И. П. Паньков

Рядом с поэтом

О нашей трудной, длительной борьбе
Живую быль расскажем детям,
И мы, волнуя юные сердца,
Сочувствие и пониманье встретим.

(М. Джалиль. Утешение)

С Мусой Джалилем мы встретились в первый раз в начале апреля 1942 г. Это было на Волховском фронте, во 2-й ударной армии.

Я служил в тот период старшим инструктором политотдела 59-й осбр в звании старшего политрука. Подразделения бригады располагались между деревнями Дубовик, Малое и Большое Еглино.

В Дубовике 26 февраля 1942 г. погиб Всеволод Эдуардович Багрицкий, работник редакции армейской газеты «Отвага» — Севка, как звали молодого поэта журналисты «Отваги».

В начале апреля 1942 г. на Волховский фронт приехал в качестве военного корреспондента армейской газеты «Отвага» Муса Джалиль. Редакция газеты, а также штаб и политотдел армии размещались в с. Огорелье. Как пропагандист политотдела 59-й, я часто посещал по разным делам политотдел армии и при этом непременно заходил в редакцию газеты. В «Отваге» печатали мои статьи и заметки. Я хорошо знал работников редакции — редактора, батальонного комиссара Николая Дмитриевича Румянцева, литературного сотрудника Лазаря Борисовича Перльмуттера, работника редакции Евгения Вучетича (впоследствии известного скульптора) и других.

Однажды, после какого-то совещания в политотделе армии, я зашел в редакцию «Отваги». Н. Д. Румянцев мне говорит:

— У нас новый сотрудник, познакомьтесь.

Ко мне подошел среднего роста, смуглый, с приятным лицом человек и назвал себя:

— Муса Залилов.

С Залиловым (Джалилем) мы быстро нашли общий язык. Оказалось, Джалиль, по национальности татарин, родился в Оренбургской области, учился в МГУ, где учился и я, работал в Казани (а я уроженец Чувашской АССР). Наши характеры во многом совпадали, вплоть до того, что мы оба были непьющие и некурящие, оба гуманитарии (я — историк, Джалиль — литератор).

Еще в студенческие годы я заинтересовался историей народов Поволжья, а в послевоенные годы опубликовал ряд исследований по истории чувашей, казанских татар, калмыков. Однажды я поделился с М. Джалилем своими соображениями о месте и значении Волжско-Камской Болгарии для истории народов Среднего Поволжья. Каково же было мое удивление, когда Муса начал рассказывать историю волжских болгар как квалифицированный историк. Он прекрасно знал историю Казани — наиболее северного центра Волжско-Камской Болгарии.

В апреле подразделения 59-й стрелковой бригады вели бои в районе Малого и Большого Еглина. Отсюда до д. Огорелье было 40–50 км. Здесь была проложена железнодорожная узкоколейка, облегчавшая связь частей армии с ее штабом. Пользуясь этой узкоколейкой, я нередко выезжал в политотдел и штаб армии для решения различных вопросов.

После каждой поездки я оставлял время, чтобы зайти в редакцию «Отваги» и навестить М. Джалиля. Во время этих встреч я близко познакомился с его творчеством.

Однажды Муса прочитал мне свое новое стихотворение «Твоя доля»:

Мы наступаем. Всюду груды лома,
Винтовок, пушек — признаки разгрома,
Вот каска, неказистая на вид,
С кокардой на боку в траве лежит.
Заржавела. Владелец сгнил. Могила
На перекрестке высится уныло.
Слепили крест, сломав какой-то шест,
И каску нахлобучили на крест,
Стервятники и мокрые вороны
Над ним ясик читают похоронный.
Тот, кто зарыт здесь, будучи живым,
Был множеством желаний одержим:
На этих землях властвовать хотел он
Помещиком, сатрапом оголтелым.
В его воображении тупом
Народ наш гордый жалким был рабом.
Но горьким был фашист застигнут крахом —
Он сам под землю лег холодным прахом.
Да, так, фашист, задумал ты хитро,
Но не тебе делить страны добро!
Аршин земли да крест дубовый в поле —
Вот, — как гласит присловье, — серебро,
Которое пришлось тебе на долю!

По моему приглашению М. Джалиль вечером 30 апреля 1942 г. приехал в политотдел бригады для сбора материалов о боевых подвигах воинов части. Но случилось так, что поэт сам стал очевидцем боевых будней.

…В ночь с 23 на 24 апреля в штабе 59-й бригады были получены сведения о том, что недалеко от с. Малое Еглино 1-й стрелковый батальон оказался в окружении. Командир бригады поручил мне отправиться немедленно к месту событий и принять меры к освобождению батальона из окружения. Со мной вместе пошел и Муса Джалиль.

Наша небольшая группа (я, Муса и несколько солдат) бегом отправилась к месту боев. Нам удалось пробраться в расположение окруженного батальона. Посоветовавшись с нами, комбат майор Роман Кузнецов принял решение: батальону рассредоточиться и выходить из окружения поодиночке. Так и было сделано. В болотистых условиях, когда начался весенний разлив, было невозможно создать мощный кулак для выхода в одном месте.

Однако штаб 1-го батальона, находившийся в землянке, вырытой посреди поляны, оказался в угрожающем положении. Немецкие снаряды вот-вот могли разрушить деревянные накаты. Вражеские автоматчики простреливали выход из землянки.

Что предпринять? Мы вместе с Джалилем и другими офицерами и солдатами (всего около 20 человек), находившимися в этой землянке, приняли решение выбраться из западни, проплыв по подходившему к землянке глубокому каналу до ближайшего леса (примерно полкилометра), где находились позиции наших войск. Канал был наполнен водой и льдом. Первым бросился в воду комбат, затем комиссар батальона, потом мы с Джалилем, остальные офицеры и солдаты. Фашисты заметили нас и открыли губительный огонь. Около половины пловцов, пораженных вражеским пулями и снарядами, потонуло. Остальные доплыли до окраины леса. После такого «крещения» мы с Джалилем заболели воспалением легких и с неделю пролежали в медсанроте.

Муса всегда с большой любовью отзывался о своей семье — жене Амине-ханум и дочери Чулпан. Как-то в середине мая он прочитал мне стихотворение «Лишь была бы волюшка», которое начиналось словами:

Если б ласточкой я был,
Если б крыльями я был,
В час, когда рассвет блеснет
И Чулпан-звезда взойдет,
Дом родной, страна моя,
Прилетел к тебе бы я,
Только свет заря прольет.

Запомнилось мне и стихотворение «След», написанное в с. Вдицко. М. Джалиль приехал сюда собирать материалы для статьи в армейскую газету «Отвага». Как раз накануне его приезда солдаты обнаружили тайное захоронение, в котором фашисты закопали свыше сотни трупов сельских жителей, расстрелянных ими. Среди расстрелянных было немало детей. Вот под впечатлением увиденного Джалиль и написал стихотворение «След», которое прочитал нам:

Пламя жадно полыхает,
Сожжено дотла село.
Детский трупик у дороги
Черным пеплом занесло.
И солдат глядит, и скупо
Катится его слеза,
Поднял девочку, целует
Несмотрящие глаза.
Вот он выпрямился тихо,
Тронул орден на груди,
Стиснул зубы: «Ладно, сволочь!
Все припомним, погоди!»
И по следу крови детской,
Сквозь туманы и снега
Он уносит гнев народа,
Он спешит догнать врага.

В конце мая М. Джалиль приехал в с. Горка, в медсанроту 59-й бригады. Он жаловался на общую усталость, выглядел похудевшим и осунувшимся. Показал свои зубы — черные и шатающиеся от голода. Ему дали какие-то лекарства.

В июне 1942 г. 2-я УА оказалась в полном окружении. Отсутствовали боеприпасы, продукты. Питались травой, древесной корой. Приходилось пить болотную воду, отсюда — многочисленные случаи желудочных заболеваний. Бои шли непрерывно, не затихая ни на один час. Особенно свирепствовала фашистская авиация, не давая поднять головы.

В эти тяжелейшие дни мы были вместе с Джалилем в первых рядах наших воинов. Часто приходилось участвовать в контратаках. Никто не думал о своем спасении, главное желание было вырваться из окружения, чтобы биться с фашистами до победы. Я удивлялся бесстрашию, мужеству Мусы Джалиля, его готовности в любое время пожертвовать собой. М. Джалиль имел полное право написать в стихотворении «Прости, Родина!»:

Кто посмеет сказать, что я тебя предал?
Кто хочет в чем-нибудь бросить упрек?
Волхов — свидетель: я не струсил,
Пылинку жизни моей не берег.
В содрогающемся под бомбами,
Обреченном на гибель кольце,
Видя раны и смерть товарищей,
Я не изменился в лице.
Слезинки не выронил, понимая:
Дороги отрезаны. Слышал я:
Беспощадная смерть считала
Секунды моего бытия.

В начале июня 1942 г. фашисты, базировавшиеся на станции Каменка (напротив Малого Еглино), внезапно перешли линию фронта и напали на подразделения 2-го стрелкового батальона, занимавшего здесь оборону. В эту ночь мы с М. Джалилем и несколькими политработниками ночевали в Малом Еглино и составляли листовки для распространения в тылу врага. Такие листовки мы переводили на немецкий, размножали на трофейной пишущей машинке, а разведчики разбрасывали их в тылу неприятеля.

Как только мы услышали выстрелы, немедленно побежали к позициям 2-го стрелкового батальона. Первая рота, атакованная фашистами, яростно отбивалась, но противник наседал. А вторая рота, потеряв убитым командира, начала беспорядочно отступать. М. Джалиль быстро оценил ситуацию. Он подбежал к отступавшим и воскликнул: «Не отступать! За мной, вперед!» Отступление прекратилось. Бойцы второй роты, увлекаемые М. Джалилем, ринулись вперед, смяли наступавших гитлеровцев и вместе с первой ротой полностью разгромили фашистов.

Середина июня 1942 г. 59-я стрелковая бригада вместе с остальными частями 2-й УА ведет бои по выходу из окружения недалеко от Мясного Бора. Муса, только что вернувшийся из редакции «Отваги», показывает мне листовку-обращение Военного совета Волховского фронта к бойцам 2-й ударной армии. Читаю:

«ДОБЛЕСТНЫЕ ВОИНЫ 2-й УДАРНОЙ АРМИИ!

В огне и грохоте орудий, лязге танков, реве самолетов, жестоких схватках с гитлеровскими мерзавцами завоевали вы славу доблестных воинов Волховского фронта.

Мужественно и бесстрашно в течение суровой зимы и весны вы вели борьбу с фашистскими захватчиками.

Боевая слава воинов 2-й ударной армии золотыми буквами запечатлена в истории Великой Отечественной войны.

Сейчас, когда потребовала обстановка, по приказу командования фронта армия занимает новые, более выгодные рубежи для обороны и наступления, чтобы еще крепче, еще сильнее бить врага, уничтожать его живую силу и технику, срывать его планы. Организованно занимая новые рубежи, 2-я ударная армия одновременно наносит сокрушительные удары по врагу. Тысячи немцев кормят могильных червей под Красной Горкой, Червино, под Дубовиком и Еглино.

Наши силы велики, и они могут быть умножены — это уже почувствовали на своей шкуре немецко-фашистские мерзавцы.

Мы теперь несравненно лучше, чем в прошлом году, вооружены для борьбы с вражескими танками и самолетами, для борьбы за победу и в воздухе, и на земле.

От каждого воина 2-й ударной требуется величайшая дисциплинированность и организованность. Каждый боец должен сражаться отважно, держаться непоколебимо, быть готовым скорее погибнуть смертью храбрых, чем не выполнить свой воинский долг.

Товарищи бойцы, командиры и политработники 2-й ударной армии!

Ни минуты успокоенности и благодушия. Помните, что врагу нанесены сильные удары, но он еще не разбит, он коварен и лют, он готов на всякие подлости, провокации, гнусности. Будьте бдительны, дисциплинированны, подтянуты. Решительно ведите борьбу с трусами, паникерами, распространителями провокационных слухов.

В обороне и наступлении будьте непоколебимыми, упорными и настойчивыми — в этом ваш долг, долг воина Красной Армии перед матерью-Родиной. Беспощадно истребляйте коричневую чуму. Каждый убитый фашист, каждое уничтоженное орудие противника, каждый взорванный, сожженный танк, каждый сбитый фашистский самолет — все это приближает день гибели гитлеровской грабьармии.

Партия, советское правительство и вождь народов Народный Комиссар Обороны товарищ Сталин поставили перед воинами Красной Армии задачу — в 1942 году полностью разгромить фашистскую грабьармию.

Выше боевые знамена, овеянные славой в боях с немецкими оккупантами! Свято храните и множьте героические традиции 2-й ударной армии!

Воинским умением и стойкостью обеспечим разгром врага в 1942 году.

Нас ведет к победе Сталин!

Смерть немецким оккупантам!

Да здравствуют воины 2-й ударной армии!

Да здравствует наша победа!»

В это время меня разыскал посыльный из штаба 59-й стрелковой бригады, который передал распоряжение комиссара бригады явиться немедленно в штаб. Мы пошли вместе с Джалилем.

Полковник И. X. Венец вызвал меня допросить немецкого военнопленного: я свободно владел немецким, и мне приходилось выполнять роль переводчика.

Перед нами сидел немецкий лейтенант. Назвал он себя (это подтверждалось имеющимися при нем документами) Питером Розенбаумом. Он был пехотинцем 18-й немецкой армии. Родом из-под Мюнхена, на войне с июня 1941 г. Родители — бауэры (крестьяне). По его словам, он — антифашист, ненавидит Гитлера, хотя и не является коммунистом. Перешел к нам добровольно. Он сообщил ряд ценных сведений о расположении немецких частей на нашем участке фронта. Он читал советские листовки и запомнил стихи:

Под пятою фашистской полуживые,
К жизни, страны-сироты, вставайте! Пора!
Вам грядущей свободы лучи заревые
Солнце нашей земли простирает с утра.

Немецкий лейтенант спрашивает:

— Не знаете, кто автор этих стихов?

Отвечаю:

— Вот перед вами поэт Джалиль, автор этого стихотворения.

Немец долго не хотел верить такому совпадению, думал, что его разыгрывают. В конце концов мы его убедили в том, что перед ним стоит поэт.

В фашистской Германии день рождения Адольфа Гитлера — 20 апреля — считался национальным праздником. Муса Джалиль поделился со мной своими соображениями о том, как бы нам «отметить» день рождения фюрера. Этот план вскоре был осуществлен.

…В редакции армейской газеты «Отвага» работал талантливый скульптор и художник Евгений Викторович Вучетич. Друзья-журналисты звали его просто Женей. М. Джалиль и Е. Вучетич приехали в политотдел 59-й стрелковой бригады, расположенный в лесу между Дубовиком и Малым Еглино. Они попросили нас найти среди воинов бригады художников-любителей. Такие нашлись. Под руководством Е. Вучетича на широких полотнах, найденных в деревне, нарисовали карикатурные портреты Гитлера. Голый фюрер нарисован с кулаком, угрожающим Советскому Союзу. А внизу стихи М. Джалиля, выведенные крупными буквами:

Злобный Гитлер,
Жадный до крови зверь,
Тянет грязные лапы теперь и к нам,
Хочет он нашу землю испепелить,
А свободный народ превратить в рабов.

Эти полотнища ночью были вывешены на деревьях лицом к немцам. Когда рассвело, фашистские солдаты увидели изображения своего фюрера в непристойном виде и начали стрелять в портреты. Через час портретов фюрера не стало, они все были изрешечены пулями.

Так мы «отметили» 47-летие проклятого фюрера.

В ночь с 24 на 25 июня подразделения 59-й бригады должны были согласно приказу штаба 2-й УА (располагавшемуся, кстати, рядом со штабом 59-й), прорываясь из окружения, выйти к д. Теремец-Курляндский. Член Военного совета 2-й ударной дивизионный комиссар И. В. Зуев предложил командованию бригады усилить третий батальон, возглавлявший прорыв, группой политработников. В эту группу вошли я, Муса Джалиль, инструкторы политотдела.

Прорыв начался в одиннадцать часов ночи. В первых рядах атакующих шли и мы с М. Джалилем. Фашисты ответили ураганным огнем. Мы несли большие потери убитыми и ранеными, наши ряды редели. М. Джалиль проявлял присущие ему мужество, выдержку.

В ту ночь наши первые две атаки окончились неудачно, немцы держались крепко. Около трех часов утра мы пошли в третью атаку на фашистские укрепления. Я успел бросить гранату, Муса заколол штыком гитлеровца, а в это время меня ранило в правую ногу. Нестерпимая боль пронзила все тело. Я сказал о своем ранении Мусе. Он отвечал, что тоже ранен, но надо терпеть. Через некоторое время Муса потащил меня на своих плечах в ту сторону, где, как мы полагали, не должно быть немцев. Однако, вопреки ожиданиям, нас встретил пулеметный огонь. Муса пополз к этому пулемету, чтобы взорвать его (у него была граната). Затем раздался громкий крик. Я решил, что это кричит Муса. В это мгновение около меня рухнуло что-то тяжелое. Меня засыпало землей, оглушило, и я потерял сознание…

Сколько раз за долгие дни окружения я повторял себе: лучше умереть, чем оказаться в плену! Однако жизнь распорядилась иначе, и горькая участь фашистской неволи коснулась меня так же, как многих моих друзей. В их числе был и Муса Джалиль…

Судьба военнопленного провела меня через лагеря Выры, Пскова, Тапеа, Маутхаузена, но оставила в живых. Скорбный путь Мусы Джалиля закончился в фашистской тюрьме, но увековечили его имя бессмертные строки «Моабитской тетради»…

И. П. Паньков,

канд. ист. наук, доц. Приморского сельхозинститута,

бывш. старший инструктор политотдела 59-й осбр