ФОКА

Phokas

Ок. 570 г. — умер 5 октября 610 г.

Правил с 23 ноября 602 г. до смерти

На протяжении многих поколений, до правления Маврикия включительно, в Византийской империи не было никаких серьезных гражданских войн, а авторитет всех правителей был почти непоколебим. И внезапно все это изменилось — в тот момент, когда взбунтовавшаяся придунайская армия на волне мятежа вынесла на трон простого солдафона, человека примитивного и жестокого, а именно таким был Фока. Его восьмилетнее правление с самого начала представляло собой непрерывную полосу террора, который, в свою очередь, порождал заговоры и попытки переворотов, подавлявшиеся с беспримерной жестокостью. Была полностью сломана и система охраны границ. Так что правление Фоки можно считать неким пробелом, отделяющим ранневизантийский период от средневизантийского.

В течение какого-то времени в народе упорно ходили слухи о том, что старшему сыну Маврикия, Феодосию, в последний момент отправленному отцом с просьбой о помощи к персидскому правителю Хосрову, удалось избежать смерти, и он вот-вот вернется как мститель. Эти слухи были далеки от истины, поскольку молодой человек неосторожно свернул с пути, был пойман людьми Фоки и обезглавлен, разделив таким образом трагическую судьбу отца и братьев. Но без мстителя Маврикий не остался — обязательство покарать злодея взял на себя Хосров. Впрочем, он имел на это полное право — ведь своим собственным троном он был обязан именно Маврикию. И когда весной 603 года Фока отправил к нему посольство, чтобы официально сообщить о своем приходе к власти, персидский правитель ответил тем, что бросил посла в темницу и объявил императору войну.

В то же самое время мятеж против Фоки поднял Нарсес — командующий войсками в Сирии. (Разумеется, не надо путать его с тем Нарсесом, который играл важнейшую роль во времена Юстиниана.) И Хосров воспользовался создавшейся ситуацией. Часть его армии осадила пограничную крепость Дара в северной Месопотамии, а сам правитель направился к Эдессе, под стенами которой стояли императорские войска. Все эти события происходили в 603–604 годах. В следующем году крепость Дара пала, а после этого захватчики, не встречая практически никакого сопротивления, разорили Армению, Сирию и Палестину. В конце концов, дело дошло до того, что в 609 году один из персидских отрядов добрался через всю Малую Азию до самого Халкидона, и лишь пролив отделял его от столицы. Это был весьма символичный факт, свидетельствовший прежде всего о полном упадке державы, которой еще каких-то несколько лет назад не составило труда вернуть корону свергнутому Хосрову.

Ничуть не лучше дело обстояло и на Балканах. Здесь нападали то славяне, то авары. И хотя с 604 года Фока возобновил уплату дани их кагану, это не остановило аваров от разорения придунайских провинций, а славян — от массового заселения опустошенных земель.

И в довершение ко всем этим несчастьям внутри государства, и прежде всего в самой столице, с неслыханной силой разгорелась борьба цирковых партий — в основном, разумеется, «Зеленых» с «Голубыми». Первые из них поначалу поддерживали Фоку, но потом превратились в его непримиримых противников. Император ответил на это тем, что запретил всем, связанным с этой партией, занимать какие-либо государственные должности, что, естественно, лишь усугубило ситуацию. Один из источников того времени так описывает происходившие события:

«Партии не довольствовались лишь кровавыми уличными стычками, они врывались в дома своих противников и безжалостно проливали братскую кровь, убивая тех, кого там находили. Они, подобно варварам, грабили и поджигали дома своих сограждан, друзей и родственников их противников, во время этих нападений выкидывая с верхних этажей прямо на улицу всех, кто не мог спастись бегством — женщин, детей, стариков».

Может быть, этот отчет, дошедший до нас из глубины веков, будет нам полезен и сегодня, если мы отнесемся к нему как к голосу, предостерегающему нас от разжигания спортивных (а скорее, псевдоспортивных) страстей и от смешивания политики с происходящим на стадионах. Ведь судя по всему, человеческая природа, и в особенности психология толпы, времени неподвластна, а всяческие партии «Зеленых» и «Голубых» здравствуют и ныне во всех странах мира, хотя и под другими названиями.

Враждебность «Зеленых» к Фоке, по всей вероятности, была в какой-то мере связана с проводимой им религиозной политикой. Император развернул кровавые преследования иудеев и монофизитов и в то же время демонстративно выражал высочайшую благосклонность папе римскому, нанося этим болезненные удары по гордости и честолюбию епископов Востока. Пропапские настроения Фоки объяснялись очень простой причиной: политикой его предшественника Маврикия. Раз тот был настроен к римскому епископу недоброжелательно, значит, Фока обязан был его поддерживать. И прежде всего эта поддержка касалась одной, на первый взгляд лишь незначительной, почетно-титулярной проблемы, но для церкви это был вопрос крайне существенный.

Речь шла о том, что епископы Константинополя уже около ста лет именовались «вселенскими патриархами». Папы всегда против этого возражали, не без оснований считая, что подобный титул означает верховенство над всем христианским миром, а по их мнению, такое верховенство причиталось лишь епископам старой столицы — как старшей и годами, и авторитетом. Императоры Востока относились к этому спору по-разному, но в основном более или менее явно склонялись — хотя бы из политических соображений — на сторону епископов Константинополя. Именно так, причем совершенно открыто, поступал Маврикий.

И это в какой-то мере позволяет понять, почему папа Григорий Великий принял известие о свержении этого императора без особой печали. Но все же трудно, с нашей точки зрения, оправдать то, что он незамедлительно отправил Фоке поздравительное послание, полное достойных панегирика восторгов и восхвалений:

«Да возрадуются небеса, да запоет от радости земля! Да возрадуются твоим благочестивым деяниям народы всей империи, доселе погруженные в великой грусти! Пусть каждый насладится той свободой, какую, наконец, получит под властью благочестивого императора. Ибо в том и состоит различие между правителями иных народов и императорами, что первые повелевают рабами, тогда как римские императоры повелевают свободными гражданами».

Тут надо очень хорошо понимать, что слова эти адресованы были одному из самых страшных тиранов и злодеев, каких только знала история империи. Они были адресованы человеку, который взошел на трон в самом прямом смысле слова по трупу своего предшественника, убитого крайне зверским образом — ведь его сначала заставили смотреть, как убивают его сыновей. И папа не мог не знать об этом — весь тогдашний мир вздрогнул от ужаса свершившихся событий. Но даже такие факты, оказывается, не имели никакого значения, если вдруг подвернулся случай расположить к себе нового правителя.

И надо признать, что этот жест папы дал ожидаемый результат. Правда, сам Григорий Великий этого уже не дождался, поскольку в 604 году умер, но его второй преемник, папа Бонифаций III, собрал богатые плоды папского приветствия. В 607 году Фока направил ему письмо, в котором было недвусмысленно заявлено, что «апостольский престол св. Петра является главой всех христианских церквей». Одновременно император запретил патриарху Константинополя пользоваться титулом «вселенского».

Материальное и реально осязаемое доказательство великолепных отношений, царивших между апостольской столицей и именно этим византийским императором, широко известно — это колонна Фоки, которая и сегодня стоит на римском форуме. На вершине мраморной колонны в коринфском стиле некогда была еще и позолоченная статуя императора. Основой колонны является мраморная база на пьедестале из кирпичных ступеней. В 1813 году была найдена закрытая ранее надпись на этой базе. Вот ее содержание:

«Наилучшему наиблагочестивейшему правителю, императору нашему Фоке, Смарагд, патрикий и экзарх Италии, безраздельно преданный его милости за бесчисленные благодеяния, дарованным Италии мир и защиту ее свободы, ради вечной славы его поставил сию златосияющую статую на высокой колонне и посвятил ее Его Величеству в день 1 августа 608 года».

Эта надпись является весьма достойным ответом на поздравительное письмо, написанное папой за четыре года до этого, и вызывает ничуть не меньшее удивление, поскольку практически все в ней — ложь. Даже то, что поставил колонну Смарагд, поскольку в тогдашнем Риме, отрезанном лангобардами от резиденции экзарха в Равенне, без ведома, согласия и поддержки папы не делалось абсолютно ничего.

Из всей этой истории взаимоотношений Рима и Константинополя времен правления Фоки (истории не слишком широко известной: по вполне понятным причинам о ней чаще всего стыдливо умалчивают) следует один вывод, о котором весьма охотно забывают, хотя он подтверждается множеством иных исторических примеров: в конфликте между моралью и политикой (или даже простым честолюбием) побеждает всегда последнее. По крайней мере напрямую. А обязанность историка — напоминать о том, как все было в действительности, даже если с тех пор прошли столетия.

Однако эти слишком уж хорошие взаимоотношения с Римом и папами стали основной причиной, как мы уже говорили, серьезного ухудшения отношения к императору на Востоке. Партия «Зеленых» была решительно настроена против него. Везде только и ждали сигнала и удобного случая, чтобы, наконец, сбросить с трона «наилучшего и наиблагочестивейшего».

В том же году, когда папа и экзарх Смарагд воздвигали в Риме колонну в честь императора Фоки со столь вопиюще противоречащей истине надписью, мятеж против тирана поднял экзарх Африки Ираклий. Он задержал в портах все груженные зерном суда с ежегодными поставками для Константинополя и сразу же стал надеждой всех отчаявшихся. Отовсюду почти в открытую к нему взывали о помощи и требовали, чтобы он двинулся со своими силами на столицу.

Путей к отступлению уже не было, и Ираклий приступил к действиям. Один корпус его армии двинулся сухопутным путем в Египет и в конце 609 года занял Александрию, сломив сопротивление полководцев Фоки. А сын Ираклия, носивший то же имя, что и отец, тем временем во главе своей эскадры отплыл из порта Карфагена на восток. В сентябре 610 года он вошел в узкий пролив Геллеспонта, а 3 октября его корабли уже встали на якорь в порту столицы.

Фоку бросили все. Его самого и его приспешников схватили и доставили к Ираклию, а тот выдал их народу. Всех их сожгли живьем 5 октября на одной из рыночных площадей.