Посылки, которые советским солдатам разрешили посылать домой после того, как Красная армия вступила на территорию Германии, тоже имели свою официальную стоимость.

Согласно «Приказу об организации приема и доставки посылок от красноармейцев, сержантов, офицеров и генералов действующих фронтов в тыл страны» № 0409 от 26 декабря 1944 года: «Вес посылок установлен: от рядового и сержантского состава — до 5 кг, от офицерского состава — до 10 кг; от генералов — до 16 кг.

Максимальный размер посылки не должен превышать 70 см в каждом из грех изменении Воинские посылки от красноармейцев и сержантского состава принимаются бесплатно, от офицерского состава и генералов за плату по 2 рубля за килограмм. Посылки, по желанию отправителей, могут подаваться также и с объявленной ценностью: от рядового и сержантского состава — 1000 рублей, от офицеров — до 2000 pублей и от генералов — до 3000 рублей с взиманием страхового сбора по действующему тарифу..

За посылки, утраченные по обстоятельствам военного времени в районах фронтового тыла, органы военно-полевой почты и Наркомсвязи материальной ответственгюсти перед получателями и отправителями не несут За посылки_г утраченные по другим обстоятельствам, выплачивать в возмещение стоимости посылок отправителям в пределах объявленной ценности за счет страхового фонда Наркомсвязи, установленным порядком…

Неврученные посылки адресатам, ввиду их ненахождения, обратно отправителям не возвращаются, а по истечении 2-месячного срока хранения в местах выдачи передаются для реализации в государственную торгующую сеть дня продажи по государственным ценам инвалидам Отечественной войны и семьям фронтовиков Поступившую от реализации сумму госторгующие организации сдают предприятиям Наркомсвязи дпя пересылки почтовыми переводами отправителям этих посылок»[100]

Таким образом, солдат или сержант мог бы рассчитывать в том случае, если бы посылка в тыл не дошла, на возмещение за счет Наркомсвязи — 1000 рублей, офицер — 2000 рублей, генерал — 1000 рублей. Если, конечно, посылку не объявят утраченной по обстоятельствам военного времени в районах фронтового тыла и она была послана с объявленной ценностью.

Надо отметить, что далеко не всегда официально допустимая стоимость посылок соответствовала их содержимому В воспоминаниях минометчика Михаила Михайловича Бориса есть такси эпизод. У него украли вещи: «Мне посылать было нечего, и с горя я решил сушить сухари дпя посыпки маме. О том, что меня обокрали и я сушу сухари, стало известно всему батальону Советский офицер сушит черные сухари! Для солдат-крестьян, призванных из хлеборобной Южной Украины, в этом было что-то противоестественно отталкивающее. Для меня же недавняя память о блокадном сухаре, как вожделенной радости, была жива и вполне нормальна… Сначала ординарец вместе с котелком супа и каши принес и стыдливо положил в ногах лежанки две буханки хлеба. Потом из тыла пришел Мишка и вынул из кармана две пары часов: «На!» Потянулись другие друзья-приятели… Восьмикилограммовая посылка вскоре была заполнена. Помню, не удержался и поверх каких-то тряпок все-таки положил два больших черных сухаря».[101]

В принципе, если бы не помощь товарищей, офицер, помнивший ленинградскую блокаду, вполне мог бы и с одними сухарями посылку отправить. В разоренном советском тылу и сухари были далеко не лишними для подавляющего большинства населения.

Здесь надо отметить, что «трофейная лихорадка», действительно охватившая Красную армию в последние месяцы войны, вовсе не была исключительным явлением в войсках держав-победительниц. Между тем, «трофейная» тема сейчас активно используется в пропагандистских антироссийских целях. Достаточно вспомнить печально знаменитую фотографию, на которой советский солдат и немка тянут в разные стороны велосипед.

Обличители советского солдата обычно забывают поинтересоваться тем, что происходило в войсках союзников. А ведь есть с чем сравнивать.

Вот, например, что пишет по этому поводу известный британский историк Энтони Бивор: «Факты грабежа со стороны союзных войск были зафиксированы еще задолго до того, как их части пересекли границу рейха. «На основе обнаруженных у солдат предметов, — говорилось в тексте доклада, подготовленного для американского командования в период Арденнского сражения, — можно сделать однозначный вывод: грабеж имущества бельгийского гражданского населения осуществляется в значительных масштабах». Имел место подрыв сейфов ради присвоения их содержимого. Перед въездом в какую-нибудь деревню, расположенную в Центральной или Южной Германии, американская военная полиция устанавливала специальные плакаты, гласившие: «Не превышать скорость, не грабить, не брататься с гражданским населением». Однако все эти предупреждения не оказывали на союзных солдат никакого эффекта.

Далее к северу наступали британские войска. Офицер шотландской гвардии, впоследствии ставший судьей, замечал, что операцию по форсированию Рейна точнее было бы назвать «операцией Грабеж». Он описывал, как разбитые окна магазинов являли собой то, что можно назвать «раемдля воров». «Предотвратить грабеж было невозможно, — вспоминал бывший шотландский офицер, — лишь только ограничить его до присвоения себе предметов, имевших небольшие размеры. Здесь в лучшем положении оказывались танкисты, которые могли разместить в своих боевых машинах все — от печатных машинок до радиоприемников… Я стал кричать на солдат своего взвода, которые грабили дом вместо того, чтобы провести в нем зачистку. Но внезапно я обнаружил, что на мне самомуже висят два прихваченных где-то бинокля!»

Более независимые в своих действиях, как, например, команды SAS (специальная авиадесантная служба — авт.), являлись соответственно и более амбициозными. Один офицер впоследствии отмечал, что «Монти[102] был обеспокоен проблемой грабежей». Тогда как фельдмаршал Александер, по-видимому, «относился к ней более спокойно». В одном или двух случаях на загородных виллах были совершены дерзкие ограбления, которые могли бы быть вписаны в историю криминального мира, поскольку похищенными оказались очень дорогие ювелирные украшения. Одно из подразделений SAS обнаружило запасник произведений искусства, который принадлежал жене Геринга. Снял сливки с этой коллекции сам командир подразделения. После чего он позволил подчиненным сделать свой выбор. Холсты были вырезаны из рамок, свернуты и положены в стволы минометов».[103]

«На контрольно-пропускных пунктах американские солдаты тщательно осматривали всех проходящих германских военнослужащих, стараясь определить, нет ли среди них эсэсовцев, иностранцев или гражданских лиц. Некоторые американцы отбирали у немцев наручные часы, медали, равно как и личное оружие».[104]

Впрочем, одними военными дело не ограничивалось. В докладе военного прокурора 1-го Белорусского фронта о выполнении директивы Ставки ВГК об изменении отношения к немецкому населению, подготовленном 2 мая 1945 года, отмечалось: «Насилиями, а особенно грабежами и барахольством, широко занимаются репатриированные, следующие на пункты репатриации, а особенно итальянцы, голландцы и даже немцы. При этом все эти безобразия сваливаются на наших военнослужащих…»[105]

То есть свою лепту в происходящее вносили и репатриированные жители оккупированных Германией государств. У них было свое отношение к немецкой государственной и частной собственности. Неприкосновенной ее вовсе не считали.

Любопытно, были ли по этому поводу приступы массового покаяния в Италии или Голландии? Или там решили, что насильственно отправленные на работы в Германию люди вправе были обеспечить себя на первое время за счет немецкого имущества? Что уж говорить об освобожденных из концлагерей заключенных?

Но право воспользоваться имуществом сдающихся в плен солдат врага в первую очередь принадлежало солдатам победившей стороны.

Вот как немецкий обер-ефрейтор Кописке описывал свою первую встречу с английскими военными в мае 1945 года, когда он сдавался в плен: «Чуть дальше, на железнодорожном переезде перед самой деревней, нас встретил «пост по сбору оружия и часов». Я думал, что мне это снится: цивилизованные, благополучные англичане отбирают часы у заросших грязью немецких солдат! Оттуда нас отправили на школьный двор в центре деревни. Там уже собралось немало немецких солдат. Охранявшие нас англичане катали между зубов жевательную резинку — что было для нас в новинку — и хвалились друг перед другом своими трофеями, высоко вскидывая руки, унизанные наручными часами».[106]

Любопытно, что современные обличители Красной армии как-то забывают описать то, что творилось на территории, контролируемой войсками «западных демократий». Попробуем только представить себе современные газетные заголовки: «Солдаты Рузвельта и Черчилля проводили «операцию Грабеж», «Захваченная западными союзниками часть Германии стала «раем для воров», «Фельдмаршал Александер спокойно относился к грабежам, а Монтгомери был ими обеспокоен». Ну почему бы не поразмыслить над поведением солдат и офицеров англо-американских войск?

Вот только ни американские, ни английские солдаты не могли бы при этом напомнить немцам в свое оправдание: «А помните, что вы у нас творили, на наших оккупированных территориях, сколько награбили?» Американцу вовсе не нужно было возвращаться после войны в полностью разрушенные города, в села, где зачастую просто не оставалось ни одного неразрушенного дома, где женщины начали забывать о том, что такое не то что красивая, а просто новая одежда без заплат, а дети этого просто не знали. Именно такое непростое возвращение предстояло советским солдатам и офицерам. И их теперь надо осуждать за то, что дойдя, наконец, до Германии, они старались хоть как-то возместить свои материальные потери за счет палачей и грабителей своей страны, старались хоть что-то ценное отправить домой, семьям? Не говоря уже о том, что присланное могло спасти семью от голода, зачастую посылка с фронта просто давала женщине в Союзе единственную возможность одеться сколько-нибудь прилично.

Для большинства советских граждан, оставшихся в тылу, посылки от воюющих родных были началом выхода из той вынужденной нищеты, в которой жила страна. Зинаида Алексеевна Пронякина, работавшая в войну в Москве на авиационном заводе, вспоминает: «Нечего было носить. Платьев не было. В телогрейках ходили. Из тряпок были сшиты простроченные сапоги. У меня были парусиновые туфли на небольшом каблучке, я их намазала черным гуталином, они стали как кожаные. Но я в них ходила, когда был снег, он таял, и в этих туфлях была вода. Ужасно. Холодно. Вот как мы ходили. Как мы жили, говоришь молодежи, они говорят, тогда было время другое Давали даже ордера. Байку давали. Белая байка, что можно из нее сшить? Мы покрасили эту байку, сшили мне платье. Потом остались чьи-то брюки, я всю ночь сидела, шила из них себе платье. У Нади в конце войны сестра была на фронте, она была в Германии, когда она приехала, так много хороших вещей привезла — туфельки, пальто. Она мне тоже что-то дала — это было счастье».[107] Надо ли осуждать сестру Нади за то счастье, которое ее посылка принесла двум девушкам в тылу.''.

Связист Виктор Абрамович Залгаллер в своих мемуарах написал о том, что ему пришлось услышать на немецкой территории, с которой отошли американцы и туда вступили советские войска: «Немецкие телефонистки рассказывают. Сначала пришли американцы. Боев не было. Но они отнимали обручальные кольца, вывозили хорошую мебель…»[108]

Интересно, сколько же немецких обручальных колец уехало в США и почему по этому поводу у американцев припадков «покаяния» не наблюдается? Если бы западные союзники на своей шкуре попробовали немецкую оккупацию части своей страны, зондеркоманды, рвы с трупами мирных жителей и тотальный грабеж в пользу рейха, они бы, придя в Германию, «операцией Грабеж», снятием часов и кражей картин не ограничились. Просто страшно представить себе, что было бы в таком случае с побежденной Германией.

Надо ли осуждать Виктора Абрамовича за следующий эпизод: «Взяли Дойч-Эйлау. Город со знаменитым именем оказался небольшим. Есть неразбитые кварталы. Людей нет. Вхожу в универмаг, наверху квартира владельца. Взял со спинки кровати висевший костюм, послал домой (тогда разрешили посылки). В этом костюме я кончал потом университет. Под окном остановилась машина с девушками-регулировщицами. Открыл шкаф, сгреб платья и бросил им в машину. Одно платье послал домой Майе (жене. — авт.), а белую шубку отдал Алевтине (сослуживица телефонистка. — авт.). Она в ней приезжала в Ленинград, лет через 25».[109]

Или надо признать, что он совершенно правильно сделал, и порадоваться за советских женщин, получивших платья и шубку?

Артиллерист Исаак Григорьевич Кобылянский описал, как он обзавелся часами, когда немцы сдавались в Кенигсберге: «Заметил, что на левом от меня фланге шеренги активно действуют несколько невесть откуда появившихся солдат из нашего отряда. Нетрудно было догадаться — ребята собирают «трофейные» часы. Подумал о своем интересе и сказал: «А теперь прошу дать на память советскому офицеру хорошие часы». Произошла заминка, немцы о чем-то шушукались с «парламентером», а часы никто не давал. Пришлось спросить о причине. Оказалось, их смутило требование давать хорошие часы, а не часы вообще. Сказал, чтобы давали любые, и в одну минуту нагрудные карманы моей гимнастерки заполнились часами разных фасонов (потом оказалось, что в основном это были дешевые «штамповки»)».[110]

К тому же и в тот период к собиранию вещей для посылок домой относились очень избирательно. В основном брали только вещи, принадлежавшие немцам. Например, служившая фронтовым санинструктором Надежда Павловна Тимофте (Осуховская), оказавшаяся под конец войны в Чехословакии, вспоминала: «Одна женщина, чешка, пригласила меня в свой дом, распахнула шкаф и просила, прямо умоляла, чтобы я выбрала себе все, что захочу Но мне ничего не нужно было, и у нее я ничего не взяла.

Вот в брошенных немецких квартирах можно было брать какие-то вещи. Я, например, искала себе запасную юбку, чтобы в одной ходить, а вторую иметь про запас. Подобрала сестрам какие-то платьица и послала пару посылок домой».[111]

Манеру чехов обращаться с немцами Надежда Павловна описала так: «Например, они местным немцам на голове выстригли дорожки, чтобы их все сразу отличали. В магазинах их обслуживали в промежуток всего в час. Выводили их на разные работы. И однажды я лично видела, как в телегу вместо лошадей впрягли немцев, а чех ими погонял…»[112]

Очень любопытное свидетельство о том, как с побежденными немцами обращались чехи, оставил Григорий Климов, советский офицер, служивший после войны в Германии и убежавший впоследствии к американцам. Идет совещание руководителей советских военных комендатур Саксонии: «Из зала поднимается фигура и обращается к президиуму: «Разрешите вопрос, товарищ генерал? Это несколько не относится к теме, но я хотел бы посоветоваться».

«Ну, давайте что у Вас на сердце», — дружелюбно поощряет генерал Богданов. Наверное, очередное покаяние, а покаяния генерал слушает охотно.

«Моя комендатура расположена у самой чешской границы, — начинает комендант. — Каждый день мне гонят через границу толпы голых людей. Я их пока сажу в подвал. Нельзя же, чтобы они в таком виде по улицам бегали, а одеть мне их не во что».

В зале слышится смех. Генерал Богданов спрашивает: «Как это так — голых?» «Очень просто, — отвечает незадачливый комендант. — Абсолютно голых. В чем мать родила. Даже смотреть стыдно».

«Ничего не пойму; — переглядывается генерал с другими членами президиума. — Объясните подробней. Откуда эти голые люди?»

Комендант объясняет: «Немцы из Чехословакии. Их чехи раздевают на границе догола, а потом гонят в таком виде ко мне через границу. Говорят: «Вы сюда голые пришли, голые и возвращайтесь». Судетские немцы. Их по Потсдамскому договору переселяют в Германию. Для чехов это шутка, а для меня — проблема. Во что я должен одевать этих людей?»[113]

Это не советская пропаганда В СССР такое о чешских братьях по социалистическому лагерю писать нельзя было ни в коем случае. Это писал советский перебежчик, оказавшийся на Западе.

Милая такая чешская шутка — депортировать абсолютно голых немцев, предоставив советским офицерам в Германии решать вопрос о том, во что же их одеть. Любопытно, что чехи, ныне любители обличения Советского Союза, ужасно не любят вспоминать, что они проделали с миллионами немцев. И припадков покаяния за это у них не наблюдается.

Как известно, все познается в сравнении. На чешском фоне советские войска выглядят сборищем невероятных гуманистов. Кататься на немцах вместо лошадей или проводить голые депортации красноармейцам как-то в голову не приходило.

Но вернемся к трофейной теме.

Надо отметить, что далеко не всегда в посылках отправлялось именно трофейное имущество. Александр Захарович Лебединцев весной 1945 года прибыл после обучения на курсах «Выстрел» к новому месту службы в штабе 4б-й армии. Расположен штаб был в одном из предместий австрийской столицы Вены. Здесь Лебединцеву одна из штабных машинисток, Мария Михайловна, быстро объяснила, как надо решать проблему с посылками домой: «Прежде всего она спросила меня, сколько посылок я выслал своим родным. Я ей ответил, что еще не имею ни своих рублей, ни австрийских шиллингов, ни чешских крон, ни мадьярских пен го. После обеда она принесла мне один талон на отправку посылки, причитающийся мне, и один свой, и оккупационных денег на покупку материала и его пересылку, и даже две сумки из ткани в качестве упаковочного материала. Окончив работу, мы пошли в штабной ма — газин «Военторга» и закупили много всяких тканей, в основном ситца и сатина. Быстро упаковали их, зашили, я надписал адреса, заполнил бланки переводов и в тот же день их отправили. Я был поражен активностью и умением Марии. Это мы успели отправить за апрель, а предстояло еще использовать и майскую отправку, а это уже кое-что значило для моих сестер на «выданье» в такое тяжелое время».[114]

Для девушек, которым предстояло найти себе женихов в эпоху, когда миллионы молодых мужчин полегли на войне, посылка с тканями, надо полагать, была самым драгоценным подарком.

Согласно воспоминаниям Александра Захаровича Лебединцева, у него и его сослуживцев была возможность официально закупить в «Военторге» вещи для посылок. Правда, можно предположить, что офицеру, служащему при штабе армии, сделать это было проще, чем, скажем, командиру взвода противотанковых ружей. Штаб армии есть штаб армии.

Но и на уровне подразделений при желании «посылочный» вопрос был вполне решаемым, при наличии инициативы у начальства. Предусмотрительные командиры, понимающие, насколько сильно решение посылочной проблемы может отвлекать подчиненных от несения службы, старались ввести процесс в организованные рамки.

Например, старшина роты зенитных пулеметов Давид Зиновьевич Таксер так описывал поставленную ему командиром роты задачу и способ ее решения:«Прежде всего, хочу сказать, что в Германии мне довелось увидеть куда больше, чем многим другим, привязанным к пути своих частей Мои разъезды начались, когда на подходе к Германии военнослужащим были разрешены посылки на родину Насколько помню, солдатам — 5 кг в месяц, офицерам — 8 кг. Наш заботливый капитан, комроты, поручил мне, старшине, обеспечивать эти посылки содержимым, чтобы рота для того не разбежалась, и докладывать о солдатах, которые посылки не отправляют, их он расспрашивал о причинах того. Для поездок мне был дан капитанский «Виллис» с шофером, солдата в помощь я сам выбрал. Как правило, «шмотки» мы набирали в брошенных домах, которых до Одера было сколько угодно, многие немцы от нас бежали на запад. В одной из поездок в лесу я наткнулся на склад новеньких автомобилей, «Опель-Капитанов» и «Опель-Олимпий», оставил солдата охранять склад, одну машину сам перегнал в роту. Тут же с капитаном мы на ней поехали в штаб, где нам с таким трофеем были необычайно рады, потому что вышел приказ, позволяющий старшему офицерскому составу оформлять трофейные машины в собственность».[115]

Что можно сказать по этому поводу — у старшины Таксера был мудрый ротный, заботящийся о боеспособности своего подразделения и о том, чтобы родные далее самого нерасторопного и непрактичного из его солдат не остались бы без посылки из Германии.

В некоторых случаях военнослужащий мог получить «трофеи» вполне официальным образом — на специально созданных для этой цели военных складах. Константин Григорьевич Плацинда, агитатор в отделении агитации и пропаганды политотдела 70-й армии, вспоминает: «Когда я поехал в отпуск, то привез домой большой радиоприемник, кажется, «Телефункен», аккордеон, фотоаппарат и охотничье ружье. Но это не я сам собирал и добывал, а все это мне выдали на складе. Видно, собирали имущество по брошенным домам, или как, точно даже не знаю. И тем, кто уезжал в отпуск, разрешали на этом складе что-то получить».[116]

Пожалуй, наиболее четко сформулировал свое отношение к трофейной теме артиллерист Олег Дмитриевич Казачковский: «Конечно, поведение наше было совсем не ангельским. Но не в такой же степени, как преподносилось. В отличие от немцев на нашей земле, мы не считали себя представителями «высшей расы», которым многое дозволено. В чем, пожалуй, особо были грешны, так это в увлечении «барахлом». Не оправдывая, скажу только, что понять можно, если учесть, какие материальные потери понесла практически каждая наша семья. Положение в этом плане объективно усугублялось тем, что были разрешены трофейные вещевые посылки домой. Не очень много, но один-два обычных посылочных ящика почти каждый из нас отправил».[117]

Материальные потери, действительно, понесла практически каждая советская семья. И их хотя бы частичная компенсация солдатскими и офицерскими посылками была самым настоящим актом справедливости и гуманности.

Примечания:

1

Русский архив: Великая Отечественная: Приказы народного комиссара обороны СССР 22 июня 1941 г. — 1942 г Т 13 (2–2). м.: ТЕРРА, 1997. С. 47–48..

10

Указ. соч.

11

Указ. соч.

100

Русский архив: Великая Отечественная. Приказы народного комиссара обороны СССР 1943 г. — 1945 г. Т 13 (2–3). С. 344–348

101

Интернет-сайт «Я помню».

102

фельдмаршал Монтгомери

103

Бивор Э. Падение Берлина. М.: ACT, 2004. С. 248–249.

104

Там же. С. 513.

105

Там же. С. 424.

106

Тике В. Падение Берлина // Марш на Берлин. М.: ЭКСМО, 2005. С. 560.

107

Итернет-сайт «Я помню».

108

Золгаллер Я Быт войны. СПб.: НЕВА, 2004.

109

Там же.

110

Кобылянский И.Г. Прямой наводкой по врагу. М.: Яуза, Эксмо, 2005. С. 199.

111

Интернет-сайт «Я помню».

112

Там же.

113

Климов Г.П. Песнь победителя. Краснодар: Пересвет, 2004.

114

Лебединцев А.3., Мухин Ю.И. Отцы-командиры. М.: Яуза; Эксмо, 2004. С. 233.

115

Интернет-сайт «Я помню».

116

Там же.

117

Казачковский О.Д. Физик на войне. М.: Энергоатомиздат, 1999. С. 97.