Египтологи отмечают двоичность всего сущего какхарактерную черту древнейшей метафизики. Не только все боги были парными ивзаимозаменяемыми, как Аммон-Ра или Гор-Сет, но еще каждый из них имел двойника(Ка). Так же устроены фараон и даже люди, хотя, можетбыть, и не все. Из «Текстов Пирамид» мы узнаем, что двойникиразлучались при погружении в воды, отделяющие внешний мир от потустороннего.Тот из них, который, как можно понять, отправлялся в потусторонний мир (чтобытам служить двойнику своего бога), очищался от плоти («мяса») своегодвойника.

Египетская «двоичность» получила самые различныетолкования — как отражение двойной власти фараона над Нижним и Верхним Египтом,или двоевластия близнецов на троне, или двоичности египетского счета, или,наконец, разделения функций правого и левого полушарий головного мозга.Некоторые из этих объяснений (может быть, все вместе) скорее всегосправедливы. Однако психопатологические аналогии, проведенные 3. Фрейдом, С.Н.Давиденковым («Эволюционно-генетические проблемы в невропатологии»,1947) и Э. Фроммом, едва ли уместны: происходило становление личности, а не еераспад. Личность предполагает самопознание, а это последнее связано собратимостью мышления, двойным существованием в качестве субъекта и объектапознания, возможностью внутреннего диалога.

В свете внутренней раздвоенности все явления внешнегомира представлялись двоичными или же их парность приобретала сокровенный смысл.Образы, дающие внешнее выражение внутренней раздвоенности, получали дополнительныезначения. Это, как мы увидим, широко распространенное явление можно назватьметафизическим обогащением.

Так бог или боги, создавая мир, разделяют единое напарные противоположности — свет и тьму, небо и землю, воду и сушу и т. д. Всякосмогоническая система получает бинарную структуру. Ее математическаясоразмерность — результат последовательных удвоений (счет, левополушарная функция,здесь накладывается на правополушарную метафизику). Составляющие еепротивоположности — близнецы, так как возникли одновременно, в органическойсвязи друг с другом (и в самом деле, однояйцовые близнецы в одних случаяхтождественны, в других — зеркальны, как правша и левша).

На близнецов ложится все больше философского груза.Теперь они ассоциируются с противостоянием мужского и женского начал, жизни исмерти, мира живых и мира мертвых, добра и зла. Отделение сущности от явлениястановится причиной последующих удвоений. У воды появляется двойник — бог воды,от неба отделяется бог неба и т.д. Если вещь представала в несколькихипостасях, являющих разные сущности, то ей, в нарушение двоичного принципа,могло соответствовать несколько богов или один бог с несколькими именами(древние приравнивали имя к сущности, считая наречение имени вторым рождением).

В мифах Междуречья земля — Ки, а ее плодородие — Нинмах (у греков соответственно Гея и Деметра). Все месопотамские богивозникали парами, как это изложено в космогоническом эпосе «ЭнумаЭлиш». Впоследствии, однако, сущности многих из них перешли к вавилонскомубогу солнца Мардуку, который соответственно получил пятьдесят дополнительныхимен. В древней Персии духи добра и зла Ахура-Мазда и Анхра-Майнью были, поучению Зороастра, аспектами одного божества.

Появление двойников в космогониях разных народов показываетвторостепенное значение египетской или какой-либо другой конкретики (хотяегиптяне были наиболее последовательны в своих удвоениях), свидетельствуя овсеобщем значении лежащих в основе этого символа метафизических переживаний.

Хотя иудейство с его единым безымянным богом, напервый взгляд, кажется исключением, на самом деле оно без особых натяжекукладывается в общую схему. Безымянность еврейского бога, по-видимому,объясняется тем, что он первоначально был личным богом Аврама, ставшегоАвраамом (напомню, что Аврам был выходцем из Месопотамии, жители которой,помимо общих вселенских богов, имели каждый своего личного бога-покровителя) иназывался соответственно «богом Авраама». Это имя он сохранил какнапоминание о скромном начале и в последующие времена, став богом потомковАвраама, целого народа. Значение его, однако, настолько возросло, что он как бынегласно получил имена Иегова и Саваоф, отвечающие новым сущностямвсебытийности и всемогущества.

Теперь он мог быть отождествлен с устроителем мира, окотором «Бытие» сообщает, что «вначале сотворил Бог небо иземлю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носилсянад водою». Не говоря уже о двоичной структуре космоса, мы находим здесьбога-созидателя и его сущностного двойника — духа божия (бог сформировал косныетела, а его дух влил в них животворную силу).

Божий дух как животворная сила есть Логос (как сказанов Евангелии от Иоанна, вначале было Слово, т.е. создание происходило путемзаклинаний). Его роль в известной мере определялась грамматикой. В арамейскомязыке дух женского рода, поэтому первые иудео-христианепредставляли себе непорочное зачатие как слияние двух женских начал. Но на греческом дух среднего рода и больше подходит для ролипосредника между богом и людьми, спускающегося с неба на землю, подобно тому,как двойники смертных сходили в подземный мир. Идея посредника, по происхождению скорее всего фаллическая, нашла отражение вобразе «перевозчика» через воды, отделяющие мир живых от мира мертвых.Это постоянное действующее лицо мистических путешествий у египтян, шумеров,греков и других народов. Божественный посредник послужил прототипом всехпророков и священников, тоже своего рода перевозчиков на переправе от мирскогок божескому.

В то же время появление сына может рассматриваться какраздвоение святого духа. В христианской мистике существует представление овторой его ипостаси — Софии, сущность которой (или двеслитые сущности) — это мудрость и любовь. София, таким образом, являетсядвойником сына, воплощающего мировую любовь, хотя может отождествляться и с егоматерью, а крест получает дополнительный смысл как символ единства четырехсущностей. Ортодоксальное христианство, однако, принимает схему неполногоделения (встречающегося и в природе), результат которого — святая троица. Можнопредположить, что и в других случаях нечетные боги троиц (Брахма, Вишну, Шива)и семериц возникали в результате незавершенного деления, оставляющего некуюперспективу дальнейшего развития.

Устойчивость семериц (отождествляемых с семьюнебесными сферами древней астрономии) и особенно троиц объясняетсямифологическим обогащением. Так, изначальная ассоциациятроицы с гениталиями (Платон пишет, что два члена «не могут быть хорошосопряжены без третьего», ибо между одним и другим должен родиться третийкак объединяющая их связь), обогащается триадами «прошлое, настоящее,будущее»; «энергия, движение, материя»; «земля, вода,воздух (небо)»; «тело, душа, дух»; «сознание, рассудок,разум»; «ид, это, суперэго», которые в свою очередьслужат клише для новых триад.

Не только библейский, но и любой бог творит по своемуобразу и подобию, т. е., в сущности, создает себе двойника. В этом, как можнодогадаться, и заключен смысл творчества. Если бог — это диск солнца, то онсоздает землю и небо в виде дисков. Бог, искушенный в пифагорейской символикечисел, созидает тело космоса, соблюдая гармоническуюпропорцию, как в платоновском «Тимее». Принцип удвоения,однако, соблюдается издесь: трансцендентный («умопостигаемый»)бог творит космос как живое существо — чувственного бога-сына, стремясь, какговорит Платон, к тому, «чтобы все вещи стали как можно болееподобны ему самому».

Тело космоса, по этой теории, наполняется душойкосмоса, в которой находится его Ум или Слово (что, в сущности, одно и то же,учитывая понятую задолго до Иоганна Гердера связь сознания и языка). Бог непреуспел в создании точного эквивалента вечности (так как она присуща лишьему), но дал ей двойника-время и зажег небесные светила для его измерения.Светила в свою очередь послужили прообразами богов третьего порядка, и по числуих были созданы души людей, а завершить сотворение последних — опять-таки попринципу уподобления — было поручено богам.

Технология творения тоже эволюционирует. Такдревнейший египетский бог-творец просто выплюнул первую пару производных богов.Космос возникал как результат различных физиологических отправлений.Рассуждение евангелиста Иоанна о том, что сначала было Слово и Слово было у бога,отражает чрезвычайно архаичное представление о возможности создавать вещи как силой неизреченных желаний, так и заклинаниями (кэтим ушедшим в подсознание представлениям восходит сохранившийся по сей деньстрах накликать беду неосторожным словом; ведь в глубине души мы все те жезаклинатели). Ассоциации с гераклитовским Логосом едва ли правомерны, так какЛогос творил богов, а не наоборот. У Платона бог действовал как алхимик,смешивая в сосуде различные вещества, и «возрадовался», увидев, чтосозданная им копия — «изваяние» — живет идвижется.

В Ветхом Завете история создания мира рассказанадважды, по-видимому, в связи с двойственностью самого творца. В первой главе «Бытия» бог творит словом (и сказал Бог:«Да будет твердь» и т. д.) и вполне удовлетворенрезультатами (и увидел, что рее хорошо весьма), во второй — трудом рук своих,вылепливая человека из праха земного, насаждая рай в Эдеме. Дажевозникновение животных, которых в архаичном варианте, по-видимому, создавалАдам, называя имена, получает иную трактовку: бог приводит их к Адаму, чтобытот дал название. Сам порядок творения совершенно изменился. Еслибог-заклинатель создал человека в последнюю очередь, то бог-ремесленник,оказывается, не мог или не видел смысла создавать полевые кустарники, полевуютраву и другие живые существа, пока не было человека «для возделанияземли». Для него первой задачей было сотворение двойника по своему образуи подобию. Лишь сделав это, он испытывает прилив творческой энергии иприступает к обустройству Эдема и его заселению. Этот бог, в отличие от своеговыведенного в первой главе самодовольного двойника, никогда не испытываетполного удовлетворения от содеянного, но продолжает создавать, дополнять(человека его двойником-женой), разрушать и исправлять. Его недовольствочеловеком относится к области конфликта двойников (см. ниже).

Рассматривая эти двойниковые версии творения вкачестве аллегории творчества как такового, заметим, что любой творческийпроцесс осуществляется на двух уровнях — метафизическом и реальном. Любаятворческая личность начинает с создания метафизического двойника, для котороговсе и делается. Двойник выступает в роли идеального читателя, слушателя,зрителя и т. п. Больше всего для этой роли подходит, разумеется, бог, наш первозданныйдвойник. Действительно, самые возвышенные произведения человеческого генияобращены к богу.

Но уже древний человек, выделяясь из массы и обретаяиндивидуальность, нуждался в более интимном двойнике и свидетеле, невселенском, а личном боге. С развитием личности эта потребность становилась всеболее острой. Двойник обретал черты идеальной возлюбленной — Музы, Беатриче,Лауры, Софии, Прекрасной Дамы — превращений тех деревянных истуканчиков,которых раньше хранили в потайном месте.

Двойник может отождествляться с определеннымчеловеком, в житейском плане не слишком близким (увиденным однажды в детстве,лучше всего умершим), чтобы сходство с ним не затемняло сходства с собой. Обращение к умершему — распространенный троп поэзии всех времен, вроссийской словесности восходящий к «Слову о полку Игореве».Марина Цветаева пишет умершему Рильке:

Каждый помысел, любой,
Слог в тебя ведет — о чем бы ни был
Толк (пусть русского родней немецкий
Мне, всех ангельский родней!).

Вся поэзия, каждый слог, таким образом, обращены к (вреальной жизни малознакомому) двойнику-поэту и только к нему, а так как он вином мире, то ангельский язык уместнее любого из земных.Живые вообще исключаются из числа возможных адресатов:«мне безразлично — на каком непонимаемой бытьвстречным». Уход Рильке — это и утрата, и приобретение двойника.

Первое письмо тебе с вчерашней,
На которой без тебя изноюсь,
Родины — теперь уже одной иззвезд.

Как библейский бог, сотворив человека, благоустраиваетдля него землю, так и поэтесса, увидев двойника на «незастроеннейшей изокраин», заполняет ее блоками подручной метафизики. В дело идетплатоновский образ звезды — колесницы души. Однако иЗемля — колесница души на мирском участке пути. Поэтому душа Рильке со своейколесницы видит Землю как звезду еще пребывающей на ней родственной души.

Прием двойных зеркал — взаимного отражения двойниковдруг в друге — позволяет достичь вышей степениотстраненности, представить собственное существование как сон двойника,которого видишь во сне.

В полдневный жар в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал недвижим я;
Глубокая еще дымилась рана...

Спящему мертвым сном снитсявозлюбленная — теперь одна на пиру жизни.

И в грустный сон душа ее младая
Бог знает чем была погружена;
И снилась ей долина Дагестана;
Знакомый труп лежал в долине той...

В то же время двойное отображение — развернутаяметафора творчества с его обратными связями. Ведь не только творец создаетдвойника, но и двойник по ходу дела создает творца, освещая его душу отраженнымсветом.

Представление о душе как двойнике восходит к«Книге мертвых» и постоянно символизируется парами, в которых один издвойников смертен, другой — бессмертен.

Озабоченные одиночеством Гильгамеша, боги создают негодруга-двойника Энкиду, которого «постигла судьба человека», т.е. онумер и отправился в подземное царство. Гильгамеш последовал за ним, но не смогвернуть друга.

Один из близнецов Диоскуров также должен был статьдобычей смерти, чему воспротивился его бессмертный брат.

Сын человеческий был рожден святым духом (небеснойдевой, как это представлялосьговорившим по-арамейски) черезпосредство земной девственницы иобрел бессмертие. Небеса позаботились о том, чтобы в период пребывания на землеон не остался без двойника. Всего на шесть месяцев раньше преклонных летЕлизавета, доселе неплодная, зачала с помощью архангела Гавриила младенцамужского пола, который взыграл в чреве ее в момент зачатия Иисусаи тоже исполнился святого духа. Двойник был задуман как предтеча — помощник, расчищающий путь. Он тождествен и в то же времяпротивоположен Иисусу. Он не ест, не пьет (а сын человеческий любит выпить ипоесть). Он предшествует Иисусу как в рождении, так ив смерти, пролагая дорогу в загробное царство (Ирод Антипа принимал их за однолицо и не решился казнить Иисуса, полагая, что имеет дело с воскресшимИоанном).

Мифологическая символика представляет смерть какразделение двойников. Однако относительное значение того, кто подлежит тлению итого, кто обречен на бессмертие, меняется в зависимости от общих мировоззренческихустановок.

Одиссей на пути домой посещает царство Аида, где егоокружают души умерших. Среди них его мать Антиклея. Тщетно пытается обнять ееОдиссей.

... Такова уж судьба всех смертных, какой бы ни умер:
В нем сухожильями больше не связано мясо с костями;
Все пожирает горящего пламени мощная сила,
Только лишь белые кости покинутся духом; душа же,
Вылетев, как сновиденье, туда и сюда запорхает.

Душа порхает в растерянности, пока психагог не отведетее в Эреб. Видом же она подобна смертному двойнику во всеоружии всех егосущностных признаков. Вот душа Геракла:

... Темной подобяся ночи, держал он
Выгнутый лук, со стрелой на тугой тетиве, и ужасно
Вкруг озирался, как будто готовый спустить ее тотчас.

Геракл, напоминает рассказчик, среди богов «всчастьи живет и имеет прекраснолодыжную Гебу», здесь, в Эребе, лишь теньего. На ней сверкает украшенная искусным рисунком перевязь — тень перевязи,которую может быть все еще носит воскресший Геракл. Лукиан заставляет тень Геракла(«лук, палица, львиная шкура, рост — Геракл с ног до головы»)встретиться в царстве Аида с насмешливой тенью Диогена. Диалог этих теней — пародия на неоплатоническое-раннехристианскоепредставление о душе. Сначала Геракл привычно (по Гомеру) объясняет, что он неумер: здесь, в аду, лишь его образ. Но философ хочет узнать, существовал лиэтот образ при жизни героя. Может быть, они составляли единое существо, а послесмерти разделились — Геракл вознесся на Олимп, а его образ погрузился впреисподнюю. Эта гипотеза раздражает образ героя, не слишком благосклонного кновой софистике. Он хватается за лук, но, вспомнив, что оппонент всего лишьтень, выдвигает альтернативу, которая сделала бы честь и профессиональномусофисту: ведь Геракл имел двух отцов — земного Амфитриона и небесного Зевса.Так вот, что от Амфитриона — в царстве мертвых, а что от Зевса — живет на небес прекраснолодыжной. Тело же («третий Геракл») предано огню вместе спалицей. Известна и судьба лука, завещанного Филоктету, что не мешает Гераклу(образу Геракла) пользоваться этим луком (его образом) посмертно.

Тройной Геракл иллюстрирует мысль Платона отройственной природе человека, тело которого — земная колесница души, на времясменяющая звездную, душа же божественного происхождения и состоит из двухчастей — бессмертной (возвышающего нас демона в голове) и смертной(принижающих нас чувств в груди). Нетрудноувидеть здесь и намек на апостола Павла, различавшего плотское, душевное идуховное тела (в древнекитайской философии тоже есть представление о двойнойдуше — умирающей вместе с телом и живущей, пока о ней помнят).

Конечно, эти мыслители далеко отошли от Гомера вразвитии сущностного представления о душе, которая уже стала утрачивать своюобразность. В самом деле, если тело — всего лишь колесница, то едва ли душа,существовавшая задолго до его появления на свет, имеет такую же форму. Аристотель со свойственной ему обстоятельностью обсуждает взглядыпредшественников, отождествлявших душу с импульсом, движущей силой, движением (Фалес,Гераклит, Анаксагор, пифагорейцы), умом (Демокрит, в новое время — Декарт,помещавший душу в шишковидную железу мозга), водой (Гиппон; эта точказрения по происхождению может быть египетской или месопотамской, так как жителиэтих стран считали воду душой земли, а ведь человеческое тело тоже из земли) и,наконец, кровью (поскольку кровь по отношению к телу то же, что вода поотношению к земле).

Последняя точка зрения, приписываемая Аристотелемученику Сократа Критию, интересна тем, что аналогичные представления мы находимв Библии («ибо душа всякого тела есть кровь его, она душа его»). Покрови устанавливалось не только генетическое, но и духовное — сущностное —родство. Жена Моисея Сепфора, бросая к ногам бога обрезанную крайнюю плоть первенцасвоего, говорит: «Ты жених крови у меня». Чтобы породниться душами,пили разбавленную кровь или заменяли ее вином. Символическое значение винасохранилось в ритуале причастия, скрепляющего духовное родство с богом (необязательно провозглашать тост «на брудершафт», чтобы прочувствоватьсакральный смысл совместного распития спиртного; участники этого действа вускоренном темпе воспроизводят типовые взаимоотношения двойников от братскойлюбви до братской же ненависти).

Вместе с тем раннее христианство со свойственной емуэклектичностью вобрало и душу-двойника с его характерной атрибутикой. Иисуссохранил после воскресения раны от гвоздей и копья, и скептик Фома смог вложитьв них пальцы и ладонь, чтобы удостовериться в их подлинности. Души-двойникипроходят через Средневековье прямо в дантовский ад, где им предстоит вечноубегать от разъяренных (душ) псов или нести в руках собственную голову —посмертный атрибут Бертрана де Борна. Если верить Данте Россетти, топрерафаэлитский художник мог создать портрет собственной души в виде молодойдамы, облаченной в длинное серо-зеленое платье (такой она изображена в«Руке и Душе»).

Но не тем же ли занимались художники во все времена?Кем были Галатея, Мона Лиза, Беатриче, Лаура, Ленор, если не проекциями душ,обретших в них бессмертие? Портрет дышит страстью, а на ощупь это лишьшероховатая поверхность. Страсть портрета вечна, из нее не проистекает никакогодействия. Это, пользуясь формулой Роберта Музиля («Человек безсвойств»), «случавшееся без того, чтобы что-то случалось». Словом,идеальное местопребывание души.

Для пещерного человека живопись была, как можнопредположить, средством уловления душ. Изображение было двойником, над которымможно колдовать, чтобы воздействовать на того, что бродил на свободе.Воспроизведение тотема живописными или драматургическими средствами открываловозможность магического воздействия. Однако подлинная религия тем и отличаетсяот магии, что исключает всякую возможность обратной связи: только богвоздействует на человека, но никак не человек на бога (Аврааму, правда, ещеудавалось в чем-то убедить Иегову, но это не более чем пережиток старинноймагии). Видимо по этой причине Ветхий Завет запрещает любые изображения —подмену бога рукотворным двойником и магические проделки с ним. Христианство вэтом отношении более демократично: церковная живопись предполагает переходчасти божественной сущности к изображению, особенно очевидный в случаечудотворных икон.

Романтики возродили древнее буквалистское пониманиемагии искусства, которое встречается у Новалиса, Тика, в «готических»романах Гофмана и Метьюрина, чей «Мельмот Скиталец» инспирировалгоголевский «Портрет» и «Портрет Дориана Грея». ОскарУайльд, приходившийся дальним родственником Метьюрину, в последние годы жизниназывал себя Себастьяном Мельмотом (первое имяподсказали стрелы на тюремной одежде). Ущерб, наносимый Дорианом своей душе,становится зримым благодаря двойнику-портрету, которого он пытается убить.Иначе складываются отношения с рисованным двойником в «Вальтере Эйзенберге»К. Аксакова. Вальтер страшится жизненных испытаний и хочет переместиться нахолст, слиться с автопортретом. Эти литературные примеры иллюстрируют два типавзаимоотношений между двойниками, которые будут рассмотрены ниже.

В зале с зеркалами случается вдруг увидеть идущегонавстречу до странности знакомого и в то же время совершенно чужого человека,внушающего смутные опасения какой-то своей неуместностью. Кто бы это мог быть?Времени между удивлением и узнаванием достаточно, чтобы спустить курок. Так по крайней мере считает патер Браун в детективномрассказе Честертона «Зеркало магистрата», герой которого увидел всобственном отражении заклятого врага.

Созданный по образу и подобию, библейский Адам был,как выясняется, не копией бога, а его зеркальным двойником с противоположнымисвойствами. Изгнание из рая и последующее земное странствие — пример одного изранних конфликтов двойников. Подобные путешествия совершаются во внутреннеммире и далеко не всегда оканчиваются благополучным возвращением, заключениеммира с самим собой, хотя цель их именно в этом.

После изгнания из рая первые мужчина и женщина в своюочередь принялись плодить двойников. И родила жена Каина. И еще родила братаего, Авеля. Вопреки традиции, считающей Авеля младшим, здесь нет указаний напоследовательность рождения братьев, а сравнительная мифология подсказывает,что они были близнецами. Каин убивает брата своего (такое решение проблемы двоевластияблизнецов существовало и в реальной жизни), отправляя его в загробноестранствие.

Этот сюжет затем многократно повторен, как в зеркалах.Сыновья Авраама Иаков и Исав — зеркальные близнецы. Иаков покинул отчий кров иотправился в изгнание, опасаясь мести обманутого им Исава. Он двадцать лет —дольше, чем Геракл у Еврисфея — находился в услужении у Лавана Арамеянина.Возвращаясь, он перешел вброд через поток (реку Иавок), и боролся Некто с ним.Этот Некто явно пытался убить Иакова, но в концеконцов отступился и на прощание нарек его новым именем — Израиль, что означаетбогоборец. Поскольку получение имени приравнивалось древними к рождению, тосмысл иносказания проясняется следующим образом: Иаков встретил смерть, нопревозмог ее и переродился, стал другим человеком. Лишь после этого смог онобнять брата-близнеца своего и вернуться домой. Этот наиболее разработанныйвариант примечателен тем, что взятая в отдельности история Иакова-Израиляпостроена по схеме солнечного путешествия (см. выше). В данном случае, однако,он не целостный субъект, а один из двойников. Раздвоение получаетфункциональный смысл: лишь одна половина пускается в странствие и посещаетзагробный мир.

Только борьба между братьями может достичь такогоожесточения, как в кровавой истории пелопид или фиванском цикле.Древнеиндийская Махабхарата — это тоже летопись войны между братьями, потомкамиБхараты.

У библейских патриархов рождались сыновья от законныхжен и от рабынь-наложниц, зачастую одновременно. Один из этих полублизнецов,сын рабыни, был отродясь предназначен для служениядругому — естественный «помощник». Случалось, однако, что онименялись местами. Апостол Павел, первым указавший на символический характеристории Агари, замечает по этому поводу: «Но как тогда рожденныйпо плоти гнал рожденного по духу, так и ныне» (I Кор., 4, 29). Прекраснаяиллюстрация к этим словам — история братьев-полублизнецов в «КоролеЛире». Незаконнорожденный Эдмунд утверждает, что сын по плоти более жизнеспособен:

В объятьях воровских природной страсти
Взял больше и в сложении, и в нраве диком,
Чем тот, кто на постылом ложе
В унынии зачат сонливом.

Сын по духу вынужден бежать и скитаться по вересковымпустошам, пока не наступит час его возвращения. Шиллер следовал той же схеме в«Разбойниках».

Не столь буквалистски, но более верно по духуповторяют историю библейских зеркальных близнецов и полублизнецов (из коих один — помощник другого) пары Дон Кихот — Санчо и Доктор Фауст — Мефистофель. Ихэпигоны доктор Джекиль и мистер Хайд дают понять без иносказаний, что мы имеемдело с внутренним конфликтом в душе человека. Вышедшие почти одновременно со«Странной историей» Стивенсона (1886) «Портрет ДорианаГрея» (1891) и «Голод» Гамсуна (1890) показывают, что конфликтдвойников достиг опасной остроты — на грани клинической шизофрении.

После титанической борьбы Моора, Фауста, ИванаКарамазова со своими бесовскими близнецами, после дуэлей Онегина, Печорина,Пьера Безухова с двойниками-антиподами, сыновья Агари взяли верх и навислизловещими тенями над двадцатым веком.

Двойники создаются не для того, чтобы враждовать, а впомощь, дополнение друг другу. Гильгамеш страдал от чувства неполноценности итиранил свой народ, пока боги не дали ему «напарника» Энкиду.Библейский бог предложил Адаму подобрать себе пару среди всех живших существ,но «для человека не нашлось помощника, подобного ему». Поскольку такжить невозможно, то бог дополнил свое творение женой из того же материала —плоть от плоти.

Выражение «помощник» показывает, что женабыла задумана как двойник (двойник двойника), функция полового партнеравозникла позднее. Во всяком случае, поскольку все библейские патриархи имелиналожниц, в отношениях с женой половой аспект не довлел.

Слова, произносимые во время христианского обрядавенчания, свидетельствуют о том, что муж и жена рассматривались как взаимодополняющиедруг друга «помощники». Этот обряд вобрал все богатствометафизических идей, связанных с двойниками. Сюда вплелись отношения междуземлей и оплодотворяющим ее небом, духом и материей, Логосом и Хаосом,человеком и природой, телом и душой, жизнью и смертью.

Две руки мои — месяца западный серп!
Пальцы мои — тамариск, кости небесных богов!
Весь мир — повторение меня, повторенное в тебе.

И отголоски в Библии:

Округление бедер твоих как ожерелье, дело рук искусного художника;
Живот твой — круглая чаша, в ней не истощается ароматное вино;
Чрево твое — ворох пшеницы, обставленный лилиями;
Два сосца твои, как два козленка, двойни серны;
Глаза твои — озерки Есевонские, что у ворот Батраббима;
Нос твой — башня Ливанская, обращенная к Дамаску;
Голова твоя на тебе, как Кармил...

Эти подчас сомнительные комплименты с излишне точнойтопонимикой характеризуют невесту как воплощение окружающего мира, в своюочередь воплощающего «второе я» царственного жениха, в которомповторены те же черты. Поэты все еще описывают своих возлюбленных в аналогичныхвыражениях, прибегая к древней символике (как сказано у И. Бродского, «втемноте всем телом твои черты, как безумное зеркало, повторяя»).

Бог Авраама назван женихом в «Исходе» ипророчестве Исаии. Иисус женихом въезжает на молодом осле в праздничныйИерусалим. Зима уже прошла, дождь перестал. Смоковницы распустили почки, ивиноградные лозы, расцветая, издают благовоние. Но кто же невеста, ждущая угородской стены? Кто та блистающая, как заря, прекрасная, как луна, светлая,как солнце, грозная, как полки со знаменами? Узнать ее не составляет труда: ведь по сути венчальный обряд мало чем отличается отпогребального. Это начало странствия, в которое неизбежно отправляется один излюбящих, оставляя на долю другого бесконечный поиск-преследование.

Ищет Нинлиль под землей своегоЭнлиля, попутно отдаваясь стражам ворот и перевозчикам. Ищет в ночи Суламита,натыкаясь на грубых привратников, которые срывают с нее одежду. Тягостен иполон испытаний путь Психеи в поисках Амура. Три континента пересекаетпревращенная в корову Ио, следуя предсказанию прикованного Прометея. Орфейспускается в царство Аида за своей Эвридикой, ублажаяпением Кербера и Харона. Рыцарь Орландо впадает в безумие, преследуя Анжелику.Его путь повторяет Рыцарь Печального Образа. Хоронят невест Ромео и Гамлет,отправляясь за ними следом. Непридуманные Данте, Новалис, Эдгар По, Данте Россетти превращают свою жизнь в символическое преследованиерано ушедшей возлюбленной. Жизнь разлучает, смерть соединяет. Как сказалшекспировский герой: «Убью, чтобы потом любить».

Итак, бог создал мир, чтобы повторить и дополнитьсебя, тем самым избавляясь от комплексанеполноценности. Итак, банальная любовная история включает раздвоение (каквариант — создание двойника, что, может быть, более точно отражает отношения между любящими), странствие, преследование, спасение и воссоединение.Венчание как заключительный акт этой истории символизирует воскресение. Ведьсмерть никогда не мыслилась как конец жизни. Что означает, например,воскресение Христа? Ведь душа его не умирала. Смертей лишь один из двойников.Он как бы изменяет второй половине с ее заместительницей — смертью. («Незнал, — говорит Ромео, — что бесплотная смерть столь жадна до любви»). Ноих союз непрочен. Спасшийся двойник силой своего притяжения может разомкнутьлюбовные объятия смерти и вернуть свою половину. Это и есть воскресение.

Иаков, возродившись после перехода через реку подименем Израиля, встретил брата своего Исава, и брат обнял его, и пал на шеюего, и целовал его, и плакали. Пигмалион оживил Галатею, а Диоскуры нашлиспособ не разлучаться и после смерти одного из них. Это парадигматическиетриумфы любви как силы притяжения, как медиума, разрешающего конфликтыдвойников.