Удар на Богодухов и Ахтырку

Наши войска громили противника на Курской дуге. Не так-то просто было взломать мощную, глубоко эшелонированную оборону немцев с системой отрытых в полный профиль многокилометровых разветвленных траншей, среди которых тут и там торчали доты и дзоты, оснащенные артиллерией и тяжелыми пулеметами. Свободные равнинные пространства и особенно танкоопасные направления были буквально нафаршированы десятками тысяч разнообразных мин; сотни металлических «тарелок» стопочками стояли по обочинам дорог, и те, кому памятны дороги наступления, наверняка помнят эти многочисленные «тарелки» с вывернутыми взрывателями — работа героических фронтовых саперов. Помнят мутные занавеси пыли, которую гнал по степи горячий, обжигающий ветер, и осыпающуюся буйную пшеницу, и двухметровую шелестящую кукурузу по обе стороны разбитого тракта, и мертвые груды исковерканных орудий, скелеты сожженных грузовиков, черные изваяния подбитых танков.

Войска Воронежского фронта, в состав которых входила «Революционная Монголия», продвигались к маленькому зеленому островку в пропыленном степном море — городку Богодухову. Штурм Богодухова был стремительным и внезапным. Немцы вдруг с ужасом обнаружили на улицах городка советские танки с именами героев Народной Монголии на седой от пыли броне.

Гитлеровцы в панике бежали, побросав легковые и грузовые машины, пулеметы, орудия. Пехотинцы-десантники гоняли по огородам отставших гитлеровцев, вылавливали их в гуще подсолнухов.

В огородах еще потрескивали выстрелы, автоматчики вытаскивали из подвалов ошалевших от страха фашистов, а город ликовал — население встречало освободителей.

Весь город оказался на улицах. Девушки дарили танкистам цветы, женщины совали корчажки с топленым молоком, угощали вишнями, помидорами. На улицах, на перекрестках стояли накрытые столики. Около хлопотали хозяйки. На столах — немудреная закуска, а кое-где поблескивали бутылки с вином. Люди отдавали весь свой скудный запас, делились последним куском хлеба. Небогатое угощение — початок кукурузы, горсточка сушеных вишен да несколько недозрелых груш — зато от всей души.

Танкисты терялись от всех этих знаков внимания и народной любви. А как на них смотрели люди! Старики, впервые увидевшие погоны (сами когда-то носили), удивленно качали головой, женщины видели в каждом бойце мужа, брата, сына, отца — как детишки смотрели на боевые ордена и медали.

Дети и девушки забирались на танки, осыпали броню букетами ромашек и васильков.

Танкисты радостно улыбались. Сквозь кровь, пожарища, смерть, издалека шли они сюда. И пришли с победой!

После взятия Богодухова — короткий отдых. Осенний лес. Неяркая трогательная, тихая красота. Тронутые багрянцем листья еще не облетели, тонкие серебряные паутинки протянулись над просеками; краснеют меж кочек подосиновики, стайки белых грибов выбегают на полянки. Усталые, закопченные в тяжелых боях танкисты подолгу бродят в негустых светлых рощицах, собирают грибы, перезрелые лесные ягоды, и вспоминаются им сибирские, уральские, дальневосточные леса, родные просторы. А исхлестанные вражеской сталью боевые машины, испещренные вмятинами и царапинами — отметинами пуль и осколков, словно хорошеют украшенные маскировочными ветками. Танкисты моются, приводят в порядок обмундирование, чистят оружие, осматривают и ремонтируют танки, а вечером на поляне негромко поет гармонь, и воины вспоминают недавние бои, обмениваются домашними новостями.

Но и в такие часы политработнику дело найдется. Вместе с товарищами хожу из батальона в батальон, танкисты встречают радушно, угощают трофейными сигаретами, завязываются беседы. На вырванном бомбой здоровенном пне сидит группа бойцов, лиц не видно, луна еще не взошла. Подходим, прислушиваясь к раскатистому голосу. Узнаю парторга батальона капитана Виктора Ивановича Дорофеенкова, бойцы любят его слушать, рассказывает он всегда увлекательно, интересно.

Вот и сейчас слушают…

— Тяжелое время было. Наши братья, монгольские араты, отбивались от вторгшихся в страну китайских милитаристов, в неравных боях несли большие потери, но сражались геройски: слабо вооруженные, снаряженные только за счет трофеев, монгольские бойцы наносили противнику удар за ударом. Их вдохновлял пример Красной Армии, которая только что разгромила Колчака.

Монгольский народ поднялся на революционную войну, руководимый народным героем Сухэ-Батором и молодым тогда Чойбалсаном, будущим главой правительства Народной Монголии. Летом 1920 года небольшая делегация монгольского народа нелегально выехала в Советскую Россию.

Далек и нелегок был путь монгольских товарищей. Через разрушенную белогвардейцами, тифозную, еще охваченную огнем гражданской войны огромную страну пробирались они на запад, в Москву, к Ленину.

И монгольская делегация побывала в столице Советской России, ее принимал в Кремле Владимир Ильич. Долго длилась беседа. Ленин подробно расспрашивал делегатов о жизни и борьбе монгольских трудящихся, обстоятельно объяснил международное положение Монголии и указал, что единственно правильный путь для монгольского народа в его борьбе за независимость — это союз с рабочими и крестьянами Советской России. Сразу же после возвращения миссии Сухэ-Батор и Чойбалсан приступили к формированию партизанских отрядов, которые впоследствии стали костяком монгольской Народной армии.

— Я где-то читал, что Сухэ-Батор совершил много подвигов, — заметил молодой танкист сержант Вася Кравчук.

Парторг подтвердил, послышались одобрительные восклицания, о Сухэ-Баторе знали многие.

Первые же бои с превосходящими силами противника показали, что молодой монгольский военачальник является талантливым полководцем, бесстрашным и мужественным человеком. Бойцы Сухэ-Батора наголову разбили захватчиков под городом Маймаченом 18 марта 1921 года. Этот день считается днем рождения монгольской Народной армии. Народная армия, руководимая Сухэ-Батором, Чойбалсаном и Хатан-Батором Максаржабом, выдающимся военным деятелем, храбрецом, героем Народной Монголии, полностью разгромила захватчиков и вышвырнула их за пределы страны.

— Вы назвали имя Хатан-Батора Максаржаба, — сказал Иван Курбатов. — А чем он прославился?

И снова гудит в притихшем лесу голос парторга. Кто в Монголии не знает Хатан-Батора? В каждой аратской юрте, в самом дальнем кочевье о нем вам будут рассказывать часами. Хатан-Батор с горсточкой воинов врубился в гущу вражеской конницы, разя неприятеля острой шашкой, и обратил врагов в паническое бегство; он всегда шел впереди в атаке, и его облетали пули. Враги при виде Хатан-Батора терялись, не могли вести прицельный огонь, а если даже и могли, Хатан-Батор из самого жестокого сражения выходил целым и невредимым. Однажды цирики, шедшие с ним в атаку, видели, как он пошатнулся в седле и схватился за грудь. Замерли от ужаса бойцы, но Хатан-Батор только улыбнулся и вынул из халата горячую пулю, которая расплющилась о его богатырскую грудь. Вот какой был Хатан-Батор!

И хотя в этих рассказах, родившихся у пастушьих костров, было немало придуманного, того, чего в действительности не могло происходить, тем не менее вся Монголия передавала их из уст в уста, складывала легенды о народных героях.

Но легенды легендами, а вот быль. Народная армия атаковала крепость Кобдо. Но враг яростно сопротивлялся, и крепость никак не удавалось взять. Тогда Хатан-Батор отобрал двадцать молодцов, посадил их на лучших коней и подскакал к стенам крепости под ливнем пуль. Всадники спешились и по легким приставным лестницам поднялись наверх, а оттуда спустились в самое логово врага.

В ожесточенной схватке монгольские бойцы буквально прорубали себе дорогу к воротам. Ближе и ближе подходили они, оставляя за собой поверженных врагов. Наконец пробились к воротам, Хатан-Батор с саблей кинулся на охрану, и ворота распахнулись, крепость была взята. Между прочим, этот легендарный человек, которого в Монголии называли просто Батыром, значит богатырем, однажды сказал: «Обо мне говорят, что я Батыр. Какой я Батыр! Я самый обыкновенный человек».

Скромность, сдержанность в сочетании с отвагой и мужеством были присущи Хатан-Батору, как, впрочем, и многим другим монгольским воинам. Совсем недавно, в 1939 году на Халхин-Голе воины монгольской Народной армии это доказали, сражаясь плечом к плечу с бойцами Красной Армии.

Беседа затянулась за полночь, и когда мы уходили из батальона майора Орехова, луна уже освещала каждую тропку.

Военная судьба скоро вновь свела меня с бойцами и офицерами этого славного танкового батальона. После взятия Богодухова бригада получила приказ ворваться на станцию Высокополье и перерезать железную дорогу Харьков — Полтава — важную коммуникацию врага. Основная часть этой задачи легла на батальон майора Орехова. Ему предстояло прорвать вражеские укрепления и захватить Высокополье, которое немцы тщательно охраняли.

Как всегда, хотелось побывать в подразделении, которое пойдет в бой первым. Оставалось совсем мало времени, когда я оказался в расположении батальона. Парторг капитан Дорофеенков накоротке собрал коммунистов, распределили кому и что делать во время подготовки к выходу и в бою. Началось заседание комсомольского бюро, оно проходило с участием всего актива подразделения. Молодые танкисты, совсем юные парни, некоторые еще не успели познакомиться с бритвой, но уже гордо носившие боевые ордена и медали, внимательно слушали ветерана бригады, комбата. Майор Орехов в деталях рассказал о боевой задаче, задавал вопросы комсомольцам, интересовался настроением, самочувствием. На этом же заседании принимали в комсомол стрелка-радиста Василия Кравчука и его дружка Ваню Курбатова. Эти ребята воевали хорошо, все их знали как храбрых воинов.

Прозвучала команда, и зарокотали моторы, захрустел под гусеницами густой кустарник. Танки покидали лес, сбрасывая зеленый маскировочный шатер, служивший надежным укрытием от воздушных пиратов.

Батальон Орехова шел вперед. Он несколько пополнился, после боев за Богодухов в бригаду прислали новые танки. Батальон насчитывал двадцать шесть танков и был усилен подразделением автоматчиков, батареями противотанковых орудий, самоходок, двумя зенитными орудиями и саперным взводом.

Головной двигалась рота, которой командовал герой боев на Курской дуге старший лейтенант Петр Маслов. Ей предстояло совершить дерзкую, стремительную атаку, выйти к железнодорожному полотну и взорвать его. Первым шел танк старшины Кафиева, на башне которого красовалась надпись «Монгольский арат».

Миновали последнюю рощу, и головной танк остановился. Ему на смену выдвинулся танк Маслова. Впереди виднелось село, прикрывавшее станцию Высокополье. Несколько минут танкисты внимательно наблюдали за селом, командир прикидывал, как бы его обойти, но понял, что это не удастся. Значит, штурм! Что ж, экипажи проинструктированы, все бойцы опытные, прошедшие школу боев на Курской дуге.

— Вперед!

Рота устремилась на спящее село. Экипажи быстро и четко выполнили команду, и рота, ведя огонь из пушек и пулеметов, ворвалась в село. Из хат высыпали полуодетые гитлеровцы — спали раздетыми, не ожидая удара. Растерявшийся гарнизон был смят в течение считанных минут.

Путь на Высокополье свободен!

Тридцатьчетверки понеслись к железной дороге, петлявшей между холмов, ежившихся желтой стерней скошенной пшеницы. На удивление, к насыпи вышли без выстрела. Маслов открыл тяжелый люк и, выпрыгнув из танка, взбежал по насыпи на полотно. С минуту смотрел на блестящие стальные рельсы — вот артерия, питающая гитлеровцев всем необходимым, по ней гонит фашистский тыл своим частям эшелоны с боеприпасами, танками, орудиями, продовольствием, по ним тянутся красные вагоны, набитые солдатней. Артерию нужно перерезать, оборвать раз и навсегда.

— Подкопать, подложить толовые шашки. Взорвать вместе со стрелками!

Танкисты быстро прикрепили к рельсам шашки-двухсотграммовки, похожие на бруски желтого хозяйственного мыла, с круглыми отверстиями для детонаторов, размотали короткий огнепроводный шнур. Маслов срезал кончик шнура, чиркнул спичкой, шнур зашипел, укорачиваясь, разбрызгивая искры. Один за другим прогрохотали взрывы, полетели в чистое небо куски рельсов. Петр взглянул на часы.

— По местам! Занимай оборону, сейчас пожалуют гости!

Танкисты принялись торопливо маскировать машины, но не успели: на дороге, бежавшей параллельно полотну, поднялись густые столбы пыли, в которых что-то поблескивало, послышался характерный, так хорошо знакомый гул вражеских танков.

Старший лейтенант занял место у орудия. Два вражеских танка с черными крестами на броне отделились от колонны, намереваясь выйти роте в тыл, чтобы отрезать единственный путь отхода.

— Ага! Понятна затея, но ничего не выйдет, гады!

Маслов навел орудие на первую машину — расчистить путь, вот сейчас главное. Командир роты прицелился и нажал спуск.

Орудие дернулось, офицера толкнуло, но он, не отрываясь от прицела, радостно вскрикнул: снаряд попал в башню. Еще выстрел. Фашистский танк остановился, окутался черным дымом, в котором метались языки пламени. Маслов поймал в прицел второй танк, который торопливо пытался обойти подбитую машину. Выстрел. У вражеского танка снарядом сорвало гусеницу, взрыв разметал катки, танк заерзал на месте.

«Крутись, крутись, — промелькнуло у Маслова, — далеко не убежишь». Маслов тотчас забыл об этом танке. Схватка произошла на глазах у вражеской колонны, но почему немцы не стреляют? Возможно, ошеломлены, а может быть, не успели изготовиться. Но через несколько секунд они опомнятся, и тогда на командирской тридцатьчетверке сосредоточится весь огонь противника.

— Старшина! За каменный дом! Быстро!

Механик-водитель точно выполнил команду, танк скрылся за углом, и вовремя: там, где он только что стоял, раз, другой вздыбилась земля.

Неожиданно из пристанционного сада вывалился «тигр». Будто оправдывая свое грозное имя, танк был размалеван белыми полосами. Мощная пушка нацелена прямо на машину Маслова. Петр будто видел, как за толстой полосатой броней немец приник к прицелу. Вот-вот грянет выстрел.

Маслов крикнул сержанту Пшеничникову!

— Подкалиберным! Бей!

Грохнула пушка. Попадание. Танк задымил. Прошло время, когда «тигры» нахально лезли вперед, надеясь на крепость броневой защиты. Наши танкисты на Курской дуге научились с ними справляться. Весьма успешно. Вражеское зверье теперь умели укрощать, и немцы это прекрасно усвоили. Вот почему после первого же снаряда «тигр» попятился, пытаясь укрыться за деревьями пристанционного сада.

Выстрел! Еще один! Мягко забарабанили по броне яблоки, сбитые с деревьев взрывной волной. Выстрел! С треском раскололась хваленая броня, и из танка вырвалось хвостатое пламя. Кровавые языки облизывали бока «тигра», темнели устрашающие белые полосы на броне…

Удачно действовали и другие экипажи. Еще два «тигра» нашли гибель на советской земле. Машины горели смрадным пламенем.

Кругом гремел бой. Батальон Орехова ворвался в поселок и удерживал его, отбивая контратаки противника.

Однако гитлеровское командование сразу поняло, какую опасность влечет за собой захват Высокополья, и быстро стянуло на этом нешироком участке до восьмидесяти танков, перебросило резервы. Положение наших танкистов становилось труднее и труднее, но они сражались стойко, успешно отражали натиск.

Командованию бригады стало ясно: немцы стремятся отсечь их от основных сил корпуса. Но отойти, сменить позиции нельзя, так как обеспечивающий с тыла выполнение основной задачи батальон Боридько, с приданными ему средствами усиления, ведет тяжелый бой с просочившимися к командному пункту бригады автоматчиками противника и с танками, которые неожиданно появились из деревни Шаровки.

Полковник Леонов нервничал, помощи ждать неоткуда, остается надеяться на стойкость ореховцев. И они оправдали эти надежды. Танки Орехова ловко укрывались за холмами, таились в засадах и, подпустив врага, наносили внезапный удар. Несколько тридцатьчетверок Орехов приказал замаскировать в самых неожиданных для противника местах. Один танк экипаж загнал в полуразвалившийся сарай, а пушку тщательно обложил соломой. Кто-то притащил часть забора и укрепил впереди сарая. Когда, показались немецкие танки, сарай не подавал признаков жизни, но едва гитлеровцы приблизились, ожил и хлестнул из пушки по головному танку…

Ореховцы дрались самоотверженно и уничтожили вместе с другими подразделениями более тридцати немецких танков, но и сами понесли тяжелые потери. Батальон потерял сгоревшими и подбитыми тринадцать машин, самоходную установку и оба зенитных орудия, выбыло из строя более половины батальона автоматчиков, а враги все лезли и лезли.

Под давлением превосходящих сил противника командир бригады приказал оставить Высокополье и отойти.

Получив приказ, Орехов вытер закопченный лоб. Как выполнить приказ?! Как осуществить маневр? Ведь отходить придется на виду у противника, гитлеровцы буквально висят «на хвосте», крепко прицепились, не оторвешься. Значит, остается одно: отходя — бить! Бить врага!

Огрызаясь огнем, отползали боевые машины, десантники короткими очередями осаживали слишком прытких фашистов, вырвавшихся вперед. Осталось одно противотанковое орудие, да и у того половинный расчет. Но вот снова показались вблизи десятки вражеских танков. Артиллеристы торопливо развернули пушку. Высокий заряжающий Борис Сиренко с перевязанной головой, подскочив к орудию, вложил снаряд, пушка грохнула и подалась назад. Еще снаряд, еще…

Остатки батальона Орехова, отходя, продолжали драться. Пять танков отстали от основных сил батальона и вели бой самостоятельно, практически оказавшись во вражеском тылу. Только по выстрелам танковых пушек узнавали танкисты Орехова о товарищах — стреляют, значит, живы, значит, бьются!

К рассвету в батальоне осталось десять танков и одно орудие. Из соседнего села Первомайского сквозь вражеские заслоны пробились две тридцатьчетверки из батальона Боридько. Ведя тяжелый бой, заняли круговую оборону.

Создалась критическая обстановка. Гитлеровцы наседали, вражеские танки то и дело появлялись из-за холмов, из-за подбитых, сгоревших машин, били прямой наводкой. Им отвечали редкие выстрелы уцелевших танков Орехова, слышались взрывы гранат — наша пехота отбивалась от гитлеровских автоматчиков.

Неожиданно подошло подкрепление — два батальона 6-й мотострелковой бригады. Впереди боевых порядков пехоты артиллеристы-истребители, бронебойщики. Застрочили пулеметы мотострелков, резко ударили противотанковые пушки.

— Немедленно взять Высокополье! — полковник Леонов отдал приказ и взглянул на часы. — Скорее! Скорее! Пока противник не подтянул дополнительные резервы. Сейчас нужно бросить в бой все силы, железная дорога должна быть перерезана.

Леонов прикинул, какими возможностями располагает. Из потрепанных батальонов Орехова и Боридько можно наскрести пятнадцать танков. Мало, чертовски мало…

Леонов подозвал связного.

— Танк, который охраняет штаб бригады, пусть присоединится к остальным!

— А как же штаб? — спросил кто-то из офицеров.

Леонов сердито буркнул:

— Проживет и так. В крайнем случае — повоюет.

План Леонова оказался правильным, внезапной атакой Высокополье было очищено от врага, железную дорогу Харьков — Полтава снова оседлали танкисты.

Вскоре бригаду по приказанию командира корпуса перебросили в район поселка Мирное. Здесь отчаянно дрались с врагом части 90-й стрелковой дивизии. Пехотинцам приходилось туго, фашистские танки прорвали боевые порядки и на левом фланге утюжили окопы, раздавили и засыпали несколько ячеек.

Бригада «Революционная Монголия» с марша вступила в бой. Измученные, с воспаленными от бессонницы глазами, закопченные, смертельно усталые танкисты Орехова и Боридько, еще не остывшие от трудного боя в полном окружении, снова приникли к орудиям, смотровым щелям. Стрелок головного танка, ворвавшегося в разрушенный поселок, с ходу ударил по переползавшему улицу немецкому танку. Подкалиберный снаряд попал в борт.

— Есть!

Из развалин, за которыми змеились траншеи стрелков, послышалось «ура», но танкисты уже проскочили дальше. Вслед за головной машиной неотступно шли остальные. И здесь, в центре горящего поселка, танки попали под огонь «тигров» и противотанковых пушек.

К вечеру батальон Орехова потерял все свои машины. Уцелевшие экипажи вместе с остатками стрелковых подразделений отходили к соседнему поселку. А батальон Боридько еще дрался. У комбата оставалось всего семь танков, оборонявшихся на северном берегу неширокой реки. Понимая, что Боридько долго не продержится, полковник Леонов вызвал командира батальона автоматчиков капитана Усанова.

— Сколько у тебя людей?

— Сорок один, товарищ полковник.

— Поможешь Боридько. Он на том берегу.

— Есть!

Автоматчики редкой цепью подобрались к окраинам поселка. Пехота кинулась в атаку. Закипел рукопашный бой, в течение нескольких минут гитлеровцы были выбиты из поселка. Им в голову не приходило, сколь малочислен противник; сгустившийся сумрак удесятерял силы наших бойцов, их автоматы строчили отовсюду: из полузасыпанных окопов и траншей, из-за торчавших в небо прокопченных печных труб.

После полуночи гитлеровцы перебросили к Мирному подкрепление на бронетранспортерах и ворвались в поселок. Населенный пункт, который теперь именовался лишь условно — все дома разрушены и сожжены, — никак не оправдывал своего названия и переходил из рук в руки.

А на рассвете уцелевшие пехотинцы передавали друг другу радостную весть.

— Танки! Бригада получила танки!

Если бы знали бойцы, что это были за танки и сколько их! Шесть подремонтированных машин передали танкисты 200-й бригады, а два танка ввели в строй героические ремонтники во главе с их командиром-вахтанговцем Сеней Варимым. И снова, в который раз, добром помянули танкисты славных добровольцев — артистов театра имени Вахтангова; артисты и на фронте были мастерами своего дела.

Танки помогли вывести из полуокружения тех, кто уцелел в яростных схватках за Мирный. Полковник Леонов, воспользовавшись затишьем, намеревался дать бойцам короткий отдых. Но тут доставили срочный пакет. Разорвав конверт, прочитал приказ командования и сдвинул брови:

— Срочно отходить на север.

— Как?! К Богодухову?

— Да! Изменилась обстановка. Немцы заняли Ахтырку.

Положение складывалось тревожное. На участке обороны 27-й армии гитлеровцы, сосредоточив на узком участке до семидесяти танков, прорвали фронт. Противник стремился развить маневр.

— Взгляните на карту, — сказал Леонов окружающим его командирам. — Немцы хотят фланговым ударом отсечь наши войска, наступающие на Харьков. Отчасти им удалось осуществить этот замысел, смотрите, как они продвинулись, вышли на рубеж Веселый Гай, Каплуновка.

Отходя на север, бригада вела ожесточенные бои. Немцы продолжали преследование, не давали возможности оторваться. Утром пришлось отходить в район совхоза «Ильичевка». Здесь противник атаковал особенно сильно.

— Дальше отходить нельзя! Надо контратаковать!

Полковник Леонов собрал оставшиеся танки и сам повел их в контратаку. На каждую тридцатьчетверку приходилось несколько вражеских машин, но все-таки наши воины отбили натиск противника.

Бой кончился, танк командира бригады остановился.

Полковник Леонов пошел к штабной машине, чтобы доложить командиру корпуса обстановку. Несмотря на тяжелые потери минувших дней, командир бригады был удовлетворен: гитлеровцы откатились назад. Врага отбросили малыми силами, используя уцелевшие танки. Научились воевать, «Революционная Монголия» дерется славно.

Леонов шел тяжелой походкой рабочего человека, как сталевар после смены, распаренный жарой, довольный результатами труда. Возможно, он думал о том, что вот сейчас отдаст распоряжение отдыхать: танкисты нуждаются в нескольких часах сна, в отдыхе, пище — столько дней не выходили из боя. На лице полковника бродила усталая улыбка, когда он по вызову генерала Гетмана подходил к штабной рации.

Послышался свист снаряда, полковник услышал его, но даже не пригнулся: шальной снаряд, немцы бьют не прицельно. Снаряд пролетел над комбригом и разорвался поодаль, и все, кто находился возле штабного грузовика разом вскрикнули: полковник Леонов упал навзничь. Он был сражен наповал осколком в голову.

Это было так неожиданно и страшно, что все на какой-то момент оцепенели, потом наперегонки кинулись к неподвижно лежавшему Леонову… Это случилось 21 августа 1943 года.

Полковника Леонова похоронили с воинскими почестями в Богодухове — городе, который он освобождал, вырос еще один холмик с деревянной пирамидкой. А сколько таких соорудили на полях Подмосковья! На всем пути продвижения бригады оставались они, простые и незаметные, скромные памятники нашим боевым друзьям, скорбные вехи победного пути на Запад. Дорогой ценой платил советский народ за победу.

За мужество и отвагу, проявленные в последнем бою, полковник Леонов был посмертно награжден орденом Красного Знамени.

Погибшего командира бригады заменил Иосиф Ираклиевич Гусаковский, бывший начальник штаба, опытный боевой офицер. Будучи раненным, подполковник Гусаковский всячески отклонял предложение поехать в госпиталь и лечился в штабе, здесь же ему меняли повязку. Когда Гусаковского назначили командиром бригады, он еще носил раненую руку на черной косынке, но в тот же день снял ее, и хотя временами морщился от боли, держался молодцом. Правда, однажды хотел в сердцах стукнуть кулаком по столу (его заменял ящик из-под знаменитых монгольских посылок), но вовремя спохватился…

Развернулись наступательные бои. Бригада получила пополнение, вместе с другими частями, действующими на этом участке фронта, освобождала Ахтырку.

Вскоре «Революционную Монголию» вывели из боя. Бригада ушла в сумские леса и сосредоточилась неподалеку от беленького, чистого городка Сумы, славившегося красивейшим высоченным собором, невесть как уцелевшим от разрушения.

Танкисты отдыхали, яростно парились в деревенских баньках, залечивали раны, писали письма шефам в далекую Монголию, и каждое письмо было своеобразным рапортом о недавних боевых успехах.

Послали письмо и члены экипажа танка «Маршал Чойбалсан». Они рапортовали маршалу, чье имя носила их машина:

«Нас трое в танке: командир, лейтенант Леушин, механик-водитель старшина Токарев, стрелок-радист сержант Окунев. Мы хотим заверить Вас, товарищ Чойбалсан, и весь монгольский народ, что будем и впредь бить гитлеровцев, не щадя своих сил и жизни на боевой машине, которую вы нам вручили.

Просим Вас, если можно, напечатать это письмо в газете на вашем родном языке. Пусть знают трудящиеся Монголии, как сражаются советские танкисты на подаренных монгольским народом танках».

Просьба экипажа была выполнена, письмо было напечатано на страницах газеты «Унэн».

Подводили итоги минувшим боям и в штабе бригады. Подполковник Гусаковский по штабной привычке скрупулезно заносил на бумагу каждую деталь, подолгу разговаривал с командирами подразделений. Итоги радовали. В августе 1943 года бригада прошла с боями более ста пятидесяти километров и уничтожила большое количество живой силы и техники врага.

30 октября танкистов облетела радостная весть: Указом Президиума Верховного Совета СССР за отличное выполнение заданий командования и проявленные при этом личным составом героизм и мужество в боях с немецко-фашистскими захватчиками 112-я танковая бригада «Революционная Монголия» преобразована в 44-ю гвардейскую Краснознаменную танковую бригаду.

Во всех подразделениях состоялись торжественные митинги. Выступавшие бойцы и командиры клялись высоко нести гвардейское Знамя.

— Сегодня Родина назвала меня гвардейцем. Я горжусь этим высоким званием, — заявил на митинге гвардии лейтенант Петровский.

Командир бригады в заключительном слове выразил мысли и чувства всех воинов:

— Мы накануне решающих боев. Клянемся уничтожить врага в его берлоге! Дойти до Берлина!

В Улан-Батор полетела телеграмма. Маршал Чойбалсан горячо поздравил танкистов-гвардейцев. В Монгольской Народной Республике начался новый сбор средств в помощь фронту. 28 сентября 1943 года было принято постановление Совета Министров МНР и ЦК МНРП «Об отправке бойцам и командирам танковой бригады «Революционная Монголия» и авиаэскадрилье «Монгольский арат» подарков». XXV сессия Малого хурала постановила подготовить к началу декабря эшелон подарков на фронт, для чего организовать сбор средств среди населения. Правительственной комиссии, айкомам МНРП и аймачным управлениям поручалось организовать среди населения разъяснительную работу. Конкретные задания по пошиву обмундирования и заготовке продуктов получили министры, а также председатель правления Кустпромсовета. Они обязаны были к 25 ноября 1943 года выполнить этот заказ правительства.

Трудящиеся Народной Монголии вновь откликнулись на призыв партии и правительства. В столице республики и отдаленных аймаках проходили массовые митинги.

Во всех цехах промкомбината Улан-Батора состоялись собрания. Выступали рабочие, техники, инженеры, тут же производился сбор денежных средств. Коллективы предприятий промкомбината внесли в фонд подарков фронтовикам 50 тыс. тугриков.

— Замечательные подвиги Красной Армии зовут нас к новым трудовым победам, — горячо говорил рабочий Иши-Жмацо. — Прежде всего мы помогаем Красной Армии ударным трудом. Но свою любовь к ней каждый рабочий хочет выразить еще и личным подарком.

Иши-Жмацо внес в фонд 340 тугриков. Газеты ежедневно сообщали:

«1 октября состоялся митинг работников Ученого комитета МНР. В фонд подарков собрано 3,78 тыс. тугриков».

«Служащие министерства юстиции, прокуратуры, республиканского и городских судов собрали на подарки советским воинам 3,08 тыс. тугриков».

«Группа членов партии, работающих на механическом заводе, вносит 2,04 тыс. тугриков и готовит, кроме того, 20 индивидуальных посылок».

«Трудящиеся Улан-Батора передали 333 тыс. тугриков, Убсанурский аймак — 317 тыс. тугриков, Восточный — 118 тыс. тугриков».

В статье «Эшелон с подарками ушел на фронт», опубликованной в газете «Унэн» 6 декабря 1943 года, говорилось:

«С радостью и гордостью мы думаем о том, что среди многочисленных частей Красной Армии есть часть, носящая имя нашей Родины».

Это было сказано в адрес 44-й гвардейской танковой бригады «Революционная Монголия». В наш адрес!

Чего только не было в эшелоне с подарками! Продукты, а также все необходимое для воина, включая ремни, погоны, петлицы, пуговицы. А какие теплые варежки связали для танкистов заботливые руки монгольских женщин и девушек, какие теплые носки! В промерзших насквозь, обросших снежной бахромой танках дар друзей и братьев сохранял танкистам здоровье и жизнь, согревал души.

В бригаде был танк с надписью на броне: «От советских граждан в МНР». Его построили на средства, собранные сотрудниками посольства и советскими специалистами, которые трудились в различных отраслях народного хозяйства республики. Когда началась кампания по сбору средств, советские люди, находящиеся в МНР, внесли 500 тыс. тугриков, а женщины связали более восьми тысяч теплых вещей для бойцов Красной Армии.

Готовили личные посылки и русские старожилы, которых немало в республике. По сообщению газет, они отправили более 250 возов с продуктами в фонд подарков.

18 ноября 1943 года на счету Центральной комиссии по сбору и отправке подарков числилось 2,5 млн. тугриков.

Обо всем этом в бригаде узнавали из газет и потока писем, приходивших из далекой Монголии.

Пришла и еще одна радостная весть от монгольских друзей.

18 ноября 1943 года Президиум Малого хурала МНР наградил бригаду «Революционная Монголия» орденом Красного Знамени МНР. Орденами и медалями республики были награждены многие солдаты и офицеры бригады, среди них майоры Боридько, Стысин, Воробьев, капитаны Усанов, Карабанов, старший лейтенант Юдин. Правительственные награды МНР получил экипаж танка «Маршал Чойбалсан» и многие другие экипажи.