И. П. Русаков

Расстрелян у Мясного Бора

До войны я служил на Дальнем Востоке. После окончания полковой школы был назначен замполитрука противотанковой батареи 317-го полка 92-й сд. Когда началась война и миновала угроза нападения Японии с востока, часть дальневосточных дивизий была переброшена под Москву и Ленинград.

92-я дивизия несколькими эшелонами прибыла на ст. Неболчи и 31 октября приняла первый бой под с. Петровское. Дивизия успешно наступала, освободив более 30 населенных пунктов. В начале января 1942 г. при форсировании Волхова меня ранило и я оказался госпитале.

По выздоровлении попал уже в другую, сформированную в г. Кургане 165-ю сд. Мы прибыли в Малую Вишеру 10 мая и скрытно, лесными дорогами, вышли к Волхову. В районе совхоза «Красный ударник» (д. Захарьино) переправились по понтонному мосту на левый берег и вступили в бои по освобождению 2-й УА из окружения.

Наступление началось 5 июня в 4 часа утра. Участвовали стрелковые, артиллерийские, минометные части, включая «катюшу», которая дала один залп. Было несколько наших самолетов, но в основном в воздухе господствовали немецкие «юнкерсы» и «мессершмитты».

Одна батарея нашего дивизиона стояла на обочине шоссе в сторону Новгорода, охраняя от возможного наступления немецких танков. Две участвовали в прорыве: двигались вдоль насыпи узкоколейки и били по огневым точкам (пулеметам и полковой артиллерии) противника. Били только прямой наводкой. Каждый снаряд был на учете, дороже хлеба и золота. Доставляли их вручную, на себе.

Артсклад дивизиона располагался между шоссейной дорогой и узкоколейкой на опушке выжженного леса. По сути, это был клочок голой земли, перепаханной снарядами, куда доставлялись с Большой земли — с восточного берега Волхова — боеприпасы. Охранял склад красноармеец Катаев, родом из Курганской области. Так и стоит перед глазами: невысокий, коренастый, с уравновешенным, спокойным характером. Отличался Катаев исключительной дисциплинированностью, расторопностью и врожденной крестьянской смекалкой.

В один из неимоверно трудных июньских дней, наполненных огнем и грохотом, у самого склада разорвалась бомба. Зловещим фонтаном разлетелись осколки. Какой-то из них угодил в штабель ящиков со снарядами. Ящики загорелись. Грозил взрыв, а с ним — гибель всего небогатого запаса боеприпасов. Артиллеристы укрылись за насыпью. Наверное, успел бы спрятаться и Катаев… Если бы оставил склад. Если б забыл на мгновение, что значат для ребят эти снаряды… Но не было «если». Скинув ватник, Катаев бросил его на ящик. Огонь не утихал. Стал засыпать ящики землей — огонь все равно прорывался. Раскинув руки, боец бросился на ящик всем телом и… потушил пламя. Мы следили за поединком из своего укрытия и молили судьбу, чтоб уцелел парень и не взлетели бы в воздух снаряды… Но маленькую фигурку, одиноко мечущуюся вокруг ящиков на открытом пустыре, видели не только свои. Над позициями кружил «мессершмитт», высматривавший, как коршун, все живое, уцелевшее после бомбежки.

«…И в третий раз, сбавляя газ, прищурился фашистский ас», — писал Павел Шубин.

И точно так пулеметной очередью с немецкого истребителя был «прошит» 19-летний курганский парень, заслонивший собой драгоценные снаряды…

Его похоронили у самого шоссе. К узкой доске от снарядного ящика друзья прикололи солдатскую пилотку со звездой, написали фамилию и даты жизни: 1923–1942 гг.

Война смела и надпись, и могильный холмик. Осталась только маленькая выцветшая фотография, с которой смотрит в сегодняшний день простой русский парень с широким открытым лицом и твердым взглядом. На обороте — полустертая карандашная надпись: «На память Русакову от Катаева…»

После прорыва «коридора» из кольца начали выходить под непрерывным минометным огнем с флангов и бомбежкой с воздуха бойцы 2-й ударной. Их направляли для отдыха и переформирования за Волхов.

Наш 199-й артдивизион занимал оборону на левом берегу вплоть до января 1943 г., когда принял участие в прорыве блокады Ленинграда.

И. П. Русаков,

бывш. замполитрука

199-го противотанкового дивизиона 165-й сд