Глава 2

Прекрасное дополнение

Пусть это не покажется удивительным, но котенок был счастлив в этот первый день. Он оказался в совершенно незнакомой обстановке, окруженный странными чужими людьми, каждый из которых стремился потискать его, поласкать и поворковать над ним, — и был совершенно спокоен! Сколько бы мы ни передавали его из рук в руки, в каком бы положении его ни держали, он не вырывался и не суетился. Он никого не пытался укусить или поцарапать. Вместо этого он прямо-таки таял в чьих бы то ни было руках и смотрел человеку прямо в глаза.

Он совершенно не притворялся, потому что мы ни на секунду не оставляли его в одиночестве. Если кто-то выпускал его — например, потому, что ждала неотложная работа, — тут же к нему тянулись пять пар рук, готовых подхватить его, держать и ласкать. В первый же вечер, когда пришло время закрывать библиотеку, я опустила его на пол и минут пять понаблюдала за ним, дабы убедиться, что он дохромает до своей мисочки с кормом и ящика с подстилкой. Не думаю, что его бедные обмороженные лапки в тот день хоть раз коснулись пола.

Следующим утром Дорис Армстронг, наша общая бабушка, матушка-наседка, принесла теплое розовое одеяльце. Мы все смотрели, как она, нагнувшись, почесала шейку котенка, а затем, сложив одеяльце, застелила им картонную коробку. Котенок осторожно залез в нее и устроился, подогнув под себя лапки, чтобы согреться. Он блаженно закрыл глаза, но отдыхать ему пришлось всего лишь несколько секунд, ибо кто-то вытащил его из коробки, чтобы подержать на руках. Несколько секунд, но этого оказалось достаточно. Все мы, все сотрудники, определились на много лет. Теперь все мы, как одна семья, обустраивали его жилье и быт, а котенок был неподдельно счастлив считать библиотеку своим домом.

Еще день спустя мы показали нашего малыша тому, кто не работал в штате библиотеки. Это была Мэри Хьюстон, историк Спенсера и член библиотечного совета. Сотрудники могли принять и полюбить котенка, но принимать решение держать его в библиотеке предстояло не нам. Накануне я позвонила мэру Джонсону, который последний месяц досиживал в своем кабинете. Как я и предполагала, его эта проблема не волновала. Он не был нашим читателем; я даже не уверена, знал ли он, что в Спенсере есть библиотека. Следующий звонок юристу мэрии — он не знал ни о каких правилах, требующих изгнания животного из библиотеки, да и вообще не хотел терять время на эту проблему. Меня это вполне устраивало. Последнее слово было за библиотечным советом, группой граждан, назначенных мэром, чтобы контролировать работу библиотеки. Они не возражали против идеи иметь кошку в библиотеке, но не могу сказать, что восприняли ее с энтузиазмом. Их ответ был скорее «Что ж, давайте попробуем», чем «Конечно, мы на сто процентов поддерживаем вас!».

Вот почему встреча с таким членом совета, как Мэри, была столь важна. Выразить согласие на содержание животного в библиотеке — это было одно, а принять именно это живое существо — совершенно иное дело. Вы не можете содержать в библиотеке просто ручного кота. Если ему не свойственно дружелюбие, то у него появятся враги. Если он слишком застенчив или пуглив, никто не будет постоянно защищать его. Если он слишком нетерпелив, ему придется огрызаться. Если он слишком резвый и неугомонный, то вокруг него будет царить беспорядок. И, кроме всего прочего, ему должно нравиться человеческое окружение, и он в ответ будет одаривать людей своей любовью. Короче, он должен быть порядочным котом.

У меня не было никаких сомнений по поводу нашего мальчика. С того момента, когда в то первое утро он спокойно и уверенно посмотрел мне в глаза, я знала, что он приживется в библиотеке. У него не трепетало сердечко, когда я держала его в руках; в глазах не было ни тени страха или паники. Он полностью доверял мне. Столь же безоговорочно доверял всем в библиотеке. Вот это и было его своеобразием: полное и безграничное доверие. И поэтому я тоже ему доверяла.

Тем не менее я была слегка обеспокоена, пригласив Мэри в библиотеку. Когда я взяла котенка на руки и повернулась к ней, у меня сжалось сердце. Но стоило котенку посмотреть мне в глаза, как произошло и нечто иное. Между нами установилась связь — он стал для меня больше чем просто котом. Прошел всего лишь день, но я уже не могла допустить мысли остаться без него.

— Вот он какой! — с улыбкой воскликнула Мэри.

Я чуть теснее прижала его к себе, когда она решила погладить его по головке, но Дьюи совершенно не напрягся. Вместо этого вытянул шею и лизнул ладонь Мэри.

— О господи, — сказала Мэри. — До чего он очарователен!

Очарователен. В последующие несколько дней я снова и снова слышала это слово, потому что никак иначе его нельзя было описать. Он в самом деле был очаровательным котом. Его шубка переливалась рыжим и белым цветом, и на этом фоне шли черные полоски. По мере того как он рос, они становились длиннее, но для котенка единственная полоска на шее была достаточно толстой. У многих кошек заостренные носы или слишком большие рты, чуть скошенные на сторону, но мордочка этого котенка отличалась совершенной пропорциональностью. Что уж говорить о его огромных золотистых глазах…

Но обаяние его заключалось не только во внешности, а также и в том, что он был личностью. Если вы вообще заботитесь о кошках, то просто обязаны иногда уделять им внимание. В его мордочке было что-то иное — то, как он смотрел на вас, называлось любовью.

— Он любит, чтобы его баюкали, — сказала я, аккуратно передавая котенка в руки Мэри. — Нет, на спинке. Вот так. Как ребенка.

— Весом в один фунт.

— Не думаю, что он весит даже столько.

Котенок качнул хвостиком и свернулся в руках Мэри. Он инстинктивно доверял не только сотрудницам библиотеки; выяснилось, что он доверяет всем.

— Ох, Вики, — сказала Мэри. — Он прелестен. Как его зовут?

— Мы называем его Дьюи. В честь десятичной классификации Дьюи. Но на самом деле еще не выбрали ему имя.

— Привет, Дьюи. Тебе нравится в библиотеке? — Дьюи посмотрел Мэри в лицо и потерся головкой о ее руку. Мэри с улыбкой подняла глаза. — Я бы держала его весь день.

Но конечно, Мэри этого не сделала. Она положила Дьюи обратно мне на руки, и я унесла его в другую комнату. Нас все ждали.

— Пока все прошло хорошо, — сказала я. — Один человек согласен, осталось еще десять тысяч.

Мы стали неторопливо представлять Дьюи тем постоянным наши посетителям, которые, как мы знали, любили кошек. Дьюи был еще слабенький, так что мы передавали его прямо им в руки. Марси Макки пришла в тот же день. И тут же надела перчатки. Майк Баер и его жена Пег тут же прониклись к котенку любовью.

— Это прекрасная идея, — сказала она, и слушать эти слова было очень приятно, поскольку Майк был членом библиотечного совета.

Пэт Джонс и Джуди Джонсон сочли нашего Дьюи очаровательным. На самом деле в Спенсере были четыре Джуди Джонсон. Две из них постоянно пользовались библиотекой, и обе стали поклонниками Дьюи. Насколько велик город, в котором живет десять тысяч человек? Достаточно велик, чтобы иметь четырех Джуди Джонсон, три магазина мебели, две деловые улицы со светофорами и только один особняк. Все так его и называли: Особняк. Типичная Айова — ничего лишнего, только факты.

Через неделю история Дьюи появилась на первой странице «Спенсер дейли репортер» под заголовком «В библиотеке Спенсера появилось мурлыкающее прибавление». Статья, которая заняла полстраницы, рассказывала историю чудесного спасения Дьюи и сопровождалась цветной фотографией крохотного рыжего котенка, который скромно, но уверенно смотрел в камеру, сидя на верху старого ящика для каталожных карточек.

Публичность — опасная вещь. В течение недели Дьюи оставался секретом сотрудников библиотеки и нескольких ее попечителей. Если вы не ходили в библиотеку, вы о нем и понятия не имели. Теперь оповещен был весь город. Большинство посетителей библиотеки, особенно постоянные читатели, ничего не имели против Дьюи. Хотя имелись две группы, буквально восхищенные его появлением: любители кошек и дети. Улыбок на детских лицах, их смеха и восхищения было достаточно, чтобы убедить меня: Дьюи должен остаться.

Нашлись и недовольные. Должна признать, что была слегка разочарована, но не удивлена. Даже в грин-карте, полученной от самого Господа Бога, они нашли бы на что пожаловаться, включая и самого Господа, и грин-карту.

Особенно старалась одна женщина. Свои письма она разослала всем членам городского совета. Они пылали пламенем, и от них несло серой. Их переполняли образы детей, сваленных с ног внезапными приступами астмы, и беременных матерей, которым угрожал выкидыш при виде кошачьих испражнений. Жалобщица утверждала, что я сумасшедшая личность, убийца, которая угрожает не только здоровью каждого невинного ребенка города, рожденного или еще не рожденного, но и уничтожает социальную ткань общины. Животное! В библиотеке! Если мы позволим этому свершиться, что помешает людям гонять коров по Гранд-авеню? Фактически она угрожала в ближайшее утро появиться в библиотеке с коровой на поводке. К счастью, никто не воспринял ее серьезно. Я не сомневалась, что она со своим чрезмерным пафосом говорила и о других членах общины, но эти гневные выпады меня не тронули. Насколько я могла судить, никто из них ни разу не бывал в библиотеке.

Куда больше меня обеспокоил телефонный звонок: «У моего ребенка аллергия. Что мне делать? Он так любит библиотеку». Я знала, что подобное обвинение последует, так что была готова. Год тому назад Маффин, обожаемый кот из библиотеки в Путнем-Уоллей в северной части Нью-Йорка, был изгнан после того, как член библиотечного совета приобрел тяжелую аллергию на кошек. В результате библиотека потеряла восемьдесят тысяч долларов обещанных пожертвований, в основном от местных граждан. И мне совершенно не хотелось, чтобы нас постигла такая же судьба.

В Спенсере не было аллерголога, так что я обратилась за советом к двум основным практикующим врачам. Публичная библиотека Спенсера, отметили они, представляет собой большое открытое пространство, разделенное рядами четырехфутовых книжных полок. Помещение для персонала, мой кабинет и технические помещения закрыты временной стенкой, не достигающей на шесть футов потолка. В стене есть два проема размером в дверь, но, поскольку дверей как таковых не имеется, они всегда открыты. Даже помещение для сотрудников представляет собой открытое пространство, в котором столы сдвинуты назад или разделены книжными полками.

Эта планировка не только позволяла Дьюи свободно укрываться в безопасности нашего помещения, но врачи заверили меня, что она также служила надежным заслоном против любой опасности, в том числе и кошачьих волос. Библиотека была прекрасно спланирована, чтобы предотвращать любую аллергию. Будь кто-либо из сотрудниц аллергиком, это представляло бы собой проблему, но врачи согласились, что при нынешнем положении дел не о чем беспокоиться.

Я лично переговорила с каждым из обеспокоенных абонентов, позвонивших нам, и сообщила оценку профессионалов. Родителям, конечно, был не чужд скептицизм, но большинство привели своих детей в библиотеку на пробное посещение. При каждом визите я держала Дьюи на руках. Я не только не знала, как будут реагировать родители, но не знала и как поведет себя Дьюи, потому что дети при виде его могли прийти в восторг. Матери предупреждали их, что надо вести себя тихо и вежливо. Малыши подходили медленно, осторожно, шептали: «Привет, Дьюи», а потом взрывались восторженными воплями, пока матери не выставляли их решительным «Хватит, хватит». Дьюи не обращал внимания на шум; он вообще был самым спокойным котенком, которого я когда-либо видела. Думаю, он догадывался, что этим детям запрещалось играть с ним.

Через несколько дней одна семья вернулась — на этот раз с камерой. И на этот раз малыш-аллергик, тот самый объект заботы матери, сидел рядом с Дьюи и гладил его, пока мать делала фотографии.

— У Джастина никогда не было домашних животных. Я никогда не представляла, как их ему не хватает. Он уже любит Дьюи.

Я тоже полюбила Дьюи. Как и все остальные. Как вы могли сопротивляться его обаянию? Он был красивым, любящим и общительным — и продолжал ковылять на своих маленьких отмороженных лапках. Но я даже не могла представить, до чего Дьюи любит нас. Насколько спокойно и комфортно он чувствует себя в кругу незнакомых людей. Казалось, его отношение строилось на убеждении — как можно не любить кошек? Или проще — неужели кто-то сможет устоять перед моим обаянием? Вскоре я поняла, что Дьюи не думает о себе просто как об очередном коте. Он всегда воспринимал себя как одного из лучших представителей своего вида.