И. С. Морозова

Кому — жить, кому — погибать…

Родилась я в г. Луге в 1920 г., а в 22-м осталась без матери: она умерла от туберкулеза. Отец был чекистом, служил в погранвойсках, и я до 10-летнего возраста воспитывалась в детдомах. В 1930 г. отец взял меня к себе в погранотряд. На заставе жили дружно — как одна семья.

В 1937 г. я поступила в Псковский сельскохозяйственный техникум и 30 июня 1941 г. получила диплом агронома. Уже шла война, немецкие войска приближались к Пскову, и 5 июля нас вывезли из города на машинах. В Гавриловском Яме выдали по сто рублей и килограмму хлеба и отпустили на все четыре стороны. Мы оказались в чем были — в платьях и тапочках, в чужом месте, без работы и ночлега. Я написала своему другу Б. А. Курашову, служившему после окончания военного училища в г. Щелкове Московской области. Он прислал мне вызов, и я приехала в Щелково, где формировался 804-й автобат. Меня взяли вольнонаемной в хозвзвод. Я стала экспедитором, получала продукты для батальона. Командиром батальона был Иосиф Борисович Мосеев, начальником штаба — Черников. Б. А. Курашов, за которого я вскоре вышла замуж, стал заместителем начштаба.

12 октября батальон был направлен в действующую армию. Дополнили в Горьком парк автомашин-полуторок до 400, получили в Ярославле снаряды и поехали к Волхову. Я ехала в машине хозвзвода с водителем Жилкиным — ленинградцем.

Через ст. Гряды 20 декабря прибыли в Селищенские казармы. Стояли сильные морозы (минус 42 °C), и стены казарм были покрыты инеем. В январе наши войска с тяжелыми боями перешли Волхов и прорвали немецкую оборону на левом берегу. В прорыв устремилась конница генерала Гусева. Наш батальон получил приказ доставить им снаряды.

В конце января мы прибыли в Финев Луг. Началась лесная жизнь. Жили в шалашах, спали на лапнике и укрывались им же. Костры разводить запрещалось, и мы поддерживали слабый огонек в дупле дерева, чтобы дым уходил в ствол. Я находилась в шалаше вместе с писарем батальона Пащенко. Вокруг лежали метровые снега, штабеля трупов и кучи убитых лошадей. Весь январь и февраль мы питались кониной.

Меня стали посылать в разведку. Я переодевалась в гражданскую одежду и уходила по узкой лесной просеке в расположение немцев. Меня принимали за местную и не стреляли. Я запоминала местоположение орудий и воинских частей и возвращалась назад.

Продуктов мы почти не получали, в марте начали голодать. Все завшивели, и я стала стирать белье. Просматривая его перед стиркой, невольно обращала внимание, что у одних вши белые, у других — красные. И выходило так: у кого красные — тому жить, у кого белые — погибать. Так случилось и с командиром 1-й роты старшим лейтенантом Козьминым из Москвы, убитым на любанской дороге.

В марте конины уже не осталось. Ни в лесу, ни на дороге нельзя было отыскать и косточки. От голода я слегла, и 3 апреля меня вместе с ранеными положили в полуторку и повезли в сторону Мясного Бора. Перед отправкой муж насовал мне в карманы сторублевых бумажек — свои получки, которые в окружении не на что было тратить. Деньги эти впоследствии мне очень пригодились.

Перед Мясным Бором нас обстреливали из всех видов оружия. Стоял сплошной гром от разрывов, и небо сделалось белым от выстрелов. Я потеряла сознание и не помню, каким чудом мы проскочили Мясной Бор. Очнулась уже в избе, в Малой Вишере.

Когда поднялась, меня послали в ставку Ворошилова. Оттуда направили на работу в столовую штаба фронта. Здесь работали трое: заведующая Алина Анатольевна, повар и я. Однажды увидела в столовой генерала Гусева и попросила его вывести наш батальон из окружения. Он ответил, что приказа на отвод еще нет.

Днем я чистила картошку, а ночью охраняла столовую. Малую Вишеру ежедневно бомбили, иногда до трех раз в день. В один из налетов столовую разбомбило. Я в это время пошла за чем-то в другой дом на Новгородской улице и осталась жива. А весь квартал в районе столовой превратился в груду щепок. Ворошилов со своим летчиком Никольским находился в бомбоубежище и не пострадал. Столовую вновь сколотили из досок за стеклозаводом.

Выход наших войск из окружения начался 23 июня и продолжался до 10 августа. Наш батальон продвинулся от Финева Луга к Малому Замошью, где попал под бомбежку.

После войны поисковая группа А. И. Орлова нашла в 5 км от Малого Замошья среди бомбовых воронок колонну разбитых полуторок — остатки 804-го автобата.

По данным Подольского архива, из 366 бойцов батальона вышло 146 человек. 220 числятся без вести пропавшими. Не вышел и мой муж, судьба его неизвестна. Вышедшие рассказывали, что он был сильно истощен и ранен в левую руку.

Я работала в столовой до 3 сентября, а 5 сентября 1942 г. у меня родился сын. Я заболела тифом и пролежала в маловишерском госпитале два с половиной месяца. В декабре нас с сыном вывезли в Боровичи, где я стала работать агрономом. После войны получила медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», а удостоверение участника ВОВ — только в 2001 г.

И. С. Морозова,

вольнонаемная 804-го отдельного автотранспортного батальона