Индия!

Когда я называю страну, где провел последние годы, иной из моих собеседников повторяет ее название с особой интонацией, вибрирующей в воздухе, подобно слабому аромату курений в тихой комнате. В этом звуке и тайна, и чудо, и удивление, и предвкушение: «Индия!»

Для большинства шведов Индия нечто невообразимо далекое, квинтэссенция приключений, восточной роскоши и пышных джунглей в обрамлении волнующих аккордов трепетной цитры, нежного пения флейты и приглушенного ритма ударных. Но для некоторых Индия — воплощение неискоренимой нищеты и людских невзгод, какими они предстают в иных телевизионных программах или газетных статьях…

Три года я соприкасался с действительностью за дымкой тайны и с тайной за фасадом реальности. Казалось бы, после десяти лет в дебрях Южной Америки сокровищница индийской природы не должна выглядеть столь роскошной, животный мир Индии и Шри-Ланки будет воспринят почти как серые будни в сравнении с грандиозной природной лабораторией Амазонии. Но этого не случилось.

Не так давно я ненароком встретился с Гарри Шейном — мы заправлялись бензином у одной колонки. Прошло четырнадцать лет (!) с тех пор, как я принял из его рук премию Шведского киноинститута за полнометражный фильм «Дикие дебри». Пока журчал бензин, наполняя баки, мы наскоро — как заведено в нынешнем суматошном мире — обменялись приветствиями, и лицо Гарри озарилось улыбкой, когда я поведал ему, как увлекла меня новая область моих исследований.

— Ты все так же любопытен? — рассмеялся он.

Да, я все так же любопытен, если не больше прежнего. И разве может быть иначе? Любопытен как биолог, как кинодокументалист. Как человек.

Индия… Поразительная страна: великое множество людей, фантастическая и подверженная серьезной угрозе природа, глубокие корни в легендарной истории и борьба за то, чтобы выжить в наши дни! За то, чтобы устоять против величайшей разрушительной силы, какая когда-либо угрожала тонкой, словно яблочная кожура, биосфере нашей планеты, — я говорю о растущем популяционном прессе. Индия дает богатейшую пищу воображению, но также и серьезным раздумьям. Конечно же я любопытен!

Еще в 1967 году, когда я только что дебютировал в области телефильма серией лент о Тринидаде и готовился продолжить начатое дело съемками в чащобе девственных лесов Гайаны и прилегающих диких просторах, мои друзья из бристольского отделения Би-би-си попытались заинтересовать меня животным миром Индии. Тогда я не поддался ни на какие уговоры, однако с тех самых пор Индия маячила перед моим мысленным взором — рано или поздно я должен был туда попасть.

Много лет дождевые леса Южной Америки оставались главной сферой моей деятельности, и любопытство принесло осязаемые плоды. Я оказался в числе немногих кинодокументалистов, кому удалось основательно запечатлеть на пленке мир, который в этой части света исчезает быстро и неприметно, словно туман под лучами утреннего солнца.

В Азии (и в Европе!) человек, Homo sapiens, неизмеримо больше преуспел в разрушении природы. Будто некое проклятие сопутствует названному виду с момента его внезапного появления на трех континентах всего 40 тысяч лет назад. Полное отсутствие солидарности с другими формами жизни, отличающее нас от прочих организмов в более или менее отлаженном до той поры механизме сосуществования на Теллусе, грозит столкнуть в пропасть всех остальных млекопитающих, после чего человек, загоняющий их туда с необъяснимой энергией, сам же с ходу отправится следом. Действующий при этом закон инерции на диво прочно запечатлен в высокоразвитом (?) мозге, которым властелин природы кичится с тех самых пор, как обрел дар речи…

Просто чудо, что в такой густонаселенной стране, как Индия с ее 600 миллионами жителей, фауна не истреблена полностью! Только три вида крупных млекопитающих — малый однорогий носорог, азиатский двурогий носорог и гепард — совершенно исчезли. Однако шансы на выживание всех прочих видов неуклонно сокращаются. Прирост населения ускоряется, и, если бы не организация национальных парков и других заповедных зон, разбросанных по Индостанскому полуострову, если бы не усиленная охрана среды на этих территориях, поверьте — почти все виды были бы уже истреблены!

Фауна млекопитающих в Индии чрезвычайно разнообразна. Так, ни в одном равном по площади регионе вы не увидите столько видов оленей и антилоп; кошачьих здесь тоже больше, чем где-либо еще на земном шаре; вообще богатство форм огромно — млекопитающие представлены примерно 500 видами. Вплоть до конца прошлого века царило довольно гармоничное сосуществование, и можно было видеть большие стада оленей. Дэнбар Брандер писал в 1923 году в книге «Дикие животные Центральной Индии»: «В 1900 году в этой области обитало не меньше дичи, чем в любой из наиболее благополучных частей Африки, где я побывал в 1908 году. За одну вечернюю прогулку я увидел до полутора тысяч голов, представляющих одиннадцать видов».

Но уже тогда, в 1923 году, опустошение набирало темпы. От области, о которой говорил Брандер, сегодня сохранилась лишь малая — возрожденная и охраняемая — часть, а именно национальный парк Канха; правда, хотя целеустремленные охранные меры начали приносить плоды, до видового богатства прошлого века еще далеко. Вообще же повсеместно дикие животные существуют лишь постольку поскольку — там, где их не истребили совершенно. Во многих случаях от исконной среды попросту ничего не осталось! У каждой области, где мне довелось работать в эти годы, своя история, точнее, свой вариант единого в целом развития.

Я назвал эту книгу и серию телефильмов «Мир Книги джунглей», подразумевая сказочный животный мир, сотворенный Киплингом, который делал упор на «общество» зверей, придав ему ярко выраженные антропоморфные черты, и очень мало касался человеческих взаимоотношений. Из людей один лишь Маугли был принят миром животных, принят, так сказать, на их условиях. Он чувствует себя скорее таким же зверем, чем винтиком в мире людей с их завистью, эгоцентризмом и пренебрежением к окружающей дикой природе. Признаюсь, такая позиция представляется мне довольно естественной…

Книга Киплинга — по сути дела попытка пересказать в основном для детей слышанные автором повествования об очеловеченном животном мире Индии, где тигр Шер-Хан выступает в роли злодея, где пантера Багира — таинственный, мудрый и могущественный помощник, а медведь Балу — этакий добрый сильный дядюшка. Что до меня, то я не расположен рассказывать сказки. Мои телефильмы и эта книга призваны показать подлинную картину животного мира Индии в наши дни, его совокупность в различных областях со своими особенностями климата и растительности, и три года в поле знаменуют лишь начало этой работы. Надеюсь, мне представится возможность продолжить документацию этого все еще богатого, но сильно обескровленного мира, над которым нависла серьезная угроза.

Моим пером руководило желание поведать о непосредственном личном контакте с дикой фауной в достоверном экологическом и этологическом контексте. Я отдаю себе отчет в том, что в этой книге многие животные, конечно же играющие важную роль в экономике, появляются лишь мельком, а то и вовсе не выходят на «сцену»; это прежде всего относится к чрезвычайно трудным для наблюдения волкам, почти полностью уничтоженным даже здесь, где, по преданию, бродили Маугли и Акела, к «диким собакам» (красным волкам), поймать которых объективом кинокамеры было исключительно сложно, а также к многочисленным животным, ведущим ночной образ жизни. Всеми ими я надеюсь заняться в дальнейшем, а пока старался снимать и описывать то, что видит глаз при достаточном для съемки дневном освещении. Таким образом, в списке действующих лиц ночные животные отсутствуют. Правда, есть одно исключение. Тигр!

Сокращение тигриной популяции может служить показателем быстрого истребления всей фауны Индии (и Азии в целом). Ведь тигр прямо зависит от наличия составляющих его пищу копытных, которым в свою очередь нужна среда, последовательно разрушаемая человеком. Полагают, что в начале текущего столетия в Индии насчитывалось около 30 тысяч тигров. Теперь же, если принять на веру последние данные (до учета в 1979 году), на площади 3 273 ООО кв. км (примерно в семь раз больше Швеции или в четырнадцать раз больше Великобритании) неравномерно распределяется около 2 700 тигров.

Население Индии за то же время, то есть, с начала столетия, чрезвычайно возросло и, вероятно, вскоре перевалит за 600 миллионов; другими словами, на единицу площади приходится вдесятеро больше людей, чем в Швеции.

Наступление на дикую природу ведется с многих сторон. По сути дела наблюдается та же картина, что в Европе, Африке, Америке — всюду, где ступает нога человека, а вернее, миллионы и миллиарды ног.

Охота, безрассудная, не признающая никаких правил охота без взгляда в будущее, которая отличает наш вид, стала модой и «спортом» в бытность Индии английской колонией. Этому безумию предшествовало более скромное начало, когда охотой занимались многочисленные индийские князья. Уже на золотой монете IV века видим изображение короля Шамудры Гупты, охотящегося на тигра с луком и стрелой. Рискованное занятие, требовавшее изрядного мужества. Но я не вижу ни капли мужества в «охоте» с укрепленной на дереве платформы», с применением современного сверхэффективного оружия. Более того, на мой взгляд, подобные «охотники» явно дегенерируют. Один герой, который вознамерился свершить свой подвиг в последнем году разрешенной охоты на территории нынешнего тигрового заповедника Рантхамбор, позорно промазал от испуга, зато изрядно досталось его штанам. Впрочем, говорят же, что охота на крупную дичь придает ее участникам этакое «возвышенное амбре»…

Однако на первых порах охота на тигров во многом была делом непростым. Убить такого зверя стрелой само по себе очень трудно, и стрелок подвергал себя смертельной опасности; во всем животном мире нет зверя страшнее раненого тигра. К сожалению, героический ореол истинно мужественных людей прошлого не померк со временем, и в его отраженном свете красовались алчущие престижа слюнтяи наших дней. Список «первоклассных стрелков» от английской аристократии велик и ужасен; он начинается в XIX веке, когда, в частности, некий Джордж Юл за 25 лет сумел убить 400 тигров, да и после продолжал охотиться, только перестал вести счет жертвам, видимо, чтобы не обременять себя выкладками…

«Спорт», заключающийся в том, чтобы поражать из винтовки живую мишень, приносил огромные прибыли промышленности. Колонизаторы импортировали оружие самых роскошных марок («Хауз оф Пардиз», «Холлэнд энд Холлэнд», «Арми энд нэви» и т. п.); не отказывались от него и полтысячи индийских махараджей и принцев, которые быстро переняли нравы английских «спортсменов». Между прочим, одну винтовку — «X энд X 375» — в обиходе называли «Индиа ган» («индийская винтовка»).

Индийские аристократы наперебой приглашали своих английских гостей и знатных соотечественников охотиться на тигров и сами с великой страстью предавались этому занятию. Рекорд и неувядаемая геростратовская слава принадлежат махарадже Сиргуджи. Рассказывают, что на склоне лет сей удалец уже не мог держать винтовку на весу и пользовался подпоркой, пока на него выгоняли очередного тигра. До своей кончины в 1958 году этот монстр — подумать только — убил 1 707 тигров! (В 1972 году первый учет численности тигров для всей Индии дал примерную цифру 1 850…)

Охота на тигров, а также на копытных, составляющих их добычу, приобретала все больший размах в нашем столетии, а кульминация наступила после второй мировой войны, когда Индия добилась независимости.

В последовавшую сразу за тем смутную пору некому было защитить оленей и других животных от истребления с помощью современного оружия, джипов и прожекторов. Их преследовали днем и ночью, особенно ночью. Вначале процветала охота как вид развлечения, коему предавались состоятельные индийцы и охотничьи сливки западного общества. Сверкая изысканными очками и начищенными штуцерами, они силились уподобиться героям прошлого. Еще один важный шаг к полному истреблению дичи был сделан, когда власти стали выдавать лицензии на отстрел «вредителей», главным образом, диких кабанов и оленей, покушавшихся на посевы из-за нехватки естественных кормовых угодий. Боеприпасы стоили дешево (7 рупий за 100 патронов; теперь цена поднялась до 240 рупий), и браконьерство распространилось со скоростью лесного пожара в сильный ветер… Процветало убийство ради убийства. В штате Махараштра всего за несколько лет было выдано 120 тысяч разрешений на приобретение оружия (50 тысяч — для спортивных целей, 70 тысяч — для «охраны посевов»); число охотничьих лицензий за то же время составило всего 100 для охоты на крупную и 700 для охоты на мелкую дичь… Стреляли по всему живому — обычное развлечение черствых людей, равнодушных к страданиям животных, обычное и теперь, невзирая на все просветительные мероприятия! Между тем довольно скоро погоня за развлечением уступила первенство экономическим соображениям, дикая фауна стала поставщиком мяса на внутренний рынок, особенно в роскошные отели. Во всем нашем окропленном кровью животных мире та же картина. И сегодня дорогие отели идут тем же путем; даже в Швеции несметное количество глухарей, тетеревов и зайцев успело украсить ресторанное меню в виде дорогостоящих блюд после невесть сколько длившегося пребывания в морозильниках. На Тринидаде истребление лесной дичи развернулось полным ходом, как только у браконьеров появился покупатель в лице «изысканных ресторанов». (Право же, нам следовало бы у себя дома проверить, как обстоит дело с этим гешефтом; вряд ли он был полностью искоренен из внезапно родившихся благородных побуждений…)

Наряду со все более опустошительным воздействием охоты на животный мир природа подвергалась влиянию и других, в конечном счете еще более разрушительных факторов. Даже при очень сильном сокращении фауны она поддается восстановлению, если сохраняется окружающая среда. Отличным примером могут служить у нас в Швеции лоси: в свое время численность этих животных уменьшилась до нескольких сотен голов, обитавших в глухих уголках Норрланда, теперь же лоси, которых стало более 300 тысяч, буквально наводняют всю страну.

Здесь стоит, пожалуй, подчеркнуть, что, будучи решительно против охоты как развлечения, я, однако, признаю случаи, когда охота необходима, а именно как регулирующий фактор, если, скажем, почти полностью истреблены естественные «враги» лося и косули: волк, росомаха, медведь. Популяцию лис, которая зимой кое-как перебивается, кормясь отбросами на помойках, а весной оживает и с непомерной жадностью набрасывается на мелкую дичь, тоже следует регулировать. Охота для нужд домашнего хозяйства? Что ж, если домов не слишком много, такая охота допустима. В наши дни очень мало мест, где живущие охотой люди сосуществуют в равновесии с окружающей средой. Но охота как развлечение «цивилизованного человека» ни в коем случае не может быть оправдана.

В Индии исчезает не только дичь, но и среда ее обитания. А эта проблема еще серьезнее, нежели бесконтрольная охота. С ужасающей быстротой вырубаются леса — на строительство и на экспорт. А также на топливо. Уже сейчас встает во весь рост серьезнейшая, тревожная энергетическая проблема: как полумиллиардному населению страны в будущем жить без дров? Дрова используются для приготовления пищи чуть ли не в каждом доме, а в зимние месяцы, особенно в декабре — январе, на большей части территории страны так холодно, что ночью люди вынуждены топить очаги. Огромное количество энергии расходуется впустую потому, что вечерами часто топят печи во дворе. Едешь зимой по стране — неизменно видишь вереницы женщин с огромными охапками хвороста и дров на голове.

Индийцы в массе своей вегетарианцы, и это конечно же сильно способствует сохранению дичи. Немалую роль играют и религиозные представления; в некоторых районах именно они побуждают жителей охранять животный мир. В книге «Дикие животные Индии» Э. Джи рассказывает о птичьих колониях, которые столь- ревностно оберегаются, что ему стоило немало трудов убедить местных жителей в честности своих намерений: он, мол, не собирается стрелять птиц или как-то вредить им, а будет только наблюдать их и фотографировать. В районе Джодхпура в Раджастхане живет секта, поставившая себе целью спасти от истребления антилопу гарну, которая прежде водилась здесь в несметных количествах. Совсем недавно, в январе 1978 года, несколько членов секты поймали охотника, убившего гарну, и звание майора индийской армии его не спасло: ему переломали ноги в наказание. Перед тем одну антилопу застрелил родич джодхпурского махараджи — по здешним понятиям человек чуть ли не божественного ранга. Его пощадили, только отобрали одежду, и домой он пришел нагишом. Заслуженное и результативное возмездие за неумение побороть «чесотку» в указательном пальце!

К сожалению, верования, связанные с идеей о переселении душ, оборачиваются серьезнейшим минусом: я говорю о правилах, охраняющих знаменитую «священную корову». На Индию приходится одна пятая всего мирового поголовья крупного рогатого скота! Эти жалкие спутники человека встречаются в стране на каждом шагу, как на оживленных улицах больших городов, так и в лесах, где исконная фауна исчезает, отчасти, потому что не выдерживает конкуренции из-за корма и воды, отчасти из-за болезней, распространяемых скотом.

Сколько писано о бесхозяйственном отношении к скоту в Индии! В стране, где не хватает животного белка, всюду наталкиваешься на тупо ковыляющих источников этого продукта, которые дают людям одно лишь молоко. Религия возбраняет использование рогатого скота на мясо. Она вообще осуждает убийство, однако в ресторанах «невегетарианцам» подают баранину и кур. Да и с молоком дело обстоит неважно, редкая корова дает больше семи-восьми литров в день (для сравнения скажу, что нормальная отдача шведских буренок — 20–25 литров). Производительность буйволиц несколько выше, и молоко у них жирнее.

Впрочем, эти и подобные проблемы, как и вообще все социальные и политические аспекты, выходят за рамки, в пределах которых мне было разрешено работать в Индии. Можно сказать, что я отрекся от самой возможности рассматривать такие проблемы в телефильмах еще до того, как приступил к съемкам. Иностранцу сегодня не приходится рассчитывать на создание самостоятельного социально- политического телерепортажа об Индии. Ни одна съемочная группа не получит такого разрешения, ибо в Индии с негодованием видели, как подобным репортажам придают особую направленность, искажая и окарикатуривая действительность. Скандальная серия телефильмов француза Луи Маля настолько выпятила негативные стороны, особенно, нищенство, что получилась отталкивающая картина, которая, в частности, крепко ударила по иностранному туризму. Впечатляющие кадры сильно врезаются в память — увы. К счастью, действительность выглядит иначе и куда оптимистичнее — пока. Мне (этот порядок распространяется на всех кинорежиссеров) пришлось подписать бумагу, дающую право индийской стороне цензурировать мои телефильмы до их показа. К тому же мой шесток — зоология; социальные оценки требуют знаний, коими я не обладаю в достаточной мере. Кроме того, так как природная среда повсеместно нарушена, в наши дни дикую фауну Индии увидишь почти только в заповедных зонах. Выпас скота в них запрещен, что, естественно, побудило и кочевые племена сменить место жительства.

Предпринятые в последние десятилетия усилия по созданию в Индии образцовых природоохранных территорий уходят своими корнями в древнюю историю. В 242 году до н. э. император Ашока издал эдикт об охране рыб, зверей и лесов в ряде районов, получивших название абхаяранья. Запрещалось покушаться на определенные виды млекопитающих, птиц и рыб. Если какие-то звери становились опасными для людей, их надлежало отлавливать и убивать за пределами охраняемой территории, чтобы не потревожить других животных. Категорически возбранялось рубить лес, выжигать уголь, косить траву, собирать хворост или листья, срезать бамбук и ставить ловушки для добычи шкур, зубов или кости.

Сохрани эти правила свои действия в веках, Индии наших дней не пришлось бы принимать строгие постановления об охране природы. Перечисленные выше принципы лежат в основе деятельности нынешних национальных парков.

Когда Индия в 1973 году при поддержке МСОП (Международного союза охраны природы) и ВФДП (Всемирного фонда дикой природы) пустила в ход огромный механизм, чтобы остановить разрушение природы и надежно укрепить последние бастионы диких зверей, это мероприятие получило название «Операция Тигр». Тигр венчает пищевую пирамиду, к тому же для многих он олицетворение Индии, так что желание спасти эту крупную кошку было вполне естественным. И заведомо неосуществимым без учета среды обитания и копытных, на которых тигр охотится и которые вместе с ним образуют стабильную совокупность, подобную тем, какие можно наблюдать во всех не нарушенных человеком крупных экосистемах. В разных частях Индии было выделено девять заповедных зон. В 1978–1979 годах к ним прибавились еще две. В этих зонах борьба против браконьерства и другого противозаконного воздействия на природу развернулась с такой энергией, что подчас напрашивается сравнение с военным положением. Зато и достигнуты результаты, рядом с которыми природоохранные мероприятия индустриальной Швеции выглядят попросту позорными. Что у нас происходит с волками, росомахами, медведями… Вот именно!

Три года мне была предоставлена уникальная возможность глазами стороннего наблюдателя непосредственно следить за этой работой на разных стадиях и в разных районах (в дальнейшем я еще вернусь к этой теме). Это были необычайно интересные годы — интересен новый для меня природный регион, интересны и методы, которыми индийцы восстанавливают вымирающие популяции.

В январе 1977 года «Зоологическая экспедиция Яна Линдблада» прибыла в Индию на Мадрасский аэродром, откуда нам предстояло переправить в Дели многообразный багаж: рюкзаки, параболические рефлекторы, штативы, два десятка объемистых чемоданов с именными ярлыками. Личный состав экспедиции выглядел не столь внушительно: всего-то двое — я да мой друг и родственник Фредрик Карлссон, уроженец Норрбекка в уезде Люкселе, откуда я и сам происхожу по материнской линии. Фредрик преподает биологию, но взял отпуск на весь весенний семестр ради возможности основательно ознакомиться с животным миром лучших в Азии уголков природы. Он увлекается орнитологией, и ему, как и мне, не терпелось поскорее приступить к полевой работе. Однако прошло немало времени, прежде чем мы увидели джунгли…

Впрочем, с наиболее труднопроходимыми джунглями Индии мы столкнулись сразу же: три на редкость утомительные недели ушли на то, чтобы пробиться сквозь неимоверные бумажные заслоны (в самом бюрократическом обществе земного шара), хотя я еще раньше специально приезжал для выполнения всех формальностей. Канцелярский мир Индии необычайно живуч и, подобно мистической гидре, способен после каждого разящего удара тут же отрастить новые головы. И это при том, что люди, к которым мы обращались, делали все, чтобы привести в движение громоздкий бюрократический механизм. В противовес частоколу параграфов Индия может гордиться на редкость сердечными, отзывчивыми сотрудниками государственных служб. Об этих душевных, обаятельных людях думаешь с удовольствием! Но окружающие их «заросли» вызывают содрогание…

Когда нам уже казалось, что мы прочно заточены в быстрорастущих джунглях, отделяющих нас от ожидаемого приключения, все преграды внезапно рухнули и в один день пришел конец упорнейшей волоките. Мы получили возможность свободно двигаться дальше. И надо сказать, что ПРИКЛЮЧЕНИЕ превзошло все наши ожидания!

Выполняя первый пункт программы, мы направились самолетом в Ассам, где джип доставил нас в Казирангу — национальный парк, ставший убежищем индийского носорога.