Круг пятый. Крылов и Сапожников

Люди, рожденные в огненном знаке льва, предназначены для великих дел. Им покровительствует Солнце. Они, как правило, сильны физически, натура их щедрая и широкая. Они не могут долго находиться в одиночестве. Вокруг них должны быть ученики и последователи. Лев — прирожденный лидер, даже не имея должного социального происхождения. Он царствует по воле звезд, а не по прихоти рождения.

Таким был П. Н. Крылов. А как же иначе? Магнетизм его личности до сих пор ощущается в Гербарии Томского университета, который он создал, и приводит любого в необъяснимый трепет. Это не чувство страха или неуверенности, не подавленность бесчисленными сумрачными шкафами Гербария БИНа. Нет, это восторженность души, ощущение присутствия старого и доброго Духа Гербария, навсегда поселившегося среди коробок с засушенными растениями.

Вид водонапорной башни и дома П.Н. Крылова на ботаническом участке

Рожденные в декабре находятся под знаком Стрельца. Это тоже огненный знак. Им покровительствует Великий Юпитер. Его символ красив и многозначителен — кентавр, целящийся в невидимое. Стрельцы — это ученые, политики, мыслители. Это бойцы, которым полем боя может стать профессорская кафедра, лаборатория, трибуна. Они хранят в своем сердце неистребимое стремление к опасным путешествиям. Земля им мала, или кажется, что мала. Они обладают огромной жизненной силой и способны увлекать людей за собой.

Таким был В. В. Сапожников. Он стремился к опасным приключениям, победам, горным вершинам. Он позволял собой восхищаться, окружал себя блеском вещей и преданными поклонниками.

Если В. В. Сапожникова называли «сибирский соловей», то П. Н. Крылова за глаза называли «Нестором сибирской ботаники».

Эти две огромные личности вместились в один исторический период в одном месте — Томском университете. Они были диаметрально несхожими по своему характеру, жизненным позициям, устремлениям.

Если Сапожников полностью раскрылся в Томске, реализовал свой педагогический и общественный талант, был публичным человеком, в некотором случае барином и сибаритом, и это ему нравилось, то П. Н. Крылов был человеком другого склада. Он имел одну цель — создать Гербарий и завершить работу по обработке сибирских растений. И все, что отвлекало его от реализации этой идеи, было ему чуждо. Он не блистал красноречием, не нуждался в публичном одобрении, не старался быть элегантным. Он работал, и успех его работы заключался в полном погружении в материал.

П. Н. Крылов занимал скромную должность ученого-садовника и хранителя Гербария (в то время он назывался Ботанический музей) и не стремился к большему. Публичность и блеск были ему чужды. Не имея законченного высшего образования, он не мог претендовать на должность заведующего кафедрой и профессора. Приезд В. В. Сапожникова — не флориста, предпочитающего яркую публичную деятельность тихой и скромной работе, не мог не раздражать Крылова. Тем не менее П. Н. Крылов был первым, кто возбудил у Сапожникова интерес к собирательству растений. Он раскрыл перед ним огромную возможность ботанических открытий, собирая гербарий с тех мест, куда не ступала нога исследователя. Результатом стали многочисленные ботанические сборы Сапожникова с вершин Алтая.

П. Н. Крылов, скорее всего, был педантом во всем, что касалось работы. Всех, работающих рядом с ним, он неизменно приучал к порядку. Без этого никак нельзя в большом гербарии. Но В. В. Сапожников выпадал из этого числа, поскольку был стремительным, слегка забывчивым, озабоченным множеством проблем. И этот фактор тоже мешал тесному сближению.

В. В. Сапожников не мог не видеть ботанического гения Крылова, который ежедневным кропотливым трудом создавал пирамиду ботанических знаний и входил в ботаническое бессмертие. Несмотря на европейскую образованность, блестящее знание ботанической литературы, умение красиво передать знания студентам во время лекций, он не мог соперничать с Крыловым в практическом знании растений, умении точно определить, по только ему ведомым признакам, редкие ботанические находки. Он не умел так же, как Порфирий Никитич, видеть в природе новые виды, которые опять же Крылов не торопился публиковать, считая, что они должны отлежаться. Жить рядом с гением всегда тяжело.

П. Н. Крылов не принимал компромиссов в ботанике. Каждый новый вид должен отличаться четкими морфологическими признаками, прежде всего в строении цветка, плода, но никак уж не линейными размерами. Каждый новый вид должен был отличаться и габитуально, и в деталях. В. В. Сапожников пытался описать три новых вида: остролодочник айгулакский, ирбисский и комейский. Крылов их не принял. Первый вид он отнес к остролодочнику шерстисто-волосистому, описанному ранее Палласом с Алтая. В примечании к этому виду Крылов писал, что «признаки, на основании которых В. В. Сапожников устанавливает указанные виды, являются почти исключительно количественными, и притом непостоянными, колеблющимися у совместно растущих, а иногда и у одного и того же экземпляра; такие небольшие, не выходящие из амплитуды индивидуальных. Колебания признаков являются вполне обычными для большинства видов, особенно если меняется характер местообитания, почему мы и не могли согласиться с автором и не признали видового значения за обследованными им формами».

Остролодочник айгулакский (Oxitropis aigulak Sap.) и о. щетинисто-волосистый (O. setosa (Pall.) DC.) Рисунки сделаны с растений, собранных В. В. Сапожниковым и П. Н. Крыловым

Другой вид — остролодочник ирбисский, названный по маленькому урочищу Ирбис-Ту, Крылов отрицает полностью, так же как и остролодочник комейский.

Остролодочник кемейский (Oxitropis kemey Sap.), и о. волосистоплодный (O. eriocarpa Bunge). Рисунки сделаны с растений, собранных В. В. Сапожниковым и П. Н. Крыловым

Седьмой том «Флоры Западной Сибири», в котором Крылов дает свои комментарии к видам Сапожникова, вышел в 1933 году, а в 1994 году вышел девятый том «Флоры Сибири», где семейство бобовых обработано великолепным сибирским ботаником А. В. Положий. Она восстановила статус остролодочника комейского как эндемика Чуйской степи. Остролодочник айгулакский возвела в ранг подвида. При этом она сделала следующее примечание: «Видимо, молодой, формирующийся подвид в условиях высокогорных степей».

Остается загадкой, был ли П. Н. Крылов предвзятым к новым видам В. В. Сапожникова или понятие объема вида в то время было широким и поглощало мелкие видовые отличительные признаки. О довольно прохладных отношениях между ними свидетельствует несколько других косвенных данных. На 25-летнем юбилее научной работы В.В. Сапожникова Крылов не был, не было также и поздравительного адреса. Много позднее, в августе 1924 года, под некрологом Сапожникова подписи Крылова тоже нет, хотя в это время он не был в экспедиции.

Но были и часы полного взаимопонимания между ними. Чаще всего это случалось глубокой осенью, когда наступала пора разборки гербария. За экспедиционное лето скапливалась не одна тысяча листов гербария, еще не пришитого, имеющего только рабочие этикетки. Первым делом следовало весь гербарий разложить по семействам. А это не очень простая работа, если учесть, что на Алтае встречаются представители 160 семейств. Работа проводилась всегда за большим столом в главном зале Гербария. Крылов и Сапожников развязывали пачки с гербарными листами и вслух произносили название семейства. Студенты и ученики, закрепленные за определенными семействами, раскладывали листы гербария по отдельным стопкам. Среди обычных растений всегда попадались ботанические находки, которые тут же обсуждались и комментировались. Попадали и такие растения, которые были новыми, не известными для науки. И Сапожников, и Крылов в эти минуты испытывали друг к другу самые теплые чувства, обусловленные общностью ботанических стремлений и просто человеческим любопытством. Надо отметить, что эта процедура не претерпела практически никаких изменений и в настоящее время.

Гербарий Томского государственного университета в начале XX века

Новые ботанические находки окрыляли и звали в новые путешествия.

Неутомимый исследователь и смелый путешественник, В. В. Сапожников в 1895–1923 гг. совершил более 20 путешествий в труднодоступные, во многих случаях неизведанные прежде районы Алтая, в Саяны, Семиречье, Западную Монголию (Монгольский Алтай), в Зайсан, Турецкую Армению. В последние годы совместно с Н. В. Никитиной обследовал арктическую флору в низовьях Оби и на Обской губе, в районе Нарыма по Оби.

Исследования в Русском Алтае были начаты в 1895 г. и продолжались в 1897, 1898, 1899, 1911 гг. Маршрут 1895 г. составил 1000 верст вьючного пути и охватил большое число районов. Начав с Телецкого озера и долины Чулышмана, путешественник вышел в долины Чуи и Катуни, поднялся вверх по Катуни до Катанды, прошел через Онгудай в Чергу и дважды пересек Теректинский хребет. Важной частью маршрута был перевал из Н ижнего Кургана в Верхний Курган для посещения Катунского и Берельского ледников. Эти ледники были неизмеримо больше, чем полагал открывший их Геблер. Близ Катунского ледника В. В. Сапожниковым был открыт ледник Черный и несколько малых ледников в истоках Капчала. Затем он вышел к Рахмановским ключам и спустился в долину Бухтармы.

Вид на Телецкое озеро в конце XIX века (с фотографии В.В. Сапожникова)

Путешествие 1897 г. было самым продолжительным и богатым открытиями. В. В. Сапожников работал в двух важнейших центрах оледенения — близ горы Иик-Ту, осуществил большую поездку по Укоку, где установил третий центр оледенения. В 1899 г. исследовал Черный Иртыш, прошел к истокам Кучерлы и крупным ледникам Белухи. В 1911 г. посетил Катунские и Чуйские белки, совершил большое путешествие по основным центрам оледенения Алтая.

Он не замыкался в своих исследованиях, и вскоре к нему стали обращаться за советом путешественники, поставившие целью покорить горные вершины Алтая. Самуэль Тернер в 1904 году в Лондоне опубликовал свои впечатления об Алтае в книге «Сибирь. Записки о путешествии, восхождении и исследовании».

Вид на гору Белуха с Берельского водораздела (с фотографии В.В. Сапожникова)

Перед путешествием Тернер нанес визит профессору Сапожникову. «В доме профессора мне показали огромную гостиную, на стеллажах которой можно увидеть много картин с великолепными горными пейзажами. Сам профессор представлял собой образец гуманности. Он был очень рад меня видеть. Профессор посмеялся над нашей идеей отправиться на исследование Катунских белков зимой. Профессор был удивлен моим твердым решением взобраться на вершину самой высокой горы, которой в то время считалась Белуха. Но тем не менее поделился сведениями о своем путешествии 1899 года. Рассказал о наиболее удобном подходе к горе. Результатом встречи было разрешение профессора «воспользоваться его картами с условием, что я нанесу на нее новые пункты».

В приложении к своей книге Тернер приводит перечень 1200 видов растений, очевидно, любезно переданный В. В. Сапожниковым.

При флористических исследованиях большое внимание уделялось высокогорной растительности, высотному распределению древесных пород, биологическим особенностям альпийских растений и приспособлению их к экстремальным условиям существования.

Очерку флоры Русского Алтая посвящена специальная глава в книге «По Алтаю» (1897). В ней приводится список видов, собранных преимущественно в альпийской и лесной области с указанием местообитаний. Перечень включает 811 видов Русского Алтая и 722 вида Монгольского Алтая. В отдельный список выделены альпийские и нивальные растения. Перечисление растений альпийских лугов автор сопровождает красочным описанием: «Все это цветистое население поднимается все выше и выше, карабкается по лощинкам между обнаженными скалами; там уцепились в трещине розовая камнеломка (Saxifraga oppositifolia), маленькая вероника (Veronica densiflora) и невидная Oxiria repiformis, а на камнях распласталась миниатюрная ивка (Salix Brayi и S. herbacea) в несколько вершков величины» (с. 253). «Нелегко оторваться от поражающей картины десятка хрупких жизней, заброшенных на бесплодные скалы среди снежных полей» (с. 89).

Еще в первом путешествии В. В. Сапожников нашел на Катунском хребте «красный снег» — водоросль Spharella nivalis, сообщающую снегу «довольно фантастическую окраску». Это была первая находка этого вида водоросли в континентальной Азии.

Особенности развития высокогорной растительности отражены в оригинальной статье В. В. Сапожникова «У верхней черты растительности» (1916), которая помещена в сборнике, посвященном памяти К. А. Тимирязева. Автором выявлены неизвестные прежде типы адаптации растений к высокогорным условиям.

Шавлинское озеро (рисунок с фотографии С. А. Шереметовой)

Все выводы исследователя основаны на тщательных наблюдениях. Например, заключение о перемещении пределов лесной и альпийской растительности, в зависимости от широты местности, сделано на основании данных, полученных в двадцати географических пунктах.

В очерке о растительности Монгольского Алтая, помещенном в книге «По Алтаю» (1897), дано ботаническое описание альпийской, лесной и пустынно-степной областей (Джунгарский и Монгольский ярус), сделаны выводы о соотношении флоры Русского и Монгольского Алтая. В совместной публикации с Б. К. Шишкиным описана растительность Зайсанского уезда. По итогам поездки в Турецкую Армению опубликована книга «Растительность Турецкой Армении» (1917).

В последнюю поездку по Алтаю в 1923 г. было обнаружено тундровое сообщество на месте обширного древнего оледенения.

Богатейший флористический материал, собранный В. В. Сапожниковым в значительной степени в труднодоступных районах, был неоценимым вкладом в фонды Гербария Томского университета. Семиреченские сборы составили основу его Среднеазиатского отдела. Гербарные сборы послужили источником для описания новых видов самим автором и другими ботаниками. П. Н. Крылов использовал сборы В. В. Сапожникова наряду со своими обширными материалами для фундаментального труда «Флора Алтая и Томской губернии».

Здесь, помимо флористических работ, В. В. Сапожников проводил большие географические исследования и сделал в этой области ряд крупных открытий, знаменующих целую эпоху в исследовании Алтая.

Вид с седла Белухи на юг (с фотографии В.В. Сапожникова)

В 90?х гг. XIX столетия было распространено мнение о незначительном оледенении Сибири и Алтая в ледниковый и современный период. В. В. Сапожников обнаружил всюдуп ризнаки достаточно мощного современного оледенения Алтая и еще более значительного — древнего. До его путешествий было известно два ледника Белухи. Исследователь изучил весь Горный Алтай, открыл три ледниковых центра, определил высоту Белухи и Чуйских Альп, первый взошел на седло Белухи. Оригинальные карты расположения современных ледников, составленные на основании инструментальных съемок, были новинкой для Алтая. Систематические наблюдения позволили сделать вывод о режиме ледников. Главная водная артерия Алтая - Катунь, с ее обширным водоразделом, была пройдена на всем протяжении, что составило 600 верст и дало материал для систематического описания бассейна реки Катуни.

По результатам экспедиции на Алтай был издан ряд работ. Книга «По Алтаю» (1897) была удостоена медали Русского географического общества, «Катунь и ее истоки» — медали имени Пржевальского (РГО) и Высочайшего подарка из кабинета Его Императорского Величества.

Описание путешествий дается в красочной и увлекательной форме, о чем можно судить по приведенным ниже цитатам: «Когда мы спустились к нашему кедру, солнце уже скрылось, в долинах сгустился синий мрак, лес почернел, потускнел луг, потемнела бездонная глубина неба, и только на снежных вершинах еще играл розовый отлив заката» (с. 55). Или описание на Катунском хребте: «Раздробленная вода отражается вверх и как бы на момент замирает в воздухе, отливаясь в фантастические фигуры с прозрачными тающими крыльями и разметавшимися волосами. Замрут они на мгновение и быстрым порывом воздуха уносятся и тают на глазах; за ними новые, еще и еще, и нет конца этой сказочной мчащейся процессии мечущихся белых призраков под звуки оглушительной симфонии, где грохот, плеск и журчание сливаются в неведомую подавляющую музыку. Внимание приковано до самозабвения, и нет сил встать и уйти от очаровывающего наваждения, стремительного бега и мгновений смерти мгновенных созданий» (с. 106).

Книга «Пути по Русскому Алтаю» (1912?1926) — ценный и подробный путеводитель для туристов, непревзойденный до сих пор по точности описания маршрутов.

Наряду с книгами В. В. Сапожников написал 95 географических очерков, научных и популярных статей для сборников и журналов.

Книги В. В. Сапожникова — это не только увлекательный дневник путешествий. В них содержится много ценных ботанических и географических сведений, представляющих значительный интерес для познания генезиса флоры и растительности высокогорий Южной Сибири, географических особенностей Алтая.

Кроме Алтая, В. В. Сапожников посетил многие другие районы Сибири. Поездка в Западные Саяны совместно с известным энтомологом и инженером А. А. Мейнгардом отражена в его дневнике «В Усинский край» (1904). Особый интерес для исследования представляло Семиречье как связующее звено между Сибирью с севера и Туркестаном с юга. Маршрут экспедиции 1902 г. охватил 2000 верст караванного пути и занял 5 месяцев. В результате двух экспедиций в Семиречье (1902, 1904) собрано много нового материала по оледенению Семиреченского хребта. Была определена высота одной из величайших вершин Тянь-Шаня — Хан-Тенгри (6900 м), сделаны фотографии этой вершины, а также ряда других вершин Сарызжадского хребта. Одна из вершин была названа именем В. В. Сапожникова.

В 1904 г. были обследованы Саур с Тарбагатаем, пройдена северная граница Джунгарского Алатау, где открыто много ледников, а также Заилийский Алатау, Центральный Туркестан и Закаспийская область.

Результаты этих путешествий изложены в книге «Очерки Семиречья» (1904, 1907). Большую ценность представляют оригинальные карты, составленные М. Фридрихсоном по данным инструментальных съемок В. В. Сапожникова, изданные в Германии.

В 1905?1909 гг. В. В. Сапожников посетил Западную Монголию, прошел большую часть высоких перевалов Монгольского Алтая, многие из которых не были описаны ранее. По сообщению В. В. Сапожникова, в Монгольском Алтае не было известно ни одного ледника, и он с первых же шагов вступил в такой мощный мир ледников, что был надолго прикован к новой для него стране. В. В. Сапожниковым был открыт крупнейший центр оледенения — Табын-Богдо-Ола (Пять священных вершин) с большим числом крупных ледников и общей площадью современного оледенения 150 кв. км. Как и в Русском Алтае, признаки древнего оледенения оказались здесь значительными: древние ледники достигали до 100 км длины. В истоках реки Цаган-Гол были обнаружены впервые десять ледников (Потанина, Гране, Крылова и др.). Всего, как пишет автор, ему «посчастливилось открыть 40 ледников, из которых некоторые достигали 12–19 верст длины». По линии маршрутов были расширены представления о речных системах и во многом перерисованы карты, собраны богатые коллекции по флоре, фауне и петрографии.

За совокупность работ и, главным образом, за книгу «Монгольский Алтай в истоках Иртыша и Кобдо» (1911) В. В. Сапожников был удостоен большой Золотой медали П. П. Семенова-Тян-Шанского.

В книге дано описание маршрутов в форме дневника, а также систематическое описание Монгольского Алтая (орография, описание горного узла Табын-Богдо-Ола, главного водораздела, ледников, речных бассейнов, приведен основательный очерк растительности Монгольского Алтая, о чем упоминалось выше).

Во время путешествий В. В. Сапожниковым были сделаны уникальные многочисленные фотографии, несмотря на громоздкость фотоаппаратуры в то время — 10000 фотопластинок и 1000 диапозитивов.

Наряду с исследовательской работой В. В. Сапожников был загружен учебной и административной работой. Более 30 лет он возглавлял кафедру ботаники Томского государственного университета, заведовал Ботаническим садом и Ботаническим кабинетом. На фоне постоянной педагогической работы в университете, технологическом институте, на высших женских курсах, в средних учебных заведениях (от учительского института до рабфака включительно), на фоне непрерывной, никому не видимой работы в кабинете, за подготовкой к экспедициям, обработкой привезенных материалов, дневниками, картами, растениями, рукописями, корректурой, диапозитивами, подготовкой к курсовым и публичным лекциям — на этом будничном фоне повседневной жизни как?то забывается значимость В. В. Сапожникова как общественного деятеля, организатора науки в Сибири. Он принимал активное участие в работе общества естествоиспытателей и врачей при Томском университете, сыгравшем очень большую роль по изучению природных ресурсов Сибири. Избирался заместителем, а позднее председателем этого общества и оставался им с 1910 года до конца жизни. Он организовал общество изучения Сибири, первых сибирских Высших женских курсов в 1910 году, на которых он был директором. С 1906 по 1909 год он ректор Томского университета, в 1917 году его повторно избирают ректором. С 1912 года им, совместно с П. Н. Крыловым, организованы «ботанические чаи», которые плавно трансформировались в 1917 году в Томское отделение Русского ботанического общества. Был деканом организованного им физико-математического факультета.

Стремясь ознакомить широкие круги слушателей с результатами своих путешествий, он неоднократно делал доклады в Русском географическом обществе, в Томском университете, в Горном обществе, на съездах естествоиспытателей и врачей, Ботанического общества, которые всегда проходили с большим успехом. Обладая природным даром оратора, часто выступал с публичными лекциями, всегда красочными и увлекательными, с показом диапозитивов, которые лектор, несмотря на большую занятость, раскрашивал сам, достигая исключительной точности в передаче оттенков.

В. В. Сапожников состоял почетным членом многих научных обществ и учреждений: Русского географического и ботанического общества, Московского общества испытателей природы, общества естествоиспытателей в Ленинграде, Берлинского общества земледелия, Географического института в Ленинграде и др.

Вся его общественно-научная деятельность не прошла даром. Кульминацией научной карьеры стало чествование 25?летнего юбилея научной работы. Готовил юбилей Г. Н. Потанин[3]. В письме от 8 марта 1910 года поэтессе М. Васильевой он писал: «Не писал Вам так долго потому, что беспрестанно дела увлекают в город, на улицу. Бегаю, хлопочу о юбилее Сапожникова; у нас еженедельно по пятницам юбилейное совещание; я хлопочу заказать виньетки Гуркину[4] к адресу, который будет написан Обручевым[5] и будет поднесен от общества изучения Сибири. Хлопочу о виньетках для меню; меню будет украшено двумя — одну нарисует художник Оржешко (акварельная копия с картины Гуркина «ХанАлтай», которая два года назад куплена Кухтериной); другую нарисует акварелью художница Воронина, которая будет жить с нами на Алтае, в Аносе или Ерик-манаре; на этой виньетке будет изображено растение, названное в часть Сапожникова: Oxitropis Sapojnikov» (Oxitropis saposhnikovii Kryl.). В присутствии практически всей интеллигенции города Томска Г. Н. Потанин в юбилейной речи подчеркнул, что «лучшее чувство о его трудах будет питать и хранить население именно тех местностей, где он кропотливо собирал материал». Делегация томской и барнаульской городских дум подарила В. В. Сапожникову картину Г. И. Гуркина. Интересен перечень делегаций, пришедших поздравить юбиляра: общество избирателей и обывателей, томская городская публичная библиотека, студенты Пермского землячества, младшие преподаватели университета, студенческое пироговское общество, вольнослушательницы университета и многие другие. Члены Государственной Думы Скороходов, Некрасов, Караулов, Скалазубов прислали телеграмму с поэтическими строчками:

Как ясен чистый небосвод
На вечных ледниках Алтая,
Как ярко, красочно под ним
Летит волнистых тучек стая.
Пусть так же жизнь пройдет,
Не принося Вам капли горя,
Живите долго меж друзей,
Уча, исследуя и споря.

В ответном слове В. В. Сапожников сказал: «Я верю, что пока человечество топчет эту землю, оно будет совершенствоваться в понимании природы и совершенствоваться путем знания, путем науки. И в ней истинный путь освобождения человечества.

Сознавать, что и ты вложил свою лепту в познание природы, в изучение хотя бы некоторых морщинок, которые появились на старящемся лике Земли, что и ты хоть немного приподнял завесу таинственного и открыл хоть крупицу истины, или, по крайней мере, распространял истины, открытые другими, и это признается обществом, — все это доставляет мне глубокое нравственное удовлетворение, и хочется сказать, да, жизнь прекрасна!

Но ведь я работал над вещами, которые не приносили обществу материальной пользы; в самом деле, какая польза от того, что где?то там, на Белухе, лежат миллионы пудов льда, что сама Белуха оказалась на версту выше, чем думали прежде. И я несказанно рад, что общество оценило эти приобретения чистого знания, не справляясь об их практической полезности, и тем одобрило мою научную работу.

Но меня не оставляет и тревога. Человеческое общество с его сложными, неразгаданными законами во многом еще тайна; а где тайна, там и элемент страха. Тревожит меня вопрос. Не ввел ли я его в заблуждение? Или, во всяком случае, не слишком ли в кредите оказаны мне сегодняшние почести? Ведь многое, если не все, что я делал для знания, я делал, в сущности, для своего удовольствия. Разве не великое удовольствие, преодолевая препятствия и даже испытывая некоторые лишения, открыть хоть крупицу истины? Разве не великое наслаждение сообщать эти истины аудитории в сознании, что здесь, в этом храме, мы оставили все злобы дня и мелкие будничные расчеты, отдаваясь все вместе одной мысли, одной идее познания природы вещей?

Конечно, великое счастье, когда наслаждение человека совпадает с его долгом; в этом здоровый эгоизм творчества».

Я думаю, что с этими словами согласятся все ботаники-полевики, которые до сих пор терпят лишения, холод и жару, наслаждаясь красотой и величием природы, открывая новые виды, приумножая флористическое разнообразие Алтая.

В. В. Сапожников был не только талантливым педагогом, пользовался большим уважением, любовью и доверием студентов, помогал им. Он увлекался музыкой, поэзией, живописью и даже сделал сообщения «Природа в поэтических произведениях Пушкина», «Дарвинизм и эстетика».

Ботаники высоко оценили заслуги В. В. Сапожникова, его имя увековечено в названиях новых видов растений, ледников, горных вершин. Б. К. Шишкин назвал род из семейства зонтичных, произрастающий в Китае и Монголии, Saposhnikovia Schischk. П. Н. Крылов в 1895 г. описывает новый вид остролодочника — Oxitropis saposhnikovii на основании сборов, сделанных В. В. Сапожниковым в верховье реки Джело. И. М. Крашенинников и П. П. Поляков также на основании сборов Сапожникова описали новый вид полыни — Artemisia saposhnikovii. В. И. Курбатский из сборов, сделанных Н. В. Ревякиной в приледниковой зоне, описал новый вид лапчатки — Potentilla saposhnikovii. Н. В. Ревякина в его честь назвала новый вид — Poa saposhnikovii. А. К. Скворцов высокогорную иву, растущую в верхней части альпийского пояса, назвал Salix saposhnikovii. В честь В. В. Сапожникова были названы вершина в хребте Куэлю в Тянь-Шане, пик в Тянь-Шане, ледник в Южном Алтае, ледник в вершине реки Сом - Монгольский Алтай.

Работа на ледниках при низкой температуре, часто в снежный буран, среди «путаницы ледяных скал и пропастей», с постоянной опасностью провалиться в трещину или попасть под снежную лавину, была настолько утомительной и тяжелой, что костер из кизяка казался путешественникам «уютным и комфортабельным». Но эта тяжелая работа давала удовлетворение, несмотря на трудности и лишения, и вдохновляла на новые походы. «Дни, полные напряженной работы, сопровождаемые новыми открытиями, — писал в дневнике В. В. Сапожников, — чувствуются недаром прожитыми. Несмотря на крайнее физическое утомление, где?то глубоко внутри живет и радуется существованию другой, бодрый и не уставший человек. Эту здоровую радость бытия в исследовании завещаю моим молодым друзьям и ученикам».

Большое трудолюбие, целеустремленность, преданность делу позволили Василию Васильевичу выполнить огромный объем работы, а смелость и мужество — подняться на недоступные прежде ледники и вершины.

Вся деятельность В. В. Сапожникова является примером высокого служения науке. Она пробуждает желание увидеть и изучить богатейшую природу Алтая. Возможно, его успехи были бы намного скромнее, если бы рядом не находился другой великий ботаник — П. Н. Крылов.

Очерк о крупном ученом и отважном путешественнике В. В. Сапожникове хотелось бы закончить его словами из книги «По Алтаю», лучше которых очень трудно придумать: «Столько могучей красоты в грохоте водопада, в блеске серебристого белка, в голубых струях горного потока, в яркой раскраске обитателей высоких скал, что как-то обидно сознавать, что все это пропадает для большинства людей, вольно или невольно прикованных к душным городским улицам и настолько заморивших в себе потребность в впечатлениях нетронутой природы, что самые восторги перед ней вызывают у нас лишь снисходительную улыбку».

Материалы, полученные исследователем, не утратили своего значения до сих пор. На их основании устанавливаются закономерности изменения площади ледников, на основании им собранного гербария описываются новые виды. Заложенные традиции продолжены в работах последующего поколения ботаников. Исследования высокогорной флоры Южной Сибири послужили примером для изучения высокогорной растительности многих районов Сибири (Западные Саяны, Тува, Катунский хребет и др.).

Сапожниковия растопыренная — Saposchnikovia divaricata (Turcz.) Schischk.

Примечания:

3

Григорий Николаевич Потанин (22 сентября 1835 — 30 июня 1920) — русский географ, этнограф, публицист, фольклорист, ботаник, один из основателей сибирского областничества (Wikipedia)

4

Григорий Иванович Гуркин (24 января 1870 — 11 октября 1937) — алтайский художник, ученик И. И. Шишкина. По происхождению — алтаец (Wikipedia)

5

Владимир Афанасьевич Обручев (28 сентября 1863 — 19 июня 1956) — русский геолог, палеонтолог, географ, писатель-фантаст (автор знаменитых романов «Земля Санникова» и «Плутония»), надворный советник, академик АН СССР (1929), Герой Социалистического Труда (1945), лауреат Сталинской премии (1941, 1950) (Wikipedia)