Во внутренней политике либерализм требуетполнейшей свободы выражения политическогомнения, устройства государства в соответствии сволей большинства; он требует, чтобы законысоставляли представители народа и чтобыправительство, которое представляет собойкомитет народных представителей, было подчиненозакону. Мирясь с монархией, либерализм простоидет на компромисс. Его идеалом остаетсяреспублика или, по крайней мере, призрачнаямонархия по английскому образцу, ибо его высшийполитический принцип -- самоопределение людейкак индивидов. Тщетно обсуждать, является ли этотидеал демократическим или нет. Современныеавторы склонны вводить различие междулиберализмом и демократией. Похоже, что у них нетясного представления ни о том, ни о другом. Аглавное, лелеемые ими взгляды на правовые основыдемократических установлений заимствованыисключительно из круга идей доктриныестественного права.

Вполне может быть, что большинство либеральныхтеоретиков пытались поддерживатьдемократические установления, также ссылаясь нато, что они соответствуют воззренияместественного права о неотчуждаемости правачеловека на самоопределение. Но мотивы, которымиполитические движения оправдывают своитребования, не всегда совпадают с причинами,вынуждающими их к действию. Зачастую легчедействовать в политике, чем ясно видеть конечныемотивы собственных действий. Старый либерализмзнал, что демократические требования неизбежнопорождаются всей его социально-философскойсистемой. Но было не вполне ясно, каково ихдействительное место в этой системе. Этимобъясняется та неопределенность, которая всегдапроявляется по основным вопросам; этим такжеобъясняется безмерная преувеличенностьпсевдодемократических требований тех, ктоприсвоил имя "демократ" исключительно себеи таким образом противопоставил себя либералам,не заходившим столь далеко.

Значение демократических формгосударственного устройства не в том, что онибольше любых других соответствуют естественными врожденным правам человека; не в том, что лучшелюбого другого вида правления демократиявоплощает идеи свободы и равенства. Отвлеченноговоря, человеку столь же мало присталопозволять управлять собой, как и позволятькому-либо работать за него. Что гражданинразвитого общества чувствует себя свободным исчастливым при демократическом режиме, что онсчитает его лучшим, чем любая другая формавласти, и что он готов к жертвам ради достижения иподдержания такого порядка, - все это опять-такине следует объяснять тем, что демократиядостойна любви сама по себе. Дело в том, что онавыполняет функции, без которых невозможнообойтись.

Обычно отмечают, что важная функция демократии-- отбор политических лидеров. В демократическойсистеме назначение на важнейшие постыопределяется конкуренцией в обстановке полнойгласности, свойственной политической жизни, и вэтой конкуренции, как принято думать, обычнопобеждают самые достойные. Не очень понятно,почему демократия должна оказаться непременноболее удачливой, чем автократия илиаристократия, в отборе людей для управлениягосударством. В недемократических государствах,как показывает история, политически одаренныелюди нередко пробивались наверх, и одновременнонельзя утверждать, что в демократиях всегдалучшие попадают на должное место. По этомувопросу враги и друзья демократии никогда недоговорятся.

Истинное значение демократических формустройства государства совсем в ином. Их функция-- поддерживать мир, избегать насильственныхпереворотов. В недемократических государствахточно так же только правительство, имеющееподдержку общественного мнения, можетрассчитывать на устойчивость. Сила всехправительств не в оружии, но в том духе, которыйподчиняет правительству все оружие. Правящаягруппа, всегда являющаяся малым меньшинствомсреди подавляющего большинства, можетприобрести и удержать власть, только расположивнастроение большинства в свою пользу. Есличто-либо изменяется, если те, от чьей поддержкиправительство зависит, теряют уверенность, чтоони должны поддерживать именно этоправительство, тогда почва, на которой держатсявласти, подорвана и рано или поздно им придетсяуйти. Правители и режимы в недемократическихгосударствах могут быть изменены тольконасилием. Режим правления и люди, потерявшиеподдержку народа, бывают сметены восстанием, иновый режим и новые люди занимают их место.

Но каждый насильственный переворот стоит кровии денег. Приносятся человеческие жертвы, иразрушения тормозят хозяйственную деятельность.Демократии пытаются предотвратить такиематериальные потери и сопровождающие ихпсихические потрясения, гарантируя согласиемежду волей государства (как она выражаетсячерез органы управления) и волей большинства. Этодостигается тем, что государственные органыставятся в зависимость от воли существующегобольшинства. Во внутренней политике такреализуется то, что пацифизм мечтает осуществитьво внешней политике. [61*]

Что только это является решающей функциейдемократии, становится ясно из аргументов,которые противники демократии чаще всеговыдвигают против нее. Русские консерваторы,несомненно, правы, когда указывают, что русскийцаризм и политика царя одобрялись громадноймассой русских людей, так что дажедемократическое устройство не могло бы датьРоссии другого правительства. Русские демократытакже не имели иллюзий по этому поводу. Покабольшинство русского народа (вернее, политическизрелая его часть, имевшая возможность влиять наполитику) стояло за царизм, русское государствоне нуждалось в демократических формах правления.Однако отсутствие демократических формправления стало роковым для России с тогомомента, когда возникло расхождение междуобщественным мнением и политической системойцаризма. Раздор между волей государства и волейнарода нельзя было уладить мирными методами;политическая катастрофа оказалась неизбежной.Что верно для царской России, столь же верно и дляРоссии большевистской; это так же верно дляПруссии-Германии и для всякого другогогосударства. Как ужасны были последствияФранцузской революции, которые Францияпсихически так никогда и не изжила! Какбесконечно много выиграла Англия от того, чтосумела избежать революций с XVII века!

Очевидно, что большая ошибка отождествлятьдемократию с революцией или даже простоуподоблять их. Демократия не только нереволюционна, но она всегда стремится исключитьреволюцию. Культ революции, насильственногопереворота любой ценой, особенно характерный длямарксизма, не имеет ничего общего с демократией.Либерализм, осознавая, что для достиженияэкономических целей человеку необходим мир, истремясь в силу этого к устранению всех причинвражды внутри страны и за рубежом, требуетдемократии. Жестокость войн и революций в глазахлиберала всегда зло, которое так или иначенеизбежно, пока нет демократии. Однако даже когдареволюция представляется почти неизбежной,либерализм пытается спасти людей от насилия. Онне оставляет надежды, что философия можетнастолько просветить тиранов, что онидобровольно откажутся от прав, препятствующихсоциальному развитию. Шиллер [75] говорит как либерал,когда у него маркиз де Поза умоляет короля датьсвободу мысли [76]; аисторическая ночь 4 августа 1789 г., когдафранцузские дворяне добровольно отказались отсвоих привилегий, и английский закон о реформах1832 г. показывают, что эти надежды не были вполненапрасными. [77] Либерала не приводит ввосторг самоотверженная грандиозностьмарксистских профессиональных революционеров,которые жертвуют тысячами жизней и разрушаютплоды вековых трудов. Здесь вполне хорошхозяйственный подход: либерализм желает успеханаименьшей ценой.

Демократия -- самоуправление народа, егоавтономия. Но это не значит, что все должны равносоучаствовать в законодательстве иадминистрации. Прямая демократия возможнатолько в малых группах. Даже небольшой парламентне может вести всю работу на пленарныхзаседаниях; следует избирать комитеты, и всяосновная работа выполняется отдельными людьми:спикерами, докладчиками и, прежде всего авторамизаконопроектов. В этом окончательноедоказательство того, что массы следуют занемногими лидерами. Что люди вовсе не равны, чтонекоторые рождаются быть лидерами, а некоторые --ведомыми, этого не могут изменить дажедемократические установления. Все не могут бытьпервопроходцами: большинство этого и не хочет, даи нет у него нужных сил. Идея, что при настоящейдемократии люди будут проводить время в советеподобно членам парламента, возникла изпредставления о древнегреческомгороде-государстве периода упадка; но при этомупускается из виду тот факт, что такие общинывовсе не были демократиями, поскольку исключалииз общественной жизни рабов и всех тех, кто необладал всей полнотой прав гражданина. Там, гдевсе должны трудиться, "чистый" идеалдемократии становится нереализуемым. Стремлениеувидеть демократию реализованной именно в этойневозможной форме есть не что иное, какпедантское доктринерство в стиле естественногоправа. Чтобы достичь целей демократическихустановлений, необходимо только, чтобызаконодательная и административная работаследовала воле большинства народа, и для этихцелей непрямая демократия вполне хороша.Существо демократии не в том, что каждый пишетзаконы и управляет, но в том, чтобы законодатели иуправляющие на деле зависели от воли народа,чтобы их можно было мирно заменить в случаеконфликта.

Такое понимание снимает многие аргументы какдрузей, так и недругов народовластия,направленные против реализуемости демократии [62*].Демократия не делается менее демократичнойоттого, что лидеры выделяются из массы, чтобыпосвятить себя целиком политике. Подобно любойдругой профессии в обществе с разделением трудаполитика требует всего человека; отполитиков-дилетантов нет никакой пользы [63*]. Дотех пор, пока профессиональный политик зависитот воли большинства и может выполнять только то,за что и получил большинство голосов,демократический принцип не нарушен. Не требуетдемократия и того, чтобы парламент былминиатюрной копией картины социальнойстратификации в стране, так что если большинствонаселения составляют крестьяне и промышленныерабочие, то и в парламенте они же составляли быбольшинство. [64*]Свободный джентльмен, который играет большуюроль в английском парламенте, юрист и журналист впарламентах романских стран, возможно,представляют народ лучше, чем лидеры профсоюзови крестьяне, которые внесли дух запустения впарламенты Германии и славянских стран. Еслипредставители высших социальных слоевдействительно исключены из парламентскойдеятельности, эти парламенты и формируемые имиправительства не могут представлять волю народа.Высшие слои, состав которых сам по себе естьрезультат отбора, производимого общественныммнением, оказывают на умы людей влияние, далекопревосходящее их скромную численность. Если ихне допускать в парламенты и правительства каклюдей, неподходящих для власти, возникнетконфликт между общественным мнением и мнениемпарламента, и этот конфликт сделает трудным, еслине вовсе невозможным, функционированиедемократических институтов. Внепарламентскиевлияния скажутся и на законодательном процессе,и на администрировании, ибо интеллектуальноевлияние исключенных из политической жизни неможет быть удушено менее достойными элементами,заправляющими в парламенте. Ни от чегопарламентаризм не страдает так, как от этого;здесь мы должны искать причины плачевного упадкапарламентов. Ведь демократия -- не власть толпы, ичтобы соответствовать своим задачам, парламентдолжен включать лучшие политические умы нации.

Тяжко исказили идею демократии те, кто,преувеличивая концепцию естественного права осуверенности, трактуют ее как безграничноегосподство volonte general [78], Вдействительности нет существенной разницы междунеограниченной властью демократическогогосударства и неограниченной властьюсамодержца. Увлекающая наших демагогов и ихсторонников идея, что государство может делатьчто угодно, и никто не должен препятствоватьисполнению воли суверенного народа, принеслабольше зла, чем маниакальный цезаризмвырождающихся князьков. Все это порожденопредставлением о государстве как носителеполитического могущества. Законодательчувствует себя свободным от всех ограничений,поскольку он почерпнул из теории права, что весьзакон восходит к его воле. Эта небольшая путаницапредставлений имеет очень большие последствия,когда законодатель принимает свою формальнуюсвободу за действительную и верит, что он стоитнад естественными условиями общественной жизни.Возникающий из-за этого неверного пониманияконфликт показывает, что только в рамкахлиберализма демократия оказываетсяфункциональной. Демократия без либерализма --пустая форма.

Политическая демократия с необходимостьювытекает из либерализма. Но часто говорят, чтодемократический подход должен, в конце концов,выйти за пределы либерализма. Утверждается, что,последовательно осуществленный, он потребует нетолько политического, но и экономическогоравенства. Посему чисто логически из либерализмадолжен развиться социализм, а сам либерализмнесет в себе начало собственного разрушения.

Идеал равенства также возник как требованиеестественного права. Его пытались обосноватьрелигиозными, психологическими и философскимиаргументами, но все они оказалисьнесостоятельными. Дело в том, что люди от природыразные; требование о равенстве состояний неможет быть обосновано тем, что все равны. Нищетааргументов естественного права наиболееочевидна, когда речь идет о принципе равенства.

Следует начать с исторического исследования,чтобы понять этот принцип. В новое время, как ипрежде, к нему прибегали, чтобы сокрушитьфеодальную иерархию индивидуальных прав исвобод. До тех пор, пока свободное развитиеиндивидуумов и целых социальных группсдерживается, общественная жизнь обречена набеспокойство и жестокие восстания. Бесправныелюди всегда представляют угрозу общественномупорядку. Их объединяет общая заинтересованностьв устранении препятствий к развитию; они готовыобратиться к насилию, поскольку мирнымисредствами не могут получить желаемое.Общественный мир становится возможен, когдакаждый обретает доступ к участию вдемократических институтах. Это и означаетравенство всех перед законом.

Есть и другое соображение, понуждающеелиберализм признать желательность такогоравенства. Общественные потребностиудовлетворяются наилучшим образом, когдасредствами производства распоряжаются те, ктоспособен с ними лучше управиться. Иерархизацияправ согласно случайностям рождения не даетлучшим управляющим доступа к производительнымблагам. Всем известна роль этого аргумента влиберальном движении, и прежде всего в борьбе засвободу крепостных. Наитрезвейшие соображенияцелесообразности делают либерализм сторонникомравенства. При этом либерализм полностью отдаетсебе отчет, что равенство перед законом может принекоторых обстоятельствах оказаться крайнетягостным для индивида, поскольку то, что напользу одному, может быть пагубным для другого.Но либеральная идея равенства основывается насоображениях общественной выгоды, и перед нимипретензии отдельных людей должны отступать.Подобно другим общественным установлениям законсуществует на потребу общества. Индивид долженподчиниться, ибо его собственные цели могут бытьреализованы только в рамках общества и вместе собществом.

Значение правовых институтов понимаетсяневерно, когда от них требуют чего-то большего иделают их основой новых претензий, подлежащихреализации без оглядки на мир и сотрудничество вобществе. Создаваемое либерализмом равенствоесть равенство перед законом; и никогда неимелось в виду ничего иного. С либеральной точкизрения критика этого равенства какнеадекватного (в предположении, что истинноеравенство состоит в равенстве доходов)неоправданна.

Но именно в этой форме провозглашают принциправенства те, кто надеется выиграть от равногораспределения благ. Здесь плодородная почва длядемагогии. Кто бы ни взялся возбуждатьвозмущение бедных против богачей, можетрассчитывать на большую аудиторию. Демократиясоздает наилучшие исходные условия для развитияэтих настроений, в скрытом виде наличных всегда ивезде. [65*]Все демократические государства терпеликрушение именно на этом. И демократии нашеговремени идут к тому же.

Очень странно, что несоциальной называют какраз ту форму идеи равенства, котораярассматривает равенство достижения только сточки зрения достижения целей общественнойжизни и стремится к равенству лишь постольку,поскольку оно служит этой цели. В то же времятребование, чтобы равенство независимо отпоследствий включало требование равногоподушного распределения национального дохода,выдвигается как истинно социальный подход. Вгреческом городе-государстве в IV веке гражданинсчитал себя владельцем всего, что принадлежитподданным государства, и требовал своей частинастоятельнейшим образом, как акционер требуетсвоих дивидендов. Относительно практикираспределения общественной собственности иконфискованной частной собственности Эсхин [81] делаетследующее замечание: "Афиняне расходились снародного собрания не как с политической сходки,но как с заседания сообщества, на которомделились прибыли" [66*].Нельзя отрицать, что даже ныне средний человексклонен смотреть на государство как на источник,из которого хорошо бы выкачать побольше.

Но такое понимание равенства никак не являетсянеобходимым следствием идеи демократии. Неследует a priori отдавать предпочтение такомуравенству перед всеми другими принципамиобщественной жизни. Прежде чем выносить о немсуждение, нужно как следует разобраться с егопоследствиями. Тот факт, что это требованиевесьма популярно в массах и в силу этого легкоприобретает поддержку демократическогогосударства, не делает его основным принципомдемократии и не может защитить его отиспытующего взгляда теоретика.

Представление, что демократия и социализмвнутренне взаимосвязаны, широкораспространилось в десятилетия,предшествовавшие большевистской революции.Многие поверили, что демократия и социализмпопросту одно и то же и что демократия безсоциализма, как и социализм без демократии,невозможна.

Представление развилось в результатесопряжения двух направлений мысли, причем обеони восходят к гегелевской философии истории.Для Гегеля мировая история есть "прогресс восознании свободы". Пути прогресса таковы:"Восток знал и знает только, что одинсвободен, греческий и римский мир знает, что некоторыесвободны, германский мир знает, что всесвободны" [67*]. Нет сомнения, что свобода, окоторой говорил Гегель, весьма отличается от той,за которую сражались радикальные политики в еговремя. Гегель просто интеллектуализировал идеи,общие для всей эпохи Просвещения. Но радикальныемладогегельянцы вычитывали из его книг то, что имтребовалось. [82] Для них было несомненным, чтоэволюция в сторону демократии необходима (вгегелевском смысле термина необходимость).Их примеру последовали историки. Гервинус [83] видел "в эволюциичеловечества в целом", как и "во внутреннейэволюции государств", "правильный прогресссвободы духовной и гражданской, которая сначалапринадлежит только нескольким личностям, потомраспространяется на большее их число и, наконец,достается многим" [68*].

Материалистическая концепция историивкладывает в представление о "свободемногих" другое содержание. Многие -- этопролетарии; они должны с необходимостью статьсоциалистами, поскольку социальные условияопределяют сознание. Таким образом, эволюция кдемократии и эволюция к социализму стали одним итем же.

Демократия есть инструмент реализациисоциализма, но в то же время и социализм естьинструмент построения демократии. Названиепартии "социал-демократическая" наиболееясно выражает эту соотнесенность демократии исоциализма. С именем демократиясоциалистические рабочие партии принялидуховное наследие "Молодой Европы". [84] Все лозунги домартовского радикализма [85] перекочевали впрограммы социал-демократических партий. Этилозунги привлекли в партии тех, кто был либобезразличен, либо даже враждебен социализму.

Отношение марксистского социализма кдемократическим требованиям определялось тем,что это был социализм народов, населявшихАвстро-Венгерскую и Российскую империи, -- немцев,русских и ряда малых наций. Каждая оппозиционнаяпартия в этих более или менее автократическихгосударствах должна была в первую очередьтребовать демократии, чтобы создать условия дляполитической деятельности. Длясоциал-демократов тем самым вопрос о демократиибыл исключен из дискуссий; было просто немыслимонанести ущерб демократической идеологии pro foroexterno [86]

Но вопрос о взаимоотношении двух идей,соединенных в двойном названии, не мог бытьполностью подавлен внутри партии. Проблемуначали делить на две части. Когда говорили огрядущем социалистическом рае, продолжалиподчеркивать взаимозависимость терминов и дажешли немного дальше, утверждая, что это в сущностиодно и то же. Впрочем, хороший социалист,ожидающий абсолютного спасения в предполагаемомраю, и не мог прийти к другому заключению,поскольку он при этом сохранял пониманиедемократии как чего-то вполне хорошего.

Было бы что-то неправильно с землейобетованной, если бы она не была одновременнонаилучшем образом устроенной и политически.Потому-то социалистические авторы без усталипровозглашали, что только в социалистическомобществе может существовать истиннаядемократия. То, что принимают за демократию вкапиталистических государствах, -- простокарикатура, придуманная для маскировкимахинаций эксплуататоров.

Хотя дело представлялось так, что целисоциализма и демократии едины, никто не былвполне уверен, одной ли дорогой они идут.Обсуждалась проблема, следует ли достигатьсоциализма -- а значит, как они верили, идемократии -- только с помощью демократическихметодов либо в борьбе допустимы отступления отпринципов демократии. Это и была знаменитаядискуссия о диктатуре пролетариата; вмарксистской литературе этот вопрос был темойакадемических дискуссий вплоть добольшевистской революции, а после нее онпревратился в большую политическую проблему.

Подобно другим расхождениям во взглядах,которые разбивали марксистов на группы, сваравозникла из-за двойственности их догм,называемых марксизмом. В марксизме всегда есть,по меньшей мере, два подхода ко всему и ко всем, ипримирение этих подходов возможно только спомощью диалектических уловок. Обычнейший приемсостоит в том, чтобы использовать в соответствиис нуждами момента слова, допускающие, по меньшеймере, два толкования. С этими словами, которыеодновременно в виде политических лозунговслужат гипнотизации психики масс,распространялось учение, заставляющее вспомнитьоб идолопоклонстве. Марксистская диалектика, всущности, есть не что иное, как обожествлениеслов. Каждый из предметов веры воплощаетсясловом-идолом, неоднозначность которогопозволяет выражать им несовместимые идеи итребования. Интерпретация этих слов, намеренностоль же неопределенных, как речения дельфийскойПифии [87], вконце концов приводит к столкновению мнений, икаждый цитирует в свою пользу излюбленныепассажи из писаний Маркса и Энгельса, которыеявляются высшим авторитетом.

"Революция" -- одно из такихслов-фетишей. Промышленной революцией марксизмсчитает постепенную трансформациюдокапиталистического способа производства вкапиталистический. [88]Революция здесь означает то же самое, что иразвитие, и противоположность терминов"эволюция" и "революция" здесь почтиликвидирована. В результате марксист имеетвозможность, когда нужно, говорить ореволюционном настроении как о презренном"путчизме" ("бунтарстве"). Иревизионисты были вполне правы, когда в своюподдержку цитировали многие строчки из Маркса иЭнгельса. [89]Но когда Маркс называл рабочее движениереволюционным и говорил, что рабочие --единственный истинно революционный класс, ониспользовал термин "революция" в том смысле,который напоминает о баррикадах и уличныхсражениях. Так что синдикализм также прав, когдаапеллирует к Марксу. [90]

Так же туманно использует марксизм и слово государство.

Согласно марксизму государство есть простоинструмент классового господства. Приходя квласти, пролетариат прекращает классовыеконфликты, и государство отмирает. "С тоговремени, когда не будет ни одного общественногокласса, который надо было бы держать вподавлении, с того времени, когда исчезнут вместес классовым господством, вместе с борьбой заотдельное существование, порождаемой теперешнейанархией в производстве, те столкновения иэксцессы, которые проистекают из этой борьбы, -- сэтого времени нечего будет подавлять, не будет инадобности в особой силе для подавления, вгосударстве. Первый акт, в котором государствовыступает действительно как представитель всегообщества -- взятие во владение средствпроизводства от имени общества, -- является в тоже время последним самостоятельным актом его какгосударства. Вмешательство государственнойвласти в общественные отношения становитсятогда в одной области за другой излишним, игосударство само собой засыпает" [69*]. Сколь бытемным или плохо продуманным ни было этопонимание политической организации, данноеутверждение настолько определеннохарактеризует власть пролетариата, что места длясомнений просто быть не может. Но все становитсяменее определенным, когда мы вспоминаемутверждение Маркса, что между капиталистическими коммунистическим обществами должен бытьпериод революционных преобразований и емусоответствует "политический переходныйпериод, и государство этого периода не может бытьничем иным, кроме как революционной диктатуройпролетариата" [70*]. Если мы предположим вместе сЛениным, что этот период продлится вплоть додостижения "высшей фазы коммунистическогообщества", в которой "исчезнет порабощающеечеловека подчинение его разделению труда, когдаисчезнет вместе с этим противоположностьумственного и физического труда", когда"труд перестанет быть только средством дляжизни, а станет сам первой потребностью жизни",тогда, конечно, нам нелегко будет понять, что жеМаркс понимал под демократией [71*].Очевидно, социалистическое сообществостолетиями не сможет найти места для демократии.

Несмотря на случайные упоминания историческихзаслуг либерализма, марксизм полностьюигнорирует важность либеральных идей. Оноказывается в затруднении, когда сталкивается слиберальными требованиями свободы совести исвободы выражения мнений, с требованием признатьв принципе все оппозиционные партии и обеспечитьравные права для всех партий. Когда он не увласти, марксизм провозглашает все основныелиберальные права, ибо только они могутобеспечить ему свободу, необходимую длясобственной пропаганды. Но марксизм не в силахпостичь существо этих прав и свобод и никогда непредоставляет их своим противникам, когдаприходит к власти. В этом отношении он похож нацеркви и другие организации, строящиеся напринципе насилия. Эти также эксплуатируютдемократические свободы, когда отстаивают себя,но, придя к власти, отказывают в таких правахсвоим соперникам. Так, -- вполне явно --демократичность социализма демонстрирует своюлживость. "Партия коммунистов, -- говоритБухарин [91],-- не только не требует никаких свобод ... длябуржуазных врагов народа. Наоборот". И спотрясающим цинизмом он бахвалится, чтокоммунисты, пока не имели власти, защищалисвободу слова просто потому, что было бы"смешным" требовать от капиталистов свободыдля рабочего движения в какой-либо другой форме,чем требуя свободу вообще [72*].

Всегда и везде либерализм требует демократиипрежде всего. Он не хочет ждать, когда народ"созреет" для демократии, ибо полагает, чтодемократия выполняет столь важные общественныефункции, что ее введение не терпит отлагательств.Вне демократии мирное развитие государстваневозможно. Требование демократии -- не результатполитического компромисса или потворстварелятивизму в вопросах мироустройства [73*],ибо либерализм доказывает абсолютнуюобоснованность своего учения. Скорее всклонности к демократии сказывается уверенностьлиберализма в том, что власть требует толькогосподства над умами и что для приобретениятакого господства годится только духовноеоружие. Либерализм защищает демократию даже втех случаях, когда в неопределенной перспективеон может ожидать от нее только ущерба. Либерализмубежден, что он не может править против волибольшинства, что в любом случае бесконечно малыевыгоды от искусственного поддержаниялиберального режима не оправдают возмущенияспокойного хода государственного развития,которое сделается неизбежным в случаеподавления воли народа.

Социал-демократы, безусловно, продолжали быжульничать с лозунгом демократии, если бы, поисторической случайности, большевистскаяреволюция не заставила их до времени сброситьмаску и продемонстрировать насилие,неотъемлемое от их учения.

За диктатурой пролетариата лежит рай земной,"высшая фаза коммунистического общества", вкотором "с всесторонним развитием индивидоввырастут и производительные силы, и всеисточники общественного богатства польютсяполным потоком" [74*].В этой земле обетованной "нечего будетподавлять, не будет и надобности в особой силедля подавления, в государстве... На местоуправления лицами становится управление вещамии руководство производственными процессами" [75*]. Настанет эпоха, когда"поколение, выросшее в новых, свободныхобщественных условиях, окажется в состояниивыкинуть вон весь этот хламгосударственности" [76*]. Рабочий класс исчезнет, но дляэтого "ему придется выдержать продолжительнуюборьбу, пережить целый ряд историческихпроцессов, которые совершенно изменят иобстоятельства, и людей" [77*].В результате общество может обходиться безнасилия, как некогда в Золотом веке. Об этомЭнгельсу есть что сказать, красивого и хорошего [78*].Только мы читали уже об этом прежде; все это былоизложено лучше и изящнее Виргилием, Овидием иТацитом!

Aurea prima sata est aetas, quae vindice nullo,
sponte sua, sine lege fidem rectumque colebat.
Poena metusque aberant, nec veiba minantia fixo
aere legebantur.

<Первым век Золотой народился, незнавший возмездий,
Сам соблюдавший всегда, без законов, и правду, иверность.
Не было страха тогда, ни кар, и словес не читали
Грозных на бронзе...> [79*]

Из всего этого следует, что у марксистов не былослучая задуматься о проблемах политическойорганизации социалистического общества. Онивообще-то предполагали не иметь дела с такимипроблемами, с которыми нельзя было бы справитьсяпростым замалчиванием.

И все же даже в социалистическом общественеобходимость действовать совместно должнапородить вопрос: как действовать сообща?

Придется подумать над тем, как формировать то,что метафорически называют обычно "волейобщества" или "волей народа". Если даженас не остановит неосуществимость такогоуправления вещами, которое не было быодновременно управлением людьми, т. е.подчинением воли одного человека воле другого(ведь всякое управление производством естьуправление людьми, т. е. господство воли одногонад волей многих), все-таки останется вопрос: ктоже будет управлять вещами и производственнымипроцессами и в соответствии с чем? А в результатемы опять погружаемся во все политическиепроблемы регулируемого законом общества.

Все исторические попытки реализациисоциалистического общественного идеалаотличались крайней авторитарностью. В империифараонов и в империи инков, так же как вгосударстве иезуитов Парагвая, ничто ненапоминало о демократии, о самоуправлениибольшинства народа. [93]Все другие социалистические Утопии были в равнойстепени недемократичными. Ни Платон, ни Сен-Симонне были демократами. [94] Ни в истории человечества,ни в истории социалистических теорий не найтиничего, что говорило бы о внутренней связи междусоциализмом и политической демократией.

При более внимательном изучении выясняется,что идеальная высшая фаза коммунистическогообщества, как ее представляют марксисты,ожидаемая только в отдаленном будущем, отчетливонедемократична [80*]. Социалисты предполагают, что тамбудет царить вечный мир -- цель всехдемократических установлении. Но средства,которыми предполагается достичь этого, оченьотличаются от используемых демократами. Мир ипокой будут обеспечиваться не возможностьюмирно сменять правителей и их политику, но,напротив, постоянством режима, при котором ниправители, ни политика не могут быть изменены.Это тоже покой, только не покой прогресса, ккоторому стремится либерализм, а покой могилы.Это мир не миротворцев, но "замирителей",насильников, стремящихся принудить к миру.Каждый абсолютный властитель устанавливаеттакой мир методами абсолютного господства, идлится этот мир столь же долго, сколько удаетсяподдерживать господство. Либерализм видиттщетность всего этого. Он ставит себе цельюустановить такой мир, который был бы устойчив,несмотря на неистребимую тягу человека кизменениям.

Предложения изменить отношения между поламииздавна сопутствовали планам обобществлениясредств производства. Брак должен исчезнутьвместе с частной собственностью, уступая местоустановлениям, более гармонирующим сфундаментальными данными о природе секса. Когдамужчина освобождается от необходимостизарабатывать на кусок хлеба, любовь должнаосвободиться от всех оскверняющих еематериальных ловушек. Социализм обещает нетолько социальные гарантии -- благосостояние длявсех, но и всеобщее счастье в любви. Эта частьпрограммы в немалой степени была причинойпопулярности социализма. Знаменательно, что вГермании ни одно из социалистических сочиненийне было столь же популярно и пропагандистскидейственно, как книга Бебеля "Женщина исоциализм" посвященная в первую очередьпроповеди свободной любви. [95]

Нет ничего странного в том, что многие должныощущать неудовлетворенность существующей у нассистемой регулирования сексуальных отношений.Отклоняя сексуальную энергию, являющуюсяосновой столь многих видов человеческойдеятельности, от ее природной сферы -- половойлюбви к новым задачам, созданным культурнымразвитием, эта система оказывает далеко идущеевлияние на человечество. Она была создана свеликими жертвами, и жертвы все еще приносятся.Каждый человек претерпевает в своей жизнипроцесс, в результате которого сексуальнаяэнергия теряет диффузную, как в детские годы,форму и принимает конечные, зрелые очертания.Человек должен развить внутреннюю психическуюсилу, которая сдерживает потокнедифференцированной сексуальной энергии и,подобно плотине, меняет ее направление.

Часть энергии, которой природа снарядиласексуальный инстинкт, таким образомперенаправляется к другим целям. Стресс и борьбу,сопутствующие этому изменению, не каждый минуетбез ущерба. Многие не выдерживают, многиестановятся невротиками или безумными. Дажечеловек, оставшийся здоровым и ставший полезнымчленом общества, сохраняет шрамы, которые могутоткрыться от несчастного случая [81*].И если даже секс станет для него источникомвеличайшего счастья, он останется такжеисточником глубочайшей боли; остывающие чувстваподскажут, что годы прошли и что он идет путемвсей бренной плоти. Таким образом, секс, которыйкак бы вечно кружит человека, давая ему и отнимая,дарит ему счастье и ввергает назад в страдания,никогда не позволяет ему погрузиться внеподвижность. Желания человека во сне и наявуобращаются к любви. Те, кто стремился изменитьобщество, не могли пройти мимо секса.

Этого тем более можно было ожидать, что многиеиз них были сами невротиками, страдавшими отнеудачного развития сексуального инстинкта.Фурье, например, страдал от тяжкого психоза. Вкаждой букве его писаний очевидна болезненностьчеловека, чья сексуальная жизнь совершеннорасстроена; весьма досадно, что никто непроанализировал историю его жизни методамипсихоанализа. То, что безумные нелепости его книгпривлекли столь многих читателей и заслужиливысшее признание, обязано той болезненнойфантазии, с которой описаны эротическиенаслаждения, ожидающие человечество в рае"фаланстеров". [96]

Утопизм представляет все свои идеалы будущегокак восстановление Золотого века, которыйчеловечество утратило по собственной вине. Также и в сфере сексуальной жизни он требует тольковозврата к исходному блаженству. Поэтыантичности не менее красноречиво славилиушедшие волшебные времена свободной любви, чем времена Сатурна, когда не былособственности [82*].Марксизм вторит старым утопистам.

Марксизм и в самом деле стремится сокрушитьбрак теми же приемами, которые использует длятого, чтобы оправдать уничтожение частнойсобственности, -- пытаясь продемонстрировать егоисторические корни; точно так же он обосновываетлозунг уничтожения государства тем, что оно несуществовало "извечно", что были времена,когда "понятия не имели о государстве игосударственной власти" [83*].Для марксиста исторические исследования простосредство политической агитации. Они нужны, чтобывооружить людей против ненавистного буржуазногопорядка. Основной упрек такому подходу даже не втом, что без тщательного исследованияисторического материала выдвигаются пустые,необоснованные теории. Гораздо хуже, что заисторический анализ выдаются псевдонаучныеистолкования. Некогда, говорит марксист, былЗолотой век. Потом стало скверно, но терпимо.Наконец пришел капитализм, а с ним и все мыслимоезло. Так капитализм оказывается проклят навеки.Единственное, что можно поставить ему в заслугу,так это то, что из-за его отвратительности мирсозревает для социалистического спасения.

Недавние этнографические и историческиеисследования дали массу материалов для историисексуальных отношений, а психоанализ -- новаянаучная дисциплина -- заложил основы научногопонимания сексуальной жизни. Тем не менее, всоциологии пока не началось освоение богатыхидей и материалов из этих источников. Она несмогла поставить проблемы по-новому, чтобы онисоответствовали вопросам, выдвинувшимся напервый план. То, что она говорит об экзогамии иэндогамии, о промискуитете, а тем более оматриархате и патриархате, совершенно несоотносится с теориями, которые сегодняневозможно игнорировать. [97]Социологические знания о ранней истории семьи ибрака настолько ущербны, что их простоневозможно использовать для интерпретациизанимающих нас проблем. Эти знания более илименее надежны только там, где речь идет обусловиях, существовавших в историческое время,но и только.

Там, где царствует принцип насилия, семейныеотношения характеризуются неограниченнымгосподством мужчины. Мужская агрессивность,неотъемлемая от самой природы сексуальныхотношений, здесь доведена до предела. Женщинапринадлежит мужчине и находится в его властипримерно в том же смысле, в каком ему принадлежатдругие объекты физического мира. Здесь женщинастановится исключительно вещью. Ее крадут ипокупают; ее меняют, продают, отдают; короткоговоря, в доме она подобна рабу. Пока мужчина жив,он ее судья; когда он умирает, ее хоронят в могилевместе с другим имуществом покойного [84*]. Старые судебники почти всехнародов в один голос говорят, что некогда такоеположение было нормальным. Историки обычнопытаются, особенно когда имеют дело с историейсобственного народа, смягчить болезненноевоздействие этих описаний на ум современногочеловека. Они указывают, что практика былаумеренней, чем буква закона, что жесткость законане замутняла отношений мужа и жены. Затем они какможно скорей уходят от темы, не слишкомсогласующейся с их подходом, бросив попутнонесколько замечаний о древней суровости нравов ичистоте семейной жизни [85*]. Но эти попытки оправдания, ккоторым их толкает национализм или умилениепрошлым, неосновательны. Открывающаяся из старыхзаконов и кодексов картина отношений междумужчиной и женщиной -- это не плод теоретическихспекуляций оторванных от жизни фантазеров. Онавзята из жизни и точно воспроизводит, какпонимали мужчины и женщины брак и отношениямежду полами. То, что и римлянка, вступавшая под"руку" (manus) мужа или под опеку рода, и женщинадревней Германии, которая всю жизнь оставаласьобъектом "защиты", "прикрытия" (munt),находили эти отношения вполне естественными исправедливыми, что они внутренне не восставалипротив них, не делали никаких попыток стряхнутьэто ярмо, вовсе не доказывает, что между законом ипрактикой существовал разрыв. Это толькопоказывает, что такие установлениясоответствовали чувствам женщин, и это не должнонас удивлять. Господствующие в каждую эпохуправовые и моральные нормы поддерживаются нетолько теми, кто оказывается в преимущественномположении, но и теми, кто страдает от них.Господство этих норм выражается тем фактом, чтоих поддерживали как раз те, от кого требовалижертв. Во времена принципа насилия женщина --служанка мужчины. В этом она и видит своеназначение. Она разделяет установку, о которой вНовом завете говорится с наибольшейвыразительностью: "И не муж создан для жены, ножена для мужа" [86*].

Принцип насилия признает только мужчину. Онодин обладает властью, ибо только он наделенправами. Женщина есть просто сексуальный объект.Нет женщины без господина, будь это отец илисторож, муж или хозяин. Даже проститутка несвободна: она принадлежит владельцу борделя.Клиенты договариваются не с ней, а с ним. Бродячаяженщина беззащитна, и каждый может делать с ней,что пожелает. И право выбирать мужчину непринадлежит женщине. Ее отдают мужу и он берет ее.Любить его -- ее долг, может быть, добродетель;чувство обостряет удовольствие, получаемоемужчиной в браке. Но мнения женщины неспрашивают. Мужчина имеет право отвергнуть ееили развестись с ней; она такого права не имеет.

В эпоху насилия вера в мужское господствоодерживает верх над более древними тенденциями кравенству в отношениях между полами. Легендысохранили следы времен, когда женщинынаслаждались большей сексуальной свободой, какБрунгильда например, но они уже не внятнысовременникам. [98] Господство мужчины оказалосьнастолько чрезмерным, что пришло в противоречиес природой секса, и ради собственных интересов почисто сексуальным причинам мужчинам пришлось, вконце концов, ослабить свое доминирование.

Противно природе, что мужчина берет женщину,как лишенную собственной воли вещь. Отдать иполучить -- природа сексуальных отношений. Чистопассивная, страдательная установка женщиныуменьшает наслаждение мужчины. Чтобы получитьудовлетворение, он должен вызвать в ней ответноечувство. Победитель, бросивший рабыню всупружескую постель, покупатель, выторговавшийдочь у отца, должен добиваться того, чего нельзяполучить насилием над сопротивляющейсяженщиной. Мужчина, который внешне представляетсянеограниченным господином своей женщины, ненастолько властен в доме, как ему кажется; онвынужден уделять часть власти женщине, хотяпостыдно скрывает это от мира.

К этому добавляется и другой фактор. Половойакт постепенно начинает требовать от мужчины всебольшего психического напряжения, и для успехастали нужны особые стимулы. Интенсивность усилиярастет пропорционально тому, как человекподчиняется принципу насилия, который делаетвсех женщин чьей-то собственностью, а тем самымзатрудняет поиск сексуального объекта, требуетобуздания сексуальных порывов и контроля надестественным влечением. Половой акт требуеттеперь особого психологического отношения кобъекту влечения. Это и есть любовь, неизвестнаяпримитивному человеку и человеку эпохи насилия,которые использовали каждую возможность, безвсякого разбора, для обладания. Любовь, этасверхоценка объекта, невозможна, когда женщинаесть нечто низшее и презренное, как это ейсуждено при господстве принципа насилия. Ибо приэтом она всего лишь раба, а природа любви делаетее царицей.

Из этого противоречия возникает первый великийконфликт в отношениях между полами, который намоткрывает история. Брак и любовь делаютсяпротивоположностями. Формы проявления этогоконфликта меняются, но существо его всегданеизменно. Любовь заняла чувства и мысли мужчин иженщин, и все больше становится центральнымпунктом душевной жизни, придавая ей смысл иочарование. Но в начале она не имеет ничегообщего с браком и отношениями между мужем иженой. Это неизбежно ведет к тяжким конфликтам,которые донесены до наших дней эпосом и лирикойрыцарских времен. Мы знакомы с этими конфликтами,поскольку они получили бессмертное выражение вискусстве, да и сейчас еще эти темы разрабатываютэпигоны и те художники, которых занимаютуцелевшие островки примитивной жизни. Но мы,современные люди, не в силах постичь существоконфликта. Нам не понять, что значит избегатьрешений, могущих удовлетворить все стороны,почему любящие обречены быть всегдаразделенными друг с другом, обречены сохранятьсвязь с нелюбимыми. Там, где на любовьоткликаются любовью, где мужчина и женщинажелают посвятить свою жизнь друг другу, тамсогласно нашему пониманию существа дела вседолжно быть очень просто. Тот род поэзии, которыйразрабатывает только эту тему, при современныхусловиях мог бы предложить один выход: Ганс иГрета обретают друг друга. Лишь это привело бы ввосхищение читателей семейных романов, но ни вкоем случае не трагический конфликт.

Если, не зная рыцарской литературы, судить оботношениях между полами исключительно по другимисточникам и пытаться составить представление осуществе психологического конфликтавлюбленного рыцаря, мы, скорее всего, вообразиммужчину, разрывающегося между двумя женщинами:собственной женой, с которой его связывают дети,и другой дамой, которой принадлежит его сердце.Либо мы можем вообразить женщину, которойпренебрегает муж и которая любит другого. Ничтоне может быть дальше от реальности эпохи насилия,чем такая картинка. Грек, деливший свое времямежду гетерами [99]и мальчиками для радости, никоим образом непереживал своих отношений с женой какпсихологическую проблему, да и сама она не виделав любви к куртизанкам покушения на собственныеправа. Равно и трубадур, посвятивший себя целикомдаме сердца, как и его жена, терпеливо ждавшая егодома, не страдали от конфликта между семьей илюбовью. И Ульрих фон Лихтенштейн, и его добраяжена воспринимали рыцарскую "Minnedienst" какдолжное. [87*] На самом делеконфликт в рыцарской любовной жизни состоялсовсем в ином. Когда жена оказывалаблагосклонность другому, она тем самым нарушалаправа своего мужа. Как бы рьяно он сам нидобивался любви других женщин, он не мог терпетьнарушения своих прав собственности, он не могдопустить, чтобы кто-либо обладал егоженщиной. Таков конфликт, вырастающий изпринципа насилия. Муж оскорблен не потому, чтожена любит не его, а потому, что ее тело -- егособственность -- может принадлежать другому. Вантичности и на Востоке, где зачастую мужчинаискал любви не у чужой жены, а у проституток,рабынь и мальчиков, т. е. у тех, кто стоял внеобщества, конфликт и не мог возникнуть. Любовныйконфликт может возбудить только мужскаяревность. Только мужчина как хозяин собственнойжены может претендовать на полное обладание. Ужены нет такого же рода прав на своего мужа. Дажесегодня существенны различия в отношении кневерности жены и неверности мужа, и то, как поразному воспринимают измену другого муж и жена,демонстрируют нам остатки этого кодекса, а беззнания о нем мы бы не могли ничего понять.

Пока господствует принцип насилия, стремлениелюбить не может получить развития. Изгнанное изсемьи, оно ищет любого потаенного местечка,принимает самые причудливые формы. Возникаютусловия для быстрого распространениявенерических болезней. Был ли сифилис занесен вЕвропу из Америки или это была вполне "своя"болезнь -- еще вопрос. Но мы знаем, что с начала XVIвека он распространяется по Европе как эпидемия.Принесенные им мучения покончили с любовнойигрой романтичного рыцарства.

Сейчас господствует только одна оценка влияния"экономики" на сексуальные отношения: онобыло очень плохим. Согласно этому подходувоздействие экономических факторов опорочилопервоначальную природную чистоту сексуальныхотношений. Ни в какой другой областичеловеческой жизни прогресс культуры и ростблагосостояния не имели более пагубного влияния.Отношения мужчины и женщины в древности былиобразцом чистейшей любви; в докапиталистическуюэпоху брак и семейная жизнь были простыми иестественными, но капитализм принес брак из-заденег и manages des convenance [100], содной стороны, проституцию и сексуальныеизлишества -- с другой. Последние исторические иэтнографические исследования показалиошибочность такого понимания и дали нам другоепредставление о сексуальной жизни в первобытнуюэпоху и у неразвитых народов. Современнаялитература показала, насколько далекими отреалий были совсем еще недавно наши вошедшие впоговорки представления о простоте нравов селян.Но старые предрассудки столь глубоко укоренены,что их почти не поколебали новые знания. К тому жесоциалистическая литература с новым пафосомпродолжала распространять эту легенду. И сегоднямало кто сомневается в том, что современноепонимание брака как договора являетсяоскорбительным для самого существа сексуальныхотношений и что именно капитализм разрушилчистоту семейной жизни.

Ученому трудно определиться по отношению кметодам, которые основываются на возвышенныхчувствах, а не на анализе фактов. Ученый не судит,что является благим, благородным, нравственным идобродетельным, -- это не его поле. Но он не можетне вносить поправок в принятые взгляды всущественных вопросах. В наше время идеалсексуальных отношений совершенно отличен оттого, каким он был в древности, и никогдачеловечество не подходило к идеалу ближе, чемсейчас. Сексуальные отношения в старые добрыевремена представляются полностьюнеудовлетворительными с позиций этого нашегоидеала. А значит, приходится признать, что этотидеал должен был возникнуть как раз в результатеразвития, проклинаемого современной теорией какпричина того, что идеал реализован не полностью.Совершенно ясно, что господствующая доктрина неосновывается на фактах. Скорее даже можносказать, что она ставит эти факты с ног на головуи абсолютно непригодна для познания проблемы.

Там, где господствует принцип насилия,полигамия торжествует. У каждого мужчины столькожен, сколько он способен отстоять. Жены являютсяформой собственности, и всегда лучше иметьпобольше. Мужчина стремится иметь больше жен также, как он старается заиметь больше рабов иликоров. Фактически его моральные установки поотношению к женам, рабам и коровам одинаковы. Онтребует верности от своей жены; он один можетраспоряжаться ее трудом и ее телом, сохраняя себясвободным от каких-либо уз. Мужская верностьпредполагает моногамию [88*]. Более могущественныйвластитель имеет право также и на жен своихподданных [89*]. Широко известное Jus Primae Noctisбыло отголоском этих условий, последним плодомкоторых было соитие свекра с невесткой в"большой семье" у южных славян. [101]

Реформаторы морали не устранили полигамии, да ицерковь поначалу не трогала ее. Векамихристианство и не думало протестовать противмногоженства варварских королей. Карл Великий [102] содержал множествоналожниц [90*].По своей природе многоженство никогда не былообыкновением бедняков -- только богачи иаристократия могли наслаждаться им [91*]. Но именно у этих группначались растущие сложности, поскольку женщиныприходили в брачный союз как наследницы ивладелицы, получали богатое приданое инаделялись большими правами по распоряжениюэтим приданым. К единобрачию потихонькуподталкивали жена, приносившая богатство своемумужу, и ее родственники -- прямое проявление того,как капиталистические мысль и расчет проникали всемейную жизнь. Чтобы закон защищалсобственность жены и детей, была проведеначеткая грань между законными и незаконнымисвязями и наследниками. Отношения между мужем иженой закрепляются в контракте [92*].

Узаконивание идеи брачного контрактаразрушило господство мужчин и сделало женупартнером с равными правами. Из односторонних,основанных на силе отношений брак превращаетсяво взаимное соглашение; служанка становитсяженой, имеющей право требовать от мужчины тогоже, что может требовать от нее он. Шаг за шагом оназавоевывает в доме те позиции, которые занимаетныне. Сегодня положение женщины отличается отположения мужчины только в том отношении, чторазличается выполняемая ими в супружеской жизнидеятельность. Остатки мужских привилегий имеютмалое значение и сводятся к почетным символам,например к тому, что жена принимает имя мужа.

Брак эволюционировал вместе с законом особственности супругов. Положение женщины всемье улучшалось по мере ослабления принципанасилия. Одновременно с совершенствованием идеидоговора в других сферах закона о собственностизакономерно трансформировались отношениясобственности между супругами. Жена впервые былаосвобождена от власти супруга? когда онаполучила законную власть над богатством, котороеона принесла в семью и которое она приобрела завремя семейной жизни, и когда то, что мужпредоставлял ей согласно обычаю, превратилось впособие, к выплате которого можно принудитьзаконом.

Известная нам форма брака возникла врезультате проникновения идеи договора в этуобласть жизни. Все чтимые нами идеалы брачногосоюза развились на этой основе. Что браксвязывает одного мужчину и одну женщину,что он возникает по свободной воле обеих сторон,что супружеский долг предполагает взаимнуюверность, что мужскую измену следует оцениватьтак же, как и женскую, что права мужа и жены, всущности, одинаковы, -- эти принципы развились изидеи брачного договора. Ни один народ не можетпохвастать, что его предки представляли себебрак так же, как и мы. Наука не судит о том, были линекогда нравы более суровыми, чем ныне. Мы можемтолько утверждать, что наши представления обраке отличаются от взглядов прошлых поколений ичто прежние идеалы брака в наших глазах выглядятбезнравственными.

Когда воспевающие старые добрые нравыпроклинают институт развода, расторжения брака,они правы в том, что ничего такого прежде несуществовало. Былое право мужа выгнать жену издома никоим образом не напоминает современногозакона о разводе. Ничто лучше не свидетельствуето громадном изменении воззрений, чем различияэтих двух установлении. И когда церковь берет насебя лидерство в борьбе против развода, не худоприпомнить, что современный идеал единобрачия сравными правами у мужа и жены, на защиту которогоподнялась церковь, есть результаткапиталистического, а не церковного развития.

В современном договорном браке, которыйзаключается по желанию мужа и жены, брак и любовьобъединены. Брак представляется моральнооправданным, когда он заключается по любви;заключенный без любви брак представляетсянеприличным. Нам кажутся странными этизаключаемые на расстоянии королевскиебракосочетания. Как и большинство мыслей ипоступков правящих домов, они отдают эпохойнасилия. И то, что считается необходимымпредставлять публике эти союзы как заключенныепо любви, показывает, что даже королевские семьине смогли противостоять буржуазному идеалубрака.

В современной супружеской жизни конфликтыпорождаются, прежде всего, тем, что страстьостывает, а контракт заключается пожизненный."Страсть улетает, но любовь должнаостаться", -- говорит Шиллер, поэт буржуазнойсемьи. В большинстве браков, благословенныхдетьми, супружеская любовь увядает медленно инезаметно; ее место занимает дружескаяпривязанность, через которую опять и опятьпрорываются короткие вспышки былой любви;совместная жизнь становится привычной, и в своихдетях, воспитанию которых была посвященамолодость, родители находят утешение завоздержание, к которому их принуждает старость,уносящая силы.

Но так бывает не у всех. Есть много способовпримириться с конечностью земных странствий.Верующему утешение и мужество дает религия; онапозволяет ему видеть в личном бытии какпроявлении бесконечного потока вечной жизнисвое определенное место в безупречном планеСоздателя и Вседержителя, позволяет поднятьсянад временем и пространством, над старостью исмертью в небесные поля. Другие находятудовлетворение в философии. Они отказываютсяверить в благодетельное провидение,представление о котором противоречит опыту; онисвысока взирают на легкое утешение, котороеможно извлечь из произвольных фантазий, извоображаемой картины мира, созданной, чтобы невидеть реальности. Но большинство людей следуютиным путем. С безразличием и равнодушием онипокоряются повседневности; их мысль никогда невыходит за пределы сиюминутных требований, онирабы привычек и страстей.

Есть еще и четвертая группа -- люди, которыенигде и ни в чем не могут найти умиротворения.Такие люди не способны верить, ибо уже вкусили отдрева познания; тупо смириться они не могут,потому что это противоречит их натуре. Онислишком беспокойны и неуравновешенны, чтобыфилософски приспособиться к реальности. Во чтобы то ни стало они стремятся достичь счастья иудержать его. Изо всех сил они налегают нарешетки, ограничивающие их стремления. Они несмиряются. Они жаждут невозможного: ищут счастьяне в стремлении, но в достижении, не в битве, но впобеде.

Такие натуры не переносят брачных уз, когдадикий огонь первой любви начинает угасать. Онипредъявляют высочайшие требования к самой любвии преувеличивают обычную сверхоценкусексуального объекта. Это обрекает их, хотя бы почисто физиологическим причинам, на более раннее,чем у большинства умеренных людей, разочарованиев тесном общении в совместной жизни. И эторазочарование способно превратитьпервоначальные чувства в их противоположность.Любовь оборачивается ненавистью. Совместнаяжизнь становится пыткой. Кто не способен смиритьсебя, кто не желает умерить иллюзии первых днейбрака, кто не умеет перенести на детей всублимированной форме желания, которые больше ненасыщаются любовью, тот не создан для брака. Избрака он устремляется к новому предмету любви,чтобы в новых отношениях снова повторить старыйопыт.

Но все это не имеет никакого отношения кобщественным условиям брака. Такие бракиобречены не потому, что супруги живут вкапиталистическом обществе, где средствапроизводства находятся в частной собственности.Болезнь приходит изнутри, а не извне; онаразвивается из природных склонностей партнеров.Нелепо доказывать, что раз таких конфликтов небыло в докапиталистическом обществе, значит,тогда брачные узы включали что-то, чего нет в этихболезненных семьях. Правда в том, что любовь исемья были в те времена отделены друг от друга, иникто не ждал, что брак принесет длительное ибезоблачное счастье. Только когда идея договораи согласия наложилась на институт брака,супружеские пары потребовали, чтобыудовлетворение желаний в их союзе былонепрерывным. Такого требования любовь, видимо,удовлетворить не может. Счастье в любви приносятсоперничество за благосклонность любимой иудовлетворение от долгожданного обладания. Нетнужды обсуждать возможность того, что такоесчастье может длиться и после физиологическогонасыщения. Мы определенно знаем, чтоудовлетворенное желание раньше или позжеостывает и что попытки остановить мимолетныечасы восторга тщетны. Не следует проклинать бракза нашу неспособность превратить земноесуществование в бесконечную цепь экстазов,лучащихся наслаждениями любви. Такой же ошибкойбыло бы винить в этом социальное окружение.

Семейные конфликты, порождаемые социальнымиусловиями, имеют подчиненное значение. Было быошибкой предполагать, что браки по расчету (радиприданого жены или богатства мужа) или союзы,ставшие несчастными из-за экономическихтрудностей, составляют важную часть проблемы,как можно представить по частоте этих сюжетов вбеллетристике. Из таких конфликтов всегданетрудно найти выход, если, конечно, его хотятнайти.

Брак как социальный институт представляетсобой включение индивидуума в общественныйпорядок, в результате чего он принимает на себявсе права и обязанности в определенной сфередеятельности. Исключительные натуры,одаренность которых ставит их много вышесреднего уровня, не могут принять то насилие,которое неотделимо от этого приспособления кобычному порядку жизни. Кто чувствует в себестремление к великим свершениям, кто готовскорее пожертвовать собственной жизнью, чемизменить своему назначению, не откажется отсвоих стремлений ради жены и детей. Сколь бы нибыл любвеобилен гений, в его жизни женщина и все,что ей сопутствует, занимает ограниченное место.Мы не говорим здесь о тех великих людях, которыеполностью сублимировали половое влечение инаправили его в другие каналы, как, например,Кант, или о тех, чей огненный дух, не способныйнасытиться любовью, спешит с неусыпной жаждой отодной страсти к другой, избегая неизбежныхразочарований семейной жизни. Даже те гениальныелюди, брачная жизнь которых выглядит обычной, чьеотношение к половой жизни не отличается отобщепринятого, не могут долго обуздывать себя вбраке, не совершая над собой насилия. Гений непозволяет связать себя никакими соображениями облагополучии ближних, в том числе и тех, кто емуособенно дорог. Узы брака становятсянепереносимыми, и гений пытается стряхнуть или,по крайней мере, ослабить их, чтобы бытьсвободней. Супружество -- это движение колоннойпо двое. Желающий идти собственным путем долженбыть свободен. Очень редко ему удается встретитьженщину, готовую и способную сопровождать его наего одинокой тропе.

Все это было осознано давно и настолько ужестало достоянием массы, что неверный мужчувствует себя вынужденным оправдывать своеповедение именно в этих терминах. Ногениальность редка, и социальные установки неменяются из-за того, что один или дваисключительных человека не способны к нимприноровиться. С этой стороны браку ничто неугрожает.

Атаки феминисток в XIX веке казались болеесерьезной угрозой. Лидеры феминисток заявляли,что брак принуждает женщину жертвовать своейличностью. Он дает мужчине достаточновозможностей для развития, но женщину лишаетвсякой свободы. Это было вменено неизменнойприроде брака, который связывает воедино мужа ижену и тем самым обрекает более слабую женщину нароль служанки у своего мужа. Никакими реформамиэтого не изменить; только разрушение всегоинститута брака может избавить от зла. Женщинадолжна биться за свою свободу -- не только засвободу любви, но и за свободу развития личности.Вольные связи, которые дают свободу обоим, должнызаменить брак.

Радикальное крыло феминизма, твердо стоящее наэтой позиции, не учло того, что развитиеспособностей и сил женщины сдерживается небраком, не тем, что она повязана мужчиной, детьмии домашним хозяйством, но особенностями еефизиологии. Беременность и вскармливание детейпоглощают лучшие годы жизни женщины, те годы,которые мужчина может посвятить достижениювеликих целей. Можно считать, что в этом неравномраспределении бремени воспроизводствапроявилась природная несправедливость или чтонедостойно женщине рожать и кормить детей, новедь это ничего не изменит. Женщина, вероятно,может выбирать между наибольшим женскимсчастьем -- материнством и активнойдеятельностью по развитию и утверждению своейличности наравне с мужчиной. Можно усомниться,безвреден ли вообще такой выбор: ведь, подавивстремление к материнству, женщина наносит себеущерб, который потом будет сказываться во всем,что она делает. В то же время остается фактом, чтоматеринство -- в браке или вне его -- лишает еевозможности жить столь же свободно и независимо,как мужчина. Сверходаренные женщины могут иметьпоразительные достижения, несмотря наматеринство, но все-таки особенности их полазакрывают им дорогу к гениальности, к высочайшимсвершениям.

В той степени, в какой феминистское движениестремится к уравниванию правового положениямужчины и женщины, к обеспечению для женщиндостаточных правовых и экономических свобод длясаморазвития в соответствии с желаниями,склонностями и хозяйственными возможностями,оно является не более чем ветвью великоголиберального движения, защищающего мирное исвободное развитие. Когда феминизм выходит заэти рамки и нападает на установленияобщественной жизни в надежде устранитьприродные ограничения, он является духовнымпорождением социализма. Ибо именно социализмусвойственно, обнаружив природные корнисоциальных институтов, пытаться изменить этиинституты, чтобы реформировать самое Природу.

Социалисты видят радикальное решениесексуальных проблем в свободной любви.Социалистическое общество устраняетсексуально-экономическую зависимость женщины,которая состоит в том, что женщина зависит отдоходов своего мужа. Мужчина и женщина обладаютравными экономическими правами и, если несчитать материнства, которое ставит женщину вособое положение, равными обязанностями.Общественные фонды обеспечивают содержание иобразование детей, которые из-под опекиродителей поступают под опеку всего общества.Таким образом, социальные и экономическиеусловия перестают влиять на отношения междуполами. Спаривание приходит на место простейшихформ общественных союзов -- брака и семьи. Семьяисчезает, и обществу предстоят только отдельныеиндивидуумы. Любовный выбор становитсяабсолютно свободным. Мужчины и женщины сходятсяи расходятся, повинуясь только своим желаниям.При этом "социализм здесь не создает ничегонового, он лишь снова поднимает на высшуюкультурную ступень и при новых общественныхформах то, что было общепризнано, пока в обществене наступило господство частнойсобственности" [93*].

Аргументы теологов и других проповедниковнравственности, -- порой елейные, порой ядовитые,-- совершенно непригодны для борьбы с этойпрограммой. Большинство авторов, посвятившихсебя проблемам половой жизни, исповедовалимонашеские и аскетические идеалы. Для нихсексуальный инстинкт есть абсолютное зло,чувственность есть грех, сладострастие есть дардьявола и даже думать о таких вещахбезнравственно. От наших склонностей иценностных предпочтений зависит, принять ли этоосуждение сексуального инстинкта. С научнойточки зрения попытки моралистов заклеймить илиоправдать эту сферу жизни -- потерянный труд.Нельзя навязать науке роль судьи и ценителя, невыходя за границы научного метода: он пригодендля выбора средств, адекватных поставленнымцелям, но не может быть использован дляотносительной оценки самих целей. Пристолкновении с этическими проблемами ученомуследовало бы указать, что, начав с отрицаниясексуального инстинкта как чего-то скверного, мылишаемся возможности в дальнейшем выражать взависимости от условий свою моральнуютерпимость или одобрение половому акту. Убогаясофистика породила распространенное суждение,согласно которому чувственное удовольствие,извлекаемое из полового акта, пагубно, нонадлежащее выполнение debitum conjugate [104] радирождения наследников вполне морально. Брачнаясвязь всегда чувственна; ни один младенец не былеще зачат из законопослушного понимания того,что государству нужны новые рекруты иналогоплательщики. Чтобы быть вполне логичной,этическая система, покрывшая стыдом актразмножения, должна была бы призывать к полному ибезусловному воздержанию. Если мы не хотимпрекращения жизни, нам не следовало бы называтьисточник ее обновления сосудом зла. Ничто неотравило нравы современного общества больше, чемэтическая система, которая, избегаяпоследовательного порицания ипоследовательного оправдания, затуманиваетразличия между добром и злом и делает злоневероятно притягательным. Она больше, чемчто-либо другое, повинна в бессильных колебанияхсовременного человека в вопросах половой моралии не способна должным образом оценить громадныепроблемы в отношениях между полами.

Ясно, что в жизни мужчины секс играет меньшуюроль, чем в жизни женщины. Удовлетворениеприносит ему расслабление и душевный покой. Нодля женщины здесь начало бремени материнства. Еесудьба полностью предопределена тем, что связанос полом; в мужской жизни это только эпизод. Скольбы напряженно и полно он ни отдавался любви,сколько бы ни взвалил на себя ради женщины, онвсегда остается над сексом. Даже женщиныначинают, в конце концов, презирать мужчину,всецело поглощенного сексом. Но женщина обреченана то, чтобы исчерпать себя в любви и материнстве,в служении сексуальному инстинкту. Для мужчиныпорой нелегко под давлением профессиональныхтревог сохранить внутреннюю свободу и развитьсвою личность, но сексуальная жизнь здесь неявляется главным препятствием. Для личностиженщины, однако, главная опасность лежит именно вобласти секса.

Борьба за индивидуальность женщины составляетсущество женского вопроса. Но вопрос этотзатрагивает мужчин не меньше, чем женщин, иботолько совместным усилием могут они достичьвысшего уровня личной культуры. Если женщина всевремя тянет мужчину в низшие сферы физическойзависимости, он не сможет развиваться свободно.Обеспечить женщинам свободу внутренней жизни -- вэтом истинный смысл женского вопроса. Но эточасть культурной задачи всего человечества.

Восток деградировал, потому что он не смогрешить эту проблему. Здесь женщина только объектпохоти, мать и нянька. Каждый начинающийся подъемличностной культуры с первых же шагов тормозилсяв странах Востока тем, что женское началостаскивало мужчину назад, в миазмы гарема.Сегодня ничто не разделяет Восток и Запад болееопределенно, чем положение женщины и отношение кженщине. Нередко утверждают, что жизненнаямудрость Востока постигла последние вопросыбытия глубже, в отличие от философии Европы. Вовсяком случае тот факт, что она никогда не могласправиться с сексуальностью, предрешило судьбувосточных культур.

Между Востоком и Западом выросла уникальнаякультура греков. Но и античности непосчастливилось поднять женщину столь же высоко,как мужчину. Греческая культура исключалазамужних женщин. Женщина оставалась на своейполовине, отделенная от мира; для мужчины онабыла всего лишь матерью его наследников ислужанкой в доме. Любовь мужчины принадлежалатолько гетерам. Не найдя и здесь полногоудовлетворения, он обратился к гомосексуальнойлюбви. Для Платона любовь к мальчикампросветлена духовным единством любящих ирадостным преклонением перед красотой тела идуши. Для него любовь к женщине была простогрубым чувственным удовлетворением.

Для западного мужчины женщина -- спутник, длявосточного -- наложница. Европейская женщина невсегда занимала те позиции, что сейчас. Оназавоевала их в ходе развития общества отпринципа насилия к принципу договора. И теперьмужчина и женщина равны перед законом. Небольшиеразличия еще существуют в частном праве, но онималосущественны. Предписывает ли закон женеподчиняться мужу -- не так уж важно; пока браксуществует, кто-то всегда будет подчиняться, аокажется ли более сильным муж или жена -- вопрос,который не может быть разрешен параграфамикодекса. Не имеет прежнего значения иограничение политических прав женщин -- лишениеправа голоса и права занимать правительственныедолжности. Предоставление женщинам права голосане изменяет существенно соотношенияполитических влияний партий в той или инойстране; женщины тех партий, которые должныпострадать от ожидаемых изменений (в любомслучае не весьма важных), в собственных интересахскорее воспротивятся предоставлению женщинамправа голоса. В правительственную администрациюженщин не допускают не столько по требованиюзакона, сколько в силу их половых особенностей.Не принижая ценность феминистской борьбы зарасширение гражданских прав женщин, можноуверенно утверждать, что ни женщинам, ни обществув целом не наносят существенного ущерба теостатки правового принижения женщин, которые ещесохраняются в законодательстве цивилизованныхстран.

Искаженное понимание принципа равенства передзаконом, вообще присущее сфере общественныхотношений, проявляется и в специальной областиотношений между полами. Так же какпсевдодемократические движения норовятдекретами упразднить природно и социальнообусловленные формы неравенства и уравнятьсильного и слабого, одаренного и бездарного,здорового и больного, так и радикальное крыложенского движения стремится уравнять мужчину иженщину. [94*]Хотя не в их силах возложить на мужчину половинубремени материнства, они желали бы разрушениябрачной и семейной жизни для того, чтобы женщинаполучила хотя бы те свободы, которые совместимы сматеринством. Не принимая во вниманиеобремененность мужем и детьми, женщина должнасвободно передвигаться и действовать, иметьвозможность жить для себя и развития своейличности.

Различия сексуальной природы и предназначенияможно устранить декретом с тем же успехом, что идругие виды неравенства. Чтобы сравняться смужчиной в деятельности и ее результатах,женщина нуждается в том, чего не могут датьзаконы. Внутренне несвободной женщину делает небрак, но сексуальная природа, которая требуетподчинения мужчине, и любовь к мужу и детям,которая поглощает ее лучшие силы. Нет закона,который помешал бы женщине, ищущей счастье вкарьере, отринуть любовь и замужество. Но у тех,кто поступает иначе, просто не остается сил,чтобы строить свою жизнь так же, как это можетделать мужчина. Женщину сковывает не замужествои семья, а сила, с которой сексуальное началоподчиняет себе всю ее личность целиком."Уничтожение" брака не сделает женщинуболее счастливой и свободной; это просто лишит еесущественного компонента жизни и не даст ничеговзамен.

Борьба женщин за сохранение своей личности взамужестве есть часть борьбы за целостностьличности, столь характерной длярационалистического общественного порядка,основанного на частной собственности насредства производства. Победа женщин в этойборьбе в интересах не только женщин;противопоставление интересов мужчины и женщины,как это в обычае у крайних феминисток, крайнеглупо. Все человечество пострадает, если женщинапотерпит поражение в развитии своего Я и несможет партнерствовать с мужчиной как равная,свободная от рождения подруга и товарищ.

Отнять у женщины детей, чтобы выращивать их внеких заведениях, значит забрать часть ее жизни;да и дети лишены наиболее глубокого воздействия,которое они получают в лоне семьи. Лишь недавноФрейд с проницательностью гения показал, скольглубокое воздействие оказывает на ребенкародительский дом. [105]У родителей ребенок учится любви и так обретаетсилы, которые позволяют ему вырасти здоровымчеловеком. Раздельное обучение порождаетгомосексуальность и неврозы. Совсем не случайно,что именно к Платону восходят требованияравенства мужчин и женщин, идеи государственногорегулирования сексуальных отношений ивоспитания детей от рождения в специальныхяслях, чтобы родители и дети вовсе не знали другдруга. [106] В женщине он видел толькоисточник физического наслаждения.

Развитие, которое привело от принципа насилия кпринципу договора, утвердило отношения мужчины иженщины на свободном выборе в любви. Женщинаможет отвергнуть любого, она может требоватьверности и постоянства от мужчины, которомуотдает себя. Только на этом пути возможноразвитие личности женщины. Возвращаясь кпринципу насилия и сознательно отвергая идеюдоговора, социализм -- при всем его стремлении кравному распределению награбленного -- должен, вконце концов, потребовать промискуитета вполовой жизни.

Коммунистический манифест провозглашает, что"дополнением" "буржуазной семьи"является проституция. "С исчезновениемкапитала" проституция также исчезнет [95*].В книге Бебеля о женщинах есть глава подназванием "Проституция, необходимоесоциальное учреждение буржуазного общества".Здесь развивается воззрение, согласно которомупроституция необходима в буржуазном обществеподобно "полиции, постоянному войску, церкви,предпринимательству" [96*].С момента своего появления воззрение напроституцию как на продукт капитализманевероятно распространилось. А поскольку к томуже проповедники все еще сокрушаются о добрыхстарых нравах и обличают современную культурукак причину разнузданности, каждый убежден, чтовсе сексуальные извращения -- явление упадка,свойственное нашему времени.

Для возражения достаточно указать на то, чтопроституция есть чрезвычайно древнееустановление, известное, наверное, всемкогда-либо существовавшим народам [97*]. Это остаток древних нравов, а нерезультат упадка высокой культуры. Сегодня одноиз самых действенных средств против нее --требование мужского воздержания вне брака --целиком относится к принципам моральногоуравнивания прав мужчин и женщин и уже в силуэтого принадлежит к идеалам капиталистическойэпохи. В эпоху принципа насилия сексуальнойчистоты требовали только от невесты, но не отжениха. Все факторы, которые нынеблагоприятствуют проституции, не имеют ничегообщего с частной собственностью и капитализмом.Армия, препятствующая женитьбе молодых людейдольше, чем они способны терпеть, есть все чтоугодно, но не результат мирного либерализма. Тотфакт, что правительственные и иные чиновникимогут жениться, только будучи достаточнобогатыми, ибо в противном случае они не смогутвыходить в свет, есть, как и другие кастовыеусловности, наследие докапиталистическогосознания. Капитализм не признает каст и кастовыхобычаев; при капитализме каждый живет всоответствии с доходами.

Некоторых женщин приводит к проституциипотребность в мужчинах, других -- голод. Длямногих действенны оба мотива. Можно бездальнейшего обсуждения признать, что в обществес равенством доходов экономические стимулыпроституции исчезнут полностью или сведутся кминимуму. Но тщетно размышлять о том, невозникнут ли в обществе без неравенства доходовновые социальные источники проституции. В любомслучае невозможно просто заявить, что всоциалистическом обществе этика половыхотношений будет более удовлетворительной, чем вкапиталистическом обществе.

Именно при исследовании отношений междуполовой жизнью и собственностью, больше, чем вдругих областях социального знания, следуетпрояснить и уточнить наши идеи. Современноепонимание этих проблем затемнено всякого родапредрассудками. При столкновении с этимипроблемами мы не должны уподобляться мечтателю,который грезит видениями утраченного рая, видитбудущее в розовом цвете и проклинает все, что егоокружает в реальности.

Примечания:

[2*]

Ludwig von Mises, Socialism: An Economic and Sociological Analysis, London, ed. Jonathan Cape, 1936

[3*]

Ludwig von Mises, Socialism: An Economic and Sociological Analysis, Indianapolis. Liberty Classics, 1981

[4*]

Ludwig von Mises, Theorie des Geldes und der Umlaufsmittel, Munchen und Leipzig: Duncker & Humblot, 1912

[5*]

Ludwig von Mises, Nation, Staat und Wirtschaft: Beitrage zur Politik und Geschichte der Zeit, Wien: Manz'sche Verlags und Universitats-Buchhandlung, 1919

[6*]

Ludwig von Mises, Die Gemeinwirtschaft: Untersuchungen uber den Socialismus, Jena: Gustav Fisher, 1922

[7*]

Ludwig von Mises, Die Entwicklung des gutsherrlichbauerlichen Verhaltnisses in Galizien, 1772--1848, Wien und Leipzig: Franz Deuticke, 1902

[8*]

Ludwig von Mises, Notes and Recollections, Foreword by Margit von Mises, trans. and postscript by Hans F. Sennholz, South Holland, III, Libertarian Press, 1978, p. 33

[9*]

Menger, Grundsatze der Volkswirtschaftslehre, Wien, 1971

[24*]

Bohm-Bawerk, Rechte und Verhaltnisse vom Standpunkte der volkswirtschaftlichen Guteriehre, Innsbruck, 1881, S. 37

[25*]

Fetter, The principles of Economics, 3 ed., N. Y., 1913, P. 408

[26*]

См. стихи Горация [41]:

Si proprium est quod quis libra mercatus et acre est, quaedam, si credis consultis, mancipat usus:
qui te pascit ager, tuus est; et vilicus Orbi
cum segetes occat tibi mox frumenta daturas,
te dominum sentit, das nummos: accippis uvam
pullos ova, cadum temeti.

((2. Epistol, 2, 158--163).)

<"Если же собственность -- то, что купил ты на ферме за деньги,
То ведь дает тебе то же (юристов спроси!) потребленье.
Поле, что кормит тебя, ведь твое; ибо Орбий-крестьянин,
Нивы свои бороня, чтобы хлеб тебе вскоре доставить,
Чует, что ты господин. Получаешь за деньги ты гроздья.
Яйца, цыплят и хмельного кувшин..." (лат.)

((Квинт Гораций Флакк, Оды. Эподы. Сатиры. Послания, М., 1970, С. 377)>)

Внимание экономистов к этому отрывку впервые было привлечено в кн.: Effertz, Arbeit und Boden, Berlin, 1897, Band. 1, S. 72, 79 f.

[27*]

Этатистская социальная философия [43], возводящая все эти установления к "государству", возвращается к старому теологическому объяснению. При этом государству приписывается тот же статус, который теологи приписывали Богу.

[28*]

J. S. Mill, Principles of Political Economy, People's ed. London, 1867, P. 124 <Милль Д. С., Основания политической экономии, Спб, 1909, С. 167--168>

[29*]

Dernburg, Pandekten, 6 Aufl., Berlin, 1900, 1 Band., 11 Abt., S. 12

[30*]

Fichte, Der geschlossene Handelstaat, Hgb. Medicus, Leipzig, 1910, S. 12 <Фихте И. Г. Замкнутое торговое государство, М., 1923, С. 35>

[31*]

Либерализм пытался расширить охрану приобретенных прав через развитие концепции прав человека и обеспечение правовой защиты их в суде. Этатизм и социализм, напротив, пытаются все основательнее ограничить сферу частного права в пользу публичного права.

[32*]

Tacitus, Germania, 14 [48] <Тацит К., О происхождении германцев и местоположении Германии // Соч., Т. 1, Л., 1969, С.360>

[33*]

Тонкой поэтической насмешкой над романтически-ностальгической сентенцией: "Там хорошо, где нас уж нет" -- является опыт советника Кнапа из сказки Андерсена "Калоши счастья". [49]

[34*]

Wiese, Der Liberalismus in Vergangenheit und Zukunft, Berlin, 1917, S. 58 ff.

[35*]

Poehlmann, Geschichte der sozialen Frage und des Sozialismus in der antiken Welt, 2 Aufl., Munchen, 1912, Bd. II, S. 577 ff.

[36*]

Ipsaque tellus omnia liberius nullo poscente ferebat (Virgil, Georgica, I, 127 ff.) [51]

[37*]

Laveleye, Das Ureigentum, Deutsch von Bucher, Leipzig, 1879, S. 514 ff. <Э. де Лавеле, Первобытная собственность, Спб., 1875, С. 364 и след.>

[38*]

Below, Probleme der Wirtschaftsgeschichte, Tubingen, 1920, S 13 ff.

[39*]

Germania, 26 <Тацит, Указ. соч., С. 364>

[40*]

Термин "коммунизм" означает то же, что и "социализм". Использование этих двух слов в последние десятилетия неоднократно менялось, но всегда границей между социалистами и коммунистами оставались вопросы политической тактики. И те, и другие стремятся к обобществлению средств производства.

[41*]

Anton Menger, Das Recht auf den vollen Arbeitsertag in geschichtlicher Darstellung, 4 Aufl., Stuttgart und Berlin, 1910, S. 6 <Менгер А., Завоевание рабочим его прав. Право на полный продукт труда в историческом изложении., Спб, 1906, С. 9>

[42*]

Anton Menger, Das Recht auf den vollen Arbeitsertag in geschichtlicher Darstellung, 4 Aufl., Stuttgart und Berlin, 1910, S. 6 <Менгер А., Завоевание рабочим его прав. Право на полный продукт труда в историческом изложении., Спб, 1906, С. 9>, S. 9 <там же, С. 10>

[43*]

Malthus, An Essay on the Principle of Population, 5th. ed., London, 1817, Vol. 3, P. 154 ff. <Мальтус Т., Опыт закона о народонаселении, М., 1895, С. 10 и след.>

[44*]

Marx, Zur Kritik des Sozialdemokratischen Parteiprogramm von Gotha, heig. Kreibich, Peichenberg, 1920, S. 17 <Маркс К., Критика Готской программы // Маркс К., Энгельс Ф. Соч., Т.19, С.20>

[45*]

Anton Menger, Op. cit., S.10 <Менгер А., Указ соч., С. 11>

[46*]

Ibid., S. 10 f. <там же, С. 11--12>; см. также Singer-Sieghart, Das Recht auf arbeit in geschichtlicher Darstdlung, Jena, 1895. S. 1 f; Mutasoff, Zur Geschichte des Rechts auf Arbeit mit besonderer Rucksicht auf Charles Fourier, Bern, 1897. S. 4 f.

[47*]

см. мои работы: (Mises L.) Kritik des Interventionismus, Jena, 1929, S. 12 ff.; Die Ursachen der Wirtschaltskrise, Tubingen, 1931, S. 15 ff.

[48*]

Pribram, Die Entstehung der individualistischen Sozialphilosophie, Leipzig, 1912, S. 3 ff.

[49*]

Так формулирует противоположность индивидуального и социального принципов Дитцель (см его статью Individualismus в Handworterbuch der Staatwissenschaften, 3 Aufl, В. 5, S. 590). Похожий подход у Шпенглера (Spengler, Preussentun und Sozialismus, Munchen, 1920, S. 14). [59]

[50*]

Nietzche, Also Sprach Zarathustra, Werke, Kronersche Klassikerausgabe, VI Bd., S. 69 <Ницше Ф., Так говорил Заратустра // Соч.: В 2 т., Т. 2, М.: Мысль, 1980, С. 35>

[51*]

L'Etat etant concu comme un etre ideal, on le pare de toutes les quualites que l'on reve et on le depouille de toutes les faiblesses que l'on halt <Государство, превознесенное как идеальное бытие, наделяют всеми совершенствами нашей мечты и освобождают от всего, что нам ненавистно> (P. Leroy-Beaulieu, L'Etat moderne et ses fonctions, 3d ed., Paris, 1900, P. 11); см. также Bamberger, Deutschland und der Sozialismus, Leipzig, 1878, S. 86 f.

[52*]

Kant, Idee zu einer allgemeinen Geschichte in weltburgerlicher Absicht // Samtliche Werke, Inselausgabe, Bd. I, Leipzig, 1912, S. 235 <Кант И., Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане // Собр. соч., Т.6, М., 1966, С. 18--19>

[53*]

Herder, Ideen zu etner Philosophie der Geschichte der Menschheit // Samtliche Werke, herg. Suphan, Bd. XIII, Berlin, 1887, S. 345 f. <Гердер И., Идеи к философии истории человечества, М., 1977, С. 229 и след.>

[54*]

Kant, Rezension zum zweiten Teil von Herders Ideen zur Fhilosophic der Geschiche der Menschheit // Werke, I Bd., S. 267; см. также Cassirer, Freiheit und Form, Berlin, 1916, S. 504 ff.

[55*]

Kant, Idee zu einer allgemeinen Geschichte..., S. 228 <Кант И., Идея всеобщей истории..., С. 9>

[56*]

Gierke, Des Wesen der menschlichen Verbande, Leipzig, 1902, S. 34 f.

[57*]

"Ernst und Falk", Gesprache fur Freimaurer // Werke, Bd. Stuttgart, 1873, S. 80

[58*]

Huth, Soziale und Individualistische Auffassung im 18. Jahrhundert, vornehmlich bei Adam Smith und Adam Ferguson, Leipzig, 1907, S. 6

[59*]

Как, например, утверждает Лассон (Lasson, Prinzip und Zukunftl des Volkerrechts, Berlin, 1871, S. 35) [71]

[60*]

В усилиях записать все зло на счет капитализма социалисты попытались даже определить современный империализм и, следовательно, мировую войну как продукт капитализма. Возможно, нет нужды ближе заниматься этой теорией, выдвинутой на потребу не рассуждающих масс. Но нелишним будет припомнить, что Кант был прав, когда ожидал от растущего влияния "силы денег" постепенного уменьшения воинственности. "Дух торговли, -- говорит он, -- ...вот что несовместимо с войной" (Kant, Zum ewigen Frieden. Samtliche Werke., Bd. V, S. 688) <Кант И., К вечному миру // Собр. соч., Т.6, М., 1966, С. 287>; см. также Sulzbach, Natlonales Gemeinschaftsgefuhl und wirtschaftliches Interesse, Leipzig, 1929, S. 80 ff.

[61*]

Может быть, не вполне случайно в известном смысле, что писатель, который на пороге Ренессанса первым выдвинул демократическое требование о передаче законодательства народу, -- Марсилий из Падуи [73] -- назвал свою работу "Defensor Pads" [74] (Atger, Essai sur l'histoire des Doctrines du Contrat Social, Paris, 1906, P. 75; Scholz, Marsilius von Padua und die Idee der Demokratie // Zeitschrift fur Politik, 1908, I Bd., S. 66 ff.).

[62*]

см., с одной стороны, писания защитников прусского авторитарного государства, а с другой -- прежде всего писания синдикалистов (Michels, Zur Soziologie des Parteiwesens in der modernen Demokratie, 2 Aufl., Leipzig, 1925, S. 463 ff.)

[63*]

Max Weber, Politik als Beruf, Munnchen und Leipzig, 1920, S. 17 ff. <Вебер М., Политика как профессия. // Избр. произв., М.. 1990, С. 651 и след.>

[64*]

Естественно-правовые теории демократии, не способные оценить преимущества разделения труда, сохраняют верность идее "представительства" выборщиков выбранными. Нетрудно показать всю искусственность этой концепции. Член парламента, который для меня изготовляет законы и для меня контролирует администрацию, "представляет" меня не в большей степени, чем доктор, который меня лечит, или сапожник, который шьет мне обувь. Существенное отличие его от доктора и сапожника не в том, что он выполняет для меня услуги другого рода, но в том, что я, будучи недоволен им, не могу избавиться от его услуг с той же простотой, с какой я меняю доктора или сапожника. Чтобы влиять на правительство так же, как я влияю на врача и сапожника, я и хочу быть избирателем.

[65*]

Здесь можно повторить за Прудоном [79]: "La democratie c'est l'envie" [80] (Poehlmann, Geschichte der sozialen Frage und des Socialismus in der antiken Welt, Bd. I, S 317, Anm. 4).

[66*]

Ibid., Bd., S. 333

[67*]

Hegel, Vorlesungen uber die Philosophie der Weltgeschichte, Ausg. von Lasson I Bd., Leipzig, 1917, S. 40 <Гегель Г. В. Ф., Философия истории. // Соч., Т. 8, М.-Л., 1935, С. 98>

[68*]

Gervinus, Einleitung in die Geschichte des neunzehnten Jahrhunderts, Leipzig, 1853, S. 13 <Гервинус Г., Введение в историю девятнадцатого века, Спб, 1864, С. 9>

[69*]

Engels, Herrn Eugen Duhring Umwalzung der Wissenschaft, I Aufl., Stuttgart, 1910, S. 302 <Энгельс Ф., Анти-Дюринг // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 20, С. 292>

[70*]

Marx, Zur Kritik des Sozialdimokratischen Programms, von Iotha, S 23 <Маркс К., Критика Готской программы // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 19, С. 27>

[71*]

Ibid., S. 17 <там же, С. 20>; см. также Lenin, Staat und Revolution, Berlin, 1918, S. 89 <Ленин В. И., Государство и революция. // Полн. собр. соч., Т. 33, С. 95>

[72*]

Bukharin, Das Program der Kommunisten (Bolschewiki), Zurich, 1918, S. 24 ff. <Бухарин H., Программа коммунистов (большевиков), М., 1918, С. 21 и след.>

[73*]

так считает Кельзен [92] (Kelsen, Vom Wesen und Wert der Demokratie // Archiv fur Sozialwissenschaft und Sozialpolitik, 47 Bd., S. 84; см. также Menzel, Demokratie und Weltanschauung // Zeitschrift fur oflentliches Recht, II Bd., S. 701 ff.)

[74*]

Marx, Op. cit., S. 17 <Маркс К., Указ. соч., С. 20>

[75*]

Engels, Op. cit., S. 302 <Энгельс Ф., Указ. соч., С. 292>

[76*]

Engels, Vorwort zu Marx "Der Burgerkrieg in Frankreich", Ausgabe der Politishen Aktions Bibliothek, Berlin, 1919, S. 16 <Энгельс Ф., Введение к работе К. Маркса "Гражданская война во Франции" // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 22, С. 201>

[77*]

Marx, Der Burgerkrieg..., S.54 <Маркс К., Гражданская война во Франции // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 17, С. 347>

[78*]

Engels, Der Ursprung der Familie, des Privateigentums und des Staates, 20 Aufl., Stuttgart, 1921, S. 163 ff. <Энгельс Ф., Происхождение семьи, частной собственности и государства // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 21, С. 169 и след.>

[79*]

Metamorphoses, I, P. 89 f. <Овидий, Метаморфозы, М., 1971, С. 33>; см. также Вергилий, Энеида, VII; Тацит, Анналы, III; Poehlman, Geschichte der sozialen Frage und des Sozialismus in der antiken Welt, II Bd., S. 583 ff.

[80*]

Bryce, Moderne Demokratien, Munchen, 1926, III Bd., S. 289 f.

[81*]

Freud, Drei Abhandlungen zur Sexualtheorie, 2 Aufl., Leipzig und Wien, 1910, S. 38 ff. <Фрейд З., Три статьи о теории полового влечения, М., 1911, С. 35 и след.>

[82*]

Poehlman, Op. cit., II Bd., S. 576

[83*]

Engels, Der Urspung der Familie, des Privateigentums und des Staates, 20 Aufl., Stuttgart, S. 182 <Энгельс Ф., Происхождение семьи, частной собственности и государства, С. 173>

[84*]

Westermarck, Geschichte der menschlichen Ehe, Aus dem englischen ubers, von Katscher und Grazer, 2 Aufl., Berlin, 1902, S. 122; Weinhold, Die deutschen Frauen in dem Mittelalter, 3 Aufl., Wien, 1897, II Bd., S. 9 f.

[85*]

см., например: Weinhold, Op. cit., S. 7 ff.

[86*]

Библия. Первое послание к коринфянам., Гл. 11, ст. 9

[87*]

Ульрих фон Лихтенштейн, поэт XIII века, спародировал форму рыцарского служения прекрасной даме "Minnedienst" как служение женщине -- "Frauendienst" (1255).

[88*]

Weinhold, Op. cit., I Aufl., Wien, 1851, S. 292 ff.

[89*]

Westermarck, Op. cit., S. 74 ff.; Weinhold, Op. cit., 3 Aufl., Wien, I Bd., S. 273

[90*]

Schroder, Lehrbuch der deutschen Rechtsgeschichte, 3 Aufl., Leipzig, 1898, S. 70, 110; Weinhold, Op. cit., II Bd., S. 12 ff.

[91*]

Tacitus, Germania, s. 17 <Тацит К., О происхождении германцев..., С. 361> [103]

[92*]

Marianne Weber, Ehefrau und Mutter in der Rechtsentwicklung, Tubingen, 1907, S. 53 ff., 217 ff.

[93*]

August Bebel, Die Frau und der Sozialismus, 16 Aufl., Stuttgart, 1892, S. 343 <Бебель А., Женщина и социализм, М., 1959, С. 546--547>

[94*]

В рамки этого исследования не входит рассмотрение того, в какой степени радикальность требований феминизма обязана мужчинам и женщинам с сексуальными отклонениями.

[95*]

Marx und Engels, Das Kommunistische Manifest, 7 Aufl., Berlin, 1906, S. 35 <Маркс и Энгельс, Манифест Коммунистической партии //Соч., Т. 4, С. 444>

[96*]

Bebel, Op. cit., S. 141 ff. <Бебель А., Указ. соч., С. 227>

[97*]

Marianne Weber, Op. cit., S. 6 ff.

[1]

Репке Вильгельм (1899--1966) -- швейцарский экономист, учившийся и вначале работавший в Германии. В 20-е годы примыкал к сторонникам "регулируемого капитализма", но затем решительно встал на позиции экономического либерализма. Один из создателей теории социального рыночного хозяйства. Роббинс Лайонел (1898--1984) -- английский экономист, также переживший в 30-е годы эволюцию в направлении экономического либерализма. Активно выступал против кейнсианской программы государственного регулирования экономики.

[2]

В конце XIX в. в Австрии сложилось экономическое направление, получившее название школы предельной полезности. Ее представители считали, что ценность конкретного блага определяется его предельной полезностью, т. е. субъективно оцениваемой полезностью той единицы этого блага, которая удовлетворяет наименее настоятельную потребность в нем. Если, например, из трех килограммов зерна первый удовлетворяет потребность в пище, второй -- в посевном материале, а третий -- в корме для певчих птиц, то предельная полезность -- это полезность третьего килограмма. При сокращении производства зерна на килограмм придется отказаться от кормления птиц, и тогда ценность зерна будет определяться полезностью второго килограмма, предназначенного для посева.

[4]

Sozialpolitik -- социальная политика (нем.). Хайек имеет в виду идеи так называемой "молодой исторической школы", сформировавшейся в Германии в конце 60-х годов XIX в. Представители этой школы считали, что государство, активно вмешиваясь в общественную жизнь, обеспечит постепенное утверждение социализма. Поскольку у истоков школы стояли университетские профессора Г. Шмоллер, Л. Брентано и др., она получила ироническое название катедер-социализма, т. е. "социализма кафедры". В 1872 г. катедер-социалисты создали объединение "Союз социальной политики".

[5]

"Фабианский социализм" -- концепция постепенного преобразования капиталистического общества в социалистическое с помощью государства, развивавшаяся группой английских интеллигентов, основавших в 1884 г. "Фабианское общество". Впоследствии "фабианцы" стали мозговым центром лейбористской партии.

[6]

Менгер Карл (1840--1921) -- австрийский экономист, один из создателей теории предельной полезности, основатель "австрийской (венской) школы" в политической экономии.

[7]

Бём-Баверк Евгений (1851--1914) -- австрийский экономист, внесший существенный вклад в развитие теории предельной полезности

[8]

книга Л. Мизеса посвящена экономической истории Галиции, а именно развитию отношений помещичьих и крестьянских хозяйств под влиянием государственно-правовых установлении.

[9]

Шумпетер Йозеф (1883--1950) -- австрийский экономист и социолог, с 1932 г. -- профессор Гарвардского университета. Будучи консерватором, Шумпетер, тем не менее, признавал научные заслуги Маркса и был близок с некоторыми социалистами. Бауэр Отто (1882--1938) -- идеолог так называемого "австромарксизма", один из лидеров австрийской социал-демократии и Второго Интернационала. По его рекомендации в 1919 г. Шумпетер был приглашен на пост министра финансов в коалиционном правительстве католиков и социал-демократов.

[10]

Нейрат Отто (1882--1945) -- австрийский философ, экономист и социолог. Стоял на марксистских позициях. Хайек имеет в виду вышедшую в 1919 г. в Мюнхене книгу Нейрата "Через военное хозяйство к натуральному хозяйству", в которой Нейрат обосновывает идею господства натуральных исчислений в социалистической экономике.

[23]

Субъективная школа в политической экономии -- собирательное название ряда учений, возникших в 70-е годы XIX в. Общим для них является тезис, что ценность благ определяется в конечном счете субъективной оценкой их полезности. Мизес, по всей вероятности, под субъективной школой подразумевает австрийскую школу, приверженцем которой он являлся. Эта школа рассматривает заработную плату как долю в произведенной ценности, которая может быть "вменена" труду -- одному из факторов производства.

[40]

Сервитут -- ограниченное право использовать чужую собственность, преимущественно земельную, например, право крестьян собирать хворост в помещичьем лесу. Узуфрукт -- право пользоваться чужим имуществом и доходами от него, не подвергая его при этом изменениям.

[42]

Выражение "война всех против всех" принадлежит английскому философу Томасу Гоббсу (1588--1679). Оно характеризует отношения людей на догосударственной стадии. Государство и вместе с ним "естественное право" возникло, по Гоббсу, на основе общественного договора.

[44]

В древнегреческой мифологии сова как символ мудрости была посвящена богине Афине -- покровительнице Афин. Изображения сов чеканились на афинских монетах, именовавшихся в просторечии "совами". Отсюда, видимо, пошла поговорка "носить сов в Афины", т. е. совершать нечто излишнее, ненужное (русский аналог -- "ездить в Тулу со своим самоваром").

[45]

рационализм -- философское учение, согласно которому разум является основой бытия, познания и морали; к рационалистам принадлежали Р. Декарт, Б. Спиноза, Г. В. Лейбниц

[46]

Отсутствие титула собственности -- неподтвержденность прав собственника соответствующими документами.

[47]

Тацит Публий Корнелий (ок. 56 -- ок. 117) -- римский историк; его перу принадлежит "Germania" -- описание общественного устройства, верований и быта германских племен

[50]

По верованиям римлян, жизнь человечества проходит через ряд кругов, каждый из которых находится под покровительством определенного божества. Золотой век соотносился с кругом Сатурна -- доброго и справедливого бога урожая и земледельцев. Публий Вергилий Марон (70--19 до н. э.) -- римский поэт. О Золотом веке он писал в "Буколиках", Эколога IV (Вергилий, Буколики. Георгики. Энеида., М., 1971). Публий Овидий Назон (43 до н. э. -- ок. 18 н. э.) -- римский поэт. Описание золотого века содержится в его "Метаморфозах" (Овидий, Метаморфозы, М., 1977). Тибулл Альбий (ок. 50--19 до н. э.) -- римский поэт. Упоминания о Золотом веке встречаются в его "Элегиях" (Катулл. Альбий Тибулл. Пропорций., М., 1977). Сенека Луций Анней (ок. 4 до н. э. -- 65 н. э.) -- римский философ. О Золотом веке см. в его "Нравственных письмах к Луцилию" (М., 1977).

[52]

В середине XIX в. сформировалась так называемая общинная теория, согласно которой исходным моментом аграрной истории было общинное землевладение с коллективной крестьянской собственностью на землю. Ее создателями и последователями были Г. Маурер, Г. Мэн, М. Ковалевский и другие историки и правоведы. Общинная теория нашла своих горячих сторонников и продолжателей в К. Марксе и Ф. Энгельсе (см., например, работы Ф. Энгельса "Марка", "К истории древних германцев", "Происхождение семьи, частной собственности и государства"). В конце XIX -- начале XX в. общинная теория подверглась суровой критике со стороны Н. Д. Фюстель де Куланжа, Ф. Сибома, Р. Гильдебранда, А. Допша и других историков, отстаивавших извечность частной собственности.

[53]

Как установили историки, русская сельская община с периодическими уравнительными переделами земли между входящими в общину семьями сформировалась лишь в XVII -- XVIII вв. Б. Н. Чичерин, К. Д. Кавелин и другие представители "государственной школы" историков доказывали, что община в таком виде сложилась под давлением государства, преследовавшего сугубо фискальные цели. Хаубергские товарищества -- ассоциации лесорубов, возникшие в прирейнском Вестервальде (Германия). Gehofeischaft (нем.) -- подворная земельная община, существовавшая в районе Трира (Рейнская область Германии). Каждая семья (двор), входившая в общину, имела строго определенную долю во всех видах земельных угодий, но так как участки отличались по плодородию и другим природным условиям, практиковался периодический обмен их между членами общины. Задруга -- существовавшая вплоть до конца XIX в. на землях Сербии и Хорватии семейная община. В ее сохранении из фискальных соображений были заинтересованы как правители Османской империи, которая господствовала на землях южных славян, так и правительство независимой Сербии.

[54]

Цезарь Гай Юлий (162--44 до н.э.) -- римский полководец, политический деятель и писатель. О быте германских племен он писал в "Записках о Галльской войне" (Записки Юлия Цезаря и его продолжателей о Галльской войне, В 2 т., М., 1991). Согласно описанию Цезаря у германцев была кровнородственная община. По Тациту (полтора века спустя), германские племена жили в условиях соседской (сельской) земледельческой общины.

[55]

Менгер Антон (1841--1906) -- австрийский юрист, социолог и историк социалистических идей. Социалист-эволюционист А. Менгер был известен в конце XIX -- начале XX в. как противник марксистского социализма и социал-демократии.

[56]

Английский экономист Томас Роберт Мальтус (1766--1834) сформулировал в 1798 г. "естественный закон народонаселения", согласно которому население имеет тенденцию размножаться в геометрической прогрессии, тогда как средства существования могут расти лишь в арифметической прогрессии, что порождает нищету масс.

[57]

Реализм и номинализм -- два противоборствующих течения в европейской средневековой философии. Номиналисты утверждали, что существуют лишь единичные вещи, а общие понятия (универсалии) -- это лишь nomina (имена, обозначения), выступающие в сознании людей. Реалисты считали, что общие понятия существуют реально, а не только в мышлении. Спор о реальном существовании универсалий восходит к Древней Греции: Платон (427--347 до н. э.) считал, что идеи существуют вне конкретных вещей и образуют особый идеальный мир; Аристотель (384--322 до н. э.) утверждал, что общее существует только в единичных вещах, будучи его формой.

[58]

Универсализм здесь -- синоним реализма как признания реального бытия универсалий. Проблема универсалий была сформулирована древнегреческим философом Порфирием (234--301 (?)) как проблема "вида": существуют ли виды и роды вещей наряду с единичными вещами? По Мизесу, признание особых целей и интересов коллективов, отличных от целей и интересов индивидуумов, равносильно признанию реального бытия вида наряду с единичными вещами.

[60]

collectiva -- совокупности людей, объединенных общим делом, интересом и т. п. (лат.)

[61]

телеология -- учение о том, что развитие каких-либо явлений обусловлено не объективными причинами, а заранее предустановленной целью

[62]

Гердер Иоганн Готтфрид (1744--1803) -- немецкий философ, идеолог Просвещения; в молодости был учеником И. Канта, а в последний период своей жизни вел резкую полемику с кантианством.

[63]

Аверроэс -- латинизированное имя Ибн Рушда (1126--1189), арабского философа, комментатора Аристотеля. В учении Аверроэса нашло отражение гипостазирование -- представление о том, что общие понятия, идеи, свойства обладают самостоятельным бытием наряду с конкретным вещественным миром.

[64]

в математике асимптотическим называется неограниченное приближение точек некоторой кривой к прямой линии по мере того, как эти точки удаляются в бесконечность

[65]

Гирке Отто Фридрих (1841--1921) -- германский юрист, историк права. В истории он видел смену различных форм общности людей. Государство, по его мнению, не институт, а общность, объединяющая и господствующих, и подвластных им.

[66]

Лессинг Готхольд Эфраим (1729--1781) -- немецкий писатель-просветитель, классик национальной литературы.

[67]

Гегель Георг Вильгельм Фридрих (1770--1831) -- классик немецкой философии, объективный идеалист, диалектик

[68]

Тюнен Иоганн Генрих (1783--1850) и Госсен Герман Генрих (1810--1858) -- немецкие экономисты, заложившие основы теории предельной полезности и производительности, отрицающей классическую трудовую теорию стоимости, на которой базировались социалистические требования ликвидации доходов капиталиста как нетрудовых. Менгер Карл (1840--1921) -- австрийский экономист, один из создателей теории предельной полезности, основатель "австрийской (венской) школы" в политической экономии. Бем-Баверк Евгений (1851--1914) -- австрийский экономист, внесший существенный вклад в развитие теории предельной полезности. Визер Фридрих (1851--1926) -- австрийский экономист, один из разработчиков теории предельной полезности благ и на ее основе -- теории капитала и процента. Взгляды этих основоположников австрийской школы разделял и Людвиг фон Мизес.

[69]

Фридрих Вильгельм IV (1795--1861) -- прусский король, установивший режим жестокой реакции. Вильгельм II (1859--1941) -- германский император, один из политических лидеров, развязавших первую мировую войну.

[70]

Ценностные суждения -- суждения, выражающие ценностные установки, моральные оценки и т. п. С позиций формальной логики они не обладают необходимым признаком суждения, ибо не могут характеризоваться как истинные или ложные. Потому, как считает Мизес, ценностные суждения лежат вне сферы науки.

[72]

Зутнер Берта (1843--1914) -- австрийская писательница, видная деятельница пацифистского движения. Возглавляла Венский Союз друзей мира, издавала журнал "Долой оружие" -- орган Интернационального Бюро мира. Лауреат Нобелевской премии мира 1905 года.

[75]

Шиллер Иоганн Кристоф Фридрих (1759--1805) -- немецкий драматург, поэт, историк

[76]

имеется в виду драма Фридриха Шиллера (1783--1787) "Дон Карлос", а именно сцена встречи "гражданина Вселенной" маркиза Позы с королем Испании Филиппом II (Шиллер Ф., Избр. соч., В 2 т., Т.1, М., 1959)

[77]

В ночь 4 августа 1789 г. в Учредительном собрании виконт Де Ноай, герцог Д'Эйгийон и другие представители дворянства потребовали ликвидации феодальных прав (помещичьего суда, права охоты на крестьянских землях и т. п.) и феодальных повинностей (барщины, оброчных платежей и т. д.). Учредительное собрание поддержало отказывающихся от своих привилегий дворян. В марте--июне 1832 г. в Великобритании господствовавшая в парламенте аристократия пошла на уступки промышленной буржуазии, проведя парламентскую реформу. Согласно Биллю о реформе было ликвидировано представительство от мелких или вообще фиктивных избирательных округов, что лишило помещиков примерно пятой части мест в парламенте.

[78]

volonte general -- всеобщая воля (фр.)

[81]

Эсхин (389--314 до н.э.) -- афинский политический деятель и оратор

[82]

Младогегельянцы -- сформировавшаяся в 40-е годы XIX в. ветвь последователей философии Гегеля (А. Руге, Б. Бауэр и др.). Младогегельянцы подчеркивали решающую роль субъективного фактора в истории; в противовес гегелевскому оправданию всего сущего как разумного они делали упор на развитии общества.

[83]

Гервинус Георг Готфрид (1805--1871) -- германский историк -- видел в истории закономерное движение от аристократии к демократии

[84]

"Молодая Европа" -- тайный международный союз революционеров-демократов, основанный в 1834 г. Дж. Мадзини. Союз ставил своей целью утверждение во всей Европе республиканского строя.

[85]

имеется в вицу радикализм эпохи, предшествовавшей революции 1848 г., начавшейся в Австро-Венгрии и Германии в марте

[86]

pro foro externo -- поразить в результате проникновения вглубь (лат.)

[87]

дельфийская Пифия -- прорицательница в храме Аполлона в Дельфах; предсказания Пифии, обычно крайне туманные, нуждались в специальном толковании

[88]

Промышленной революцией называли задолго до появления марксизма совершившийся в Англии в конце XVIII -- начале XIX в. переход от ручного производства к фабричной машинной индустрии. В одной из самых ранних работ Энгельса "Положение Англии. Восемнадцатый век" (опубликована в августе 1844 г.) термин "промышленная революция" используется как общепринятый (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.2. С. 598--617). Но уже в этой статье промышленная революция рассматривается как основа революции социальной, что в дальнейшем всячески акцентировалось Марксом и Энгельсом.

[89]

Мизес имеет в виду "молодых марксистов" -- Эдуарда Бернштейна (1850--1932) и его сторонников, выступивших на рубеже нашего века с ревизией ряда положений канонического марксизма, в частности по вопросу о путях перехода к социализму. В своей книге "Предпосылки социализма и задачи социал-демократии" (1899 г., русский перевод -- 1901 г.) Э. Бернштейн утверждал, что главным законом общественного развития являются не насильственные перевороты, а мирная эволюция.

[90]

Синдикализм (анархо-синдикализм) -- течение в рабочем движении, сформировавшееся в конце XIX в. Синдикалисты под влиянием анархистов отрицали легальную политическую борьбу и считали, что средством свержения буржуазного общества должны быть непосредственные действия: всеобщая стачка, бойкот, вооруженные выступления, организуемые синдикатами (профессиональными союзами).

[91]

Бухарин Николай Иванович (1888--1938) -- видный деятель русского и международного коммунистического движения, автор работ по философии и политической экономии

[93]

Л. Мизес называет исторические сообщества, где существовала государственная собственность на землю и некоторые другие средства производства. В Египте времен Древнего царства вся земля вместе с населением считалась собственностью верховного владыки -- фараона. И в дальнейшем во владении государства были лучшие земли, ирригационные сооружения. В империи инков -- рабовладельческой деспотии, существовавшей в XV--XVI веке на американском континенте, земля считалась принадлежавшей верховному правителю и обрабатывалась сельскими общинами. Иезуитское государство в Парагвае просуществовало с 1610 по 1768 г. Средства производства здесь считались принадлежащими Иезуитскому ордену, а работающие на них индейцы были низведены до положения рабов.

[94]

Взгляды древнегреческого философа Платона на идеальное общество изложены в его трудах "Государство", "О законах" и др. В утопии Платона нет равенства, существует жесткое сословное деление, управление находится полностью в руках высшего сословия. Мизес относит Платона к социалистам, поскольку у него два высших сословия -- философы и стражи -- не имеют частной собственности. У французского философа, классика так называемого утопического социализма Анри Клода Робуа Сен-Симона (1760--1825) идеальное общество построено на основе иерархии способностей, а управление осуществляют особые доверенные -- по существу государственные чиновники, регламентирующие производство.

[95]

Бебель Август (1840--1913) -- один из основателей социал-демократии Германии. Его работа "Женщина и социализм", впервые вышедшая на немецком языке в 1879 г. под названием "Женщина в прошлом, настоящем и будущем", неоднократно переиздавалась в переводе на многие языки. Утверждение Л. Мизеса, что эта книга посвящена в первую очередь проповеди свободной любви, -- полемическое преувеличение.

[96]

В произведениях французского утопического социалиста Шарля Фурье (1772--1837) детально разработано устройство будущего гармонического общества. Фурье утверждал, что неизменно присущие человеку страсти, подавляемые в современном ему обществе, получат полный простор в проектируемых им "фаланстерах" -- общежитиях счастливых людей, где будет господствовать свобода любви.

[97]

Экзогамия -- система брачных отношений, запрещающая браки между членами одной общности, например рода, племени, деревни и т. п. Эндогамия, наоборот, предусматривала браки только в рамках данной общности. Промискуитет -- неупорядоченные половые отношения в обществах, не знающих институтов брака и семьи. Матриархат и патриархат -- первобытно-родовые общества с преобладающей ролью соответственно женщин и мужчин.

[98]

Брунгильда -- одна из героинь немецкой саги "Песнь о Нибелунгах", дева-воительница. В саге, в частности, рассказывается, что Брунгильда выбирает себе мужа из нескольких претендентов, подвергая их разным испытаниям, в том числе и в постели.

[99]

в Древней Греции гетерами именовались незамужние образованные женщины, ведшие свободный образ жизни, -- подруги и любовницы философов и государственных мужей

[100]

manages des convenance -- брак по расчету (фр.)

[101]

Jus Primae Noctis -- право первой ночи (лат.). Согласно средневековому обычаю феодалу при вступлении его крепостного или вассала в брак принадлежало право первому провести ночь с новобрачной.

[102]

Карл Великий (742--814) -- французский король, затем император, основатель династии каролингов

[104]

debitum conjugate -- супружеский долг (лат.)

[105]

Фрейд Зигмунд (1856--1939) -- австрийский психиатр и психолог, основоположник психоанализа. По Фрейду, в формировании характера личности и ее патологии решающая роль принадлежит детству.

[106]

Согласно воззрениям Платона, изложенным в его трактате "Государство", в идеальном обществе государство должно регулировать подбор пар для деторождения, а дети должны отбираться у родителей сразу же после рождения, чем будет обеспечиваться общность детей как необходимое условие общего владения имуществом и справедливого распределения предметов потребления.