• РУФИН И ЕВТРОПИЙ
  • ГАЙНА И ЕВДОКСИЯ
  • АРКАДИЙ

    Flavius Arcadius

    Родился около 377 г.

    Правил с 17 января 395 г. до 1 мая 408 г.

    РУФИН И ЕВТРОПИЙ

    Аркадий был первенцем римского императора Феодосия и его жены Элии Флациллы. Мальчику было всего 6 лет, когда отец возвел его в ранг августа — то есть формально своего полноправного соправителя. Торжественная церемония по этому случаю состоялась 19 января 383 года в местечке Эвдом (Hebdomon) поблизости от Константинополя.

    Аркадий провел детство в столице на берегах Босфора, там же он предпочитал жить и впоследствии, покидая Константинополь лишь для посещения городов Малой Азии. За всю свою жизнь он ни разу не покинул пределов восточной части империи. Отец с самого начала воспитывал его как правителя именно этой половины государства — Запад предназначался младшему брату Аркадия, Гонорию. Феодосий не упускал случая публично продемонстрировать своим подданным, как высоко он ценит и любит своего первенца. Еще маленьким мальчиком Аркадий трижды побывал консулом. Отец также повелел ему участвовать в одном из своих походов против готов, а потом вместе с сыном совершил триумфальный въезд в Константинополь. Феодосий охотно давал понять, что ту или иную просьбу подданных выполняет по просьбе своего первенца — это должно было помочь Аркадию завоевать популярность.

    В воспитатели своим сыновьям, и прежде всего Аркадию, Феодосий выбрал двух выдающихся людей. Один из них, старец Фемистий, великолепный ритор и философ, придворный высокого ранга, был греком и принадлежал к числу почитателей старых богов. Второй, значительно более молодой Арсений, был родом римлянин из высокопоставленного семейства — он исповедовал христианство и уже был диаконом, когда Феодосий вызвал его в Константинополь. Впоследствии Арсений выехал в Египет, где жил в разных местах монахом или отшельником, прославившись как человек исключительного благочестия. Умер он в преклонном возрасте.

    Такой выбор воспитателей ярко свидетельствует о том, что Феодосий хотел обеспечить своим сыновьям знакомство с обеими культурами империи — греческой и римской, а также знание двух языков и обеих религий — старой и новой. План был разумен, но в случае с Аркадием он не мог привести к успеху. Мальчик от природы был заторможенным и туповатым, лишенным каких бы то ни было способностей и интересов. Впрочем, и в плане физического развития Аркадий не отличался привлекательностью: невысокий, хилый, с вечно сонным взглядом, он не способен был даже четко и ясно выражать свои мысли. Он не был личностью и с самого начала безвольно подчинялся влиянию разных людей из своего ближайшего окружения.

    Есть что-то очень символичное в том, что уже во время правления Аркадия, открывающего галерею византийских императоров, так ярко обозначились явления, характерные для византийского двора и в более поздние времена: слабость правителей, интриги женщин, евнухов, высокопоставленных светских и духовных лиц, показная набожность и мрачные преступления.

    Аркадий был ревностным христианином. Уроки Фемистия не сделали его хотя бы чуть более терпимым к иноверцам — они не перевесили влияния Арсения и многих других лиц из дворцового окружения. Особенно яростным врагом язычников и еретиков проявил себя префект претория Руфин — главный советник Феодосия с 392 года. А ведь именно его император оставил Аркадию в качестве первого министра, когда сам в 392 году отправился на Запад в поход против самозванца Евгения.

    Известие о том, что 17 января 395 года Феодосий скоропостижно скончался в Медиолане (Милан), хотя и было неожиданным, ничего на Востоке не изменило, если говорить о формальной и фактической системе управления государством. Аркадий в это время уже был императором, а Руфин продолжал выполнять свои функции, как и ранее. Ни простые обыватели, ни чиновники не ощутили никакой разницы, кроме той, что постановления теперь подписывали два императора — Аркадий и Гонорий, а не три, как было раньше, когда на документах стояли подписи императора Феодосия и обоих его сыновей.

    Да, действительно, Западом теперь должен был править Гонорий, но подобные разделы уже практиковались раньше, и не раз. Впрочем, единство империи при этом сохранялось, поскольку Аркадий, как старший сын, становился первым августом — символическим главой государства. По мнению некоторых, был и еще один фактор, совершенно очевидным образом укреплявший единство государства. А именно, умирающий Феодосий оставил обоих своих юных сыновей на попечении одного и того же опытного военачальника — Стилихона. По крайней мере, так считал он сам и его окружение, тогда как иные утверждали, что под опеку Стилихона была отдана только западная половина империи — владения Гонория. И все же январь 395 года стал великим переломным моментом в истории, хотя никто из современников, вероятнее всего, даже не отдавал себе в том отчета: рождалось новое, крупное, самостоятельное государство, которому суждено было просуществовать более тысячи лет и сыграть огромную политическую и культурную роль в истории Европы, Ближнего Востока и всего средиземноморского мира.

    Как же часто бывает, что действительно важные, знаменательные события с по-настоящему эпохальными последствиями проходят тихо и спокойно, практически незаметно даже для самых внимательных и образованных свидетелей, а то, что свершается с шумом и грохотом, под фанфары и барабанную дробь, нередко оказывается далеко не столь существенным, как может показаться наблюдателям. Общества легко обманываются видимостью и поддаются эмоциям, а мнение большинства сплошь и рядом бывает ошибочным. Впрочем, надо признать, что первые месяцы 395 года вовсе не настраивали на историософские размышления и на мысли о далеком будущем — грозные события настоящего следовали одно за другим, накатываясь мощной лавиной.

    Гунны переправились по льду через замерзший Дунай и опустошали земли Фракии — если там еще оставалось что опустошать. Другие их орды прорвались за Кавказские горы и продвигались разорительным набегом по пространствам Малой Азии аж до самой Сирии — а ведь до сих пор это были относительно спокойные и безопасные от нападений территории.

    Неожиданно появился враг и еще более грозный, поскольку совсем близкий — вестготы. За несколько лет до этого благодаря ловкой политике Феодосия они стали союзниками римлян и даже принимали участие в походе императора против Евгения. Но сразу же после смерти Феодосия готы взбунтовались и двинулись обратно на восток, разоряя земли до самого Константинополя. Вел их молодой вождь Аларих, пятнадцатью годами позднее прославившийся взятием Рима, а пока он лишь совершал свой первый выход на подмостки истории. Поводом к бунту послужило то, что заслуги Алариха в битвах с Евгением не были должным образом оценены и что он не получил никакого почетного воинского звания. А по сути он, скорее всего, пытался воспользоваться подходящим моментом смены властителей на римском троне. Однако ходили также слухи, что к нападению его склоняли некоторые весьма высокопоставленные сановники, которые при этом преследовали свои собственные интересы.

    От Константинополя вестготы повернули на юг. Пройдя Фермопилы, они вторглись в греческие земли. Там они взяли и разграбили Афины и расположенный неподалеку от них Элевсин, славившийся мистериями в честь богинь Деметры и Персефоны. С тех пор мистерий в Элевсине больше не было никогда — к нескрываемой радости христиан, которые, по слухам, сами подбили варваров на уничтожение святилища. После этого захватчики сожгли Коринф, ворвались на Пелопоннес и там ограбили Олимпию, где за многие века скопилось множество ценных даров.

    Вестготы безобразничали совершенно безнаказанно, поскольку на Балканах римских войск почти не было — их увел оттуда Феодосий, и во время набега они находились в Италии под командованием Стилихона. Тот, правда, поспешил на помощь оказавшимся в опасности землям, но не предпринял никаких действий для того, чтобы решительно расправиться с германцами. Поговаривали даже, что это именно он, из ненависти к Руфину, склонил Алариха к набегу.

    А тем временем вестготы демонстративно не подвергали разграблению имения самого Руфина. Возможно, они поступали так по наущению Стилихона, стремившегося скомпрометировать перед лицом общественного мнения своего личного врага как покровителя варваров? А может быть, Алариху самому пришла в голову эта идея — перессорить между собой двух государственных деятелей и дискредитировать Руфина? Во всяком случае, по этому поводу в народе ходило множество престранных предположений — воистину византийский клубок интриг, подозрений и взаимных обвинений.

    Руфина и без того ненавидели, поскольку он из жадности и природной жестокости беззастенчиво злоупотреблял своим положением: под любым предлогом конфисковывал имения, торговал должностями, выносил крайне суровые приговоры. С другой стороны, Руфин стремился обеспечить себе поддержку духовенства, яростно преследуя язычников и еретиков и одновременно закладывая монастыри и строя часовни.

    При дворе подозревали, что Руфин лелеет чрезвычайно честолюбивые помыслы и жаждет выдать свою дочь за Аркадия. Однако его злейший враг, евнух Евтропий, сумел нанести упреждающий удар, женив Аркадия на красавице Евдоксии. Евдоксия была дочерью умершего за несколько лет до этого полководца по имени Бауто, франка по происхождению. После смерти отца она воспитывалась в доме непримиримого врага Руфина, Промота (он погиб в 391 году в бою с готами, попав в засаду, устроенную, как поговаривали, не без ведома самого Руфина). Брак был заключен в спешке, вызванной стремлением избежать возможного противодействия со стороны могущественного префекта. Поэтому свадебная церемония состоялась уже 27 апреля 395 года, спустя всего три месяца после смерти Феодосия, еще до окончания траура, а собственно, даже до похорон — тело покойного было доставлено в Константинополь из Медиолана лишь в ноябре того же года и восьмого числа того же месяца захоронено в соборе Святых Апостолов.

    Красавица Евдоксия, как позже выяснилось, обладала отнюдь не прекрасными чертами характера. Она была жадна, мелочна, фанатично религиозна и находилась под влиянием духовенства, но в то же самое время способна была жестоко расправляться с вызывавшими ее недовольство священнослужителями. Но пока юная и неопытная императрица еще не занималась интригами, так что Руфин мог чувствовать себя в безопасности, хотя Евдоксия очень быстро приобрела огромное влияние на мужа.

    Удар обрушился на префекта с совершенно иной стороны, причем абсолютно неожиданно. Осенью Аркадий — разумеется, с ведома Руфина, а скорее всего по его совету, — потребовал от Стилихона, чтобы он вернулся в Италию, поскольку никаких успехов в его борьбе с вестготами не наблюдалось. Император также приказал полководцу вернуть обратно те воинские части, которые входили в состав восточной армии и были взяты Феодосием в поход на запад. Стилихон подчинился воле правителя, сам отправился на запад, а в Константинополь отослал соответствующие воинские соединения под командованием Гайны. Гайна был готом по происхождению, он многие годы прослужил в римской армии и отличился в походе против Евгения.

    27 ноября Гайна командовал войсками, возвратившимися в Константинополь и расположившимися в пригороде Эвдом. Император вместе с Руфином отправился туда приветствовать вернувшихся воинов. Но в какой-то момент торжественная церемония обернулась трагедией: по приказу Гайны солдаты окружили Руфина и убили его прямо на глазах у стоявшего рядом Аркадия. Все современники в один голос утверждали, что это было сделано в соответствии с тайным приказом, полученным Гайной от Стилихона.

    Император, чье величество оказалось в буквальном смысле испачкано кровью его ближайшего советника, высокопоставленного сановника, мог лишь сделать вид, что все произошедшее свершилось с его ведома и согласия. Поэтому он тут же конфисковал все имения Руфина, однако не вернул их тем, у кого они были отобраны префектом, а подарил своему новому любимцу и всевластному советнику Евтропию.

    С этого момента началось правление Евтропия, которое от предыдущего отличалось, пожалуй, лишь тем, что суды реже выносили виновным (или оклеветанным) смертные приговоры, зато чаще отправляли в ссылку, тогда как имущество у подсудимых отбирали точно так же, как и раньше — для удовлетворения ненасытной жадности евнуха и его приспешников.

    В то же самое время усиливалось и влияние Евдоксии. Ее вечно сонный супруг, ленивый и неповоротливый в делах государственных, проявил завидное трудолюбие на ином поле деятельности. Уже в 397 году императрица родила своего первого ребенка — девочку, которая вскоре умерла. Через два года родилась еще одна девочка, которую назвали Пульхерией, еще через год — третья дочь, Аркадия, и, наконец, в 401 году на свет появился сын — ему дали имя деда, Феодосий. Последним ребенком, родившимся в 403 году, была еще одна девочка, Марина.

    Ситуация в борьбе с захватчиками все еще оставалась сложной. Аларих снова вторгся в Грецию в 396 году, а потом и в следующем, а помощь Стилихона снова оказалась безрезультатной. Добиться удалось лишь того, что готы отступили на земли Эпира. Однако чуть позже Евтропию удалось найти удачное решение, которое помогло справиться с этой напастью — Алариха назначили командующим римскими войсками в Иллирии! Таким образом, вчерашний враг вдруг стал офицером самого высокого ранга, ответственным за спокойствие провинции и нерушимость границ. И, кроме того, он становился как бы стеной, разделявшей две части империи — а в сущности, два государства.

    Отношения между Востоком и Западом перешли в стадию открытой враждебности уже в 397 году, когда Гилдон, командующий войсками в Северной Африке (то есть на территории современных Туниса и Алжира) — а эта провинция должна была оставаться в подчинении Гонория, — признал своим господином Аркадия. Эти земли всегда были житницей Рима — крупный город не мог существовать без регулярных поставок зерна, а поставлялось оно как раз отсюда. На берегах Босфора об этом прекрасно знали, и тем не менее приняли присягу Гилдона. Однако верные Гонорию войска уже в 398 году одержали над Гилдоном победу — оказать ему какую-либо помощь с востока было невозможно, прежде всего по причине слишком больших расстояний.

    После этой истории в обеих столицах остался осадок взаимного недоверия и подозрительности, и эта трещина с годами лишь углублялась и расширялась. Имели место и тайные происки: поговаривали, что Стилихон финансировал заговоры на берегах Босфора и даже подсылал наемных убийц к Евтропию, который тоже в долгу не оставался. В Константинополе Стилихон официально был объявлен врагом народа, а его частные владения в восточных землях конфискованы.

    Планы Евтропия в Африке не осуществились, но что касается азиатских провинций, страдавших от набегов орд гуннов, то там все обернулось иначе. Подозрительный евнух уже успел по тем или иным причинам и под самыми разными предлогами отстранить от дел самых талантливых полководцев, в том числе и знаменитого Тимасия, который был сослан в пустынный египетский оазис, так что пришлось ему самому вести армию в поход. И в этом походе Евтропию сопутствовала удача: в конце 397 и в начале следующего года ему удалось выдавить гуннов в Армению и далее за Кавказ. По возвращении в столицу он был встречен с триумфом. В его честь создавались скульптурные изображения и благодарственные надписи. В феврале 398 года, во многом благодаря влиянию Евтропия, архиепископом Константинополя после смерти Нектария был назначен специально вызванный для этого из Антиохии знаменитый проповедник Иоанн Златоуст.

    Евтропий был на вершине славы, влияния, удачи. В том же году он получил от императора титул патриция и был назначен консулом следующего (399) года, став первым (и последним!) евнухом, удостоенным подобной почести.

    Разумеется, все это вызвало волну возмущения, которое в Восточной империи не выплескивалось на поверхность, но в Западной проявилось совершенно открыто — там вообще отказались признать назначение Евтропия консулом. Не признали там и кое-какие изданные Аркадием законы, хотя формально империя все еще была единой и Аркадий был в ней старшим августом. Но действительность с каждым годом все более жестоко расправлялась с фикцией, и в последующие годы разногласия лишь углублялись. Уже существовало два государства — старый Рим и новый.

    ГАЙНА И ЕВДОКСИЯ

    В конце 398 года Константинополь и Халкидон пережили землетрясения, наводнения и пожары, причинившие серьезные разрушения. А весной следующего года из Малой Азии пришли известия о несчастьях иного рода: взбунтовались солдаты-готы, размещенные там на правах военных поселенцев. Непосредственным поводом к бунту якобы послужило то, что их вождь Трибигильд во время своего пребывания в столице не получил никаких даров от Евтропия — всевластного правителя, приближенного к императору. К восстанию присоединились и рабы готского происхождения, а их в этих краях было немало.

    Опасаясь того, что орды Трибигильда могут попытаться переправиться через проливы в Европу, к Геллеспонту (современные Дарданеллы) были отправлены две армии, которые заняли позиции на обоих его берегах. Одной из них командовал Гайна, тот самый знатный гот, присланный четыре года назад Стилихоном с Запада — это его воины расправились тогда с префектом Руфином прямо на глазах у императора Аркадия. Командующий второй армией, Лев, был то ли хозяином мастерских по производству шерстяных тканей, то ли торговцем. Богатый, наглый и развратный, своим назначением он был обязан исключительно влиянию Евтропия. Вероятно, его основной задачей была слежка за Гайной, поскольку ходило немало слухов о том, что тот находится в сговоре со своими соплеменниками, и даже о том, что именно он подстрекал Трибигильда к бунту (Гайна якобы делал это по тайному приказу Стилихона, стремившегося любой ценой ослабить власть Аркадия).

    Однако банды бунтовщиков свернули с дороги на Константинополь и, сея разорение на своем пути по Малой Азии, потянулись на юг. Гайна и Лев шли за ними, не осмеливаясь, однако, вступать в битву, поскольку их собственные солдаты (в основном германцы по происхождению) толпами бежали к Трибигильду. В конце концов, отчаявшись найти защиту, жители Памфилии и Писидии сами взялись за оружие и нанесли готам тяжелое поражение, отбросив оставшихся мятежников на побережье. Окончательно расправиться с ними Гайна отправил Льва, но тот ничего не смог сделать, и даже потерял многих своих солдат, которые сдались в плен Трибигильду. И, наконец, ночью лагерь Льва был атакован, а сам он, спасаясь бегством, утонул в болоте.

    Одержавшие победу готы снова повернули на север, а Гайна даже и не пытался дать им бой. Напротив, он даже вступил с ними в переговоры и сообщил в Константинополь, что есть только одна возможность решить конфликт мирным путем — истинный виновник происшедшего, Евтропий, должен быть смещен с занимаемой должности.

    В то же самое время в столицу пришло сообщение (как позже выяснилось, не соответствовавшее действительности) о том, что в поход на Константинополь готовятся персы. В этой ситуации Аркадий обратился с просьбой о помощи к Западной империи. Император Гонорий (а в сущности, командовавший всем Стилихон) готов был помочь, но тоже требовал отстранения Евтропия. Это была месть за то, что не так давно, поддерживая Гилдона, Евтропий пытался отобрать у Рима африканские провинции.

    Несмотря ни на что, Аркадий все еще колебался, поскольку был искренне привязан к Евтропию. Но тут в дело вмешалась императрица Евдоксия. За четыре года до этих событий именно Евтропий устроил ее брак с Аркадием, стремясь обеспечить себе союзницу в борьбе с Руфином и укрепить свое влияние при дворе. Однако Евдоксия отличалась столь же ненасытной жаждой власти — пользуясь слабостью мужа, она хотела править самостоятельно, и Евтропий стал препятствием на ее пути. Воспользовавшись представившимся случаем, императрица решила окончательно избавиться от евнуха и разыграла перед мужем спектакль: вместе с детьми она, рыдая, явилась в императорские покои и стала жаловаться, что Евтропий грозится вышвырнуть ее из дворца.

    Практически в течение одного дня всесильный евнух лишился всех своих титулов, должностей и привилегий. Опасаясь за свою жизнь, он бежал в один из монастырей, рассчитывая найти там приют, хотя совсем недавно сам способствовал принятию закона, запрещавшего монастырям предоставлять убежище. Столичные жители с нескрываемым злорадством воспользовались возможностью покуражиться над утратившим свое величие государственным деятелем (как это бывает всегда и везде!), хотя Евтропий никогда не жалел средств на то, чтобы обеспечить себе их благосклонность, устраивая игры и раздачу всяческих подарков. Волнения начались и среди военных.

    Константинопольский епископ Иоанн Златоуст пытался защитить евнуха — ведь в какой-то мере именно ему он был обязан своим высоким положением. Он произнес проповедь, в которой, правда, обличал высокомерие грешника и, указуя перстом на дрожащую у алтаря фигуру, доказывал, сколь бренны все блага этого мира, но в то же время взывал верующих вступиться перед императором и молить его о милосердии для нечестивца. Несмотря на это, беспорядки ширились: на улицах грабили прохожих, совершались нападения на дома горожан. В конце концов, Евтропий бежал из монастыря, но на улице был схвачен. Собственность евнуха была конфискована, его лишили консульской должности — объявлено было, что он никогда ее и не занимал (впрочем, на Западе именно так всегда и считали), было издано распоряжение об уничтожении всех его статуй, а самого Евтропия сослали на Кипр. Все эти события происходили в конце 399 года. Но уже через несколько месяцев (во всяком случае, еще до конца года) евнуха вернули в столицу и здесь казнили.

    Префектом претория стал Аврелиан — опытный управленец, враг германцев, ярый сторонник отстранения их от всех влиятельных должностей и в администрации, и прежде всего в армии. Его поддерживали находившийся уже в очень преклонном возрасте Сатурнин, когда-то командовавший войсками во Фракии, а также советник императора — Иоанн, приближенный императрицы (настолько, что их считали любовниками). Сама Евдоксия, хотя и дочь франка, была ярой противницей приема германцев на императорскую службу.

    На Западе Стилихон крайне неприязненно отнесся к столь решительно антигерманскому политическому курсу Константинополя и к новой пришедшей к власти группировке. Скорее всего, именно для того, чтобы смягчить раздражение полководца, уже в конце 399 года Аврелиан был смещен со своей должности. Вместо этого он получил почетное звание консула следующего года (на Западе, впрочем, его консульство так и не было признано), а новым префектом претория был назначен его брат Евтихиан, который считался более умеренным противником германцев.

    Тем временем Гайна добился заключения мирного соглашения с Трибигильдом, который был официально принят на службу в императорскую армию, но при этом вовсе не счел необходимым прекратить грабежи. Поэтому общественное мнение в столице утвердилось в том, что Гайна находится в сговоре со своим земляком, и стали шириться требования отдать Гайну под суд как предателя. Узнав об этом, полководец, стоявший лагерем под Халкидоном, пригрозил, что пойдет на Константинополь, если ему не выдадут его злейших врагов — Аврелиана, Сатурнина и Иоанна.

    И его требование было исполнено — император уступил. Несчастные, наверняка уже успевшие распрощаться с жизнью, оказались в лагере Гайны. Но тот обошелся с ними весьма гуманно: им было приказано отправиться в ссылку в дальние края, но их имущество при этом не отобрали. В лагерь прибыл сам император и в соборе Святой Евфимий торжественно поклялся, что не будет поддерживать никаких заговоров против Гайны.

    Префектом претория был назначен благоволивший к германцам Цезарий, личный враг Евдоксии. Гайна и его люди вошли в столицу, а воины местного происхождения были разосланы на службу по разным городам, так что столица фактически оказалась в руках готов.

    Народ их страшно боялся, по столице расползались самые разные сплетни. Во-первых, поговаривали, что варвары собираются ограбить все меняльные конторы. Во-вторых, что они хотели ночью поджечь императорский дворец, но его спасли отряды ангелов-хранителей, явившихся под видом солдат в полном вооружении. Дело в том, что готы хотя и были христианами, но исповедовали арианство, что являлось еще одним поводом для столкновений. Они требовали, чтобы им для совершения богослужений передали одну из городских базилик, и император готов был на это согласиться, но константинопольский епископ Иоанн Златоуст решительно отказался выполнить такое решение, распорядившись вместо этого проводить службы в одной из базилик на готском языке, чем снискал благодарность Гайны и его людей.

    Жители Константинополя пребывали в постоянном страхе, но под угрозой чувствовали себя в этом огромном городе и германские солдаты — ведь их здесь было менее двадцати тысяч. Они не могли поодиночке выходить на улицу, их не оставляли опасения, что в домах, во дворцах, в подземных укрытиях прячутся вооруженные отряды императорской гвардии, готовые ударить на них, как только подвернется подходящий момент. Чашу реальных и надуманных страхов и сомнений переполнило появление кометы.

    Началось с того, что столицу покинул Гайна. Он вышел за городские стены с семьей и частью своей армии якобы лишь затем, чтобы поклониться голове святого Иоанна Крестителя в соборе, расположенном в близлежащем городке Эвдоме. В ночь с 11 на 12 июля оставшиеся в городе готы погрузили на вьючных животных и запряженные мулами повозки весь свой скарб и семьи и утром начали выходить за городские ворота. Но здесь разгорелся настоящий бой со стражниками, к которым немедленно присоединилось и городское население.

    Гайна пытался вернуться в Константинополь, чтобы спасти своих земляков, но было уже слишком поздно. Он оказался перед закрытыми воротами, а на городских стенах его ждали толпы вооруженных горожан. В городе к тому моменту осталось около 7000 готов. Часть из них по приказу императора перебили прямо на улицах, часть — несмотря на все протесты Цезария — живьем сожгли в одном из соборов.

    Столица была свободна от готов, но Восточная империя лишилась важнейшей части своих вооруженных сил, способных оградить ее от внешних врагов. Префект Цезарий прекрасно это понимал и поэтому отправил в лагерь Гайны епископа Иоанна с просьбой посредничать в переговорах. Но никакие соглашения были уже невозможны — слишком много пролилось крови, слишком сильны были взаимное недоверие и ненависть.

    Гайна, к которому присоединились многие солдаты императорской армии, намеревался отправиться обратно в Азию, но для переправы ему удалось собрать лишь плоты и лодки. Тем временем Аркадий поручил командование остатками своей армии Фравите, который также по происхождению был готом, но неизменно верным императору. Имея в своем распоряжении суда военного флота, он сумел разогнать жалкие суденышки Гайны, а налетевший шторм докончил дело, потопив множество лодок.

    В конце концов, у Гайны не осталось иного выхода для спасения и себя самого, и своих земляков, как пробиваться за Дунай, на родные земли, почти тридцать лет назад оставленные готами под напором гуннов. Готы перебили всех оказавшихся в их рядах инородцев и переправились через великую реку. Но там, на землях бывшей Дакии, уже прочно утвердились гунны. Их вождь Ульдин незамедлительно выступил в поход против готов. В конце 400 года в одной из битв Гайна был убит. Его отрезанную голову гунны отослали в Константинополь, где ее долго носили по улицам, насадив на копье. Император отблагодарил Ульдина, отправив ему богатые дары и заключив с гуннами мирный договор.

    Одиссея Гайны и его племени могла бы послужить сюжетом для великой эпопеи. Сколько путешествий, приключений, войн и битв, сколько мужества и напрасно пролитой крови! К сожалению, нам лишь в общих чертах известны события, связанные с этими трагическими поисками земли, где можно было бы жить в мире и спокойствии.

    Осенью все того же 400 года Фравита очистил Фракию от всевозможных банд и разбойничьих шаек. В качестве награды за свои победы он попросил разрешения молиться своим старым языческим богам (что было официально запрещено армейским уставом). Он также получил титул консула следующего года.

    В апреле 401 года императрица Евдоксия наконец родила сына, которого в честь деда назвали Феодосием. Это событие еще больше укрепило ее положение при дворе. В это же время вернулись из изгнания Аврелиан и Иоанн, что способствовало укреплению антигерманской придворной партии. В результате первым пострадал от этого сам Фравита. По ложному обвинению его сначала арестовали, а затем и казнили.

    Партия Евдоксии все более укрепляла свое положение. Сама она в 402 году получила титул августы, а ее советник и истинный виновник падения Фравиты Иоанн стал комитом. В армии началось повсеместное устранение офицеров германского происхождения. С определенной точки зрения эта политика была весьма резонна — ну как же можно доверять стеречь овец волкам? — но с другой стороны, она лишила государство значительной части его вооруженных сил. Именно поэтому в последующие годы армия Аркадия часто оказывалась бессильной и против гуннов во Фракии, и против орд кочевников Ливии, и против исавров в Малой Азии.

    К счастью, удалось хотя бы на какое-то время избежать еще одной опасности: готы Алариха, вроде бы союзники империи, занимавшие до сих пор западные земли Балканского полуострова, в 401 году перешли через Альпы и пошли войной на Италию.

    А жителей Константинополя в это время более всего занимали споры, разгоравшиеся между императорским двором и константинопольским епископом Иоанном Златоустом. Будучи с 397 года пастырем здешней христианской общины, он многого достиг на этом поприще. Иоанн не только был прекрасным проповедником, собиравшим тысячи слушателей, но прославился еще и тем, что активно и успешно развивал опеку над больными и убогими, умело направляя щедрые благотворительные взносы набожных дам. При этом он держал в ежовых рукавицах духовенство, к тому времени уже успевшее привыкнуть даже к кое-какой роскоши. Он без колебаний лишал должностей всех, кого считал недостойными занимать их. Впрочем, он сам был примером для окружающих, ведя прямо-таки аскетический образ жизни. Иоанн Златоуст возвысил уровень константинопольской епископской кафедры и укрепил ее верховенство — прежде всего над епископами Малой Азии.

    Все это у одних вызывало восхищение, у других — неприкрытую ненависть. Искренне набожные Аркадий и Евдоксия поначалу относились к Златоусту с величайшим уважением, но потом их отношение к нему постепенно менялось. Причиной изменений стали проповеди епископа, который яростно бичевал в них жизнь богатеев, а также пороки и изъяны женщин. В этом был усмотрен намек на императрицу, и враги Иоанна, как из низших слоев духовенства, так и из иерархов, тут же за это ухватились, разжигая подозрения и недовольство.

    Самым ярым противником Златоуста оказался Феофил, влиятельный епископ александрийский. В 403 году он прибыл в Константинополь на синод, созванный для рассмотрения дела Иоанна Златоуста. Заседания синода проходили бурно, на них не раз дело доходило до рукоприкладства, и, в конце концов, было принято постановление о снятии Иоанна с должности, а император приговорил его к ссылке.

    Едва низложенный епископ покинул столицу, как заболела и умерла старшая дочь императорской пары. Это сочли проявлением гнева небес, и Иоанна тут же вернули обратно. Но это уже не могло его смягчить. В своих проповедях он все резче клеймил императрицу, а одну и вовсе начал с весьма прозрачного намека: «Снова танцует Иродиада, снова беснуется, снова требует, чтобы принесли ей на блюде голову Иоанна!»

    И этим он сам подписал себе окончательный приговор. Решения нового синода и кровавые стычки в городе привели к тому, что в апреле 404 года Златоуста снова отправили в ссылку. Из ссылки он так никогда и не вернулся, хотя Евдоксия умерла уже в декабре все того же 404 года (причиной смерти стал выкидыш, и сторонники Иоанна сочли сей факт еще одним проявлением кары Господней).

    Иоанн Златоуст побывал в разных местах: он жил и в городках армянского пограничья, и на восточном побережье Черного моря. На его возвращении настаивали и епископ Рима Иннокентий, и император Гонорий, но все их усилия ни к чему не привели. В Константинополе прекрасно знали, что возвращение изгнанника привело бы к серьезным беспорядкам в городе, где и без того в пылу борьбы сторонников и противников нового иерарха лилась кровь и пылали церкви.

    Ненависть и жестокость, с которой преследовали друг друга приверженцы одного и того же течения в христианской религии, была воистину поразительна. Создается впечатление, что они слишком дословно поняли слова Евангелия: «Не мир пришел я принести на землю, но меч!» (Матф. 10:34)

    Изнуренный длительными скитаниями, Иоанн Златоуст скончался 14 декабря 407 года в местечке Команы на черноморском побережье. Спустя тридцать один год его мощи были перевезены в Константинополь императором Феодосием II, сыном Аркадия, и захоронены в соборе Святых Апостолов, где стоят саркофаги императоров и их жен, в том числе и Евдоксии.

    С 404 года Восточной империей фактически правил префект претория Анфемий, человек серьезный и рассудительный. Ему не пришлось противостоять серьезным напастям, хотя в 407 году он и столкнулся с определенными трудностями, когда Стилихон потребовал, чтобы Западу были отданы все балканские провинции, а науськанный им Аларих снова появился в Эпире. К счастью, до войны тогда дело не дошло, поскольку у Западной империи возникли свои проблемы в Галлии.

    1 мая умер император Аркадий. Если бы не официальные церемонии, а также смена имени правителя и титулатуры, наверняка никто бы и не заметил, что место безвольного отца на императорском троне занял его такой же безвольный сын.








    Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке