Мировоззрение, из которого я исхожу, разрабатывая учение о перевоплощении, можно назвать словом персонализм. Согласно этому учению, весь мир состоит из личностей (persona), действительных или потенциальных (возможных). Под словом «потенциальная личность» разумеется при этом существо, способное, развиваясь, стать с течением времени действительною личностью. Примером такого мировоззрения может служить философия Лейбница, согласно которой весь мир состоит из монад и каждая монада есть действительная или потенциальная личность.

Как уже сказано во Введении, книга эта будет написана с крайнею степенью популярности. Поэтому я не буду приводить здесь сложных и трудных доказательств в пользу персонализма. Я буду только излагать основные понятия персонализма так, чтобы смысл каждого философского слова, употребляемого мною как философский термин, был вполне ясен читателю. Лица, не имеющие философского образования, часто не понимают самых простых философских мыслей только потому, что философские термины для них чужды и оторваны от их опыта. Поэтому я буду разъяснять каждый термин с такою подробностью, какой обыкновенно не было в других моих книгах; что же касается доказательств моих учений, я буду указывать, в каких моих книгах и статьях можно найти их.

Начнем с понятия действительной личности. Под словами действительная личность мы будем разуметь всякое существо, способное сознавать абсолютные ценности и долженствование, руководиться ими в своём поведении. Абсолютными ценностями называются те ценности, которые суть добро для всех существ, способных воспринять или использовать их; таковы, напр., истина, нравственное добро, красота, свобода.

Сознание долженствования вовсе не означает ещё, что действительная личность всегда исполняет свой долг; она может часто нарушать долг, но при этом хоть изредка чувствует раскаяние или, по крайней мере, чувство неловкости, которое свидетельствует о том, что где-то в глубине души таится сознание долга. Примером действительной личности может служить человек. Займемся анализом человеческой личности с целью найти то ядро личности, которое совершает процесс перевоплощения. Положим, до моего уха доносятся слабые звуки музыки. Я внимательно прислушиваюсь к ним и замечаю, что это – патетическая соната Бетховена; я испытываю восторг при восприятии некоторых частей ее; но вот мне подают письмо, из которого я узнаю о болезни друга; я опечален этим и тотчас решаю навестить друга, надеваю пальто и иду к нему. Мои переживания и действия, именно усилие внимания, воспринимание музыки, чувство восторга, чтение письма, чувство печали, хотение навестить друга, надевание пальто, ходьба, все имеют временную форму: в самом деле, они возникают во времени, длятся некоторое время и, наконец, прекращаются. С большею или меньшею скоростью они сменяют друг друга. Но, кроме этих изменчивых явлений, в моей личности есть ещё и неизменное ядро, именно – моё я, которому принадлежат эти переживания и действия: я – внимателен к музыке, я – восторгающийся, я – читающий письмо, я – печалящийся, я – желающий навестить друга, я – исполняющий это желание, именно надевающий пальто и идущий к другу. В основе этого рода изменчивых событий [2] находится одно и то же я: тот самый я, который вначале с восторгом слушал музыку, в конце идёт опечаленный к другу; переживания мои и действия имеют временную форму и сменяются, а само моё я не имеет временной формы, оно незыблемо стоит над временем как одно и то же тождественное я.

Глубокое различие между временным бытием и невременным станет ясно тому, кто отдает себе отчёт в том, какое строение имеет время. Как и пространство, время делимо до бесконечности; оно состоит из отрезков, находящихся вне друг друга, напр., минута состоит из первой, второй, третьей и т. д. секунды; но и секунда состоит из одной десятой секунды и т. д. В свою очередь десятая секунды тоже состоит из отрезков, длящихся одну сотую секунды и т. д. Бытие, имеющее временную форму, напр., звук, длящийся одну минуту, состоит из таких отрезков временного процесса – из звучания, длящегося первую секунду, вторую секунду и т. д. Когда наступает звучание, во второй секунде, звук первой секунды уже перестал существовать, стал прошлым; следовательно, бытие его целиком находится вне бытия второй секунды; это другой звук, хотя, конечно, он может быть так сходным со звуком первой секунды, что оба они подходят под одно и то же понятие и обозначаются одним и тем же словом, напр. тон 1а₃, данный камертоном. Все перечисленные выше переживания, усилие внимания, длящееся одну минуту, печаль, надевание пальто и т. п., состоят из таких отрезков, отпадающих в область прошлого, а само моё я не состоит из отрезков, оно есть одно и то же неделимое я, не текущее во времени и потому объединяющее все свои переживания как единый поток своей жизни, способное вспоминать своё прошлое и даже более или менее предвидеть своё будущее.

Мое я само не имеет временной формы, но оно тесно связано с нею в том смысле, что я распоряжаюсь временною формою, я придаю её своим переживаниям и действиям, напр. могу продлить усилие своего внимания или прекратить его, могу ускорить или замедлить надевание пальто и т. п. Итак, я есть существо сверхвременное, придающее временную форму своим жизненным проявлениям.

Аналогичные рассуждения применимы и к пространственной форме. Пространство тоже делимо до бесконечности и состоит из отрезков, находящихся вне друг друга. Линия в один метр длиною может быть разделена на 100 сантиметров, каждый сантиметр может в свою очередь тоже быть разделен на сто отрезков и т. д. до бесконечности, и каждый отрезок сполна находится вне других отрезков. Наше я очевидно не имеет такой формы: оно не шарообразное, не кубическое и т. п. Оно вообще не имеет никакой пространственной формы, но распоряжается ею, придавая её тем своим действиям, которые суть не психический, а физический, т. е. материальный процесс. Таковы, напр., мои движения рукою, которым я могу придавать весьма разнообразные пространственные формы. Итак, я есть существо сверхпространственное, придающее пространственную форму некоторым своим жизненным проявлениям.

Те проявления нашего я, которые имеют только временную форму и не имеют пространственной формы, напр. чувство радости, суть психические (душевные) процессы, а те проявления, которые имеют пространственно-временную форму, напр. движение рукою, суть материальные процессы. Само собою разумеется, наше я производит большинство своих душевных и материальных проявлений не одними своими силами, а в союзе со своим телом, т. е. в сочетании с множеством более или менее подчиненных нам существ, о которых речь будет позже. Теперь мы будем продолжать изучение основного ядра нашей личности, именно исследование того, что следует называть словом «я» в точном смысле.

Я есть существо сверхвременное и сверхпространственное, абсолютно неделимое, т. е. не могущее быть реально разложенным на части, но, конечно, имеющее множество свойств. Я есть творец своих проявлений во времени и пространстве, напр. своих усилий внимания, чувств, хотений, движений и т. п. Оно есть также носитель этих проявлений как своих состояний, что и выражается языком, когда мы говорим: я внимателен, я опечален, я иду к другу и т. п.

Сверхвременное и сверхпространственное существо, которое есть носитель многих свойств, творец многих событий в пространстве и времени и носитель этих событий как своих состояний, должно быть обозначено термином субстанция. Итак, наше я есть субстанция.

Читатель, мало знакомый с философией, услышав слово «субстанция», подумает: «Началось! теперь пойдет речь о чём-то непонятном, скорее всего о чём-то, что выдумано философами и вовсе не существует в природе». Даже ученые, особенно натуралисты, пренебрежительно относятся к этому понятию. Между тем, и в науке и в составе почти каждой нашей мысли содержится представление о субстанции, но громадное большинство людей не анализировало свои представления о предметах мира до такой глубины, чтобы выработать понятие субстанции. Когда натуралист говорит, напр., об электроне, как имеющем свойство отталкивать другие электроны и притягивать протоны, он мыслит электрон как носителя нескольких свойств, а его акты отталкивания и притягивания он мыслит как производимые одним и тем же деятелем; это значит, что он представляет себе электрон как субстанцию. Когда мы кладем кусочек льда на горячую плиту и он превращается сначала в жидкость, а потом в пар, мы говорим, что одна и та же вода находилась сначала в твердом, потом в жидком и, наконец, в парообразном состоянии, мы представляем себе, что в воде, кроме различных состояний, т. е. процессов, сменяющих друг друга во времени, есть в основе тожественное, неизменное ядро, т. е. субстанция.

Что именно составляет в данном предмете его субстанциальную основу, трудно бывает найти. Несколько десятков лет тому назад многие сказали бы, что, напр., вода состоит из атомов водорода и кислорода и эти атомы суть субстанции. В наше время скажут, что и атом разложим на электроны, протоны и т. п. и не атом, а эти элементы атома суть субстанции. Ещё более трудно установить, что следует разуметь под словом «субстанция». Различные философы весьма различно определяют это понятие. Некоторые философы пытаются даже совсем устранить его; они утверждают, что мир состоит только из событий и никаких сверхвременных причин событий и носителей событий нет [III]. У некоторых лиц явилась привычка думать, что слово «субстанция» означает пассивный субстрат (подкладку) событий и свойств. Между тем, как это показал Лейбниц, под словом «субстанция» следует разуметь носителя творческой силы, производящего события. В моей философии особенно подчеркнуто понятие творческой свободы существ, из которых состоит мир. Поэтому я буду избегать слова «субстанция», которое производит впечатление какой-то Мертвой абстракции, и вместо него буду употреблять термин субстанциальный деятель.

Итак, человеческая личность, поскольку мы имеем в виду само я человека, творящее свою жизнь во времени и пространстве, есть субстанциальный деятель. Сверхвременные и сверхпространственные субстанциальные деятели творят своижизненные проявления, чувства, мысли, поступки во времени и пространстве; следовательно, они составляют более основной слой бытия. Это различение между бытием основным и производным имеет существенное значение в онтологии (так называется та часть метафизики, в которой излагается учение о бытии) и потому должно быть закреплено в уме и памяти посредством специальных терминов: условимся называть события, т. е. все временное и пространственно-временное, термином реальное бытие, а все невременное и непространственное термином идеальное бытие.

К области идеального, т. е. невременного и непространственного бытия, принадлежат, кроме субстанциальных деятелей, ещё множество идей, напр. математические идеи и вообще все бытие, выразимое в общих понятиях. Число пять, напр., или, точнее, идея пятеричности есть не временной, процесс, а одна из форм множественности, применимая ко всему, что есть в мире: могут существовать пять человек, пять берез, пять домов, пять песен, пять желаний и т. п., и т. п. И все эти предметы, где бы они ни находились, к какой бы области мира они ни принадлежали, имеют одну и ту же численно тожественную форму пятеричности. Это возможно потому, что форма пятеричности, будучи идеальным бытием, не замкнута ни в каком пространстве и времени, а потому может служить для оформления любых предметов, находящихся в любом месте пространства и времени.

Кроме идей, определяющих форму предметов (формальные идеи), есть ещё идеи, определяющие содержание предметов (материальные идеи). Таковы, напр., идея электронности (т. е. идея того типа процессов, из которых состоит жизнь электрона), идея кислородности, идея типа жизни инфузории, идея дуба, идея типа жизни слона, идея человечности (т. е. идея типа жизни человека), идея арии «Погибло все, и честь моя и слава» из оперы «Князь Игорь» и т. п., и т. п.

Основные формальные идеи и некоторые материальные идеи сотворены Богом; многие материальные идеи сотворены субстанциальными деятелями. Творческий акт человека, изобретающего геликоптер или идею арии, есть событие во времени, но идея, творимая им, не временна.

Формальные и материальные идеи не деятельны, пассивны: сами по себе они не могут определять предметы, придавать им форму и содержание. Необходимо, чтобы существовали деятели, способные усваивать эти идеи и творить свои проявления сообразно этим идеям. Эту роль играют описанные выше субстанциальные деятели. Напр., я человека есть активное существо, способное придавать своим проявлениям и некоторым предметам форму пятеричности, напр. пять раз повторить какое-либо приказание, разделить яблоко на пять частей и т. п. Все субстанциальные деятели суть носители таких основных для всего мира форм, как математические идеи. Напр., даже электрон, встречая в пространстве и времени пять других электронов, совершает пять раз отталкивания их.

Само собою разумеется, когда философ говорит, что даже электрон есть носитель математических идей, он вовсе не разумеет под словом «идея» – мысли, как это принято в разговорном, не философском языке. Под словом «идея» философ разумеет тот вид бытия, невременного и непространственного, который открыт Платоном. Электрон не имеет никаких мыслей и вообще никакого сознания, но он, как и все деятели, есть носитель определенных идеальных форм, сообразно которым он совершает свои действия; так, напр., все проявления электрона в пространстве и времени имеют математически определенную форму.

Формальные и материальные идеи, так же как и субстанциальные деятели, принадлежат к области идеального бытия, т. е. они не временны и не пространственны. Но друг от друга они глубоко отличаются. Во-первых, как уже сказано выше, субстанциальные деятели обладают творческою силою, они активны; идеи не имеют творческой силы, они пассивны. Субстанциальные деятели творят реальное бытие, т. е. свои проявления в пространстве и времени сообразно усвоенным ими идеям. Во-вторых, субстанциальные деятели суть самостоятельные существа, тогда как формальные и материальные идеи не существуют самостоятельно, они принадлежат субстанциальным деятелям как их идеи. Имея в виду это различие, можно сказать, что формальные и материальные идеи суть абстрактно-идеальное бытие, а субстанциальные деятели суть конкретно-идеальное бытие.

В составе мира мы нашли, так сказать, три этажа бытия. Самое основное бытие суть субстанциальные деятели, т. е. конкретно-идеальное бытие. Далее, второй этаж образуют формальные и материальные идеи, т. е. абстрактно-идеальное бытие. Наконец, третий этаж есть реальное бытие, т. е. временные и пространственно-временные события, творимые субстанциальными деятелями сообразно идеям.

Когда певец исполняет арию «Погибло все, и честь моя и слава», он творит сложный ряд действий во времени, руководясь идеею этой арии как единого невременного целого, в котором гармонически соотнесены все части этого целого. И даже такой простой акт, как отталкивание одним электроном другого электрона, возможен не иначе, как на основе идеи единого целого тех бесчисленно многих действий, которые при реализации их во времени и пространстве сменяют друг друга. Таким образом, реальное бытие возникает не иначе, как на основе идеального бытия. Мировоззрение, утверждающее эту истину, можно обозначить термином идеал-реализм [IV].

Жизнь действительной личности, напр. каждого человеческого я состоит из волевых актов; человек стремится достигать тех или других целей, именно творить какие-либо блага или устранять какое-либо зло. Таким образом, все деятельности личности имеют целестремительный характер [V].

Целестремительность не следует смешивать с целесообразностью. Под словом «целесообразность» разумеется постановка цели и достижение её с помощью правильно подобранных средств. Слово же «Целестремительность» указывает лишь на то, что деятельность направлена на достижение какой-либо цели, однако цель может оказаться не достигнутою или потому, что она вообще не осуществима, или потому, что средства для её достижения были избраны неподходящие и т. п.

Не только действительная, но также и потенциальная личность, т. е. всякий субстанциальный деятель, даже и стоящий на самой низкой ступени развития, напр. электрон, совершает все свои действия целестремительно. Электрон производит отталкивание другого электрона, но притягивает к себе протон. Эти отталкивания и притяжения суть взаимодействия; это значит, что, напр., электрон А и электрон В взаимно отталкивают друг друга; этот акт осуществляется в пространстве не так, чтобы электрон А начал отталкивать В, а потом В ответил ему обратным толчком, а так, что электроны А и В производят взаимное отталкивание абсолютно одновременно. Такая чудесная одновременность материального толкания и противотолкания, производимого двумя субстанциальными деятелями, возможна не иначе, как если материальному толчку предшествует чисто временной, т. е. внутренний процесс стремления деятеля

А произвести отталкивание и ответное противостремление другого деятеля В. Таким образом, в природе нет чисто механических, т. е. материальных процессов: всякий механический процесс есть психо-механический или, по крайней мере, психоидно-механический целестремительный акт [3].

Примером психо-механического целестремительного акта может служить производимое человеком отталкивание предмета, вызывающего в нём чувство отвращения, а примером психоидно-механического целестремительного акта может служить отталкивание электроном другого электрона и притягивание им протона.

Итак, персонализм есть миропонимание телеологическое: всякая причинность имеет характер целестремительный, а не бесцельно механический. Все деятели суть существа живые, одушевленные; персонализм есть панвитализм [4].

Анализируя взаимодействие, даже такое простое, как взаимное отталкивание двух электронов, мы пришли к мысли, что этому пространственному материальному процессу предшествует в электронах внутренний психоидный процесс, именно их стремление оттолкнуть друг друга. Такая связь стремлений двух различных существ указывает на то, что они вовсе не сполна обособлены друг от друга; существует интимная связанность их друг с другом, благодаря которой переживания деятеля А существуют не только для него, но и для деятеля В; они как бы взаимно, чувствуют друг друга. Эта спаянность всех субстанциальных деятелей друг с другом есть единосущие их. Оно состоит в том, что некоторою стороною своего существа все деятели сращены в одно целое; эта сторона у всех них тожественна. Так, напр., все деятели суть носители математических идей, тожественных для всех них. Поэтому все действия их подчинены одним и тем же законам математики. Единосущна у субстанциальных деятелей только некоторая сторона их бытия, а все остальное в их существе может быть крайне различным и даже реально противоположным. Поэтому единосущие субстанциальных деятелей я называю отвлеченным.

Мир есть система множества деятелей; каждый из них имеет свою особую творческую силу и действует самостоятельно, но, с другой стороны, они все отчасти единосущны и основные формальные принципы их деятельности, например принципы времени и пространства, тожественны. Поэтому свои действия они совершают в едином для всего мира времени и пространстве [VI]. Такая система многих существ, с одной стороны, самостоятельных, а с другой стороны, спаянных воедино, не могла возникнуть сама собою. Она может быть лишь творением Сверхмирового начала, Бога. Учение об этом происхождении мира изложено в моей книге «Мир как органическое целое». В книге С. Франка «Предмет знания» дано превосходное краткое доказательство того, что система элементов мира, подчиненных логическим законам тожества, противоречия и исключенного третьего, возможна не иначе как на основе металогического (сверхлогического) начала, т. е. Абсолютного, которое стоит выше перечисленных логических законов.

К учению о том, что мир основан Сверхмировым началом, мы пришли путем умозрения, абсолютно убедительного для мыслящего человека. Но в холодном умозрении мы открываем Сверхмировое начало только как несоизмеримый с миром сверхличный принцип. К счастью, есть ещё другой путь, возводящий к этому началу более интимно и жизненно: это – религиозный опыт. Сверхмировой принцип открывается в этом опыте как живой личный Бог, как существо, абсолютно совершенное во всех отношениях, как совершенная полнота жизни и как всеобъемлющая Любовь. Этот опыт наполняет душу нормального человека «радостью о Господе», бескорыстною радостью о том, что такое совершенство существует.

Противоречия между умозрением, открывающим Сверхмировое начало как сверхличное, и религиозным опытом, открывающим Его как личного Бога, нет: в самом деле. Сверхличному началу, творящему мир как систему личностей, доступно также и личное бытие. Бог есть существо сверх-лично-личное. Мало того, согласно христианскому Откровению, Бог есть единое существо в Трёх Лицах, Бог-Отец, Бог-Сын (Логос) и Бог Дух Святой. Эта истина, которая не может быть открыта силою одного лишь человеческого разума, после того как она сообщена в Откровении, подтверждается даже и религиозным опытом некоторых святых и мистиков. Догмат Троичности Бога, омертвевший в некоторых умах, в действительности есть истина, обладающая бесконечным богатством содержания; она служит альфою и омегою, фундаментом и куполом обстоятельно разработанного христианского миропонимания. Из этого догмата следует, что Сверхмировое начало не только как сверхличное, но и как личное остаётся несоизмеримым с миром: понятие Бога как личности не тожественно с понятием тварной личности уже потому, что наше бытие не может быть трёхличным, оно всегда единолично. Следовательно, говоря о Боге как личности, мы применяем к Нему этот термин лишь по аналогии с мировым бытием.

Несоизмеримость Бога с миром и онтологическая (бытийственная) пропасть между ними так глубока, что нет отношения тожества между Богом и миром, ни полного, ни даже частичного. Следовательно, всякий пантеизм есть учение ложное. Грубые формы пантеизма утверждают, что мир есть Бог и Бог есть мир; это – полное тожество Бога и мира. Согласно утонченным формам пантеизма, мир есть система проявлений Божественной жизни, но сверх того есть ещё и такой аспект Божественного бытия, который стоит выше мира; это – частичное тожество Бога и мира. И то и другое учение логически несостоятельны. Поэтому всякая форма пантеизма ведёт к безвыходным затруднениям, например к невозможности объяснить зло.

Согласно христианскому учению, Бог и мир бытийственно противостоят друг другу как Творец и тварь. Нет никакого тожества между ними:

Бог творит мир как нечто новое, иное, чем Он сам. Он вполне трансцендентен, а не имманентен миру [5]. Это учение есть христианский теизм.

Раздельность Бога и мира вовсе не означает, что мир покинут Богом. Наоборот, Бог есть любовь; Он никогда и ни при каких условиях не оставляет своё творение; рядом с каждым существом стоит Бог как любящий Отец, помогающий нашему совершенствованию и достигающий этой цели, если мы сами не отворачиваемся от Него и не отвергаем Его помощь. Поэтому можно говорить о вездеприсутствии Бога в мире, так что вся поэзия пантеизма, видящего везде Бога, сохраняется и в христианском теизме; но при этом теизм не принижает Бога, так как не смешивает Бога с миром.

В отношении к миру Бог есть Любовь; но и во внутритроичной жизни Он также есть Любовь Бога Отца, Сына и Святого Духа. Любовь Трёх Лиц Св. Троицы так совершенна, что жизнь Их вполне единосущна: действия одного из этих Лиц поддерживаются и дополняются деятельностью остальных двух Лиц. Поэтому их единосущие – не отвлеченное, а конкретное, и внутритроичное бытие их есть абсолютная полнота гармоничной, совершенной жизни.

Бог, как абсолютное добро и абсолютное совершенство, не нуждается в мире. Он творит мир не для Себя, а для нас, именно для того, чтобы были существа, на которые могло бы распространиться Его добро и Его совершенство. Такими существами могут быть только личности. Поэтому Бог сотворил мир как систему бесконечного множества личностей, наделив их такими свойствами, которые необходимы для достижения абсолютного добра. В самом деле, каждая личность есть сверхпространственный и сверхвременный, следовательно, вечный и субстанциальный деятель; каждая личность наделена самостоятельною творческою силою; все они не обособлены друг от друга, а отчасти сращены друг с другом благодаря отвлеченному единосущию.

Связь личностей друг с другом вследствие единосущия так интимна, что каждый деятель может познавать непосредственно не только свои переживания, но и чужое бытие в подлиннике. Эту разработанную мною теорию знания я называю интуитивизмом. При этом под словом «интуиция» я разумею следующее: интуиция есть непосредственное восприятие познающим субъектом не только своих чувств и хотений, но даже и предметов внешнего мира в подлиннике, т. е. не посредством субъективных образов, символов или конструкций нашего рассудка, а так, как они действительно существуют во внешнем мире. Итак, словом «интуиция» я называю не какой-то необыкновенный способ постижения, а обыкновенное восприятие предметов. Мой интуитивизм есть новая теория обыкновенных способов познавания вещей. Положим, я иду по берегу реки, обращаю внимание на что-то мчащееся в воздухе, отличаю этот предмет от окружающей среды и узнаю, что это летит ласточка. Согласно наиболее распространенной теории знания, в моё сознание вступает при этом не сама живая ласточка, а только субъективный психический образ её, более или менее похожая на неё копия. При восприятии ласточка остаётся трансцендентною сознанию (вне сознания), а имманентна сознанию (внутри сознания) только копия её или даже только символ её. Согласно же интуитивизму, когда я направляю своё внимание на ласточку и совершаю акты различения её от среды, в моём сознании находится сама живая ласточка в подлиннике: ласточка стала имманентною моему сознанию, но осталась трансцендентною мне, индивидуальному субъекту сознания. Это значит, конечно, что сознавание предмета внешнего мира есть акт трансцендирующий, т. е. выводящий за пределы моей индивидуальности. Я и наблюдаемая мною летящая ласточка образуем единое целое: я – наблюдающий, ласточка, наблюдаемая мною. Следовательно, сознание моё есть сверхиндивидуальное целое, в котором только некоторая сторона, именно деятельность внимания, различения и т. п. суть мои субъективные акты, а то, на что они направлены, могут быть любые предметы внешнего мира – чужое материальное бытие, чужое психическое бытие, идеальное бытие и т. п.

Согласно наиболее распространенным теориям, весь состав сознания слагается только из наших субъективных психических состояний. Это ошибочное субъективирование и психологизирование всего состава сознания происходит, главным образом, под влиянием теории восприятия, преувеличивающей значение физиологических процессов, вызываемых внешним предметом в мозгу наблюдающего субъекта. Лучи света, отраженные предметом, воздушные волны, производимые им, раздражают сетчатую оболочку глаза, сотрясают барабанную перепонку уха и т. п. Эти раздражения вызывают физиологические процессы, распространяющиеся вплоть до зрительного центра в затылочной области коры большого мозга, вплоть до слухового центра в височной области и т. п. Очень многие философы и естествоиспытатели думают, что этот материальный физиологический процесс в центрах мозга есть причина, под влиянием которой возникают в душевной жизни субъекта цвета, звуки и т. п. чувственные качества. Назовем эту теорию, согласно которой физиологический процесс в мозгу есть причина возникновения в сознании содержания восприятия, каузальною теориею восприятия. Она ведёт к мысли, что цвета, звуки, тепло, холод, ароматы, вкусы, всё это богатство бытия существует не в природе, а только в душевной жизни наблюдателя. Природа, согласно этой теории, бескрасочна, беззвучна, вообще бескачественна; она содержит в себе только движения электронов, протонов и т. п. и процессы отталкивания и притяжения их.

Согласно интуитивизму, наоборот, чувственные качества, т. е. цвета, звуки, тепло, холод, ароматы, вкусы, суть не субъективные ощущения наблюдателя, а свойства самого материального процесса. Наблюдатель только направляет на них акты своего внимания и различения, и они становятся для

него осознанными и опознанными. Какую же роль играют при этом наши органы чувств, глаза, уши, окончания осязательных нервов и физиологические процессы в центрах мозга? На этот вопрос французский интуитивист Бергсон даёт следующий остроумный ответ. Физиологический процесс, распространяющийся от органов чувств вплоть до зрительного, слухового и т. п. центров, состоит только из движений частиц материи; он не может быть причиною восприятия как акта сознания и не может творить содержание восприятия; он служит только стимулом, подстрекающим наше я обратить внимание не на то, что происходит в мозгу, а на сам тот предмет внешнего мира, который подействовал на наше тело и может быть вредным или полезным для нас. Только такой акт восприятия может быть практически полезным. Такое учение можно назвать координационною теориею восприятия.

Учение о непосредственном восприятии предметов внешнего мира в подлиннике требует глубокого изменения распространенных в наше время представлений о сознании, о строении душевной жизни, о природе и т. п. Поэтому оно вызывает много недоумений. Чтобы получить ответ на них, следует читать литературу русского интуитивизма, а также английского реализма и американского нео-реализма. Теория нео-реализма возникла в Соединенных Штатах в 1911 г. Основной тезис её тот же, что и в русском интуитивизме: познающий субъект воспринимает предметы внешнего мира непосредственно, в подлиннике. Но существует следующее глубокое различие между интуитивизмом и нео-реализмом: русские интуитивисты сосредоточивают внимание на разработке

основных принципиальных вопросов теории знания, о свойствах познающего субъекта и строении мира, обусловливающем возможность непосредственного восприятия предметов в подлиннике. Англо-американские реалисты, наоборот, сосредоточивают внимание на деталях проблемы, напр., они совершили большую полезную работу исследования случаев различия в восприятии чувственных качеств одного и того же предмета различными наблюдателями и доказательством того, что эти различия вовсе не доказывают субъективности содержания восприятия [VII].

Благодаря единосущию не только наше знание, но также и наши чувства любви, симпатии, ненависти, отвращения направлены непосредственно на само чужое бытие в подлиннике. Любимое нами лицо мы присоединяем во всём его индивидуальном своеобразии к своей личности, и его благо становится для нас столь же дорогим, как наша собственная жизнь. Эту онтологическую (бытийственную) теорию любви развил о. Павел Флоренский в своей замечательной книге «Столп и утверждение истины». Для конкретного выражения её он использовал символическую картинку – два ангела на общем пьедестале, почти сросшиеся туловищем, с подписью «finis amoris, ut duo unum fiant» (предел любви, да двое едино будут). Лица, связанные друг с другом такою совершенною любовью, восходят от отвлеченного единосущия к конкретному единосущию. Если они исполняют обе основные заповеди Иисуса Христа: «люби Бога больше себя» и «люби ближнего, как себя», т. е. совершенно свободны от эгоизма, то они вступают также в интимное общение с Самим Господом Богом. Конечно, единосущие тварного существа с Богом невозможно, однако возможен тесный союз с Богом благодаря тому, что есть посредник между Богом и тварью. Богочеловек Иисус Христос, воплотившийся Логос, присоединивший к Своей Божественной природе человеческую природу. Как Бог-Сын Он единосущен Богу-Отцу и Духу Святому, а как человек Он единосущен со всеми тварными личностями. Отсюда следует, что тварная личность, любящая Христа совершенною любовью, именно более, чем себя самое, становится конкретно единосущною со Христом в Его человеческой природе, а потому при благодатном содействии Христа созерцает Бога «лицом к лицу» и удостоивается обожения по благодати. Совокупность таких обоженных лиц образует особую своеобразную область бытия – Царство Божие.

Члены Царства Божия причастны совершенствам Бога: они получают доступ к некоторым сторонам Божественного всеведения: сочетая единодушно свои силы и пользуясь содействием Бога, они способны к высшим ступеням творческой деятельности. Их творчество имеет соборный характер: каждый небожитель творит нечто индивидуальное, своеобразное, иное, чем остальные члены Царства Божия, но так, что творимые им процессы гармонически соотносятся друг с другом и образуют единое органическое целое. Слабым образцом такого соборного творчества может служить то, что мы наблюдаем у нас при исполнении, напр., оперы «Китеж» оркестром и певцами. Дополняя творчество друг друга и будучи причастными бытию Самого Господа Бога, небожители достигают абсолютной полноты жизни и всестороннего совершенства.

Члены Царства Божия живут, как сказано, не только пассивным созерцанием славы Божией, но и творческим участием в Божественной жизни, когда исполняют волю Божию. Будучи совершенно свободными от эгоизма, они творят только такое бытие, которое имеет положительную абсолютную ценность, т. е. представляют собою добро для всех существ, способных воспринимать или использовать его. Таковы, напр., открытие истины, творение нравственного добра, художественной красоты и красоты жизни. Всё это духовные деятельности, выраженные вовне в прекрасном духоносном теле. В этом Царстве Божием осуществлено абсолютное добро.

Для достижения абсолютного добра необходима правильная установка целей деятельности. Состоит она в следующем. Совершая поступок, мы стремимся осуществить какое-либо ценное бытие, любимое нами и предпочитаемое в данном случае перед другими ценностями. Правильным может быть поведение лишь того существа, которое любит ценности соответственно их рангу, т. е. соответственно степени их высоты. Наивысшую ценность имеет Бог, и потому Он должен быть любим более всего на свете. Вслед за Богом идёт ценность каждой личности как индивидуума, неповторимого по своему бытию и незаменимого никакою другою ценностью, если принять во внимание возможное творчество его в Царстве Божием. Поэтому всякую личность, включая и своё я, мы должны вслед за Богом любить более всего остального на свете. Ещё ступенью ниже стоят неличные абсолютные ценности, напр. истина, нравственное добро, красота, свобода, которые все суть слагаемые абсолютного добра, подчиненные ценности личностей. Ещё ниже стоят относительные ценности нашего эгоистического царства бытия, тоже имеющие много рангов.

Любовь есть свободное проявление личности. Принудительная любовь, напр. любовь к Богу, вынужденная угрозами наказания или обещаниями наград, была бы любовью не к Богу, а к наградам. Даже и любовь, которая необходимо возникала бы из сотворенной Богом природы личности, была бы в конечном итоге любовью Самого Бога, а не данной личности, и заслуга этой любви или ответственность за отсутствие её принадлежала бы Самому Богу, а не сотворенной Им личности. Только в том случае личность ответственна за своё поведение, если любовь её к той или другой ценности, предпочтение одной ценности другим и соответственные этому поступки суть свободные проявления личности, не зависящие ни от чего. Это – учение о свободе воли; оно называется в философии индетерминизмом.

Противоположное учение, детерминизм, состоит в утверждении, что свободы воли нет и что каждый поступок наш возникает необходимо, согласно законам, которые обусловлены строением природы, нашего тела и нашего характера.

Детерминизм считается строго научным учением, а индетерминизм с пренебрежением отвергается как ненаучное миропонимание. Посмотрим, справедлива ли эта оценка индетерминизма. Согласно детерминизму, каждое событие имеет причину. При этом под причинностью разумеется строение природы, состоящее в том, что каждое событие возникает не самочинно, а так, что существует группа событий ВСД…, при наличии которых событие А возникает законосообразно, со строгою неумолимою необходимостью. Согласно позитивизму, в понятии причинности мыслится только порядок событий во времени и законосообразность этого порядка. Причинение, порождение, творение, вообще динамический аспект устраняется из понятия причины. Один из доводов, приводимых детерминистами, состоит в утверждении, что если бы не было детерминистической законосообразности природы, невозможна была бы наука.

Индетерминист вполне согласен с тем, что события не возникают сами собой, каждое из них имеет причину. Но причиною может быть лишь то, что обладает творческою силою. События суть нечто преходящее, возникающее и исчезающее во времени; они не имеют творческой силы и не могут быть причиною новых событий. Только сверхвременные и сверхпространственные деятели, т. е. только личности, действительные и потенциальные, являются носителями творческой силы; они творят события как свои жизненные проявления. Точно так же никем и никогда не было доказано основное утверждение детерминизма, что причина и действие связаны друг с другом законосообразно. Образцом законосообразной связи может служить математическая функциональная зависимость; напр., 15, деленное на два, всегда даёт в результате 7¹/₂; площадь квадрата, имеющего сторону, «а», равна «а^2» и т. п. Нарушение этих законов абсолютно немыслимо; но порядок событий во времени вовсе не законосообразен; вполне возможно, что миллионы раз два электрона отталкивают друг друга, а в каком-нибудь миллион первом случае отталкивание их не возникает.

Отсутствие законосообразности связи событий не делает науку невозможной. Для возможности науки достаточно, чтобы существовала лишь большая или меньшая правильность связи событий во времени. Чем ниже ступень развития деятелей, тем более однообразны, тем более правильны их проявления. Так, напр., процессы в неорганической природе, физические и химические, подчинены определенным правилам; однако и здесь это не законы, подобные математическим, а только правила, нарушаемые субстанциальными деятелями в некоторых случаях. Поэтому порядок событий, открываемый физикою и химиею, имеет обыкновенно характер статистической законосообразности: в ней идёт речь о связи событий, производимой правильными проявлениями миллионов деятелей, среди которых, однако, некоторые единицы иногда не подчиняются правилу. Напр., статистический характер имеет закон Мариотта, гласящий, что при постоянной температуре объём газа обратно пропорционален давлению, производимому на него.

В органической природе, в жизни растений и животных, правильность связи процессов уже менее велика: растения и животные в большей степени проявляют свою свободу и индивидуальное отклонение от правил, чем молекулы воды, атомы кислорода, электроны и т. д. Ещё менее можно предвидеть реакции человека на одни и те же условия, напр. на переживание им голода сегодня, завтра, послезавтра: свобода человека проявляется в том, что он способен изобретать в этих условиях все новые и новые способы действия.

Конечно, решение вопроса о свободе воли требует ещё многих дополнений. Напр., необходимо различать формальную и материальную свободу. Формальная свобода состоит в том, что деятель в каждом данном случае может воздержаться от какого-либо определенного проявления и заменить его другим. Эта свобода не утрачивается ни при каких условиях. Материальная свобода выражается в том, что способен творить деятель, какою степенью творческой мощи он обладает. Она безгранична в Царстве Божием, в котором деятели причастны всемогуществу Божию. Но деятели, находящиеся вне Царства Божия в состоянии духовного упадка, имеют весьма ограниченную материальную свободу, хотя и сохраняют вполне свободу формальную [VIII].

Не следует думать, будто свобода воли есть бессмысленный произвол. Всякое стремление и, следовательно, соответствующий ему поступок направлены на какую-либо цель, которая имеет действительную или мнимую ценность, так что поведение каждого деятеля имеет смысл. В большинстве случаев при совершении обыденных поступков в нормальных условиях жизни избрание ценностей соответствует внешним обстоятельствам и внутренним потребностям деятеля; напр., чувствуя голод и зная, что в буфете есть хлеб и масло, я удовлетворяю голод этою пищею. Однако, свобода и здесь всегда сохраняется: голод, наличие пищи и ценность сытости не вынуждают моего поступка с необходимостью, я могу воздержаться от него и заменить его другим поступком с другою ценностью, напр. отдать хлеб нищему или воздержаться от насыщения с целью аскетической дисциплины характера и т. п., и т. п. Существенное условие этой безграничной формальной свободы состоит в том, что творческая сила деятеля сверхкачественна: она стоит выше моего эмпирического характера, состоящего из моих качеств, напр. доброты или злобности, храбрости или трусости, способности к музыке или к научному творчеству и т. п. Бог не сотворил меня с этими качествами характера; я сам свободно вырабатываю эти качества характера и сохраняю их до тех пор, пока соответствующие им качества моей деятельности удовлетворяют меня. Но я, обладая сверхкачественною творческою силою, свободен и от своего характера в том смысле, что могу осудить какую-либо сторону его или вообще пожелать изменения его и начать работу преобразования его. Этот труд самовоспитания бывает зачастую очень тяжелым и медленным. Окончательное освобождение от какой-либо глубоко укоренившейся черты характера, особенно той, которая связана со всем строением тела, может быть, иногда достигается только в момент смерти, но важно то, что все же, согласно основным свойствам моего я как субстанциального деятеля, в конечном итоге мой характер зависит от меня, а не я завишу от характера.

Чтобы понять, как совершается перевоплощение и что оно собою представляет, необходимо отдать себе отчёт в следующем. Каждый субстанциальный деятель свободно творит все свои проявления, не только такие, как съедание куска хлеба или пение арии, но и весь тип жизни вдвое не принудительно необходим для деятеля. Субстанциальный деятель может усвоить тип жизни согласно идее кристалла горного хрусталя, но может подняться и выше по ступеням природы, напр. усвоить биологический тип жизни, положим, инфузории, далее многоклеточного животного, наконец, человека и т. п. Итак, Бог не творил кислорода, водорода, Бог не творил вшей, клопов, тигров и т. п. Все эти типы жизни изобретены самими субстанциальными деятелями в процессе эволюции. Бог сотворил мир только как совокупность субстанциальных деятелей, наделенных сверхкачественною творческою силою, и предоставил им самим свободно вырабатывать тип жизни.

Какие типы жизни вырабатывают субстанциальные деятели, свободно используя свою творческую силу? Некоторые деятели – вероятно, число их бесконечно велико – сразу вступают на правильный путь, соответствующий замыслу Бога о мире: они любят только абсолютные ценности и притом соответственно рангу их; больше всего они любят Бога, затем все сотворенные Богом личности и, наконец, неличные абсолютные ценности. Такие деятели, совершенно свободные от эгоизма, образуют Царство Божие от начала существования мира и на веки веков. Они обладают абсолютною полнотою жизни. Другие деятели – вероятно, число их тоже бесконечно велико – вступают на путь эгоизма: они тоже стремятся к абсолютной полноте жизни, но хотят её только для себя или в лучшем случае ещё для небольшого числа других личностей (для жены или мужа, для детей и т. п.). Эгоизм ведёт к большему или меньшему обособлению деятеля от Бога и от других деятелей. Цели эгоиста не согласны с целями других деятелей или даже противоположны им. Поэтому эгоистический деятель принужден пользоваться для достижения их только своими силами и силами небольшого числа других деятелей, с которыми он дружит; остальные деятели эгоистического царства не поддерживают его или даже враждебно противодействуют ему. Он способен поэтому творить в большинстве случаев лишь мало содержательное бытие, имеющее только относительную ценность, т. е. бытие, которое для одних существ есть добро, а для других – зло.

В борьбе за своё существование деятели-эгоисты овладевают для себя в исключительное пользование определенным объемом пространства путем актов отталкивания других деятелей, стремящихся завладеть тем же пространством. Таким образом возникает материальное тело деятеля, т. е. относительно непроницаемый объем, творимый им и принадлежащий ему [IX]. Следовательно, материальная природа существует только в нашем царстве эгоистического бытия, как следствие взаимной борьбы. Нашу область бытия можно назвать поэтому психо-материальным царством, если условиться обозначать термином «психическое» те внутренние процессы, в которых есть аспект эгоизма, а термином «духовное» те процессы, которые имеют целью творить абсолютные ценности.

Крайняя степень обособления, известная из современной науки о природе, есть состояние свободных электронов, протонов и т. п. Вместе с тем она есть и крайняя степень бедности и однообразия жизненных проявлений субстанциального деятеля. Однако и на этой ступени падения формальная свобода и целестремительный характер действий сохраняется. Даже и такое упрощенное существо стремится, хотя и бессознательно, к более содержательной жизни и достигает этой цели путем вступления в союз с другими субстанциальными деятелями. Таким образом возникают атомы, молекулы, одноклеточные организмы, многоклеточные растения и животные, человек, социальные целые; солнце, планеты тоже суть такие целые. Такие союзы имеют довольно устойчивый характер, и многие сложные проявления их совершаются как единое органическое целое. Это строение союзов можно понять таким образом: субстанциальный деятель, выработавший более или менее высокий тип жизни, напр. тип жизни льва, привлекает к себе деятелей менее развитых, но почувствовавших влечение к участию в такой жизни; они подчиняются до известной степени более высокому деятелю и становятся органами его. Таким образом получается иерархическое строение природы: в системе атома есть центральный деятель, которому подчинены электроны, протоны и т. п. элементы атома. Далее, в системе молекул есть ещё более высоко развитой деятель, которому подчинены атомы и т. д. В системе человека такой центральный деятель есть человеческое я; ему подчинены непосредственно деятели, заведующие центрами мозга, такими органами, как сердце, печень и т. п.; в свою очередь, этим деятелям подчинены клетки организма и т. д. вниз вплоть до деятелей, стоящих во главе атомов тела. В свою очередь, человеческое я живёт в системе мира не изолированно: каждое человеческое я входит в систему какого-либо социального целого, типу жизни которого оно симпатизирует; далее эти социальные целые подчинены единому живому организму нашей планеты Земли, которая подчинена нашей солнечной системе. В конечном итоге, все эти союзы суть органы Вселенной как единого живого организма.

Метафизическое учение, утверждающее такое строение мира, можно назвать иерархическим персонализмом.

Группа субстанциальных деятелей, подчинившихся более высоко развитому деятелю и служащих ему органом, может быть названа телом деятеля. Мы привыкли называть словом «тело» пространственную сторону бытия существа; с другой стороны, мы называем словом «тело» ту сторону бытия существа, отделение от которой и распад которой есть смерть существа. Согласно изложенному учению, это два различные значения слова «тело». Чтобы отличать их друг от друга, можно назвать словом союзное тело группу субстанциальных деятелей, подчиненных главному деятелю; что же касается пространственных процессов, творимых главным деятелем вместе с его союзниками, их можно назвать словами пространственное тело. Конечно, во многих случаях можно употреблять просто слово «тело», когда из контекста видно, о котором теле идёт речь.

Смерть есть расторжение союза между главным деятелем и подчиненными ему деятелями. Чаще всего она наступает тогда, когда по тем или другим причинам жизнь главного деятеля перестает удовлетворять подчиненных ему деятелей или наоборот. Субстанциальные деятели сверхвременны; следовательно, смерть не уничтожает ни главного деятеля, ни подчиненных ему деятелей; она есть только разрушение того, что временно, т. е. распад союза этих существ. После смерти главный деятель может начать привлекать к себе новых союзников и строить новое тело, соответствующее степени его развития и его интересам, возникшим в предыдущей жизни. Такой переход от жизни с одним телом к жизни с другим телом может быть назван словом перевоплощение.

Примечания:

[2] В философии словом событие означается все, что имеет временную форму, то есть возникает во времени, длится некоторое время и прекращается.

[3] Словом «психоидный» обозначается не внешний пространственно-временной, а внутренний временной процесс в субстанциальном деятеле, аналогичный психическим процессам, но столь упрощенный, что необходимо обозначать его особым термином. Конечно, психоидные процессы всегда бессознательны, тогда как психические процессы бывают и сознательные, и бессознательные.

[4] Панвитализм – натурфилософское учение, по которому в природе всюду царит жизнь, все живое. Происходит от более раннего понятия, идущего от др. греков – Панпсихизма – учения о всеобщей одушевленности. Все объекты в Мире обладают жизнью и психикой (сознанием), нет ничего мертвого в Природе, все живое – от звезд до атомов. Все в Мире пронизано Мировой Душой (жизненная сила двигатель телесной формы жизни, женский аспект Бога), Мировым духом – волеизъявляющей, познающей и творящей Силой, мужским аспектом Бога. Философское направление, рассматривающее всю материю как одушевленную.

[5] Слово «трансцендентный» означает находящийся вне чего-либо, а имманентный – находящийся внутри чего-либо, в составе чего-либо.

[III] Опровержение этого учения см. в моей книге «Типы мировоззрений» и в книге «Общедоступное введение в философию», изд. «Посев».

[IV] О видах идеального и об отношении между идеальным и реальным бытием см. мою книгу «Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция» (YMCA-PRESS, Париж, 1938; по-английски в пяти брошюрах, изданных в Праге Русским Народным Университетом, 1935 – 1938); см, также «Общедоступное введение в философию».

[V] См. об этом мою книгу «Основные учения психологии с точки зрения волюнтаризма», 2-е издание, 1910; Die Grundlehren der Psychologie vom Standpunkt des Voluntarismus, A. Barth, Lpz., 1905; см. также мою статью «Психология человеческого я и психология человеческого тела». – Зап‹иски› Научн‹ого› Инст‹итута› в Белграде, 1940, вып. 17; Psychologie des menscluichen Ich und Psychologie des menschlichen Korpers. – Записки Русск‹ого› Научно-Исслед‹овательскоro› Объединения, 1940, № 75.

[VI] О том, как можно понять учение Эйнштейна, см. мою статью «Пространство, время и теории Эйнштейна», XI. Congres International de Philosophie.

[VII] См. мои сочинения «Обоснование интуитивизма» (впервые напечатано в «Вопросах философии и психологии» под заглавием «Обоснование мистического эмпиризма» в 1904 – 1905 гг.), 3 изд., Берлин, 1924; по-немецки: «Die Grundlegung des Intuitivismus». Niemeyer, Halle, 1908; по-английски: «The intuitive basis of knowledge», 1919; «Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция». YMCA-PRESS, Париж, 1938; «Общедоступное введение в философию», изд. «Посев», 1956. См. также книгу С. Франка «Предмет знания», 1915 (французский перевод: «La connaissance et 1etre»). Из большой литературы англо-американского нео-реализма см. сборник «The new realism», 1911; S. Alexander. Space, time and deity, 2 тт., 1920; J. Laird. A study in realism, 1920; W. Montague. The ways of knowing, 1925; The return to reason. Essais in realistic philosophy. Simposium, edited by John Wild, 1953. Частичный интуитивизм имеется также в неосхоластике, см., напр., книгу: J. Gredt. Un-sere Aussenwelt, 1921.

[VIII] См. мою книгу «Свобода воли», YMCA-PRESS, Париж, 1927; Freedom of will. Williams and Norgete. London, 1932. См., напр., также книгу: К. Ioel. Der freie Wille.

[IX] Учение о материи, согласно которому материя есть не субстанция, а только материальный процесс, состоящий из взаимных отталкиваний и притяжений множества деятелей, называется динамистическою теориею материи; см. изложение её в моей книге «Типы мировоззрений. Введение в метафизику». YMCA-PRESS, 1931.