Технология и идеология сотрясают в XXI веке основы капитализма.

Технология делает умения и знания единственным источником устойчивого стратегического преимущества.

(Лестер Туроу (Lester Thurow))

В мифологии расцвет и падение империй определялся силой и мастерством армий императора. Великие римские военачальники перед решающими сражениями молились в храмах Марсу, богу войны. Легендарные подвиги Тора вдохновляли викингов на героические сражения. В память о победах над врагами древние строили громадные храмы и памятники и посвящали их богам.

Но если проанализировать реальные причины расцвета и гибели великих цивилизаций, обнаружится совсем другая история.

Представьте, что вы инопланетянин с Марса и посетили Землю в 1500 г. Какую из великих цивилизаций того времени вы бы предпочли? Какой предрекли бы будущее господство над миром? Ответ прост: какой угодно, только не европейской.

На востоке вы видите великую китайскую цивилизацию, существовавшую уже больше тысячи лет. Длинный список изобретений, сделанных китайцами, не имеет себе равных: это бумага, печатный пресс, порох, компас и т. д. — перечислять можно долго. Китайские ученые — лучшие на планете. Страна едина, и на материке царит мир.

На юге вы видите Османскую империю, которая едва не завоевала всю Европу. Великая мусульманская цивилизация изобрела алгебру, за ней также множество достижений в оптике и физике; именно она дала звездам современные названия. В империи процветают искусства и науки. Ее великие армии практически не встречают сопротивления. Стамбул — один из величайших мировых центров научного знания.

А с другой стороны — жалкие европейские государства, истерзанные религиозным фундаментализмом, инквизицией и процессами над ведьмами. Западная Европа в упадке уже тысячу лет, с момента гибели Римской империи. Она настолько отстала, что постоянно заимствует технологии у других. Это настоящая черная дыра Средневековья. Знания Римской империи в основном утрачены, сменившись удушающей религиозной догмой. Оппозиция или несогласие зачастую встречаются пытками или даже хуже. Более того, европейские города-государства непрерывно воюют друг с другом.

Но что же произошло?

Вскоре после 1500 г. и Китайская, и Османская империи вступили в 500-летний период технологического застоя, тогда как в Европе началось беспрецедентное развитие науки и техники.

Еще в 1405 г. император Китая Юнлэ собрал громадную морскую армаду — самую крупную за всю историю человечества. С ее помощью он хотел исследовать мир. (Три крохотных колумбовых суденышка прекрасно разместились бы на палубе одного из колоссальных кораблей армады.) Было организовано семь экспедиций, одна масштабнее другой. Китайский флот прошел вдоль берегов Юго-Восточной Азии, добрался до Африки, Мадагаскара, а возможно, заходил и дальше. Домой моряки привозили богатую добычу — вещи, экзотические продукты и зверей со всех концов света. В зверинце династии Мин выставлены чудесные древние изображения африканских жирафов.

Однако правители Китая остались недовольны. И это все? Где же великие армии, которые могли бы противостоять китайским? Неужели экзотические кушанья и диковинные животные — это все, что может предложить мир? Потеряв интерес, следующие правители Китая позволили великому флоту прийти в упадок; в конце концов он перестал существовать. Китай постепенно обособился от остального мира; в нем начался застой, тогда как мир, напротив, рванул вперед.

Что-то похожее происходило и в Османской империи. Завоевав большую часть известного им мира, османы отвернулись от него и устремили свое внимание внутрь, погрузившись в религиозный фундаментализм и целые века застоя. Махатхир Мохамад (Mahathir Mohamad), бывший премьер-министр Малайзии, как-то сказал: «Великая исламская цивилизация пришла в упадок, когда мусульманские ученые стали интерпретировать поиск истины, как и предписано Кораном, в чисто религиозном смысле; все прочее знание для них стало неисламским. В результате мусульмане отказались от науки, математики, медицины и других так называемых светских дисциплин. Вместо этого они посвящали свое время спорам об учении ислама и его толкованиях, об исламской юриспруденции и исламской практике, что в конечном итоге привело к распаду уммы[49] и образованию многочисленных сект, культов и школ».

А вот в Европе начинался великий подъем. Торговля принесла с собой свежие революционные идеи, распространению которых способствовал и печатный пресс Гутенберга. Власть церкви после тысячи лет безусловного главенства начала ослабевать. Университеты постепенно переходили от толкования непонятных пассажей Библии к прикладным наукам: это и физика Ньютона, и химия Дальтона, и другие работы множества ученых. Историк Пол Кеннеди из Йельского университета объясняет стремительный подъем Европы еще одним фактором: непрерывные войны между почти одинаковыми по силе европейскими державами, ни одной из которых ни разу не удалось захватить власть над всем континентом. Монархи, непрерывно воюющие друг с другом, финансировали научные исследования и инженерные разработки, надеясь когда-нибудь удовлетворить свои территориальные амбиции. Наука тогда была не просто интеллектуальным упражнением, но способом создания новых типов оружия и новых способов зарабатывания денег.

Постепенно подъем европейской науки и техники привел к ослаблению мощи Китая и Османской империи. Мусульманская цивилизация, веками процветавшая за счет промежуточного положения и торгового посредничества между Востоком и Западом, впервые покачнулась, когда европейские моряки проложили торговые пути в Новый Свет и на тот же Восток — особенно вокруг Африки, в обход Ближнего Востока. А Китай вдруг обнаружил себя под дулами пушек европейских канонерок, которые по иронии судьбы вовсю пользовались двумя эпохальными китайскими изобретениями — порохом и компасом.

Ответ на вопрос «Что же случилось?» очевиден. Случились наука и техника. Наука и техника — двигатели процветания. Разумеется, каждый волен игнорировать их — но под свою ответственность. Мир не станет стоять на месте только потому, что вы читаете религиозный текст. Если вы не сумеете овладеть последними достижениями науки и техники, это сделают ваши конкуренты.

Но как именно сумела Европа — темная лошадка — после столетий невежества внезапным рывком обогнать Китай и мусульманский мир? Здесь сыграли роль как социальные, так и технологические факторы.

При анализе мировой истории после 1500 г. становится ясно, что Европа в тот момент была готова к новому большому скачку, чему способствовали упадок феодализма, подъем класса торговцев и свежие ветры Возрождения. Однако физики рассматривают этот великий переход через призму четырех фундаментальных взаимодействий, которые правят Вселенной. Эти четыре силы лежат в основе всего, что мы видим вокруг, — от машин, ракет и бомб до звезд и Вселенной в целом. Возможно, почву для перехода подготовили социальные перемены и новые тенденции, но без овладения секретами четырех фундаментальных взаимодействий Европе никогда не удалось бы выйти на передний план и выделиться среди других держав мира.

Первое взаимодействие, или первая сила, — это гравитация, которая удерживает нас на поверхности земли, не дает Солнцу взорваться и придает стабильность Солнечной системе. Второе фундаментальное взаимодействие — электромагнитная сила, которая освещает наши города, вращает двигатели, питает лазеры и компьютеры. Третье и четвертое взаимодействия — это слабые и сильные ядерные силы, которые не позволяют распасться ядрам атомов, зажигают звезды на небесах и порождают термоядерный огонь в центре нашего Солнца. Все четыре фундаментальных взаимодействия были открыты в Европе.

Каждый раз, когда физикам удавалось обнаружить и понять действие одной из этих сил, история человечества меняла свой ход, и Европа идеально подходила для исследований и обретения новых знаний. Исаак Ньютон, наблюдая падение яблока и видя Луну в небе, задал себе вопрос, который навсегда изменил историю цивилизации: если яблоко падает, то почему не падает Луна? Блестящее озарение, посетившее его в возрасте 23 лет, помогло понять, что яблоко заставляют падать на землю те же силы, что управляют движением планет и комет в небесах. Ньютон сумел применить только что придуманную им новую математику — дифференциальное и интегральное исчисление — для расчета траекторий движения планет и спутников и первым расшифровал небесную механику. В 1687 г. он опубликовал «Начала» — книгу, которая, пожалуй, принадлежит к числу важнейших научных трудов в истории человечества, оказавших наибольшее влияние на его историю.

Что еще важнее, Ньютон ввел в обиход новый способ мышления и законы механики, по которым можно рассчитать движение любых тел через действующие на них силы. Человек перестал быть беспомощной игрушкой демонов и неведомых духов; теперь объекты двигались по строгим законам под действием четко определенных сил, которые можно было измерить и покорить. Возникла ньютонова механика, пользуясь которой ученые могли точно предсказать поведение машин; пришел черед парового двигателя и паровоза. Сложную динамику паровых машин и станков теперь, согласно законам Ньютона, можно было систематически разложить — винт за винтом, рычаг за рычагом. Так что закон тяготения, открытый Ньютоном, в значительной степени проложил путь европейской Промышленной революции.

Затем в XIX веке, опять же в Европе, Майкл Фарадей, Джеймс Клерк Максвелл и другие открыли второй вид фундаментального взаимодействия — электромагнетизм. Это событие тоже произвело в науке настоящую революцию. Томас Эдисон, построив генераторы на станции «Перл-стрит» в Нижнем Манхэттене и электрифицировав первую в мире улицу, открыл дорогу электрификации всей планеты. Сегодня из космоса ночная Земля выглядит очень празднично: целые континенты усеяны яркими пятнами освещенных городов. Любой инопланетянин, увидев это, мгновенно понял бы, что земляне поставили электромагнетизм себе на службу. Мы остро ощущаем свою зависимость от него всякий раз, когда в системе происходят сбои и мы на какое-то время остаемся без электричества. В одно мгновение мы оказываемся отброшенными в прошлое больше чем на 100 лет и попадаем в мир без кредитных карточек, компьютеров, электрических лампочек, лифтов, телевидения, радио, Интернета и т. д.

Наконец, ядерные силы, также открытые европейскими учеными, в настоящее время вновь меняют мир вокруг нас. Мы сегодня получили возможность не только раскрывать тайны небес и источники энергии звезд, но и заглянуть внутрь самих себя; медицина давно уже не обходится без физических знаний, связанных с ядерными силами: это различные виды томографии — и магнитно-резонансная, и аксиальная, и позитронно-эмиссионная; радиотерапия; ядерная медицина. Ядерные взаимодействия правят бал внутри атома и управляют заложенными там колоссальными силами, а потому могут в конце концов определить судьбу человечества. Что ждет нас: процветание и неограниченная энергия ядерного синтеза или смерть в ядерном аду?

Удачное сочетание социальных перемен и овладения четырьмя типами фундаментальных взаимодействий вывело Европу на лидирующие позиции в мире. Но технологии динамичны, они то и дело меняются. Они рождаются, развиваются, расцветают и гибнут. Чтобы понять, как конкретные технологии в ближайшее время изменят мир, полезно посмотреть, как они подчиняются некоторым законам эволюции.

В развитии массовых технологий, как правило, можно выделить четыре основных этапа. В этом несложно убедиться, взглянув на историю бумаги, водопровода, электричества и компьютеров. На первом этапе продукты этой технологии обходятся так дорого, что их неусыпно охраняют. Бумага в виде папируса, изобретенная древними египтянами, и позже бумага, придуманная китайцами, тысячи лет назад были настолько драгоценны, что один папирусный свиток могли охранять десятки жрецов. Эта технология, хотя и была примитивной, дала мощный толчок развитию древней цивилизации.

Второй этап для бумаги наступил около 1450 г., когда Гутенберг изобрел способ печати подвижными литерами. Появились первые «личные книги»; человек мог приобрести для себя книгу, содержавшую мудрость не одной сотни древних свитков. До Гутенберга во всей Европе едва насчитывалось 30 000 томов, а к 1500 г. книг было уже девять миллионов; доступные книги оживили интеллектуальную жизнь Европы и стали мощным стимулом для Возрождения.

Но около 1930 г. для бумаги начался третий этап, когда ее стоимость упала невероятно. Возникли личные библиотеки, один человек мог владеть сотнями книг. Бумага превратилась в обычный потребительский товар, ее стали продавать тоннами. На этом этапе бумага была везде и нигде, она невидима и вездесуща. Теперь же мы находимся на четвертом этапе, когда бумага стала вопросом моды. Мы украшаем свой мир бумагой всевозможных расцветок, форм и размеров. Огромную часть городской свалки составляет именно бумага. Бумага прошла путь от тщательно охраняемой драгоценности до мусора.

То же можно отнести и к водопроводу. В древности, на первом этапе, вода была настолько драгоценна, что одним колодцем приходилось пользоваться целой деревне. Так продолжалось тысячи лет, и только в начале XX в., на втором этапе, постепенно начал появляться настоящий водопровод. После Второй мировой войны для водопровода начался третий этап, вода стала дешевой и доступной все более увеличивающемуся среднему классу. Сегодня вода находится на четвертом этапе, это вопрос моды; вода доступна в самых разных формах, размерах и приложениях. Мы украшаем свой мир водой в виде фонтанов и всевозможных инсталляций.

Электричество также прошло через вышеописанные стадии. После новаторских работ Томаса Эдисона и других на первом этапе целая фабрика могла работать с одной электрической лампочкой на одном электромоторе. После Первой мировой войны мы вступили во второй этап, когда многие могли себе позволить электрическое освещение и приборы с электромоторами. Сегодня электричество всюду и нигде, даже само слово употребляется все реже. На Рождество мы развешиваем сотни мигающих лампочек, украшая свои дома. Мы уверены, что электричество скрывается в стенах, что оно вездесуще.

И электричество — вопрос моды; оно освещает Бродвей волшебными огнями и украшает наш мир.

На четвертом этапе и вода, и электричество превратились просто в удобства. Они так дешевы и мы потребляем их так много, что и то и другое приходится измерять при помощи счетчиков.

Компьютеры повторяют ту же схему. Те компании, которые это понимают, развиваются и процветают; те, что не понимают, приходят в упадок и близки к банкротству. В 1950-е гг., на первом этапе, IBM со своим универсальным компьютером доминировала на рынке. Один такой компьютер стоил настолько дорого, что им приходилось пользоваться совместно сотне ученых и инженеров. Однако руководство IBM недооценило закон Мура, и в 1980-е гг., когда начался второй этап с его персональными компьютерами, компания едва не обанкротилась.

Но позже и производители персональных компьютеров успокоились. Они готовы были наполнить мир персональными компьютерами, никак не связанными между собой, и наступление третьего этапа, эры интернет-технологий, застало их врасплох. Сегодня изолированный, не подключенный ни к чему компьютер можно найти разве что в музее.

В будущем компьютеры тоже ждет четвертый этап, на котором они станут модным аксессуаром. Мы будем украшать компьютерами свой мир, а слово «компьютер» постепенно исчезнет. Большую часть городской свалки будет составлять уже не бумага, а электронные чипы. Будущее компьютера — исчезнуть и превратиться в простое удобство, продаваемое, подобно воде или электричеству. Компьютерные чипы постепенно исчезнут из нашей жизни, а вычисления будут проводиться «в облаках».

Между тем компьютер и Интернет все еще развиваются. Экономист Джон Стил Гордон (John Steele Gordon) на вопрос о том, закончилась ли компьютерная революция, ответил: «О господи, конечно нет! Пройдет еще лет сто, пока она полностью исчерпает свои возможности, как это произошло с паровым двигателем. Сейчас Интернет примерно в том же положении, в каком были железные дороги в 1850 г. Это только начало».

Следует отметить, что не все технологии достигают третьего и четвертого этапов. К примеру, возьмем локомотивы. Для механизированных средств передвижения первый этап начался в начале XIX века с появлением паровозов. Один паровоз мог перевозить сотню человек. Второй этап начался в начале XX века с появлением «персонального локомотива», иначе известного как автомобиль. Но и локомотив, и автомобиль (условно говоря, движущийся ящик на рельсах или колесах) за последние десятилетия принципиально не изменились. Появились лишь некоторые улучшения, такие как более мощный и эффективный двигатель или интеллектуальная система управления. Так что технологии, которые не могут вступить в третий и четвертый этапы развития, будут просто улучшаться; во многих из них появятся чипы, которые сделают механизмы «разумными». Тем не менее ясно, что некоторые технологии проходят полный цикл развития, а другие останавливаются на промежуточной стадии, лишь продолжая потихоньку развиваться.

Но сегодня, после серьезнейшего кризиса 2008 г. довольно громко звучат голоса тех, кто считает, что прогресс — иллюзия, что человечеству следует вернуться к простой жизни прошлого, что с системой что-то принципиально не так.

Если как следует вспомнить историю, несложно заметить, что время от времени капиталистическая система как будто сама по себе, без всякой причины порождает гигантские пузыри, которые затем лопаются со страшным треском и грохотом. Эти события кажутся беспричинными и порождаются, на первый взгляд, несчастливой случайностью и человеческой глупостью. Историки и экономисты успели написать немало томов о крахе 2008 г., пытаясь разобраться в этом событии и перечисляя множество причин: это и человеческая природа, и алчность, и коррупция, и недостатки законодательства, и слабость контроля, и бог знает что еще.

Однако я смотрю на этот великий кризис иначе, через призму науки, — ведь в долгосрочной перспективе именно наука обеспечивает процветание. К примеру, Oxford Encyclopedia of Economic History цитирует исследования, которые «объясняют 90 % роста доходов в Англии с США после 1780 г. технологическими новинками, а не простой концентрацией капитала».

Без науки мы мгновенно оказались бы отброшены на тысячелетие назад, в туманное прошлое. Но наука не однородна; она развивается волнами. Один-единственный плодотворный прорыв (такой как изобретение парового двигателя, электрической лампочки или транзистора) часто влечет за собой каскад вторичных изобретений, которые в свою очередь вызывают настоящую лавину инноваций и прогресса. Поскольку все перечисленное порождает общественное богатство, волны открытий должны отражаться и в экономике.

Первую великую волну такого рода вызвал паровой двигатель, за которым последовал и локомотив. Сила пара питала Промышленную революцию, перевернувшую не только промышленность как таковую, но и общество. Сила пара породила сказочные богатства. Но при капитализме богатство никогда не лежит без дела, оно обязательно должно работать. Капиталисты неустанно думают о следующем прорыве и по мере сил охотятся на него; они готовы вкладывать накопленное богатство в еще более спекулятивные схемы, иногда с катастрофическими результатами.

В начале XIX века значительная часть излишков богатства, порожденного промышленной революцией, была вложена в акции локомотивных компаний на Лондонской бирже. Строго говоря, начал формироваться пузырь: на Лондонской бирже вдруг появились десятки локомотивных компаний. Вирджиния Пострел (Virginia Postrel), бизнес-комментатор The New York Times, пишет: «Сто лет назад половина ценных бумаг, зарегистрированных на Нью-Йоркской бирже, была сосредоточена в железнодорожных компаниях». Но железные дороги и локомотивы для них в тот момент только начали развиваться, и пузырь оказался нестабильным; в конце концов он лопнул, породив крах 1850 г. — одну из крупнейших биржевых катастроф в истории капитализма. За ним последовала серия миникризисов, которые происходили едва ли не каждые десять лет; причина была все та же — излишек средств, порожденных Промышленной революцией.

В этом есть своеобразная ирония: расцвет железных дорог пришелся на 1880-е и 1890-е гг. Получается, что причиной краха 1850 г. стала спекулятивная лихорадка и излишек капитала, созданный наукой, а настоящая работа, в результате которой мир покрылся густой сетью железных дорог, продлилась намного дольше и заняла не одно десятилетие.

Томас Фридман (Thomas Friedman) пишет: «В XIX веке в Америке был железнодорожный бум, пузырь и крах… Но этот пузырь, даже лопнув, оставил Америке инфраструктуру железных дорог, сделавших трансконтинентальные путешествия и перевозки намного проще и дешевле».

Капиталисты не усвоили урок, и вскоре цикл повторился. Прокатилась вторая волна технической революции, движущей силой которой на этот раз стали электричество Эдисона и автомобили Форда. Электрификация производства и быта, а также широкое распространение «модели Т» снова породили сказочные богатства. Как всегда, излишки капитала надо было куда-то вкладывать. В данном случае они поступали на биржу, порождая пузырь из потребительских и автомобильных ценных бумаг. Люди благополучно забыли урок 1850 г., ведь все это случилось 80 лет назад, в туманном прошлом. В период с 1900 по 1925 г. число автомобильных компаний, появившихся из ниоткуда, достигло 3000, и рынок, естественно, не смог их все прокормить. Пузырь опять оказался нестабильным. Поэтому — и по другим причинам — он лопнул в 1929 г., породив Великую депрессию.

Но ирония заключается в том, что дорожное строительство и электрификация Америки и Европы произошли уже в основном после краха, в 1950-е и 1960-е гг.

Недавно мы были свидетелями третьей волны научной революции — прихода высоких технологий в виде компьютеров, лазеров, спутников, Интернета и всевозможной электроники. Сказочные богатства, порожденные этими высокими технологиями, надо было куда-то вкладывать. В данном случае излишек средств пошел в недвижимость, породив очередной громадный пузырь. Цены на недвижимость подскочили до небес, люди начали занимать деньги под стоимость своих домов, используя их как копилки и ускоряя тем самым рост пузыря. Беспринципные банкиры подпитывали этот пузырь, с готовностью раздавая ипотечные кредиты. Люди опять забыли уроки 1850 и 1929 гг. — после одного краха прошло уже 160, после другого 80 лет. Как обычно, пузырь получился неустойчивый; результат — кризис 2008 г. и сильнейший экономический спад.

Томас Фридман пишет: «Начало XXI века стало свидетелем бума, пузыря и, наконец, краха финансовой сферы. Но я боюсь, что после него останутся только куча пустых кондоминиумов во Флориде, которые вообще не надо было строить, потрепанные частные самолеты, которые богачи уже не смогут себе позволить, и недействительные контракты с деривативами, которые никто уже не в состоянии будет понять».

Но несмотря на все глупости, которыми сопровождался недавний крах, ирония заключается в том, что время полной компьютеризации нашего мира и объединение его в одну информационную сеть наступит после краха 2008 г. Высший подъем информационной революции еще впереди.

В связи с этим возникает следующий вопрос: какой будет четвертая волна? Возможно, это будет какая-то комбинация искусственного интеллекта, нанотехнологий, телекоммуникаций и биотехнологий. Как и в предыдущих циклах, можно рассчитывать, что на развитие ситуации уйдет еще лет восемьдесят. Остается только надеяться на то, что в 2090 г. люди станут умнее и вспомнят уроки истории.

Развиваясь, технологии изменяют экономическую ситуацию и иногда нарушают социальное равновесие. Вообще, в любой революции есть победители и проигравшие. Информационная революция выявит своих победителей и неудачников где-то к середине текущего столетия. Давно прошли те времена, когда в каждой деревне обязательно был кузнец и тележных дел мастер. Более того, нам совсем не жаль многих ушедших профессий. Но вопрос вновь стоит остро: какие профессии будут процветать в середине века? Как развитие техники изменит наши трудовые привычки?

Ответить на первый из этих вопросов можно, задав еще один простой вопрос: чем роботы уступают человеку? Как мы уже видели, развитие искусственного интеллекта сдерживают две фундаментальные проблемы: распознавание образов и здравый смысл. Вывод прост: в будущем уцелеют в основном те профессии, которые не под силу роботам, — те, в которых требуются именно эти два качества.

Среди рабочих профессий пострадают те, что требуют повторения несложных операций (к примеру, сборщики на автомобильном конвейере), поскольку как раз в этом роботы великолепны. Компьютеры производят впечатление разумности, но только потому, что умеют складывать числа в миллионы раз быстрее, чем мы. Мы нередко забываем, что компьютер — всего лишь очень сложный арифмометр и лучше всего он умеет выполнять именно повторяющиеся операции. Именно поэтому первыми от компьютерной революции пострадали сборщики на автозаводах. Это означает, что любая работа, которую можно представить как последовательность повторяющихся алгоритмизируемых операций, со временем будет выполняться роботами.

Как ни удивительно, среди рабочих профессий немало таких, которые не только уцелеют, но и будут процветать в результате компьютерной революции. Лучше всех будут чувствовать себя те, чья работа не состоит из повторяющихся операций и требует распознавания образов. Профессии мусорщика, полицейского, строительного рабочего, садовника и сантехника наверняка будут существовать и в будущем. Мусорщик должен распознать мешок с мусором, погрузить его в машину и отвезти на свалку. Но мусор требует сортировки. На стройке каждая операция выполняется своими инструментами, по чертежам и указаниям архитектора и дизайнера. Каждая стройка и каждая строительная операция уникальны. Полицейский должен анализировать ситуацию, распознавать самые разные правонарушения в самых разных обстоятельствах. Более того, он должен понимать мотивы и методы преступников, а это не под силу ни одному компьютеру. Точно так же каждый сад и каждая ванная комната уникальны; садовник и сантехник выполняют множество разных операций и пользуются множеством разных инструментов.

Среди служащих проиграют в первую очередь те, кто занят посреднической деятельностью и всевозможным учетом. Это агенты и брокеры нижнего звена, кассиры и банковские служащие, бухгалтеры и т. п. — в общем, те, кто обеспечивает «вращение шестеренок капитализма». Уже сегодня можно купить авиабилет через Интернет, без всяких посредников.

Компания Merrill Lynch, к примеру, не раз публично заявляла, что никогда не примет онлайн-режим биржевой торговли, но всегда будет вести дела традиционным способом. Джон Стеффене (John Steffens), глава брокерского отделения фирмы, однажды сказал: «Модель инвестирования „сделай сам“, интернет-торги и прочее следует рассматривать как серьезную угрозу финансовой жизни Америки». Однако в 1999 г. рынок заставил компанию ввести у себя онлайн-операции. «Редко когда в истории бизнес-лидеру приходилось разворачиваться кругом и буквально за один день принимать совершенно новую, по сути, бизнес-модель», — написал тогда Чарльз Гаспарино (Charles Gasparino) на новостном сайте ZDNet.

Это означает также, что корпоративная пирамида должна будет значительно «похудеть». Если топ-менеджеры могут взаимодействовать непосредственно с продавцами и представителями на местах, пропадает нужда в посредниках, задача которых — передавать приказы сверху вниз и обеспечивать исполнение. Фактически сокращение подобных должностей началось одновременно с появлением в офисе первого персонального компьютера.

Что же делать посредникам? Им придется повысить свою ценность для работодателя, привнеся в работу то единственное, чего нет у роботов: здравый смысл.

Представим, к примеру, что в будущем можно будет приобрести дом через Интернет при помощи наручных часов или контактных линз. Но никто не будет покупать таким образом дом, поскольку покупка дома — одна из важнейших финансовых операций, которую человек осуществляет в жизни. Перед такой покупкой хочется поговорить с человеком, который рассказал бы вам, где рядом есть хорошие школы, где низок уровень преступности, как работает канализация, в конце концов. Хороший агент по недвижимости расскажет покупателю обо всем, поможет выбрать — и получит достойное вознаграждение.

Точно так же масса биржевых брокеров низшего звена лишилась работы из-за развития онлайн-сервиса; тем не менее услуги брокера, способного дать взвешенный и разумный совет, всегда будут пользоваться спросом. Рабочие места в биржевой торговле будут таять и дальше, останутся лишь те, кто сможет предложить что-то по-настоящему ценное: мудрость лучших аналитиков рынка и экономистов, собственное мастерство и опыт.

Итак, среди служащих выиграют те, кто может привнести в работу полезный здравый смысл. Речь идет о профессиях, связанных с искусством, театром, эстрадой, программированием, лидерством, аналитикой, наукой и творчеством — со всем тем, что «делает нас людьми».

Люди искусства не лишатся работы, ведь во всем, что касается «креатива», Интернет ненасытен. Компьютеры хороши, когда надо что-то скопировать или помочь техническими средствами, но создавать новые формы искусства им не под силу. Искусство вдохновляет, ставит в тупик, пробуждает эмоции и возбуждает; компьютер на это не способен, поскольку ни одна из этих задач не решается без здравого смысла.

Романисты, сценаристы и драматурги тоже не останутся без работы, поскольку достоверное описание человеческих чувств и конфликтов, побед и поражений также не под силу компьютеру, как не под силу и вообще моделирование человеческой природы, понимание мотивов и намерений. Компьютер не может определить, что заставляет человека плакать или смеяться, поскольку сам он ни того ни другого не умеет и не понимает, что смешно, а что грустно.

Люди, профессии которых связаны с человеческими отношениями, к примеру, юристы, также не останутся без работы.

Конечно, робоюрист сможет ответить на простейшие вопросы по законам и юридической процедуре, но законы постоянно изменяются вместе с социальными стандартами и моралью. В конечном итоге интерпретация закона сводится к ценностной оценке, в которой компьютеры не сильны. Если бы закон всегда был понятен и неизменен, а его толкования четки и однозначны, суды, судьи и присяжные вообще не были бы нужны. Робот не может заменить присяжных, потому что те должны представлять здравый смысл и моральные принципы определенной группы людей, а они меняются со временем. Так, судью Верховного суда Поттера Стюарта (Potter Stewart) однажды попросили дать определение порнографии. Он не смог этого сделать, но сказал: «Увидев, я ее без труда узнаю».

Кроме того, по закону роботам вряд ли будет разрешено участвовать в отправлении правосудия, поскольку в нем соблюдается фундаментальный принцип: присяжными должны быть обычные люди, уважаемые члены общества. Поскольку компьютеры нам не ровня, для них эта область будет закрыта.

На первый взгляд закон может показаться строгой системой с четкими формулировками и определениями. Но это лишь на первый взгляд, поскольку толкование как определений, так и положений закона постоянно меняется. Конституция США, к примеру, представляется четким и однозначным документом, тем не менее Верховный суд то и дело делится практически пополам и не может прийти к единому мнению. Ему непрерывно приходится заново интерпретировать каждое слово и каждую фразу Конституции. Человеческие ценности очень изменчивы; в этом несложно убедиться, если вспомнить, что в 1857 г. Верховный суд США постановил, что рабы никогда не станут гражданами Соединенных Штатов. Чтобы изменить это решение, потребовалась Гражданская война и смерть тысяч людей.

Способность руководить и быть лидером в будущем также сохранит свою ценность. Лидерство — это умение оценить всю имеющуюся информацию, все варианты и точки зрения и принять решение, которое лучше всего соответствует поставленной цели. Быть лидером очень непросто, ведь лидер должен вдохновлять и вести за собой работников-людей, каждый из которых обладает собственными достоинствами и недостатками. Чтобы быть хорошим руководителем и лидером, нужно понимать и разбираться как в человеческой природе, так и в рыночных механизмах и во множестве других вещей. Это не под силу ни одному компьютеру.

Все это означает, что целые области человеческой деятельности, такие как индустрия развлечений, ждут глубочайшие перемены. К примеру, музыкальное искусство с незапамятных времен опиралось на отдельных музыкантов, которые путешествовали из города в город и выступали перед публикой. Бродячие актеры и музыканты всю жизнь проводили в пути, и жизнь эта была нелегкой. Да и вознаграждался их труд очень скромно. Освященные веками обычаи изменились в одночасье с изобретением Томасом Эдисоном нового чуда техники — фонографа. Внезапно записи знаменитого певца стали доступны миллионам, а его доходы невероятно выросли. Всего за одно поколение рок-певцы стали символом успеха и богатства. Звезды, которые всего поколение назад тихо прожили бы жизнь простыми официантами, вдруг превратились в кумиров молодежи.

К несчастью, музыкальная индустрия не прислушалась к предсказаниям ученых, твердивших о том, что когда-нибудь музыку можно будет без труда передавать через Интернет, подобно электронным письмам. Крупные компании, вместо того чтобы готовиться к онлайн-продажам и учиться зарабатывать деньги в Интернете, пытались привлечь к суду фирмы-выскочки, предлагавшие музыку гораздо дешевле, чем на лазерных дисках. Занятие это было так же безнадежно, как попытка остановить океанский прилив. Именно недальновидностью объясняется нынешняя неразбериха в музыкальной индустрии.

(Однако в этом есть и хорошая сторона. Сегодня неизвестный исполнитель может подняться на самую вершину популярности в обход фактической цензуры крупных музыкальных компаний. В прошлом музыкальные магнаты практически сами выбирали кандидата на роль будущей звезды. Очевидно, в будущем выбор лучших музыкантов будет проходить более демократично — через рыночные механизмы и технологии, а не по воле менеджеров шоу-бизнеса.)

Газеты оказались сейчас перед той же дилеммой. Традиционно они зарабатывали не столько на продаже тиража, сколько на рекламе, особенно в тематических рекламных рубриках. Но сейчас каждый может скачать из Интернета свежие новости совершенно бесплатно и рассказать о себе на любом из множества сайтов частных объявлений. Результат закономерен: у газет по всей стране снижаются объемы и тиражи.

Но этот процесс не может продолжаться вечно. В Интернете много случайного шума и всякой чепухи… Там мнимые пророки ежедневно пугают свою аудиторию, а всевозможные непризнанные гении пытаются протолкнуть в массы свои антинаучные идеи; рано или поздно люди начнут ценить новое качество: разум и здравый смысл. Случайные факты плохо коррелируют с разумом; устав от демагогии пустопорожних блоггеров, люди обратятся к солидным сайтам, предлагающим этот редкий товар.

Экономист Хэмиш МакРей (Hamish McRae) говорит: «На практике огромная часть этой „информации“ представляет собой полную чушь, вариант „макулатурной почты“ для интеллектуалов. — Однако он утверждает далее: — Здравый смысл и дальше будет высоко цениться: успешные финансовые аналитики, к примеру, принадлежат к самым высокооплачиваемым специалистам в мире».

Но какая судьба ожидает голливудских актеров? Неужели знаменитости, обеспечивающие кассовый успех и неизменно привлекающие внимание публики, вдруг окажутся в очереди безработных? Последние успехи компьютерной анимации настолько велики, а качество изображения человеческого тела настолько повысилось, что в это почти можно поверить. Мультяшные герои обретают объем и начинают отбрасывать тень. Так неужели актеры и актрисы скоро станут не нужны?

Вероятно, этого все же не произойдет. В компьютерном моделировании человеческого лица есть фундаментальные проблемы. Человек в процессе эволюции научился различать лица — от этого подчас зависела его жизнь. Нашим предкам приходилось мгновенно решать, друг перед ними или враг. Мы научились за несколько секунд определять возраст, пол, силу и настроение человека. Те, кто не освоил эту науку, просто не выжили и не смогли передать свои гены по наследству. Так что человеческий мозг значительную долю своей мощности тратит на распознавание и оценку лиц.

Более того, большую часть своей эволюционной истории люди, не умея еще говорить, общались между собой жестами и языком тела и очень внимательно ловили малейшие изменения выражения лица. Но компьютеры пока плохо умеют распознавать даже простые объекты; еще хуже им удается изображение и анимация правдоподобного человеческого лица. Дети, к примеру, мгновенно узнают, настоящее перед ними на экране лицо или компьютерная симуляция. (Вспомним Принцип пещерного человека. Из настоящего кино с любимым актером и мультфильма с компьютерной анимацией мы, как правило, выбираем первое.)

Тело моделировать на компьютере гораздо проще, чем лицо. Вообще, при создании реалистичных монстров и фантастических существ в фильмах Голливуд немного хитрит. Какой-нибудь актер надевает на себя обтягивающий комбинезон с датчиками движения на суставах; при каждом движении соответствующий датчик посылает сигнал в компьютер, который заставляет нарисованную фигурку проделывать на экране в точности те же движения, которые совершает актер. Примерно так снимался «Аватар».

Я однажды выступал на конференции, которую спонсировала Ливерморская национальная лаборатория, где разрабатывается ядерное оружие, и за обедом оказался за одним столиком с человеком, принимавшим участие в съемках фильма «Матрица». Он признался, что на создание поразительных спецэффектов у них ушло огромное количество машинного времени.

Одной из самых сложных сцен была сцена полета на вертолете. Вообще, сказал он, если бы понадобилось, они могли нарисовать в подробностях целый фантастический город. Но достоверно смоделировать человеческое лицо им не под силу. Дело в том, что свет, попадая на лицо, рассеивается во всех направлениях в зависимости от текстуры кожи. И для по-настоящему реалистичного изображения компьютеру потребовалось бы отследить движение каждого фотона. Поэтому каждую точку на коже лица пришлось бы описывать сложной математической функцией — настоящая головная боль для любого программиста.

Я заметил, что все это очень напоминает мою специальность, физику высоких энергий. В ускорителях элементарных частиц мы создаем мощные пучки протонов и направляем их на мишень; в результате обломки ядер разлетаются во всех направлениях. Мы вводим специальную математическую функцию (так называемый форм-фактор), описывающую движение каждой частицы.

Я спросил полушутя, нет ли связи между человеческим лицом и физикой частиц высоких энергий? Есть, ответил он. Компьютерные аниматоры используют при создании лиц на экране тот же математический аппарат, который работает и в физике высоких энергий! Мне никогда не приходило в голову, что с помощью заумных формул, которыми пользуемся мы, физики-теоретики, когда-нибудь, возможно, удастся решить проблему моделирования человеческого лица. Получается, что человек распознает лица примерно так же, как мы, физики, анализируем треки элементарных частиц.

Новые технологии, о которых мы говорили в этой книге, настолько мощны, что к концу столетия изменят человеческое общество и даже экономическую систему — капитализм. Законы спроса и предложения все те же, но расцвет науки и техники изменил капитализм Адама Смита во многих отношениях — от способа распределения до природы капитала. Вот несколько самых очевидных примеров.

•Идеальный капитализм

Капитализм Адама Смита основан на законах спроса и предложения: цена стабилизируется, когда спрос и предложение на какой-то товар выравниваются. Если товар редок и пользуется спросом, цена на него растет. Но потребитель и производитель владеют лишь ограниченной информацией о спросе и предложении на товар, поэтому цена на него может варьироваться в широких пределах. Так что капитализм Адама Смита несовершенен. В будущем, однако, ситуация будет постепенно меняться.

«Идеальный капитализм» — это когда производитель и потребитель владеют полной информацией о рынке и цены на товар совершенно стабильны и полностью обоснованы. К примеру, в будущем потребитель в любой момент сможет заглянуть в Интернет при помощи своих очков или контактных линз и получить необходимую информацию о ценах и качестве. Уже сейчас можно найти в Интернете, предположим, авиабилеты по оптимальным ценам. Со временем там можно будет получить полную информацию о любом товаре в мире. При помощи интернет-очков, настенного экрана или сотового телефона потребитель в любой момент сможет узнать о товаре все, что захочет. Так, в продуктовом магазине Интернет при помощи контактных линз подскажет вам, стоит ли покупать данный продукт по указанной цене. Преимущество здесь явно у потребителя, поскольку он сможет мгновенно узнать о продукте все — его историю, отзывы о качестве, цену относительно других точек продажи, его сильные и слабые стороны.

Производитель тоже кое-что выиграет: он сможет без особого труда и дополнительных затрат выяснять вкусы и потребности потребителей, да и сравнительный анализ цен на аналогичные товары ему не помешает. Установить разумные цены на свой товар будет намного проще. Однако в целом в выигрыше останется потребитель, который мгновенно сможет получать сравнительные данные о любых продуктах и который всегда заинтересован в минимальной цене. Производителю придется реагировать на постоянно изменяющиеся требования потребителя.

•От массового производства к массовой кастомизации

Основная черта нашей эпохи — массовое производство потребительских товаров. Генри Форд когда-то произнес знаменитую фразу о том, что клиент может приобрести форд модели Т любого цвета, если, конечно, он будет черным. Массовое производство многократно снижает цены, заменяя неэффективную старую систему гильдий и ручного труда. Но компьютерная революция изменит и это.

Сегодня, если клиент видит в продаже платье идеальной модели и чудесного цвета, но не того размера, покупка не состоится. Однако в будущем мы будем хранить точную 3D-мерку со своей фигуры на кредитной карточке или в электронном кошельке. Если понравившаяся модель одежды не подойдет по размеру, человек сможет отправить по электронной почте на фабрику свои размеры, и платье по ним будет тут же пошито. В будущем все будет прекрасно сидеть.

Сегодня массовая кастомизация непрактична: слишком дорого изготавливать новый продукт для одного клиента. Но когда все, включая клиентов и роботизированную фабрику, будут подключены к Интернету, производство товара по индивидуальному заказу по себестоимости сравняется с массовым производством.

•Массовые технологии как вопрос удобства

Когда технологии получают широкое распространение, как, к примеру, электричество или водопровод, они постепенно становятся привычным и естественным элементом жизни. Рыночные механизмы капиталистической системы усиливают конкуренцию и заставляют производителей снижать цены; технологии начинают продаваться как обычные бытовые удобства. Нас, потребителей, не интересует, откуда они берутся, кто и как их обеспечивает; мы просто платим, когда нуждаемся в них. В эту категорию очень скоро попадет и компьютерное время. Набирают популярность так называемые «облачные технологии», где большая часть используемых компьютерных мощностей находится где-то в Интернете. Облачные вычисления превращают расчеты в аналог обычной коммунальной услуги — услуги, за которую мы платим только тогда, когда в ней нуждаемся, и о которой забываем сразу же после этого. Сегодня все обстоит иначе. В большинстве своем каждый сам печатает и обрабатывает свои тексты, сам рисует на настольном или портативном компьютере, а Интернетом пользуется только тогда, когда нужно найти какую-то информацию. В будущем мы сможем постепенно вообще исключить компьютер из этой цепочки и получать информацию непосредственно из Интернета, а затем платить за использованное время. Всевозможные расчеты станут обычной услугой, потребление которой придется измерять, как потребление воды или электричества. Мы будем жить в мире, где все вокруг — бытовые приборы, мебель, одежда и т. п. — будет разумным; когда нам потребуется от вещей что-то конкретное, мы будем разговаривать с ними. Повсюду будут скрытые интернет-экраны, а клавиатура станет появляться всякий раз по первому требованию. Функция заменит форму, так что, как ни странно, компьютерная революция в конце концов приведет к исчезновению компьютеров «в облаках».

•Точный прицел на потребителя

Мы знаем, что компании всегда размещали рекламу в газетах, на радио, телевидении и т. п., часто не имея ни малейшего понятия о ее действенности. Эффективность рекламной кампании можно было оценить только по росту продаж или увеличению числа клиентов. В будущем компании получат возможность узнавать почти мгновенно, сколько людей скачало информацию с их сайта или посмотрело в Интернете на их товары. К примеру, если ваше интервью появится на интернет-радиосайте, можно будет точно узнать, сколько человек вас слушали. Компании получат возможность прицельно и очень точно выбирать свою аудиторию.

(Здесь, однако, встает другой вопрос: тонкий вопрос конфиденциальности частной жизни, который в будущем, по всей видимости, станет одним из острейших. В прошлом были опасения, что компьютерные технологии породят Большого Брата. В романе Джорджа Оруэлла «1984» на Земле царит тоталитарный режим: всюду шпионы, все свободы подавлены, а жизнь представляет собой бесконечную цепь унижений. Когда-то Интернет и правда мог превратиться в подобного вездесущего шпиона. Но в 1989 г., с падением советского блока, Национальный научный фонд, напротив, открыл его, превратив из в первую очередь военного инструмента во всемирную сеть, объединившую в себе и университеты, и коммерческие предприятия. 1990-е гг. стали свидетелями настоящего взрыва интернет-технологий. Сегодня Большой Брат невозможен, зато настоящей проблемой стали «маленькие братья» — сплетники, мелкие мошенники, желтая пресса и даже корпорации, которые собирают в сети данные, пытаясь определить наши личные вкусы и предпочтения. В следующей главе мы поговорим о том, что эта проблема в ближайшее время не решится, а будет лишь расти. Скорее всего, начнется бесконечная игра в кошки-мышки между разработчиками программного обеспечения для защиты персональных данных и теми, кто создает программы для взлома первых.)

До сих пор мы говорили только о том, что новые технологии меняют способ функционирования капитализма. Но действуют ли они на природу самого капитализма, и если действуют, то как именно? Все потрясения, порождаемые компьютерной революцией, можно охарактеризовать одной фразой: переход от вещного капитализма к интеллектуальному.

Во времена Адама Смита богатство измерялось в потребительских товарах. Цены на них постоянно колеблются, но в среднем цены последние 150 лет стабильно падали. Сегодня вы можете позволить себе завтрак, которого сто лет назад не мог позволить себе даже король Англии. Экзотические деликатесы со всего мира сегодня продаются в любом супермаркете, и никого это не удивляет. Падение потребительских цен объясняется множеством различных факторов, как то: лучше организованное массовое производство, контейнеризация перевозок, связь и конкуренция.

(К примеру, сегодняшние школьники с трудом понимают, почему Колумб готов был рисковать жизнью и здоровьем радипоиска более коротких торговых путей к пряностям Востока. Почему он не мог просто пойти в супермаркет, спрашивают дети, и купить пакетик орегано? Приходится объяснять, что во времена Колумба пряности были невероятно дороги и ценились очень высоко, потому что помогали сохранять мясо и к тому же скрывали вкус подпорченных продуктов — ведь холодильников и консервов в те времена не было. Иногда даже королям и императорам приходилось есть на обед протухшее мясо. Не было ни машин-рефрижераторов, ни контейнеров, ни подходящих судов для перевозки пряностей через океан.)

На смену капитализму материальных ценностей идет капитализм интеллектуальный. Интеллектуальный капитал — это в значительной мере именно то, чего пока не могут дать роботы и искусственный интеллект: распознавание образов и здравый смысл. Как сказал экономист из MIT Лестер Туроу, «сегодня знания и умения — единственный источник конкурентного преимущества… Сегодня оно там, где находятся лучшие мозги. Все остальное не считается».

Но почему этот исторический переход потрясает основы капитализма? Очень просто: мозги не подлежат массовому производству. Любую технику можно производить массово и продавать тоннами, но с человеческим мозгом ничего подобного проделать нельзя. Это значит, что валютой будущего будет здравый смысл. В отличие от потребительских ценностей, интеллектуальный капитал можно получить только через рождение, воспитание и обучение человеческого существа.

К примеру, в будущем программное обеспечение станет гораздо более важным, чем компьютерное и прочее «железо». Микросхемы будут продаваться контейнерами, их цена продолжит стабильно падать, но программное обеспечение по-прежнему придется создавать человеку при помощи таких «сложных» инструментов, как карандаш и бумага. К примеру, файлы, которые хранятся на вашем компьютере, могут содержать ценные планы, рукописи и данные и потому стоить сотни тысяч долларов, но сам компьютер стоит всего несколько сотен. Конечно, программное обеспечение можно легко копировать и размножать в неограниченных количествах, но создание новой программы механизировать невозможно. Для этого необходима человеческая мысль.

Согласно британскому экономисту Хэмишу МакРею, «в 1991 году Британия первой из стран мира больше заработала на невидимом экспорте (услугах), чем на видимом».

Если доля производства в экономике США за последние десятилетия уменьшилась в несколько раз, доля сектора, включающего интеллектуальный капитализм (голливудские фильмы, музыкальная индустрия, видеоигры, компьютеры, телекоммуникации и т. п.), напротив, взлетела до небес. Переход от вещного капитализма к интеллектуальному происходит постепенно, он начался еще в прошлом веке, но с каждым десятилетием этот процесс ускоряется. Туроу пишет: «С поправкой на инфляцию цены на природные ресурсы с середины 1970-х до середины 1990-х гг. упали почти на 60 %».

Некоторые государства это понимают. Возьмите послевоенную Японию, где нет почти никаких природных ресурсов; тем не менее сегодня ее экономика — одна из крупнейших в мире. Сегодняшнее богатство Японии — свидетельство трудолюбия, предприимчивости и единства ее народа, а не результат продажи ее подземных богатств.

Увы, многие страны не осознают этой фундаментальной особенности и не готовят своих граждан к будущему, полагаясь вместо этого на материальные ценности. Это означает, что государства, богатые природными ресурсами, но не понимающие происходящего, в будущем, возможно, скатятся к бедности.

Некоторые осуждают информационную революцию и говорят, что в будущем возникнет пропасть между «цифровыми богачами» и «цифровыми бедняками», т. е. между теми, кто имеет доступ к компьютерным мощностям, и теми, кто такого доступа не имеет. Эта революция, утверждают они, только расширит проблемные зоны и создаст новое неравенство, чреватое полным разрывом ткани общества.

Но это лишь очень узкий взгляд на реальную проблему. Компьютерные мощности удваиваются каждые полтора года, так что даже дети из бедных семей получают доступ к компьютеру. Давление среды и низкие цены вынуждают этих детей пользоваться компьютером и Интернетом. В одном из экспериментов были выделены средства на приобретение портативного компьютера в каждый класс школы. Несмотря на самые лучшие намерения экспериментаторов, программа, по общему признанию, провалилась. Во-первых, компьютер обычно стоял без дела где-нибудь в уголке, потому что учитель сам зачастую не знал, как с ним обращаться. Во-вторых, большинство учащихся имели доступ к компьютеру дома или через друзей и попросту игнорировали школьный лэптоп.

Однако настоящая проблема — это рабочие места. Рынок рабочей силы претерпевает перемены, и процветание в будущем ждет те страны, которые сумеют этим воспользоваться.

Для развивающихся стран единственная доступная стратегия — построить прочный фундамент при помощи материального производства, а затем воспользоваться им для перехода к интеллектуальному капитализму. Китай, к примеру, успешно идет по этому непростому пути: строит тысячи заводов и производит самые разные товары для мирового рынка, при этом используя полученные доходы для создания сектора услуг из сферы интеллектуального капитализма. 50 % аспирантов-физиков в США — иностранцы (в основном потому, что в США просто не хватает собственных выпускников). Большинство иностранных аспирантов приехали из Китая и Индии. Некоторые из этих ребят уже вернулись на родину, чтобы создавать там совершенно новые интеллектуальные отрасли.

Переход к интеллектуальному капитализму значительно сократит количество неквалифицированных рабочих мест. Новые технологии, возникавшие в каждом столетии, создавали в экономике и в жизни людей чудовищные диспропорции. К примеру, в 1850 г. 65 % американской рабочей силы было занято в сельском хозяйстве, а сегодня на фермах работает всего 2, 4 %. Сходные процессы будут происходить и в этом столетии.

В XIX веке в США хлынула новая волна иммиграции; быстро растущая экономика страны позволяла принять и занять всех этих людей. В Нью-Йорке, к примеру, иммигранты могли найти работу в легкой промышленности. В растущей экономике любой человек, независимо от уровня образования, мог найти себе занятие, было бы желание честно работать. Существовал как бы конвейер, принимавший иммигрантов из европейских гетто и трущоб и превращавший их в представителей процветающего среднего класса Америки.

Экономист Джеймс Грант (James Grant) сказал: «Продолжительная миграция рук и мозгов с полей на заводы, в офисы и классные комнаты — это постоянный рост производительности… Технический прогресс — оплот современной экономики. Но это верно уже почти 200 лет».

Сегодня значительной части неквалифицированных рабочих мест уже нет. Более того, изменился характер экономики. Многие неквалифицированные рабочие места с подачи корпораций, ищущих дешевую рабочую силу, переехали за океан. Заводы, где требовались рабочие, давно исчезли.

Много лет люди добивались для себя равных возможностей, без фаворитизма и дискриминации. Но если рабочие места можно одним росчерком пера отправить за океан, получается, что равные возможности теперь распространяются также на Китай и Индию. Это хорошо для тамошних рабочих, которые получают возможность воспользоваться этим социальным конвейером, но в США может вызвать обратный эффект: города опустеют.

Потребитель от этого выигрывает. При глобальной конкуренции товары и услуги становятся дешевле, а производство и распределение — более эффективными. Попытки поддержать устаревший бизнес и слишком высокооплачиваемые рабочие места порождает лишь самоуспокоенность, напрасные расходы и неэффективность. Субсидирование неуспешных производств лишь оттягивает болезненный крах и только ухудшает ситуацию.

В секторе услуг высокооплачиваемые вакансии для квалифицированных работников зачастую остаются незанятыми из-за нехватки подготовленных специалистов. Система образования готовит недостаточно специалистов в той или иной области, так что компаниям приходится обходиться менее образованными сотрудниками. Корпорации остро нуждаются в работниках, которых система образования или вообще не готовит, или готовит слишком мало. Даже в кризисной экономике есть рабочие места, которые просто некому занять.

Тем не менее ясно одно. В постиндустриальной экономике многие рабочие места (в основном это рабочие должности на заводах) исчезли навсегда. Экономисты не один год играли мыслью о «реиндустриализации Америки», пока не поняли окончательно, что «жизнь невозможно повернуть назад». США и Европа уже несколько десятилетий как совершили переход от индустриальной в значительной степени экономики к экономике услуг, и с этим уже ничего нельзя поделать. Расцвет промышленности миновал навсегда.

Вместо того чтобы пытаться вернуть вчерашний день, нужно переориентировать экономику и вкладывать деньги в те ее сектора, которые максимально увеличивают интеллектуальный капитал. В XXI веке эта задача будет одной из самых сложных для правительства, и простых решений здесь быть не может. С одной стороны, она означает кардинальную перестройку всей системы образования, так чтобы любой человек мог сменить профессию, а выпускники не попадали бы прямо со школьной скамьи в очереди безработных. Интеллектуальный капитализм не означает работу только для программистов и ученых; в нем полно рабочих мест в самых разных видах деятельности, связанных с креативностью, художественными способностями, инновациями, лидерством и анализом — т. е. здравым смыслом. Образование должно готовить молодых людей к вызовам XXI в., а не превращать их в неудачников. В первую очередь пересмотра требуют программы обучения по естественным наукам. Учителям тоже придется проходить переподготовку, чтобы в технологическом обществе будущего оказаться на своем месте. (Очень печально, что в Америке на слуху старая поговорка: «Тот, кто может, делает. Тот, кто не может, учит».)

Лестер Туроу как-то сказал: «Успех или неудача зависят от того, насколько успешно страна совершает переход к интеллектуальному производству будущего, а не от размеров какого-то конкретного сектора экономики».

Это означает, что мы нуждаемся в новой волне предпринимателей-новаторов, которым предстоит создавать новую промышленность и новый капитал на базе новых технологических достижений. Необходимо разбудить энергию и энтузиазм этих людей и позволить им стать на рынке ведущей силой.

К несчастью, многие страны не хотят идти по описанному пути, полагаясь вместо этого исключительно на материальные ценности. Но поскольку цены на товары в среднем падают уже 150 лет, экономики этих стран со временем будут сокращаться; в конце концов самым упорным из них суждено остаться на обочине пути, по которому пройдет весь мир.

Такой участи можно избежать; чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на послевоенную Германию и Японию.

За время жизни всего одного поколения они сумели выйти в первые ряды колоссов мировой экономики. Или взгляните на сегодняшний Китай, экономика которого несется вперед и растет на 8–10 % в год, компенсируя 500 лет экономического застоя. Государство, которое прежде презрительно именовали «азиатским больным», еще через поколение пополнит ряды развитых стран.

У тех перечисленных обществ есть немало общих черт: это сплоченные страны с трудолюбивым народом, производящие вещи, которые пользуются в мире огромным спросом. Все они делают упор на образование, объединение страны и народа и на экономическое развитие.

Британский экономист и журналист МакРей пишет: «Прежние двигатели роста — земля, капитал, природные ресурсы — больше не имеют значения. Земля почти ничего не значит, потому что рост урожайности и промышленные технологии в сельском хозяйстве позволяют производить гораздо больше продуктов, чем требуется. Капитал потерял значение, потому что на перспективные проекты его можно получить в почти неограниченных количествах на международных кредитных рынках — разумеется, за определенную мзду… Эти количественные показатели, которые традиционно обеспечивали богатство наций, сменяются целой серией качественных черт, которые сводятся в конечном итоге к качеству, организованности, мотивированности и самодисциплине живущих в стране людей. Это подтверждается тем, что уровень человеческих умений и навыков в производстве, в секторе частных услуг и в общественном секторе приобретает все большее значение».

Однако не все государства идут по этому пути. Некоторыми странами руководят некомпетентные лидеры, другие настолько ограниченны в культурном и этническом плане, что становятся просто недееспособными, третьи не производят ничего, что пользовалось бы спросом в мире. Вместо того чтобы инвестировать в образование, они вкладывают деньги в содержание огромных армий и производство оружия, цель которого — держать в страхе народ и охранять привилегии власть имущих. Вместо того чтобы инвестировать средства в инфраструктуру и ускорять индустриализацию страны, они увязают в коррупции и делают все, лишь бы остаться у власти. Возникает не меритократия, а клептократия.

Печально, но эти коррумпированные правительства промотали значительную часть западной помощи, какой бы малой она ни была. Футуристы Альфред и Хейди Тоффлер (Alfred Toffler, Heidi Toffler) отмечают, что с 1950 по 2000 г. бедные страны получили от богатых более 1 трлн долларов помощи. Но, замечают они, «Всемирный банк говорит нам, что около 2, 8 млрд человек — едва ли не половина населения планеты — по-прежнему живет на два доллара в день или даже меньше. Из них 1, 1 млрд человек выживают в чрезвычайной или абсолютной нищете, меньше чем на один доллар в день».

Разумеется, развитые страны могут немало сделать для развивающихся, и ясно, что бесконечное обсуждение этой проблемы мало что дает для ее решения. Но, откровенно говоря, основную ответственность за развитие каждой страны должно нести ее руководство. Вспомним старую пословицу: «Дайте мне рыбу, и я буду сыт сегодня. Научите меня ловить рыбу, и я буду сыт всегда». Это означает, что вместо простой помощи развивающимся странам упор надо делать на образование и поддержку в развитии национальной промышленности, чтобы эти страны могли стать самодостаточными[50].

Не исключено, что развивающиеся страны смогут воспользоваться достижениями информационной революции. В принципе, у них есть шанс обогнать развитые страны во многих отношениях. В развитом мире телефонным компаниям приходилось тянуть телефонные провода к каждому дому и к каждой ферме, что тяжело и недешево. Но развивающейся стране сегодня нет нужды опутывать себя бесконечными проводами, ведь технология сотовой связи прекрасно работает в любой местности без всяких дорог и инфраструктуры.

Кроме того, развивающимся странам незачем перестраивать или ремонтировать устаревшие объекты инфраструктуры. К примеру, подземкам Нью-Йорка и Лондона уже больше ста лет, и они давно нуждаются в капитальной реконструкции. Их обновление сегодня будет стоить больше, чем стоило бы строительство новой системы. А развивающаяся страна может создать подземную транспортную систему с нуля, на базе новейших технологий, с применением новых материалов и строительной техники. Новая транспортная система и в обслуживании окажется гораздо дешевле, чем метрополитены столетней давности.

Китай, к примеру, извлек урок из всех градостроительных ошибок Запада и построил Пекин и Шанхай гораздо дешевле, чем стоит нам строительство крупного города. Сегодня Пекин строит одну из крупнейших и самых современных подземных транспортных систем в мире; китайцы с успехом применяют созданные на Западе компьютерные технологии, чтобы как можно лучше обслуживать стремительно растущее городское население.

Интернет — еще одна область, где развивающиеся страны могут уйти вперед, избежав всех ошибок Запада, особенно в сфере науки. Прежде ученым из развивающихся стран приходилось полагаться на примитивную почтовую систему, при которой адресат ждал получения выписанных научных журналов несколько месяцев. Журналы эти были дорогими и узкоспециализированными, так что только крупнейшие библиотеки могли позволить себе их выписывать. Сотрудничество с западными учеными было практически невозможно. Только очень богатые или чрезвычайно амбициозные могли получить место в западном университете и работать под руководством знаменитых ученых. Теперь любой желающий в любом конце света может получать научные журналы буквально в момент их выхода, и притом бесплатно. А через Интернет можно сотрудничать с западными учеными даже в том случае, если лично вы никогда не встречались.

Будущее открыто всем. Как мы уже говорили, Кремниевая долина в ближайшие несколько десятилетий может стать очередным Ржавым поясом; век кремния заканчивается, и пока не ясно, какие страны в будущем займут лидирующее положение. В эпоху холодной войны сверхдержавами были те, кто мог оказывать военное влияние по всему миру. Но после развала Советского Союза стало ясно, что в будущем на вершину будут подниматься те, кто в первую очередь занимается строительством своей экономики, которая, в свою очередь, определяется уровнем развития науки и техники.

Итак, кто они, лидеры завтрашнего дня? Это страны, которые сумеют оценить ситуацию и правильно выстроить свою политику. К примеру, США сумели удержать лидерство в науке и технике, несмотря на то что при оценке знаний по основным предметам, таким как физика и математика, американские школьники обычно оказываются далеко не на первых местах. В 1991 г., к примеру, по результатам экзаменов 13-летние американские школьники оказались на 15-м месте по математике и 14-м по физике — немного лучше иорданских школьников, которые по обоим предметам оказались на 18-м месте. (Следует отметить, кстати, что места здесь распределяются примерно по числу учебных дней в школах соответствующих стран. В Китае, занявшем первое место, школьники учатся в среднем 251 день в году, тогда как в США — только 178.)

Кажется чудом, что при таких весьма скромных результатах США продолжают удерживать международное лидерство в науке и технике, — но лишь до тех пор, пока не сообразишь, что сюда привлекают ученых со всего света и что большая их часть — иммигранты, результат так называемой «утечки мозгов». У США есть «секретное оружие», известное как виза Hi В, или «виза для гения». Если вы можете доказать, что обладаете особым талантом, способностями или научными знаниями, вы можете вне очереди получить такую визу. Именно таким образом постоянно пополняются наши научные ряды. В Кремниевой долине, по приблизительным оценкам, около половины составляют иммигранты, там много специалистов из Тайваня и Индии. По всей стране 50 % аспирантов-физиков приехали из других стран. В Городском университете Нью-Йорка, где я работаю, этот показатель приближается к 100 %.

Некоторые конгрессмены выступают за отмену визы HiB, потому что, по их мнению, они отнимают рабочие места у американцев; эти люди просто не понимают ее истинной роли. Как правило, найти американцев, достаточно квалифицированных для работы на высших должностях в Кремниевой долине, невозможно, и зачастую эти должности просто остаются незанятыми. Бывший канцлер Германии Герхард Шрёдер пытался ввести в иммиграционный закон своей страны положение об аналогичной визе, но этому помешали те, кто считает, что такая мера отняла бы рабочие места у немцев. Опять же, противники предложения Шрёдера не поняли, что немцев на эти рабочие места часто найти невозможно, и они остаются незанятыми. Иммигранты по визе HiB не занимают чужих рабочих мест, они создают новые отрасли.

Но виза HiB — лишь временная мера. США не могут до бесконечности жить за счет иностранных ученых, многие из которых начинают возвращаться в Китай и Индию (по мере того как экономика этих стран стабилизируется и растет). Утечка мозгов — вещь ненадежная. Это означает, что США придется со временем полностью перестраивать свою архаичную и косную систему образования. Теперь же плохо подготовленные выпускники школ наводняют рынок труда и университеты, создавая попросту затор. Работодатели постоянно стонут: им приходится целый год натаскивать своих новых работников, чтобы они могли влиться в общий ритм. А университеты получают дополнительную нагрузку — необходимость создавать все новые коррекционные курсы, единственная задача которых — компенсировать недостатки школьного образования.

К счастью, со временем наши университеты и компании неплохо исправляют то, что успевает испортить средняя школа, но по существу все это — напрасная трата времени и способностей. Чтобы США и в будущем оставались конкурентоспособными, необходимо в корне изменить систему начального и среднего образования.

Говоря по справедливости, США до сих пор обладают серьезными преимуществами. Однажды на коктейле в нью-йоркском Музее естественной истории я встретил предпринимателя в области биотехнологий из Бельгии. Я спросил, почему он уехал из страны, ведь в Бельгии активно развиваются и биотехнологии, и соответствующая промышленность. Он сказал, что в Европе практически нереально получить второй шанс. Поскольку все знают и тебя, и твою семью, одной ошибки достаточно, чтобы потерять все. Куда бы ты ни поехал, твои ошибки всюду следуют за тобой. А в США, сказал он, можно чуть не каждый день менять себя и начинать все заново. Людям нет дела до того, кем были твои предки. Их интересует только, что ты можешь для них сделать. Это очень бодрит, сказал он, именно поэтому многие европейские ученые уезжают в Соединенные Штаты.

На Западе существует выражение: «Скрипучее колесо смазывают». Но на Востоке есть другое выражение: «Гвоздь, который торчит наружу, забивают». Эти две поговорки диаметрально противоположны по содержанию, но довольно точно отражают основные черты западного и восточного менталитета.

По школьным оценкам азиатские школьники, как правило, намного превосходят своих западных ровесников. Однако их знания — книжные и получены в результате зубрежки, а такими методами можно подняться лишь до определенного уровня. Чтобы достичь более высокого уровня в науке и технике, человеку потребуется креативность, воображение и изобретательность, которые восточная система не развивает вообще. Так что Китай, хотя и догонит со временем западные страны по производству дешевой массовой продукции — точных копий западных разработок, все равно сохранит отставание от Запада на несколько десятков лет по креативности, умению разрабатывать новые изделия и придумывать новые стратегии.

Однажды я был участником конференции в Саудовской Аравии, где выступал также Ли Куан Ю, премьер-министр Сингапура с 1959 по 1990 г. В развивающихся странах он популярен не меньше, чем какая-нибудь рок-звезда, — с его участием ковался новый современный Сингапур, занимающий одно из первых мест в научном мире. Кроме того, Сингапур сегодня — пятая по уровню благосостояния страна, если говорить о валовом национальном продукте на душу населения. Аудитория старалась расслышать каждое слово, произнесенное этим легендарным человеком.

Он говорил о давних временах, вспоминал послевоенные годы, когда на Сингапур в мире смотрели как на заштатный порт, знаменитый в первую очередь пиратством, контрабандой, пьяными матросами и другими неприглядными вещами. А группа его коллег мечтала о том дне, когда этот крошечный морской порт сможет поравняться с Западом. У Сингапура нет значительных природных ресурсов; его главный ресурс составляли люди, трудолюбивые, но малообразованные. Группа молодых политических лидеров преодолела невероятный путь, взяла сонную заштатную страну и за одно поколение превратила ее в настоящий оплот науки. Это, возможно, самый интересный пример социального инжиниринга в истории человечества.

Ли Куан Ю и его партия начали систематически перестраивать страну, делая упор на науку и образование и сосредоточившись на высокотехнологичном производстве. Всего за несколько десятилетий в Сингапуре появилось множество высокообразованных технических специалистов, что позволило ему стать одним из ведущих экспортеров электроники, продуктов химического производства и биомедицинского оборудования. В 2006 г. Сингапур производил 10 % всех мировых полупроводниковых пластин для компьютерной промышленности.

Проблем перед ними на пути модернизации страны стояло множество, признался Ли. Чтобы обеспечить общественный порядок, пришлось ввести драконовские законы, запретив все, от плевания на улицах (что наказывается публичной поркой) до продажи наркотиков (наказание — смерть). Но он отметил также одну очень важную вещь. Выяснилось, что ведущие мировые ученые с готовностью посещают Сингапур, но почти никто не соглашался остаться. Позже Ли узнал почему: в Сингапуре не было культурной жизни и развлечений, которые могли бы удержать интеллектуалов. Это навело его на мысль целенаправленно стимулировать развитие всевозможных культурных благ, достойных современного государства (балетные труппы, симфонические оркестры и т. п.), чтобы лучшие ученые мира захотели пустить в Сингапуре корни. В мгновение ока в стране появились всевозможные культурные организации и мероприятия, и все это с единственной целью — удержать научную элиту.

Далее он понял, что дети в Сингапуре слепо повторяют за учителями слова, которые не понимают, и никогда не подвергают сомнению общепринятое мнение, не выдвигают новых идей. Осознав, что Восток вечно будет тащиться в хвосте Запада, если его ученые будут способны лишь повторять достижения других, Ли устроил настоящую революцию в образовании: креативных учащихся выделяли на самых ранних стадиях и позволяли им двигаться вперед за мечтой в собственном темпе. Осознав, что нестандартный ученик вроде Билла Гейтса или Стива Джобса был бы наверняка раздавлен удушающей образовательной системой Сингапура, он попросил учителей заняться целенаправленным отбором будущих гениев, способных оживить экономику страны своим научным воображением.

Урок Сингапура подходит не для всех. Это всего лишь небольшой город-государство, где горстке мечтателей оказалось под силу полностью перестроить страну. Кроме того, не всякий захочет, чтобы его пороли за каждый плевок на улице. Тем не менее Сингапур — наглядный пример того, чего можно добиться, если по-настоящему захотеть поставить информационную революцию себе на службу.

Как-то в Институте перспективных исследований в Принстоне мне довелось завтракать с Фрименом Дайсоном. Он пустился в воспоминания о своей долгой научной карьере и упомянул один факт, который меня довольно сильно встревожил. Перед войной, учась в британском университете, Дайсон обнаружил, что лучшие умы Англии не хотят заниматься точными науками вроде физики или химии, а предпочитают им выгодную работу в финансовой и банковской сфере. Если предыдущее поколение создавало капитал в форме электрических и химических заводов, изобретало новые электромеханические машины, то новое поколение стремится управлять деньгами других людей. Дайсон сетовал и говорил, что это было признаком упадка великой Британской империи. Потеряв научную базу, Англия была не в состоянии и дальше сохранять статус мировой державы.

Следующая фраза, сказанная им, привлекла мое внимание. Он заметил, что сейчас он наблюдает такую ситуацию второй раз в жизни. Лучшие умы Принстона не пытаются больше разбираться со сложными проблемами физики и математики, а всеми силами стремятся сделать карьеру в инвестиционно-банковской сфере. Возможно, это тоже признак упадка; лидеры общества уже не в состоянии стимулировать инновации и технические новинки, которые, собственно, и обеспечили процветание общества.

Это вызов, на который нам всем придется ответить в будущем.

Примечания:

4

Или на другом земном языке, в зависимости от того, где снят фильм. — Прим. пер.

5

Но никуда не денется разница в восприятии мира и в жизненном опыте, заставляющая людей реагировать по-разному на одну и ту же ситуацию, ставшую понятной им из разговора. — Прим. пер.

49

Мусульманская религиозная община. — Прим. пер.

50

Автор тщательно обходит стороной тот факт, что сами США не являются самодостаточными и просто не могут свести концы с концами. После наступления кризиса 2008 г. расходы американского бюджета постоянно превышают доходы на 50–70 %, а месячный объем заимствований превосходит месячный же доход бюджета в три-четыре раза. — Прим. пер.