19. Германия, год 1945. В чем причины провала Уранового проекта?

Последние дни войны прошли для участников Уранового проекта в сплошных переездах. Каждый искал для себя наиболее безопасное место и совершенно не подозревал, что за ним охотятся специальные службы американской армии. Гейзенберг оставил Хехинген и на велосипеде за несколько суток добрался до своего дома в Урфельде, где 4 мая его взял в плен американский полковник Паш. Вайцзеккер давно уехал из Страсбурга и был захвачен в Хейсингене. В Тайльфингене обнаружили Отто Гана, а вместе с ним захватили и физика Макса фон Лауэ, хотя он не принимал никакого участия в Урановом проекте. Были арестованы Багге, Коршинг и Виртц. Когда Вайцзеккер понял, что американцы охотятся за наиболее видными немецкими физиками, он возмутился тем, что в одной с ним компании оказались Багге и Коршинг, не представлявшие, по его мнению, такой ценности, как он сам. Миссия «Алсос» по захвату немецких ядерных центров и ученых-атомников закончила свое первое расследование в Хейсингене и собиралась к отъезду, как вдруг Вайцзеккер преподнес «сюрприз»: он решил открыть местонахождение основного тайника с важными документами. Так американцы получили в свои руки полный комплект секретных отчетов о результатах немецких исследований по урану.

Вскоре арестовали Герлаха и Дибнера. Последним был схвачен Хартек. Два сотрудника миссии «Алсос» без разрешения проникли в английскую оккупационную зону, в Гамбург, и вывезли оттуда Хартека на автомашине в Париж, куда к тому времени привезли всех немецких ученых, взятых в плен. Их было 10 человек. Из Парижа всех вывезли в Бельгию и после кратковременного пребывания там поселили в Англии, в имении Фарм-Холл, в 40 км от Кембриджа.

Первое время бывшие участники Уранового проекта находились в состоянии сильного возбуждения: они надеялись, что англичане и американцы по достоинству оценят их знания в области ядерной физики и пригласят сотрудничать с ними. Однако проходили дни, недели, но никто не только не обращался к ним за помощью, но и не спрашивал о том, что за исследования они вели в своих секретных лабораториях, каких результатов достигли, почему не смогли создать ядерное оружие. Долгие месяцы вынужденного ничегонеделания давали немецким ученым возможность детально проанализировать свои успехи и неудачи. А в Урановом проекте, являвшемся, пожалуй, одним из самых противоречивых предприятий в истории науки и техники, в избытке было и то, и другое.

Идеи немецких разработок в области ядерных исследований были весьма схожи с американскими. В Германии ученые осуществили многие теоретические и экспериментальные исследования атомных реакторов. Промышленность освоила технологию производства металлического урана необходимой чистоты. Исследовались различные методы получения урана-235, были созданы опытные образцы ультрацентрифуг:

«Остается лишь удивляться, — писали американские исследователи Уранового проекта А. Вейнберг и Л. Нордхейм, — что столь небольшая и изолированная от всех группа ученых достигла столь многого в таких неблагоприятных условиях». Немецкие ученые самостоятельно открыли плутоний и теоретически обосновали, что по своим свойствам он будет таким же делящимся веществом, как и уран-235.

При осуществлении Уранового проекта его участники встретились с рядом трудностей. К важнейшим из трудностей, имевшим внутренний характер, нужно отнести отсутствие единого руководства ядерными исследованиями, необеспеченность ученых оборудованием и основными материалами — литым металлическим ураном и тяжелой водой, небольшое число ученых, привлеченных к работам по проекту, недостаточное финансирование и т. д.

Бесспорно, все эти факты, вместе взятые, усложнили достижение поставленной цели. Но они не могут восприниматься как основные причины краха Уранового проекта. Каждый из них вызывает новые вопросы: по какой причине не было единого руководства, отчего было такое скудное финансирование и т. п.

В гитлеровской Германии все было построено на безоговорочном подчинении низших звеньев высшим. Так было и в науке, в частности в Урановом проекте.

Гитлеровское руководство знало об Урановом проекте и санкционировало его. Оно с самого начала выразило свое положительное отношение к ядерным исследованиям.

Гитлер был знаком с проектом создания атомного оружия и нуждался в нем. Однако Гитлер не смог оценить его перспектив и не принял в свое время надлежащих мер к тому, чтобы создать необходимую научную базу для реализации Уранового проекта и ускорить производство атомного оружия.

Геринг имел достаточно полное представление об Урановом проекте и считал, что осуществление проекта нуждается в еще большей секретности. Но и он проявил инертность. Это «бездействие власти» стало одной из причин, затормозивших работы по Урановому проекту.

Имперское министерство вооружения и боеприпасов и верховное командование армии проявляли иное отношение к ядерным исследованиям: они были прямыми заказчиками и руководителями Уранового проекта, финансировали и контролировали работу.

Шпеер систематически получал отчеты по проекту и лично переписывался с научным руководителем работ Гейзенбергом. Вермахт держал под наблюдением работу научных лабораторий. Урановый проект был причислен к разработкам, имеющим важнейшее военное значение. Его исполнители были освобождены от призыва на военную службу.

В начальный период осуществления Уранового проекта не были известны ни условия реализации ядерной цепной реакции, ни какие материалы для этого нужны, ни сложности, связанные с их получением. Сегодня мы знаем, что разработка ядерного оружия требует длительных, дорогостоящих, обстоятельных теоретических и экспериментальных исследований, большого количества дефицитных материалов, уникального оборудования, специальных технологических процессов.

Но немецким ученым-атомникам вначале казалось, что задача создания атомного оружия легко разрешима. Они считали, что необходимый уран-235 можно быстро получить с помощью имеющихся простейших технологических процессов, а для атомного реактора не потребуется сколько-нибудь значительных количеств урана и тяжелой воды. Ученые думали, что даже их первые опыты с окисью урана и парафином приведут в 1940 г. к самоподдерживающейся реакции. Именно так возникло искушение «сотворить» атомное оружие без особого труда и как следствие этого — весьма умеренные материально-технические и организационные возможности Уранового проекта на первом этапе. Никто не собирался налаживать массовое производство урана и тяжелой воды, не было даже планов такого производства. Не нужно было централизованное руководство научными исследованиями, не требовалось большого коллектива ученых. Даже в подразделениях СС была создана группа по разработке атомной бомбы!

Все это позволяет сделать вывод, что военно-хозяйственное руководство Германии и ученые-атомники не смогли оценить чрезмерную трудность поставленной задачи. Они пытались создать атомное оружие без прочной научной и инженерной базы, малыми силами и в нереально короткие сроки. Это был авантюризм, который иногда помогает искателям приключений, но в науке никогда не приводит к успеху. И это был далеко не единственный случай авантюризма в деятельности руководства фашистской Германии.

Авантюристической была вся концепция мирового господства. В духе авантюризма велись воины, рассчитанные на внезапное нападение и использование временных и случайных преимуществ. Авантюризм поддерживался теорией «расового превосходства» великогерманцев над остальными народами.

Руководители фашистской Германии сознавали определенную авантюристичность своих политических целей. Но, развязывая агрессивную войну, они рассчитывали преодолеть несоответствие возможностей и желаний не только путем вероломного, неожиданного нападения, но и путем использования в войне самых преступных методов ее ведения.

Во второй мировой войне германский империализм преследовал цель завоевания мирового господства. Это с неизбежностью привело к созданию авантюристических военно-стратегических планов. Директива № 21 («план Барбаросса») гласила: «Германские вооруженные силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии».

Гальдер в своем дневнике записал следующие слова Гитлера, обращенные к германскому генералитету: «Чем скорее мы разобьем Россию, тем лучше. Операция только тогда будет иметь смысл, если мы одним ударом разгромим государство».

Фашистское руководство и сам Гитлер не смогли и не хотели предвидеть изменение соотношения сил, последствия развязанных ими войн, быстрое развитие науки и техники.

Результатом неверного замысла, положенного в основу Уранового проекта, было то, что исследования велись стихийно. Долгое время ученые не могли опытным путем доказать правильность теоретических положений о возможности ядерной цепной реакции. Было упущено время (1940–1941 гг.), когда Германия могла организовать свою атомную промышленность на основе еще не разрушенных войной металлургических и химических предприятий: в ту пору она имела в своем распоряжении нужное количество сырья, материалов, финансов и рабочей силы.

Несостоятельность попытки создать атомное оружие малыми силами первыми поняли ученые. Они стали настойчиво доказывать, что для изготовления ядерного взрывчатого вещества «необходимы большие подготовительные работы». При этом они указывали, что имеют в виду большие средства, новых сотрудников в лабораториях и новых работников в промышленности, значительное увеличение производства основных материалов.

Эти внутренние причины, тормозившие исследования, на первых порах могли быть еще преодолены.

В 1941–1942 гг. военные власти также пытались изменить свои старые планы развития Уранового проекта. На это была объективная причина ухудшившееся военное положение Германии. Они надеялись поправить дело, использовав мощь нового оружия. Но к тому времени в действие вступили новые, внешние факторы, не зависящие от воли и желания нацистских руководителей. Немецко-фашистские армии потерпели поражение под Москвой и Сталинградом, потеряли огромное количество живой силы и техники, упустили стратегическую инициативу. Промышленность Германии вынуждена была форсировать производство обычных вооружений, запасы которых раньше казались достаточными для ведения любой войны. Шпеер в январе 1943 г. заявлял: «Сегодня положение, таково, что в танковых дивизиях есть экипажи для обслуживания танков, а не танки». И с помощью варварских методов ему удалось более чем в 3 раза повысить уровень военного производства. Атаки самоотверженных участников норвежского Сопротивления вывели из строя единственный источник получения тяжелой воды, воздушные налеты дезорганизовали работу немецкой промышленности и нанесли ряд чувствительных ударов по заводам, выполнявшим заказы для Уранового проекта.

С 1942 г. военные власти начали двойственно относиться к Урановому проекту: верховное командование армии рассматривало вопрос об отказе от руководства атомными исследованиями, но длительное время не принимало никакого решения, управление армейского вооружения возвратило наконец ведущую организацию Уранового проекта — берлинский Физический институт — в ведение Общества кайзера Вильгельма, а министерство Шпеера продолжало считать ядерные исследования важной военной работой. Заказы Уранового проекта выполнялись наравне с военными заказами, но их объем по-прежнему оставался небольшим. Эта двойственность, конечно, была вынужденной: у нацистского руководства появлялось все больше и больше противоречий между желаемым и возможным, между потребностями в оружии массового истребления людей и возможностями немецкой промышленности.

Учитывая состояние исследований, положение на фронтах и в промышленности к середине 1942 г., можно смело утверждать, что до конца войны нацисты уже не могли создать транспортируемую атомную бомбу. Но все же был еще один шанс на создание другого ядерного оружия — радиоактивных веществ для заражения территорий на пути продвижения союзных армий, для выведения из строя живой силы противника. Немецкие ученые видели возможность изготовления радиоактивных веществ и писали об этом в феврале 1942 г. в сводном отчете о результатах теоретической конференции:

«Одна урановая машина производит излучение такой интенсивности, какая прежде была совершенно недостижима. При этом возможно производство большого количества искусственных радиоактивных веществ как продуктов отхода». К счастью, и здесь нацисты опоздали. Война шла к концу, и Германия терпела одно поражение за другим. Советские армии, не давая врагу ни малейшей передышки, спасли Европу и от атомной катастрофы: Урановый проект, к счастью народов, не выполнил ни одной из тех задач, которые возлагались на него гитлеровским руководством.

Никто не знает, так ли оценивали немецкие ученые, бывшие участники Уранового проекта, исторический смысл и причины неудачи своего предприятия. Никто не задавал им подобных вопросов, и каждый из них в Фарм-Холле постепенно нашел себе занятие по вкусу: Лауэ усиленно штудировал научную литературу, Герлах взял шефство над громадной клумбой цветов… Гейзенберг и Вайцзеккер часто уединялись, беседуя вдвоем и не смешиваясь с остальными пленниками. Вообще надо сказать, что в Англии немецкие учёные не представляли собой коллектива, каждый держался сам по себе. Даже несчастье не сплотило их.

Спокойствие пленников было нарушено 6 августа 1945 г., когда американцы сбросили атомную бомбу на Хиросиму.

Первого сообщения об этом немецкие ученые не слышали, но охранявший их офицер рассказал им, что на Хиросиму сброшена бомба, эквивалентная 20 тыс. т тротила. Сначала физики отказывались верить в правдивость этой новости, но по мере того, как они выясняли у охранника все новые и новые подробности, их неверие постепенно исчезало.

Вспыхнула дискуссия, записанная на пленку с помощью прослушивающего аппарата. Вот отрывки из нее.

Ган: Это дело в высшей степени сложное. Чтобы получить 94-й элемент, они должны располагать установкой, работающей уже долгое время. Если американцы действительно сделали урановую бомбу, то все вы просто посредственности. Бедный старина Гейзенберг.

Гейзенберг: Разве в связи с этой атомной бомбой упоминалось слово «уран»?

Ган: Нет.

Гейзенберг: Тогда атомы тут ни при чем. Все же эквивалент в 20 тыс. т взрывчатки — это ужасно. Насколько я могу судить, какой-то дилетант в Америке утверждает, что у такой бомбы мощность в 20 тыс. т взрывчатого вещества, но ведь это нереально.

Ган: Как бы то ни было, Гейзенберг, вы посредственность и можете спокойно укладывать чемоданы.

Гейзенберг: Я полностью согласен… Это, вероятно, бомба высокого давления, и я не могу поверить, что она имеет что-то общее с ураном. Скорее всего, им удалось найти химический способ гигантского увеличения силы взрыва.

Ган: Если им действительно удалось сделать эту штуку, то сохранение этого факта в секрете делает им честь.

Виртц: Я рад, что у нас бомбы не оказалось.

Вайцзеккер: Это ужасно, что американцы сделали ее. Я думаю, что это сумасшествие с их стороны.

Гейзенберг: Можно с равным успехом сказать и по-другому: это быстрейший способ закончить войну.

Ган: Только это меня и утешает. Я думаю, следует согласиться с Гейзенбергом, что это был блеф.

Гейзенберг: Для нас, занимавшихся этим пять лет, вся эта история выглядит довольно странной.

В 8 час. вечера все обитатели Фарм-Холла слушали официальное сообщение по радио. Сомнения рассеялись. Разговоры немецких физиков приняли иной характер: теперь они задумались, хотя и несколько поздно, над истинными причинами своих неудач, и над моральной ответственностью ученых перед человечеством, и над политическими последствиями открытия деления ядра.

Вот некоторые записи.

Коршинг: Американцы оказались способными на координацию усилий в гигантских масштабах. В Германии это было бы невозможно. Там каждый стремился бы все сосредоточить у себя.

Гейзенберг: Пожалуй, впервые серьезная финансовая поддержка стала для нас возможна дашь весной 1942 г., после встречи у Руста, когда мы внушили ему уверенность в успехе. Но мы не имели морального права рекомендовать своему правительству весной 1942 г. потратить 120 тыс. марок только на строительство.

Вайцзеккер: Я думаю, основная причина наших неудач в том, что большая часть физиков из принципиальных соображений не хотела этого. Если бы мы все желали победы Германии, мы наверняка добились бы успеха.

Ган: Я в это не верю, но все равно рад, что нам это не удалось.

Гейзенберг: И все-таки, как они этого достигли? Я считаю позорным для нас, работавших над тем же, не понять, по крайней мере, как им это удалось.

Вайцзеккер: У русских наверняка нет бомбы. Если бы американцы и англичане были порядочными империалистами, они уже завтра сбросили бы ее на Россию. Впрочем, они никогда не сделают этого. Скорее они сделают из нее политическое оружие. Конечно, это неплохо. Однако мир, достигнутый таким путем, сохранится лишь до того момента, пока русские сами не сделают бомбу. После чего война станет неизбежной.

Затем наступила несколько запоздалая реакция на приведенное выше объяснение их неудач, данное Вайцзеккером:

— Мне кажется, — сказал Багге, — заявление Вайцзеккера — абсурд. Конечно, не исключено, что с ним так и было, но обо всех этого сказать нельзя.

Интересно, что ни один из присутствовавших не поддержал Вайцзеккера и не спорил с Багге.

Весь вечер немецкие ученые не отходили от радиоприемника, а на следующий день набросились на газеты. Теперь их поразили не только и не столько масштабы американских ядерных исследований, сколько размах возмущения в мире варварской бомбардировкой мирного населения, бессмысленностью принесенных жертв. Пресса напоминала в связи с этим и о немецких работах в том же направлении. Был арестован и давал показания бывший министр вооружений и боеприпасов Шпеер, один из высокопоставленных руководителей Уранового проекта. В этой обстановке находившиеся в Англии немецкие ученые-атомники решили опередить события и дать свое «толкование» целей, задач и обстоятельств выполнения ядерных исследований в Германии. Подготовленное ими заявление было опубликовано в печати. Оно гласило:

В последних сообщениях печати был допущен ряд неточностей в освещении якобы проводившихся, в Германии работ по созданию атомной бомбы. В связи с этим нам хотелось бы кратко охарактеризовать немецкие работы по урановой проблеме.

1. Деление атомного ядра урана открыто Ганом, и Штрассманом в Институте кайзера Вильгельма в декабре 1938 г.

Это результат чисто научных исследований, не имевших ничего общего с прикладными целями. Лишь после опубликования сообщений о том, что подобное открытие почти одновременно сделано в разных странах, появилась мысль о возможности пенной ядерной реакции я ее практическом использовании для атомных энергетических установок.

2. В начале воины была образована группа из ученых, которые получили указания исследовать вопрос о практическом применении этого открытия. В конце 1941 г. предварительные исследования показали, что атомную энергию можно использовать для получения пара, и, следовательно, для приведения в движение различных машин.

С другой стороны, учитывая технические возможности Германии в тот момент, нельзя было создать атомную бомбу. Поэтому все последующие работы были, направлены на создание атомного двигателя, для чего, кроме урана, необходима была тяжелая вода.

3. Для получения больших количеств тяжелой воды был переоборудован норвежский завод в Рьюкане. Однако действиями сначала партизан, а затем авиации этот завод был выведен из строя и снова начал работать лишь в конце 1943 г.

4. Одновременно во Фрейбурге проводились эксперименты по усовершенствованию метода, не требующего тяжелой воды и основанного на увеличении концентрации редкого изотопа урана — урана-235.

5. Опыты по получению энергии, в которых использовался наличный запас тяжелой воды, проводились в Берлине, а впоследствии в Хайгерлохе (Вюртемберг). К моменту окончания войны они продвинулись настолько, что установка по получению энергии могла быть построена за короткое время.

Несмотря на полную бездоказательность, эта идея немецких ученых о непричастности к работе над атомной бомбой была подхвачена. В условиях интенсивной подготовки Нюрнбергского процесса над нацистскими руководителями она могла стать той самой необходимой соломинкой…

В 1946 г. Гейзенберг опубликовал статью, в которой заявил, что в Германии не предпринимались попытки создания атомной бомбы.

Позже Р. Юнг в книге «Ярче тысячи солнц» писал, что немецкие ученые не ставили своей целью добиться успеха в работе по созданию атомной бомбы, а пытались отвлечь внимание нацистских властей от атомной бомбы и не сообщали военному руководству о возможности получения ядерного взрывчатого вещества.

Юнг, не приводя никаких доказательств, утверждает, что Гейзенберг, Вайцзеккер, Хоутерманс и «по меньшей мере десять других известных германских физиков» вели тактику задержки и промедления. Их общая линия, по словам Юнга, заключалась в том, чтобы «ни единым словом не напоминать высокопоставленным персонам об атомной бомбе».

В 1969 г. Гейзенберг в книге «Часть и целое» вновь обратился к вопросу об отношении немецких ученых к целям и задачам Уранового проекта и в большой мере повторил выводы Юнга, также не подтвердив их фактами. Гоудсмит был совершенно прав, когда писал, что немецкие физики «повернули дело таким образом, что сама неудача обернулась для них достоинством: они стали отрицать вообще свои намерения изготовить атомное взрывчатое вещество, подчеркивая работу только над «урановой машиной» и забывая, что все их замыслы были направлены прямо на создание атомной бомбы. Поистине, есть большая разница между человеком, не желающим согрешить, и человеком, не умеющим это сделать…». Упорное отрицание немецкими учеными — участниками Уранового проекта очевидных для всех истин, подтвержденных документальными фактами, может только вызвать сомнения в их искренности.

Среди ученых-атомщиков и руководителей ядерных исследований в Германии было немного членов национал-социалистской партии или лиц, солидарных с фашизмом. Однако, несмотря на это, немецкие ученые принимали активное участие в создании атомного оружия.

Вайцзеккер и Гейзенберг считали, что они должны сделать все для создания атомной бомбы, чтобы не оказаться не подготовленными перед противником. Не стремясь к победе Гитлера, они в то же время не хотели полного разгрома Германии.

Крайний национализм приводил Гейзенберга во время войны к серьезным ошибкам. Гоудсмит писал: «Он был настолько увлечен идеей величия Германии, что считал усилия нацистов сделать Германию могущественной более важными, чем их эксцессы». Гейзенберг всегда был убежден, что Германия нуждается в великом руководстве и что сам он мог бы быть одним из ее лидеров. «Придет день, — говорил он, — гитлеровский режим рухнет, и это будет момент, когда люди, подобные мне, смогут вмешаться».

Нет письменных доказательств того, что участники Уранового проекта разделяли милитаристский дух фашистской Германии, приветствовали ее притязания на чужие территории и установление мирового господства. Но именно эти фашистские идеи объясняют многие практические действия немецких ученых-атомников: настойчивые усилия по созданию атомного оружия в условиях недостаточной помощи со стороны властей, фанатичные потуги привести в действие атомный реактор и организовать обогащение урана-235 даже в последние дни войны.

Имелись, конечно, и другие, частные причины, вынуждавшие ученых энергично вести ядерные разработки. Это и стремление некоторых избежать службы в армии, и большая материальная заинтересованность: выполнявшие военные заказы получали сверх заработной платы вознаграждение в виде «пакетов Шпеера».

В последние дни своего пребывания в Англии Гейзенберг и Вайпзеккер много рассуждали об ответственности исследователей. Они проводили принципиальное различие между автором открытия и изобретателем. Если первый до самого открытия не может ничего знать о возможностях его применения, то второй имеет перед глазами вполне определенную практическую цель. Он должен быть убежден, что достижение этой цели представит собой определенную ценность для человечества, и потому он принимает на себя ответственность за это. Применительно к ядерному оружию Гейзенберг и Вайцзеккер так расставили исполнителей: Ган — автор открытия, американские физики-атомники изобретатели. С этим нельзя не согласиться — с одним, правда, дополнением: Гейзенберг и Вайцзеккер — тоже изобретатели, только не совсем удачливые…

Но время шло, и постепенно теряло смысл дальнейшее пребывание немецких ученых в Великобритании. Американские военные власти стали подготавливать возвращение их в Германию. Обязательными условиями для этого было размещение ученых в западных зонах и надежная их охрана от «похищения русскими». 16 ноября было объявлено о присуждении Нобелевской премии Отто Гану, а в январе 1946 г. все они выехали на родину.

Гейзенберг поселился в английской зоне, в Гёттингене, в том самом городе, где он более 20 лет назад познакомился с Бором и учился у Борна. Постепенно налаживалась послевоенная жизнь, и обстоятельства снова позволили ему встретиться с Бором, который в то время уже вернулся из США в Копенгаген. А обстоятельства эти были довольно оригинальны, и о них стоит упомянуть.

Летом 1947 г. английские секретные службы получили анонимное сообщение о том, что русские готовят похищение Гана и Гейзенберга. Граница находилась от Гёттингена недалеко, и оба они якобы должны быть насильно увезены в советскую оккупационную зону. Английские службы безопасности решили перевезти Гейзенберга и Гана подальше в глубь зоны, и Гейзенберг воспользовался этим для свидания с Бором.

Оба были рады встрече, но когда стали вспоминать свою беседу осенью 1941 г., то заметили, что вспоминают ее по-разному. Гейзенберг считал, что беседа проходила ночью в саду, а Бор утверждал, что она состоялась в его рабочем кабинете. В своих воспоминаниях Гейзенберг записал, что Бор «хорошо помнил испуг, который вызвало у него мое слишком осторожное предложение», и добавил: «Вскоре мы оба почувствовали, что будет лучше не тревожить духов прошлого». Много лет спустя Бор также высказал одно соображение об этой встрече: «Поразительно, как даже хорошие люди забивают о взглядах, которых они раньше придерживались, если эти взгляды менялись у них постепенно».

Вскоре Гейзенбергу разрешили вернуться в Гёттинген, За это время выяснились обстоятельства якобы готовившегося «похищения». После «эвакуации» Гейзенберга возле дома, где он проживал, ночью были задержаны два человека. Они признались, что им была обещана крупная сумма денег, если они доставят Гейзенберга к ожидавшему неподалеку автомобилю. Расследование, однако, показало, что никакого отношения к «попытке похищения» советские службы не имели. Эту инсценировку устроил один нацист, который таким путем хотел подтвердить свои профессиональные качества разведчика и получить место в английских секретных службах.

После создания Западной Германии Гейзенберг включился в активную деятельность по восстановлению и развитию науки. Профессор, доктор Б. Гельферих, руководитель химической лаборатории и коллега Гейзенберга по Лейпцигскому университету, высказался так: «Эта война не прекратится, даже когда однажды замолчит оружие. Война науки должна вестись и теперь. Подготовка к ее длительному ведению — жизненная необходимость и долг всех, кому поручены эти задачи».