Сейчас важно отметить, что перелом в духовном состоянии общества, его реальная глубинная деидеологизация, сколь бы кощунственно это не звучало для очень и очень многих граждан Израиля, весьма религиозной и весьма националистической страны, ко второй половине семидесятых стала проявляться фактически. В том, что касается спецслужб, наиболее очевидными представляются так называемые «авантюры», традиционно связанные с именем Ариеля (Арика) Шарона.

Персональное досье.

Ариель Шарон (Шейнерман), «настоящий сабра», родился в 1928 году в Палестине. Принципы социализма и сионизма составляли основу его мировоззрения. В юности вступил в Хагану, на военной службе зарекомендовал себя решительным и отважным офицером. Во время войны 1948 года Шарон был ранен, но вернулся в строй и в 1953 году принял участие в создании подразделения «101», которое стало прообразом спецназа или, как подобные подразделения называют в Израиле, «сайерет». Подразделение «101», которое совершало карательные рейды на арабские территории, насчитывало всего 45 человек и просуществовало недолго, но, по словам Шарона, «эти пять месяцев оказали решающее воздействие на борьбу Израиля с терроризмом». Например, во время рейда-возмездия за убийство еврейской семьи на иорданскую деревню Киббия ночью 14 октября 1953 г. подразделение «101» взорвало 50 домов. Погибли 69 человек, включая прятавшихся в домах женщин и детей. Шарон говорил о произошедшем как о «намеренной трагедии».

С армейских лет за Шароном закрепилась кличка «Бульдозер» — могучая машина, которая прет напролом. Но его военная карьера не была столь уж безукоризненна. После войны 1956 года командиры четырех батальонов парашютной бригады выдвинули обвинение в трусости своему командующему, полковнику Ариелю Шарону, который «никогда не водил своих людей в атаку, а предпочитал отсиживаться в тылу». Лидером «бунтовщиков» был отважный подполковник Ицхак Хофи. Скандал, впрочем, не вышел за пределы офицерского собрания, хотя и не прошел бесследно ни для Шарона, ни для его инициаторов.

В бытность на посту командующего парашютно-десантными войсками Шарон превратил их в, по его словам, «нетрадиционные анти-террористические силы». Например, в 1971 году в ходе попытки ликвидации терроризма на оккупированной территории сектора Газа десантники Шарона убили 104 и арестовали 172 палестинца.

В войне 1973 года Шарон командовал подразделением, которое успешно продвинулось на Синайском полуострове, где его и застало прекращение огня. Затем Шарон занялся политикой — стал лидером либеральной партии, заметно «поправел» и стал одним из тех, кто убедил руководителей нескольких разрозненных правых оппозиционных групп объединиться под одной «крышей», которая получила название «единство», на иврите «Ликуд». На выборах 1977 года блок победил и было сформировано новое правительство; Шарон был назначен министром сельского хозяйства. На этом посту Арик поддерживал активное строительство киббуцев на оккупированных территориях, которые он называл «фактами на земле». Одновременно он, все более влиятельный политический деятель, добивался контроля над «Лакамом», «Моссад» и «Шин Бет». Шарон стремился убедить Бегина заменить их руководителей, прежде всего шефа «Моссада» Ицхака Хофи.

«Лакам» он, как мы помним, подмял. С «Шин Бет» — здесь разговор отдельный и он ещё предстоит; влияние Шарона, несомненно, просматривается, но более важной представляется реакция службы безопасности на «исламский фактор». Что же касается давнего недруга во главе «Моссада», то отставка произошла только по истечению восьмилетнего срока руководства Хофи, но предварялось и сопровождалось борьбой — как открытой, так и закулисной.

Отголоски действий, идей и намерений Шарона, который затем стал министром обороны, прослеживаются во всей истории разведки в тот период. Шарон создал «двор Арика» — неофициальные, но влиятельные аналитические группы, в которые входили как государственные чиновники, так и частные граждане. Туда входили ветераны «Моссада» Рафи Эйтан и Рехавья Варди, которого Шарон назначил «координатором» на оккупированных территориях; генерал-майор Аврахам Тамир, помощник министра по вопросам планирования и стратегии; торговец оружием и ветеран «Амана» Яааков Нимроди. Гостем, хотя и нечастым, «двора Арика» был и Дэвид Кемчи, который занимал второй по старшинству пост в «Моссаде» до своего перехода на должность генерального директора министерства иностранных дел.

Влияние Шарона и «двора» усилилось, когда сменилось руководство в «Шин Бет». Место Ахитува занял Аврахам Шалом — старый друг Рафи Эйтана, который вместе с ним участвовал во многих операциях. Шарон и Шалом по многим вопросам были единомышленниками. Располагая сильными позициями в правительстве и партийной верхушке, и в руководстве «Шин Бет» (где к тому времени тоже стали задавать тон «сабра»), Шарон, считая, что оборонительные интересы Израиля выходят за пределы зоны непосредственной конфронтации с соседними арабскими странами и включают Пакистан, Северную Африку и даже более отдаленные районы Африканского континента, попытался реализовать, иногда привлекая традиционные каналы спецслужб, а иногда и помимо них, различные военные и внешнеполитические проекты. Иногда это совпадало с, так сказать, «генеральной линией» действий правительства в целом и разведывательного сообщества. В других случаях отчетливо прослеживается, как военная и общая разведка Израиля препятствовала авантюрам в целом сумела удержать страну от «потери лица» и вовлечения в острые конфликты.

Наиболее прямое и откровенное блокирование «Моссадом» затей «двора Арика», произошло в истории с наследным принцем Ирана, которого называли «беби-шахом». После Исламской революции принц с немалой свитой (чуть ли не со всем генералитетом шахской армии) обосновался в Марокко. Там был создан «теневой двор» и находили приют многие враги режима аятолл. При помощи ЦРУ был организован канал вещания из Марокко на Иран — впрочем, реальным влиянием в стране он не пользовался. Естественно, при дворе «беби-шаха» разрабатывались планы заговоров с целью захвата тегеранского трона. Во «дворе Арика» посчитали — в это уж очень хотелось поверить, например, Нимроди, — что поддержка заговора может принести большую пользу Израилю.

Персональное досье.

Яаков Нимроди, активист Хаганы, боец ударных отрядов Палмах. Еще до обретения независимости начал работу в разведке Шаи. После войны 1948 служил рядовым оперработником в «Амане». В 1956 году израильская разведка направила его в Тегеран, где он работал как на «Моссад», так и на «Аман» в начальный период развития «периферийной» стратегии. Он сыграл ключевую роль в достижении соглашения о продаже Ирану израильского оружия на сумму 250 млн. долларов в год.

Работу на государство успешно совмещал с работой на себя: посредничество в торговле оружием позволила сделать состояние. Значительная часть его капитала была вложена в иранскую промышленность и банки. Потеряв миллионы долларов в Иране, когда исламские легионы аятоллы Хомейни свергли шаха, Нимроди продолжал лоббировать западные интересы в Тегеране. Как признанный эксперт по этому региону, он надеялся вернуть Западу рынок Ирана, страны с 45-миллионным населением, попутно намереваясь возвратить свои капиталы.

Специальная миссия, которая была сформирована без легального уведомления и согласования с «Моссад», была направлена в Марокко. Там «Беби-шах» и его генералы свиты говорили Нимроди, Швиммеру и Кашоги (бизнесмен-миллионер из Саудовской Аравии, который активно сотрудничал с израильтянами в оружейном бизнесе и оказал немало услуг в получении информации — в частности, Кашоги помог Нимроди получить секретный «План Фахда», в котором впервые говорилось о возможности саудовского признания Израиля как государства. Саудовцы в обмен на мир и взаимное признание арабов и израильтян добивались лишь права поднимать саудовский государственный флаг над святыми местами в Восточном Иерусалиме как символ ответственности Саудовской Аравии за охрану святых мест, — как это делалось в Мекке и Медине), что для реализации планов переворота нужны только деньги на покупку оружия и оплату наемников, которые свергнут аятолл.

В следующей встрече, в «Маунт Кения сафари клаб», принадлежавшем Кашоги, принимали участие, помимо упомянутой троицы и моссадовца Дэвида Кемчи, Шарон со своей женой Лили, президент Судана Нимейри и начальник его разведки Абу Таеб.

Нимейри, по словам Шарона — «хорошо информированный и проницательный», — действительно шел на сотрудничество с Израилем и поддержал план превращения Судана в базу и арсенал для «специальных проектов», прежде всего иранской операции. Нимейри, скорее всего, исходил из интересов Судана и лично своих: операция предполагала большие деньги (Саудовская Аравия была готова выделить для этого 800 млн. долларов), создание больших арсеналов оружия, включая танки, самолеты и ракеты, формирование наемной армии, которой, естественно, необходимо снабжение и обслуживание — короче, все сулило выгоду. Поддержка режима Нимейри в Судане была связана ещё и с враждебностью Израиля к Ливии. В то время разгорелся конфликт между Чадом и Ливией; Нимейри помогал прозападному президенту Чада Хиссейну Хабре, а Каддафи поддерживал антиправительственных повстанцев. США и Франция (Чад бывшая французская колония), также были на стороне Хабре. Все, что шло во вред Каддафи, который поддерживал наиболее радикальные и фанатичные группировки в Европе и арабском мире, считалось полезным для США и Израиля. Генерал Тамир в ноябре 1982 года вылетел в Париж для встречи с представителем Чада. Спустя две недели Тамир в гражданской одежде через Париж вылетел в Нджамену для окончательного согласования деталей тайного соглашения Чада с Израилем. Стороны договорились, что Израиль пришлет военных советников для оказания помощи вооруженным силам Чада в гражданской войне и противостоянии с Ливией. Шарон, который совершал поездку по странам Африки, передал Чаду груз стрелкового оружия из Израиля. Вскоре в Нджамену прибыло 15 советников из уже находящегося в Заире израильского контингента. Аналитики «Моссада» забили тревогу. Направлять военный персонал в страны с неустойчивыми режимами, где в любой момент повстанцы могут одержать верх, огромный риск; кроме того, при агрессии Ливии военные советники в Чаде могли попасть в плен к ливийцам. Премьер-министр согласился с этими доводами. Военные советники были срочно отозваны…

«Моссад» потребовал подробную информацию о встрече на ранчо Кашоги и получил её от Девида Кемчи.

Ицхаку Хофи, естественно, не понравилось ни то, что его отстранили от встречи с Нимейри, ни то, что по линии минобороны начали крупномасштабную тайную операцию без участия не только «Моссада», но и «Амана», — а аналитики обеих разведслужб всегда с недоверием относились к Аднану Кашоги. Аналитики «Моссада» давно пришли к однозначному выводу о том, что в политическом плане время «беби-шаха» и его генералов прошло. Операция вторжения в Иран небольшими силами, предпринятая в то время, когда он успешно противостоял огромной армии Ирака, имела очень мало шансов на успех и могла привести только к серьезным потерям и разоблачению как международного заговора, так и заговорщиков. Кроме того, аналитики «Моссада» смогли представить правительству четкую аргументацию отсутствия реальной необходимости «суданского арсенала», — действительные интересы и возможности Израиля не требовали рисковать ни жизнями свих граждан, ни деньгами и престижем государства ради сомнительных операций в далеких странах.

Бегин, с подачи Хофи и поддержавшего эту позицию министра иностранных дел Шамира, заявил Шарону, что ему нужны более серьезные доказательства того, что переворот в Иране может увенчаться успехом, — а тем временем Хофи тайно отправил одного из своих заместителей в Марокко для встречи с «беби-шахом». Там представитель «Моссада» заявил принцу: «Я уполномочен высшим руководством Израиля сообщить вам, что израильтяне, с которыми вы встречались, не являются нашими официальными представителями. От них у вас будут одни неприятности. Пожалуйста, в будущем поддерживайте прямой контакт с нами, хотя сам по себе «суданский проект» нас не интересует».

Другая из «Шароновских авантюр» началась в средине семидесятых, обернулась четвертьвековым кровопролитием для многих стран и заинтересованных сторон, серьезно изменило всю ситуацию на Ближнем Востоке и принесла, по мнению многих наблюдателей, прямо противоположные тем, ради которых она затевалась, результаты для Израиля. Речь идет о вводе израильских войск в Ливан.

В шестидесятых годах, как бы в продолжение политики «периферийных союзов», «Моссад» и «Аман» поддерживали тесные контакты с фалангистами формированиями христианской милиции Ливана. К 1974 году ситуация в этой небольшой стране, где проживали несколько национальных и религиозных групп (христиане разных конфессий, мусульмане сунниты и шииты), заметно осложнилось. Христианские лидеры почувствовали, что теряют доминирующее положение в стране: соперники сформировали коалицию, в которую вошли, кроме местных партий и организаций, палестинцы, нашедшие убежище в Ливане. Христиане решительно отказывались от любых реформ системы власти; назревал конфликт, который грозил вскоре перерасти в гражданскую войну; соотношение сил было весьма неопределенным. Победа радикально-исламской коалиции — один из весьма вероятных исходов, — не устраивала «умеренных». Король соседней Иордании Хусейн убедил христианских лидеров Камилля Шамуна и Пьера Джемаеля вступить в контакт с Израилем; переговоры с ними вел сам премьер-министр Ицхак Рабин. Было достигнуто несколько тайных договоренностей — и тут в 1975-76 годах в Ливане вспыхнула гражданская война. Один из красивейших городов мира, Бейрут, был опустошен и разрушен.

Настоящей победы не одержал никто. Страна оказалась расчлененной на зоны влияния и понесла тяжелейшие потери. Израиль поддерживал, в том числе поставками оружия, фалангистов; в порядке «партнерства» «Моссад» получил разрешение на открытие ещё одной своей ливанской резидентуры, оснащенной мощным радиопередатчиком, расположенным в порту Джуней. В дополнение к разведчикам в Джуней были направлены армейские офицеры, которые помогали фалангистам Джемаеля.

В подготовке боевиков-фалангистов из Северного Ливана принимали участие инструкторы израильской армии, а также «Моссада» и «Шин Бет». Фалангисты также создали с помощью Израиля свои собственные службы безопасности и разведки, которые возглавил Илиэ Хобейка.

Одновременно израильтяне создали свою собственную милицию на юге Ливана, которая должна была противостоять влиянию ООП в этом регионе и защищать северную границу Израиля. Это формирование, в котором господствовали христиане из района Марджаюна, получило название Армии Южного Ливана. Ее бойцы были одеты в израильскую военную форму, на автомашинах и танках этой армии сохранялись надписи, сделанные на иврите. За подготовку и боевое оснащение этой армии отвечал «Аман». Кроме успешной работы по формированию южноливанской милиции, разведке удалось создать на этих территориях разветвленную сеть осведомителей, которые оказывали существенную помощь в предупреждении акций палестинских террористов. Тем не менее до 1981 года отношения с фалангистами строились по принципу «мы помогали им помогать себе». Фалангисты знали: Израиль не будет воевать за них. Аналитики «Амана» сообщали, что полученное фалангистами от Израиля оружие нередко оказывалось у палестинцев. Некоторые христианские лидеры вели подпольную торговлю оружием и наркотиками. «Аман» также выступал против военных операций, которые могли привести израильскую армию в прямое соприкосновение с сирийскими силами в Ливане. Тем не менее Бегин приказал расширить и углубить контакты с фалангистами.

Ариэль Шарон, «Бульдозер», министр обороны в правительстве Бегина, считал, что Башир Джемаель[53] — тот человек, который способен реализовать создание на Ближнем Востоке «нового порядка». В январе 1982 г. сам Шарон, генерал Тамир, представители «Моссада», новый глава «Амана» генерал Иехошуа Сагуй и другие чины вылетели на вертолете в Джуней на встречу с Баширом Джемаелем. Был достигнут ряд договоренностей, которые затем были подтверждены в ходе встречи Джемаеля с премьер-министром Бегиным. Против соглашения выступал «Аман», утверждая, что нельзя планировать передвижение своих войск в зависимости от поддержки не слишком надежных фалангистов. Военная разведка располагала информацией о том, что Джемаель поддерживал связи с сирийским руководством и даже с ООП. Но подготовка вторжения началась; в январе 1982 года шеф «Амана» заявил госсекретарю США Александру Хейгу, что если палестинские провокации будут продолжаться, то Израилю ничего не останется, как оккупировать Ливан вплоть до окрестностей Бейрута. Через несколько месяцев в Вашингтоне побывал Шарон и подтвердил эту позицию. Объективно, конечно, следует признать, что «Суданско-Иранский» план, равно как ещё несколько других действий (в их числе, например, тайные встречи и переговоры Шарона и Тамира с Рифатом Ассадом, братом сирийского президента и на то время человеком № 2 в Дамаске),[54] так и не смогли достичь стратегической цели, выдвинутой Шароном в период его пребывания на посту министра обороны. Не удалось создание на севере Израиля «нового Ливана» — и, забегая вперед, нельзя сказать, что практически все дипломатические усилия в то время не привели к уничтожению военной инфраструктуры ООП на юге Ливана, инфраструктуры (сети лагерей, военных баз, учебных центров и админструктур), которые в совокупности заслуживали, по словам израильских политиков, названия «террористического государства в государстве».

После серии партизанских рейдов и ракетных обстрелов израильской Северной Галилеи и ответных израильских рейдов и артобстрелов, Бегин в июле 1981 года скрепя сердце принял выработанные американцами условия прекращения огня. Однако с самого начала было ясно, что это непрочное и временное соглашение. Отдельные палестинские группировки продолжали свои атаки, а у израильской военных буквально чесались руки дать адекватный ответ. Несомненно, на дальнейшее развитие событий повлияло и то, что Бегин и Шарон принадлежали к той немалой части израильского общества, которые испытывали животную ненависть к ООП, — «банде убийц, ставящих своей целью уничтожение Израиля». Премьер-министр открыто сравнивал Ясира Арафата с Адольфом Гитлером, а уж о родственных связях руководителя ООП с пресловутым «великим муфтием», который активно помогал фашистам и принес множество страданий еврейскому народу, знали в Израиле не только высокопоставленные политики, но и все. Было ясно, что нападение Израиля на опорные пункты ООП в Ливане — это всего лишь вопрос времени. Неизвестно было только то, где израильтяне нанесут удар и насколько масштабными будут эти операции.

Поводом для вторжения стало произошедшее 3 июня 1982 года покушение на посла Израиля в Лондоне Шломо Аргова, совершенное палестинскими террористами из отколовшейся от ООП группировки Абу Нидаля. 6 июня израильские войска пересекли границу Ливана. Официально операция называлась «Мир для Галилеи». Объявленной целью вторжения было уничтожение артиллерийских и ракетных позиций ООП, угрожавших Израилю. Бегин собирался предложить менее радикальным группировкам палестинцев «автономию», обещанной в мирном договоре с Египтом. Шарон приказал танкистам дойти до пригородов Бейрута. Там они должны были соединиться с силами христианской милиции и навязать Ливану свой собственный «закон и порядок». Этот план предусматривал избрание Башира Джемаеля президентом, изгнание из Ливана сирийцев и заключение официального мирного договора.

В это же время происходили перемены в руководстве. На пятый день войны, 10 июня в бою был убит генерал Иекутиел «Кути» Адам, недавно официально объявленный главным кандидатом на пост директора «Моссада»,[55] а к тому времени после восьми лет службы Ицхак Хофи должен был уйти в отставку. 27 июня премьер-министр рекомендовал своему кабинету утвердить на посту директора «Моссада» заместителя Хофи — Наума Адмони. Это был первый случай, когда агентство возглавил кадровый разведчик, сделавший карьеру в рядах «Моссада» — он 28 лет провел на оперативной работе в различных странах и прошел все ступени служебной лестницы.

Краткое досье.

Наум Адмони (Ротбаум) родился в 1929 году в Иерусалиме в семье польских эмигрантов. Его отец был архитектором Иерусалимского парка и нескольких приметных сооружений в Тель-Авиве. Там, в фешенебельном квартале Рехавия, жила и семья Ротбаумов.

В юношестве Наум Адмони входил в «Шай», разведывательное подразделение организации «Хагана». Вскоре после войны 1948 года он поехал учиться в университет Беркли в Калифорнии. Там Адмони подрабатывал в еврейской воскресной школе, в синагоге, а также на фабрике, выпускавшей военное обмундирование для вооруженных сил США. В Калифорнии он женился и позже вспоминал, что время, проведенное им на Западном побережье, было лучшим в его жизни.

По возвращении в Израиль Адмони стал инструктором в специальной академии разведки в Иерусалиме. Он провел около 30 лет в различных резидентурах от Вашингтона до Эфиопии в качестве оперативного работника или офицера связи, принимал участие во всех совместных с ЦРУ проектах и был признанным специалистом в области альтернативной дипломатии «Моссада». Однако его практический оперативный опыт был невелик. Он не был авантюристом и убийцей, но его уважали за солидность, профессионализм и прилежание. Человек с внешностью и манерами ученого, он старался находить и продвигать взвешенные решения. В частности, добился отмены некоторых наиболее авантюристичных операций, таких, например, как покушение на Саддама Хуссейна, справедливо полагая, что при любом исходе это приведет к большой войне на Ближнем Востоке.

…А тем временем ливанская война разворачивалась по непредусмотренному и все более кровавому сценарию. Американские и французские войска высадились с «миротворческой миссией» в Ливане; отряды ООП покидали страну — последнее место, где они имели крупную базу. Зона от границы до Бейрута была заполнена беженцами и ею надо было управлять. Работа на оккупированной территории была поручена «Шин Бет», организовывал её лично Аврахам Шалом. Но шиитские деревни, население которых первоначально приветствовало израильские войска, теперь, отвечая призыву Хомейни, превратились в центры антиизраильского терроризма. Воинственные призывы неукротимого старца подкреплялись делами: на юг Ливана были направлены около полутора тысяч опытных бойцов из корпусов «стражей исламской революции», которых хорошо снабжали оружием и деньгами. Воодушевленные и обученные ими ливанские шииты, соотечественники водителей-самоубийц, которые в 1983 году подорвали более 250 морских пехотинцев США и французских солдат в Бейруте, после чего «миротворцы» покинули страну, начали совершать нападения на израильские части, в том числе и на подразделения разведки на юге страны.[56] Тем не менее «Шин Бет» начала создавать систему поддержания порядка в Южном Ливане. Надежда на стабильность начала крепнуть, когда Башир Джемаель, самый авторитетный из лидеров-маронитов, 23 августа обеспечил свое избрание на пост президента Ливана.[57] Однако 14 сентября 1982 года в Бейруте мощным взрывом в штаб-квартире своей партии Джемаель был убит. Заряд, переданный накануне неустановленным сирийцем, подложил ливанец Хабиб Шартуни, которого считают, — видимо небезосновательно, — сирийским агентом; на следствии Хабиб заявил, что считает Башира предателем из-за его дружбы с Израилем и ненависти к Сирии (хотя официально ещё за год до того было объявлено, что Ливанский фронт (фалангисты) прекращают с ним сотрудничество и переориентируется на Саудовскую Аравию). Ненависть между христианами и мусульманами вспыхнула с небывалой силой. На следующий день после покушения произошел эпизод, который едва не обезглавил израильскую разведку. Для участия в траурной церемонии в Ливан отправились Арик Шарон, новый шеф «Амана» генерал Сагуй, руководитель «Шин Бет» Аврахам Шалом и заместитель директора «Моссада» Менахем (Навик) Навот. Полковник «Амана», который встретил вертолет и повез визитеров в родовое поместье Джемаеля, решил поехать «коротким путем», но заблудился и привез Шарона, Сагуя, Шалома и Навота прямо на позиции ООП в контролируемой мусульманами западной части Бейрута. Только на последнем посту фалангистов безвестный полицейский-христианин остановил машину и предложил им поскорее убираться из этого района.

16 сентября лидеры фалангистов приняли решение выдвинуть брата Башира, Амина Джемаеля, кандидатом в президенты. Было также принято решение «очистить территорию от палестинских партизан» — и христианские боевики отправились в лагеря палестинских беженцев Сабра и Шатила, в южном пригороде Ливана. Подразделениями фалангистов командовал Илиэ Хобейка. Вооруженные фалангисты свободно прошли в лагеря мимо охранников-израильтян и перебили всех — детей, женщин и стариков, всего около 700 человек. Все это произошло на глазах солдат израильской армии, которые на постах по периметру лагерей делали вид, что происходящее их не касается…

Операция «Мир для Галилеи» не достигла своих целей: сирийцы продолжали оставаться в Ливане; Ливан не заключил мирного договора с Израилем; ООП удалось вытеснить из Бейрута и Южного Ливана, но она все ещё была весьма активна; палестинцы Западного берега и сектора Газа сохраняли верность Ясиру Арафату, а не альтернативным арабским лидерам на оккупированных территориях; шииты «заменили» палестинцев в антизападных и антиизраильских акциях. Серьезно деморализующее воздействие оказал Ливан и на сами оккупационные власти. Вот маленькая история времен вторжения в Ливан.

…В чистеньком и процветающем городке Кафр Кама в горах около Тивериады проживало самое маленькое израильское национальное меньшинство: несколько тысяч черкесов, выходцев с советского Кавказа. Как многие молодые черкесы, Нафсу записался добровольцем в израильскую армию и дослужился до звания лейтенанта. В 1976 году, задолго до вторжения Израиля в Ливан в 1978 и 1982 годах, его направили служить на юг Ливана — примерно в 30 милях от Кафр Кама, но за границей. Это были первые дни израильского присутствия в том регионе. В задачу юного лейтенанта входило снабжение оружием, боеприпасами и медикаментами христиан и мусульман-шиитов, которые выступали против палестинцев. Нафсу называл Ливан, раздираемый религиозными и межклановыми распрями, «местом, которое разрушает души». Он писал в дневнике: «Здесь мне легче ликвидировать человека, чем мафии в Нью-Йорке. Меня окружают джунгли беззакония и жестокости. Везде мы видели то, что, по нашим понятиям, было совершенно немыслимым: убийства и месть. Человеческая жизнь стоила очень дешево».

В декабре 1979 года Нафсу женился, а 4 января 1980 года был вызван якобы для выполнения секретного задания в Ливане, привезен в Хайфу и арестован «Шин Бет». Допросы — главным аргументом Джониссара служили побои и угроза публично объявить Нафсу гомиком, «завербованным» любовниками из ООП, невыносимое обвинение для молодого черкеса, — продолжались сорок дней и наконец невиновный «сломался» и признался во всем, в чем его обвиняли, включая измену и шпионаж против Израиля в контакте с ООП. На суде военного трибунала он отказался от своих показаний, заявив, что его «признания» были следствием побоев и угроз. Сотрудники «Шин Бет», естественно, это опровергали, и судья, как это обычно бывало в случаях, затрагивающих национальную безопасность, поверил им. Нафсу был признан виновным, разжалован в рядовые и приговорен к 18 годам тюрьмы. Только 24 мая 1987 г., после настойчивых апелляций и под влиянием скандала с Шаломом и Джониссаром, Верховный суд Израиля снял с него обвинения в шпионаже и измене и отменил приговор. Неоднократно всплывали случаи «выколачивания» показаний и даже смертельных истязаний. По крайней мере однажды это было «покрыто» фальсификацией результатов вскрытия в уважаемом, пользующемся хорошей репутацией правительственном Институте патологической медицины…

Пришел конец и деятельности Арика Шарона: постановлением правительственной комиссии было признано, что Израиль несет частичную ответственность за трагедию в лагерях беженцев, а Шарон должен быть снят с поста военного министра. «Моссад» потерпел фиаско в своей главной функции, допустив ошибку в оценке вероятных союзников и поставив на фалангистов, которых теперь во всем мире считали бандой кровавых убийц.

Кроме того, «Моссад» и «Аман» не смогли обеспечить подробную информацию о перемещениях Арафата. Несколько попыток организовать покушение на Арафата не дали результата и привели лишь к многочисленным невинным жертвам. Заминированные автомобили и точечные воздушные удары не уничтожили человека, которого Бегин называл «двуногим зверем». Когда наконец снайперу представился шанс застрелить палестинского лидера во время церемонии эвакуации из Бейрута войск ООП, это было сочтено политически нецелесообразным, — убийство лидера ООП на глазах дипломатов, наблюдавших за выводом палестинцев и перед объективами телекамер журналистов со всего мира было недопустимо. Это понял и снайпер — и не нажал на спусковой крючок.

Военная кампания, которая задумывалась как непродолжительная, обернулась долгой, на два десятилетия и трудной оккупацией. Все это время Израиль держал в Ливане значительную военную группировку, оказывал постоянную помощь христианским формированиям и всем силам, которые противостояли все возрастающему давлению мусульманских группировок и пытались нормализовать режим на своих границах — но в конце концов был вынужден вывести свои войска. Большая группа (свыше десяти тысяч) христиан-ливанцев стали беженцами в Израиле. Религиозно-экстремистская партия Хезболла (лидер — шейх Сейед Хусейн Фадлалла) стала опаснейшим врагом Израиля и всего умеренного течения в мусульманском мире.

Единственная из «авантюр», которая, как можно достаточно уверенно сказать теперь, спустя десятилетия, достигла цели и оказала определенное положительное воздействие на геополитическую ситуацию, это был «хирургический» удар по Ираку с целью предотвращения получения атомной бомбы режимом Саддама Хусейна. «Моссад» и «Аман» наблюдали за ядерной программой Ирака с того момента, как только стало известно о намерении Багдада приобрести атомный реактор у Франции. В ноябре 1975 года Франция дала согласие на поставку в Ирак двух реакторов: одного — небольшого, исследовательского и второго — промышленного, мощностью 70 мегаватт. Иракцы назвали этот проект «Таммуз» по имени ханаанского бога. Мысль о том, что арабское государство — особенно радикальный Ирак — сможет получить ядерное оружие, преследовала израильских руководителей. До момента прихода Бегина к власти в 1977 году Израиль пытался дипломатическими средствами затормозить ядерную программу Ирака, отговаривая Францию, Италию и Бразилию от выполнения обещаний по поставкам в Ирак. Израиль также попросил вмешаться США, надеясь, что курс Картера на укрепление режима нераспространения ядерного оружия повлияет на Францию. Однако «тихая дипломатия» оказалась бесплодной: строительство реактора продолжалось быстрыми темпами. После победы блока «Ликуд» его лидер Бегин заявил на тайном совещании, что отныне уничтожение реактора в Ираке будет рассматриваться как одна из главных национальных целей Израиля… Была выдвинута новая доктрина, согласно которой Израиль не должен позволить ни одному арабскому государству приобрести наступательный ядерный потенциал. Первая попытка срыва ядерной программы Ирака была предпринята «Моссадом». В начале апреля 1979 года во французский Тулон прибыла группа оперативников и заминировала склад в Ла Сейн-сюр-Мер, где дожидались отправки в Ирак два крупных блока для реактора. Французским властям пришлось только руками развести: высокопрофессиональная работа. Мощные заряды взрывчатки были прикреплены прямо к блокам реактора, взрыватели установлены на 3 часа утра и в момент взрыва — никаких следов организаторов этой диверсии. Особых сомнений в причастности «Моссада», впрочем, не было — не принимать же всерьез заявление некой малоизвестной организации французских «зеленых», которые попытались взять на себя ответственность за диверсию. Но конечный результат операции оказался нулевой: французское правительство заявило, что выполнит свои обязательства перед Ираком и поставит ему новые блоки взамен уничтоженных взрывом. Тогда и было решено пойти на применение военной силы. Бегин приказал «Моссаду» и «Аману» изучить вопрос о возможности уничтожения реактора под Багдадом силами диверсионных групп «сайерет». Одновременно Рафуль Эйтан, начальник генерального штаба, приказал ВВС проработать возможность организации авианалета с гарантированным уничтожением объекта. Ицхак Хофи и тогдашний шеф «Амана» Шломо Газит считали, что до пуска реактора, до того времени, когда он станет представлять реальную опасность, следовало продолжить использование дипломатических каналов. Они опасались, что бомбардировка Багдада может вызвать прекращение ирано-иракской войны и объединение против Израиля. Кроме того, были опасения, что такого рода военная акция вызовет широкое осуждение в мире. Но «правые» в Израиле, блок «Ликуд», обоснованно настаивали: накануне выборов успешная военная акция могла склонить электорат на их сторону. И вот 4 июня 1981 года израильские самолеты «Ф-15» и «Ф-16» уничтожили иракский ядерный реактор в районе Багдада.

С военной точки зрения это была безусловно успешная операция. «Аман» произвел весьма тщательную подготовку: цели, время удара, коридоры подхода и отхода были проработаны точно. Агент даже установил радиомаяк на реакторе и ракеты били без промаха. Воздушный налет был осуществлен в полном соответствии с планом — а это было за три дня до выборов. Израиль возликовал, блок «Ликуд» снова победил, и Бегин остался премьером на второй срок.

Ирано-иракская война не прекратилась. В дипломатическом плане Израиль не потерпел значительного ущерба, скорее всего потому, что США и СССР с облегчением встретили весть о разрушении ядерной «вавилонской башни» в Багдаде. В общем-то, наверное, все здравомыслящие люди в мире, даже те, кто осуждал военные авантюры, весьма и весьма опасались соединения политического радикализма с оружием массового уничтожения. Спустя десятилетие воздушные удары по Ираку уже совершала авиация США и их союзников — в принципе, с тою же целью. Сценарий Армагеддона, развязанного Ираком — одна из самых распространенных «страшилок» нашего времени. А тогда новый президент Франции, социалист Франсуа Миттеран использовал налет на Багдад для свертывания сотрудничества с Ираком в ядерной области. Разрушенный реактор так и не был восстановлен.

В Израиле продолжали внимательно следить за военными приготовлениями Саддама и заметно раньше, чем западные страны, поддерживали концепцию, что позиция силы — единственный способ диалога с Багдадом. В 1990 году была проведена жестко засекреченная операция по срыву строительства в Ираке суперпушки, которая, по всем расчетам, могла обстреливать территорию соседних — но не обязательно пограничных государств, включая Израиль. Создание пушки, способной посылать снаряды на расстояние примерно в две тысячи километров (расстояние от Багдада до Тель-Авива вдвое меньше) или «выстреливать» снаряды на околоземную орбиту, не фантазия Жюль Верна, а вопрос сугубо практический. В 60-е годы в рамках совместного американско-канадского «высотного исследовательского проекта» уже проводились реальные исследования и, в основном, работы были прекращены из-за военной неприменимости такого оружия в условиях Северной Америки. Действительно, снаряд, летящий по баллистической орбите на такое большое расстояние, неизбежно отклоняется и разброс попаданий оставляет мало шансов на поражение даже крупной военной цели. Кроме того, громадная и малоподвижная пушка «засвечивает» свое местопребывание после первого же выстрела перед системами космической разведки и может стать легким объектом ответного удара — так, как задолго до космической эры, во время Второй Мировой, массированным налетом авиации союзников была уничтожена гитлеровская «многоножка», гигантская пушка, которая строилась для обстрела Англии. Но то, что неприменимо в Америке, имеет совсем иное значение в условиях Ближнего Востока. Для Саддама суперпушка имела главное предназначение не как оружие для поражения военных целей, а как инструмент государственного террора, объектами которого могли стать все государства в зоне поражения. Крупные города и густонаселенные районы представляли собою цели, которые могли быть все равно поражены даже с учетом рассеяния; размеры снарядов вполне допускали «ядерную начинку» или применение других средств массового поражения, а средства ПВО не обеспечивали надежную защиту от смертоносных ударов. Низвергающийся с высот стратосферы сравнительно небольшой артиллерийский снаряд — это не самолет и не ракета, его перехватить чрезвычайно сложно.

Канадский специалист по сверхдальнобойным артсистемам Джералд Булл после прекращения работ по «высотному исследовательскому проекту» создал собственную компанию с громким названием «Корпорация космических исследований» и пытался заинтересовать разработками ЮАР, а затем Израиль. Хотя обе эти страны в семидесятые годы не отличались миролюбием, идея стрельбы по площадям их не привлекла; зато, естественно, сам Джералд Булл привлек пристальное внимание разведслужб. Когда же он нашел ожидаемое понимание в Багдаде, следить за ним стали особенно тщательно. Опасения появились скоро: национальное министерство промышленности Ирака сразу же после прекращения войны с Ираном в режиме ослабления международных санкций разместило в Великобритании заказ на 50 метров толстостенных стальных труб метрового диаметра. Трубы следовало изготавливать из высококачественной стали, причем требования к соблюдению точности и качества обработки внутренних поверхностей были чрезвычайно высоки. Не трубы, а стволы артиллерийского орудия небывалого калибра — это очевидно было любому эксперту. Но в Британии, только-только выбирающейся из экономического спада, не стали задавать лишних вопросов, а принялись исполнять дорогой заказ. В Брюсселе, под боком у штаб-квартиры НАТО, для контроля за ходом производства и размещением ещё ряда заказов на европейских предприятиях, было открыто представительство «Спейс рисерч корпорейшн» и сам Джералд Булл больше бывал в там, чем в жарком Багдаде. И 22 марта 1990 года он там был убит двумя выстрелами в голову из пистолета с глушителем. Состояние помещения и личных вещей убитого исключала возможность преступления на бытовой почве. Соседи не слышали выстрелов, не заметили подозрительных незнакомцев — короче, брюссельская полиция только и сказала, что это «акция первоклассных профессионалов» и развела руками. Но кроме полиции, в Брюсселе действуют представительства шести ведущих контрразведок мира — и для них отсутствие «бытовых мотивов» стало сигналом к расследованию. Концы с концами связали быстро: через три недели таможенные власти Великобритании арестовали партию приготовленных к отправке в Ирак стальных труб, и Форин Офис назвал их своим именем: стволы сверхдальнобойной артиллерийской системы. Тут же с подачи контрразведчиков журналисты вспомнили, что совсем недавно была перехвачена партия криотронов, важнейшего компонента детонаторов атомных бомб — и по всему миру пошел шум о том, что Саддама поймали за руку на «ядерной пушке».

Конечно же, сразу в европейских СМИ появилась версия, что за всем этим стоит «Моссад»: его специалисты-де оценили угрозу от «суперпушки» и провели типичную, отработанную шпионскую операцию. Устранили Джералда Булла, с частичным изъятием документации по артсистеме — и в рамках «стратегического партнерства» сообщили британским властям об истинном характере и предназначении выгодного заказа. Выглядело это достаточно правдоподобно и «типично», и большинство журналистов и даже официальных дипломатических представителей приняли версию безоговорочно. Но есть здесь один вопрос: а зачем, в сущности, «Моссаду» убивать канадского гражданина Булла? Пусть даже он, компетентный ученый и инженер, мог оказать режиму Саддама решающую помощь в отладке орудия — но если нет ни ствола, ни механизмов, которые попросту не могут быть изготовленным на заводах Ирака, то и вреда от него, от Булла, фактически никакого. Убили канадца из опасения, что Булл предложит свои услуги ещё какому-нибудь государству-экстремисту? Весьма сомнительно, чтобы «Моссад» так заботился об интересах далеких стран. Скорее всего, в целях ограничения чрезмерной активности Булла моссадовцы «сдали» бы информацию какой-нибудь партнерской разведке или даже традиционным своим противникам — и всех дел.

Единственным более-менее приемлемым объяснением кажется расправа с двойным агентом: если Булл был завербован израильскими спецслужбами, знал некоторых резидентов и связников — и, начав работать также на Ирак, мог их провалить. Будь Джералд израильтянином, его бы при такой ситуации выманили в Израиль, там бы арестовали и предали суду — но с канадским гражданином проделать такое сложнее. Следовало предотвратить расшифровку; вот тогда и было исполнено соло на пистолете для бесшумной стрельбы. Точно так же могло произойти, если бы иракские спецслужбы установили, что Булл — двойной агент, что он уже нанес ущерб безопасности Ирака и может, если его не остановить, нанести ещё больший. Вот и было принято решение заставить его замолчать навеки.

Устранение Булла иракцами кажется весьма вероятным: некоторые мотивы просматриваются. Есть сведения, что Джералд Булл начал конфликтовать с иракскими заказчиками. По мнению некоторых аналитиков, он потребовал слишком много за то, чтобы не разглашать какие-то секреты военных приготовлений Ирака и вообще стал себя неправильно, с точки зрения Саддама, вести. Вот тогда многое становится на место: шантажистам достаточно часто и, право же, заслуженно платят именно так — парочкой пуль. А потом уже разведки и контрразведки других стран (Израиля, например) дали британским властям исчерпывающие сведения о предназначении заказа. Деньги, кстати, от Багдада были получены — так почему бы вдруг Форин Офис не прозреть и не дать экстремисту от ворот поворот? Когда-нибудь, конечно, все тайное станет явным, но вот когда это произойдет…

В том же 1990 году «революционный» Ирак оккупировал Кувейт, избрав такой своеобразный способ «расчета» с одним из своих основных кредиторов. Здесь уже занервничали ближние (Саудовская Аравия — главный кредитор Ирака) и дальние соседи, и вскоре часть государств приняли решение о проведении силовой операции, которая вошла в историю как «Буря в пустыне». Непосредственного участия в ней Израиль не принимал, хотя Саддам не преминул нанести несколько ракетных ударов по территории и этого государства, не вовлеченного в конфликт. Реальная помощь «Моссада» просматривается только в том, что об иракской акции против Кувейта американцы были предупреждены, но сочли это излишней мнительностью «стратегического партнера».[58] При подготовке операции разведслужбы Израиля рекомендовали американцам нанесение «точечных» ударов по резиденциям Саддама — в спецслужбах знали, что иракский диктатор, один из самых подозрительных людей на свете, в тревожной обстановке практически никогда не проводит две ночи подряд в одном и том же месте). Естественно, американцам была передана часть накопленных радиоразведкой данных. При подготовке и в ходе «Бури в пустыне» специалисты «Аман» также привлекались к совместной с американцами работе по обработке материалов спутниковой и воздушной разведки, но фактически реально — и тем более «гласно», на уровне официальной дипломатии, — Израиль был полностью отстранен от участия в этой операции. На военный успех «Бури в пустыне» помощь ещё одного союзника существенного влияния не оказала бы, но вот ответная реакция Саддама была бы куда жестче, да и арабские страны (Саудовская Аравия и Сирия) могли кардинально изменить свою позицию в конфликте.

Примечания:

5

Использование этнических особенностей евреев, связанных с многовековым «рассеянием», проживанием в разных регионах, в среде разных этносов, стало одним из долгосрочных залогов успехов «Моссад».

53

Башир Джемаель был завербован ЦРУ ещё в годы своей адвокатской практики в Вашингтоне. Младший (из шести) сын Пьера Джемаеля, он возглавил крупнейшее формирование фалангистов и стал харизматическим лидером христиан Ливана.

54

Не следует никогда забывать, что в мире тайной ближневосточной дипломатии нет ничего невозможного. Пока что нет, к счастью, государств совершенно монолитных в своих внутренних структурах. О том, насколько это важно, лучше всего подумать, исходя из мирового опыта. Например из того, что «окончательно» не был решен в последние десятилетия ни один крупный международный процесс. Рифат Ассад был колоритной фигурой: жестокий и упрямый, хотя не всегда удачливый военный командир, жуир, не чуждавшийся материального благополучия. Но главное — реалист, который, внешне придерживаясь линии официального Дамаска, мог отказываться «признавать» Израиль, но уважал его военную мощь. И он знал, что Сирия и Израиль, несмотря на взаимную враждебность, имели на то время по крайней мере два общих интереса: ослабление ООП и стабилизация положения в Ливане путем его раздела. Прямых, близких, конкретных результатов парижская встреча не принесла, но некоторые особенности последующей ситуации в Ливане дают основание считать её небесполезной.

55

Роковая военная случайность: в пустой дом, из которого Кути наблюдал за обороной палестинцев, попал снаряд израильской артиллерии.

56

В начале ноября 1983 года грузовик со взрывчаткой взорвался возле штаб-квартиры «Шин Бет» в Тире; погибло тридцать израильских солдат и офицеров. Еще девять офицеров контрразведки были в том же городе взорваны вместе с домом; часто происходили обстрелы машин.

57

В 1975 году под его руководством сформировалась «милиция» численностью 15 тыс. чел. — самая сильная военная группировка в Ливане. Лидерство в стане христиан завоевывалось соглашениями или кровью: так, были убиты 80 боевиков Дэни Шамуна и полностью обезглавлен клан Франжье. Придерживался резкой антисирийской позиции, а также считал, что все формирования ООП должны быть изгнаны из Ливана, как это произошло в Иордании. За несколько дней до фактического вступления в должность он в Израиле встретился с премьером Бегином; 12 сентября Шарон навестил Джемаеля в его доме под Бейрутом. На 15 сентября была назначена встреча Джемаеля с министром иностранных дел Ицхаком Шамиром

58

О предстоящей оккупации Кувейта были предупреждены и в Эр-Рияде, правда, с прямо противоположной стороны: от Усмана Бин-Ладена, которого сейчас считают «террористом № 1. Бин-Ладен не только указал сроки и сценарий вторжения, но и предлагал Фахду призвать на помощь «свою» наемническую афганскую армию. Саудиты предпочли связаться с американцами, справедливо полагая, что лечение с помощью моджахедов паче болезни.