаяли;… голландский посол ездил несколько раз инкогнито к визирю, уговаривал его наедине и склонял к нашей пользе, потому что сам умеет говорить по-турецки. И хотя мы им учинили обещанное награждение, однако нужно было бы прислать и кавалерии (орденов) с нарочитыми алмазами, также по доброму меху соболью»[490].

Общими усилиями Шафирова, английского и голландского послов удалось склонить к миру султана и великого визиря. 5 апреля 1712 г. был подписан новый мирный договор. Расходы на «бакшиш», т. е. взятки, подкупы и подарки, достигли суммы в 84 900 червонных венецианских и 22 000 рублей. Из них муфтий получил 10 000 червонных, визирь — 30 000, английский посол — 6000, голландский посол — 4000, и многим еще были розданы подарки[491]. 20 мая 1712 г. Петр ратифицировал мирный договор. Однако не без влияния Франции и Карла XII Турция еще раз в 1713 г. объявляет войну России. Но до открытого военного столкновения дело не дошло. Ради сохранения мира Россия пошла на новые уступки. По Адрианопольскому миру 1713 г. к Османской империи отошла вся территория Запорожья[492]. В 1714 г. П. П. Шафиров, П. А. Толстой и М. Б. Шереметев выехали на родину. Но в пути, не доезжая Киева, Михаил Борисович Шереметев умер.

Обезопасив свои южные границы, Петр все внимание сосредоточил на укреплении Северного союза, центральное место в котором вновь заняла Польша. До Полтавской битвы Станислав Лещинский и Карл XII могли считать себя здесь полными хозяевами. После Полтавы шведские войска вынуждены были уйти из Польши в Померанию. Август II сразу же заявил, что был введен в заблуждение своими приближенными, и 8 августа 1709 г. объявил Альтранштадский договор недействительным. Он немедленно возобновил военные действия. Во главе своей саксонской армии Август выбил из Польши в Померанию шведского генерала Крассау, а также короля Станислава Лещинского. После того как русские войска прошли по землям Украины, Белоруссии и вступили в Люблин, Август II вновь заговорил о союзе. Осенью Петр I и Август II встретились у Торна и заключили очередной союзный договор. Вновь, как в 1698 г., Петр подарил Августу шпагу, ту самую, которую он дарил тогда и которую Август II так позорно сдал шведскому королю. Шпагу нашли среди трофеев, захваченных русскими в сражении под Полтавой. Оба монарха сделали вид, что «не узнали» старой шпаги. Однако возобновление союза вовсе не означало, что Август отказался от той двойственной политики, которую он проводил все это время. Сохранение союзнических отношений с польским королем стало главной задачей русской дипломатической разведки.

После ратификации 20 мая 1712 г. мира с Турцией Петр принял решение направить освободившуюся на юге армию через Польшу в Померанию против шведов. Русскому послу Григорию Федоровичу Долгорукому была поставлена задача: добиться от поляков согласия кормить проходящие русские войска. Но это требование вызвало в Польше сильное сопротивление. Все польские партии объединились против России и стали угрожать войной. Долгорукому с трудом удалось уладить конфликт. Северный союз вновь зашатался, когда в 1713 г. канцлер Г. И. Головкин получил известие, что Август ищет пути к соглашению со шведами при посредничестве французского короля. Чтобы предотвратить очередное предательство Августа, Головкин предложил русскому резиденту в Польше Дашкову срочно с помощью разведки установить наблюдение за польским королем и докладывать обо всех его шагах, которые могли бы повредить союзу. Дашков располагал в Польше неплохой агентурой. Среди его агентов были канцлер Шембек, епископ Куявский и др. Сложность, однако, заключалась в том, что все они не входили в окружение короля. Август не доверял польским сановникам и правил Польшей через саксонских министров.

В 1714 г. Дашков получил информацию о том, что Август II ведет переговоры с крымским ханом. О сути переговоров Дашков узнал, завербовав за 35 червонцев переводчика крымского посла. Переводчик сообщил, что во время переговоров крымский посол от имени своего хана уверял Августа в намерении султана начать новую войну с Россией. Август в свою очередь обещал оказать помощь Турции в обмен на Смоленск и Киев. В 1715 г. ситуация в Польше резко обострилась из-за разногласий между Августом II и польскими магнатами, которые требовали удаления с территории Польши саксонских войск. В создавшейся ситуации Петр направляет в помощь Дашкову князя Григория Федоровича Долгорукова со специальным заданием. Он должен был добиться разрешения польского сейма на ввод русских войск на территорию Польши. Петр всерьез опасался, что смутой в Речи Посполитой могут воспользоваться шведы. Искусно лавируя между королем и польскими сановниками, Долгорукий с помощью обещаний и угроз добился согласия на ввод в Польшу русских войск. Дипломатическая победа, одержанная Долгоруким, оказалась как нельзя кстати. Стоило Августу выехать в Саксонию, как в Польше вспыхнуло восстание сторонников Лещинского. Однако одного присутствия русских войск оказалось достаточно, чтобы восстание, не успев разгореться, потухло.

В 1716 г. Август II понял, что своей двойственной политикой может окончательно лишится поддержки Петра в борьбе против своего противника Станислава Лещинского. В том же году он предложил Петру достигнуть взаимоприемлемых договоренностей при личном свидании. Однако Петр отверг это предложение и потребовал дать письменный ответ на все обвинения в предательстве Северного союза и России, изложенные в документе под названием «Мемория досад». Этот документ интересен тем, что показывает, насколько тщательно работала русская дипломатическая разведка. В документе против короля выдвигались следующие обвинения:

«1. Сношение Августа с французским двором и принятие посредничества французов в сепаратных переговорах о мире со шведами.

2. Заключение договора с Францией, содержание которого не довели до сведения царского величества. Царское величество узнало содержание его со стороны.

3. Король Август посылал секретно эмиссаров в Бендеры к шведскому королю и крымскому хану с предложением заключить сепаратный мир. Такого же посланца-венгерца король послал в Константинополь к французскому послу. Этот посланец жил на квартире французского посла и вел антирусскую агитацию в Константинополе.

4. Частые свидания саксонского фельдмаршала Флемминга со шведским генералом Штейнбоком. Флемминг имел также свидания с Лещинским. Во время этих встреч они вели разговоры о сепаратном мире между польским и шведским королями. Лещинский обещал быть посредником, за что ему было обещано вознаграждение»[493].

Из этих обвинений видно, что русские разведчики имели хорошо налаженную агентуру в Польше, Саксонии, Турции и Франции. «Мемория досад» интересна еще и тем, что показывает, как умело русская дипломатическая разведка пользовалась агентурными материалами. В этом документе перечислено до десятка фактических данных, полученных от агентуры. Однако обращает на себя внимание то, что ни один агент не назван, ни одного провала не последовало. Получив «Meморию досад», Август вынужден был признать большую часть выдвинутых против него обвинений.

Помимо добывания секретной информации о планах и намерениях короля, русская дипломатия в Польше не прекращала работу среди различных группировок в сейме. Это был тяжелый труд. Долгорукий в отчаянии доносил Петру: «Я чаю, государь, лучше у Донских казаков в кругу, нежели в наших нынешних сессиях. Больше тридцати человек депутатов от разных провинций и войск здесь на конгрессии заседают, и между ними таких немного, которые бы основание дела знали, только своевольно кричат»[494]. Между тем благодаря наличию таких «крикунов», которые из-за своих групповых интересов готовы были на любые сделки, российской дипломатической разведке удавалось удерживать Августа в союзе с Россией.

В 1718 г. из бесед с французским послом Базанвилем и семиградской княгиней Ракоци Долгорукий узнал, что Август попал под влияние австрийского императора, который хотел объединить турок и поляков против России. На сейме, который предполагалось созвать в ноябре 1718 г., Август намеревался добиться созыва «посполитого ружения» (всеобщей мобилизации) и поддержки требования вывода русских войск с территории Польши. Долгорукий немедленно сообщил об этом Петру и запросил инструкции. Петр дал указание «развалить» сейм, чтобы на нем не было принято решений во вред России. На подкуп депутатов было послано соболей и «камок» (шелковой китайской ткани с разводами) на 2 тыс. рублей. Чтобы сорвать работу сейма достаточно было кому-то из депутатов (послов) воспользоваться правом «вето». Найти такого депутата оказалось несложно. Посол Ошмянского повета (уезда) Корбута за солидное вознаграждение согласился «развалить» сейм.

В ноябре 1718 г. сейм начал работу. Король добился объявления «посполитого ружения» против русских. Но перед самым роспуском сейма Корбута прокричал: «Не позволяй!» и скрылся в монастыре. Переполох в королевском лагере поднялся необычайный. За Корбутой началась буквально охота. На него пытались воздействовать уговорами и, в конце концов заплатив большие деньги, убедили депутата отказаться от своего «вето». Но время было упущено. Петр вывел войска из Польши и выбил почву из-под ног противников России. Тем временем Долгорукий приступил к обработке польской знати. Он тайно встретился с коронными и окраинными польскими гетманами и с помощью подкупа склонил на сторону России. На следующем заседании сейма Август потерпел поражение и вновь стал искать союза с Петром. Усилиями российской дипломатии Августа удалось удержать в составе Северного союза. В противном случае он вполне мог стать опасным орудием в руках враждебных России сил. Сохранение даже таких формально союзнических отношений с польским королем позволяло русской дипломатии контролировать действия Августа II и оказывать на него воздействие в интересах России.

Серьезным испытание для Северного союза стали разногласия между его участниками в 1716–1717 гг. Добиваясь мира со Швецией, Петр так далеко увел русские войска на запад, что в тылу остались Польша и Пруссия. Появление русской армии у берегов Северного моря вызвало сильное беспокойство у Дании и присоединившейся в 1714 г. к союзу Пруссии. Петр в соглашениях с союзниками обязался не претендовать ни на какие территории, отвоеванные у Швеции в Померании. Все земли должны были отойти к союзникам России. Такой отказ был платой за то, чтобы союзники поддерживали закрепление за Россией земель, завоеванных в Восточной Прибалтике. В спорах союзников из-за шведских владений в Европе Петр пытался выступать в роли арбитра. Это приводило к обидам на царя со стороны того или иного союзника и отказу выполнять союзнические обязательства.

Дело дошло до того, что датский двор расценил присутствие русских войск в Мекленбурге[495] как угрозу Копенгагену. Непрочными оставались отношения и с Пруссией, которая вела себя крайне вызывающе[496]. Противоречия между участниками Северного союза давали надежду Швеции выйти из войны с минимальными потерями. Особые надежды Карл XII, вернувшийся в конце 1714 г. в Швецию, возлагал на помощь Франции и Англии. Однако российской дипломатии удалось заключить 15 августа 1717 г. Амстердамский Договор между Россией, Францией и Пруссией. От России договор подписали канцлер Г. И. Головкин, вице-канцлер П. П. Шафиров и посол в Нидерландах Б. И. Куракин. По условиям договора Россия признавала Утрехтский мир 1713 г. (закончивший войну за Испанское наследство), а Франция соглашалась заранее признать условия будущего русско-шведского договора и отказывалась оказывать политическую и финансовую поддержку Швеции. Хотя договор в основном остался на бумаге, реальным фактом стал разрыв франко-шведского союза, что имело немаловажное значение[497]. Военные и дипломатические победы Петра I заставили Карла XII искать пути к заключению мира.

Летом 1717 г. Петр прибыл в бельгийский город Спа на лечение. Вместе с ним находились канцлер Головкин, вице-канцлер Шафиров и князь Куракин. В Спа Куракин встретился со сторонником шведского короля генералом Понятовским, который сообщил, что Карл XII ищет возможность заключить сепаратный мир с Россией. После трех встреч выяснилось, что за спиной Понятовского стоит первый министр короля борон Генрих фон Герц, который был выходцем из Голштинии. Местом переговоров Герц предлагал избрать Аландские острова, занятые русскими. После предварительной стадии переговоров через Понятовского Герц сам встретился с Куракиным. В результате этой встречи в декабре 1717 г. было принято решение о начале переговоров. Куракин выдал Герцу — министру враждебного государства — паспорт на проезд через Россию в Швецию. Вся процедура переговоров с Герцем свидетельствует о том, что Петр уже тогда намеревался завербовать этого дипломата. Разрешая министру проехать через территорию России, Петр I дал указание местным органам власти держать факт проезда Герца через Россию «в высшем секрете, чтобы никто не ведал»[498]. Однако сам Герц из своей поездки секрета не делал. Приехав в Ригу, он по собственной инициативе встретился с Шафировым и обсудил с ним все детали предстоящих переговоров.

В ноябре пришло сообщение от Герца о том, что король уполномочил его и Гилленборга быть делегатами на мирном конгрессе. В январе 1718 г. Петр назначил своих делегатов на конгресс — Андрея Ивановича Остермана и Якова Вилимовича Брюса. Чтобы не дать союзникам повода обвинить его в сепаратных действиях, Петр поручил Брюсу информировать представителей Пруссии, Польши, Дании о том, что «вам велено только выслушать шведские предложения, не вступая ни в какие договоры; что мы эти предложения сообщим союзникам и без их согласия ни в какие прямые трактаты не вступим»[499]. Однако эта инструкция предназначалась для союзников. Инструкция же Петра русским уполномоченным требовала от них гибкости и максимально возможного учета требований Швеции. Им давались полномочия даже обещать русское содействие в получении возмещения за территориальные потери «в другой стороне». В то же время послам надлежало заявить шведам, что «мы с ними миру желаем, но и войны не боимся». В случае необходимости представители Петра должны были напомнить, что Россия и одна в состоянии вести против Швеции не только оборонительную, но и наступательную войну. Но главная задача состояла в том, чтобы «как можно скорее заключить договор». В инструкции предписывалось также, «что бы они предлагать вам ни стали…, а конгресс не разрывайте ни за что». Таким образом Россия стремилась достичь мира даже ценой больших уступок, за исключением главного — сохранения за ней всех балтийских завоеваний, кроме Финляндии[500]. Наряду с этими указаниями Петр в особой инструкции, адресованной только Остерману, поручил ему частным образом войти с Герцлем «в дружбу и конфиденцию». В случае согласия Герцеля на сотрудничество, Остерман мог дать ему в «подарок» до 100 тыс. рублей и впредь обещать «всякое награждение, только бы он трудился заключить мир по нашему желанию»[501].

В мае 1718 г. начались, переговоры на Аландских островах. В июне Остерман доложил Петру, что Герц принял предложение о сотрудничестве с Россией по скорейшему заключению мира. Однако найти поддержку мирным инициативам в Швеции было непросто. Противники заключения мира стремились сорвать переговоры, доказывая королю, что без восточных владений Швеция не сможет существовать. Герцу часто приходилось выезжать в Стокгольм убеждать короля в необходимости продолжения переговоров. Остерман со своей стороны не скупился на подарки первому министру. «Я ему сказал, — доносил Остерман, — что он может надеяться на самую лучшую соболью шубу, какая только есть в России, и что до ста тысяч ефимков будут к его услугам, если наши дела счастливо окончатся»[502].

Осенью 1718 г. на конгрессе началось обсуждение дополнительных статей мирного договора, предложенных шведской стороной. В обмен на признание Карлом XII присоединения к России восточных Прибалтийских земель Петр должен был в союзе со Швецией вступить в войну против Польши, Дании и Англии. Такое требование для истощенной войной России было неприемлемо. Обсуждение статей затянулось на многие месяцы. Возможно, компромисс и был бы найден, если бы не трагическая смерть шведского короля. В декабре в Норвегии Карл XII был убит при осаде крепости Фридрихсгаль шальной пулей. Обстоятельства смерти короля были загадочны и до сих пор не выяснены. Сестра короля и наследница Ульрика Элеонора прервала летом 1719 г. переговоры и, заручившись союзом с Англией, решила продолжить борьбу с Россией. Герц немедленно был схвачен и казнен. Потребовались еще два года войны, чтобы склонить Швецию к миру.

В годы Северной войны по отношению к России Англия занимала неизменно враждебную позицию, сдерживаемую лишь ее ограниченными военными возможностями из-за участия в войне за Испанское наследство. Заключение в апреле 1713 г. Утрехтского мира, положившего конец войне, позволило Англии активнее мешать возрастанию влияния России в Европе. Однако в борьбе против России английское правительство отдавало предпочтение дипломатическим, а не военным средствам. Британская дипломатия поставила своей целью всемерно ограничить русское проникновение на побережье Балтики. Перед российской дипломатией и разведкой стояла сложная задача добиться от Англии признания завоеваний России в Прибалтике.

В феврале 1713 г. Россия предложила Швеции заключить мир. Однако в середине 1713 г. английский посол лорд Страффорд сообщил русскому послу в Гааге Б. И. Куракину, что английское правительство настаивает на том, чтобы участники Северного союза приняли посредничество Англии и Голландии в переговорах о мире со Швецией. Под угрозой применения силы Англия настаивала, чтобы Россия, Дания и Саксония вернули Швеции все захваченные у нее территории в ходе Северной войны. За Россией сохранялось только право оставить за собой Петербург. Дания и Саксония согласились принять посредничество Англии на переговорах. Куракин сообщил об этом царю и получил указание: на «медиацию» (посредничество) не соглашаться, но принять «Bona Officia» (ни к чему не обязывающее посредничество). В инструкции говорилось, что Куракин может обещать Страффорду 20 000 ефимок, если он со вниманием отнесется к интересам России. Одновременно послу было предложено вербовать и Витворта, который получил назначение быть английским уполномоченным на мирных переговорах. По сведениям русских дипломатов, он относился доброжелательно к России и Северному союзу. На эти цели Куракину было ассигновано в общей сложности 100 тыс. ефимок[503]. Но необходимость в вербовке английских дипломатов отпала. Петр, получив известия о победах русских войск в Финляндии и Померании, решил, что шведов можно склонить к миру без посредничества Англии.

В 1714 г. в отношениях между Россией и Англией наметились перемены. Шведы начали открытую торговую войну против Англии. Только в 1714 г. они конфисковали 24 английских корабля. Весной 1715 г. шведы захватили свыше 30 английских судов. На почве этих событий происходит сближение русских и английских интересов. Новые возможности для развития отношений между Россией и Англией открылись после вступления на английский престол короля Георга I, ганноверского курфюрста, который унаследовал британский трон. Георг I был заинтересован в присоединении к Ганноверу городов Бремена и Вердена, захваченных шведами. Таким образом появился реальный шанс заключить союз с самой Англией. В 1715 г. соответствующий договор о передаче этих городов Ганноверу был подписан между Россией и Георгом I как курфюрстом. В марте 1716 г. Б. И. Куракин прибыл в Лондон по приглашению ганноверского министра Бернсдорфа. Министр сразу заявил Куракину, что вступает с ним в переговоры не как представитель Ганновера, а как доверенное лицо короля Англии. От имени Англии Бернсдорф предложил Куракину заключить договор о совместных военных действиях против Швеции. Англия предоставляла свой флот, а Россия сухопутные силы. Предлагался также обмен гарантиями. Англия гарантировала России земли, приобретенные в Восточной Прибалтике, а Россия гарантировала Георгу I и его наследникам сохранение английской короны. Однако все эти предложения носили устный характер. Куракин предложил Бернсдорфу представить английские предложения в письменной форме. Бернсдорф пообещал сделать это в ближайшее время. Но этого так и не произошло.

31 марта 1716 г. английский министр Тоунсенд неожиданно потребовал от России немедленно подписать отдельно торговый договор без заключения намеченного союзного договора. Куракин отказался это сделать без консультаций с Петром. Переговоры пришлось прервать. Вслед за эти последовало резкое ухудшение русско-английских отношений. В 1718 г. Англия организовала Тройственный оборонительный союз, направленный против России. В союз вошли Англия, Голландия и Франция. К участию в союзе Англия подключила и Австрию.

Отношения России с Австрией были весьма сложными. В 1712 г. послом в Вену был назначен А. А. Матвеев. Первое, что ему бросилось в глаза по приезде на место, — это коррупция венских вельмож. «Здесь взяток за стыд не ставят и без того криво глядят», — писал посол[504]. При наличии средств обстановка для разведывательной деятельности была идеальной, но Матвеев не смог ею воспользоваться. Имея агентуру, он вполне удовлетворительно освещал все, что происходило в дипломатическом корпусе и при дворе. Так, для освещения положения дел при дворе Матвеев завербовал фаворита императора — графа Столли. Неплохие отношения ему удалось наладить с женой цесаря — принцессой Вольфенбюттельской. Склонить ее к сотрудничеству было нетрудно, учитывая, что она была родной сестрой супруги русского царевича Алексея. Но получение информации Матвеев не сопровождал активными агентурными операциями, которые могли бы повлиять на ход дипломатических переговоров. Склонить Австрию к союзу с Россией не удавалось[505].

Матвеев пробыл в Вене до 1715 г. Из Вены он должен был уехать в Польшу на дипломатическую работу. Но неожиданно в Коллегию иностранных дел из Вены поступило анонимное письмо, адресованное царю. В нем указывалось, что Матвеев не умеет работать как дипломат, слишком груб и самолюбив, не конспиративен, не умеет вербовать людей. Кроме того, сообщалось, что Матвеев завел себе любовницу — некую Шперлинг, дочь лакея, шведа, обвиняемого в краже. На любовницу он тратил по 12 000 гульденов в год и сделал долги. Неразборчивость Матвеева в связях проявилась и в том, что самым доверенным лицом его стал авантюрист Фронвиль, именовавший себя бароном. В действительности он был парижским жуликом, работавшим лазутчиком у французов в Польше.

Содержание анонимного письма свидетельствует о хорошо поставленной контрразведывательной работе противников России. По мнению историков, анонимное письмо было работой саксонских дипломатов, не желавших назначения Матвеева послом в Польшу. Собрав против него компрометирующий материал, они в нужный момент пустили его в ход. Вероятно, многое из того, о чем сообщалось в анонимном письме, соответствовало действительности. Вместо Польши Матвеев поехал в Россию. По возвращении на родину он становится одним из ближайших сподвижников Петра, удостаивается графского титула, звания сенатора и назначается президентом Юстиц-коллегии. Однако следует признать, что на дипломатическом поприще его успехи были невелики, а по дипломатической разведке в Австрии он не сделал чего-либо заслуживающего внимания.

Гораздо способнее в дипломатических делах оказался преемник Матвеева — Авраам Павлович Веселовский. В Вене ему удалось завербовать обергофканцлера графа Цицендорфа через его жену, которая любила играть в карты и, как часто бывает, сильно проигрывалась. Войдя в доверие к графине, Веселовский предложил ей уговорить мужа сотрудничать с русским царем «за известную пенсию». Вскоре граф дал согласие и встретился с Веселовским. В личной беседе обязался докладывать обо всех предложениях, которые будут делаться венскому двору со стороны союзников или шведского короля, а также во всем помогать царю. За эти услуги Веселовский назначил графу пенсию в 6000 ефимок. Эта вербовка была проведена по всем правилам разведывательного искусства. С точки зрения техники она была безупречна. Однако русская разведка, по не совсем понятным причинам, не согласилась сотрудничать с Цицендорфом на оговоренных условиях[506]. Вскоре Веселовскому представилась еще одна возможность показать свое искусство разведчика. В 1716 г. он вместе с П. А. Толстым участвовал в операции по возвращению в Россию царевича Алексея.

Царевич Алексей родился в 1690 г. от брака Петра с Евдокией Лопухиной. После пострижения матери в монахини в 1699 г., Алексей оставался на попечении сестер Петра. Сам царь при своих постоянных заботах и поездках мало обращал внимания на воспитание сына. Неудивительно, что сын оказался мало похож на отца. Алексей был умен, начитан, признавал необходимость преобразований в России, но совершенно не разделял методов и целей реформ своего отца. Петр пытался приобщить царевича к делу, надеясь воспитать сына как достойного помощника и наследника. Он часто давал Алексею поручения важного характера и возил собой. Но с первых же шагов Петр убедился, что сын хотя и умен, но к делу неспособен и враждебен ему по взглядам. В 1711 г. Петр женил Алексея на принцессе Вольфенбюттельской Софии Шарлотте. Царь надеялся переделать сына с помощью влияния на него культурной женщины. Царевич хорошо относился к жене, но не изменился. В 1715 г. у него родился сын Петр, а вскоре умерла жена. После рождения внука Петр стал иначе смотреть на своего сына, ибо появлялся другой наследник. Кроме того, Петр мог рассчитывать сам иметь сыновей, так как в 1712 г. он официально вступил во второй брак с «ливонской пленницей» Екатериной Алексеевной Михайловой (до крещения она называлась Скавронской и Васильевской).

После смерти жены Алексея Петр потребовал от сына отречься от престола и постричься в монахи, что лишало его возможности вступить на трон. Алексей ответил, что готов идти в монахи. Петр отложил решение этого вопроса, не настаивая на пострижении сына, дал царевичу полгода на размышление и вскоре уехал за границу. Прошло полгода, и в 1716 г. Петр из Дании потребовал у сына ответа и звал его к себе в том случае, если он раздумал идти в монахи. Под видом поездки за границу к отцу царевич вместе со своей любовницей Ефросиньей выехал из России. Но вместо того, чтобы ехать в Данию, он отправился искать защиты в Австрию к своему шурину императору Карлу VI. Император принял Алексея и спрятал его сначала в Вейербурге, а затем в Тироле в Эренберге.

Обнаружил Алексея А. П. Веселовский, который сообщил царю, что царевич под фамилией Коханский живет в Тироле. На представления Веселовскрго принц Евгений ответил, что цесарь ничего не знает, а на письмо Петра ответил оскорбительным посланием. Тогда Петр отправляет в Вену своего лучшего разведчика-дипломата Петра Андреевича Толстого и полковника Румянцева с поручением: во что бы то ни стало доставить Алексея в Россию. Инструкция, данная Петром Толстому, является образцом дипломатического искусства. Она детально разъясняла послу, как он должен представить дело цесарю, как заставить его признать неправильность своих действий. Толстой должен был убедить императора в том, что вмешательство в семейные дела царя — это посягательство на Суверенитет Российского государства. Вместе с тем Петр, зная, что прямыми путями трудно будет заставить австрийского императора выдать Алексея, предлагает действовать через его министров, склонив их на свою сторону «всякими образы».

Задание было весьма трудным. 26 июля П. А. Толстой приехал в Вену и в тот же день был принят императором. Но на представление русского посла об укрывательстве царевича Карл VI прямого ответа не дал. Тогда Толстой решил действовать окольными путями. Он явился к герцогине Вольфенбюттельской, теще цесаря и царевича Алексея, и напугал ее тем, что Петр собирается предать сына анафеме. Угроза сразу подействовала на герцогиню. Проклятие отца отразилось бы на наследниках Алексея, то есть на ее внуках. Она немедленно призналась, где скрывается Алексей, и заявила Толстому, что постарается примирить сына с отцом. Австрия была заинтересована в том, чтобы воспользоваться этим инцидентом и оказать давление на Россию.

Но Толстой не намерен был принимать чье-то посредничество, тем более на каких бы то ни было условиях. Опасаясь, что Петр может двинуть войска в Богемию, Карл VI разрешил Толстому самому поехать в Неаполь для переговоров с царевичем. 24 сентября 1717 г. Толстой выехал в Неаполь, а 26 сентября уже встретился с Алексеем. Из беседы с царевичем выяснилось, что он перепуган, ждет и боится наказания и добровольно не вернется. Тогда Толстой пустил в ход агентурные комбинации. Он сумел расположить к себе вице-короля неаполитанского, графа Дауна, и убедил его в необходимости избавиться от такого неприятного гостя, как Алексей. Затем им был завербован секретарь вице-короля, который являлся посредником в сношениях между Алексеем и вице-королем. Пообещав хорошее вознаграждение, Толстой дал ему задание терроризировать Алексея слухами о том, что император не будет защищать Алексея, так как международная обстановка не позволяет австрийцам раздражать Петра.

В довершении всего Толстой договорился с вице-королем о том, чтобы тот разлучил Алексея с Ефросиньей. Окончательно сломило царевича сообщение Толстого о том, что им получено известие о намерении Петра лично приехать к сыну, а в Польше готовятся войска для похода на Австрию. Царевич Алексей согласился вернуться в Россию, выговорив для себя право жениться на Ефросинье и жить с ней в деревне. 14 октября 1717 г. Толстой увез его из Неаполя, а 31 января 1718 г. Алексея доставили в Москву.

При выполнении этого задания Петр Андреевич Толстой показал себя во всем своем блеске искусного дипломата и разведчика. Он не только выполнил поручение Петра, но проделал это без всяких дипломатических и военных осложнений, без скандалов, без больших затрат, чем поднял авторитет Петра и России на еще большую высоту. Австрийцы же не только ничего не выиграли, но, напротив, своим вмешательством в сугубо внутренние, даже семейные, дела царствующего в России дома уронили свой международный престиж.

В Москве Алексей в присутствии многочисленного народа, собранного во дворце, получил от отца прощение при условии, что отречется от престола и назовет всех своих сообщников, причастных к его побегу. Царевич их назвал. Следствие над этими людьми дало такие результаты, каких Петр вряд ли ожидал. Он узнал, что за спиной Алексея стояли лица, которые настраивали его действовать против отца и что Алексей готов был пойти на это. Розыск по делу царевича привел к суду и к строгим приговорам. Следствие не вскрыло заговора против Петра со стороны Алексея. Тем не менее Петр взял назад свое прощение сыну и передал царевича суду как государственного преступника. Результатом судебного следствия стал смертный приговор. Измученный нравственными потрясениями и пытками Алексей умер, не дождавшись исполнения приговора, в Петропавловской крепости 27 июня 1718 г.[507]

В ходе следствия скомпрометированным оказался и А. П. Веселовский. Боясь разделить участь других, он предпочел не возвращаться в Россию, и сам стал «невозвращенцем». Дело царевича имело еще одно последствие: австрийский резидент в России Отто Блеер оказался замешанным в нем. Как показало следствие, он был связан с оппозиционными элементами в России и давал «непозволенные советы к возмущению». Петр обратился к цесарю с просьбой отозвать своего резидента. В ответ на это представление австрийцы выслали без предупреждения всех русских консулов и предложили выехать в восьмидневный срок всем русским дипломатам. Петр в свою очередь ударил Австрию по самому чувствительному месту — приказал выслать из России всех миссионеров-иезуитов. Петр и раньше знал, что братство Иисуса организация не религиозная, а политическая и служит «к услугам и выгодам папы», но до поры до времени терпел их присутствие в России. После оскорбительного демарша Австрии терпению пришел конец.

Этот дипломатический конфликт ускорил присоединение Австрии в 1718 г. к Тройственному союзу, куда входили Англия, Голландия и Франция. Расстановка политических сил в Европе оказалась таким образом крайне неблагоприятной для России. Англия подогревала упорство шведов обещанием эффективной военной и финансовой помощи. Это привело к прекращению переговоров на Аландском конгрессе. В 1719 г. Англия ввела в Балтийское море свою эскадру. Три навигации (1719–1721) эскадра адмирала Норриса крейсировала на Балтике, так ни разу и не встретив русских кораблей. Норрис имел приказ держаться подальше от тех мест, где можно их встретить, а Петр со своей стороны приказал избегать столкновений с кораблями Норриса. Военный эффект британской экспедиции был равен нулю. Только летом 1720 г. шведско-английский флот высадил десант на пустынный остров под Ревелем и сжег там избу и баню. Петр в письме к Б. И. Куракину в Нидерланды приказал как можно шире сообщать об этом «успехе» англичан и шведов. Меншиков иронически советовал Петру, не расстраиваться по поводу такой «страшной» потери: «Уступите добычу сию на раздел, а именно баню шведскому, а избу английскому флотам»[508].

Тем временем 27 июля 1720 г. русский флот нанес поражение шведскому флоту у острова Гренгам в Аландском архипелаге. Галерный флот напал на шведскую эскадру, захватил 4 фрегата, 104 пушки и 407 пленных. Петр I особенно высоко ценил эту победу потому, что она была достигнута «при очах господ англичан, которые ровно шведов оборонили, как их земли, так и флот». Ульрика и ее правительство убедились, что, затянув войну и пойдя на союз с Англией, они допустили крупный просчет.

Убедившись в бесплодности попыток вытеснить Россию с берегов Балтийского моря, Англия потеряла интерес к продолжению Северной войны и отозвала свой флот. Тройственный союз окончательно распался. Истощенная войной Швеция решила пойти на мир. 30 августа 1721 г. в Ништадте был подписан мирный договор, по которому Лифляндия, Эстляндия, Ингрия, часть Карелии с дистриктом Воборгского лена со всеми «аппартиненциями перешли в полное неотрицаемое, вечное владение и собственность царскому величеству и его преемников». Чтобы «позолотить пилюлю» Россия согласилась в качестве компенсации выплатить Швеции 2 млн. талеров и предоставила ей право беспошлинно вывозить из страны хлеб на 50 000 рублей в год. В том же году Петр I принял титул императора.

Так закончилась одна из самых блестящих страниц русской истории. 21 год длилась война со шведами. Победа была завоевана упорным трудом русского народа, его правительства и организатора — Петра I. В итоге Северной войны Россия становится влиятельной державой, от позиции которой зависело решение важнейших европейских проблем. Россия, дипломаты которой еще в 1668 г. должны были доказывать, что крымскому хану посылаются «любительские подарки», а не дань, теперь с успехом противостояла изощренным и влиятельным дипломатическим службам Британии, Франции, Австрийской империи.

Окончание Северной войны позволило Петру I активизировать свою восточную политику. В первую очередь интересы России требовали выхода к Каспийскому морю. Необходимо было взять под свой контроль транзитную торговлю Востока со странами Европы, особенно торговлю шелком, и положить предел военно-политической экспансии Турции. Закрепиться в Восточном Закавказье Петр предполагал с помощью христианских народов Армении и Грузии, избегая политического и тем более военного конфликтов с Персией и Турцией. В течение XVI–XVII вв. народы Закавказья и Кавказа находились в сфере постоянных притязаний Турции и Персии. Четкие границы сфер влияния этих стран в Закавказье были установлены в 1639 г. К началу XVIII в. вся Западная Грузия — Имеретинское царство, княжества Абхазии, Грузии, Мегрелии, а также земли Западной Армении находились под владычеством Турции. Восточная Грузия, состоявшая из царств Картли и Кахетии, вся Восточная Армения с Карабахом, а также Азербайджан и Дагестан перешли под власть Персии.

С конца XVII в. персидское государство Сефевидов охватил политический и экономический кризис, который еще больше усугубился в начале XVIII в. Восстание афганских племен под руководством Мир-Махмуда стало роковым для персидского шаха. 23 октября 1722 г. восставшие взяли столицу Персии Испаган (Исфахан). Шах Хусейн вынужден был отречься от престола в пользу Махмуда. Но восемнадцатилетний сын Хусейна Тахмасп, вовремя покинувший Испаган, в ноябре объявил себя шахом Тахмаспом II. В стране наступило фактическое двоевластие. За положением дел в Персии пристально следили как в Турции, так и в России. Оба государства были заинтересованы в том, чтобы взять под свой контроль западное побережье Каспийского моря. Особую агрессивность проявляла Турция. Однако и Россия не желала оставаться в стороне. Петр I понимал, что в случае утверждения турецкого господства в Закавказье и Персии Россия лишится выхода к южным морям, перекроются ее коммуникации в Закавказье, что не только ликвидирует возможность перевода торговли шелком на Волжско-Каспийский путь, но и вообще отстранит русское купечество от восточной торговли.

В период военно-политического кризиса в Персии заявили о себе и христианские народы Восточного Закавказья. Еще в 1701 г. к Петру I с программой освобождения Армении от иноземного гнета приехал Исраел Ори — выдающийся деятель армянского освободительного движения. Он был сыном одного из карабахских меликов (владетельных феодалов). В Москву Ори прибыл после длительного путешествия по странам Запада, где безуспешно просил помощи. Ори представил Петру I план освобождения Армении, который мог бы реализоваться лишь после вступления русских войск в пределы Персидской империи. Одновременно он передал русскому правительству письмо армянских меликов, в котором они просили русских прийти на помощь Армении, а в благодарность готовы были признать за Россией юго-западное побережье Каспийского моря. Ори представил также в Посольский приказ подробную географическую карту Армении. Не без основания можно считать, что миссия Исраела Ори послужила толчком для формирования у Петра I идеи Каспийского похода. Но в условиях Северной войны реализовать этот план было нельзя. Петр пожаловал Ори звание полковника и разрешил ему поехать в Европу для того, чтобы «осведомиться», какую помощь «могут подать» австрийский император и баварский курфюрст. В 1707 г. полковник Ори, возвратившись ни с чем из поездки в Европу, был отправлен в Персию для сбора военно-политической информации под видом папского посланника. Но в 1711 г. по пути из Персии в Россию, в Астрахани, Ори внезапно умер.

Если в Армении опорой для России служили мелики Карабаха, то в соседней Грузии положение было иным. Грузинские царства Картли и Кахети вели междоусобную борьбу, что снижало значение Грузии как политической и военной силы. Однако при русском дворе рассчитывали на роль царя Картли Вахтанга VI, которому вплоть до 1723 г. отдавали предпочтение как лидеру, способному содействовать решению внешнеполитических задач России в Закавказье. Вахтанг VI был убежденным сторонником русской ориентации. Но поскольку царь Картли считался вассалом иранского шаха, он был призван ко двору шаха в 1712 г. и принужден обратиться в мусульманство. За реализацию своей программы по освобождению родины Вахтанг принялся только после возвращения в Грузию в 1719 г.

Неудачный Прутский поход (1711) и постоянное опасение, что Турция может возобновить войну, заставили Петра обратить пристальное внимание на Кавказ. Петр решил противопоставить зависевшей от султана Кубанской орде (часть Ногайской орды, которая образовалась после распада Золотой Орды и в свою очередь распалась на несколько более мелких орд) — Кабарду. С этой целью в 1711 г. на Кавказ был направлен уроженец Малой Кабарды князь Александр Бекович Черкасский (до крещения Давлет-Кизден-Мурза). Вскоре Черкасский сообщил Петру, что черкесские князья готовы служить великому государю всею Кабардой. Однако тот же Черкасский в 1714 г. дал знать, что посланцы крымского хана склоняют в турецкое подданство некоторых вольных князей Северного Кавказа, обещая им ежегодное жалование. В Большой Кабарде ханские посланцы не имели успеха, но кумыцкие князья выразили желанье перейти в турецкое подданство. Александр Бекович Черкасский доносил, что турки намерены соединить под своею властью все кавказские народы вплоть до персидской границы[509].

В июле 1715 г. Петр направляет в Персию посольство во главе с одним из самых опытных и искусных дипломатов Артемием Петровичем Волынским. Помимо дипломатических функций 26-летний посол должен был выполнять и задачи военно-политической разведки. В инструкции Волынскому указывалось, что по дороге в Испаган он должен произвести разведку водных путей, которые вели бы в Индию. Находясь в Персии, разведать сколько у шаха крепостей и войск и в каком они состоянии. Внушить шаху Хусейну мысль о том, что не русские, а турки являются главными противниками персидскому государству. Постараться убедить его в необходимости направить торговлю шелком не через Турцию, а по Волжско-Каспийскому пути. Разведать «об армянском народе, много ли его и в которых местах живет», и о его отношении к России[510].

В марте 1717 г. Волынский с большими трудностями и неприятностями приехал в Испаган. Его приняли радушно, но по прошествии нескольких дней без объяснения причин посадили под домашний арест и установили постоянное наблюдение. Волынский трижды встречался с шахом Хусейном и имел несколько конфиденциальных бесед с визирем. Из этих встреч и личных наблюдений посол сделал вывод, что шах — глава не над своими подданными, а «у своих подданных подданный, и что редко такого дурачка можно сыскать и между простых, не токмо из коронованных». Всеми делами в государстве заправляет наместник шаха Эхтимат-Девлет, «который всякого скота глупее, однако у него такой фаворит, что шах у него изо рта смотрит, и что велит, то делает». Волынский предпринял попытку войти в доверие к визирю и подкупить его, но из этого ничего не вышло. В письме к Петру посол признавался, что Эхтимат-Девлет оказался «такой дурак, что ни дачею, ни дружбою, ни рассуждением подойтить невозможно; как уж я пробовал всякими способами, однако же, не помогло ничто». Своими действиями шах и визирь довели страну до крайнего разорения. По убеждению Волынского, Персия «не только от неприятелей, и от своих бунтовщиков оборониться не может». Посол делал вывод о необходимости начать войну с Персией немедленно, «ибо если впредь сие государство обновиться другим шахом, то, может быть, и порядок другой будет»[511].

Летом 1717 г. до Хусейна стали доходить слухи о том, что несколько тысяч русских солдат вошли в прикаспийскую провинцию Гилянь. Напуганный шах предложил русскому послу немедленно покинуть пределы страны. Но Волынский к тому времени был уже достаточно осведомлен о положении дел в Персии. «Хотя б еще и десять лет жить, больше уже не о чем проведывать и смотреть нечего и дел никаких не сделать»[512], — писал Волынский. 1 сентября 1717 г. он выехал из Испагани. Перед отъездом Волынский заключил договор, по которому русские купцы получили право свободной торговли по всей Персии, право покупать шелк-сырец повсюду, где и сколько захотят. Не забыл Артемий Петрович и о себе. Прослышавший о военных победах Петра над шведами шах испугался, что царь двинет свои войска к границам Персии, и стал сулить Волынскому щедрое вознаграждение за гарантии безопасности. Волынский потребовал колоссальную по тем временам мзду — сто тысяч рублей. Хусейн пообещал, но нагло обманул царского посла: при отъезде Волынского из Испагани, сославшись на отсутствие наличности, он выдал ему вексель на имя ширванского правителя, которого обязал расплатиться. Одновременно был послан курьер от шаха с предписанием — не платить послу ни копейки.

По дороге в Россию Волынский остановился на зимовку в городе Шемахе, где имел возможность еще лучше узнать и изучить положение дел в персидском государстве. Здесь он встретился с посланцем Вахтанга VI Фарседан-беком. После принятия мусульманства Вахтанг был назначен шахом главнокомандующим персидских войск. Вахтанг просил передать Волынскому, что в сердце он остается христианином и готов оказать помощь Петру в борьбе с Персией. Волынский взял письмо Вахтанга к его тетке, царице Имеретинской, жившей в России, но вступать в переписку с главнокомандующим персидской армии не стал.

В начале 1719 г. А. П. Волынский вернулся в Россию. Петр был доволен его миссией и пожаловал ему чин полковника и генерал-адъютанта. Донесения Волынского убедили царя в необходимости готовиться к Персидскому походу. Вскоре Артемий Петрович был назначен на должность астраханского губернатора и стал активно готовиться к походу на западное побережье Каспийского моря. В марте 1720 г. он получил указание Петра установить связь с Вахтангом VI и договориться с ним о совместных действиях. Кроме того, Волынскому поручалось организовать разведку местности от Терека до Урчи и скрытно начать строить амбары, магазины, суда и прочее, «дабы в случае ни за чем остановки не было». В том же году в сентябре в Персию для ведения разведки был направлен капитан Алексей Баскаков. Он должен был разведать путь для прохода войск от Терека до Шемахи, от Шемахи до Апшерона и оттуда до Шляни. Кроме того, ему поручалось собрать сведения о судоходстве на реке Куре и «все это делать в высшем секрете»[513].

К 20-м годам XVIII в. завершается процесс оформления военно-политического союза России с деятелями армянского и грузинского освободительного движения. Первоначально армяно-грузинское содружество возглавил царь Картли Вахтанг VI. В 1719 г. грузинские войска во главе с Вахтангом стали готовиться к выступлению против персидского шаха. Грузинский царь вел в это время переговоры с армянскими военачальниками о совместных боевых действиях. В начале 20-х гг. XVIII в. произошло объединение разрозненных армянских отрядов и формирование в восточных провинциях Армении самостоятельного армянского войска. Наставником и руководителем армянских меликов до 1724 г. был католикос Гандзасара (Карабах) Есаи Асан Джалалян. Развернувшееся в Восточном Закавказье освободительное движение стало прологом к вступлению русской армии в пределы Персидской империи на западном побережье Каспийского моря.

В начале 1722 г. было получено известие от русского консула в Персии Семена Аврамова. В нем сообщалось о восстании афганцев во главе с Мир-Махмудом. Посланные против восставших войска шаха был разбиты. Консул сообщал, что персидские войска совершенно деморализованы и неспособны к сопротивлению. Одновременно было получено известие от русского резидента в Константинополе И. И. Неплюева о том, что лезгины просят покровительства султана и готовы признать его своим верховным государем. В сложившейся ситуации медлить было нельзя. Поход на Кавказ и в Иран начался в июле 1722 г. Русские войска (22 000 человек) на судах были перевезены к устью Терека. Там пехота соединилась с подошедшим отрядом конницы в составе 9 тыс. человек. Одновременно с продвижением войск велись переговоры с персидским правительством. Еще 25 июня, в Астрахани Петр приказал отправить «пункты» русскому консулу в Персии Семену Аврамову. Консул должен был «предлагать шаху старому или новому, или кого сыщет по силе кредитива»[514], что русские войска идут не для войны с Персией, а с тем, чтобы помочь ей в борьбе с бунтовщиками, что если шах уступит некоторые провинции, лежащие по Каспийскому морю, то Россия готова оказать военную и финансовую помощь Персии.

Аврамов получил эти пункты, находясь в Казбине, и предложил наследнику шаха Тахмаспу принять помощь России. Но, столкнувшись с «замерзелой спесью и гордостью» наследника, Абрамов стал искать подход к наиболее влиятельным вельможам. Вскоре ему удалось убедить их в необходимости просить помощь у русского царя и послать к нему посла. Давая знать о результатах своих переговоров, Аврамов доносил Петру, что персидское государство в конец разорено, а наследник престола Тахмасп не может собрать больше 400 человек войска. В августе русские войска без боя овладели Дербентом. Но дальше Дербента возглавляемая Петром I армия не пошла. Русский император ждал прихода объединенных армяно-грузинских войск под предводительством царя Вахтанга и католикоса Есаи Асан Джалаляна. Однако ни Есаи, ни Вахтанг до соединения с русской армией не собирались предпринимать активных военных действий. Петр I через придворного царя Вахтанга VI князя П. А. Туркестанова, который в качестве связующего звена осуществлял челночные поездки между ставками русского и грузинского царей, передал Вахтангу, что встреча войск может состояться где-то между Дербентом и Баку.

В сентябре Вахтанг выступил из Тбилиси и, направляясь к Гяндже, послал католикоса Есаи в Карабах за армянским войском. 22 сентября в местечке Чолак, неподалеку от Гянджи, грузинская армия встретилась с войсками карабахских армян во главе с Есаи. Но, несмотря на достижение договоренности выступить к Шемахе и освободить город от лезгин, армия Петра I и армяно-грузинские войска простояли без движения в течение двух месяцев 1722 г. Пауза в каспийской кампании была вызвана не только потерями в обозе и губительным действием климата на русских солдат. Она имела и определенный стратегический смысл. Заняв Дербент, Петр стал ждать известий от русского резидента в Константинополе И. И. Неплюева о реакции Турции на действия России. Реакция турецких властей проявилась в значительно более бурной форме, чем ожидал Петр. В начале октября турецкий визирь от имени своего правительства заявил Неплюеву, что он советует русскому императору вернуться в свое государство, угрожая в противном случае войной. 12 октября русский посол уведомил Петра о том, что турецкие власти решили ввести в Грузию свои войска и занять Тбилиси. Одновременно турецкая дипломатия активизировала свои действия по нейтрализации армянского и грузинского освободительного движения. В декабре 1722 г. турецкие власти заверили армянских миликов Карабаха в своем миролюбии, а Вахтангу VI неоднократно предлагалось принять турецкое подданство.

Не добившись успеха по нейтрализации армянского и грузинского освободительного движений, Турция решилась взять под свой протекторат лезгин. Этот шаг был направлен против России: в секретном предписании предводителю дагестанских лезгин Дауд-беку турецкий султан поручил приложить старание к изгнанию русских их Прикаспия. Петр не хотел новой войны с Турцией. Перед тем как покинуть Дербент, царь через своего представителя и резидента Ивана Толстого переслал в Тбилиси как руководство к действию грамоту для Вахтанга VI. После этого, передав командование войсками генералу М. А. Матюшкину, Петр I покинул армию и в октябре прибыл в Астрахань. В грамоте грузинскому царю Петр предлагал Вахтангу стать посредником между Россией и Персией. Вахтанг должен был убедить шаха в миролюбии России и желании русского государства помочь шаху избавиться от «бунтовщиков». Петр рассчитывал, что шах добровольно откажется в пользу России от прибрежной полосы Западного Каспия и согласится на образование армяно-грузинского государственного объединения под протекторатом России. Такое государство могло бы стать военно-политическим буфером на пути продвижения Турции в Закавказье и к русским владениям Прикаспия. Установление протектората России над армяно-грузинским государством преследовало также задачу обеспечить политическое равновесие на Кавказе после того, как Турция приняла под свою протекцию владения лезгин. Но этим планам Петра не суждено было сбыться. Узнав от гонца Вахтанга VI о предложениях России, шах Персии Тахмасп II отверг их, а самого Вахтанга обвинил в измене.

В следующем году поход был возобновлен. Западное и южное побережье Каспийского моря с городами Баку и Рештом были заняты русскими войсками при поддержке местного населения. Успех похода закрепил подписанный в Петербурге в 1723 г. договор, по которому к России отошли прикаспийские провинции Персии с городами Дербент, Решт и Астрабад. В ответ турецкие войска начали продвижение в сторону Гянджи, Еревана и Нахичевана. Новая расстановка сил в Закавказье была закреплена договором между Россией и Турцией, подписанным 12 июня 1724 г. в Константинополе. По договору султан признал приобретения России в Прикаспии, а Россия — права Турции на Западное Закавказье. Для обмена ратификационными грамотами в Константинополь был отправлен бригадир Александр Румянцев в звании чрезвычайного посланника. На него же была возложена обязанность участвовать вместе с комиссарами Порты в разграничении русских и турецких владений на Кавказе. Относительно этого разграничения Петр собственноручно написал Румянцеву «промеморию». В ней давалось задание произвести разведку местности от Баку до Грузии, выяснить далеко ли Армения от Грузии и какова сила грузинской и армянской армий. Это была одна из последних разведывательных инструкций Петра I.

В царствование Петра I взоры России впервые были обращены в сторону среднеазиатских земель. В то время о них мало знали. Долетали только отдельные слухи о таящихся там несметных богатствах. Петр проявил интерес к Средней Азии, когда получил секретные сведения о том, что в долине реки Аму-Дарьи открыты большие месторождения золота. В 1716 г. Петр решил послать туда экспедицию во главе с князем Александром Бековичем Черкасским. Цель экспедиции заключалась в том, чтобы склонить хивинского хана в русское подданство, а бухарского — к дружбе. Одновременно князь должен был проверить достоверность слухов о золотых россыпях в нижнем течении Аму-Дарьи, а также разведать торговые пути в Индию[515]. С этой целью Петр повелел князю взять с собой доверенных купцов. Кроме того, царь предписал отрядить из экспедиции в Индию поручика Кожина, который «под образом купчины» должен был «разведать о пряных зельях и о других товарах и для того прислать Кожину двух человек добрых людей из купечества, и чтобы оные были не стары». Но экспедиция закончилась неудачей. Хивинский хан сначала уговорил князя рассредоточить силы, а затем вероломно напал на отряды и полностью истребил их. По информации Волынского, персидский шах Хусейн послал в «подарок» хивинскому хану 20 000 рублей на русские деньги с тем, чтобы он убил князя[516].

Тем не менее эта неудача не остановила Петра. Он посылает к хану новое посольство во главе с Флорио Беневини. Беневини был выходцем из Италии и находился на русской службе, не раз доказывая на деле свою преданность Петру и России. Он хорошо знал Восток, владел турецким и персидским языками. Главная задача, поставленная перед ним, сводилась к негласной проверке сведений о золоте. Кроме того, Петр собирался установить торговые отношения с Бухарой, и Беневени должен был выяснить, какое влияние на бухарского хана оказывают Персия и Турция. В 1719 г. русское посольство отправилось в Бухару через Персию вместе с возвращавшимися домой бухарскими посланниками. В 1720 г. посольство прибыло в Тегеран. Все это время Беневини собирал военно-политическую информацию о Персии и направлял ее в Петербург. Пребывание в Тегеране затянулось, но в конце концов, шах соизволил отпустить Беневини. Покинув пределы Персии, русское посольство в сопровождении бухарских коллег прибыло в Бухару в конце 1721 г.

Хан внешне благосклонно принял Беневини, и тот три года проработал на земле Бухары. Несмотря на пристальное наблюдение, установленное за Беневини, ему удалось выяснить, что золотоносный песок выносится в Аму-Дарью горными речушками, а, значит, месторождение золота находится где-то в горах. Действительно, Беневини и его люди вскоре установили, что в горах Бадахшана находятся залежи руды, содержащей золото. В других местах были залежи меди, квасцов, свинца, железа и серебра. Беневини выяснил также, что все эти месторождения строго засекречены, находятся под личным контролем хана и никому не разрешается заниматься их разработками. Перед возвращением на родину Беневини заключил от имени России оборонительный договор с Бухарой против Хивинского ханства и договорился о возможности развития торговых отношений. Петр I по достоинству оценил заслуги Флорио Беневини. После возвращения итальянца в Петербург он получил назначение на работу в Коллегию иностранных дел. Большой личный опыт и хорошее знание Востока позволили Беневини долгие годы успешно осуществлять руководство одним из отделов коллегии — так называемой экспедицией «турецкого и других языков»[517].

В течение первой четверти XVIII в. Россия стремилась укрепиться в Закавказье и упрочить свои позиции в Средней Азии. В условиях тяжелейшей Северной войны Петр I рассчитывал достичь этих целей, опираясь больше на дипломатию и дипломатическую разведку. Однако подчинить все Закавказье и закрепиться в Средней Азии России не удалось. Россия вынуждена была считаться с интересами Турции и Персии в этих регионах. Петр I довольно быстро понял, что, не решив проблемы Крыма и Азова, нельзя решить проблему Закавказья, а не решив эту проблему, нельзя утвердиться в Средней Азии. Но 28 января 1725 г. император Петр I умер. К решению Восточного вопроса Россия приступит только с воцарением на престоле Екатерины II.

В годы царствования Петра I российская разведка как никогда отличалась необычайной активностью и масштабностью. Впервые в истории русского государства она распространяет свое влияние не только на всю Европу, но и на Азию. Впервые при Петре разведывательные партии были направлены в Индию, на Каспийское море, на Камчатку и Курильские острова. Планировалась даже морская экспедиция на остров Мадагаскар, который находился под властью пиратов, выразивших желание перейти под руку русского императора. Такой диапазон работы определял и характер агентуры петровской разведки. Агентурная сеть разведки была сетью высокоценных агентов, а не мелкой массовой агентуры. Она состояла главным образом из крупных политических деятелей: министров, дипломатов, духовных лиц. База вербовки агентуры во всех странах тогда была преимущественно материальная: в век коррупции русская разведка широко и умело пользовалась этим явлением. Вместе с тем, как видно из многочисленных примеров, русские дипломаты использовали и идеологическую базу для вербовок, особенно в Турции, Польше и в Закавказье.

Следует отметить также тот интерес, который проявлял к разведке лично Петр. Он понимал, что хорошо поставленная разведка помогает решать сложнейшие политические проблемы. Петр лично писал и корректировал разведывательные директивы, использовал каждую поездку русских людей за границу для ведения разведки. При этом Петр никогда не довольствовался информацией из одного источника. Он всегда проверял материалы через параллельные каналы. Агентурной проверке (через шпионов) Петр придавал особое значение и денег на разведку не жалел. При Петре впервые была поставлена задача борьбы с дезинформацией, клеветой, лжесвидетельством. Петр требовал от русских контрразведывательных и судебных органов тщательной проверки и критического подхода к различного рода доносам и заявлениям. Но, хотя Петр I придавал большое значение вопросам разведки, соответствующих государственных органов по ее организации и ведению создано не было. Организационно она оставалась на прежнем уровне вплоть до начала XIX в.

После смерти Петра I Россия вступила в период, который получил в истории название — «Эпоха дворцовых переворотов». В 1722 г. Петр опубликовал Устав о наследии престола. Устав обосновывал право царствующей особы назначать себе преемника по своему усмотрению, минуя старшего сына. Но Петр умер скоропостижно и не успел назначить преемника. Выдвинувшиеся при Петре I А. Д. Меншиков, П. А. Толстой, Ф. М. Апраксин и другие представители новой знати, заручившись поддержкой вызванных гвардейских полков, возвели на престол жену Петра Екатерину. Однако фактически вся власть оказалась в руках А. Д. Меньшикова. При императрице, совершенно не подготовленной к управлению страной, в 1726 г. был создан Верховный тайный совет, в состав которого, помимо представителей новой знати во главе с Меншиковым, был включен также представитель родовитой аристократии князь Д. М. Голицын. После смерти в 1727 г. Екатерины I императором в соответствии с ее завещанием, был провозглашен внук Петра I — Петр II, которому было всего 12 лет. Поэтому функции регента при малолетнем императоре исполнял Верховный тайный совет. Но 18 января 1730 г. Петр II неожиданно умер, не оставив завещания. На заседании Верховного тайного совета было принято решение возвести на престол курляндскую герцогиню Анну Иоанновну, дочь брата Петра I — Ивана Алексеевича.

Ленивая и малообразованная императрица не проявляла никакого интереса к государственным делам. Вместо упраздненного Верховного тайного совета при ней было организовано примерно такое же по компетенции учреждение, но под названием Кабинет министров. В 1735 г. Анна Иоанновна издала указ, которым подпись трех кабинет-министров объявлялась равноценной императорской подписи. В царствование Анны Иоанновны увеличился наплыв в Россию иностранцев, которые стали играть заметную роль в управлении государством. Среди фаворитов императрицы особенно выделялся Эрнест Иоганн Бирон, который официально не занимал никаких государственных постов, но пользовался безграничным доверием Анны Иоанновны. Засилье иностранцев вызывало резкое недовольство со стороны русского дворянства.

В 1740 г., незадолго до своей смерти, Анна Иоанновна назначила себе преемника — трехмесячного сына дочери своей сестры Анны Леопольдовны, причем регентом грудного ребенка была назначена не мать, а Бирон. 17 октября 1740 г. Анна Иоанновна умерла. В условиях всеобщего недовольства Бироном генерал-фельдмаршал Бурхгарт Христов Миних без особого труда совершил дворцовый переворот. Регентом при младенце Иване Антоновиче была провозглашена его мать Анна Леопольдовна. Наиболее влиятельным лицом в стране на короткое время стал Миних, который был президентом Военной коллегии. Однако вскоре власть оказалась в руках опытного царедворца Андрея Ивановича Остермана. Но ненадолго. 25 ноября 1741 г. был совершен очередной дворцовый переворот в пользу дочери Петра I Елизаветы. Новая императрица упразднила Кабинет министров и заменила его Конференцией при высочайшем дворе. В работе Конференции участвовали руководители военного и дипломатического ведомств, а также лица, специально приглашенные императрицей.

В 1742 г. Елизавета Петровна объявила наследником престола своего племянника, родного внука Петра Великого герцога Шлезвиг-Голштинского Карла-Петра-Ульриха. Он родился в 1728 г. от брака дочери Петра I Анны (1708–1728) и сына сестры Карла XII Карла Фридриха Голштейн-Готторского (ум. в 1739). В 1742 г. осиротевшего герцога привезли из Голштинии в Россию. Здесь он с неохотой принял православие и получил имя Петра Федоровича. В 1745 г. его поспешно женили на принцессе Софии Августе Фредерике Ангальт-Цербской, будущей императрице Екатерине II. Перед свадьбой невеста приняла православие и была названа Екатериной Алексеевной.

Во внешней политике Елизавета Петровна, как и ее предшественники, продолжала в общих чертах следовать политическим курсом, намеченным Петром I. Россия вела борьбу с Турцией за выход к Черному морю, добивалась присоединения к России Правобережной Украины и Белоруссии, стремилась закрепить успехи, достигнутые в Прибалтике в результате Северной войны. Однако эти задачи решались не так энергично и с меньшими успехами, чем в царствование Петра. — В значительной мере это объяснялось истощением внутренних ресурсов страны, вызванным Северной войной, а также расстройством государственного управления, связанным с частой сменой власти.

Серьезную проблему для русского государства представляла Польша. Клонившаяся к упадку и терявшая значение суверенного государства Речь Посполита, позволяла более сильным соседям вмешиваться в свои внутренние дела. Политика петербургского правительства по отношению к Польше заключалась в том, чтобы иметь на границе самостоятельное Польское государство, но политически зависимое от России. В 1733 г умер польский король Август II и в стране начался очередной период «бескоролевья», сопровождавшейся борьбой различных шляхетских группировок. Франция поддерживала своего ставленника на престол — Станислава Лещинского, который в годы изгнания стал зятем Людовика XV. Утверждение на польском престоле Лещинского позволяло Франции создать послушный себе блок государств вдоль всей западной границы России в составе Польши, Швеции и Турции.

Русское правительство поддерживало своего претендента на престол — Августа, сына умершего короля Августа II. В союзе с Россией выступила Австрия, союзнические отношения с которой установились с 1726 г. и сохранялись почти на протяжении всего XVIII века. Россию поддержала и Пруссия, имевшая с Россией оборонительный союзный договор, подписанный 10 августа 1726 г. С помощью подкупа, интриг и прямых угроз Франции удалось добиться избрания королем Станислава Лещинского. В ответ сторонники Августа обратились к России, Австрии и Пруссии с «Декларацией благожелательных», в которой просили защитить польскую «форму правления» от вмешательства Франции. Это обращение дало повод для начала войны за польское наследство. Военные действия продолжались с 1733 по 1735 г. Рассчитывая на помощь французского флота, Лещинский оставил Варшаву и перебрался в Данциг. После разгрома и пленения французского десанта русскими войсками Станислав Лещинский бежал из Польши, и королем стал Август III.

В 1735 г. возобновилась борьба между Россией и Турцией. Россия добивалась выхода в Черное море, упрочения положения на Азовском море и укрепления своих южных границ. Поводом к войне послужило нарушение границы 20-тысячным отрядом крымских татар, следовавших в Закавказье. Русская дипломатия, готовясь к войне с Турцией, попыталась заручиться поддержкой Персии. Незадолго до начала войны Россия возвратила Персии владения вдоль западного и южного берегов Каспийского моря, находившиеся под русским контролем со времен Каспийского похода Петра I. По условиям Ганджинского трактата Персия не должна была допустить, чтобы уступленной территорией овладело какое-либо иное государство (подразумевалась Турция). Однако, как только в Константинополе стало известно об этом трактате, в Закавказье для завоевания уступленных Россией территорий были направлены крымские татары. Война продолжалась до 1739 г. Победа, одержанная русскими войсками при Ставучанах, заставила турок сдать крепость Хотин и отказаться от дальнейшей борьбы. В августе 1739 г. в Белграде был подписан мирный договор между Россией и Турцией. По Белградскому договору Россия получила Азов, но должна была срыть все укрепления. К России, кроме того, отошла небольшая территория на Правобережной Украине вдоль среднего течения Днепра. Большая и Малая Кабарда на Северном Кавказе, а также значительная территория к югу от Азова были признаны «барьером между двумя империями».

В 1741 г. Россия провела еще одну успешную войну против Швеции. Эта война во многом стала следствием противоречий европейских государств. В 1740 г. прусский король Фридрих II решил воспользоваться смертью австрийского императора Карла VI для захвата Силезии. Началась война за австрийское наследство. Противники Австрии, Пруссия и Франция, пытались вовлечь в конфликт и Россию. Французская дипломатия приложила немало сил, чтобы разжечь войну между Швецией и Россией и тем самым отвлечь ее от европейских дел. У Шведского правительства были и свои причины — пересмотр условий Ништадского договора. Швеция объявила войну России 24 июля 1741 г. Военные действия развернулись на прибрежной территории Финляндии и после ряда побед русской армии завершились подписанием мира в г. Або (Турку) 16 июня 1743 г. По условиям договора Швеция вновь подтвердила завоевания России в Прибалтике.

В 50-е гг. XVIII в. международная обстановка в Европе продолжала оставаться напряженной. Усиление соперничества Англии и Франции в борьбе за колонии, противоречия между Австрией и Пруссией привели в итоге к Семилетней войне 1756–1763 гг. Не осталась в стороне и Россия, которая приняла участие в войне на стороне коалиции в составе Австрии, Франции, Швеции и Саксонии. На стороне Пруссии выступила одна Англия. В 1756 г король Пруссии Фридрих II разгромил саксонскую армию и вынудил ее капитулировать. В 1757 г. он нанес поражение австрийским и французским войскам. Вступление России в феврале 1757 г. в войну изменило соотношение сил[518].

Россия выставила против Пруссии 80-тысячную армию под командованием генерал-фельдмаршала С. Ф. Апраксина. Неподготовленность России к войне, отсутствие четкого плана действий сказались на организации, управлении и действиях русской армии. Генерал-квартирмейстер армии генерал-майор Александр Никитич Вильбоа говорил о штабе Апраксина: «Черт их возьми, здесь надобно притворяться таким же дураком, как и все, иначе всех сделаешь себе неприятелем»[519]. По свидетельству принца Саксонского Карла, который находился при русской армии, войска передвигались одною колонной, легкие отряды держались близко от главных сил и не делали разъездов в стороны. «Гусары и казаки, — сообщает принц, — не употреблялись вообще к тому, к чему они способны по их качеству; для лагерей обыкновенно занимались весьма худые места в лощинах, отнюдь не пользуясь пригорками»[520].

Действия командующего армией отличались пассивностью и медлительностью. Одержав победу в августе 1757 г. у деревни Гросс-Егерсдорф, Апраксин, вместо того чтобы развивать успех, начал отступление. В 1578 г. генерал-фельдмаршал Апраксин был отстранен от должности и предан суду, но 6 августа 1758 г. внезапно скончался. Новым главнокомандующим был назначен генерал-аншеф Вилим Вилимович Фермор. Однако существенных изменений в действия прусской армии он не внес. В августе 1758 г. произошло сражение у деревни Цорндорф. Фридрих обошел русскую позицию с тыла и вынудил нашу армию сражаться перевернутым фронтом. Только героизм и мужество русских солдат не позволили Фридриху одержать победу. Фермор удержал за собой место сражения, но потом отступил за Вислу на зимние квартиры. В целом кампания 1758 г., как и предыдущая, закончилась безрезультатно.

В начале февраля 1759 г. Фермора вызвали в Петербург на штабное совещание с австрийскими генералами и Военной коллегией с целью скоординировать в 1759 г. действия русской и австрийской армий. Тем временем Фридрих II, не имея уже прежних сил, решил прибегнуть к новой, никогда прежде не применявшейся тактике диверсий против хозяйственных складов противника в их глубоком тылу. В эпоху «магазинного» довольствия армий уничтожение складов влекло за собой срыв плана кампании. Первый налет был произведен в тыл русской армии. Хотя ее силы располагались на Нижней Висле, основные запасы продовольствия на кампанию 1759 г. находились на территории Польши, которая занимала нейтралитет в войне. Магазины были размещены в районе Познани и в Восточной Пруссии.

В феврале 1759 г. Фридрих II направил к этим складам рейдовый отряд в 5 тыс. человек, из которых 1,5 тыс. составляла конница. Отряд проник в тыл русских войск на 300–400 км и полностью уничтожил весь годовой запас муки за месяц до предполагаемого начала действий русской армии. Генерал-лейтенант Я. Л. Фролов-Багреев, остававшийся замещать Фермора, не смог организовать ни эффективной охраны военных складов, ни задержать осуществивший диверсию прусский отряд. Уничтожены были все склады в Познани, Фридланде, Вронке, Чиркове и Обржицах, что произвело обескураживающее впечатление на русское командование, а также на польские власти, на чьей территории была допущена эта диверсия.

Вслед за тем Фридрих повторил ту же диверсию спустя две недели в отношении австрийской армии, уничтожив ее военные магазины в районе Праги, у Турска. Австрийская армия была так напугана этими новыми действиями, что не только не преследовала диверсантов, но отказалась от всяких активных действий в течение весны и начала лета. В результате русская армия смогла лишь в середине мая 1759 г. начать движение своих войск к Силезии. При этом в тылу пришлось оставить сильный корпус генерал-поручика П. А. Румянцева для прикрытия складов и тыла, что существенно ослабило армию. В июне Фермор по собственной просьбе был отстранен от командования, но остался в армии. Он получил под свое командование одну из трех дивизий. Новым главнокомандующим русской армией был назначен генерал-фельдмаршал П. С. Салтыков. С его назначением организация и управление армией заметно улучшились, а ее действия стали носить более осмысленный характер.

Однако план операций на 1759 г., выработанный в Петербурге, исключал возможность самостоятельных действий русской армии. Она окончательно ставилась в зависимость от решений австрийского командования. Франция и Австрия, напуганные успехами русской армии, не желали усиления российского влияния в Европе. Вопреки предвоенным договоренностям, союзники выступили против намерения русского правительства удержать за собой Восточную Пруссию, захваченную в 1758 г., в качестве компенсации за участие России в войне. Австрия стремилась руками России разрешить прежде всего свои собственные проблемы, поэтому хотела целиком подчинить русскую армию австрийскому командованию и низвести ее до своего вспомогательного корпуса. Елизавета Петровна, не желая обострять отношений с союзниками, пошла на уступки. Салтыкову была поставлена задача идти на соединение с главнокомандующим австрийской армией генерал-фельдмаршалом Л. И. Дауном.

В середине июля 1759 г. Салтыков двинул русскую армию к границам Пруссии. 31 июля его войска заняли Франкфурт. Салтыков предложил Дауну вместе идти на Берлин, но австрийское командование отказалось поддержать план Салтыкова и даже дало знать о нем Фридриху II. 12 августа 1759 г. в сражении у деревни Кунерсдорф, на правом берегу Одера, Салтыков наголову разбил прусские войска под командованием Фридриха II. Король потерял свыше трети своей армии и всю артиллерию. В отчаянии он чуть не покончил жизнь самоубийством, сложил с себя звание главнокомандующего и передал его прусскому принцу Генриху. Однако полная победа не была достигнута из-за несогласованных действий между союзниками. Австрийцы отказались преследовать прусские войска, а русская армия нуждалась в отдыхе и пополнении. В середине марта 1760 г. Салтыков представил в Петербурге новый план операций русской армии. Суть плана заключалась в том, чтобы вытеснить Фридриха с его войсками из собственной страны и заставить вести военные действия в окружении своих противников в Саксонии, Чехии и Силезии. Но этот вполне разумный и логичный план был отклонен. Вместо него был принят план, предложенный австрийцами, стремившимися перенести действия русской армии в Силезию. Салтыков получил приказ идти в Силезию и там вместе с австрийцами вести бой с силами Фридриха.

К середине июля русская армия сосредоточилась в Познани и медленно двинулась к Бреславлю (Бреслау) на соединение с австрийским генерал-фельдмаршалом Евгением Лаудоном. Однако пруссаки заставили Лаудона отступить от Бреславля, а прибывший в Силезию Фридрих И разбил его 15 августа при городе Лигнице (Лихниц). План совместных с Австрией военных действий был сорван. В сложившейся ситуации, когда летнее время было уже упущено, в Петербурге дали согласие на самостоятельные действия русской армии в Померании и против Берлина. Салтыков в это время заболел и был отстранен от командования. Главнокомандующим армией вновь стал Фермор. В этой связи показателен следующий факт, который отлично характеризует действия Фермора, как командующего.

В конце августа Лаудон предложил Фермору совместно осадить крепость Глогау (Глогов). Фермор запросил разрешение из Петербурга. Пока шла переписка, Лаудон передумал и решил осадить не Глогау, а крепость Кемпен, о чем он и поставил в известность Фермора. Тем временем пришло распоряжение из Петербурга, разрешавшее наступление на Глогау. Фермор, как дисциплинированный полководец, двинулся на Глогау, хотя в связи с изменившимися обстоятельствами это теряло всякий смысл. Подойдя к крепости, Фермор обнаружил, что взять ее без осадной артиллерии невозможно. Тогда он отвел армию под город Кроссен (Кросен) и решил действовать по обстоятельствам. На военном совете 21 сентября он принял решение разделить свою армию на две части, из которых первую — корпус генерал-майора З. Г. Чернышева с кавалерией генерал-майора Г. Г. Тотлебена и казаками бригадира Войска Донского Ф. И. Краснощекова (30 тыс. чел.) — направить на взятие Берлина, а вторую половину — в Померанию. В Берлине в это время находился 14-тысячный гарнизон под командованием прусского генерал-поручика Рохова. После пятидневной осады 9 октября 1760 г. Рохов капитулировал, уплатив контрибуцию долговыми обязательствами. 12 октября, получив известие о приближении Фридриха, русские войска покинули неприятельскую столицу. В войне с Пруссией захват русскими войсками Берлина большого значения не имел.

Тем временем в Померании русские войска безуспешно пытались овладеть крепостью Кольберг. Новый главнокомандующий генерал-фельдмаршал Александр Борисович Бутурлин, назначенный вместо Фермора, снял осаду Кольберга, ввиду позднего времени года и отвел войска на зимние квартиры. В 1761 г, как и в предыдущую кампанию, русская армия под командованием Бутурлина была двинута в Силезию для совместных действий с австрийцами. В Силезии союзники имели 130 тыс. человек против 55 тыс. прусских войск. Обе стороны маневрировали, не решаясь вступить в решительный бой. Более того, когда из Петербурга пришло распоряжение повторить поход на Берлин, чтобы добиться заключения мира, Бутурлин уклонился от выполнения этого приказа. Так в полном бездействии прошел 1761 г. в Силезии. В Померании, где действовал отдельно от главных сил армии корпус П. А. Румянцева, русские войска 16 декабря заняли сильную крепость Кольберг.

27 декабря Бутурлин, сдав дела Фермору, отправился на зимний отдых в Петербург. Там по прибытии он узнал о смерти императрицы Елизаветы Петровны. Вступивший на престол император Петр III был горячим поклонником Фридриха II. Он не только выступал против войны с Пруссией, но и откровенно выдавал планы ведения войны через английского резидента прусскому королю[521]. Этим обстоятельством в значительной степени объясняется та нерешительность, с которой главнокомандующие русской армии вели боевые действия. Они опасались, что в случае смерти Елизаветы, здоровье которой ухудшалось, и восшествия на престол великого князя последний не простит им разгрома армий своего кумира. По восшествии на престол Петр III отдал распоряжение немедленно прекратить военные действия с Пруссией. Этот приказ последовал в тот момент, когда силы Фридриха II были полностью истощены. Большая часть территории Пруссии находилась в зоне оккупации русской армии, а в Саксонии и Силезии Фридриху противостояли вдвое большие силы австрийской армии.

24 апреля (5 мая) 1762 г. был подписан русско-прусский мирный договор, по которому Россия возвращала Пруссии все ее территории без какой-либо компенсации. 8 (19) июня 1762 г. был подписан союзный договор с Пруссией, который не предусматривал участия России в военных действиях на ее стороне. Таким образом, навязанная союзниками война не решила для России ни одной насущной задачи. Бесславное окончание войны, засилье голштинцев и пруссаков, которыми окружил себя Петр III, вызвали в стране «всенародный ропот». Против Петра был составлен заговор во главе с умной и честолюбивой Екатериной Алексеевной. 28 июня 1762 г. при поддержке гвардейцев Измайловского полка она совершила дворцовый переворот. Петр III был арестован в Ораниенбауме, отвезен в Ропшу и там убит. Русской императрицей стала Екатерина II (1762–1796).

Одним из первых шагов в деятельности императрицы стало устранение недостатков в организации армии, проявившихся в ходе Семилетней войны. В 1762 г. она учредила особую военную комиссию для выработки предложений по реорганизации армии. В состав комиссии вошли генерал-фельдмаршал А. Г. Разумовский, генералы А. М. Голицын, З. Г. Чернышев, M. Н. Волконский и др. Основное внимание комиссии было обращено на организацию армии. В 1763 г. в своем докладе комиссия назвала основным недостатком русской армии в Семилетней войне некомплектность высшего командного состава и малое число чинов квартирмейстерской части. В докладе указывалось, что из-за незначительного штата квартирмейстерских чинов в Семилетней войне к «разведыванию для всех дивизий и колон ситуации, к приуготовлению им дорог и к препровождению колонн» приходилось использовать неподготовленных для этого офицеров, что причиняло армии при передвижении «великие затруднения».

Для устранения этих недостатков в будущем комиссия предложила учредить особый Генеральный штаб, по примеру других европейских армий. Этот штаб, образованный в 1763 г., состоял из чинов квартирмейстерской части, которым вменялось в обязанность заниматься в мирное время разработкой документов для боевой деятельности войск, готовить офицеров к службе Генерального штаба во время войны и составлять топографические карты. Чины Генерал-квартирмейстерской службы объявлялись чинами Генерального штаба и распределялись по армиям и дивизиям. Кроме того, часть из них постоянно находилась при чертежной мастерской, созданной при Военной коллегии. Все чины Генерального штаба подчинялись вице-президенту Военной коллегии графу З. Г. Чернышеву. В его же подчинении находилась также образованная в октябре 1763 г. Секретная экспедиция Военной коллегии, на которую возлагались все секретные распоряжения по передвижению и сбору войск для ведения военных действий[522]. Задача организации и ведения военной разведки на Генеральный штаб пока не возлагалась.

В 1763 г. под руководством Чернышева был издан новый полевой устав. В русской армии впервые появилась легкая стрелковая пехота — егеря. В кавалерии была создана тяжелая конница — карабинеры, которые были вооружены тяжелыми палашами и карабинами. Карабинеры могли действовать как в конном, так и в пешем строю. Проведенная в армии реорганизация укрепила русскую армию и создала предпосылки для проведения активной внешней политики России.

Взойдя на престол, Екатерина сделала главной целью своей внешней политики выход России к берегам Черного моря. От решения этой задачи во многом зависело дальнейшее развитие страны. Именно поэтому южная проблема стала главной в деятельности российской дипломатии и дипломатической разведки. Другим важным направлением российской внешней политики было завершение процесса воссоединения земель Белоруссии и Украины с Россией. Разрешение этих двух внешнеполитических задач неизбежно должно было привести к столкновению с извечными противниками России: Турцией, Крымом и Польшей.

Уже в царствование Петра I Речь Посполитая была низведена до положения второстепенной державы. Со времен Августа II на королевском троне сидели угодные России короли, в Польше находились русские войска, существовала обширная разведывательная и политическая агентура. Однако политическая анархия и децентрализация делали возможным активное вмешательство в польские дела других стран, в первую очередь Австрии, Пруссии и Франции.

Причиной такого положения дел было государственное устройство Речи Посполитой. В дословном переводе с польского название «Речь Посполитая» означает «Дело Народа», точный смысловой перевод — «Республика». В Речи Посполитой королевская власть находилась под сильнейшим контролем со стороны сейма. Сеймы собирались по мере необходимости, и без их согласия король не мог принять ни одного мало-мальски важного решения. На местах собирались местные сеймы. Участвовать в общегосударственном сейме могли только выборные представители дворянства — шляхты, причем обязательно католики. Православные шляхтичи и протестанты не допускались даже к выборам депутатов на сеймы. Однако, несмотря на большие права, сейм не имел полной власти в Речи Посполитой. С 1652 г. на сеймах господствовало «право свободного запрещения», то есть сейм мог принимать решения только единогласно. Даже при одном голосе «против» предложение отклонялось и сейм считался распущенным. В результате возник почти полный паралич высшей законодательной власти. С 1652 г. и вплоть до избрания 7 сентября 1764 г. последнего короля Станислава Августа Понятовского сейм собирали 55 раз и только 7 сеймов завершились сравнительно благополучно. Все остальные были сорваны.

Крупным магнатам ничего не стоило подкупить какого-нибудь обедневшего шляхтича-«посла». Срывать сеймы стало для послов-шляхтичей своеобразной статьей дохода. В итоге сейм превратился в орган безвластия и полной анархии. Даже если сейм и принимал какое-нибудь решение, магнаты и шляхта имели полное право не только не подчиняться ему, но и начать гражданскую войну. Недовольные магнаты формировали так называемую конфедерацию, избирали командование и начинали войну против сейма и короля. Еще больший произвол магнатов царил на местных сеймиках, которые должны были решать местные проблемы и выбирать депутатов на общегосударственный сейм. Крупные магнаты просто покупали необходимые им голоса. Истинными хозяевами в Польше были немногочисленные роды крупных феодалов-магнатов, такие как Потоцкие, Конецпольские, Радзивиллы, Чарторыйские, Понятовские, Лещинские, Собеские и др. Их земельные владения были поистине бескрайними. Причем в основном владения этих магнатов располагались на Украине, что придавало произволу магнатов еще и национальный характер.

Во второй половине XVIII в., как и вся страна, переживало упадок и польское войско. Численность постоянного войска едва доходила до 16 тыс., что не входило ни в какое сравнение с армиями соседних государств. Таким образом, самостоятельной и сколько-нибудь значительной роли Польша сама по себе уже играть не могла ни по своему военному потенциалу, ни по своей политической структуре. Каждая смена короля превращалась в национальную трагедию. За политическое влияние в Польше развернулась настоящая борьба. Главными ее участниками стали Пруссия, Австрия, Франция и Россия. Цели российской дипломатии в Польше сводились к решению трех основных задач. Первая заключалась в освобождении православно-русского населения от католическо-польского владычества и воссоединение его с Россией. Вторая задача состояла в том, чтобы не дать западным соседям возможности использовать Польшу как трамплин для войны против России. Третья — в том, чтобы не позволить усилиться власти короля в самой Польше и сохранить там русское влияние как доминирующее.

Для решения этих задач Екатерина II использовала все имеющиеся средства: агентурно-разведывательные, дипломатические, военные, экономические. В совокупности политических мероприятий агентурно-разведывательные меры занимали свое особое место. Екатерина II лично занималась организацией дипломатической деятельности и руководила дипломатической разведкой, выказав при этом большой талант, знания и опытность. Императрица просила своих помощников следовать в дипломатической практике принципу, которым всегда руководствовалась сама: «Изучайте людей, старайтесь пользоваться ими, не вверяясь им без разбора»[523]. Умение подбирать нужных людей для проведения своего внешнеполитического курса являлось характерной чертой Екатерины II. Среди ее ближайших помощников были такие крупные дипломаты и организаторы дипломатической разведки, как Н. И. Панин, Н. В. Репнин, С. Р. Воронцов, А. И. Остерман, Н. Симолин, Н. В. Обрезков и другие.

Екатерина II с первых же дней своего царствования стремилась подчинить себе Польшу и создать своего рода «буфер» из формально независимой, но находящейся под сильным русским влиянием страны. Спокойствие на западных границах было нужно императрице для того, чтобы вести борьбу с Портой за берега Черного моря. Ситуация вокруг Польши особенно обострилась после смерти в 1763 г. короля Августа III. В Речи Посполитой готовились к новым выборам. В стране образовалось две партии: «придворная», во главе которой стоял всемогущий при Августе III министр Брюль и его зять Мнишек, и партия, возглавляемая братьями Чарторыйскими. Придворная партия поддерживала ставленника Австрии саксонского курфюрста Карла, сына Августа III. Россию эта кандидатура не устраивала. Саксонская династия была заинтересована в том, чтобы польский престол превратить в свой наследственный. По признанию Никиты Ивановича Панина, который возглавлял российскую внешнюю политику, Россия могла потерять треть своих выгод, если в Польше утвердилось бы влияние какой-либо другой державы. Своим кандидатом на польский престол Петербург выдвинул Станислава Августа Понятовского, которого поддержала партия князей Чарторыйских. Лозунг предвыборной борьбы звучал так: «Король — поляк из древней династии Пястов!»

Екатерину (тогда только еще великую княгиню, супругу наследника Петра Федоровича) с Понятовским познакомил в конце 1755 —начале 1756 г. английский посол. Понятовский был при императрице Елизавете Петровне польско-саксонским послом при русском дворе. Вскоре граф Станислав Понятовский стал любовником Екатерины. Роман продолжался около четырех лет, пока польского дипломата не выслали из России в 1759 г. Это обстоятельство дало повод некоторым историкам считать, что Екатерина возвела Понятовского на польский престол как своего фаворита. Однако, вероятнее всего, кандидатура Станислава Понятовского была указана ей русским послом в Варшаве графом Карпом Германом Кейзерлингом[524].

Кейзерлинг был назначен послом в Польшу в ноябре 1762 г. вместо состоявшего на русской службе выходца из Польши Ржичевского, к которому Екатерина II относилась весьма настороженно. Она подозревала его в связи с саксонским премьером, графом Брюлем. В записке, адресованной Коллегии иностранных дел, Екатерина писала: «…я сверх того вижу, что Ржичевский весьма влюблен в графа Брюля, а я желаю, чтобы не по собственным страстям, но по моим приказаниям поступлено было»[525]. В преддверии выборов нового короля императрица решила заменить ненадежного поляка Ржического на лично ей знакомого К. Г. Кейзерлинга.

Выбирая кандидатуру будущего короля, Екатерина сделала первоначально выбор в пользу молодого князя Адама Чарторыйского. Но Кейзерлинг возразил императрице, сказав, что Адам слишком умен, богат и мечтает о спасении Польши и проведении реформ. Образование же сильного Польского государства не входит в интересы России. Напротив, Россия заинтересована в том, чтобы король принадлежал к знатной «фамилии», но в то же время полностью зависел от Петербурга. На такую роль вполне подходил Станислав Понятовский. Человек слабовольный, без крепкого «стержня», он легко поддавался чужому влиянию. Екатерина II решила поддержать предложенную Кейзерлингом кандидатуру. Среди других кандидатов на польский престол был также коронный гетман граф Ф. Браницкий. Но из донесения русского агента, литовского писаря Огинского, следовало, что Браницкий имеет секретный договор с курфюрстом Карлом Саксонским о взаимной помощи. Вначале Браницкий должен был помочь Карлу занять польский престол. В случае если бы Карл на выборах провалился, то курфюрст в свою очередь обязан был помочь Броницкому стать королем. Такова была политическая обстановка в Польше накануне выборов нового короля.

До вступления Н. И. Панина в должность руководителя Коллегии иностранных дел в 1764 г. Екатерина II лично руководила политической разведкой в Польше. Она отдавала письменные распоряжения руководителю постоянной дипломатической миссии в Варшаве или направляла в Польшу специальных представителей из Петербурга. Агентурно-оперативную подготовку к проведению выборов будущего польского короля русская дипломатическая разведка начала еще при жизни Августа III. В январе 1763 г. на создание агентурной сети Кейзерлинг получил из Петербурга 50 тыс. рублей. В общей сложности за один только 1763 г. на агентурную работу в Польше было израсходовано больше одного миллиона рублей. Деньги посылались в Варшаву с курьерами партиями от 20 до 100 тыс. в червонных рублях или векселях. Для финансирования оперативной работы в Польше этих средств было достаточно, хотя иногда и возникали финансовые трудности. Перебои в доставке денег чаще всего случались из-за отсутствия денег в казне или из-за неповоротливости государственного аппарата.

В январе 1763 г. началась организация агентурной сети в городе Вильно. Для ее создания туда был направлен полковник Степан Пучков. Основным его помощником и агентом стал литовский граф Флемминг. Задача Пучкова заключалась в том, чтобы не допустить в Литве организации помощи саксонской партии в Курляндии. На осуществление этой операции он получил 800 рублей, а также специальную инструкцию из Коллегии иностранных дел. В инструкции Пучкову ставилась задача доносить шифром в Петербург о настроениях польской шляхты и добиваться, чтобы в виленский трибунал были выбраны только агенты и сторонники русских. Кроме того, коллегия поручила Степану Пучкову вести активную работу по созданию русской партии на случай смерти короля.

Основная работа по организации поддержки партии князей Чарторыйских в Варшаве велась К. Г. Кейзерлингом и Н. В. Репниным. В январе 1763 г. Екатерина II поставила перед Кейзерлингом задачу организовать сеть из крупной агентуры на случай возможной смерти короля и необходимости подготовки выборов его преемника. Первую кандидатуру для вербовки императрица наметила сама. Она предложила привлечь на сторону России примаса князя Любенского, второго по значению лица в государстве. Он был знатного происхождения, пользовался в республике большим авторитетом и дружественно относился к России. Но прежде императрица просила посла узнать, «можно ли об нем, примасе, в том полагать совершенную надежду? И не находится ли он уже преданным иногда другой какой державе? Да и в коликой бы сумме даваемая ему от нас пенсия состоять имела?»[526].

Познакомившись поближе с Любенским, Кейзерлинг установил, что его-вполне можно подкупить, но на это потребуется солидная сумма. В реляции от 4 февраля 1763 г. он предложил назначить примасу пенсию в размере 8 тыс. рублей в год. Руководителю Коллегии иностранных дел канцлеру М. И. Воронцову, на чье имя поступила реляция, эта сумма показалась слишком большой. Он предложил Екатерине уменьшить ее до 3 тыс. рублей. На что императрица жестко написала в резолюции, чтобы вопрос об оплате «отдать на рассмотрение гр. Кейзерлинга. Известно, что он по пустому не раздает». Однако вербовка Любенского затянулась. Примас брал деньги от русских, но на сотрудничество не шел. После смерти Августа III роль Любенского возросла. Екатерина требовала от Кейзерлинга, чтобы граф во что бы то ни стало «примаса к нам сделал преданным. Есть ли менее не можно, хотя до ста тысяч рублей дать можно». В конце концов пан Любенский, польский князь и вице-король, был завербован. От русского посланника в подарок он получил мех черной лисицы в 2500 рублей и соболя в 2000 рублей[527].

Следующим объектом вербовки Кейзерлинга стали князья — отец и сын Масальские. Отец, Михаил Иосифович Масальский, был гетманом литовским, а сын, Игнатий, епископом Вильно. Они происходили из древнего рода русских князей и считались наиболее влиятельными после примаса вельможами. Как и в случае с Любенским, на них Кейзерлингу указала Екатерина. Граф, изучив степень влияния Масальских на ситуацию в Польше, предложил отца-гетмана подкупить, назначив ему пенсию 8 тыс. рублей в год. Петербург санкционировал вербовку. Но, столкнувшись лично с объектами вербовки, Кейзерлинг неожиданно для себя обнаружил, что добиться согласия Масальских на секретное сотрудничество с помощью денег нельзя. Они просто отказывались их брать. В качестве оплаты за сотрудничество князья запросили «уступить им по сходной цене имение, принадлежавшее Меншикову». В своем послании Екатерине Кейзерлинг предложил императрице упросить Меншиковых уступить свое имение Масальским.

Екатерина II, которая обычно шла навстречу предложениям Кейзерлинга, на этот раз отнеслась к ним осторожно. Она располагала вещественными доказательствами (перлюстрированными письмами Масальских), которые изобличали Масальских в неискренности их желания сотрудничать с Россией. Относительно же имения Меншиковых императрица выразилась весьма категорично: «…о сём господа канцлеры могут говорить с князем Меншиковым. Однако я никак его к тому принудить или приневолить не желаю, но кажется, сумма денег лучше, нежели пустые претензии»[528]. Этим заявлением Екатерина дала понять Кейзерлингу, что нельзя превращать вербовку в торг и исполнять любые капризы агентов. Вскоре Масальские и за «сумму денег» согласились работать в интересах России.

В Литве, где Масальские были крупными землевладельцами, действовали вооруженные отряды виленского воеводы Карла Радзивилла, враждебно настроенного против России. Он разъезжал по округе со своим отрядом и грабил имения лояльных к России поляков. Одними из первых пострадали от этих налетов Масальские. Виленский епископ Игнатий Масальский предложил с помощью России организовать в Литве конфедерацию против саксонской партии, в частности против Радзивилла. Он обратился к Екатерине II с просьбой выделить на создание конфедерации 60 тыс. червонцев и 4 тыс. солдат. Эта просьба нашла живейший отклик у русского правительства, которое поспешило удовлетворить просьбу, оговорив только одно условие: «сохранить гармонию» с руководителями русской партии Чарторыйскими.

Авторитет епископа Игнатия сразу возрос. В помощь ему русское правительство решило направить специального комиссара, майора А. Бандре. Перед Бандре ставилась задача оказать в случае необходимости военную помощь Масальским, а также регулярно посылать в Петербург подробную информацию о положении дел в Литве. Игнатия Масальского предупредили из Петербурга о приезде Бандре и попросили епископа помочь майору. Позже, в апреле 1764 г., по просьбе того же Игнатия Масальского в Литву был введен корпус генерала Ренненкампфа, к которому примкнули войска Масальского-отца. Услуги, оказанные Масальскими России, заставили Екатерину изменить свое отношение к ним. Она готова была даже согласиться уступить гетману Масальскому виленское воеводство, если бы до того оно уже не было обещано другому русскому агенту графу Огинскому. В свое время Чарторыйские направили Огинского в Петербург просить помощи в борьбе против саксонской партии. Граф произвел хорошее впечатление в столице, был привлечен к сотрудничеству и оставлен при дворе императрицы.

Князья Чарторыйские были наиболее активными организаторами русской партии в Польше. Их заинтересованность в сотрудничестве с Россией объяснялась враждой с королем Августом III и его саксонским окружением, которое не допускало их к власти. Литовский канцлер Михаил Чарторыйский занял прорусскую позицию сразу после воцарения Екатерины II. Адам Чарторыйский также считался союзником России. Не случайно в секретном рескрипте за № 19 от 8 февраля 1763 г. рукой императрицы в числе русских кандидатов на польский престол рядом с фамилией графа Понятовского была вписана фамилия князя Адама Чарторыйского[529]. Примас князь Любенский, князья Чарторыйские, граф Огинский, граф Понятовский, князья Масальские стали основными агентурными силами русской дипломатической разведки в Польше. После смерти Августа III в 1763 г. к тайному сотрудничеству с Россией были привлечены и некоторые руководители саксонской партии. Среди них такие крупные политические фигуры, как министры граф Мнишек, граф Вессель, граф Вотжицкий, епископ Перемышльский и другие.

5 октября 1763 г. скончался Август III. Борьба за польское наследство перешла в решающую стадию. На следующий же день Екатерина II собрала на совещание всех руководителей государственных ведомств, присутствовали А. П. Бестужев-Рюмин, А. М. Голицын, И. И. Неплюев, А. В. Олсуфьев, З. Г. Чернышов и Н. И. Панин. В ходе совещания за основу был принят план действий, предложенный руководителем Коллегии иностранных дел Паниным. Он заключался в том, чтобы возвести на польский престол кого-нибудь из представителей древней польской династии Пястов. Россия обещала поддержку своему кандидату при условии, что он не пожелает стать самодержцем, будет сдержан и скован польской конституцией, сохранит сейм с «Liberum Veto», выборность короля, провинциальные сеймики, право конфедераций и т. д. В противном случае предполагалась возможность военного вмешательства России. На том же совещании было принято решение послать в Варшаву в помощь Кейзерлингу, который был уже стариком, князя Н. В. Репнина.

В начале ноября 1763 г. Коллегия иностранных дел уведомила Кейзерлинга и Репнина, что официальным русским кандидатом на польский престол является Станислав Понятовский. Кейзерлингу поручалось содействовать его победе на выборах, а также организовать подачу петиции польским сеймом Екатерине II с просьбой быть гарантом конституции и свободных выборов. Это обращение в случае необходимости можно было использовать как предлог для ввода русских войск в Польшу.

Период подготовки к новым выборам короля занял около года. Все это время русская дипломатическая разведка использовала на то, чтобы укрепить влияние русской партии в провинциальных сеймиках. Вербовка мелких шляхтичей и покупка голосов депутатов осуществлялись представителями «фамилии» Чарторыйских, Понятовских и русской агентурой. В декабре 1763 г. Екатерина сообщила в Варшаву, что на эти цели направлено 260 тыс. червонцев. Одновременно с вербовкой сторонников Понятовского, по примеру саксонской партии, началось вооружение русской партии. По предложению Н. И. Панина в Риге было заготовлено оружие и боеприпасы, которые нелегально, под предлогом продажи переправлялись в Польшу. Операцией руководил русский агент граф Огинский, командированный Чарторыйским в Петербург.

В декабре 1763 г. произошло событие, которое упростило работу русским дипломатам. Неожиданно умер основной конкурент России на польский престол курфюрст Саксонии Карл. Второй претендент, гетман Браницкий, получив под свое командование саксонские войска, решил использовать их для своей «избирательной кампании». В ответ Чарторыйские обратились за военной помощью к России. В декабре последовало распоряжение Екатерины И ввести в Польшу 700 казаков и 300 гусар. Однако в Петербурге еще не хотели вмешиваться в избирательную кампанию, опираясь на силу штыков. В январе 1764 г. Екатерина II разрешила Кейзерлингу приступить к агентурной работе по разложению войск Браницкого. В письме Кейзерлингу императрица писала: «Конечно, вы не можете сделать ничего лучшего, как развратить, если для вас это возможно, армию великого генерала. Я не только одобряю это намерение, но даже уполномочиваю вас употребить на это всевозможные средства»[530]. Одновременно предпринимались попытки вербовки самого Браницкого, а также его ближайших сторонников — И. Потоцкого и виленекого воеводы К. Радзивилла. Но они закончились неудачей.

По мере приближения выборов борьба между претендентами на престол все больше обострялась. На сеймике в Грауденце Браницкий и Потоцкий устроили кровавые беспорядки, сорвали Прусский сеймик и чуть было не спровоцировали военное столкновение со стоявшим неподалеку корпусом генерала Хомутова. В качестве ответной меры в апреле в Литву вошел корпус генерала Ренненкампфа численностью 6 тыс. человек, а в Варшаву — корпус генерала Волконского. Наконец, 7 сентября 1764 г. сейм избрал королем Речи Посполитой графа Станислава Понятовского. Король поблагодарил русский двор за помощь и направил коронного писаря графа Ржевуского посланником в Петербург. Выборы Станислава Понятовского, разгром саксонской партии, приход к власти «фамилии» Чарторыйских были значительной победой России над франко-австрийским блоком. Угроза саксонской наследственной монархии в Польше отпала. Не последнюю роль в этой победе сыграла русская дипломатическая разведка. Только на подкуп послов избирательного сейма в 1764 г. Н. В. Репнин истратил 60 тыс. рублей.

Но этот успех был только прелюдией к дальнейшей борьбе России за влияние в Восточной и Средней Европе. Екатерина II понимала, что властолюбивые Чарторыйские и слабовольный Станислав Понятовский ненадежная опора для проведения русской политики в Польше. Российская дипломатия была заинтересована в том, чтобы иметь здесь сильную политическую партию, зависящую от России, а не от короля. Создать такую партию предполагалось из православных и протестантов, проживавших на территории Польши. По отношению к католическому населению страны они составляли меньшинство и назывались тогда диссидентами. Хотя по основным законам Речи Посполитой все ее граждане пользовались одинаковыми правами, на деле в Польше царила атмосфера религиозной нетерпимости. Лица некатолической веры ограничивались в правах и свободах при прямом попустительстве короля. Православные шляхтичи и протестанты не допускались даже к выборам депутатов на сеймы.

В разрешении проблемы диссидентов в Польше Россия рассчитывала на поддержку своего союзника Пруссии. Заинтересованные в сближении, Россия и Пруссия еще в 1762 г. заключили договор, по условиям которого обязывались защищать интересы польских диссидентов. Новый союзный договор с Пруссией был заключен в Петербурге 31 марта 1764 г. Стороны гарантировали друг друга от нападения соседей. Особо важные секретные статьи касались Польши. Россия и Пруссия обязывались защищать существующие в Польше порядки, содействовать избранию на престол только поляка, а в случае нужды защищать Польшу вооруженными силами. Конечно же, Пруссия оказывала поддержку России не бескорыстно. Фридрих II надеялся со временем получить согласие Екатерины II на отторжение у Польши Балтийского побережья, чтобы таким образом соединить западные земли королевства с Восточной Пруссией[531].

Эти договоры с Пруссией стали основой созданной Н. И. Паниным «Северной системы», которая должна была послужить своеобразным противовесом создаваемой Францией и Австрией «Южной системы». Имея свои интересы в Польше и Турции, Франция и Австрия пытались привлечь к союзу против России и Испанию. В свою очередь «Северная система» Панина предполагала участие на стороне России Пруссии, Англии, а в качестве пассивных членов — Швеции, Дании и Речи Посполитой. В случае русско-турецкой войны Польша должна была стать союзницей России и играть роль буфера против католическо-мусульманского блока. Панин предполагал в дальнейшем увеличить польскую армию и создать на территории Речи Посполитой базу между Днепром и Днестром, необходимую для ведения военных действий. В общем, Н. И. Панин и первое время Екатерина были готовы даже пойти на отмену «либерум вето» и тем самым усилить власть короля в Польше.

Но в придворных кругах Петербурга были и противники усиления королевской власти в Польше. К ним относились братья Орловы и глава Военной коллегии З. И. Чернышов. Они выступали за ослабление Речи Посполитой для того, чтобы прямо захватить ее восточные белорусские и литовские земли. Группировка Орловых и Чернышева при поддержке прусского посла графа Сольмса провалила планы Панина. Екатерина переменила свое отношение к польским делам и решила оставить все так, как есть.

После избрания польским королем Станислава Августа Понятовского Россия и Пруссия выступили за немедленное проведение закона об уравнении в правах диссидентов. В Петербурге считали, что Понятовский, его дяди Чарторыйские и все те шляхтичи, которые получили щедрые «дачи» от русских, немедленно поддержат это требование. Но расчеты не оправдались. Чарторыйские, приняв русскую помощь, вовсе не намеревались выполнять все планы русского двора. Король Станислав Август не хотел проводить таких либеральных реформ, как отмена исключительных законов против диссидентов. В письме к польскому послу в Петербурге графу Ржевускому от 26 сентября 1766 г. король признавался: «Последние данныя Репнину повеления возстановить диссидентов даже в законодательстве являются истинным громовым ударом для страны и лично для меня». Когда же Репнин объявил, что если будущий сейм не уравняет в правах православных и протестантов с католиками, то Россия введет в Польшу 40 тыс. солдат, по всей Польше начались сильные антирусские выступления[532].

До 1766 г. дипломатическое ведомство России колебалось относительно разрыва отношений с Чарторыйскими. Только в октябре 1766 г. Николай Васильевич Репнин получил четкие указания из Петербурга. Послу предлагалось, не жалея ни денег, ни трудов, разорвать сейм и генеральную конфедерацию. Репнин должен был немедленно обратиться к противникам Чарторыйских и предложить им свою помощь в борьбе с правительством. Панин поручил также Репнину приступить к созданию новой русской партии в Польше. Получив четкие инструкции, Николай Васильевич энергично взялся за организацию новой партии, основными участниками которой стали враги Чарторыйских и бывшие сторонники саксонцев.

Ведущая роль в новом движении отводилась примасу князю Подоскому. Этот наивысший после короля пост Подоский получил только благодаря усилиям Репнина. Вторым по значению деятелем русской партии стал князь Карл Радзивилл. Тот самый князь Радзивилл, который активно боролся с русским влиянием, Чартрыйскими и Понятовским. После победы Понятовского на выборах под угрозой репрессии он убежал в Саксонию. Панин вспомнил о нем, когда начал создавать новую русскую партию, и отдал распоряжение Репнину: «…способствовать возвращению его в отечество, дабы его тут тем или другим образом употреблять»[533]. Радзивилл, получив предложения Репнина, вступил с ним в переговоры и согласился помогать России. Он вернулся в Польшу и был поставлен Репниным во главе коронной конфедерации (маршалом). Для большей уверенности в прочности связи Панин прикомандировал к князю Радзивиллу русского полковника Кара в качестве политического комиссара, или, по его собственному выражению, «пестуна». На посту маршала коронной конфедерации Радзивилл активно сотрудничал с Репниным и выполнял все указания русского посла.

Еще одной крупной политической фигурой новой партии стал граф Мнишек. Его завербовал Репнин и поставил руководить конфедерацией в двух воеводствах. За усердную работу Панин в 1767 г. представил Мнишека к награждению должностью Краковского каштеляна. Большую пользу в качестве русского агента принес коронный гетман граф Браницкий. Привлеченный к сотрудничеству в 1766 г., он честно выполнил свои обязательства, выступив на сейме в защиту диссидентов. Браницкого в Петербурге намеревались поставить даже во главе русской партии. Продолжал сотрудничать с Россией завербованный ранее подскарбий коронный Вессель, который был министром при Августе III. Вот далеко не полный список русских агентов в Польше, которые составили костяк новой партии.

Основной формой борьбы за права диссидентов была избрана конфедерация. Первоначально в марте 1767 г. создается протестантская конфедерация. Ее возглавил барон Август Гольц, староста Грауденцский. На организацию всей работы ему передали 20 тыс. червонцев. Затем были организованы православная и объединенная польско-литовская конфедерации. Центром конфедерации стал город Родом. Во главе конфедерации диссидентов встал литовский магнат Карл Радзивилл. Относительно Радзивилла Панин писал Репнину: «…он нам как теперь, так и впредь не инако может служить, как пугалищем против Чарторижских, а притом по имени и богатству своему представлять его можем как чучелу для подлости и самого мелкого дворянства, а дел делать он своей персоной нимало не в состоянии, и надежды в оном на него ни малой полагать не можно»[534]. Немногим лучше были и другие агенты Репнина. Все они готовы были служить тому, кто давал больше.

Конфедерация оказалась весьма действенным инструментом. Станислав Август и Чарторыйские почувствовали угрозу создания обшей конфедерации. Начался поиск внешних союзников для борьбы против России. В марте 1767 г. с помощью перлюстрации почтовой корреспонденции было установлено, что король секретно отправил курьера в Вену и Константинополь. Панин немедленно предложил Репнину проверить агентурным путем эти данные и усилить наблюдение за королевским двором, хотя бы «…употреблением на то нарочитой суммы». Тревожное известие пришло от русского посла в Турции А. М. Обрескова. Он сообщал, что поляки, действуя через хана крымского, подталкивают султана к вмешательству в польские дела. Панин, почувствовав, что со стороны Турции нависает серьезная опасность, вновь повторяет указание Репнину: «…усугубить ваше рачение иметь беспосредственные верные каналы, дабы благовременно открывать новые подвиги и намерения того двора»[535]. Наконец, для оказания давления на короля и помощи конфедератам Россия решила ввести в Польшу войска. Командующий русскими войсками генерал Kapp предупредил, что любое неповиновение Екатерине будет рассматриваться как бунт против Польши[536]. В ход были пущены и все средства разведки. Сторонников и союзников России привлекали щедрыми подарками, а также обещаниями политических выгод и высоких постов. К противникам, включая самого короля, применялись разного рода репрессивные меры.

Так, в сентябре 1766 г. польский посол в Петербурге Ржевуский пожаловался на бедность короля, который, по его словам, потратил все свои средства на организацию выборов в сеймиках. Екатерина II приказала прислать Репнину для короля 50 000 рублей. Однако Репнин не торопился выполнить приказ и оказался прав. Не прошло и месяца, как из столицы пришло указание не давать королю денег, так как он ведет антирусскую политику. Репрессиям подверглись и Масальские за то, что переметнулись в лагерь противников России. В деревнях, принадлежавших Масальским, на постой были размещены русские части, что лишило их доходов с имений. В августе 1766 г. была даже сформирована своеобразная оперативная группа в составе полковников — барона Игельстрома и Василия Kappa. В инструкции, полученной от Панина, им поручалось объехать всех магнатов Польши и взять на учет всех союзников и противников России. Перед самым открытием сейма Репнин получил указание Панина всех отъявленных врагов России арестовать[537].

За развитием событий в Польше внимательно следили во Франции и Австрии. Разведки этих государств тоже готовились к сейму и решили сорвать его, играя на религиозных чувствах поляков. Своим орудием они избрали Римского папу Климента XIII. Под давлением Франции и Австрии папа назначил в Польшу интернунциуса (посла) Дурини и выступил с посланием против уравнивания в правах диссидентов с остальным польским населением. По всей стране стали распространяться листовки, сфабрикованные Дурини, в которых русский двор обвинялся в том, что он выступает против католической религии. 23 сентября, в день открытия сейма, в доме князя Радзивилла в Варшаве собрались депутаты сейма. Внезапно туда прибыл Дурини и произнес зажигательную речь против диссидентов. Он призывал католиков драться до последней капли крови, запрещал послам вести переговоры с русскими и обещал им благословение папы. Репнин, получив известие о провокационных заявлениях Дурини, немедленно направился в дом Радзивилла. Этот отчаянный шаг грозил русскому послу смертью. Религиозные фанатики готовы были убить его, справедливо считая посла главным-организатором диссидентского дела. Репнин, пренебрегая опасностью, сумел усмирить возбужденных депутатов сейма. Он заявил им, что приехал не к ним и не для переговоров, а в гости к Радзивиллу. Кроме того, Репнин посоветовал депутатам оставить свои угрозы, так как Россия не покушается на католицизм, а выступает всего лишь за соблюдение гражданских прав православных и протестантов. Заявление Репнина и его мужественное поведение остудили горячие головы депутатов. Они успокоились и выразили желание сотрудничать с Россией в решении проблемы диссидентов. В своем письме от 15 октября 1767 г. Панин одобрил действия Николая Васильевича и поблагодарил его за умный и смелый поступок.

Заседание сейма, на котором должен был рассматриваться диссидентский вопрос, открылось 1 октября 1767 г. В первый же день его работы с заявлениями выступили епископы Киевский и Краковский. Они заявили, что акт конфедерации о диссидентах дьявольское наваждение, а епископ Краковский Солтык крикнул знаменитое «Не позволим!», подхваченное большинством сейма. Тогда Репнин, действуя по инструкции Панина, приказал арестовать вожаков католической оппозиции. Ночью были арестованы и отправлены в Россию епископ Краковский Солтык, епископ Киевский Залуский, гетман коронный Ржевусский и его сын староста Долинский. После арестов работа сейма протекала спокойно. Сейм избрал комиссию для выработки закона о диссидентах, а Репнин и Панин готовили новый договор с Польшей, где ясно была изложена позиция относительно диссидентов и польской конституции. В августе 1768 г. Репнин доложил в Петербург, что диссидентский вопрос решен. Сейм принял закон о диссидентах, признал Россию гарантом диссидентских прав и основных законов республики. В награду за проделанную работу Репнин был награжден орденом Александра Невского и 50 тыс рублей.

В Петербурге посчитали, что тяжелое польское дело окончено. Конфедерация, как достигшая своей цели, была распущена. Русские войска вышли из Варшавы и готовились выйти из королевства, но неожиданно пришло известие о вооруженном восстании в Подолии. Главным организатором этого восстания стала французская разведка. Она не скупилась на деньги, вербуя противников политики России в Польше. Русское правительство было хорошо информировано о действиях французской разведки и предупреждало своих представителей, что смута в Польше происходит не из одного религиозного фанатизма. «Франция не жалеет денег, ни трудов для размножения в Польше огня, дабы только наводить нам хлопоты и заботы. Главный ее инструмент епископ Каменецкий Красинский сыплет везде деньгами и раздувает огонь, где только может. Он имеет под собою множество эмиссаров, кои по земле шатаются, и развозят его пастырския наставления»[538].

Не успел Репнин заключить трактаты с сеймом о диссидентах, как Красинский, брат епископа Каменецкого, и Пулавский адвокат, захватили город Бар и подняли там знамя восстания за веру и свободу. В Галиции образовалась другая конфедерация под предводительством Потоцкого. В Люблине — третья под предводительством Рожевского. Русские войска вынуждены были перейти к вооруженной борьбе с польскими мятежниками. Не имея за собой широкой народной поддержки, конфедераты нигде не могли выдержать напора русских войск. Занятые конфедератами города Бар, Бердичев, Краков вскоре были отбиты. Мелкие шайки мятежников рассеялись по всей стране. Они захватывали казенные деньги и грабили всех без разбора. Борьба с ними приняла затяжной характер. Награбивши денег, эти шайки уходили в Венгрию или Силезию. Мятежникам с самого начала было ясно, что собственными силами им с русскими не справиться. Каменецкий епископ Красинский объезжают дворы европейских монархов, пытаясь склонить их выступить против России. Его усилия увенчались успехом. Франция и Австрия выступили в поддержку конфедератов. Турция потребовала от русского посла Обрескова обещания вывести войска из Польши. Обресков отказался выполнить это требование, и в сентябре 1768 г. Турция объявила России войну.

Огромная работа, проделанная русской дипломатией и дипломатической разведкой в Польше, оказалась напрасной. Польская проблема осталась не только не разрешенной, но еще и привела к войне. В декабре 1768 г. Н. В. Репнин был освобожден от должности посла в Варшаве и направлен в действующую армию. На его место прибыл князь M. H. Волконский, хорошо знакомый с польскими делами. Ему было предложено, сохраняя внешнее приличие по отношению к польскому правительству, продолжать вести диссидентскую политику в прежнем направлении и не допустить поляков к объединению с турками.

Для достижения поставленной цели M. Н. Волконский предложил создать новую шляхетскую партию, назвав ее «патриотической». При формировании такой конфедерации Волконский предполагал обойтись без участия короля. Основой партии должны были стать влиятельные польские вельможи, настроенные враждебно по отношению к Чарторыйским. Такую конфедерацию без короля и против короля, по мысли Волконского, можно было бы подкупить и использовать для проведения российской политики в сейме. Однако Екатерина II не поддержала идею детронизации короля. Панин в свою очередь предлагал Волконскому не форсировать события в Польше. Осторожность руководителя дипломатического ведомства в польском вопросе в этот период объяснялась тем, что Панин еще держался за свою идею «Северной системы». В письмах Волконскому Никита Иванович предлагал основную борьбу направить против Чарторыйских.

Наиболее ценную и влиятельную агентуру Волконский получил от Репнина и Панина. В числе русских агентов были примас Подоский, коронный кухмистер Понинский, Минский воевода Гюльзен, граф Флемминг, графы Гуровский, Браницкий, Мнишек и другие. Новым и совсем необычным для работы разведки стало то, что русское правительство сочло необходимым главным агентам написать личные письма с предложением связаться с Волконским и оказывать ему услуги и доверие. Так, Екатерина II писала Флеммингу. Панин писал Понинскому, Браницкому, Гюльзену и др. Все они получали деньги, подарки, должности. Даже их женам императрица присылала ценные подарки (табакерки, портреты с бриллиантами).

В сентябре 1770 г. в политической тактике России в Польше произошли изменения. Международная обстановка, несмотря на успешный ход турецкой кампании, складывалась неблагоприятно для России. Директива Панина Волконскому по существу предлагала послу разведывательными методами провести отступление от первоначально намеченного плана. Он должен был уступить полякам в вопросе о диссидентах, чтобы добиться успокоения в Польше. В ноябре 1770 г. Екатерина II в записке Панину выразила готовность потратить много денег, лишь бы Волконскому удалось добиться замирения в Польше. Императрица даже готова была объявить амнистию всем участникам враждебных конфедераций и пойти с ними на переговоры. Но усилия и старания Волконского оказались напрасными. Примирительная позиция русского правительства не встретила отклика у поляков. Успокоения в стране не наступило. В январе 1771 г. Волконский вынужден был покинуть Польшу.

Усиление политического влияния России в Польше постоянно тревожило Пруссию и Австрию. Вовлечение России из-за Польши в войну с Турцией создавало благоприятную возможность для ослабления ее позиций в Речи Посполитой. В начале 1769 г. прусский король Фридрих II предложил России проект раздела Польши. При этом он не просто предлагал разделить Польшу, а «вознаградить» Пруссию и Австрию за помощь, которую эти страны окажут России в войне с Турцией. Панин поддержал идею создания союза против Турции, но выступил против раздела Польши. Россия вовсе не желала делить контроль над Речью Посполитой. Но Фридрих II не отказался от своего плана и начал настойчиво проводить его и в России, и в Австрии. 3 сентября 1770 г. Фридрих II и Иосиф II договорились для сохранения равновесия в Европе ослабить влияние России в Речи Посполитой путем раздела Польши.

Россия оказалась между двух огней: с одной стороны, война с Турцией и угроза выступления на ее стороне Австрии, а с другой — непрекращающаяся вооруженная борьба в Польше. Последняя попытка замирения в Речи Посполитой была предпринята русской дипломатией в 1771 г. Действительный тайный советник Каспар Сальдерн выступил с предложением изменить всю политику по отношению к польскому королю. Он предложил попробовать вновь опереться на Чарторыйских и их сторонников. Екатерина II поддержала это предложение и назначила Сальдерна послом в Варшаве. План Каспара Сальдерна заключался в том, чтобы вести борьбу с конфедератами силами самих поляков. Посол считал, что Россия не должна вмешиваться в борьбу вооруженным путем, а действовать только через свою агентуру. Он намеревался создать руками агентуры из сторонников Чарторыйских армию, которая выступила бы на борьбу с конфедератами. Таким образом война против России, превращалась в междоусобную польскую войну. На реализацию этого плана Сальдерну было выдано 100 тыс. рублей.

Однако среди русской агентуры это план не нашел поддержки. Так, например, примас Подоский даже принял решение бежать из Варшавы. Панину пришлось обратиться к нему с требованием подчиниться Сальдерну. В отношении Радзивилла, бежавшего за границу, послу были даны указания не только не пускать его в Польшу, но и не допускать восстановления его богатства. «Частное лицо с такими значительными имуществами, — писал Панин, — не годится для республиканского государства, вследствие опасного влияния своего кредита и своих богатств, которое даст ему возможность возбуждать или поддерживать там смуты и раздоры. Таким образом, унижение и расстройство этого дома в интересах самой Польши и должны входить в состав наших мер касательно её»[539].

Одним из главных действующих лиц в борьбе с конфедератами, по плану Сальдерна, должен был стать король Станислав Август IV. Проблема заключалась в том, чтобы добиться от короля полного послушания. Знакомство Сальдерна со Станиславом Августом произвело на посла тягостное впечатление. В письме Панину он доносил: «Сердце короля есть сердце хорошего человека, но голова его, к несчастью, испорчена, увижу — могу ли я ее поправить: трудно излечить радикально мозг, поврежденный постоянными иллюзиями». Сальдерн попытался воздействовать на короля испытанным методом «кнута и пряника». На мольбы короля о финансовой помощи, Сальдерн вежливо отказал. «…Я был сильно тронут, но не обещал ничего», — писал он Панину. Только в день именин Станислава Августа, когда граф Браницкий явился к нему и долго упрашивал, Сальдерн выдал королю 5000 червонцев[540].

«Кнутом» для короля послужило заявление посла о том, что Екатерина II намерена лишить его своего покровительства, если он будет вести себя по-прежнему. В беседе с королем Сальдерн сказал также, что имеет указание в случае неповиновения бросить его на произвол судьбы, выехав вместе со всем войском в Гродно. Станислав испугался и по требованию Сальдерна дал подписку о полном послушании императрице. Король обязывался: «Вследствие уверения посла её величества императрицы Всероссийской в том, что августейшая государыня его намерена поддерживать меня на троне Польском и готова употребить все необходимые средства для успокоения моего государства, вследствие изъяснения средств, какия, по словам посла, императрица намерена употребить для достижения этой цели, вследствие обещания, что она будет считать моих друзей своими, если только они будут вести себя как искренние мои приверженцы, и что она будет обращать внимание на представления мои относительно средств успокоить Польшу, вследствие всего этого, я обязуюсь совещаться с её величеством обо всем и действовать согласно с нею, не награждать, без её согласия, наших общих друзей, не раздавать вакантных должностей и старосте, в полной уверенности, что её величество будет поступать со мной дружественно, откровенно и с уважением, на что я вправе рассчитывать после всего сказанного её послом»[541]. Сальдерн обещал королю, что эта подписка не будет известна никому, кроме императрицы, Панина и Григория Орлова.

Вскоре русскому послу пришлось убедиться в том, что «…Король есть и останется всю свою жизнь слабым, пустым и глупым человеком». Подписка не помогла. Станислав Август продолжал поглядывать одним оком на Петербург, а другим косить в сторону Вены и Парижа. Сальдерн отказался от своего плана, встав на сторону сторонников применения силы. «Мягкость портит головы в Польше и несовместима с достоинством и превосходством России»[542], — писал Сальдерн. Еще одна попытка разрешить польский кризис посредством прямых сношений между русским правительством и Польшей потерпела неудачу.

Тем временем работа разведок враждебных России стран усиливалась. В апреле 1771 г. в Петербург поступили агентурные данные о том, что Франция решила усилить свое проникновение в среду конфедератов. Ежемесячно на эти цели выделялось до 6000 червонцев. Франция прислала на помощь конфедератам хороших военных инженеров и генерала Дюмурье. Он встал во главе 40 000 конфедератов и продолжил формировать новые отряды. Штаб-квартирой французского резидента было селение Эпернеж в Венгрии. Там же были собраны вожди конфедератов, организованы склады оружия и амуниции. Предполагалось, что отсюда они вторгнутся на территорию Польши в районе Ландскрона, укрепятся и приступят к избранию саксонского принца Карла новым польским королем. Из этого сообщения следовало, что французская разведка действует совместно с австрийской, а территория Австрии используется конфедератами в качестве тыла. Панин сделал представление австрийскому послу, но в ответ последовало категорическое заявление, что Австрия даже не думает о поддержке конфедератов.

В августе поступила агентурная информация из окружения прусского короля. В ней речь шла о том, что Франция собирается прислать в Польшу новый отряд офицеров численностью в 25 человек во главе с генералом Вноменилем. Позднее в 1772 г., когда А. В. Суворов взял Краков, там действительно попали в плен французские офицеры, которых Екатерина II повелела отправить в Сибирь, рассматривая их не как пленных, а как преступников. В такой обстановке вызревал план раздела Польши. На это шаг русское правительство пошло под давлением целого ряда обстоятельств. Во-первых, несмотря на значительные расходы (Россия в 1763–1766 гг. потратила на польские дела 7–8 % своего бюджета, то есть 4 млн. 400 тыс. рублей)[543], в Польше не сложилась обстановка, позволявшая Петербургу рассматривать это государство в качестве союзника. Во-вторых, нависла реальная угроза союза Австрии с Турцией против России. В сентябре 1771 г. Фридрих II «дружески предупредил», что если Екатерина II не примет предложения о разделе, то на стороне Турции выступят Австрия и Франция и выставят против России 200 тыс. солдат. В такой ситуации самым актуальным вопросом стала нейтрализация Австрии даже ценою согласия на предложение Фридриха разделить Польшу[544].

Наконец, Россия пошла на раздел Польши под давлением внутренних причин. Турецкая кампания истощила казну, начались крестьянские восстания. В 1770 г. с театра военных действий была занесена чума, которая понемногу подбиралась к центру России. В декабре 1770 г. появились первые чумные больные в Москве. Под давлением всех этих обстоятельств Панин все больше склонялся к мысли о создании нового русско-прусско-австрийского союза. Основой этого союза мог стать совместный раздел Польши. В августе 1771 г. Панин сообщает в письме Сальдерну о том, что в Петербурге принято окончательное решение о разделе Польши. В том же письме даются ясные указания дипломатической разведке в Польше: «…главною вашею задачей будет — завербовать известное число лиц, которых мы могли бы пустить в дело, когда наступит к тому время… Если уж платить, то лучше платить ради наших интересов, чем их. Я полагаю, что весь этот огромный расход на конфедерацию, которая займется лишь замирением Польши, должен быть произведен лишь на такую конфедерацию, которая подчинится всем нашим условиям и наших союзников»[545]. Таким образом, главная задача дипломатической разведки заключалась в том, чтобы набрать новых сторонников, готовых поддержать расчленение Польши, и придать разделу видимость законности.

Сальдерн в точности выполнил предписания Панина. В конце 1771 г. в Польшу дополнительно были введены русские войска. Сальдерн снабжал их информацией о враждебных России польских магнатах, на имения которых налагалась контрибуция. Станислав Август узнал о согласии Пруссии и России на раздел Польши в июне 1772 г. из письма Н. И. Панина и от прусского посланника. Король бросился искать защиты у Австрии. Но Иосиф II предпочел присоединиться к Пруссии и России. 5 августа 1772 г. представители Австрии, Пруссии и России подписали договор о разделе Польши. Деятельность российского правительства и дипломатической разведки сосредоточилась на разрешении южной проблемы.

Ко времени царствования Екатерины II задачи России на южных рубежах состояли в том, чтобы завоевать Крым и северное побережье Черного моря. Выход к морям был жизненно необходим для набиравшего силу государства. Однако добиться этого было непросто. Крымская проблема для России осложнялась тем, что Крым находился фактически под властью Оттоманской Порты. Крымские ханы из династии Гиреев крайне враждебно относились к Русскому государству и постоянно угрожали русским границам. Не желая преждевременно втягиваться в войну с Турцией, русское правительство с 1762 по 1768 г. пыталось свергнуть неугодного крымского хана, используя средства дипломатии и разведки. В рескрипте от 2 августа 1762 г. русскому резиденту в Константинополе Алексею Михайловичу Обрескову Коллегия иностранных дел обещала щедро оплатить услуги «фаворитам султана или агентуре» за содействие в этом деле. Обсуждалась в Петербурге и возможность прямой вербовки хана. В 1762 г. канцлер М. И. Воронцов предложил киевскому генерал-губернатору Глебову командировать в Крым офицера для проведения вербовки. Идея вербовки хана принадлежала прусскому послу в Петербурге Гольцу, который предложил для этого воспользоваться услугами прусского консула в Крыму Боскампа.

С целью вербовки хана из Киева в Крым выехал поручик Бастевик. Он должен был добиться от крымского хана разрешения на открытие в Крыму русского консульства. Бастевик выполнил поручение и получил согласие хана, пообещав ему за это 1000 червонцев (3 тыс. руб.), карету и меха. Посол России в Турции Обресков в свою очередь путем всяческих дипломатических комбинаций получил согласие на учреждение консульства от турецкого султана. Екатерина II, получив об этом его реляцию, написала резолюцию: «Бога ради, не упустите время». Вскоре премьер-майор Никифоров был назначен первым русским консулом в Крым. Стремление России к организации консульства в Крыму объяснялось желанием создать на его основе резидентуру русской разведки. По замыслу Екатерины II Крым должен был со временем стать русским. В инструкции, полученной Никифоровым, особое место отводилось изучению будущего театра военных действий. Консулу поручалось установить точное количество боеспособных воинов, формы комплектования и содержания армии, структуру военного бюджета. Никифоров должен был выяснить, в каком состоянии находятся крепости и их вооружение, где производится и как доставляется в Крым оружие и многое другое.

О крупномасштабности и глубине российского подхода к проблеме Крыма свидетельствуют и содержащиеся в инструкции указания на необходимость изучения демографической ситуации на полуострове в целях учета военного потенциала ханства. Никифоров должен был выяснить численность населения с разделением по полу, его социальный состав, установить долю оседлого населения относительно кочевого, изучить политические настроения в Крыму и отношение местных жителей к России и Турции. Правительство интересовалось также состоянием сельскохозяйственного производства и перспективами промышленного развития Крыма. В специальном параграфе инструкции русскому консулу поручалось разведать возможность «отпадения» Крыма от Оттоманской Порты и переход а хана в русское подданство[546]. Екатерина II видела в хане человека умного и дальновидного, которого можно склонить на свою сторону. Бюджет Никифорову на создание резидентуры в Крыму был определен в размере 6000 рублей в год. Из этой суммы одна треть составляла жалованье консула, а остальное шло на оперативные расходы и содержание агентуры.

Никифоров пробыл в Крыму около двух лет. За время работы консулом он провел несколько солидных вербовок. Так, Никифоров привлек к секретному сотрудничеству переводчика хана Якуба, который даже присягнул на верность России. В Петербурге Якубу назначили пенсию в размере 900 рублей в год. Не ограничиваясь регулярной передачей информации о хане и его окружении, он обязался вербовать для российской разведки агентов из числа ханских чиновников. Якуб, например, завербовал для русской разведки писца Ахмета, который согласился передавать копии секретных документов, поступавших из Константинополя. Стоимость услуг Ахмета Никифоров оценил в 700 рублей в год. Но, к сожалению, эти вербовки оказались непрочными. Никифорову явно не хватало дипломатического опыта и навыков разведчика. Отсутствие этих качеств сыграло с консулом-резидентом злую шутку. От него сбежал крепостной мальчик, Михаил Андреев, которого татары завербовали и обратили в мусульманство. Вместо того чтобы принять это как свершившейся факт или же потребовать его выдачи дипломатическим путем, Никифоров захватил и вернул мальчика силой. В ответ турецкий султан Мустафа III потребовал от России отозвать консула из Крыма. Принять другого консула Порта отказалась. Таким образом русской разведке в Крыму был нанесен серьезный удар.

Параллельно с Никифоровым разведывательную работу в Крыму и других приграничных к России турецких областях вел киевский генерал-губернатор Глебов. Его агент, поручик Бастевик, успешно выполнив задание, вернулся в Киев. После отзыва Никифорова Глебов направил в Бахчисарай поручика Климовского. Климовской возобновил связь с Якубом и завербовал поверенного в делах молдавского господаря в Крыму — Николая. По предложению Глебова была организована агентурная сеть в Очакове, Бендерах, Могилеве (на Днестре) и в Яссах. В результате проделанной работы агентами русской разведки стали православный священник в Ягорлыке и переводчик с русского языка у очаковского паши Юрий Григоров. Наряду с агентурой, завербованной за границей, киевский генерал-губернатор использовал для получения необходимой информации «маршрутных» разведчиков, которых под видом купцов засылали на территорию Турции. Так, в феврале 1766 г. по указанию Глебова в Очаков был командирован офицер, который имел задание выяснить предназначение строящейся там крепости.

Накануне русско-турецкой войны 1768–1774 гг. большую разведывательную работу в Турции вел русский резидент Алексей Михайлович Обресков. Еще совсем молодым человеком, после окончания шляхетского корпуса, он был причислен к посольству в Константинополе. В 1751 г. после смерти резидента А. И. Неплюева Обрезков был назначен поверенным в делах, а в 1752 г. русским резидентом в Константинополе. Дипломатические способности Алексея Михайловича высоко оценивались Екатериной II и Паниным. До начала русско-турецкой войны главное внимание посла было сосредоточено на выполнении трех основных задач: сбора информации о политике Турции и ее взаимоотношениях с Пруссией, Австрией и Францией; на освещении деятельности европейских дипломатов в Константинополе и недопущении вооруженного вмешательства Турции в польские дела. Решение последней задачи представляло наибольшую сложность. Турция постоянно колебалась между франко-австрийским блоком и Россией. Франция и Австрия пугали Порту усилением мощи России в случае, если польский трон перейдет к русскому ставленнику. Обресков же пытался убедить Мустафу III в том, что «иностранный принц» на польском престоле отдаст Польшу католическому блоку и усилит венский двор.

Усиленно подталкивала Турцию к войне с Россией и часть польской шляхты. Гетман Браницкий в марте 1763 г. прислал в Константинополь своего посланника Станкевича под предлогом обсуждения политики Крыма в отношении Польши. Посол в Польше Михаил Воронцов просил Обрескова принять меры против Станкевича, если тот начнет вести «предосудительную» для России работу. Узнав о том, что Станкевич добивается аудиенции у великого визиря и намерен опорочить Россию в его глазах, Обресков принял решение дискредитировать Станкевича и его миссию. Среди агентов русского посла был главный переводчик султана Гика. Он получил в свое время титул князя и был назначен турецкими властями молдавским господарем. Обрезков через своих агентов добился, чтобы Станкевич не был принят великим визирем и направил Гику на переговоры с польским эмиссаром якобы от турецкой стороны. Ни о чем не подозревая, Станкевич изложил ему все претензии Польши к России. Гика подготовил доклад о переговорах великому визирю и рейс-эфенди (министру иностранных дел), в котором выставил Станкевича лжецом и интриганом. Гика уверял, что Станкевич заявил ему, будто бы Екатерина II собирается выйти замуж за… Понятовского. Станкевич попытайся оправдаться и пошел, как писал Обресков, на «сродную полякам хитрость отрицания». В ответ рейс-эфенди, к удовольствию русского резидента, пожаловал Станкевичу «такой крепкий реплемент, что каждый, кроме поляка, через всю жизнь свою стыдился бы»[547]. Копию этого документа, в доказательство «противной России» работы Станкевича, Обресков получил через своих агентов.

За блестящую работу по нейтрализации Станкевича Обресков дал Гике соболий мех ценою в тысячу рублей и пообещал выхлопотать ему годовой пенсион в 300 рублей. Гика обещал и впредь работать на российскую дипломатическую разведку. Вскоре такая возможность представилась. В октябре 1763 г. Обресков получил от императрицы указание принять все меры к тому, чтобы Порта не помешала возведению русского ставленника на польский престол. Екатерина рекомендовала Алексею Михайловичу для этого «…подкупить одного или нескольких кредит в султане или министерстве, имеющих персон». На эти цели послу предполагалось прислать 50 000 рублей. До получения денег Обрескову разрешалось «на раздачу и нужные подарки» брать в займы у греков или европейских купцов, но «…с крайним осмотрением и осторожностью, наблюдая в этом экономию»[548]. Обресков нашел нужную «персону» в лице Гики. По заданию русского резидента тот сильно напугал руководителей Порты перспективой союза между Францией, Австрией и Польшей. Султан Мустафа III поспешил заявить о том, что он согласен с кандидатурой поляка на польский престол.

После избрания Станислава Августа королем обстановка в самой Польше и вокруг нее не стала для России спокойней. Обрескову постоянно приходилось сталкиваться с интригами со стороны Австрии и Франции. Министры в Турции менялись с калейдоскопической быстротой, и вербовочная работа русского посла велась бесперебойно. В 1765 г. Обресков, помимо заботы о регулярном добывании информации, столкнулся с еще одной проблемой. Австрия начала решительно склоняться на сторону Франции, а австрийский посол в Константинополе, которого Обресков считал своим другом и союзником, пошел по пути предательства. Переориентация в выборе союзников и противников в политике была делом почти обычным. Но такого резкого поворота в отношениях с Австрией в России не ожидал никто. Пока Россия и Австрия были союзниками, Обресков не скрывал от австрийского посла свою агентуру. Когда же интересы Австрии и России стали расходиться, австрийский посол начал раскрывать агентуру Обрескова и передавать его агентов турецким властям. Екатерина II, разгневанная вероломством Австрии, писала Обрескову: «…вы имеете с дознанным вашим искусством и благоразумием потребить все возможные способы и все ваши силы, чтобы натягуемую австрийским домом тучу обратить на него самого»[549].

Еще большее возмущение и в то же время растерянность в Петербурге вызвало донесение Обрескова о предательской по сути деятельности Рексина, который был послом дружественной Пруссии. Агенты донесли русскому послу, что Рексин ведет в Константинополе секретные переговоры с Портой о заключении военного союза против России. Более того, посол Пруссии намеренно разжигал вражду между Турцией и Россией, описывая насилия, чинимые русскими в Польше. Рексин донес туркам о военных приготовлениях России к войне против Турции, строительстве русскими крепостей на Днестре и т. д. Таким образом, речь шла фактически об измене Фридриха II «Северной системе». Екатерина II приказала немедленно расследовать это «поносное дело».

Панин строго конфиденциально встретился с прусским послом в Петербурге Сольмсом и попросил объяснить поведение Рексина. Сольмс в свою очередь обратился за разъяснениями к Фридриху II. Кайзер, видимо не ожидая такого поворота событий, уверил русскую сторону, что подобные действия Рексина невозможны. Но Обресков прислал Панину копии документов, которые Рексин передал султану. Фридриху ничего не оставалось, как заявить, что он не давал таких директив своему послу и Рексин никогда не сообщал ему о подобных своих действиях в Константинополе. Такие объяснения не могли удовлетворить Петербург. Панин справедливо полагал, что маловероятно, чтобы Раксин мог так открыто изменять своему кайзеру.

Вскоре было получено подтверждение информации Обрескова из другого источника. Английский посол в Турции Гренвил направил письмо своему коллеге в Петербурге лондонскому посланнику Макартнею. Письмо было перехвачено агентами русской дипломатической разведки и перлюстрировано. В письме Гренвил подробно информировал Макартнея о деятельности Рексина против России. Фридриху II ничего не оставалось, как признать вину Рексина. Король заявил, что Рексин, видимо, был кем-то подкуплен, поэтому будет отозван, а затем казнен. Опытный дипломат Панин прекрасно понимал, что Рексин исполнял директивы Фридриха. Об этом он прямо написал Обрескову и просил его впредь быть осторожнее, «…дабы иногда разновременно или излишнею откровенностью не компрометировать собственные ваши каналы»[550]. Полученный русской дипломатической разведкой урок пошел на пользу. Панин понял, что агентурой делиться нельзя даже с друзьями.

Между тем политическая напряженность в Юго-Восточной Европе нарастала. Польская проблема все больше упиралась в диссидентский вопрос. В декабре 1767 г. от Крымского хана в Константинополь поступила информация о том, что Россия готовиться к войне с Турцией. Хан обосновал свои сведения тем, что русские захватывают польские области. На самом же деле речь шла о территориях, на которых давным-давно находились русские войска. Получив информацию хана, рейс-эфенди потребовал от Обрескова обещания, что войска будут выведены после окончания сейма. Обресков, по его словам, не усмотрев в этом требовании ничего несправедливого, согласился. Позднее Панин сочтет этот поступок Обрескова ошибочным.

После окончания работы польского сейма в конце 1767 г. Турция стала ожидать обещанного Россией вывода войск из Польши. Но в Польше в феврале 1768 г. вместо ожидаемого умиротворения началась Барская конфедерация (получила название от города Бар в Подолии, где была образована) и вооруженное выступление против России. Ни Репнин, ни Панин, ни сама Екатерина II не могли уже выполнить обещание, которое Обресков неосторожно дал в Константинополе. Обресков понял свою ошибку и решился на отчаянный шаг. Он попытался завербовать рейс-эфенди. Неизвестно каким образом, но это ему удалось. Из его донесений известно лишь, что, получив известие о требовании улемов вооруженным путем вмешаться в польско-русские дела, Обресков после длительной конфиденциальной беседы вручил рейс-эфенди 3000 червонцев. Министр немедленно послал директиву крымскому хану, в которой запретил татарам помогать полякам. Такое же требование он направил и французам, угрожая в противном случае выслать французского консула из Крыма. Блестяще проведенная Обресковым дипломатическая комбинация позволила отсрочить начало русско-турецкой войны на полгода!

Однако русско-турецкие отношения с каждым днем осложнялись. В апреле 1768 г. в плен к русским попал татарин Ахмед-Мухта, который на допросе показал, что в местечке Бары сосредоточен татарский отряд численностью 500 человек, присланный ханом специально в помощь полякам. Затем агентура донесла, что Порта приказала Хотинскому паше увеличить гарнизон крепости до 10 000 человек и привести его в полную боеготовность. В самой Турции произошли перестановки в правительстве. Со своих постов были смещены великий визирь и рейс-эфенди, с которыми у Обрескова сложились хорошие отношения. Турции искала лишь повод, чтобы развязать войну. Таким поводом послужило нападение гайдамаков на местечко Балта и Дубоссары, принадлежавшие крымскому хану. Весной 1768 г. на Правобережной Украине, находившейся под польским суверенитетом, вспыхнуло казацкое восстание под предводительством Железняка и Гонты. Это восстание известно в истории как бунт гайдамаков. Казаки, провозгласив себя борцами за угнетенное православие, истребляли без милосердия польскую шляхту и евреев. Так, овладев городом Уманью, они устлали его улицы трупами, а глубокий колодезь наполнили убитыми детьми. Начальник одного из гайдамацких отрядов, сотник Шило, направился к богатому пограничному местечку Балта, которое только речкой отделялось от татарского местечка Галты. Гайдамаки, войдя в Балту, устроили там резню среди еврейского населения. В ответ, после ухода гайдамаков, евреи и турки из Галты перешли в Балту и стали бить ее православных жителей. Гайдамаки, узнав об этом, возвратились и отомстили разорением Галты.

В Петербурге расценили этот пограничный конфликт как серьезную опасность возникновения войны и сделали все возможное, чтобы ее не допустить. Перед российской дипломатией была поставлена задача доказать Порте и всему миру, что инцидент в Балте — провокация, и Россия к нему не причастна. Разведка в Крыму добыла агентурным путем шифры и письма французского резидента Тота к французскому канцлеру Жуазелю. Переписка неопровержимо свидетельствовала о том, что отчет Порте о Балтийском инциденте писался Якубом под диктовку барона Тота. Бывший переводчик крымского хана и русский агент Якуб был перевербован французской разведкой. Панин переслал копии этих документов Обрескову для предъявления рейс-эфенди или другому высокопоставленному чиновнику. В Петербурге надеялись доказать, кто является истинным источником дезинформации о русских в Польше. В письме к Обрескову Панин советовал послу предложить туркам сделать внезапный обыск у Тота и изъять все его документы. Не теряла надежды и Екатерина II. По ее указанию в августе 1768 г. Панин вновь пишет Обрескову: «Для придания в нужном случае словам вашим у турецкого министерства большей силы лестным блеском золота, изволила её императорское величество повелеть отправить к вашему превосходительству семьдесят тысяч рублев… Употребление сих проповедников поручает вам ея величество с полною достоверностию на вашу верность и усердие»[551]. Но остановить неблагоприятное развитие событий для России было уже невозможно. Турция и стоявшие за ее спиной Франция и Австрия вели дело к войне.

25 сентября 1768 г. под угрозой физического насилия турки предложили Обрескову подписать ультимативные требования о выводе русских войск с территории Польши. Больной, измученный работой и интригами, Обресков с достоинством отверг это предложение. 11 членов русского посольства во главе с Обресковым были помещены в Семибашенную темницу (Едикуле). По традиции Порта так расправлялась с дипломатами страны, с которой находилась в состоянии войны. Стратегический план турецкого командования состоял в том, чтобы, собрав армию в 300 тыс. человек, начать наступление на Каменец-Подольский и соединиться с противниками России в Польше — барскими конфедератами. Объединив силы и используя численное превосходство, Порта намеревалась заставить русских вывести войска из Речи Посполитой. Для ведения военных действий на Северном Кавказе и Южной Украине предполагалось использовать отряды крымских татар.

Со стороны России главная цель войны заключалась в том, чтобы обеспечить выход к Черному морю. Добиться этого предполагалось как военными, так и дипломатическими средствами. В правительстве понимали, что одних военных побед недостаточно. Российской дипломатии ставилась задача внести раскол в отношения между Турцией, Австрией и Францией, а также постараться расшатать внутреннее единство в самой Турции. Первую задачу — внести разлад в австро-турецкий лагерь — русская дипломатия выполнила полностью. Основой для этого послужил первый раздел Польши. Австрия, связав себя территориальными приобретениями в Польше, примкнула к русско-прусскому блоку. Вторая задача — работа по разложению единства в самой Оттоманской империи — была возложена на русскую разведку. Наряду с обеспечением информацией правительства и командующих русскими армиями, разведке вменялось в обязанность создать широкую агентурную сеть среди христианского населения Османской империи и с ее помощью активно противодействовать Турции изнутри. В соответствии с этими задачами и выстраивалась работа русской разведки в годы войны.

Вся информация о планах султана, настроениях в правительстве и в народе шла в Петербург от агентов, работавших на территории самой Турции. Она поступала в Россию несколькими путями. Один из них шел через Вену, где послом был князь Дмитрий Михайлович Голицын. Осведомители в Турции направляли свои материалы в Вену, откуда они пересылались в Петербург. Второй путь доставки информации пролегал через Венецию, где поверенным в делах России был маркиз Павел Маруцци, грек по происхождению, назначенный на этот пост уже во время войны. Кроме передачи информации Маруции занимался разведкой в приграничных к Венецианской республике турецких областях, а также вербовал агентуру из числа христиан. Позже ему было поручено вести разведку во всем бассейне Средиземного моря. В 1770 г., когда в Средиземное море вошла эскадра адмирала Григория Андреевича Спиридова, Маруцци передавал секретную информацию главнокомандующему русским флотом Алексею Григорьевичу Орлову. Через Маруцци также устанавливалась связь с нелегальными резидентами и агентами, работавшими в Константинополе. Третий путь шел из Турции через Польшу. Еще одним источником информации были сведения, которые поступали от венецианского графа Моцениго. Наконец, проводилась и прямая агентурно-разведывательная работа на территории, оккупированной турецкой армией. Осуществлялась она через засылку ходоков во вражеский тыл, что в ту пору не представляло особых трудностей. В рескрипте главнокомандующему генерал-аншефу князю Александру Михайловичу Голицыну от 16 декабря 1768 г. Екатерина II, инструктируя князя, предлагала ему «…посылать в Турецкие границы, а особливо к Хотину, шпионов для разведывания о тамошнем состоянии и движениях неприятеля…»[552].

Значительная часть русской разведывательной агентуры находилась на территориях подвластных Турции государств: Черногории, Греции, Крыма и др. Созданные там разведывательные группы должны были информировать о политическом, военном, моральном состоянии страны и армии, а также вести активную подрывную работу среди местного населения. В несколько меньших масштабах эта работа велась и раньше. Новое, что внесла Екатерина II в действия разведки, заключалось в работе по разложению самого мусульманского лагеря и в разжигании вражды между турками и татарами. Ценные сведения поступали также от русских резидентов, находившихся на территории стран, граничивших с Турцией. Из этих стран — Австрии, Грузии и др. — дипломатическая разведка передавала русскому правительству все поступавшие из Турции новости, а также информировала о взаимоотношениях между Турцией и этими странами.

Понимая, что ценность всякой полученной разведывательной информации определяется возможностью ее использования, Екатерина II пошла на очень важный организационный шаг. Она впервые в историй российской дипломатии и разведки дала право главнокомандующему армией непосредственно сноситься со всеми русскими дипломатическими представителями за границей. Своим указом от 15 декабря 1768 г. Екатерина II повелела, «…чтобы назначенный от нас к командованию главной нашей армии против Порты Оттоманской генерал-аншеф князь Голицын беспрепятственную корреспонденцию производил с министрами нашими при других дворах находящимися»[553]. Таким образом, к главнокомандующему стекалась вся оперативная информация, что позволяло своевременно принять правильное решение.

Наибольший интерес с точки зрения ведения дипломатической разведки в годы войны представляет работа русских агентов на окраинах турецкой империи. С самого начала войны в России надеялись на то, что удастся поднять национально-освободительное движение в Греции и на Балканах. 19 (30) января 1769 г. Екатерина II обратилась ко всем православным народам Балканского полуострова с манифестом. В нем императрица «увещевала» все угнетенные православные народы «…и каждый особенно, полезными для них обстоятельствами настоящей войны воспользоваться ко свержению ига и ко приведению себя по прежнему в независимость, ополчася где и когда будет удобно, против общаго всего христианства врага, и стараясь возможный вред ему причинить»[554].

Идея использовать национально-освободительное движение этих народов обсуждалась в России еще до войны. В 1764 г. в Петербург приехал епископ Далмации Симеон Концаревич. Он подал в Коллегию иностранных дел прошение от имени славянских православных народов Сербии, Боснии и Герцеговины об оказании им протекции. Коллегия иностранных дел пришла тогда к выводу, что не стоит входить в официальные сношения с ними, чтобы не вызвать дипломатических осложнений с Турцией. В то же время было принято решение использовать приезд Концаревича для организации секретной связи с этими народами, так как «…они по единоверию с российским народом в случае будущей иногда войны с турками могут противу их здешней стороне не малую помощь подать и службу свою показать»[555]. Симеона Концаревича оставили в Киеве, откуда он стал осуществлять связь со славянскими народами на Балканах.

Надежды на подъем национально-освободительного движения не оставляли Екатерину II в течение всего первого этапа войны. Ещё не успели прогреметь первые выстрелы, как в Черногорию был направлен князь Юрий Владимирович Долгорукий с заданием организовать восстание против Турции. Поездка его совершалась нелегально. Он скрывался под именем купца Барышникова. Пробравшись в Черногорию, Долгорукий должен был арестовать действовавшего там боснийца — Стефана Малого, который выдавал себя за Петра III, вооружить черногорцев (оружие должен был доставить Маруцци) и выступить против Порты. Но план не удался. Черногорцев невозможно было подвигнуть на войну с Турцией. Подлежавший же аресту Стефан Малой, по признанию Долгорукого, оказался единственным культурным человеком, который его понимал. Так и ничего не добившись, Долгорукий покинул Черногорию, оставив там резидентом бывшего самозванца Стефана Малого.

Больших успехов в ведении активной разведки добился венецианский гражданин граф Моцениго. Судьба этого разведчика весьма интересна. Он происходил из знатной венецианской фамилии, переселившейся на Греческий архипелаг после крестовых походов. Граф Моцениго пользовался уважением в правящих кругах Венеции, но православное вероисповедание не позволяло ему занимать крупные государственные должности. На предложения венецианского дожа, в семье которого он воспитывался, изменить свою веру, Моцениго отвечал категорическим отказом. Ко времени русско-турецкой войны он находился в своем имении на острове Зант (Закинф) на Греческом архипелаге.

Как-то раз к острову подошел русский фрегат, направлявшийся с боеприпасами к средиземноморской эскадре. Он сбился с курса, сел на мель и лишь благодаря помощи, снаряженной Моцениго, был спасен. Об этом узнал командующий флотом граф А. Г. Орлов. Учитывая, что Моцениго имел большие связи в Греции, Албании и Далмации, Орлов предложил ему поступить на русскую службу и организовать разведывательные резидентуры в турецких владениях. В награду Орлов предложил Моцениго патент на звание подполковника и пообещал всякие блага от императрицы. Моцениго, было тогда 43 года. По возрасту и по своему положению в обществе он, казалось бы, не мог удовлетвориться чином подполковника. Но граф принял предложение Орлова, так как был убежденным сторонником России. Моцениго счел своим долгом помочь русскому флоту в борьбе с вековым врагом православных — Турцией. Граф Моцениго обладал незаурядными способностями организатора и разведчика. Он создал разведывательную агентурную сеть на территории Албании, Далмации, Греции, Венеции и в самом Константинополе. Моцениго аккуратно снабжал русский флот информацией о действиях турок, о передвижениях их эскадр. Мало кому известно, что этот греческий гражданин спас русскую средиземноморскую эскадру от почти неминуемой гибели.

В 1773 г., уже во время перемирия, когда русская эскадра стояла спокойно в одной из гаваней у острова Парос, турки собрали три эскадры в Дульцинье, Тунисе и Кандии. Задача эскадрам формулировалась предельно просто: соединившись, атаковать русскую эскадру в Паросе и уничтожить. Основная часть турецких сил была в Дульцинье. Моцениго, узнав об этом через свою агентуру, незамедлительно известил графа Орлова и посоветовал ему тотчас же вывести свой флот в открытое море, напасть на эскадру в Дульцинье и уничтожить ее. Орлов вначале не поверил этим сведениям. Кроме того, он боялся своим появлением в Адриатическом море нарушить положения и параграфы международного морского права, в которых он не очень разбирался. Моцениго стоило большого труда убедить Орлова послушаться его совета и спасти русский флот. В конце концов здравый смысл одержал верх.

Орлов вывел русскую эскадру и подошел к острову Зант — резиденции Моцениго. Граф прислал в помощь эскадре своих лоцманов и передал Орлову последнюю агентурную информацию: турецкая эскадра из Дульцинье уже вышла в море для соединения с другими эскадрами «в видах предстоящей операции». Русская эскадра вышла в море и действительно обнаружила и перехватила турецкую эскадру в Адриатическом море. Орлов навязал ей сражение и почти полностью уничтожил. Турецкий флот потерял 17 больших кораблей, а 11, получив тяжелые повреждения, спаслись в порту Парос. До конца войны ни одна из турецких эскадр так и не рискнула выйти в море.

Неоценимую услугу русскому флоту Моцениго оказал, снабжая его всю войну картами, предоставляя лоцманов и поставляя матросов. Пополнение личного состава кораблей вдали от России было почти неразрешимой проблемой. Приходилось направлять людей морем из Балтики через Атлантический океан в Средиземное море, на что уходили тогда многие месяцы. Моцениго организовал вербовку христиан в Греции, Албании и Далмации и предоставил нашему флоту более 5000 вооруженных солдат и матросов, не попросив за это ни копейки. Командующий флотом адмирал Григорий Андреевич Спиридов так оценивал работу Моцениго: «Ты наш спаситель, ты наш верный страж, мы за твоею прозорливостью пребываем спокойны; не сомневайся о награждениях померных отличности служб твоих». Моцениго проработал почти до конца войны. Последним его подвигом была организация вывоза в Россию детей греческих патриотов из Морен (южная часть Греции). Турецкие паши брали там детей христиан в качестве заложников. Моцениго организовал скрытый вывоз детей на остров Зант, а оттуда — на русские корабли.

Турецкие власти были просто в бешенстве, узнав о деятельности графа. Они потребовали от венецианских властей ареста Моцениго. Венецианцы, отличавшиеся необычайной трусостью перед турками, поспешили исполнить требование султана. Граф Моцениго был арестован и заточен в тюрьму на острове Корфу. Адмирал Спиридов донес об аресте графа императрице, а сам принял меры к тому, чтобы захватить заложников из числа венецианских купцов. Адмирал объявил, что если Моцениго умрет, то он расправится с заложниками. Венецианский сенат большинством голосов постановил не выдавать Моцениго России, если русские его не затребуют. Только после официального представления русского правительства 20 февраля 1774 г. он был освобожден из тюрьмы. Из мести христианские земляки Моцениго решили лишить его права жительства в венецианских владениях и разграбили все его имущество. Позже, благодаря вмешательству графа Семена Романовича Воронцова, Моцениго был принят на службу по ведомству иностранных дел в России и назначен поверенным в делах при тосканском дворе[556].

Итогом русско-турецкой войны 1768–1774 гг. стало подписание 10 июля 1774 г. Кючук-Кайнарджийского мира. По условиям договора Россия получила свободу мореплавания на Черном море. Русские купеческие корабли получили право свободного прохода через Дарданеллы и Босфор. Некоторые статьи договора создавали благоприятные условия для проникновения России на Балканы. Одной из статей Кючук-Кайнарджийского договора утверждалась политическая независимость Крымского ханства от Османской империи. Россия получила на восточном берегу Крыма крепости Керчь и Еникале, запиравшие вход в Азовское море, и крепость Кинбурн в устье Днепра, а также право укреплять город Азов. Добившись выхода к Черному морю, России предстояло решить еще одну задачу — овладеть Крымом.

Работа среди татарских вождей Крыма в годы русско-турецкой войны была совершенно особой главой в деятельности русской дипломатической разведки. Екатерина II с самого начала войны не исключала возможности вытеснения татар из Крыма, хотя в официальных документах нет ни слова о намерении России аннексировать полуостров. План присоединения Крымского полуострова возник, по всей видимости, только в ходе русско-турецкой войны. Главная цель войны — свобода русского мореплавания на Черном море — не могла быть достигнута без вытеснения турок из Крыма и овладения этим полуостровом. По существу эта идея изложена Екатериной II в рескрипте к командующему 2-й армией князю Долгорукому от 18 декабря 1770 г. Императрица писала: «Стараться надобно будет, чтобы отобрать у турков занятые их гарнизонами крепости и получить оныя в свои руки, а через них и твердую ногу в Крымском полуострове — чтоб достать себе и гавань на Черном море и укреплений в земле город для всегдашней с Крымом коммуникации и для охранения онаго тем средством от нашествия впредь турков, кои бы инако сим полуостровом опять очень скоро и легко завладеть в состоянии были»[557].

Осуществить этот план императрица предполагала не столько военными, сколько дипломатическими средствами. Перед русской дипломатической разведкой ставилась задача с помощью умелого дипломатического маневра изгнать турок из Крыма силами самих крымских татар. Заставить крымчан отделиться от Оттоманской Порты и создать самостоятельное татарское государство, которое искало бы опору в России. В случае успеха турецкому владычеству в Европе был бы нанесен смертельный удар. Сложность реализации этого плана заключалась в том, что речь шла об отложении от Порты области, населенной исключительно мусульманами. Религиозные связи в мусульманском мире были тогда необычайно сильными, и преодолеть религиозный фанатизм было трудно. Но русская дипломатическая разведка с этим справилась.

План изгнания турок из Крыма предусматривал несколько этапов. На первом этапе предполагалось отделить от хана Крыма кочующие орды вышедших из ногайских степей кочевников, составлявших основные силы хана. Следующим этапом должно было стать отпадение Крыма от Порты и объявление о его самостоятельности. И, наконец, на третьем — ликвидация татарского государства в Крыму.

Реализация всего плана зависела от решения самой сложной задачи: выхода кочующих орд из подчинения хана. Руководитель русской дипломатии и дипломатической разведки Н. И. Панин первоначально избрал для этой цели запорожцев, хорошо знакомых с татарами. 19 декабря 1768 г. Екатерина II направила к казакам грамоту, в которой призывала их к совместной борьбе против Турции. Он сопроводил эту грамоту своим письмом к кошевому атаману Кальнишевскому, в котором подробно изложил свой план раскола татарско-турецкого лагеря. Панин подробно проинструктировал атамана, как следует вести агитацию среди татар против Турции. Кальнишевский должен был убедить татар в том, что турки пользуются ими как пушечным мясом, презирают их и эксплуатируют. Со стороны России атаман должен был обещать татарам свободу вероисповедания и уравнения во всех правах с русскими, ссылаться на то, что в русской армии имеются генералы-мусульмане. В письме к киевскому генерал-губернатору Глебову Никита Иванович Панин так объясняет свое поручение Кальнишевскому: «он, может быть, скорее изыщит случай их в наши сети уловить»[558]. Киевскому генерал-губернатору поручалось выделить для руководства всей этой операцией асессора Чугуевца и нужную сумму денег. Ибо, как писал Панин, у таких скитающихся народов, как татары, «блеск злата гораздо большую силу имеет, нежели все доказательнейшие о их будущем благопалучении резоны». Однако деятельность Кальнишевского не дала ощутимых результатов.

Параллельно с Кальнищевским и Чутуевцем задачей вывода кочующих орд из подчинения хана занимался генерал-майор Слободской губернии Щербинин. Он предложил Панину использовать для этого Якуба, дубоссарского воеводу, вновь переметнувшегося на сторону России после начала войны. Якуб был весьма авторитетным человеком среди татарских вожаков, и Коллегия иностранных дел дала согласие на его привлечение к агентурной работе. Такое решение в отношении агента, который однажды предал и заслуживал казни, имеет свое объяснение. Его можно найти в рескрипте Щербинину за подписью Екатерины II. В документе дается подробный анализ психологического состояния Якуба, который после измены «…естественным образом чувствует внутреннее беспокойство, что о проступке его известно…». Руководители русской разведки понимали, что, будучи помилован, Якуб, стремясь загладить вину, начнет работать «с рачением и верностью», тем более что обстановка кардинально изменилась. Россия побеждает в войне Турцию, и он вряд ли поддастся искушению предать еще раз. Давая согласие на использование Якуба, Панин и Екатерина II оценивали агента не формально и не только по его прошлым прегрешениям, а с точки зрения конкретной пользы, которую он может принести. В рескрипте Щербинину дозволялось даже недоданную Якубу «за два г. пенсию по девяти сот рублев за каждый произвесть»[559]. Такое отношение к агентуре свидетельствует о высоком профессионализме высшего руководства России в вопросах организации и ведения разведки.

Вторым агентом Щербинина стал руководитель Эдиссанской орды Джан-Мамбет-бей. Он сам предложил свои услуги и не только перетянул всю орду на сторону России, но и в конце 1771 г. стал на защиту русских границ между Волгой и Доном от набегов кубанских татар. Солидная агентура была завербована и среди духовных руководителей и мурз. Для организации работы среди татар Щербинин получил от Панина сразу 20 000 рублей. Кроме того, тайному советнику Собакину было поручено закупить в Москве золотых, серебряных вещей, шелковой и суконной материи, мехов на 10 000 рублей и отправить Щербинину для поощрения татарской агентуры. Русской агентуре в Крыму ставилась одна задача: вести антитурецкую пропаганду и склонять татарские орды к переходу в русское подданство. Таким образом, агентурная разведка шла впереди русских войск, психологически готовя татар к необходимости помириться с русскими. После разгрома турецкой армии графом П. А. Румянцевым в сражении при Рябой Могиле в 1770 г. четыре кочующие орды — Эдиссанская, Буджанцкая, Эдичкульская и Джамбулицкая отложились от Крыма и Порты, сложили оружие, заявили, что переходят в русское подданство, и покинули ряды турецкой армии. Русские разрешили им перейти через Днестр и кочевать в южнорусских степях. Этим была выполнена первая часть плана.

Вторую часть плана было поручено провести тому же Щербинину. По высочайшему повелению он отправился в Крым со штатом помощников, имея при себе 20 000 рублей и на 30 000 рублей подарков. В инструкции Щербинину указывалось, что его задача состоит в том, чтобы добиться от хана и крымских вождей формальной декларации о независимости Крымского ханства. Наряду с этим Щербинин должен был добиться от татар заключения договора с Россией, по которому к ней переходили Керчь, Еникале и обеспечивалась свобода плавания на Черном море. С точки зрения ведения разведки, инструкция Щербинину интересна тем, что она подробно излагает процедуру поэтапной вербовки агентуры с учетом привычек, верования, национальных обычаев и местных законов. На первом этапе вербовки следовало расположить к себе татарских вождей. «Приличныя внушения, изъяснения, настоятельства, соединенные с терпеливостью, с наружным уважением их взаимных вопросов и ответов, и с возбуждением собственного их рассудка и внимания суть те орудия, которыя в сих окрестностях полезны и удачны быть имеют», — наставляет Панин.

После этого можно было переходить ко второму этапу. Ненавязчиво склонить крымских начальников к мысли, что сотрудничество с Россией в их интересах, и только затем приступать к вербовке. «Коль скоро вы приметите, что оныя в них действовать начинают, вступайте в действительную негоциацию». Но не просто вербовать, что называется в «лоб», а подготовить первоначально почву агентурными средствами. В инструкции приводится пример неудачной вербовки со стороны разведчика статского советника Веселицкого. Он без всякой агентурной подготовки вступил «в негоциацию с ханом». Не добившись успеха, Веселицкий «попустился их (татар) поносить», чем окончательно испортил все дело. Щербинину следовало учесть этот опыт и, приступая к вербовке, подготовить прежде для этого почву: изучить личность агента, подкупить его деньгами или подарками.

Получив от агентов согласие на сотрудничество с Россией, Щербинин должен был приступить к выполнению главного задания: «…подвигнуть хана Крымского с правительством… чтобы вышеозначенные два места (Керчь и Еникале), с окрестною землею, нашими людьми заняты были». Добиваться этого следовало путем внушения крымскому правительству мысли, «по пристойности времени и случаев», о возможности и необходимости дружбы между христианами и мусульманами. «Ибо никаким законом не запрещается искать своего благополучия, но паче каждому человеку такое побуждение врожденное есть». Особое внимание Щербинин должен был обратить на вербовку местного духовенства, которое, «как известно, у всех магометан поповския изречения священны и почти одного с законом их достоинства»[560].

Щербинин вполне справился с поставленной задачей. Хан Сагиб-Гирей декларировал независимость Крыма и послал в Петербург своего брата султана Шагинь-Гирея. Вторая часть плана, таким образом, в основном была реализована. Турки из Крыма были изгнаны. Кючук-Кайнарджийский мирный договор 1774 г. утвердил политическую независимость Крымского ханства от Османской империи. Оставалось решить главное: удержать Крым в состоянии независимости и готовить агентурные силы для реализации третьей части плана — ликвидации крымской самостоятельности и окончательного присоединения Крыма к России. Эта задача представляла ряд трудностей. Турция не смирилась с потерей Крыма. Она возобновила назначение в Крым судей и таможенных чиновников, наводнила его своими агентами и готовилась к новой войне с Россией.

Реализацией третьей части плана по ликвидации крымской самостоятельности и окончательному присоединению Крыма к России вначале занимался тоже Щербинин. Он завербовал ханского секретаря и ряд других крупных чиновников. Затем эту работу вел статский советник Веселицкий, оставленный в Крыму поверенным в делах. Но самая крупная вербовка по татарскому делу была проведена в Петербурге самим Н. И. Паниным. Он сумел завербовать султана Шагинь-Гирея, брата крымского хана Сагиб-Гирея. После провозглашения независимости Крыма Шагинь-Гирей был направлен послом в Петербург. Здесь на него обратил внимание Панин. Он сумел разглядеть в нем недюжинную личность, крупного организатора и решил пойти на вербовку султана. Его начали обрабатывать, давая денег столько, сколько он требовал. Помимо 100 рублей в день на содержание, он получил наличными 27 000 рублей. Кроме того, ему подарили дорогую шубу, шапку, саблю с золотом и бриллиантами ценою в 20 000 рублей, табакерку, дорогостоящий перстень и бриллиантовое кольцо лично от Панина. В благодарность Шагинь-Гирей дал обещание «…содействовать, чтобы грубых татар вразумить о прочности нашего с ними союза», — писал Панин Щербинину.

Первоначально Шагинь-Гирею не удалось убедить татар в «прочности союза». Отвергнутый ими, он вернулся в Россию на содержание русского правительства. Затем Шагинь-Гирей переехал на Таманский полуостров, куда перекочевали ногайские орды. Султан прибыл сюда по приказу русского двора для того, чтобы вести разведывательную работу и борьбу с турецким влиянием. В 1773 г. туркам удалось поднять бунт среди кубанских татар, который грозил распространиться на Кабарду и ногайские орды. В рескрипте на имя Щербинина Панин предлагал помимо Шагинь-Гирея задействовать руководителя Эдисанской орды Джан-Мамбет-бея и, по примеру Турции, активно подкупать на свою сторону духовенство и начальствующих лиц среди кабардинцев и других горских народов. «…Те же самые сильно действуемые способы употребить к удержанию их в спокойном состоянии, какие Порта Оттоманская ко всем известиям не оставляет употреблять по их соблазну»[561]. Другими словами, платить нужным людям столько, «сколько допустит пристойность и удобность».

В 1774 г. в Петербурге было принято весьма важное и далеко идущее решение — назначить Шагинь-Гирея главой над всеми ногайскими ордами. Управляющий Крымом Сагиб-Гирей не пользовался доверием русских. В Коллегии иностранных дел решили повторить польский опыт и приступили к подготовке татарского варианта «Понятовского» в лице Шагинь-Гирея. Вначале предполагалось сделать его главой над ногайцами, а затем, в зависимости от обстановки, либо отделить ногайцев полностью от крымских татар, либо, представив ногайцев, как основную силу крымского государства, навязать Крыму Шагинь-Гирея. Реализация плана внедрения Шагинь-Гирея в вожди ногайцев требовала большого искусства и такта как по отношению к ногайцам, так и по отношению к Шагинь-Гирею. Среди ногайцев была очень сильна протурецкая прослойка, а Шагинь-Гирей был человек волевой, энергичный и храбрый. С ним нельзя было обращаться как с простым агентом, работающим за деньги. Русская разведка учла все эти обстоятельства. В феврале 1774 г. «…с соблюдением всей наружной свободности» состоялось назначение Шагинь-Гирея главой над всеми ногайскими ордами. От Екатерины II ему было положено содержание 1000 рублей в месяц.

Ставка на Шагинь-Гирея себя оправдала. В 1777 г. под нажимом России крымские мурзы избрали его ханом. Вскоре против него в Крыму поднялось восстание. Турецкое правительство отказалось выполнять пункт договора 1774 г. о независимости Крыма. Оно попыталось свергнуть Шагинь-Гирея и назначить других ханов. Но это желание не нашло поддержки у большинства мурз. В поддержку сторонников русской ориентации Шагинь-Гирея русское правительство приняло решение ввести войска в Крым. Спор с Турцией удалось урегулировать в марте 1779 г. Айналы-Кавакская конвенция подтвердила условия Кючук-Кайнарджийского договора. Шагинь-Гирей оставался ханом до 1783 г. Указом от 8 апреля 1783 г. правительство Екатерины II, сославшись на нарушения Турцией конвенции 1779 года, включило Крым, который стал называться Тавридой, в состав Российской империи. Шагинь-Гирей же был убит в Турции при невыясненных обстоятельствах. Присоединение Крыма и Кубани послужило поводом к объявлению Турцией войны России. Вторая война с Турцией 1787–1791 гг. закончилась подписанием Ясского мирного договора, по которому к России отходило побережье Черного моря от Южного Буга до Днестра. Присоединение всего северного побережья Черного моря означало значительное усиление позиций России, открывало ей новые морские пути, способствовало развитию обширных земель.

Кючук-Кайнарджийский и Ясский договоры стали крупным успехом не только русского оружия, но российской дипломатии и дипломатической разведки. Возможность заключения таких выгодных договоров был, конечно, достигнут в первую очередь благодаря доблестным русским войскам и блестящим победам П. А. Румянцева, А. В. Суворова и Г. А. Спиридова. Однако немалую роль в достижении этих успехов сыграла русская дипломатия и дипломатическая разведка. В сфере внешней политики Екатерина II была последовательницей идей Петра I. Она сумела понять коренные задачи внешней политики России и завершить то, к чему веками стремилось русское государство. Перед российской дипломатией вставали новые цели и задачи, решение которых требовало дальнейшего развития разведки и постановки ее на профессиональную основу.

Примечания:

4

Пузыревский А. История военного искусства в средние века (V–XVI вв.). В 2-х ч. Ч. 1. СПб., 1884. С. 56–58.

5

Сахаров А. Н. Дипломатия Древней Руси: IX — первая половина X в. М., 1980. С. 22–23.

42

Лев Диакон. История. М., 1988. С. 124.

43

Эту цифру приводит Лев Диакон. См.: Лев Диакон. Указ. Соч. С. 73. По русской летописи у Святослава было всего 10 тыс. воинов, что более вероятно.

44

Лев Диакон. Указ. соч. С. 126.

45

ПВЛ. С. 119.

46

Лев Диакон. История. Дополнения. М., 1988. С. 131.

47

Сахаров А. Н. Дипломатия Святослава. М., 1991. С. 80.

48

Сахаров А. Н. Указ. соч. С. 82.

49

Путилов Б. Н. Указ. соч. С. 136. Гумилев считает, что печенегов о времени прохода Святослава предупредили не «переяславцы», т. е. болгары из Преславы, а христиане города Киева, которых князь обещал «изгубить» по возвращении. См.: Гумилев Л. Н. Указ. соч. С. 160.

50

История внешней политики России. Конец XV–XVII века С. 37–38.

51

ПВЛ. С. 132. На каких болгар — волжских или дунайских — ходил Владимир до конца неясно. См.: Библиотека литературы Древней Руси. Т. 1. С. 501–502.

52

Шахматов А. А. Указ. соч. С. 141.

53

Большинство историков относит крещение Владимира к 897 г. См.: История внешней политики России. Конец XV–XVII в. М., 1999. С. 40.

54

Пашуто В. Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968. С. 79.

55

См.: Гумилев Л. Н. Указ. соч. С. 196–197.

56

ПВЛ. С. 298.

429

История внешней политики России. XVIII век. (От Северной войны до войн России против Наполеона). М., 2000. С. 11.

430

В состав империи входили германские и другие земли Центральной Европы, политическим центром которых была Австрия, поэтому Леопольда I часто называют австрийским императором.

431

Молчанов H. Н. Дипломатия Петра Великого. М., 1991. С. 68.

432

Там же.

433

Алексеев М. Указ. соч. С. 25.

434

Примасом в католической церкви называют первого архиепископа.

435

Цит. по: Молчанов Н. Н. Указ. соч. С. 81.

436

Гражуль В. С. Тайны галантного века (шпионаж при Петре I и Екатерине II). М., 1997. С. 44.

437

История внешней политики России. XVIII век. Указ, соч. С. 29.

438

Гражуль В. С. Указ. соч. С. 15.

439

Цит. по: Молчанов H. Н. Указ. соч. С. 141.

440

Там же. С. 155.

441

Цит. по: Павленко Н. И. Птенцы гнезда Петрова. М., 1988. С. 24–25.

442

Там же. С. 57.

443

Гражуль В. С. Указ. соч. С. 46.

444

Керсновский А. А. История Русской армии. М., 1992. С. 27–28.

445

Гражуль В. С. Указ. соч. С. 47–48.

446

Там же. С. 50.

447

Молчанов H. Н. Указ. соч. С. 190.

448

Керсновский А. А. История Русской армии. Указ. соч. С. 28.

449

История внешней политики России. XVIII век. С. 34.

450

Павленко Н. И. Александр Данилович Меншиков. М., 1984. С. 37.

451

Там же. С. 38–39.

452

История внешней политики России. XVIII век. С. 34.

453

Цит. по: Гражуль В. С. Указ. соч. С. 51.

454

Там же. С. 53.

455

Гражуль В. С. Указ. соч. С. 243–249.

456

Очерки истории российской внешней разведки. Т. 1. С. 74.

457

Павленко Н. И. Птенцы гнезда Петрова. М., 1988. С. 159.

458

Цит. по: Гражуль В. С. Указ. соч. С. 22.

459

Там же. С. 23.

460

Там же. С. 26.

461

Павленко Н. И. Птенцы гнезда Петрова. С. 160.

462

Цит. по: Гражуль В. С. Указ. соч. С. 28.

463

Молчанов H. Н. Указ. соч. С. 217.

464

Гражуль В. С. Указ. соч. С. 96.

465

Молчанов H. Н. Указ. соч. С. 217.

466

Александриенко В. Н. Русские дипломатические агенты в Лондоне в XVIII в. Т. 1. Варшава. 1897. С. 6–7.

467

Гражуль В. С. Указ. соч. С. 107–108.

468

Очерки истории российской внешней разведки. С. 81–82.

469

Гражуль В. С. Указ. соч. С. 74.

470

Там же. С. 74.

471

Там же. С. 75.

472

История внешней политики России. XVIII век. С. 34.

473

Лубянка 2. С.99.

474

Гражуль B.C. Указ. соч. Прилож. 7. С. 259–264.

475

Разин Е. А. и др. Указ. соч. С. 96–97.

476

Глиноецкий Н. П. История русского Генерального штаба. Т. 1. 1698–1825 гг. СПб., 1883. С. 1–17.

477

Семигалия (Земгале) — историческая область на юге Латвии, по левому берегу реки Даугавы.

478

История внешней политики России. XVIII век. Указ. соч. С. 242–249.

479

Бобылев В. С. Внешняя политика России эпохи Петра I. М., 1990. С. 72.

480

Цит. по: Молчанов H. Н. Указ. соч. С 270.

481

Бобылев В. С. Указ. соч. С. 82–83.

482

Гражуль В. С. С. 32.

483

Молчанов H. Н. Указ. соч. С. 282.

484

Гражуль В. С. Указ. соч. С. 32.

485

Керсновский А. А. История русской армии. Указ. соч. С. 43.

486

Цит. по: Анисимов Е. Время Петровских реформ. Л., 1989. С. 218. Е. Анисимов принадлежит к числу тех историков, которые ставят под сомнение подлинность этого письма. См: Там же.

487

Там же. С. 219.

488

Гражуль В. С. Указ. соч. С. 35.

489

Цит. по: Молчанов H. Н. Указ. соч. С. 298.

490

Там же. С. 298.

491

Гражуль В. С. Указ. соч. С. 37.

492

История внешней политики России. XVIII век. С. 40.

493

Гражуль В. С. Указ. соч. С. 56–57.

494

Там же. С. 58.

495

Герцогство Мекленбург находилось в северной Германии.

496

История внешней политики России. XVIII век. С. 42.

497

Там же. С. 44.

498

Цит. по: Гражуль В. С. Указ. соч. С. 86.

499

Цит. по: Молчанов H. Н. Указ. соч. С. 356.

500

Там же. С. 356.

501

Гражуль В. С. Указ. соч. С. 87.

502

Там же. С. 359.

503

Там же.

504

Цит. по: Молчнов H. Н. Указ, соч. С. 386.

505

Там же. С. 110.

506

Гражуль В. С. Указ. соч. С. 111.

507

Павленко Н. И. Указ. соч. С. 190–191; 196–197.

508

Молчанов H. Н. Указ. соч. С. 385.

509

История внешней политики России. XVIII век. С. 48–52.

510

Бушев П. П. Посольство Артемия Волынского в Иран в 1715–1718 гг. (по русским архивам). М., 1978. С. 24–25.

511

Цит. по: Соловьев С. М. Чтения рассказы по истории России. 1989. С. 699.

512

Там же. С. 699.

513

Там же. С. 702.

514

Там же. С. 712.

515

Очерки истории российской внешней разведки. С. 91.

516

Соловьев С. М. Указ. соч. С. 701.

517

Очерки истории российской внешней разведки. С. 94.

518

Cм.: Семилетняя война/Под ред. H. М. Коробкова. М., 1948; Похлебкин В. В. Внешняя политика Руси, России и СССР за 1000 лет. С. 538–547.

519

Глиноецкий Н. П. Указ. соч. С. 30.

520

Там же. С. 34.

521

История внешней политики России XVIII век. С. 105.

522

Глиноецкий Н. П. Указ. соч. С. 42–43.

523

История внешней политики России. XVIII век. С. 113.

524

Гражуль В. С. Указ. соч. С. 132.

525

Сб. РИО. Т. 48. СПб., 1885. С. 185.

526

Там же. С. 261.

527

Гражуль В. С. Указ. соч. С. 139.

528

Cб. РИО. Т. 48. С. 398.

529

Гражуль В. С. Указ. соч. С. 143.

530

Сб. РИО. Т. 51. СПб., 1886. С. 170.

531

История внешней политики России. С. 176.

532

Там же. С. 178.

533

Сб. РИО. Т. 67. СПб., 1889. С. 158

534

Сб. РИО. Т. 87. СПб., 1893. С. 280–281.

535

Там же. Т. 67. С. 349.

536

История внешней политики России. С. 178.

537

Сб. РИО. Т. 67. С. 53.

538

Там же. Т. 67. С. 381.

539

Там же. Т. 87. С. 355.

540

Гражуль В. С. Указ. соч. С. 181.

541

Соловьев С. М. История падения Польши. М., 1863. С. 119.

542

Гражуль В. С. Указ. соч. С. 182.

543

Виноградов В. Н. Дипломатия Екатерины Великой // Новая и новейшая история. 2001. № 3. С. 138.

544

История внешней политики России. С. 182.

545

Сб. РИО. Т. 97. СПб., 1896. С. 413–417.

546

Сб. РИО. Т. 48. С. 489–505.

547

Там же. Т. 51. СПб., 1886. С. 360–363.

548

Там же. С. 25–26.

549

Там же. С. 272–273.

550

Там же. Т. 57. СПб., 1887. С. 354.

551

Цит. по: Гражуль В. С. Указ. соч. С. 212.

552

Сб. РИО. Т. 87. С. 235.

553

Там же. С. 220–221.

554

См.: Гражуль В. С. Указ. соч. Прилож. 11. С. 291–295.

555

Сб. РИО.Т. 57. С. 82.

556

См.: Гражуль В. С. Указ. соч. С. 223–225.

557

Сб. РИО. Т. 97. СПб., 1896. С. 186.

558

Там же. Т. 87. С. 245.

559

Там же. Т. 97. С. 199–200.

560

Сб. РИО. Т. 118. СПб., 1904. С. 74; 80–81.

561

Сб. РИО. Т. 135.1911. С. 31.