Возникает вопрос: а сколько же получали в месяц солдаты, офицеры и генералы и насколько значительными на этом фоне были премиальные выплаты? Что они реально значили и сколько вообще платили солдатам, офицерам и генералам?

27 сентября 1941 года Сталин в приказе № 0374 «О мерах по повышению эффективности использования автоматического оружия, материальной части артиллерии и минометов» предписал:

«Установить для заместителей командиров отделений — наводчиков орудий, минометов, первых номеров пулеметов и противотанковых ружей, а также бойцов стрелковых и кавалерийских полков, вооруженных пистолетами-пулеметами, повышенный оклад содержания по категории «Старший красноармеец» и выплачивать: наводчикам орудий и минометов 15 руб. в месяц. Первым номерам пулеметов и противотанковых ружей 12 руб. 50 коп. Бойцам, вооруженным пистолетом-пулеметом в стрелковых и кавалерийских палках, 12 руб. 50 коп.»

(27 сентября 1941 г. Приказ о мерах по повышению эффективности использования автоматического оружия, материальной части артиллерии и минометов № 0374.[49])

Позднее для поощрения снайперского движения было приказано платить снайперам-ефрейторам по 25 рублей в месяц,[50] младшим сержантам по первому и второму году службы — 30 рублей, по третьему году — 100 рублей, сержантам — 35 и 200 рублей соответственно.

Прямо скажем, разница между «доходами» снайпера и автоматчика на практике была малоощутима и мало что значила.

Возникает вопрос: а кто же получал минимальное денежное содержание? Ответ мы можем найти в «Положении о штрафных батальонах действующей армии»[51] Положении о штрафных ротах действующей армии»,[52] утвержденных заместителем Народного комиссара обороны СССР генералом армии Г. Жуковым 26 сентября 1942 года.

Надо напомнить, что в отдельных штрафных батальонах в качестве «переменного состава» отбывали наказание «лица среднего и старшего командного, политического и начальствующего состава всех родов войск, провинившиеся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости». С 1943 года средних командиров стали именовать офицерами.

А в отдельных штрафных ротах — «рядовые бойцы и младшие командиры всех родов войск, провинившиеся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости». Им предоставлялась возможность «кровью искупить свою вину перед Родиной отважной борьбой с врагом на трудном участке боевых действий». Штрафникам, назначенным на должности младшего командного состава, выплачивалось «содержание по занимаемым должностям, остальным — в размере 8 руб. 50 коп в месяц». Полевые деньги штрафникам не выплачивались.

Помимо провинившегося «переменного состава» в штрафных подразделениях служили и те, кто принадлежал к так называемому «постоянному составу»[53] — командиры и специалисты Им, согласно Положениям, «сроки выслуги в званиях, по сравнению с командным, политическим и начальствующим составом строевых частей действующей армии, сокращаются наполовину Каждый месяц службы в постоянном составе штрафного батальона засчитывается при назначении пенсии за шесть месяцев».

Генералы и старшие офицеры получали несколько больше. С 1 мая 1943 года были установлены такие штатно-должностные оклады: командующий войсками фронта — 4000 руб., член Военного совета фронта — 3500 руб., первый заместитель командующего войсками фронта — 3400 руб., замести гель командующего по тылу — 3200 руб., начальник штаба фронта — 3200 руб., командующий армией — 3200 руб., член Везенного совета армии — 2800 руб., заместитель командующего армией — 2б00 руб., начальник штаба армии — 2600 руб., командующий воздушной армией — 3400 руб, начальник штаба воздушной армии — 2700 руб.

В 1941 году всему начальствующему (высшему, старшему, среднему и младшему) составу в гвардейских частях был установлен полуторный, а бойцам — двойной оклад содержания.[54]

Для начальствующего состава воздушно-десантных войск была установлена средняя зарплата между окладами начсостава ВВС и стрелковых войск. Для рядового и младшего начальствующего состава воздушно-десантных войск Красной армии был установлен курсантский паек и заработная плата в размере на 25 % больше, чем в стрелковых частях соответствующих специальностей других родов войск.[55]

В 1942 году начальствующему составу истребительно-противотанковых частей и подразделений был установлен полуторный, а младшему начальствующему и рядовому составу — двойной оклад содержания.[56]

Согласно Постановлению Совета Народных Комиссаров СССР № 462 от 28 апреля 1943 года «Об обеспечении семей генералов и лиц старшего начальствующего состава Красной Армии умерших, погибших и пропавших на фронте без вести»[57] женам полагались единовременные пособия в размере (руб.):

если в семье нет нетрудоспособных, состоявших на иждивении военнослужащего

50 000

женам лиц старшего начальствующего состава (майоры, подполковники и полковники) 10 000

при наличии в семье одного нетрудоспособного

женам генералов 75 000

женам лиц старшего начальствующего состава (майоры, подполковники и полковники) 15 000

при наличии в семье двух и более нетрудоспособных

женам генералов 100 000

женам лиц старшего начальствующего состава (майоры, подполковники и полковники) 20 000

Кроме того, «за семьями генералов и лиц старшего начальствующего состава Красной Армии, умерших, погибших в боях и пропавших на фронте без вести, закрепляется жилищная площадь, занимаемая ими по месту их постоянного жительства, а если эта местность временно оккупирована противником, семье предоставляется соответствующая жилищная площадь в избранном ею месте жительства;

б) учащимся детям генералов и лиц старшего начальствующего состава Красной Армии, умерших, погибших в боях и пропавших на фронте без вести выплата пенсии производится до окончания образования, независимо от возраста, а отличникам — и независимо от выплаты им стипендии;

в) семьи генералов Красной Армии, умерших, погибших в боях, пропавших на фронте без вести, обеспечиваются литерным питанием и снабжаются продуктами и промтоварами наравне с семьями генералов, находящихся в Красной Армии;

г) при разрешении вопросов о назначении пенсии семьям генералов Красной Армии, умерших, погибших в боях и пропавших на фронте без вести, жены генералов включаются в число лиц, имеющих право на пенсию, вне зависимости от возраста и трудоспособности.

3. Распространить Постановление Совета Народных Комиссаров Союза ССР № 1474 от 5 июня 1941 г. на семьи попавших в плен генералов Красной Армии, о которых имеются данные, что они не являются предателями».

Очень любопытный пункт. Следует отметить, что, вопреки устоявшемуся представлению, далеко не все попавшие в плен, в том числе и генералы, впоследствии были репрессированы.

Известны также размеры ежемесячных пособий семьям рядовых и сержантов. По Указу Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1941 года «О порядке назначения и выплаты пособий семьям военнослужащих рядового и младшего начальствующего состава в военное время»[58] такие семьи должны были получать:

— семьи военнослужащих рядового и младшего начальствующего состава, призванных в Красную Армию. Военно-Морской Флот, пограничные и внутренние войска НКВД по мобилизации, за исключением семей сверхсрочнослужащих, получают в военное время пособия от государства в следующем порядке:

1. Если в семье нет трудоспособных, пособие выплачивается ежемесячно в следующих размерах:

а) при наличии одного нетрудоспособного —100 рублей; б) двух нетрудоспособных — 150 рублей, в) трех и более нетрудоспособных — 200 рублей в месяц в городе и 50 % этой суммы в сельских местностях,

2. Если в семье имеется три и более нетрудоспособных при одном трудоспособном, пособие выдается в размере 150 рублей в месяц в городе и 50 % этой суммы в сельских местностях.

3. Если в семье имеется двое детей, не достигших 16-летнего возраста, при одном трудоспособном, пособие выдается в размере 100 рублей в месяц в городе и 50 % этой суммы в сельских местностях.

Стоит обратить внимание на урезание наполовину и без того чрезвычайно скромных пособий в сельских местностях. Почему семьи колхозников — а именно они и составляли подавляющее большинство населения в сельской местности — должны были получать вдвое меньшее пособие? Что это — традиционная для сталинской эпохи манера строить социализм прежде всего за счет деревни и в этом вопросе сказалась? Или у советских руководителей еще с царских времен осталось представление о сельской дешевизне продовольствия ь сравнении с городом? Так или иначе, размер этих пособий: был откровенно недостаточным. Неслучайно в некоторых частях пытались именно за счет боевых премиальных материально поддержать семьи погибших товарище!

На фоне урезанных вдвое для сельской местности сторублевых пособии размеры «премиальных» за боевые успехи выглядят впечатляюще. Даже в сравнении с тем, что ежемесячно получали генералы, премиальные выплаты выглядели достаточно солидно.

После окончания войны согласно «Закону о демобилизации старших возрастов личного состава действующей армии», утвержденного XII сессией Верховного Совета СССР 23 июня 1945 года, демобилизуемым воинам полагалось единовременное денежное вознаграждение за каждый год службы ь армии в период Великой Отечественной войны в следующих размерах:

а) рядовому составу всех родов войск и служб, получающему денежное содержание по общевойсковому тарифу, — годовой оклад за каждый год службы;

б) рядовому составу специальных частей и подразделений. получающему повышенное денежное содержание. — полугодовой оклад за каждый год службы;

в) сержантскому составу всех родов войск — полугодовой оклад по должностным ставкам в пределах до 900 рублей и не ниже 300 рублей за каждый год службы;

г) офицерскому составу прослужившему в период Великой Отечественной воины:

один год — двухмесячный оклад, два года — трехмесячным оклад, три года — четырехмесячный оклад, четыре года — пятимесячный оклад.

Кроме того, в районах, пострадавших от немецкой оккупации, банки должны были выдавать нуждающимся демобилизованным ссуды на строительство и восстановление жилых домов в сумме от 5 до 10 тысяч рублей со сроком погашения ссуды от 5 до 10 лет.[59]

Согласно Постановлению Совета Народных Комиссаров Союза ССР № 1466 от 21 июня 1945 года «Об улучшении жилищных условий генералов и офицеров Краснов Армии» генералы и старшие офицеры, прослуживших в рядах Красной армии 25 лет и более, могли получить ссуду на проведение индивидуального жилищного или дачного строительства с погашением их в течение 10 лет. Генералам полагалась ссуда в 35 000 рублей, старшим офицерам в 20 000 рублей.[60]

Получается, что подбитый артиллеристом или танкистом вражеский танк (500 рублей) оценивался приблизительно как год сержантской службы (от 300 до 900 рублей). А 35 000 рублей было достаточно для строительства дачи генеральского уровня.

Но приказы приказами, а вот как обстояло дело на практике? Выплачивались ли «танково-самолетные» премиальные на самом деле? Ветераны очень по-разному вспоминают об этом. Например, танкист Юрий Максович Поляновский вспоминает: «Нет-нет, никаких вознаграждений никогда не было. Я обязан был уничтожать. Ты служишь Родине. Какое вознаграждение?! И вообще денежных премий, кстати говоря, не было никогда».[61]

Танкист Николай Захарович Александров: «Под Жагаре мой взвод из засады уничтожил более двадцати броне-объектов. Удачно заняли позицию, и утром, когда солнце только встало, мы расстреляли немецкую колонну, двигавшуюся с запада. Солнце слепило им глаза, и они никак не могли нас обнаружить. Правда, за этот бой я ничего не получил. Наградить не наградили, а денег за подбитые танки нам и не платили»⁵⁹.

Танкист Калиненок Марат Александрович: «Что-то я не помню такого. Звездочки да, рисовали на стволах пушек, а вот денег не платили».[62]

Сапер Владимир Михайлович Рябушко на вопрос о деньгах за подбитые вражеские танки ответил решительным отрицанием:«Да что вы! Кто вам сказал? Не-не-не! Это сейчас, может быть, дают. А в ту войну только благодарности и награды: медали, ордена. ГерояСоветского Союза могли дать. Вот так награждали, но никаких денежных расчетов не было. Это вы откуда-то получили дезинформацию! Свистят, левое с правым перепутали. Нет, за подбитые танки никому не давали».[63]

Очень характерный для советского человека той эпохи ответ на вопрос о выплатах за подбитые танки дал танкист Борис Петрович Захаров:«Говорят, полагалось. Я, откровенно говоря, не знал, какое у меня было денежное содержание. Когда приезжали на формировку, приходил к начфину, расписывался. За что он мне деньги давал — не знаю. Аттестат я оформил матери. Да не до этого было! Жив и ладно, а больше денег или меньше — не столь важно»..[64]

Но чаще ветераны вспоминают о том, что деньги за уничтоженную вражескую технику и боевые вылеты все же выплачивались. Вот эпизод из воспоминаний танкиста Ивана Сергеевича Никонова: «Бой длился до самого вечера. Два танка моего взвода сгорели, но взвод уничтожил 14 танков, из них мой экипаж — шесть. Утром к танку подбегает начфин батальона: «Никонов, куда перевести деньги за подбитые фашистские танки?» — А нам за каждый подбитый танк давали 500 рублей. — «Матери в Липецкую область».[65] Фантастически расторопный начфин был в этом батальоне.

К сожалению, гак было далеко не всегда. Иногда получалось совсем наоборот. Вот что вспоминает Вера Максимовна Васильева, бывшая на фронте, а затем в госпитале медсестрой: «…когда нам предложили аттестаты родителям отсылать, так с моей зарплаты только два раза дома получили, я на фронте ничего не получала. Когда закончилась война, через пять месяцев, никто ничего не получал. А некоторые командиры полные сумки красных тридцаток везли. В то время, как я ехала в Крым на поезде после демобилизации, то случайно увидела, что у нашего начфина разбросались вещи. Он пьяный был, я случайно увидела полную сумку денег, тогда подумала в ужасе: «Вот где наши денежки!».[66] В общем, начфин начфину — рознь, иначе не скажешь. После войны кто мог разобрать — честно он выполнял свои обязанности или вез домой полные сумки денег, которые не дошли до чьих-то родителей в тылу.

Танкист Дмитрий Федорович Лоза, гвардии полковник, Герой Советского Союза, вспоминал: «Был издан приказ народного комиссара обороны «О поощрении бойцов и командиров за боевую работу по уничтожению танков противника». Им устанавливались денежные премии за каждый подбитый или уничтоженный танк (1000 рублей в старом денежном исчислении). (Возможно, Дмитрий Федорович ошибся в сумме или что-то не так подсчитали в финансовой службе. — авт.)

«Перед Яссо-Кишиневской операцией в 233-й танковой бригаде на митинге личного состава было принято решение причитающиеся премии за уничтоженные (подбитые) танки и самоходки противника впредь перечислять семьям погибших в прошедших боях однополчан.

К примеру, первый танковый батальон под Веспремом и в Вене сжег и повредил 34 вражеских танка и самоходки.

Личному составу его подразделений следовало выплатить 34 000 рублей. Вот эта сумма, по 2000–3000 рублей, рассылалась семьям погибших фронтовиков. Эта единодушная воля экипажей боевых машин неукоснительно выполнялась до последнего дня Великой Отечественной войны».[67]

Надо отдать должное танкистам 233-й танковой бригады, которые догадались таким образом помогать семьям своих погибших боевых товарищей. К сожалению, далеко не во всех частях возникла такая мысль.

Герой Советского Союза летчик-истребитель Сергей Дмитриевич Горелов рассказал:

«За сбитые платили: за истребитель тысячу, а за бомбардировщик две тысячи, за паровоз 900 рублей, за машину 600 рублей. За штурмовки тоже платили. В 1941-м платили за освоение радиосвязи. Но, знаешь, мы в войну деньги не считали. Нам говорили, что нам причитается столько-то там денег. Мы же их никогда не получали, никогда не расписывались, а деньги шли. Тоже, дураки были, нужно было оформить переводы родителям, а я об этом узнал, только когда отец уже умер. В 1944 году мне присвоили Героя и вызвали в Москву получить Звезду. Летчики, да и техники, зная, что мы летим и нам нужно ведь будет ее «обмыть», отдали нам свои книжки, по которым мы получили деньги».[68]

Летчик-истребитель Николай Герасимович Голодников также подтверждает: «Если он отбился — ага, это мой. Считай, две тысячи рублей в кармане (за бомбардировщик давали 2 тысячи, за разведчика почему-то 1,5 тысячи, а за истребитель тысячу). Ну, мы деньги все в кучу складывали, а если затишье, то посылали гонцов (или самолет в мастерскую отогнать, или еще что) за водкой Я помню, пол-литра стоила тогда 700–800 рублей».[69]

Пшенко Владимир Арсснтьевич: «За успешные боевые вылеты платили деньги. Я уже забыл сколько. Но, по-моему, командир корабля получай100 рублей Боюсь соврать. Но точно то, что за успешные боевые вылеты платили… Я не помню, какие деньги были… За гвардию платили, за успешные боевые вылеты платили. И оклад. Я командиром звена был в концe войны, платили и за это. За сложные условия платили».[70]

Архипенко Федор Федорович, летчик: «Оплата за сбитые была — сдавали в Фонд Обороны. Замполит отбирал»⁶⁹.

Аверьянов Валентин Григорьевич, летчик: «За боевые вылеты платили. Еще платили за то, что мы сдавали экзамены по использованию радио. Отпуска предоставляли, но я не ездил[71]

Афанасьев Юрий Сергеевич, летчик — «Нам платили деньги, месячное жалование; я их, в основном отсылал матери. За боевые вылеты платили так: за 50 вылетов — 3 тысячи рублей Один раз я их получил. Еще за ордена плати ли; талоны были, и платили по этим талонам. Потом их отменили» .[72]

Ваулин Дмитрий Петрович, летчик: «А за успешный боевой вылет давали 100 грамм и деньги — в зависимости от характера цели была определенная сумма. Допустим, на столицу на Берлин или столицу врагов-сателлитов командир корабля получал 2 тысячи рублей. Второй летчик и штурман получали по 1600 рублей. За дальние цели типа Кенигсберг, Данциг командир корабля получал 750 рублей. За ближние цели -100 рублей. Когда накапливались несколько боевых вылетов, тогда командир полка издавал приказ: таким-то и таким-то выплатить за успешные боевые вылеты определенную сумму. За сбитый самолет-бомбардировщик платили 2 тысячи рублей, за сбитый истребитель — 1 тысячу рублей. Мы спим после боевого вылета до обеда. Потом приходит кассир с парашютной сумкой_, сует под нос деньги: «Распишись». И вот получил, например, 2700 рублей за боевой вылет».[73]

Рапопорт Борис Элиевич решил потратить свои деньги на покупку самолета, но из этого ничего не получилось: «Зарплата лейтенанта в авиации, если я не ошибаюсь, была 1600 рублей, да еще доплачивали 10 % за каждый боевой вылет, но наличных денег мы не видели. В 1943 году я перевел все деньги в Фонд Обороны на покупку самолета ПО-2, об этом написали во фронтовой газете, но в наш полк этот самолет не прибыл. Деньги нам нужны были только в тылу; на переформировках. Купить водки и хлеба в довесок к голодной тыловой норме. О судьбе родных я тогда ничего не знал, и высылать денежный аттестат было некому».[74]

Герой Советского Союза Николай Иванович Пургин описал бой, за который группе советских штурмовиков засчитали 9 сбитых немецких пикирующих бомбардировщиков Ю-87: «20 октября 43-го замполит 820-го ШАП, майор Мельников, повел девятку Ил-2 за Днепр, на цель в деревне Анновка. На пути к цели, Прямо по курсу, увидели, чго на той же высоте по нашему переднему краю с круга работают 9 самолетов Ю-87. Они оказались на нашем пути, и мы не могли не стрелять по ним Мы как их увидели, начали пускать РСы, из пушек и пулеметов стрелять. Несколько самолетов сбили. Развернулись на цель, сбросили бомбы, вышли из пикирования прямо на группу из 54 или 56 «лаптежников» (так благодаря неубирающимся стойкам шасси и характерным обтекателям колес называли Ю-87 советские летчики. — авт). Проскочили сквозь строи, все стреляли и стрелки стреляли. Опять кого то сбили Пошли домой, на пути — опять девятка лаптежников в кругу. Прошли через третью группу; обстреляв и ее. Когда эту последнюю группу обстреливали, смотрю, под четыре четверти, идет Юнкере. Он выше, я ниже. Поддернуть самолет боюсь, поскольку могу потерять скорость и свалиться. И все же азарт охватил. Я поддернул самолет, дал очередь из пулемета (я всегда так делал — сначала трасса из пулемета, а по ней уже пушечную), трасса прошла прямо перед ним, я тут же стреляю из пушек. От него щепки полетели, он повернулся — и в землю. Нам засчитали девять сбитых; всем дали орден Красной Звезды и полторы тысячи рублей»[75]

Но возникает вопрос о принципе оплаты — почему по 1500 рублей? Девять Ил-2 сбили 9 пикирующих бомбардировщиков. За сбитый бомбардировщик согласно Приказу № 0489 от 17 июня 1942 года должны были заплатить по 2000 рублей. Или, может быть, заплатили 1500 рублен пилоту и 500 рублей его стрелку-радисту?

А это уже вступило в силу то самое приведенное выше «Положение о наградах и премиях…», которое маршал авиации Новиков подписал 30 сентября 1943 года. Согласно «Положению…», платить за подбитый бомбардировщик полагалось уже не 2000, а всего лишь 1500 рублей.

Штурман По-2 Борис Васильевич Макаров: «Нам переводили на книжку зарплату и за вылеты. В конце войны у меня что-то тысяч 15 скопилось».[76]

Герой Советского Союза Виктор Иванович Шабанов, пилот По-2: «Оклад у меня был 1200 рублей, плюс 25 % гвардейских; плюс 25 % фронтовых, да еще за каждый вылет получал 10 % от зарплаты. Так что я, старший сержант, получал больше командира полка. Домой отправлял, и на «Марию Демченко» хватало»[77] (самогон из свеклы именовали в честь ударницы Марии Демченко, добившейся рекордных урожаев в свекловодстве).

А Константину Николаевичу Шипову довелось по занимаемой должности — помощника начальника штаба танкового батальона — заниматься учетом подбитой вражеской техники: «Основная работа заместителя начальника штаба — составление донесений. Каждый день в 19 часов кровь из носа, но в письменном виде донесение должно быть в штабе бригады. Никаких уважительных причин его отсутствия быть не может — сразу взыскание. Что в донесениях? Писали от руки: «Батальон вышел на такой-то рубеж, потери такие-то_, успехи такие-то, захвачено столько-то трофеев». Подписать должен начальник штаба и командир батальона. Исходные данные для донесений добывал сам у командиров рот, командира батальона, связываясь с ними по рации. К концу дня я мог вызвать командира роты. Я же производил учет потерянных и подбитых вражеских танков, за которые платили деньги. Надо сказать, что на моей памяти конфликтов с выяснением, кто подбил, не было. Сказать, что много было подбитых — нет. Не было массового уничтожения противника. Немцы не дураки. Они не стояли и не ждали, когда их подобьют. Да и потом мы не авиация — там собьют самолет, и все бегают, просят акт подписать, что они сбили».[78]

По воспоминаниям Василия Павловича Брюхова, далеко не во всех частях платить за подбитые танки противника начали сразу после подписания соответствующих приказов.

В первый свой бой он вступил в июле 1943 года на Курской дуге. Свой первый вражеский танк Т-3 подбил под Прохоровкой. Казалось бы, согласно приказу от 24 июня 1943 года, ему полагаются законные 500 рублей. Но на практике все произошло по-другому: «В октябре сорок четвертого во главе передового отряда я первым пересек границу Румынии и Венгрии в районе города Баттоня и, захватив переправу через реку Тиса, сутки удерживал ее до подхода основных сил. Бой был очень тяжелый, поскольку немцы старались всеми силами вырваться из мешка. За этот бой я был представлен к званию Героя Советского Союза, однако присвоили мне его только в 1995 году

Я после этой операции первый раз получил деньги за подбитые танки. Поехали в город Тима шара, три дня мы там гуляли с Колей Максимовым. Кубанки заказали, костюмы, сапоги хромовые с модными обрезанными голенищами. За сутки нам все сшили.

Но чтобы деньги получить, надо было доказать, что ты подбил, нужно, чтобы были очевидцы. Была специальная комиссия, которая, если не ленилась, ездила, проверяла. Например, самолет сбили, летчики себе припишут, зенитчики себе, пехота себе — все же стреляют. Как-то командир зенитной роты прибегает: «Василий Павлович, Вы видели, что самолет сбили?!» — «Видел». — «Это мы сбили. Подпишите, что вы были очевидцем». В итоге выходило, что не один самолет сбили, а три-четыре. Когда закончилась война, у нас было приказано подвести итог боевых действий по всем операциям. Нарисовали карты, командир бригады провел совещание, в завершении которого выступил начальник штаба с докладом о потерях противника и о своих. Считать наши потери было очень трудно. Сколько танков погибло, не всегда точно учитывали. А потери противника по нашим донесениям можно было посчитать спокойно. И вот тут начальник штаба говорит: «Если бы я брал все донесения командиров батальонов Брюхова, Саркесяна, Отрощенкова и Московченко, то войну бы мы закончили на полгода раньше, уничтожив всю немецкую армию. Поэтому я все их донесения делил пополам и отправлял в штаб корпуса». Думаю, что штаб корпуса все эти донесения делил пополам и отправлял в Армию и так далее. Тогда может быть какая-то достоверность в них была. А как мы писали донесения за день: «Наступали там-то и там-то. Прошли столько-то километров, на таком-то фронте. Вышли на такой-то рубеж. Потери противника: столько-то танков (танки мы хорошо учитывали — за них деньги платят), минометы, орудия, личный состав — кто их считал? Никто. Ну напишешь человек пятьдесят А когда в обороне сидели, стреляли и стреляли: «Ну пиши два орудия и один миномет…»[79]

Механизм «учета» потерь противника Василий Павлович Брюхов описал чрезвычайно доходчиво. Понятно, что «оплачиваемые» подбитые танки противника, особенно в период, когда Красная армия наступала и поле боя чаще всего оставалось за нашими войсками, учесть можно было более или менее реально. А вот другие потери противника…

Понять, какой ценой доставались «премиальные» деньги, очень хорошо помогают, например, воспоминания Героя Советского Союза артиллериста Михаила Федоровича Борисова:

«Подбежал к пушке, снаряд уже был в казеннике. Взялся за маховики… выстрел — горит. Побежал за снарядом, зарядил, выстрелил — попал. Еще раз сбегал. Потом слышу какой-то топот, поворачиваю голову, бежит комбат с двумя снарядами. Красноносое за ним, тоже со снарядом. На третий танк ушло два снаряда. Еще несколько выстрелов сделал — три танка загорелись. Из одного танка выскочил танкист. До сих пор помню: худой в черном комбинезоне, лицо такое худощавое, стоит и грозит в нашу сторону кулаком. Я как заору: «Осколочный!» Ребята осколочным зарядили. Я ему по башне и ударил. Он мне совершенно был не нужен, но такой азарт… Ажиппо кричит: «Танки слева!» Рывком разворачиваем орудие. Резко работая маховиками, ловлю в перекрестье головной, нажимаю на спуск — нет выстрела! Ору: «Снаряд!» Жму — нет выстрела! Опять: «Снаряд!» Жму — нет выстрела!! Обернулся — в полутора метрах лежит со снарядом тяжело раненный Ажиппо; у штабелей скорчился тяжело контуженный Красноносое. Выхватил у Ажиппо снаряд, зарядил, выстрелил — горит. Пока бегал за следующим снарядом, один из танков прорвался к самой пушке, на расстояние, может, 60–70 метров. Еще несколько секунд, и он бы меня раздавил Тут и мысли не было, ждать, когда он мне удобное место подставит. Я очень грубо навел ствол ему в лоб и нажал на спуск — сноп искр. Ничего, конечно же, ему не сделалось. Но он остановился и выстрелил. Остался в памяти кусок голубого неба, и в нем крутится колесо от моего орудия… Это был мой 8-й танк, но его мне не зачли. Зачли и оплатили только семь. Ведь тогда за подбитый танк платили 500 рублей. Всего в этом бою батарея уничтожила 16 танков из 79. Три спаслись, уйдя в самом разгаре боя в сторону Яковлева. Задачу батарея с блеском выполнила. Да, ценой гибели, но если бы танки захватили Прохоровку, крови пролилось бы еще больше. Мне опять повезло. Недалеко находился КП командира корпуса генерала Попова Алексея Федоровича, который видел весь этот бой. До сих пор ему благодарен, что он, как мне потом начальник политотдела Щукин рассказывал, потребовал спасти «этого парня». Тот на машину, и буквально из-под огня вытащил меня».[80]

Одни фронтовики говорят, что получали премиальные, другие это категорически отрицают. У кого-то замполит отбирал деньги в Фонд Обороны. Но чаще все-таки вспоминают о том, что действительно получали деньги за сбитые самолеты и подожженные танки. Похоже, что выплаты зависели прежде всего от распорядительности командования и военных финансистов в частях и соединениях.

Там, где начфины свои обязанности выполняли честно, деньги за боевые успехи действительно платили. Например, в части, где служил танкист Никонов, финансовая служба работала просто замечательно, образцово-показательно. Вечером танкисты подбили вражеские танки — а уже утром начфин сам приходит к офицеру и задает вопрос о том, куда заработанные им в бою деньги посылать. Памятник такому замечательному начфину надо ставить.

Была в войсках поговорка: «Кто не воюет на фронте — начфин, начхим и 23-я армия» (23-я армия, противостоящая финским войскам, довольно длительный период не вела активных боевых действий). Был у поговорки другой вариант: «Какие армии не воюют? Шведская, турецкая и 23-я советская». Надо отметить, что в 1941 году 23-й армии пришлось вести ожесточенные бои с наступающими финскими войсками. Период относительного затишья, начавшийся в 1942 году, закончился для 23-й армии летом 1944 года. Ее войскам пришлось вести тяжелейшие бои, атакуя мощную оборону противника и неся большие потери. Так что тезис о невоюющей 23-й армии очень относителен. Равно как и о невоюющих начхимах и начфинах.

Но вряд ли многие части могли похвастаться образцовым порядком в финансовых вопросах. В части танкиста Брюхова финансисты «раскачались» на выплаты за подбитые танки лишь осенью 1944 года. Чем они занимались до этого и почему «Приказ о поощрении бойцов и командиров за боевую работу по уничтожениютанков противника» от 24 июня 1943 года не выполняли? Он что, был написан не для них?

Хотя, разумеется, ни в коем случае наследует считать материальное вознаграждение основным стимулом, который заставлял солдат и офицеров совершать боевые подвиги.

Конечно, сложно установить, кто именно провел самый «высокооплачиваемый» в годы Великой Отечественной бой. Но вполне возможно, это был Герой Советского Союза летчик-торпедоносец Михаил Владимирович Борисов. Он так описал свое участие в торпедировании линкора ««Шлезиен» 4 мая 1945 года:

«Потом линкор торпедировал. Мне дали только 10 тысяч рублей за потопление линкора. Никаких наград не дали… Когда встал вопрос вылета на линкор, то вылетало две группы. Первую группу старший лейтенант Фоменко повел. А вторую группу повел я. Пять топмачтовиков с полутонными бомбами и я с торпедой. Макарихина, Орленко отправил для наведения. Погода была паршивая. Мы только взлетели, только прошли, он отошел от меня на полтора километра, и я его потерял из вида. Тогда даю сигнал наводчику что его не вижу. Он мне объясняет, где он. Но я же с группой не могу искать. Я действую самостоятельно, без наводчика. В штабе этот разговор тоже слышат Мы атаковали. Видимость, конечно, была паршивая. Линкор пытался уйти от удара, сесть на мелководье. Фоменко бросает, у него торпеда зарылась в песок, стала бурлить. Моя торпеда пошла, и истребители, которые сопровождали нас, кричат: «Торпеда пошла». Потом взрыв. Все передали. Мы уже после торпедирования, второй заход уже не могли сделать. У меня штурман успел сфотографировать момент взрыва. А разведчики сверху фотографируют Корабль идет, и все. Фактически пришел и сел на мель, так там и остался стоять. На следующий день создают комиссию, с целью определения, что же попало в линкор. Заключение комиссии, что обнаружил там-то, такой площади дырку, отверстие, предположительно, в результате взрыва торпеды или тысячекилограммовой бомбы. А тысячекилограммовых бомб никто туда не возил. Стало быть, только моя торпеда!»80[81]

10 000 рублей за один бой — это самая большая сумма, «заработанная» в одном бою, которую автору этой книги удалось обнаружить в воспоминаниях фронтовиков. Самая большая сумма, накопившаяся за время войны на сберегательной книжке, упомянута в воспоминаниях штурмана У-2 Николая Федоровича Головченко: «Оклад был 950 рублей. К ним прибавляли за каждый вылет, подъемные, ночные и т. д. Получали по три с лишним тысячи в месяц. У меня на книжке к концу войны скопилось что-то порядка 50 тысяч. Когда домой после войны приехал, это было большим подспорьем — родня голодала»[82]

Надо отметить, что практика перечисления заработанных в боях денег на сберкнижку была чрезвычайно распространена. Например, штурман По-2 Борис Васильевич Макаров вспоминал: «Нам переводили на книжку зарплату и за вылеты. В конце войны у меня что-то тысяч 15 скопилось» .[83]

Константин Григорьевич Плацинда, агитатор в отделении агитации и пропаганды политотдела 70-й Армии: «Нам их (деньги. — авт.) перечисляли на полевую сберкнижку, и когда в 46-м году я приехал в отпуск домой, то получил что-то около сорока пяти тысяч. Причем выдали мне их мелкими купюрами, а у мамы с собой были «бесаги» — такой сдвоенный мешок, который носится через плечо, так одна его часть была полная этими деньгами».[84]

Более того, в войсках усиленно внедряли сберкнижки. 31 марта 1943 года Заместитель Народного комиссара обороны генерал-полковник интендантской службы А. Хрулев[85] подписал «Приказ о привлечении вкладов военнослужащих в учреждения Госбанка и развитии безналичных расчетов».[86] В приказе отмечались уже достигнутые успехи: «Остатки вкладов в полевых учреждениях Государственного банка на 1 января 1943 г. превысили в 25 раз сумму остатков вкладов на 1 января 1942 года. Количество вкладчиков возросло за 1942 г. в 17 раз. Безналичные перечисления из денежного содержания военнослужащих к 1 января 1943 г. во вклады и на почтовые переводы достигли 70 % к фонду зарплаты».

Особенно отличились во внедрении вкладных и безналичных операций финансовые отделы Центрального, Карельского, Северо-Западного, Западного и Ленинградского фронтов. Попробуем представить себе страшные реалии Ленинградского фронта 1942 года и внедрение вкладных и безналичных операций. Сберкнижка у офицера (в 1941–1942 годах их именовали средними командирами) в Ленинграде 1942 года? Это кажется какой-то ненаучной фантастикой. Однако, согласно приказу Хрулева, было и такое.

Военным советам фронтов было приказано наградить лиц, отличившихся в деле развития вкладных операций и безналичных расчетов. Однако в приказе отмечались и выявленные недостатки: «В отдельных случаях делались попытки показного привлечения вкладов, при котором зачисленные во вклады суммы немедленно затем выбирались из банка. Еще не все военнослужащие при переводе денег семье по почте пользуются безналичными расчетами».[87]

То есть находились финансисты-«очковтиратели», которые уговаривали военнослужащего внести деньги на сберкнижку, а потом тут же снять. Но при этом в отчетности для начальства можно было указать количество открытых вкладов. Никакая война не может помешать проявить свои способности специалистам по радужным докладам начальству. Показательно, что в тот же день Хрулев подписал «Приказ о временном прекращении выплаты денежной компенсации за неиспользованный отпуск в 1943 г. и о перечислении сумм компенсации в сберегательные кассы на специальные вклады рабочих и служащих».[88]

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 9 апреля 1942 года была временно прекращена выплата на руки рабочим и служащим компенсации за неиспользованный в 1942 году отпуск. Суммы компенсации за неиспользованный отпуск переводились в сберегательные кассы в качестве специальных вкладов рабочих и служащих.

Выдача средств по этим вкладам должна была производиться по окончании войны в сроки, устанавливаемые Советом Народных Комиссаров СССР. Президиум Верховного Совета СССР продлил действие этого указа на 1943 год.

Поэтому Хрулев приказал: «Командирам войсковых частей и начальникам учреждений (предприятий) Красной Армии:

1. Не позднее 25 апреля 1943 года составить списки вольнонаемных рабочих и служащих части (учреждения, предприятия) с указанием сроков окончания рабочего года каждого работника и продолжительности положенного отпуска.

Немедленно по истечении рабочего года начислять рабочим и служащим денежную компенсацию за неиспользованный отпуск и перечислять суммы компенсации в сберегательные кассы в качестве специальных вкладов рабочих и служащих.

2. При увольнении рабочих и служащих до истечения рабочего года суммы причитающейся денежной компенсации немедленно перечислять в сберегательные кассы на специальные вклады.

3. Перечислить не позднее 25 апреля 1943 года в сберегательные кассы на специальные вклады не перечисленные своевременно суммы денежной компенсации рабочим и служащим за неиспользованный отпуск в 1942 году».[89]

Ответственность за выполнение приказа возлагалась на командиров войсковых частей и начальников учреждений.

Стремление любыми путями увеличить суммы вкладов в сберкассах и объем безналичных операций вполне понятно. Иначе просто трудно было бы представить себе количество наличных денег, находящихся в обращении. Военные расходы были огромны.

Вместо превышения, как это было в 1940 году, текущих доходов над текущими расходами в сумме 3,2 млрд руб., в 1942 году имело место превышение текущих расходов над текущими доходами в сумме 18,9 млрд руб.[90]

Дефицит бюджета в значительной степени покрывался за счет эмиссии, то есть печатания новых денег. Но при появлении слишком большого количества денежных знаков могла возникнугь угроза их полного обесценивания.

Этого удалось избежать. «В СССР за три года Отечественной войны денежное обращение выросло в 2,4 раза и, хотя превышало размеры товарооборота в период военной экономики, все же оставалось сравнительно устойчивым на протяжении всего периода Отечественной войны», — с гордостью писал Вознесенский.[91] Не последнюю роль в этом сыграли усилия по увеличению сумм вкладов в сберкассах.

Поразительно, как быстро в советском обществе, строительство которого всерьез начиналось с провозглашения идеи всеобщего и полного равенства во всем, закрепился предельно четкий принцип социальной дифференциации. Принципиальная разница в материальном положении старшего и среднего командного состава и младших командиров и рядовых явно потрясла бы большевиков образца 1918 года. Очевидно, логика жизни оказалась сильнее идеологических догм. И как только страна, а вместе с ней и партийное руководство оказались на краю гибели, в Кремле, наравне с традиционным кнутом, решили использовать и политику пряника, то есть рубля.

Примечания:

4

Молодчий Александр Игнатьевич — заместитель командира эскадрильи 420-го бомбардировочного авиационного полка 3-й авиационной дивизии дальнебомбардировочной авиации (ДВА) и 2-го гвардейского авиационного полка 3-й авиационной дивизии Авиации дальнего действия (АДД). Дважды Герой Советского Союза.

5

Тихомолов Б.Е. Небо в огне.

6

Голованов А.Е. Дальняя бомбардировочная… М.: Дельта НБ, 2004. С. 44–46.

7

Русский архив: Великая Отечественная: Приказы народного комиссара обороны СССР 22 июня 1941 г. — 1942 г. Т.13 (2–2). С. 64–68.

8

Русский архив: Великая Отечественная: Приказы народного комиссара обороны СССР 22 июня 1941 г. — 1942 г. Т. 13 (2–2). С. 64–68.

9

Русский архив: Великая Отечественная: Приказы народного комиссара обороны СССР 22 июня 1941 г. — 1942 г. Т. 13 (2–2). С. 64–68.

49

Русский архив: Великая Отечественная: Приказы народного комиссара обороны СССР 22 июня 1941 г. — 1942 г. Т. 13 (2–2). С. 107.

50

Там же. С. 233.

51

Там же. С. 312–314.

52

Там же. С.314–315.

53

Русский архив: Великая Отечественная: Приказы Народного комиссара обороны СССР (1943–1945 гг.) Т. 13 (2–3). С. 162.

54

Там же. С. 85–86.

55

Там же. С. 75.

56

Там же. С. 264.

57

Русский архив: Великая Отечественная: Приказы народного комиссара обороны СССР 22 июня 1941 г. — 1942 г. Т. 13 (2–2). С. 143–145.

58

Русскии архив: Великая Отечественная. Приказы народного комиссара обороны СССР 22 июня 1941 г. — 1942 г. Т. 13 (2–2) С. 16–18.

59

Русский архив: Великая Отечественная: Приказы народного комиссара обороны СССР 1943–1945 гг. Т 13 (2–3). С. 378–379.

60

Там же. С. 379–380.

61

Интернет-сайт «Я помню». Интернет-сайт «Я помню».

62

Интернет-сайт «Я помню».

63

Интернет-сайт «Я помню».

64

Интернет-сайт «Я помню».

65

Интернет-сайт «Я помню».

66

Там же.

67

Лоза Д. Танкист на «иномарке». М.: Яуза, ЭКСМО, 2005. С. 172–173.

68

Драбкин А. Я дрался на истребителе. С. 345.

69

Драбкин А. Я дрался па истребителе. С. 44.

70

Интернет сайт «Я помню».

71

Там же.

72

Там же.

73

Там же.

74

Там же.

75

Интернет-сайт «Я помню».

76

Там же.

77

Там же.

78

Интренет-сайт «Я помню».

79

Там же.

80

Интернет-сайт «Я помню».

81

Там же.

82

Интернет-сайт «Я помню».

83

Интернет-сайт «Я помню».

84

Там же.

85

ХРУЛЕВ Андрей Васильевич (1892–1962), российский военный деятель, генерал армии (1943). С 1940 Главный интендант Красной армии. В Великую Отечественную войну начальник Тыла Красной армии, в 1942–43 одновременно нарком путей сообщения СССР. В 1946–51 начальник Тыла Вооруженных СССР.

86

Русский архив: Великая Отечественная: Приказы Народного комиссара обороны СССР (1943–1945 гг.). Т. 13 (2–3). С. 106–107.

87

Интернет-сайт «Я помню».

88

Русский архив: Великая Отечественная: Приказы Народного комиссара обороны СССР (1943–1945 гг.). Т. 13 (2–3). С. 105–106.

89

Там же.

90

Вознесенский Н. Военная экономика СССР в период Отечественной войны. М.: Госполитиздат, 1948. С. 132.

91

Вознесенский Н. Военная экономика СССР в период Отечественной войны. С. 138.