11

После этого сопоставления науки и мифа, я хочу обратиться к диспозиции, котораядана в начале моего доклада, а именно к логосу. Если логос, как широко принятосчитать, есть только донаучное явление, тогда миф подчинен ему так же мало, каки науке и о прогрессе от мифа к логосу не может идти и речи. Однако является лилогос только донаучным явлением?

По отношению к некоторым его проявлениям несомненно. Напомню только ужеупоминавшияся пример о взглядах Гераклита на природу звезд. Эти взгляды имеютнаучный характер уже потому, что они могут быть научно опровергнуты. Однакопрежде всего мы должны спросить, следует ли принцип логоса (искать для всегодоказательство, обоснование, разумное объяснение), понимать в том же самомсмысле, как это имеет место в науке. Фактически ведь та предметная область, ккоторой применяется логос со своим принципом, ближе к мифу, нежели к науке.Досократики говорили, правда, об элементах воды, воздуха, огня и т. д., однакопонимали под этим вряд ли их чисто физические проявления. Гегель говорилпоэтому о «спекулятивной воде» Фалеса, желая тем самым подчеркнуть их отличиеот чисто материалистических взглядов. Я упоминаю это, не имея возможности, всилу недостатка места, подробно показать, что тезис о происхождении всего изводы соответствует мифическим представлениям о процессе рождения. Также иплатоновские идеи вряд ли можно отождествить с тем, что в науке понимается подпонятием; скорее они ближе к богам. Вообще миф у Платона играет решающую роль.Названный принцип логоса действует у него только по отношению ограниченнойобласти, но корни логоса и его предел видит он не в нем самом, а во вне:согласно платоновскому пониманию его корни лежат в мифической силе эроса, аименно стремлении и любви к сверхчувственным идеям, в то время как его конец вупоительном и неземном созерцании самих идей, событии, сопоставимом смифической эпифанией богов. В платоновских произведениях можно усмотреть формуспасения мифа посредством логоса: разве не сам логос, который от диалога кдиалогу вскрывает свои кричащие слабости, словно признает всеохватностьмифического. И не ведет ли аристотелевский, обязанный логосу, довольно сложныйпуть доказательства, опять к богам, якобы движущим сферы?

Однако между логосом и мифом существует непроходимая пропасть. Ибо приприменении принципа логоса к предметной сфере мифа не только утрачивается живоемногообразие мифа и ослабляется систематизирующее единство и абстрактнаяпонятийность, но миф подчиняется трансцендентности, которой чужда егонаправленность на чувственно воспринимаемое. Так, на вершине платоновскойсистематики идей находится идея блага, которую невозможно созерцать. УАристотеля боги, которые движут сферы, подчинены единому богу, который являетсявысшей и последней причиной движения, сам недвижим и пребывает в абсолютнойтрасцендентности.

Благодаря этому выступает не только отличие между мифом и логосом, но можетбыть правильно понято отличие между логосом и наукой. Ибо оказывается, чтообычная формулировка принципа логоса неточна, приводит к недоразумениям искорее должна гласить: следует искать доказательства для высшейтрансцендентности и демонстрировать связи обоснования, согласно которым все вконечном счете имеет общие корни в трансцендентном, будь то благо, бог иличто-либо еще. В этом смысле логос есть метафизика в классическом пониманиислова. Но если мы сравним эту метафизику с онтологией, которая лежит в основенауки, тогда мы увидим, что их миры различны и что только шаткая формулировкаосновного принципа, лежащего в основе логоса, навязывает мнение, что логос естьразновидность до-науки. Ибо научная онтология характеризуется именно тем, чтоосвобождается от всего трансцендентного.

Однако метафизика логоса не что иное как онтологический концепт. Поэтомузаканчивается также сравнение между мифом и греческим логосом с одной стороны игреческим логосом и наукой с другой стороны точно так же, как между мифом инаукой: переходы от мифа к логосу и от логоса к науке были не прогрессом, апереходами к новым аспектам реальности.